Текст книги "Средневековый роман и повесть"

Автор книги: Вольфрам фон Эшенбах

 
. .
Меж тем и Вергулахт вернулся.
Не стану лгать: он ужаснулся,
Сию историю узнав.
Он счел, что обвинитель прав.
Хоть сам ни в чем не разобрался,
Разгневался он, разорался,
Пообещав поддержку тающим
Отрядам, в страхе отступающим…
…И я, что славил род Гандина,
Сего дурного господина,
Что также родом из Анжу,
Беспрекословно осужу!
Владелец скипетра и трона
Обязан действовать резонно,
Все трезво взвешивать, поправ
Порой свой слишком пылкий нрав.
Но Вергулахт мечтает драться!
Позволив буре разыграться
И не успев еще остыть,
Он сам желает в бой вступить
И в поединке бранном
Расправиться с Гаваном…
…А между тем Гаван взирал
На ту, из‑за кого сгорал.
Верный бесподобной даме,
Ее очами и устами
И носиком ее пленен,
Он был донельзя распален.
Ах, как она была желанна!
Ах, как она звала Гавана!
О, голос, что у соловья!
О, талия, как у муравья!..
. .
И все же он подозревает,
Что штурм последний созревает:
Король войска решил вести
На штурм, чтоб начисто смести
Ту башню, где они засели…
…Вдруг слышен глас Кингримурселя:
«Обидеть гостя я не дам!
Скорее я погибну сам!
О, мерзостное прегрешенье!..
Мое принявши приглашенье,
С условьем прибыл он таким,
Что будет лишь со мной одним
Сражаться истины во имя!
Со мною, а не с остальными!
Что будет он для всех вокруг
Желанный гость, достойный друг,
С должным принятый почетом…
С таким я звал его расчетом,
Чтоб только божий суд решил,
Свершил он или не свершил
То, в чем его подозревали?..
Мы слишком долго прозревали!
Но сгинул сей недобрый сон:
Я вижу ‑ невиновен он,
Коль бог меня призвал к защите!..
Не здесь виновника ищите!
Гаван, ты слышишь? Я с тобой!..
Держись! Мы выиграем бой!
И хоть пока еще нам туго,
Мы выручим друг друга!..»
Не замедлил Гаван с ответом,
И состоялся мир на этом
Между двумя бойцами,
Между двумя сердцами…
Кингримурсель призвал народ,
Штурм прекратив, начать отход.
Толпа мало‑помалу
Его словам внимала,
И потому, что был он прав,
Да и ландграф^{235} был здесь бургграф,
Пред коим не только дрожали,
Но коего и уважали,
Толпа заметно поредела.
Король в смятенье: «Плохо дело!..»
К тому ж Кингримурсель пробрался
К Гавану, с которым он побратался…
. .
И Вергулахт своим князьям,
Испытанным своим друзьям,
Промолвил: «Взявши крепость с боем.
Отплатим им обоим!..»
Но тут раздался ропот:
Сказались разум да и опыт,
Накопленный с предавних пор,
Что не к добру ведет раздор
Меж родичами кровными…
И, будучи немногословными,
Князья сказали просто:
«Какой с невинных спрос‑то?
Пойди на мировую!..»
…И вот я повествую
О наступившем мире
И о роскошном пире,
Который рыцарям был дан,
И как мой дорогой Гаван,
Очищен от наветов злобных,
Средь паладинов бесподобных
Внимал рассказам боевым
О тех, кто пал и кто живым
Вернулся, невредимым,
Притом непобедимым…
. .
И вдруг король сказал: «Увы,
Чуть не лишился и я головы,
Когда вступил со мной в сраженье
Рыцарь в красном снаряженье.
Он не известен здесь никому,
Но в мощи равных нет ему.
И вот я, побежденный, сдался…
Но тут такой приказ раздался:
Я должен до исхода
Нынешнего года
Святой Грааль ему добыть,
А не добуду, как тут быть?
Тогда дойти до Пельрапера ‑ града,
Где живет его счастье, его отрада,
Для него затмившая белый свет,
И передать ей его привет…
При этом лицо его все лучилось…
Все это совсем недавно случилось…
Что ж. Мне пора исполнить долг…»
…На этом Вергулахт умолк…
. .
. .
…Гаван премного удивился
И рек: «Ты не освободился,
Король, от долга своего?
Так знай: я выполню его!
Обманывать не стану:
Святой Грааль достану,
Чтоб только вызволить тебя,
Антиконию возлюбя…»
. .
Гласит старинное преданье,
Что тяжким было расставанье
С Антиконией дивной,
Чей поцелуй призывный
Был ею снова повторен…
Гаван был ею покорен…
…Пересказать охота,
Что, по словам Киота,^{236}
Он сам когда‑то прочитал…
Гаван не плакал, не причитал,
А рек не без сердечной боли:
«Я покорюсь господней воле,
Чтоб в путь далекий поспешить,
В надежде подвиг совершить,
Коль вы меня благословите!
Так будьте счастливы! Живите,
Не зная горя и забот…
Меня ваш образ поведет!..»
И королева отвечала:
«Когда б не столь постыдно мало
Я вам, мой рыцарь, помогла,
Я успокоиться б могла…
Вы, кто смогли бесстрашно биться,
Смогли бы большего добиться
И мира лучшего достичь,
Но как бы ни был грозен бич
Судьбы, что правит нами всюду,
В любой беде я с вами буду,
Вам сердце отдано мое,
Без вас мне в мире не житье…»
Она его облобызала
И этим сердце его терзала.
Не только он, да и она
Печаль изведали сполна…
…Те, кто Гавана сопровождали,
Коней пораньше оседлали
Под липой, в густой тени,
Чтоб отдохнуть могли они
Перед дорогой дальней…
Кингримурсель был всех печальней
И проводить хотел его
К границам графства своего…
…Гаван сказал ему: «Не стоит,
Пусть вас ничто не беспокоит.
Избрал я тяжкий жребий свой,
Но все еще верну с лихвой,
В заветный край пробьюсь, доеду
И одержу там свою победу…»
…Итак, пришло прощаться время.
Расцеловался Гаван со всеми
От доблестных седых мужей
До робких юношей ‑ пажей…
Затем, вскочив на Грингульеса,
Гаван исчез за кромкой леса…
О, то была отнюдь не тяга
К источнику земного блага,
О, то не набожность была,
Что странствовать его звала,
Свой подвиг совершить намерен,
Он долгу был при этом верен,
И влек героя интерес
К стране невиданных чудес…
 

IX

 
«Откройте!..» ‑ «Кто здесь?..» ‑ «Я ‑ по пути…
В сердце свое меня впусти!»
«Да как же вы уместитесь в нем?»
«Надеюсь, как‑нибудь смекнем».
«Но тесно в этом помещении…»
«Уж ты прости за посещение,
Но я тебя вознагражу:
Чудес премного расскажу!..»
«Ах, это вы, госпожа Авентюра!^{237}
Ну, как там юный друг Артура,
Я разумею ‑ Парцифаль?
Нашел ли он святой Грааль?
Не скрою: жаль его мне стало,
Когда его Кундри так отчитала…
Но вынужден признаться вам:
У многих благородных дам
Рассказ наш вызвал нарекания,
Что от такого испытания
Я Парцифаля не уберег,
Что я к герою слишком строг…
Мне эти вздохи надоели…
Однако что на самом деле
С моим любимцем произошло?
Затменье ли вновь на него нашло
Иль, господу благодаренье,
Обрел широту он и ясность зренья?
Живет ли в счастье он иль муке?..
Прошу: в свои возьмите руки
Сего повествованья нить
И постарайтесь нас возвратить
Туда, где мы прервали
Рассказ о Парцифале.
Священный преступив рубеж,
Вернулся ли он в Мунсальвеш,
Чтоб там увидеть снова
Анфортаса больного?..
Утешьте ж сообщеньем нас,
Что короля от хвори спас
Герой вопросом долгожданным!
(О, как терзает грудь нужда нам!..)
Сладчайшей Герцелойды сын,
Он, тот, чьим дедом был Гандин,
Он, храбрый отпрыск Гамурета,
О ком поется песня эта,
Где он? Что с ним? Каков он сейчас?..
Быть может, в нем давно погас
Огонь страстей… А может, вновь
В нем жарко вспыхнула любовь?
А может быть, в бою суровом
Сейчас он насмерть бьется?.. Словом,
Мы все хотели б знать о нем…
Нам так не терпится!.. Начнем!..»
…И Авентюра рассказала:
Герой наш странствовал немало,
Скакал по суше на коне,
И по морской он плыл волне
На корабле под парусами,
Всегда хранимый небесами.
Он и на поединках дрался.
Кто б состязаться с ним ни брался,
Был тут же выбит из седла…
Весы природа создала,
Чья перевешивает чаша:
Моя или, к примеру, ваша?
А та, где слава тяжелей!
Но это значит: не жалей
Сперва себя во время боя,
Будь властен над самим собою,
Не потакай себе ни в чем…
Вот так‑то!.. Ну, а уж потом
И к недругу будь беспощаден!..
…Стал воистину громаден
Парцифаля перевес…
Но как‑то раз в дремучий лес
Героя занесло случайно.
Во всем вокруг гнездилась тайна.
Был ранний час. Рассвет серел…
Вот Парцифаль‑герой узрел
Пещеру и ручей журчащий,
Бегущий в глубь бескрайней чащи…
Нет, страха он не испытал!
В себе он волю воспитал,
Рад приключеньям и тревогам.
И был за то замечен богом.
Да, сам господь его снабдил
Запасом небывалых сил,
Чтоб укрепить в нем веру…
…Герой вошел в пещеру,
Где он отшельницу застал…
Господь любовь ей ниспослал.
И богу отдала она
Свое девичество сполна,
Бежала радостей земных,
Чтоб жить среди скорбей одних
И вновь и вновь стонать от боли,
У старой Верности в неволе…
Так Парцифаль, герой наш юный,
Снова встретился с Сигуной
(Сам не ведая того).
Притом героя моего
Ужасный охватил озноб.
Сигуна обнимала гроб.
Князь Шионатуландер в нем
Спал непробудным, вечным сном…
Так жизнь в Сигуне убывала…
И хоть на мессах не бывала
И на молебствиях она,
Вся жизнь ее была ‑ одна
Заупокойная молитва…
Но ею выиграна битва
С неумолимою судьбой!
Навек пожертвовав собой,
Она не изменила
Тому, кого любила,
Оставшись верной до конца
Священной тени мертвеца!..
. .
. .
Вступив в пещеру, как в темницу,
Одетую во власяницу
Застал Сигуну наш богатырь…
Она, держа в руках псалтырь,
Его приветствовала словом
Ласковым, медовым…
…Колечка с пальца она не снимала
Убитого друга вспоминала.
Камешек на кольце был богатым,
Сверкающим гранатом,
Пылавшим средь неимоверной
Кромешной темноты пещерной…
Вся бледная от нездоровья
(На голове ‑ повязка вдовья),
С лицом, иссушенным тоской,
Сигуна (смертный страх какой!)
Герою почесть оказала
Тем, что рукою указала
На деревянную скамью,
И продолжала речь свою:
«Умоляю вас, присядьте.
Уставши, даром сил не тратьте…»
Поблагодарив ее за честь,
Он просит и ее присесть…
Но горькие слова отказа
Он слышит: «Ах, еще ни разу
Я при мужчине здесь не сидела…
И нет моим страданьям предела!..»
Воскликнул герой Парцифаль: «О боже!
Здесь в чаще, среди бездорожья,
Смертельной мучимы тоской,
Без всякой помощи людской,
Вы, беззащитная, умрете!..
Где пропитанье вы берете,
Когда здесь только лес да лес?..»
«О нет, по милости небес
Грааль дает мне пропитанье
В моем жестоком испытанье.
И хоть противна мне еда,
Приносит Кундри иногда
Мне кое‑что оттуда,
Где торжествует чудо!..»
…Герой наш Парцифаль сперва
За шутку эти счел слова
И сам спросил не без улыбки:
«Скажите, вы не по ошибке
Кольцо столь дивное надели?
Не влюблены ли вы, в самом деле?
Тогда признайтесь, в честь кого
Вы в келье носите его?
Ведь как же так, вас люди спросят,
Колец отшельники не носят!
Да и амурничать ‑ ни‑ни!
Нельзя им, боже сохрани!..»
И голосом своим печальным
Сигуна молвит: «Обручальным
Должно бы это стать кольцо.
Но словно буря ‑ деревцо,
Смерть друга жизнь мою сломала.
Невеста, я женой не стала,
А стала скорбною вдовой…
Под этой сенью гробовой
Супруг почиет мой… Однако
Связали нас не узы брака.
Я ложа не делила с ним.
Он мужем не был мне земным.
И хоть давно его убили,
Друг друга мы не разлюбили:
С супругом я не расстаюсь,
Его женою остаюсь,
Чем бы мне это ни грозило!..
Копье Орилуса сразило
Того, кто пал из‑за меня,
Святость Рыцарства храня!..
О Шионатуландер мой,
Жизнью мы живем одной
И перед господом чисты:
Ты ‑ это я, а я ‑ это ты!..»
И тут герой наш догадался,
С кем он нежданно увидался,
Что он Сигуну видит вновь,
Которая ‑ сама Любовь…
Освободился он от забрала,
Чтоб и она его узнала…
Увидев цвет его лица,
Сигуна дивного юнца
Немедленно узнала
И тихо прошептала:
«Да… Узнаю… Вы ‑ Парцифаль.
Нашли ли вы святой Грааль?
Его вы разгадали свойства?
Пришло ли священное к вам беспокойство?
И, в стольких землях побывав,
Вы свой ли изменили нрав?..»
И деве Парцифаль ответил:
«Немало зла я в жизни встретил,
Друзей отважных хоронил,
Стенал над сотнями могил.
Грааль страдать меня заставил!
Ах, я из‑за него оставил
Страну, где королем я был,
Жену, которую любил,
Прекраснейшую из прекрасных!
Живя во власти грез напрасных,
Я к ней стремлюсь и к ней хочу,
Но жребий несчастнейший свой влачу…
Однако никогда доселе
Я так к иной не рвался цели:
Хотя б на миг Грааль узреть!
А нет ‑ так лучше умереть!..
Сестра, Сигуна дорогая!
Взгляни, как я изнемогаю,
На слезы на мои взгляни,
Ну… и хотя бы… меня не брани
За то, что прежде было!..»
«Я все тебе простила!
Ты, кто столь скверно поступил,
Свой грех страданием искупил.
Ты самовлюбленностью был отравлен
И теперь от болезни сей избавлен!..»
«Сестра, ужасен твой удел.
Но верь, и я перетерпел
За время нашей с тобой разлуки
Немыслимые муки.
Мои страданья выше всякой меры!..»
«Всесильна мощь господней веры!
Пусть он, за нас принявший муку,
Свою спасительную руку
Над головой твоей прострет
И пятно позора с тебя сотрет!..
Не знаю, я права иль нет,
Но, может быть, ты сыщешь след,
В заветный Мунсальвеш ведущий,
Здесь, среди темной нашей пущи.
Назад тому четыре дня
Гостила Кундри у меня.
Следы копыт ее бедняги мула
Дождем не смыло и ветром не сдуло.
И этот след, коли он свеж,
Приведет тебя в Мунсальвеш!..»
С Сигуной Парцифаль простился
И по следу вскачь пустился.
Но все непроходимей лес,
И след меж зарослей исчез,
Внезапно как бы оборвался…
Так до Грааля не добрался
Герой наш и на этот раз…
Надеюсь, если бы сейчас
Добился Парцифаль удачи,
Повел бы он себя иначе,
И, даже выбившись из сил,
Он бы, я думаю, спросил…
О чем, ‑ но это нам известно,
А повторяться неинтересно,
Хоть и приходится порой…
Пусть дальше скачет наш герой.
Куда?.. Я сам вам не отвечу…
…Вдруг кто‑то скачет ему навстречу:
Муж с непокрытой головой,
Зато в кольчуге боевой,
При этом его латы
Сказочно богаты.
Он начал разговор прямой:
«Прошу ответить, рыцарь мой,
Как вы сюда, в наш лес, попали?
Иль вы ни разу не слыхали,
Что в Мунсальвеш проезда нет?
А нарушающий запрет
Сурово должен быть наказан:
Он жизнью заплатить обязан!..
Увы, таков и ваш удел…»
И всадник тут же шлем надел…
. .
Сталь в руке его сверкнула
И Парцифаля в грудь толкнула.
Но усидел герой в седле.
Зато ‑ храмовник на земле
После ответного удара…
Наш друг умел сражаться яро
И победил не одного…
Вдруг, поскользнувшись, конь его
С обрыва в пропасть полетел…
К счастью, Парцифаль успел
За кедр руками ухватиться,
Иначе б нам пришлось проститься
С героем нашим навсегда…
…Ах, конь погиб! Но не беда:
Выходит из терновника
Конь побежденного храмовника,
Осталось только сесть в седло.
Так Парцифалю повезло…
И он тут же ускакал подале,
Так его не догнали
Храмовники те, кто Грааль стерегли..
Нет, мы пока что не смогли
До цели избранной добраться.
Рассказ наш вынужден продолжаться…
…Не знаю, две или три недели
С той бранной встречи пролетели,
Но Парцифаль все вперед спешил…
Снежок холодный порошил,
Суровый ветр по свету мчался,
А лес, казалось, не кончался,
Чреватый новою бедой…
Вдруг рыцарь, с белой бородой,
С лицом вполне, однако, свежим,
Бредет по сим краям медвежьим.
Да‑да, босой бредет, пешком,
Со странническим посошком.
Его жена бредет с ним рядом,
Дырявым, нищенским нарядом
Едва прикрывши наготу…
Сию престранную чету
Две дочери сопровождали.
Они красотою своей поражали,
Хотя одеты были тоже
В плащи или в платья из старой рогожи.
Наверно, все семейство это,
Что было в рубище одето,
Шло средь лесных болот и мхов
За отпущением грехов
К вратам какого‑нибудь храма…
Придворные ‑ мужи и дамы
В таком же рубище брели.
Их лица благость обрели,
Тела от холода дрожали…
Собачки впереди бежали…
Вид богомольцев жалок был…
Наш друг коня остановил
И поклонился им учтиво.
Одет был Парцифаль на диво,
В отличие от остальных,
Сияя блеском лат стальных,
Убранством шлема поражая,
Осанкой, взглядом выражая
Величие и торжество…
Слова приветные его
Вознаграждены были приветом.
Однако старец рек при этом:
«Святейший праздник на дворе,
А вы ‑ в греховной мишуре
Порочите господне имя!
Сегодня надобно босыми
Ногами хладный снег месить,
Не панцирь ‑ рубище носить
И каяться, молить прощенья…»
Герой промолвил без смущенья:
«Откровенно вам скажу,
Что смысла я но нахожу
В занятиях такого рода…
Какое нынче время года,
Какой неделе счет пошел,
Кто от кого произошел
И что за день у вас сегодня
То ли рождения господня,
То ль воскресения его,
Клянусь: не знаю ничего!
Да! Мне все это неизвестно!..
Был некто… тот, кому я честно
Служил средь бурь, невзгод, тревог.
Мой господин ‑ он звался «бог»
Моих стараний не заметил,
Мне злобой на любовь ответил
И надругался надо мной!..
Так кто ж, скажи, сему виной?!
Ни в чем не отступив от веры,
Страдаю я сверх всякой меры,
Я к помощи взывал его
Он не услышал ничего,
Сим доказав свое бессилье!..
Ах, на земле, на небеси ли,
Нигде, нигде защиты нет!..»
И молвил пилигрим в ответ:
«Твой бог рожден святою девой?!
Так образумься, не прогневай
Сейчас, в день пятницы страстной,^{238}
Того, кто спас весь род людской!..
Христом испытанная мука,
Ответствуй, разве не порука
Его безмерной доброты,
Которую не видишь ты?..
О рыцарь! Если ты крещеный,
То, к общей скорби приобщенный,
Оплакать поспеши того,
Кто с нас со всех, до одного,
Ценой мучительной кончины
Пред богом снял грехи и вины,
Нам преградив дорогу в ад!..
Зачем бредешь ты наугад,
В потемках, выхода не зная?..
Сегодня ‑ пятница страстная!
Так поспеши себя спасти
И от души произнести
Слова раскаянья и веры!..
Здесь, в этой чаще есть пещеры,
В одной из них, какой уж год,
Великий праведник живет…
Спеши!.. Он все еще исправит,
По верному пути направит…»
. .
Герой себя не поберег,
Благим советом пренебрег
И счел необходимым
Проститься с пилигримом.
Отвесив странникам поклон,
Поспешно удалился он,
Стремясь к заветной цели…
…Все его жалели…
Заметим, что недаром он
Был Герцелойдою рожден,
У Герцелойды переняв
Открытый, благородный прав,
Способность к милосердью
И редкое усердье
Во всем, где речь идет о чести…
К нему вернулось благочестье.
Он весь раскаяньем охвачен.
Одной лишь мыслью озадачен:
Хочет так на свете жить,
Чтоб милость господню заслужить…
…Догнав идущих к богомолью,
Он молвил с искреннею болью:
«О горе! Как я был неправ,
Веру в бога потеряв!..
Меня догадка осенила:
Бог есть Любовь. Любовь есть Сила,
Та, что должна меня спасти
И в пещеру привести,
Где праведник живет, отшельник…»
…И вот уж конь въезжает в ельник,
Чтоб встать возле пещеры той,
Где Треврицент^{239} живет святой.
(В пещере сей был прощен Орилус,
Когда Ешута с ним помирилась.)
Отшельник с соблазнами мира простился:
Истово каялся, строго постился,
Не пил вина и хлеба не ел,
Ни мяса, ни рыбы не терпел,
Ничего, что кровь в себе содержало
(От состраданья сердце дрожало).
В тиши смиренного уединения
Избег он диавольского наваждения…
Через отшельника до Парцифаля
Дошла священная тайна Грааля…
…И если кто меня бранил,
Зачем столь долго я хранил
Историю Грааля под секретом,
Пусть знает, что своим запретом
Связал меня великий мастер Киот,
Сказав, что он один найдет
Место, где он обо всем расскажет,
Когда ему Авентюра прикажет…
Киот, продолжая со мной беседу,
Сказал, что нашел в знаменитом Толедо
Сие удивительное сочинение
В первоначальном его изложении.
На арабском писано языке,
Оно хранилось в тайнике…
Хоть письменность у них другая,
К чернокнижию не прибегая,
Киот их азбуку постиг
Без помощи волшебных книг.
Он человеком был просвещенным,
Но, что важней: он был крещеным!
А лишь крещеному дано
Открыть, что для других ‑ темно,
И силы неба охраняли
От некрещеных суть Грааля…
Язычник увидеть Грааль не может…
(Впрочем, нас это не тревожит…)
. .
Вернемся к нашему герою…
Итак, он зимнею порою
Вступил на тот клочок земли,
Где некогда цветы росли
И где Орилуса с Ешутой
Он со счастливою минутой
Поздравил… Между тем старик
Отшельник, дивно яснолик,
Воскликнул, чуть ли не стеная:
«Сегодня пятница страстная,
А вы ‑ с оружьем! На коне!..
Помилуй, бог!.. Прошу ко мне!..
Присядьте к очагу скорее!..»
…И, с наслажденьем руки грея,
Герой поведал, по чьему совету
Явился он в пещеру эту:
«О наставлении вас прошу!
В себе я тягчайший грех ношу!..»
И далее герой добавил:
«Простите, коли вас заставил,
Сам не желаючи того,
Страшиться вида моего:
С копьем, в кольчуге да в шеломе!..»
«Эх, добрый рыцарь! В этом доме
Отвык бояться я людей.
Олень или медведь‑злодей
Мои ближайшие соседи…
Но к ратным подвигам, к победе
И я в былые рвался дни!
Мечты тщеславные одни
Меня в ту пору занимали.
О рыцарь, если бы вы знали,
Какой любовью был влеком
Я в бытие своем мирском,
Как снисхожденья домогался
Той, перед коей преклонялся,
Терпел успех и неуспех,
Но, впав однажды в страшный грех,
От грешной жизни отказался
И вот навеки оказался
Здесь, где вы видите меня…
Однако вашего коня
Мы с вами привязать забыли!..
Пойдемте!.. Дней минувших были
Я в памяти еще храню…
Но корма зададим коню,
А нам, отшельникам, на ужин
Один лишь папоротник нужен.
Сейчас вот здесь его нарвем…
Растет он прямо надо рвом…»
…Конь и накормлен и привязан.
Рассказ, однако, не рассказан.
Пред вами я еще в долгу…
. .
Итак, герои стоит в снегу,
Он старца ждет и цепенеет:
Под сталью тело леденеет.
Вот старец наконец идет,
В пещеру рыцаря ведет,
Сесть ближе к углям предлагает,
Свечу смиренно зажигает…
Парцифаль доспехи снял
(Как бы укору старца внял)
И опустился на солому,
Почуяв сладкую истому:
В пещере сделалось тепло,
Хоть на дворе еще мело…
…Сейчас обоим было впору
Вернуться к разговору…
. .
«Так что ж, мой сын, тебя гнетет?..»
«Ах, вот уж скоро пятый год,
Как я отвергнут богом…
Когда я по дорогам
Скачу ли, езжу ли, хожу,
Святые храмы обхожу,
Чтоб вид мой не обидел
Того, кто так меня возненавидел
И в помощи мне отказал…»
…Всхлипнув, Треврицент сказал!
«Когда б в своем уме ты был,
То одного бы не забыл:
Бог не помочь не может!
Пусть он и нам поможет…
И все ж, ответствуй, отчего
Ты от себя отторг его
И что с тобою стало,
Что сердце возроптало?..
Послушай, что тебе скажу
Невинность божью докажу!
Тебе я сострадаю,
Но бога оправдаю!..
Я самоучкою постиг
Не что‑нибудь, а книгу книг
Писание Святое
То дело не простое!..
Да я и сам писал потом,
Познав Писание, о том,
Сколь нам необходимо
Служить неколебимо
Тому, кто в мир пришел спасти
Нас, грешных, сбившихся с пути,
И неустанным оком
Следить, чтобы порокам
Нас в ад увлечь не удалось,
А чтоб воистину сбылось
Всеобщее спасенье
Святое воскресенье!..
Бог это ‑ Верность… Посему
Будь верен богу своему.
Бог ‑ Истина… К безбожью
Идут, спознавшись с ложью…
Бог есть ‑ Добро. А суть Добра
В том, чтоб душа была добра.
Что ни произошло бы
Все восприми без злобы.
Свой разум злобой осквернишь,
Тем самым бога очернишь
Терпение господне,
Как сделал ты сегодня!
Добро ‑ есть свет, а зло ‑ есть тьма.
И коль ты не сошел с ума,
Внемли сему совету:
Вернись к Добру и к Свету!..
А вот ‑ не поученье ль нам?
Был создан господом Адам.
Затем возникла Ева
Причина божья гнева…
От этих первых чад земли
Все бедствия произошли,
Все горести на свете.
У них родились дети,
Два сына… Старший грех свершил:
Он непорочности лишил
Кого бы? ‑ Мать своего отца!
Ах, наши бедные сердца
Скорбь и поныне гложет…»
«Такого быть не может!
Воскликнул бедный наш простец.
В твоих словах, святой отец,
Прости, коли обижу,
Я смысла, жаль, не вижу.
Могла ли девственницей быть
Жена, успевшая родить?..»
«Мой сын, твои сомнения
Исчезнут в полмгновения…
Земля, что девственно цвела,
Адаму матерью была.
Ну, а причиной срама
Стал Каин, сын Адама!
Когда он Авеля убил,
Он землю кровью обагрил,
И, кровью орошенная,
Невинности лишенная,
Земля от внука зачала
Первоисток земного зла.
И это означало
Всех наших бед начало…
. .
Ответ за Каина несет
Весь грешный человечий род.
И только в опрощенье
Надежда на прощенье!
Кичливость прочь! Смирись! Молись!
Ниц перед господом вались!
И, каясь неустанно,
Пой господу осанну!..
Будь в вере тверд и чист в любви,
И даром бога не гневи
Ни грубым, богохульным словом,
Ни благолепием дешевым…
…Предсказывал еще Платон,^{240}
Что вступит Истина на трон.
В пророчествах Сивиллы^{241}
Явленье высшей силы,
Которой мир спасти дано,
Предсказано давным‑давно…
Так с тихим умиленьем
Внемли его веленьям!..
Вот перечень его примет:
Господь ‑ есть негасимый свет,
Кого он озаряет,
Того он одаряет
Любовью, лаской, теплотой!..
Но нет, не только добротой
Он землю покоряет:
Всесильный, он карает
Нас за преступные дела.
Он добр и не приемлет зла.
Но, чуждый жажды мщенья,
Дарует он прощенье
Всем, кто покается пред ним…
Коли приют необходим
Твоей душе в сей час тревожный,
Знай, что господь ‑ приют надежный…»
…И Парцифаль сказал в ответ:
«Спасибо вам за благой совет.
Да будут мне во спасение
Ваши разъяснения.
Однако я юность свою провел
Среди одних только бед и зол,
И тот, кто так справедлив и так светел,
Мне на любовь враждой ответил!..»
Отшельник рек: «Не бойся
И мне до конца откройся,
В чем состоит твоя беда…
И, может, тебе помогу я тогда
Еще каким‑либо добрым советом…»
«Я только и мечтал об этом
Поведать вам свои печали…
Страдания из‑за святого Грааля
Один источник бед… Другой
Разлука с моей женой дорогой.
Поверьте, без нее я таю…»
«Неплохо сказано, считаю!
Большое благо, веришь мне,
Страдать по собственной жене!
Кто чтит святые узы брака,
Адского избегнет мрака!..
Но вот Грааль… Каким путем
Ты, грешник, мог прознать о нем?
Лишь в небесах определяли,
Кто смеет ведать о Граале.
За что б тебе такая честь
Знать, что Грааль священный есть?!
Нет, это ‑ невозможно!
Так отвечай неложно:
В чем состоит твоя беда?..»
«Скажите: вы там были?» ‑ «Да»,
Старик ответствовал, бледнея…
Тут Парцифаль смекнул: «Умнее
Пока что скрыть, что и я там был…»
И он с почтением попросил:
«Так вы бы мне рассказали
О святом Граале…»
Отшельник рек: «Там все священно!
Святого Мунсальвеша стены
Храмовники иль тамплиеры^{242}
Рыцари Христовой веры
И ночью стерегут и днем:
Святой Грааль хранится в нем!..
Грааль ‑ это камень особой породы:
Lapsit exillis^{243} ‑ перевода
На наш язык пока что нет…
Он излучает волшебный свет,
Пламя, в котором, раскинув крыла,
Птица Феникс сгорает дотла,
Чтобы из пепла воспрянуть снова,
Ущерба не претерпев никакого,
А только прекраснее становясь…
Вот она ‑ взаимосвязь
Меж умираньем и обновленьем!
Все это схоже с одним явленьем,
Известным у птиц под названьем линька.
А ну, мозгами пораскинь‑ка
И ты проникнешь в сущность дива!..
…Слушай дальше терпеливо.
Грааль, он тем и знаменит,
Что человечью жизнь хранит.
Тот, кто на камень глянет,
Пусть знает: хоть побьют, хоть ранят,
Семь дней уж точно он не умрет!
Это известно наперед.
Достаточно лишь посмотреть
И невозможно умереть
В течение недели!
Диво, в самом деле!..
…Исполнен к людям доброты,
Грааль сохраняет их черты
До самой старости молодыми,
Вот только делает седыми
С теченьем лет их волоса
Знать, здесь бессильны все чудеса!..
В ночь на пятницу страстную
Грааль, о коем повествую,
Из‑под заоблачных высот
Белоснежного голубя на землю ждет.^{244}
По заведенному порядку
На камень дивную облатку
Небесный голубь сей кладет.
Так повторяется из году в год…
Облаткою Грааль насыщается,
И сила его не истощается,
Не могут исчерпаться никогда
Ни его питье, ни его еда,
Ни сокровища недр, ни сокровища вод,
Ни что на суше, в реке или в море живет.
Несметны у Грааля богатства…
Но как же попасть в Граалево братство
И как о том, что ты избран, узнать?..
Надпись на камне умей прочитать!
Она появляется время от времени
С указанием имени, рода, племени,
А также пола того лица,
Что призвано Граалю служить до конца…
Служение это и есть испытание!
Зато уготовано место заранее,
Вернейшее место в господнем раю,
Тому, кто жизнь отдаст свою,
Но верность Граалю сберечь старается!..
…Чудесная надпись никем не стирается,
А по прочтенье, за словом слово,
Гаснет, чтоб появился снова
Дальнейший список в урочный час
И также, прочитанный, погас…
…Когда небеса сотрясало войною
Меж господом богом и сатаною,
Сей камень ангелы сберегли
Для лучших, избранных чад земли…»
. .
Отшельник вздохнул и промолвил дале:
«Анфортас стал королем Грааля,
Он правит Граалем до сих пор,
Хотя он немощен и хвор…
В далекой юности когда‑то
Его душа была объята
Невыносимым честолюбьем,
Которым сами себя мы губим,
И алчностью в любовной страсти,
Что повергало весь мир в несчастье…
Всевышнему благодаренье:
Граалю надобно смиренье,
А не придворный этикет,
В котором святости‑то нет!..
Служители Грааля ‑ братья.
Отважны до невероятья,
Они со всех концов земли
Святой Грааль стеречь пришли,
Закрыв для посторонних входы…
Их снарядили все народы…
И все же, ‑ продолжал старик,
Недавно в Мунсальвеш проник
Какой‑то рыцарь посторонний.
Наглейшее из беззаконий!..
Великий грех он совершил
Перед Граалем согрешил!
Сойдясь с Анфортасом несчастным,
Он смел остаться безучастным
При виде столь ужасных мук!
Из уст его хотя бы звук
Участья вырвался наружу!..
Нсдостойнейшому мужу
Еще воздается! Не забудь!..
А до него к Граалю путь
Хотел найти еще один…
Не слыхивал? ‑ Roi Леелин!
Близ озера он был замечен
И верным Либбеальсом встречен.
То был отважный тамплиер,
Великой храбрости пример!..
Но бог свой вынес приговор:
Герой погиб… А тот, как вор,
Коня храмовника украл!
Убитого он обобрал:
Его седло увез с собою.
Там ‑ герб Грааля… Бог с тобою,
Мне вдруг почудилось, мой сын,
Что… Часом, ты не Леелин?!
Господь и видит нас и слышит…
Зачем, поведай, голубь вышит
На боевом твоем седле?!
Известно ведь на всей земле
Что это значит: Мунсальвеш!
Казни меня или утешь!
Свершил ты это похищенье?
Зачем же ты молчишь в смущенье?
Нет, нет, я верю: ты не брал!..
…Впервые голубя избрал
Для славного герба Грааля
(Дабы сей герб не повторяли)
Король Грааля ‑ Титурель,
Чьим сыном был Фримутелъ,
Отец Анфортаса больного…
Тебе все это слышать ново,
А я… Но молви наконец,
Кто ты таков? Кто твой отец?!»
…Тут, может быть, не без испуга
Они взглянули друг на друга.
И с болью Парцифаль сказал:
«Отец мой в честной битве пал,
Священным связанный обетом…»
«А как он звался?» ‑ «Гамуретом.
И родом был он из Анжу.
Я от него происхожу…
Поверьте, я не Леелин.
Но я… я, Гамурета сын,
Когда был молодым и глупым,
Глумясь над беззащитным трупом,
Свершил почти такой же грех,
Украв у мертвеца доспех
Все снаряженье сняв с него…
Теперь поймите, отчего
Столь страшно в этой жизни маюсь,
Покуда не раскаюсь…
Сгорю я в адовом огне!
Отец! Кровь Итера на мне!..»
Не сдерживая слез,
Блаженный старец произнес:
«Жизнь мирская, сколь ты зла!
Сколь много мук ты принесла!
Сколь много бед ты совершила,
Сколько людей блаженства лишила!..
Он продолжал: ‑ Вот предо мной
Сын сестры моей родной!
Каким помочь ему советом?
И много ли будет проку в этом?
И как он должен поступить,
Чтоб грех столь тяжкий искупить?..
Так знай, племянник мой несчастный!
Поступок ты совершил ужасный.
Ты Красного Итера убил,
Который богом избран был
Стать образцом добра и чести!..
Ни фальши он не знал, ни лести.
Чист, как господень серафим,
Он повсеместно был любим
Чистейшими средь женщин мира!..
Ты, богом проклятый задира,
Чужд благородства и добра!..
Из‑за тебя моя сестра
Смерть приняла, в тоске изнемогая!
О Герцелойда моя дорогая!
Смотри, как низко пал твой сын!..»
…«О благородный господин,
Что вы такое говорите?!
Что же вы со мной творите?
Я знаю: мать моя жива!
Но если вправду такова
Всевышнего святая воля,
Слезами изойду от боли
В ужаснейшем своем долгу…»
«Дитя, я никогда не лгу,
Обмана не постиг науку.
Не выдержав с тобой разлуку,
Твоя достойнейшая мать
Пред вседержителем предстать
Должна была, в вознагражденье
За верность, за долготерпенье…
Ах, вещий ей приснился сон!
Узнай же: ты был тот дракон,
Что ей в беременности снился!
Зачем на свет ты уродился?
Немало минуло годов,
Но все же помню: от родов
Сестра моя другая,
Шоизиана дорогая,
В тяжелых муках умерла…
Сигуна ‑ дочь ее ‑ росла
У Герцелойды во дворце,
Забывши о своем отце
О герцоге Кийоте…
Росла в тепле, росла в заботе…
Да… Только третья из сестер
Жива‑здорова до сих пор:
Репанс ‑ владычица Грааля.
Тяжел сей камень, чтоб вы знали!
И не поднимет его, не возьмет
Купно весь человечий род,
Который свои прегрешенья множит:
Лишь чистая дева поднять его может!..
…Король Анфортас ‑ мне брат родной,
Мне и прекрасной Репанс де Шой.
Наш старший брат Анфортас с детства
Граалем правит по наследству.
Сын Фримутеля старший,
Он скипетр получил монарший
И был его достоин… Да…
Мы были молоды тогда,
И веселы, и безбороды…
Но, как велит закон природы,
Мы оба начали мужать.
И тут борьбы не избежать
Меж Молодостью и Любовью,
Во вред душевному здоровью…
…Итак, Анфортас был влюблен
И столь любовью ослеплен,
Что позабыл о святом Граале.
Иные страсти в нем взыграли,
И словно боевой пароль
«Амур!» ‑ произносил король…
Он славно бился, смело дрался,
В любую битву так и рвался,
Что ‑ прямо вынужден сказать
Нельзя со святостью связать…
О, злые рыцарские игры!..
И вот язычник, родом с Тигра,
Отравленным пронзил копьем
Того, кто братом, королем
И сверстником мне доводился…
…Язычник жизнью поплатился,
Но, воротясь домой, король
Безумную почуял боль…
С тех пор не заживает рана:
Гноится, ноет постоянно,
Горит, как пламя, день и ночь…
Врачи стараются помочь,
Увы, искусство их бессильно…
В те дни я слезы лил обильно
И дал всевышнему обет,
Что сам я, до скончанья лет,
В лесу отшельником пребуду,
О званье рыцарском забуду,
Лишь был бы брат мой исцелен!..
Все тщетно!.. С этих вот времен
В мученьях корчится твой дядя…
…Перед Граалем о пощаде
Он громко к господу взывал,
Чтоб тот к себе его призвал
И прекратил его страданья.
Но бог не вынес оправданья
Тому, кто дерзкой суетой
Смел осквернить Грааль святой…
Чего мы не предпринимали!
Каких врачей не нанимали!
Нам ни карбункул не помог
(Тот, кем владел единорог),
Ни кровь больного пеликана,
Которой смачивалась рана,
Ни заклинанья, ни густой
Из необычных трав настой…
Сил наших, видно, не хватает.
Проходят дни… Король все тает,
Он с каждым часом все слабей.
И наших не избыть скорбей!..
И вот однажды на Граале
Мы чудо‑надпись увидали:
Де рыцарь счастье принесет
И нам Анфортаса спасет,
Вопрос несчастному задавши…
Пред камнем на колени павши,
Могу сказать, дыша едва,
Пытались вникнуть мы в слова,
Что друг за другом проступали
На избавительном Граале…
Вот смысл примерный этих слов:
Он будет лишь тогда здоров,
Когда вопрос, исполнясь ласки,
Задаст приезжий без подсказки
И чьих‑то просьб, а целиком
Лишь состраданием влеком!..
Тогда с одра Анфортас встанет…
И… королем быть перестанет.
Грядут иные времена!
Так возвещали письмена…»
. .
Здесь прервана была беседа
Во имя скудного обеда.
Полакомился наш герой
Кореньями, травой сырой.
Сии дары угрюмой чащи
Казались лучших лакомств слаще…
И, старцу прямо в очи глядя,
Герой Парцифаль сказал: «О дядя,
Безгрешной Герцелойды брат!
Я беспредельно виноват!
Нет глупости моей прощенья!
Так воскипи от возмущенья,
Узнав, что твой родной племянник
И есть тот неизвестный странник,
Что в дом к Анфортасу проник
И тут же прикусил язык…
Задать вопрос я не решился
Не оттого, что устрашился,
Да и совсем не оттого,
Что не было мне жаль его.
О нет! Молчать меня заставил
Свод рыцарских старинных правил.
Так дурь сковала мне уста…»
«Ты словно снял меня с креста,
И я как будто ожил снова!
Племянник! Умысла дурного
Поступок твой не содержал.
Ты ‑ Юности принадлежал:
Еще не наступила Зрелость…
Но Честность ты явил и Смелость,
Сумев к Анфортасу попасть…
Могу ли я тебя проклясть?!
Еще не раз ты ошибешься,
Но верю: своего добьешься.
Сегодня ль, завтра, через год,
Тебя всевышний приведет
К избранной тобою цели.
И что упущено доселе,
Ты наверстаешь все равно!..
Так в небесах предрешено!..»
. .
. .
Они беседу продолжали…
О братстве рыцарей Грааля
Теперь завел отшельник речь…
Земной любовью пренебречь
Обязаны Грааля слуги.
Ни у кого здесь нет супруги
(О том и помышлять грешно!),
Лишь королю разрешено
Вступать однажды в брак законный,
Христовой верой освященный,
И тем из братьев, коим дан
Приказ в какой‑нибудь из стран,
Где нет монарха, по закону
Державную надеть корону…
Храмовники, прибегнув к силе,
Спасенье людям приносили.
Им запрещалось воевать,
Чтоб просто славу добывать…
«Я в юности (признаюсь в этом)
Строжайшим пренебрег запретом:
Не столько спасеньем души дорожил,
Сколько даме одной служил,
Дойдя до умопомраченья
В порыве юношеского увлеченья.
Был умереть за нее готов,
Искал турниров и боев.
Тогда мне было все едино:
Язычника ль, христианина
Или кого еще сразить,
Только бы даму мою поразить
Отвагою непостижимой!
Я дрался словно одержимый.
С кем только я не воевал!
Три части света я повидал:
Европу, Африку и Азию,
Считая: «Нет голубоглазее
Моей восхитительной госпожи!..»
О, за какие рубежи
Меня несли Амура крылья!..
В Багдаде, помню, нет, в Севилье
Сдружился я с одним бойцом,
Который был твоим отцом,
С анжуйцем славным, Гамуретом!..
И посейчас скорблю об этом,
Что он направился в Багдад
И так и не пришел назад…
О, рыцарь, полный благородства!..
Однажды он заметил сходство
Меж Герцелойдою и мной:
«В родстве ли ты с моей женой?
Не брат ли ты ей, признавайся!..»
Ну, как тут быть? Не сомневайся,
В конце концов пришлось сказать.
Что та, кого зовешь ты «мать»,
Сестра моя родная…
И твой родитель, вспоминаю,
Мне дивный камень подарил,
Из коего я смастерил
Тобою виденную раку…
Упомянуть пора, однако,
Про двадцать пять граалъских дев
Из них воспитывают королев
Для самых знатных и достойных
Владык, прославившихся в войнах
Под знаком нашего креста
Во имя господа Христа…
И вот Кастис, один из них,
Был матери твоей жених.
Благоговением охвачен,
Он был Граалем предназначен
Супругом стать сестры моей
И преподнес в подарок ей
Норгальс, Валезию!.. Два царства!..
Но вот оно, судьбы коварство,
Еще жениться не успев
На лучшей из граальских дев,
Кастис погиб от старой рапы…
И города его и страны
Сестра в наследство получила…
Да… Так судьба их разлучила,
Чтоб Герцелойде наконец
В мужья достался твой отец,
Что был прославлен повсеместно…
Мнишь, все тебе теперь известно?
Увы, мой друг, пока что ‑ нет…
В оруженосцы Гамурет
Мне отдал племянника своего:
Красный Итер звали его!..
В Кукумберлендии он родился!..
Теперь не без ужаса ты убедился,
Что родич был тобою убит!..
И пусть урок сей не будет забыт!..
…Все это так… Но, каясь истово,
Избавишься ты от нечистого
И к богу обратишь свой взор
Не так, как бывало до сих пор…
В двух, разум жгущих, сердце рвущих
В двух тяжких, к небу вопиющих,
Грехах повинен ты сейчас:
Ты отнял родича у нас,
Славнейшего из славных,
Которому нет равных.
В тебе же кроется причина,
Что слишком ранняя кончина
Твою достойнейшую мать
Свела туда, откуда ждать
Напрасно возвращенья!
Моли у господа прощенья!
Отъезд твой, чересчур поспешный,
Ей, нежной, любящей, безгрешной,
Удар губительный нанес…
И все ж еще один вопрос
Тебе сейчас задать я смею…
О, я от ужаса немею!..
Где взял ты своего коня?!
Нет, ты не скроешь от меня,
Что б дальше с нами ни случилось,
Как у тебя вдруг очутилось
С гербом Граалевым седло?!»
…Поведав, что произошло
(С храмовником лихая схватка),
Герой раскаялся без остатка,
Затем отшельника спросил:
«Зачем я плащ ее носил?
Что это было: подношенье?..»
«О нет! О нет! Не для ношенья
Искусно скроенный наряд,
В котором нас боготворят,
Но драгоценная обнова…
Репанс племянника родного,
Вручив свой дивный плащ, звала
Свершить великие дела!..
И дядя меч тебе вручил.
Его ты сильно огорчил
Своим губительным молчаньем!
Порадуй же его своим деяньем!..
Но полно!.. Спать давно пора!..»
…И у потухшего костра
На тощей, на сырой соломе
Они забылись в сладкой дреме
И спали не без наслажденья,
Презрев свое происхожденье…
…Герой наш долгих две недели
Провел в отшельнической келье.
Молитвенным словам внимал
И жизнь по‑новому воспринимал.
Он с легкостью сносил лишенья
И уповал, что прогрешепья
Когда‑нибудь ему простятся…
…Но вот пришла пора прощаться.
И Треврицент ему сказал:
«Твои грехи себе я взял.
Пред богом за тебя отвечу!..
А ты иди судьбе навстречу!
Задуманное соверши,
Прочь выкинь слабость из души,
Во всем господню слову следуй
И дело кончится победой!..»
 

X

 
Теперь своим рассказом
Ваш взбудоражу разум:
И радость вам доставлю,
И мужества прибавлю…
. .
. .
Гаван Грааль не отыскал,
Хоть год прошел, как ускакал.
Чем время тратить втуне,
Остался б в Шанпфанцуне!..
Конечно, он не раз, не два,
Былого полон удальства,
В пути отважно дрался,
Но все же не добрался
До тех недостижимых мест…
Ну, словом, был его отъезд
Ненужным и поспешным,
А поиск ‑ безуспешным…
. .
Но как‑то раз пришлось Гавану
Через зеленую поляну
Скакать вперед, своим путем…
И вдруг, раздробленный копьем.
Он видит щит блестящий,
Среди травы лежащий.
Кому принадлежит сей щит?
Как знать?.. Но рядом конь стоит.
Привязан крепко к деревцу…
Принадлежал он не бойцу.
С таким седлом и стременами
Не рыцарю, а только даме
Мог этот конь принадлежать!..
С чего бы тут щиту лежать?..
Но, впрочем, иногда мы
Видали, что и дамы
К турнирам рвутся и боям…
О нет! Сражаться против дам
Во что бы то ни стало
Гавану не пристало!..
«Нет, драться с дамой на коне,
Он размышляет, ‑ не по мне.
Зато уж, коли спешимся,
То досыта потешимся!
Вот это будет бой так бой!
Катаясь по земле сырой,
Сольемся мы телами,
Пылая словно пламя!..
Уж тут‑то я не уступлю,
Не пожалею ‑ повалю!
А коль меня она повалит,
Меня и это не опечалит!..»
…Гаван разглядывает щит:
«Он насквозь копьем пробит,
Зияет в нем окошко…
Да, пострадал немножко
Владелец бедного щита.
Но коль земная жизнь ‑ тщета,
То в ходе битвы рукопашной
Смерть не должна казаться страшной…
Что значит: жизнь?.. Одни заботы!
Вот щит, тот редкой был работы
И стоил дорого!.. (Походы
Вгоняют нас в одни расходы!..)»
…Так наш приятель рассуждал
И вдруг под липой увидал
Средь клевера зеленого
Рыцаря сраженного,
Который кровью истекал
И на коленях возлежал
У дивной женщины рыдающей,
Спасенья ожидающей…
Гаван кивнул ей. И поклоном
Был встречен, столь же благосклонным.
Прекрасней не встречал он лика…
У дивной женщины от крика
Немного голос поохрип:
Ведь рыцарь несчастный чуть не погиб.
…Нетрудно храброму Гавану
Перевязать любую рану,
Но чтоб уж все ‑ наверняка,
Он взял кусочек тростника
И в рану сунул, словно трубку.
(Хвала столь мудрому поступку,
Хвала умеющим спасать!)
Затем из трубки пососать
Он повелел прекрасной даме.
Свершилось чудо перед нами:
Сквозь трубку отсосали кровь
И полумертвый ожил вновь!..
Все получилось словно в сказке…
А рыцарь после перевязки,
В приливе новых, свежих сил,
Гавана пылко попросил
Навеки с ним не расставаться!
Гаван не хочет оставаться
И задает лишь один вопрос:
«Кто такой удар тебе, рыцарь, нанес?..»
И тот ответил, чуть дыша:
«Рыцарь Гевелиус Лишуа!
Он шутки шутить не любит,
Он прямо насмерть рубит.
Эх, это вовсе не игра!
Ты рвешься в крепость Легруа?!^{245}
Но именно там меня сразили!
Я был почти в могиле,
Когда бы ты меня не спас!..
Я об одном прошу сейчас:
Чтоб не случилось худа,
Не жди напрасно чуда
И к крепости близко не подходи!..»
Но в пылкой, молодой груди
Гавана моего дорогого
Эти слова подобьем зова
«На приступ!» ‑ прозвучали…
Без страха, без печали
Он скачет с оружьем наготове,
Путь узнавая по каплям крови,
Раненым рыцарем пролитой
(Я бы не выдержал боли той!)…
. .
И вот перед взором его, на горе,
Вся золотясь в предвечерней заре,
Крепость предстала чудесная
И скала совершенно отвесная…
Но, свято лелея свою мечту,
Герой поднимается в высоту
Скалистой, извилистой тропкою.
Ведет его сердце не робкое!..
Но он останавливается, узрев
Одну из самых прекрасных дев:
Глаза его лучшей не видели!
(Мы сим никого не обидели,
Но с необыкновенною девой той
Лишь Кондвирамур своей красотой,
Воистину небывалой,
Могла бы поспорить, пожалуй!..)
И, как донесла Авентюра до нас,
Был удивителен блеск ее глаз
И удивителен сладостный рот.
И сердце, любовных полно щедрот,
Влекло простодушьем обманным:
Для всех оно было капканом!..
…А страсть к ней ‑ страшнее любой кабалы.
Сидела она у подножья скалы,
Под брызгами водопада,
Чаруя прелестью взгляда…
. .
«Ах, окажите мне высшую честь,
Позволив рядом с вами присесть!
Воскликнул Гаван, пылая,
Ей огненный взгляд посылая…
Прелестнее девы я не встречал!
Гаван восторженно воскричал,
И, видимо, лучшей не встречу!..»
«Ну, что вам на это отвечу?
С насмешкой вдова сказала ему.
Надеюсь, вы правы… Но вот почему,
Коль вы воспылали любовью,
Должна я внимать пустословью?!
Дурак или умный, кривой и прямой,
Кого ни спроси ‑ восхищаются мной.
Мне клятвам внимать надоело!
Я ‑ слышите? ‑ требую дела!..
Но в сердце моем нет места для вас…»
Он рек: «Заглянув в глубину ваших глаз,
Я понял: я раб ваш ‑ навечно!
Послушайте: жизнь быстротечна…»
«Ну, что ж. Коли вы полюбили меня,
Тогда моего приведите коня,
Он там, на вершипе, в дворцовом саду…
Я очень устала… Пешком не дойду…
Пожалуйста, поторопитесь!..»
И поторопился наш витязь:
Он, птице подобный, взлетел на скалу
И тем заслужил почет и хвалу,
Столь быстро добравшись до цели…
В саду танцевали и пели.
Было великое множество там
Отважных мужей и прекраснейших дам.
Гавана внезапное появленье
Всеобщее вызвало изумленье.
Смолкло веселье в просторных шатрах.
Многих объял безграничный страх.
Многие побелели:
«Еще одного?! Неужели?!»
Что все это значит: «еще одного?!»
Но понял Гаван: здесь жалеют его!
И впрямь: все его обнимают.
Беду его, что ль, понимают?..
Вот старый вояка вздохнул тяжело
И молвил: «Что, рыцарь, вас к нам привело
Зачем вы явились к нам в крепость?
Чтоб испытать ее крепость?!
Не знаю: вы жизнью своей дорожите?..»
«…Где конь… там, в саду… покажите…
Я должен немедля его увести…»
Тут рыцарь воскликнул: «О боже, прости!
Вас хочет сгубить Оргелуза!..^{246}
Вы ищете с нею союза,
Иль красотой ее ослеплены,
Иль бесконечно в нее влюблены?
И разум ваш страстью сжигаем?..
Поверьте: мы все это знаем…
Но знайте и вы, господин дорогой,
Ей кто‑нибудь нужен: не вы, так другой,
Чье юное сердце не черство,
Чтоб с помощью злого притворства
Свести вас с ума, в свой силок залучить…
Из этого следует заключить:
Бегите отсюда! Спасайтесь!
И только ее не касайтесь!..
Я говорю вам без тени лжи:
Нет в мире ужасней моей госпожи!
Пусть хороша она ликом
Порок в ее сердце диком!..
Как солнце сияют ее глаза,
Но вся она ‑ молния, гром, гроза.
И насмерть она поражает
Того, кто ей возражает…»
И молвил паладин седой:
«Все это кончится бедой,
Коли вы, рыцарь, не уйметесь,
Коли за ум вы не возьметесь!..»
…Гаван, однако, хохочет:
«Все будет, как бог захочет!..
Но где же сей конь ретивый?»
«В саду стоит, под оливой!..»
…Гаван под уздцы коня берет…
Тепло провожает его народ:
Успеха желает и счастья,
Исполнен к Гавану участья…
…Итак, под уздцы он ведет коня,
Ничего не страшась, никого не виня,
К счастью или к несчастью,
Только горя своей страстью,
Ведет он коня посерединке
Бегущей над пропастью узкой тропинки.
Достаточно чуть оступиться,
Чтоб в самом низу очутиться…
Но вот он дошел, он исполнил приказ
И слышит: «Эй, дурень! Приходится вас
Ждать чуть ли не час!.. Даже боле!..
Скажите, вы спятили, что ли?!
Я вас от себя прогоню, дурака!..»
…Гаван оробел: «Нет! Я ваш на века!
Прощения вашего заслужу.
Но дайте сперва вас в седло подсажу!..»
Она, преисполнена яда,
Сказала: «Спасибо. Не надо…
В сем деле пустяшном я справлюсь без вас.
И прямо в седло вспорхнула тотчас.
Вот именно, что не села:
Вспорхнула или взлетела!..
И говорит ему в свой черед:
«Слышите, дурень! Скачите вперед!
А я поскачу вслед за вами!..»
(Влюбилась, иными словами…)
Не знаю, что там в душе у нее,
Зато язык говорит свое:
«Недурно бы, в самом деле,
Чтоб вы с коня слетели!..»
…Однако пора снисходительней нам
Взирать на причуды и прихоти дам.
И хоть их причуды большая обуза
Пусть будет оправдана мной Оргелуза!
…Меж тем с неприветливой миною
Спешит она светлою долиною…
И тут заметил наш друг Гаван:
Трава, полезная для ран,
Растет вблизи обочины…
Немного озабоченно
Гаван остановил коня,
Траву целебную ценя,
Чтоб травки нащипать пользительной
Тому, кто раною мучительной
Такую жалость вызвал в нем,
Герой Гаван смекнул притом,
Какою трава обладает силой!..
Вдруг слышит: «Господи помилуй!
Зачем бы вам пучок травы?!
Ах, вот в чем дело! Лекарь вы!
Ну и признались бы в этом сначала.
А то я за рыцаря вас считала!..»
Гаван почтительно ей ответил:
«Бойца я раненого встретил
Вот где‑то здесь, невдалеке!..
О, жизнь его на волоске!
Трава его спасти способна!..
Жаль, мне пред вами неудобно…»
…И только это он сказал,
Как стук копыт он услыхал.
Оруженосец к герцогине,
Как ветер, несся по долине…
Сейчас вас познакомлю с ним:
Он Кундри братом был родным.
Малькреатюром^{247} его звали.
Черты его Кундри напоминали…
На человека едва похож,
Он волосом был чистый еж.
Глазища злобу излучали,
Из пасти два клыка торчали…
В стране чудес Трибалибот
Со стародавних пор живет
Несчастнейшее это племя
Адамово дурное семя…
Да, прародитель наш Адам
Своим созревшим дочерям
Престрого запретил когда‑то,^{248}
Что солоно иль горьковато
И вредно для пищеваренья
(К примеру, старые коренья)
Без крайней нужды брать в еду,
Чтоб не нанесть вреда плоду…
Куда там! Бабы ‑ всюду бабы.
Отца послушались хотя бы!
Но что им человечий род?
Лишь бы полакомился рот!..
Так и возникло племя чудищ…
Беда! Но что тут делать будешь?..
Пересказал вам эту быль я…
А королева Секундилья,^{249}
Пред коей пал однажды ниц
Брат Парцифаля ‑ Фейрефиц,
Страной далекою владела,
Где племя чудищ разглядела
Средь давних подданных своих…
И Кундри тоже была средь них…
Однажды люди рассказали
Секундилье о Граале:
Ни с кем в богатстве не сравним,
Король Анфортас правит им…
«Неужто он меня богаче?!
О, неотложней нет задачи,
Чем подобраться к королю!
Подарочек ему пошлю
В знак уважения и привета,
И нам откроется крепость эта!..»
Анфортасу был послан в дар
Гранат, пылавший, как пожар,
А купно с дорогим гранатом
Красотка Кундри вместе с братом..
Король Анфортас, говорят,
Был необыкновенно рад
Диковинным предметам…
Однако он при этом
Того, кто был страшней горилл,
В оруженосцы подарил
Герцогине Оргелузе,
С которой состоял в союзе…
Итак, переменив аллюр,
К Гавану Малькреатюр
Подъехал мелкой рысью…
Воздевши морду лисью,
Он исступленно заорал:
«Ты!.. Герцогиню ты украл!
Тебе сверну я шею,
Гнусному злодею!..»
…Ну, тут наш друг Гаван слегка
Утихомирил дурака.
Не повышая голоса,
Схватил его за волосы
И прямо на землю швырнул,
Чуть шею чудищу не свернул!
Жаль вот: рука о волос
До крови укололась.
Ладонь как бы прошило…
Даму это рассмешило…
. .
Вот наконец привел их путь
К герою, раненному в грудь,
Чтобы, излеченный травой,
Он встал, здоровый и живой…
И он вскричал, узрев Гавана:
«Сколь эта встреча мне желанна!
Где был ты? Или в сих краях
Пришлось прославиться в боях?
Но вижу: на тебе ‑ ни шрама!
Зачем с тобою эта дама?
Она приносит лишь беду!
Гаван, имей это в виду!..
По милости сей герцогини
Я кровью истекаю ныне!..
Беги, я говорю, беги!..
Вооруженные враги
Куда, поверь мне, безопасней,
Чем эта, коей нет прекрасней!..
Но, впрочем, ‑ молвит он Гавану,
Как только на ноги я встану,
В любой беде, в любом бою
Я за тебя, друг, постою!..
Только подлечусь немного…
Гаван, послушай, ради бога,
Здесь, если двигаться к реке,
Есть лазарет невдалеке…
Дай мне коня моей подруги…»
Как отказать в такой услуге?
Гаван подвел ему коня…
«Нет, он, боюсь, не для меня!»
Промолвил рыцарь, и нежданно
Он прыгнул на коня Гавана
И ускакал, неудержим.
Его подруга ‑ вслед за ним…
Разыграна дурная шутка!..
За что? За то, что сердце чутко?
За то, что раненому помог?
Он толком сам понять не мог…
Но чем сильней его досада,
Тем больше Оргелуза рада…
…«Ах, рыцарь!.. Скверные дела…
Я вас за воина сочла,
Вы рыцарем мне показались,
Но лекарем вы оказались.
Теперь, увидев «подвиг» ваш,
Не лекарь, вижу, вы, а паж!..
Я это сознаю вполне…
…А как насчет любви ко мне?
Меня вы чуть не убедили,
Что от любви с ума сходили?
Но все, надеюсь, улеглось?..»
О боже! Что тут началось!
Какие объясненья!..
Нет от любви спасенья!
. .
. .
Давно уже сказать пора,
Что песнопений мастера
В стихах сверх всякой меры
Славят власть Венеры!..
Нет, это, право, чересчур!
Венера, Купидон, Амур,^{250}
Их факелы, их стрелы
Как это устарело!..
Вот посмотрите: Купидон.
Своей стрелой мне в сердце он
Целится напрасно
Все это неопасно!..
Усвоить надобно сперва:
Любовь без Верности мертва!
Что там огонь Венерин?
Кто любит? Тот, кто верен!
Я только Верность, Верность славлю
И словно с праздником поздравлю
Того, кто Верность сохранил,
Любя, Любовь не уронил!..
Кто Верностью запасся,
Считай ‑ навеки спасся!..
. .
. .
Но дальше слушайте… Итак,
Наш друг Гаван попал впросак.
Здесь не отделаться смешком:
Он вынужден шагать пешком,
А дама скачет на коне!..
Об этом с тяжкой болью мне
Приходится рассказывать,
Как бы себя наказывать…
…И вот через недолгий срок
Они увидели поток,
Разлившийся широко…
На левом берегу потока
Величественный замок встал,
Под солнцем золотом блистал,
Камнями драгоценными
Над валами пенными…
Поднималась к небесам
Огромнейшая башня там,
Где в окнах женщины сидели
И с умилением глядели
На множество земных красот.
Четыреста или пятьсот
Их было? Да. Не менее.
Все знатного происхождения…
Но продолжение ‑ потом.
Пока ж ‑ скорее на паром!
Скорее переправиться,
И все еще поправится!..
Вот и паромщик тут как тут…
Хоть нрав у Оргелузы крут,
Она рукой слегка взмахнула
И грустно, глубоко вздохнула,
Мол, переправь, не откажи,
Свое усердье докажи.
…Гаван случайно оглянулся
И чуть в поток не окунулся:
Их некий рыцарь догонял!
Кто это? Он еще не знал.
Но было совершенно ясно,
Что рыцарь сей свиреп ужасно,
Что в силе он своей уверен
И меч щадить свой не намерен…
И Оргелуза молвит: «Ну‑с,
Сам Лишуа Гивелиус
Решил пожаловать сюда!..
Никем, нигде и никогда
Еще он не был побежден.
В своей победе он убежден.
И вы его разубедите,
Лишь если сами победите!..
При этом следует сказать:
Свою мне верность доказать
Вы поклялись во что б ни стало.
Что ж. Испытание настало.
Смотрите, чтоб, не ровен час,
Штаны не лопнули у вас
Во время схватки с перепугу!
Ведь вам в бою придется туго…
Блюдите рыцарский закон:
Тут дамы смотрят из окон!
Явите выдержку и сметку!..»
…И Оргелуза села в лодку.
«Ужель, ‑ вскричал Гаван тогда,
Мы расстаемся навсегда?!
О герцогиня, погодите!..»
«Мой друг, сначала победите,
А уж потом поговорим…»
(Нет! Женский прав неповторим!..)
Так отплыла она от брега…
Меж тем Гивелиус с разбега
На друга нашего напал.
Гаван сперва чуть не упал,
Но сам нанес удар прекрепкий.
Копье Гивелиуса ‑ в щепки!
Затем копье Гавана ‑ вдрызг!..
Осатанелой стали визг:
Герои действуют мечами,
Сверкая грозными очами
И с хрипом, тяжело дыша…
Гаван вцепился в Лишуа
И, заключив его в объятья
(Отважнейшее предприятье!),
Стянул с коня и ‑ наземь ‑ бух!..
О, как перехватило дух!..
«Убей меня! ‑ несчастный просит.
Смерть избавление приносит
Тем, кому жизнь уж не мила.
Честь, гордость, слава и хвала,
Все, все, что было мной добыто,
Твоей рукой навек разбито!
Я проклят богом и людьми!
Так смилуйся же, так сними
С меня тягчайшую обузу!
(Он намекал на Оргелузу.)
Так не раздумывай! Убей!
И сразу станет она твоей!..»
Подумал сын отважный Лота:
«Не ждал такого поворота!
Рехнулся этот господин.
Убить? Нет никаких причин!
Он дрался, как и я, несчастный,
Из‑за любви своей напрасной,
Из‑за мучительной любви…
Я не убью тебя! Живи!
И жизнь тебе дарую ныне
В честь обожаемой герцогини!..»
. .
Меж тем паромщик воротился,
И к сыну Лота обратился:
«Ваш подвиг доблестный ценя,
Вернуть вам вашего коня
Торжественно мне приказали!..
Ах, вы Гевелиуса взяли
С неповторимым блеском в плен!..»
«Возьмите же его взамен
Мне отданного Грингульеса…
Хотя бы ради интереса…»
. .
Паромщик ему благодарность принес
И на левый берег его перевез…
Однако ту, что так прекрасна,
Повсюду он искал напрасно.
Она исчезла без следа.
Никто не мог сказать ‑ куда…
Узнавши об исходе боя,
Она от нашего героя
Сокрылась в сумраке ночном…
…В свой сказочно богатый дом
Паромщик пригласил Гавана…
Был приготовлен ужин званый.
Стол под яствами ломился,
Но наш приятель утомился.
Он мало пил и мало ел,
Он, очевидно, спать хотел…
. .
И вправду наступила ночь…
Паромщик подзывает дочь
И, не позволяя ей прекословить,
Велит немедля приготовить
Для гостя славного кровать:
Мол, гость желает почивать…
Тут должен я заметить, кстати,
Роскошней, сказочней кровати
Никто, наверно, не знавал.
О, бархат этих покрывал!
Жар одеял и мягкость пуха
Подушек, в коих тонет ухо!
О, простыней прохладный лен!..
Жаль, что Гаван был утомлен.
С ним дочь паромщика осталась.
И если б не его усталость,
Отказа не было б ему…
Но он устал… И посему
В одно мгновенье слиплись очи…
А коли так, то ‑ доброй ночи!
Пусть сон его господь хранит,
От зол его оборонит!..
Он спал… А за окном светало,
И утро новое настало.
 

XI

 
Спал наш Гаван самозабвенно,
Проспал бы сутки, несомненно,
И видел сладостные сны,
Когда бы солнышко стены
Лучом рассветным не коснулось…
Все в мире ожило, проснулось,
В окно вливался птичий гомон…
И, подойдя, увидел дом он
Подобие огромной башни,
Где, повторяя день вчерашний,
Прильнуло к окнам столько дам!..
Как верить собственным глазам!
И что бы это означало?..
«Эх, дай‑ка я посплю сначала»,
Гаван, подумавши, решил
И вновь улечься поспешил…
Но удивился до предела:
Дочь перевозчика сидела
Перед постелью, на ковре,
Вся в золоте и в серебре…
Ну, тут уж не до сна, конечно!
Гаван вполне простосердечно,
Ни гнев не выказав, ни спесь,
Спросил: «Дружок, зачем ты здесь?!
Ведь на дворе еще так рано!..»
И дева молвила Гавану:
«Узнай веление судьбы!
Отныне мы ‑ твои рабы!
Отец мой, мать и мы ‑ их дети…
Еще никто на белом свете
Так много счастья и добра
Нам не принес, как ты вчера…»
Гаван, решив, что это шутка,
Спросил: «Скажи‑ка мне, малютка,
Что значит тот высокий дом,
Зачем так много окоп в нем,
Оправленных в большие рамы,
И кто такие эти дамы?
По‑моему, здесь ни одна
Не отлипает от окна!..»
…Дева молвила в ответ:
«О сем не спрашивайте! Нет!
Я на вопрос какой угодно
Могу ответить вам свободно,
Но здесь останусь я нема!
Вы свели меня с ума
Вопросом, заданным некстати!..»
И, севши на пол, у кровати,
Она слезами залилась.
Стенала, плакала, тряслась,
Как бы в припадке вся дрожала…
Вбежал отец. И мать вбежала.
«Дочь дорогая! Что о тобой?
Наш покровитель дорогой
С тобою пошутил, возможно,
Ну… чуточку неосторожно!
Так ты уж, право, не серчай,
На ласку лаской отвечай…»
«О нет! Погибнуть мне на месте,
Ее я не затронул чести!
Гаван, бледнея, произнес.
Я только задал ей вопрос
(Хоть он остался без ответа):
Что означает башня эта
И для чего столь много там
В окнах выставлено дам?
Я этой потрясен картиной…
Вопрос, как видите, невинный…»
Но простонал паромщик: «Нет!
Смерть означал бы наш ответ!
Ведь вы не знаете последствий…
Пред вами ‑ бедствие из бедствий!..
Гаван сказал: «Как вы упрямы!
Коли в беду попали дамы,
Я постараюсь им помочь!..
Но вас, а также вашу дочь,
Всего вопрос поверг в смятенье.
Мне странно ваше поведенье!..»
«О господин, ‑ паромщик рек,
Вы, столь бесстрашный человек,
Не успокоитесь на этом!
Поскольку мы своим ответом
Невольно распалим ваш гнев.
И вы, обдумать не успев,
Без промедления, сейчас
Начнете действовать!.. Для нас,
Вам преданных и благодарных,
То было б хуже снов кошмарных.
Мы вами слишком дорожим
И оттого за вас дрожим.
Я говорю без тени фальши…»
Но рыцарь наседает дальше:
«Скажите правду, все, как есть!
Поймите: моя задета честь.
Прямо вас предупреждаю:
Не скажете ‑ сам все узнаю…»
«Ну, что ж. Пеняйте на себя.
Молчать мы решили, вас любя.
Спешите запастись щитом,
Чтоб поздно не было потом!..
Узнайте же, что берег сей
Земля чудес ‑ Терремарвей.^{251}
Мы не хотим от вас скрывать,
Здесь есть волшебная кровать
Или иначе ‑ Лимарвей!..^{252}
(Ах, жизнью я поплачусь своей
За разглашение секрета!..)
Таинственная башня эта,
Почти достигшая небес,
Шателъ Марвей, ‑ в стране чудес
Волшебный замок, о котором
Давно по всем земным просторам
Молва недобрая идет…
Когда б вы знали, что вас ждет!
Пред тем, что ждет вас, все мученья
Невиннейшие развлеченья,
Все, что вас мучило порой,
Покажется детской вам игрой.
…Нет, вы не знали до сих пор,
Что злобный чародей Клингсор,^{253}
Волшебник и злодей отпетый,
Страною управляет этой,
Ярмо на подданных надев…
Четыреста прекрасных дев
Вы в окнах замка увидали.
Поймите: их заколдовали!
Клингсор! Он держит их в плену!..
Ах, без толку его кляну,
Поскольку все от вас зависит!..
Иль вседержитель вас возвысит
И силой вас снабдит такой,
Чтоб доблестной своей рукой
Смогли вы изверга обезглавить,
А сами нашей землею править,
Став нашим властелином впредь…
Иль суждено вам умереть,
Причем не просто, а с позором,
И пасть во прах перед Клингсором…
. .
. .
Я предостерегаю вас:
Бывало, рыцари не раз
Сих дев освободить хотели:
Давно их замки опустели.
Из этих рыцарей боевых
Не осталось почти никого в живых!..
Горько на судьбу я сетую…
И все ж, мой рыцарь, не советую
Напрасно жизнью рисковать.
Ведь та волшебная кровать
И многие другие вещи
Воистину зловещи!..»
. .
Гаван промолвил: «Но бойцу
Страшиться смерти ‑ не к лицу!
Цель моя священна
Вызволить из плена,
Спасти от бед ужасных
Всех этих дев прекрасных!..
Что ж! С божьей помощью! Пора!..»
…Сказал паромщик: «Вы вчера
Гевелиуса одолели.
И, может быть, на самом деле
Освободить удастся вам
Несчастных, что томятся там
И чей удел ‑ могила…
На то дана вам сила!..
Сильнее вас я никого
Не видел, кроме одного
Бойца, в исколотых, помятых,
Необычайно красных латах:
Он их у Итера добыл,
Когда он Итера убил!..
Вот это ‑ настоящий воин!
А я был чести удостоен
Его через поток везти:
К нам заглянул он по пути,
Куда‑то торопился очень,
Был чем‑то сильно озабочен
И в сущность скорбных наших дел,
Как видно, вникнуть не успел…
Итак, его я переправил…
Он пятерых коней мне оставил
В награду за мои труды…
Я на его щите следы
Весьма жестоких битв заметил.
На мой вопрос он мне ответил,
Что пятерых поочередно
(Ну, это ли не превосходно?)
Он паладинов победил,
Их покориться убедил
И в Пельрапер послал… Слыхали?
Все спрашивал он о Граале…
Такого редко встретишь… Да…»
…«Куда он поскакал?! Куда?
Вскричал Гаван с горящим взглядом.
Да знал ли он, что я здесь рядом?!
О предстоящей битве знал?!»
«Клингсор его не занимал,
И я избег с ним разговора
Насчет проклятого Клингсора,
Его тревогою смущен:
Он был Граалем поглощен!..»
«Жаль, мы не встретили друг друга!..
Но полно!.. Где моя кольчуга?
Кольчугу! Шлем! Коня подать!
Настало время нападать!..»
. .
Доспех Гавана превосходен.
И меч остер. А щит ‑ негоден,
Пробитый в схватке боевой…
Паромщик щит приносит свой:
«Возьмите, может пригодиться!
Незаменимая вещица.
Порой весьма полезен щит:
Коль не спасет, так защитит!..
Да и с мечом не расставайтесь.
Пугать начнут ‑ не поддавайтесь!..
И вот еще о чем прошу:
Зайдите в лавку, к торгашу,
Там, возле крепостных ворот…
Коль примет скверный оборот
Задуманное вами дело,
На него положиться можно всецело.
Оставьте у него коня!..
И передайте поклон от меня…»
…Гаван семейство это
За добрые советы
И помощь поблагодарил
Им настежь сердце свое отворил…
И прочь отправился, спеша
Найти сначала торгаша,
Дабы коня ему оставить…
Я мог бы многое добавить,
Скажу, однако, кратко:
Все шло сначала гладко…
Воскликнул радостно купец:
«Ну, наконец‑то! Наконец!..
Не надо мне вознагражденья:
Мы заждались освобожденья!..»
…Лежат товары на прилавке,
Пасется чей‑то конь при лавке…
А наш герой, чуть поуняв
Запальчивый свой, гордый прав,
Пешком (поймите: это ‑ к счастью ж!
Вошел в распахнутые настежь
Ворота замка… Ни один
Слуга ли, страж ли, паладин
Ему не встретился… Все было
Безлюдно, тихо… Все таило
В себе неясную беду…
Герой наш постоял в саду
И осмотрелся постепенно.
Его смущали эти стены:
Их осаждай хоть тридцать лет,
Надежды на победу нет.
Здесь штурм напрасен. И преступен.
Поскольку замок ‑ неприступен!..
…Все это так… Но отчего
Не видно в окнах никого?
Исчезли женские фигуры…
По утвержденыо Авентюры,
Гаван, в раздумья погружен,
Был крышей замка поражен,
Столь светлой, пестрой и прозрачной.
(Он счел ее весьма удачной,
С павлиньим опереньем схожей,
И он преклонился пред волей божьей…)
…Заметим, что ни дождь, ни град,
Ни самый сильный снегопад
Не могут повредить узорам,
Представшим перед нашим взором…
…Гаван по лестнице идет
(Как знать, куда она ведет?),
А после, длинным переходом,
Под куполообразным сводом,
Он шествует из зала в зал.
Ну, хоть кого бы повстречал!..
Все комнаты ‑ как нежилые.
Да люди есть ли здесь живые?..
И вдруг он главный видит зал,
Где пол сверкает, как кристалл…
Вот здесь ‑ посередине зала
Кровать волшебная стояла.
Ее четыре колеса,
Все ‑ вот какие чудеса!
Из настоящего рубина!..
Необычайная картина!..
Но пол, что выложил Клингсор
Дарами всех на свете гор,
Великолепным малахитом,
Гранатом, яшмой, хризолитом,
Любое диво затмевал!..
Клингсор недаром затевал
Свершить немыслимое чудо:
Собрать в свой замок отовсюду
Богатства всех краев земли!..
Тех, что вблизи и что вдали!..
…Был до кровати шаг ‑ не боле.
Но пол ‑ что ледяное поле.
Чуть только по полу пройдешь,
Как поскользнешься, упадешь…
Наш друг, проникнуть в зал пытаясь,
Едва не падая, шатаясь,
До цели чуть ли не добрел!..
Но трюк волшебник изобрел:
Кровать отъехала в сторонку!
Герой Гаван за ней вдогонку!
А та ‑ проворно ‑ от него!..
Вот что такое ‑ волшебство!..
Гаван решил: «Пусть это ‑ чудо,
Но бегать я за ним не буду!..»
Присел, пригнулся он и ‑ прыг!
Он ‑ на кровати! В тот же миг,
Как он блаженно распластался,
Необычайный гром раздался.
Пред этим грохотом слаба
Была архангела труба.
Все грохотало, все гремело!..
Хоть действовал Гаван умело
И на кровать бесстрашно лег,
Он все равно уснуть не мог.
А гром ревел, а гром ярился…
Тогда Гаван щитом укрылся…
И сжалился над ним творец,
Внезапно положив конец
Своей спасительною дланью
Немыслимому грохотанью…
…Но тут из пятисот пращей
(Губительнее нет вещей!)
В Гавана камни полетели.
Герой наш, сидя на постели,
Наверно, помер бы на ней,
Попав под этот град камней,
Но мы‑то ведь не забываем,
Что щит‑то был непробиваем,
И камни, что пращи метали,
О щит ударясь, отлетали…
Но вот запас камней иссяк…
И тотчас ‑ тоже не пустяк!
В сопровожденье странных звуков
Из страшных, смертоносных луков
Посыпались вдруг тучи стрел.
Щит не поддался! Уцелел!
Гавана стрелы не задели!..
…Наверно, мы бы поседели,
Попав в подобный переплет!..
А вот Гаван на все плюет!..
Да… Мы, прости нас, правый боже,
Мы на Гавана не похожи:
Чуть что ‑ нас страх в дугу согнул
А тот и глазом не моргнул!..
…Но вдруг здоровый мужичина
(Лицо ‑ ужасная личина),
Обросший рыбьей чешуей,
Вошел с дубиною большой.
Нет, не с большою, а с громадной
Вид у него был кровожадный.
Не дай бог никому из нас
С таким вот встретиться хоть раз.
Но тешит нас соображенье:
Детина‑то без снаряженья,
А рыцарь со щитом своим
Пока что был неуязвим.
Лишь увидал мужик Гавана,
Отвисла челюсть у мужлана.
Орет, проклятый, пасть раскрыв:
«Того не может быть! Он жив!»
«Боюсь, ты раньше околеешь!..»
«Ничем его не одолеешь,
А только влипнешь сам в беду!
Себе дороже! Я пойду!..»
…И вдруг донесся до Гавана
Неясный грохот барабана…
Нет, барабанов двадцать штук
Тревожный издавали звук.
И в зал огромный лев ворвался.
Он бешен был: проголодался
И человечины алкал.
Клингсор его поднатаскал!
К ремням щита он лапу тянет
(А барабаны барабанят),
Щит без надежного ремня
Почти как всадник без коня!..
Но у Гавана был недаром
С собою меч!.. Одним ударом
Он зверю лапу отрубил.
Лев не взревел! Он протрубил
Крик дикой, небывалой боли!..
Но, повинуясь божьей воле,
Герой Гаван решает в грудь
Льву свой булатный меч воткнуть.
И мертвым лев свалился на пол…
Он лишь немного поцарапал
Героя… Но Гаван устал
И, обескровленный, упал
На львиный труп в изнеможенье…
И к тем пришло освобожденье,
Кого, ценой утраты сил,
От колдовства освободил
Герой, сражавшийся столь лихо…
Все смолкло… Всюду было тихо,
Пока, в окно не поглядев,
Одна из горемычных дев
Своими глазами не увидала
Мертвого льва посредине зала
И лежащего рядом со львом бездыханно
Героя ‑ отважнейшего Гавана…
Пришлось дрожащей от страха деве
К Арниве,^{254} старой королеве,
Бежать, чтоб поскорей принесть
Необычайнейшую весть,
Что столь же непонятна,
Сколь и невероятна…
Скажите, вы понять могли б
Погиб герой иль не погиб,
Когда бы вы не знали
О том, что было в зале?..
Арнива же была умна.
Двум юным пленницам она
Тотчас повелела
Разведать: в чем тут дело?..
…Как девы Гавана увидали,
Они безудержно зарыдали:
«Герой убит! Он недвижим!
Но мы ему принадлежим!..»
Сим преданность они явили…
И вдруг дыханье уловили,
Слетевшее с пунцовых губ!..
О, перед ними был не труп!..
Едва с него доспехи сняли,
Как с упоеньем слушать стали
Слова, что спящий лепетал…
При этом с уст его слетал
Звук, на чуть слышный стон похожий…
Спаси того, великий боже,
Кто вызволил нас из беды!..
«Скорей, ‑ кричат, ‑ воды! Воды!..»
Ему уста они разжали
(Алые губы его чуть дрожали).
Воды студеной влили в рот…
Но… Дальше слушайте!.. И вот
Глаза его раскрылись ясные.
Он видит: женщины прекрасные
Столпились около него
И все благодарят его
За возвращенную свободу…
Кто свежую приносит воду,
А кто ‑ целительную мазь,
Чтоб смог скорей подняться князь
После невообразимых пыток…
Арнива сварила ему напиток,
Найдя целительную травку,
Чтоб дело быстрее пошло на поправку.
Герой с охотой пил и ел
И, пристально весьма, смотрел
На дев, чей облик был чист и светел…
Но Оргелузу свою он не встретил…
…О, как его благодарили!
Чего ему только не говорили!..
Но снова погрузился он
В целебный, благодатный сои…
 

XII

 
Кто спящего даром побеспокоит,
Великим позором себя покроет.
А тот, кто, здесь лежа, глаза смежил,
Воистину отдыха заслужил!..
Свидетельствует Авентюра,
Что отпрыск Лота, племянник Артура,
Хоть совершенно изнемог,
Славу свою преумножить смог!..
Мне даже сравнивать неохота
Дела его с подвигами Ланцилота…^{255}
Признайтесь сами: неужель
Известный вам всем король Гарель^{256}
Отвагой рыцарскою сравнится
С тем, кому сейчас так сладко спится?..
Ах, если б множество тех стрел,
От коих он столько перетерпел,
Собрать да взвалить на мула,
Животное б к земле пригнуло!..
Что там Ивэйн?^{257} Что там Эрек?^{258}
Иль полководец имярек?..
О господи, не стану
Прекрасному Гавану
Кого‑то противопоставлять:
Зря только раны свои растравлять.
Ведь, победив в ристанье,
Душевные страданья
Мой славный рыцарь не избыл!
Увы! Страдая, он любил.
И сердце его не покидала
Та, что вершиной идеала
Для друга нашего была:
Оргелуза, источник зла!..
Подумайте только, что творится!
Способна ль вправду уместиться
Большая женщина в крохотном сердце?
Через какую такую дверцу
Она к Гавану в сердце вошла
И как дорожку туда нашла?..
Держать не стану я в секрете:
Дела проделывает эти,
Конечно, госпожа Любовь!..
Я с нею в спор вступаю вновь,
Хоть этот спор не мной навязан.
…За что так мучиться обязан
Наивернейший ваш слуга?
Жизнь всем, конечно, дорога,
Однако вы ему дороже!..
(Как дети на отцов похожи!
Любовью жил бесстрашный Лот!..)
А разве юный Илинот,^{259}
Гавана родич, не был вами
Загублен при служенье даме?..
Ах, госпожа Любовь, зачем
Вы досаждаете нам всем
И наше губите здоровье?..
И эти капли алой крови
Я не припомнить не могу,
Что на белеющем снегу
Перед очами Парцифаля
Напоминанием предстали
О горестной любви к жене…
А смерть принявший на войне
Гамурет ‑ его родитель
Он разве был не ваш воитель?
Иль он погиб не из‑за вас?!
…Пусть вам припомнятся сейчас
Гаван и все его родные!..
Прекраснейшая Итония^{260}
Гавана дивная сестра.
Она чиста, умна, добра,
Как в вихре бешеного танца
Кружилась из‑за Грамофланца,^{261}
Известного средь королей…
Вы были милостивы к ней?!
Сестра другая ‑ Сурдамур…^{262}
Ее ли не сгубил Амур,
Влюбивши ее в Александра‑царя,
Пред коим рассветная гаснет заря.
Вы всех терзали, всех казнили…
И вот острейшую вонзили
Стрелу в израненную грудь!..
Могу ли вас не упрекнуть
В преступной черствости к Гавану?!
Нет! Обвинять вас не устану…
…Поет Любовь избранник музы!..
Но бедный пленник Оргелузы,
Изведав злую вашу власть,
Навек вас должен был проклясть!..
Как много он стерпел лишений,
Одной из ваших став мишеней!..
. .
Ночь миновала. Рассветает…
Свечного света не хватает
Для состязания с дневным!..
…Гаван движением одним
Смахнул с себя оцепененье…
В окно вливалось птичье пенье.
И наш приятель ощутил
Прилив могучих свежих сил.
Затем он произнес тихонько:
«Однако же я спал долгонько!..
Но боже! Вот чему я рад!..»
Лежал новехонький наряд
Взамен его одежды грязной,
Забрызганной и безобразной,
Изодранной когтями льва…
Переодевшись, он сперва
Прошелся медленно по залам,
Любуясь блеском небывалым,
Хоть во дворцах живал не раз…
Хрусталь, рубин, смарагд, топаз
Чудесно стены украшали.
Каменья словно бы дышали
Средь беломраморных колонн…
Вдруг, потрясенный, видит он
Большую башню из камней,
Пылавших тысячью огней,
Переливавшихся, сверкавших,
Необъяснимо отражавших
В его обличии живом
Тот мир, в котором мы живем.
Увидел он моря и горы,
Разливы рек, полей просторы,
Луга и тучные стада,
Затем увидел города,
Где улицы, дома и люди…
Конечно, о подобном чуде
Гаван и помышлять не смел…
Признаемся: он онемел…
Но престарелая Арника
И королевы дочь ‑ Сангива^{263}
В сопровожденье юных внучек^{264}
(В глазах у каждой ‑ солнца лучик)
Спешат к герою моему
С желанием внушить ему,
Что, хоть была пустяшной рана,
С постели подниматься рано,
Что надобно себя беречь
И всеми делами пока пренебречь,
Чтоб ране вновь не отвориться…
«О госпожа и мастерица,
Гаван в ответ проговорил,
Весь век бы вас благодарил!
Вновь приведен я в чувство
То ваше сделало искусство!
Вас сам господь ко мне призвал!..»
«Так ты мастерицу во мне признал?
И благодарен мне безмерно?..
Ну, что же. Коли это верно,
Тебя хочу я обязать
Их, всех троих, облобызать…
Все трое ‑ королевской крови…»
Он тотчас же, не прекословя,
С охотой выполнил приказ
И (говорю вам без прикрас)
Почувствовал выздоровленье,
С чем он и принял поздравленье…
И все ж глазами ищет он
Ту чудо‑башню средь колонн
И страстно молит, чтоб Арнива
Сего не убирала дива…
…Она сказала: «Ну, так и быть.
Все, что можешь увидеть, увидь!»
И пальцем ему погрозила…
И башня отразила
(Уж так была она устроена)
Прекрасную деву и гордого воина,
Которые мчались галопом
Сквозь лес, по запутанным тропам…
Правила дева горячим конем,
А рыцарь пылал благородным огнем,
И, чувствуя жаркое жженье,
Он, видимо, рвался в сраженье…
…О, если бы башня ему солгала!
Той девой ‑ увы! ‑ Оргелуза была,
И вид ее был так прелестен…
А рыцарь? Он нам неизвестен.
Я говорю: неизвестен пока.
Еще мы с ним встретимся наверняка.
Однако томить вас не стану
Вновь возвращаюсь к Гавану…
Он молвит: «Там ‑ рыцарь, я вижу его,
Торопит куда‑то коня своего,
Воздевши копье боевое,
Он хочет рискнуть головою…
Ну, что же, коль хочет рискнуть, пусть рискнет!
Мое копье его проткнет!..
Не вы ли мне силы придали?..»
…Все четверо зарыдали:
«Мы не враги вам, а друзья.
Сражаться вам еще нельзя.
Вы не оправились от ран.
А этот паладин ‑ Флоран,^{265}
Доселе был непобедимым,
О чем считаем необходимым
До вашего сведения довести,
Чтобы образумить вас и спасти…
Но будь вы даже вполне здоровы,
Сражаться вам смысла нет никакого,
Тут мнений быть не может двух,
Несмотря на ваш славный рыцарский дух,
И вы нам, пожалуйста, поверьте…
В случае вашей геройской смерти
Немедленно казнят и нас,
Которых ваш меч благородный спас…
И даже в случае вашей победы
Всех ждут ужаснейшие беды:
Под тяжестью железных лат
Вновь ваши раны закровоточат,
И, к торжеству себя готовя,
Умрете вы от потери крови!..»
…Как быть?.. Герой не хочет ждать!..
Он просит женщин не рыдать
И, обратив молитву к богу,
Собирается в дорогу,
Свой долг Любви отдать спеша…
…И вот Гаван у торгаша,
Где Грингульес покорно пасся,
Чтобы его хозяин спасся!..
Теперь ‑ вперед ‑ к другому дому,
К тому паромщику седому,
Который, как назначил рок,
Его переправил через поток…
Седой паромщик снова
Принял его как родного
И дал копье герою длинное,
Как тот волшебный щит ‑ старинное!..
. .
И снова наступает срок
Переправить Гавана через поток.
Гаван еще слаб, Гаван еще болен,
Но разве рыцарю позволен
Трусливой слабости позор?!
Итак ‑ всему наперекор!..
…Сын достославнейшего Лота
Сшиб супротивника с налета.
Не поднимая головы,
Средь блещущей росой трапы,
Лежал он, сброшенный с коня
Толчком старинного копья,
И в безнадежнейшем положенье
Свое признал он пораженье…
. .
Гаван с паромщиком расстался.
Старик в обиде не остался,
Взамен волшебного копья
Забрав у рыцаря коня.
Однако, рассуждая здраво,
Старик имел на это право,
Гавана одарив щитом,
Копьем снабдив… Но не о том
Сейчас поговорить охота,
А о другом!.. Как сына Лота
Надменная Оргелуза встретила
И чем на восторги его ответила…
Итак, на Гавана она взирает:
«Вас, вижу, гордость распирает.
Вы возомнили о себе,
Что вы ‑ герой!.. Но лишь судьбе
Слепой обязаны удачей!..
Однако нрав у вас горячий,
Не то б смогли вы сплоховать,
Попав в волшебную кровать!..
Ого! Вы даже льва убили!..
Но ‑ полно! Разве вы забыли:
Вас в замке ваши дамы ждут,
И нечего вам делать тут!..
Иль, как вы сами говорите,
Вы, рыцарь, все еще горите
Любовью пылкою ко мне?..»
Гаван вскричал: «Я весь в огне!
Победный меч вы мне вручили!
Раны мои вы залечили!
Меня ваш светлый образ спас!
И жить я не могу без вас!..»
«Ну, что ж! Тогда поскачем вместе
Во имя Доблести и Чести.
Но нелегко придется вам…
Предупредите ваших дам!..»
Исполнен трепета священного,
Гаван направил в замок пленного,
Который предал все огласке…
У многих увлажнились глазки.
«Надежда наша, наш оплот,
Пусть радость господь тебе ниспошлет,
Пусть, нашему внимая плачу,
Бог ниспошлет тебе удачу!