Текст книги "Легион хаоса"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Откуда-то он нашел силы, чтобы еще раз поднять руки и начертить в воздухе невидимые фигуры, линии и пунктиры из дыма и мерцающего серо-голубого света, которые каким-то образом соответствовали мелодии гудения.

Монстр задрожал. Его костистый череп вновь превратился в голову медузы, а из его пасти вырвался странный, звучавший почти жалобно звук. Его когти бесцельно хватали пустоту.

Некрон гудел все громче; одновременно увеличилась интенсивность голубого свечения, которое возникло между ним и чудовищем. Медленно, как окрашенная вода, свет полз по комнате, образуя полосы и быстро исчезающие фигуры и приближаясь к химере. Монстр попытался отступить назад, но та же самая сила, которая мешала ему напасть на Некрона и его людей, приковала его к месту

Потом свет коснулся тела чудовища. Вспыхнули крошечные, бело-голубые искры, и я почувствовал, какие гигантские, невидимые силы столкнулись здесь. Все продолжалось лишь несколько секунд, но это была борьба, которая велась с беспримерной жестокостью, дуэль гигантов, из которой мы могли видеть лишь очень небольшую часть.

Бестия проиграла борьбу.

Гудение Некрона все усиливалось и усиливалось, становилось все более угрожающим, требовательным и громким. И в такой же самой мере тело чудовища начало бледнеть. Оно теряло материальность, становилось все более светлым и прозрачным, пока наконец от него не осталось ничего, кроме бледного контура. Потом и он исчез.

Некрон с жалобным стоном осел. Голубое свечение погасло, а его гудение превратилось в жалкие крики боли.

Но он все еще не умирал. Хотя это было совершенно невозможно, но он еще раз поднял свое истерзанное тело и уставился на меня.

– За это… ты… заплатишь… Крейвен, – прохрипел он. – Ты будешь… страдать до… конца дней своих. Ты меня… дважды предал, Роберт Крейвен, и ты умрешь две тысячи раз за каждое… предательство.

Он задыхался. Ковер под ним начал дергаться как в судорогах. Колдун вскрикнул, упал навзничь и покатился по полу. Но в нем все еще оставались силы, и еще раз он выпрямился и посмотрел на меня невидящим взором.

– Я проклинаю тебя, Роберт Крейвен! – крикнул он. – Я проклинаю тебя со всей силой, которая мне дана. Ты никогда не обретешь покой! Ты будешь вести жизнь гонимого, вечно преследуемого. Все, что ты любишь, должно разбиться, а все, что ты делаешь, должно приносить зло! Я обрекаю тебя на несчастье. Смерть и страдания должны стать твоими братьями, а люди будут проклинать тебя, куда бы ты не направился! Ты будешь помнить мою месть всегда, Роберт Крейвен!

Некрон упал навзничь. Но он все еще не умирал, а начал пронзительно выкрикивать какие-то слова на непонятном мне языке.

Пять оставшихся в живых воинов вдруг пришли в движение. Двое из них подняли тело своего господина, а третий бросился к напольным часам и одним ударом сорвал дверь с петель.

За нею зловеще блеснула черная поверхность болота, которую я видел в кошмарных снах, о которых я теперь знал, что это были не сны.

А четвертый воин поспешил к маленькой кушетке рядом с камином и подхватил Присциллу на руки.

С пронзительным криком я вскочил и бросился на него.

Я даже не заметил удара, таким быстрым он был. Внезапно мои ноги подкосились под весом моего тела. Я упал, краешком глаза заметил мелькнувшую тень и скрючился от новой, невыносимой боли, когда нога воина попала мне под ребра.

Я не потерял сознание, я видел и слышал все, что происходило вокруг меня, но я был не в состоянии оценить происходившее и прореагировать на него.

Оба воина-дракона отнесли старика к часам. Я слышал, как он еще что-то сказал Говарду, но не понял ни одного слова, потом они прошли в дверь и зашагали по черным волнам застывшего болота.

Мой разум затуманился. На мгновение у меня потемнело в глазах, и я не чувствовал ничего, кроме боли и никогда не испытанного чувства беспомощности.

Когда мой взор снова прояснился, Некрон и его черные убийцы исчезли.

А вместе с ними и Присцилла.

* * *

– Это была моя вина, – тихо сказал Говард. – Мне очень жаль, Роберт. – Его голос дрожал, а в глазах стояла такая мольба, которую я еще никогда прежде не видел ни у одного человека. – Пожалуйста… прости меня, – прошептал он.

Вместе с Ван дер Гроотом они подняли меня и отнесли на кушетку, на которой раньше лежала Присцилла. Я снова пришел в себя, и теперь мое тело болело не так невыносимо, хотя при каждом вдохе я чувствовал жгучую боль в груди. Видимо, головорез Некрона сломал мне ребро, а может быть, и несколько.

Но я почти ничего не замечал. И слова Говарда я улавливал лишь краем сознания, и мне было крайне тяжело реагировать на них и поднять на него глаза.

– Твоя вина?

Он кивнул. У него был несчастный вид.

– Да. Я… знал, что произойдет, когда он откроет часы. И хотел этого. Это был единственный шанс уничтожить его. Так я думал.

Мой взгляд упал на открытые напольные часы. Черный кошмарный ландшафт исчез, уступив место потрескавшимся доскам задней стенки, после того как Некрон ушел. На мгновение я попытался убедить себя, что все это было не больше чем кошмарный сон, от которого я очнусь, если достаточно сильно захочу.

Но я никогда не избавлюсь от него, так как кошмар, в котором я находился, назывался действительностью.

– Мне так жаль, – бормотал Говард. – Когда… Некрон нас пленил, тогда…..

– Все хорошо, Говард, – тихо сказал я. – Ты не виноват в этом.

Он взглянул на меня, и в его глазах вспыхнула слабая искорка надежды.

– Ты… меня не ненавидишь? – спросил он.

– Ненавидеть? – Мой голос звучал совершенно холодно. Я даже сам испугался этого. – Почему я должен тебя ненавидеть?

– Он же увел с собой Присциллу, – осторожно сказал Говард. – Он бы не сделал этого, если бы я не попытался устроить ему ловушку.

Я не ответил, но этого и не требовалось. Говард и так понял, что в этот момент происходило во мне.

– Ты знаешь, где находится… его горная крепость? – тихо спросил я.

– Некронова крепость Дракона?

Я кивнул.

Говард на мгновение задумался, потом покачал головой.

– Нет. Никто точно не знает, где она находится. Ты хочешь… найти его? – его глаза сверкнули.

– О да, – ответил я. – Я найду его, Говард, даже если для этого мне понадобится отправиться на край света. И тогда я убью его.

КНИГА ПЯТАЯ. Месть тамплиеров

Только что это место на берегу маленького озера было пустынным. А сейчас там внезапно возникли трое мужчин. Если бы кто-то в этот поздний час пошел в Риджент-Парк, он бы не увидел, как они пришли, так как они возникли буквально из ничего.

Одна только бродячая кошка оказалась свидетельницей их появления. И только она почувствовала страшную, бесконечно злую ауру, окружавшую этих троих.

Ее рыжая шерсть встала дыбом, прежде чем она, охваченная дикой паникой, умчалась прочь.

На один короткий миг она почуяла смерть…

Несколько секунд три высокие фигуры неподвижно стояли на берегу озера, прислушиваясь к шелесту листьев и тихому плеску воды, поверхность которой рябила от легкого ветерка.

Потом они исчезли в различных направлениях и почти так же бесшумно, как появились. Только следы их ног остались на влажной узкой прибрежной полоске песка.

Но к рассвету и они исчезнут…

* * *

– Почему мы не можем воспользоваться воротами? Я не вижу никакой причины, которая могла бы мне помешать сделать то же самое, что и Некрон!

Говард неодобрительно нахмурил брови, когда уловил упрек в моих словах, глубоко затянулся сигарой, подчеркнуто медленно взял свою чашку с давно остывшим кофе и сделал вид, что пьет его. Это демонстративное спокойствие начало уже выводить меня из себя. Уже более двух часов мы сидели в библиотеке и разговаривали: это значит – я говорил, а Говард слушал, время от времени хмурил брови или качал головой и ограничивал свое участие в нашей “беседе” редкими репликами типа “хм” или “тсс”!

От него трудно было ожидать чего-то иного. Если я когда-нибудь и встречал человека, который в совершенстве владел искусством не отвечать на конкретные вопросы, то это был Говард.

– Итак? Почему нет?

Говард улыбнулся, поднес сигару к губам и выпустил в мою сторону вонючее облако дыма.

– Потому что не получится, – сказал он наконец.

– Потому что… не получится? – повторил я. – Почему же ты сразу не сказал этого? Если дело обстоит так, то, разумеется, я признаю, что ты прав.

– Тебе совершенно ни к чему становиться циничным, Роберт, – сказал Говард, качая головой. – Разве тебе недостаточно того, что ты уже пережил с этой штуковиной?

– Но ты тоже ею пользовался, вместе с Рольфом, – сказал я сердито.

Говард обиженно поджал губы.

– Это было совсем другое. Жизни Рольфа грозила опасность, я должен был помочь ему. И я сам не знал, насколько это опасно. Если бы я знал это раньше, я бы дважды подумал, прежде чем принять решение. Черт побери, Роберт, ты же на себе испытал, что может натворить эта штуковина!

На этот раз я не сразу ответил ему, несколько секунд я молча смотрел мимо него на огромные напольные часы, которые, как пережиток из давно минувших времен, стояли в углу библиотеки.

В сущности так оно и было: осколок эпохи, которая погибла задолго до того, как на этой планете зародилась жизнь. Жизнь в нашем понятии…

Я попытался отогнать от себя эту мысль, но мне удалось это сделать лишь частично. Как всегда, когда я размышлял о мире ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, оставалось смутное чувство удрученности, какой-то неприятный осадок в душе, который исчезал лишь некоторое время спустя. И хотя уже прошло почти полторы недели с тех пор, как Нерон, старик с горы, ушел через магические ворота, которые скрывались за безобидно выглядевшими дверцами мнимых часов, у меня по спине побежали мурашки.

Напольные часы не только внешне были настоящим монстром. За ветхими досками их корпуса находился не сложный часовой механизм, как можно было предположить, судя по их внешнему виду, а ворота, которые вели прямо в ад…

В сущности я очень хорошо знал, что Говард прав. Один раз я с огромным трудом избежал гибели, которая подстерегала меня за закрытыми дверцами часов. Но я вряд ли мог рассчитывать на то, что и во второй раз мне так же сильно повезет. Но мысль о необходимости сидеть здесь в бездействии и ждать у моря погоды, в то время как Некрон с Присциллой находились бог его знает где, была просто невыносимой.

– Некрон тоже ими воспользовался, – упрямо сказал я. – Я не понимаю, почему…

– Если двое делают одно и то же, Роберт, – поучающим тоном сказал Говард, – это еще не значит, что они делают это одинаково.

Я сверкнул на него глазами. Говард желал мне только добра, я это хорошо понимал, но другой, злой части моего “я” он казался в настоящий момент самой подходящей мишенью для моего плохого настроения.

– Почему же ты не встретил Некрона пословицей? – подхватил я. – Например: чужое добро впрок не идет? Я уверен, он бы извинился и ушел восвояси.

– Вряд ли, – сухо ответил Говард. – Некрон выбросил бы из этой пословицы частицу “не”. – Он наклонился вперед и загасил свою сигару. – Некрон очень опытный маг, – сказал он убежденно. – Это человек, который пользуется такими воротами много столетий, Роберт. Он знает опасности, которые могут подстерегать на этом пути, и знает, как избежать их. Ты же не знаешь этого.

– Но ведь зато ты знаешь! И кроме того, ты…

Я запнулся и плотно сжал губы.

Я сразу же пожалел о своих словах, когда заметил, как Говард вздрогнул, словно от удара. Он не ответил и не посмотрел на меня, а невидящим взглядом уставился в окно. Он и так постоянно корил себя за случившееся.

Он попытался устроить Некрону ловушку. Она захлопнулась, как он и планировал, но Некрон сумел уйти и забрал с собой Присциллу и “Necronomicon”, а Говард винил во всем только себя. Мои постоянные заверения, что он ни в чем не виноват, не смогли ничего изменить.

А если уж быть до конца честным перед самим собой, то я должен признать, что какая-то маленькая часть моего подсознания постоянно нашептывала мне, что это именно Говард виноват в исчезновении Присциллы. Я пытался бороться с этим и хотел заставить замолчать этот беззвучный голос, но мне это не удалось.

Внезапно Говард встал, расправил плечи и направился к двери.

– Куда ты собрался? – резко спросил я. – Мы еще не договорили.

Говард улыбнулся.

– Я сейчас вернусь. Мои сигары закончились. Я спущусь вниз и возьму новую коробку из моего чемодана. Воздух здесь еще слишком хорош, не правда ли?

Я недовольно нахмурился, но Говард в ответ только еще шире улыбнулся, быстрым шагом подошел к двери и покинул комнату.

Я был совершенно уверен, что он вышел не только для того, чтобы взять новые сигары. Вероятно, он хотел в спокойной обстановке обдумать, как ему лучше всего лишить меня возможности действовать Если бы все зависело от меня, то сейчас мы бы уже были на борту парусника, который доставил бы нас обратно в Америку.

Но не все зависело от моей воли, и Говард в этом не виноват, даже если развитие событий и было для него очень кстати. За последние полторы недели ему очень ловко удавалось избегать меня или придумывать “страшно” важные причины, лишь бы уйти от этого разговора.

В первые дни это было очень легко – дом превратился в пчелиный улей, в котором царила непрерывная суета. Полсотни полицейских из Скотланд-Ярда свалились нам на голову, и в течение первых пяти дней мне едва удавалось поспать, не говоря уж о том, чтобы найти свободную минуту и поговорить с Говардом. Сейчас все закончилось. Каким-то образом Говард и доктор Грей – настоящий доктор Грей – сумели вытащить мою голову из петли – по крайней мере пока.

Не то, чтобы дело было полностью закрыто, просто мы получили маленькую передышку с обычными условиями: не покидать город, в любое время быть в распоряжении полиции и так далее. Полицейское расследование продолжится до тех пор, пока не найдется виновный или пока дело не будет сдано в архив. Первое не наступит никогда, а второго мы могли бы дожидаться годами при известной доле невезения.

Мой взгляд снова невольно упал на огромные часы в противоположном углу. Они производили угрожающее, гнетущее впечатление. Этот серый деревянный обелиск, казалось, только ждал момента, чтобы снова нанести удар со всей силы.

Я встал, осторожно приблизился к часам и протянул руку к потрескавшимся доскам боковой стенки. Мое сердце забилось быстрее, хотя я знал, что – по крайней мере, сейчас – мне не грозила опасность от этой… штуковины.

Несмотря на это, при прикосновении к доскам мне показалось, что я ощутил слабый, неприятный зуд в кончиках пальцев. Перед моим мысленным взором возникла картина: дверца открылась, а за нею находился не сложный часовой механизм четырех разных циферблатов, а монотонные, черные волны застывшего океана, страна зла, освещаемая бледным светом луны…

Я рывком убрал руку и так сильно зажмурился, что у меня перед глазами заплясали блестящие точки. Тем не менее прошло несколько бесконечно долгих секунд, пока видение исчезло, а мое сердце перестало бешено колотиться.

Я повернулся, сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов и попытался отогнать от себя всякие мысли о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, о Некроне и его воинах.

* * *

Когда я хотел вернуться к моему месту за столом, мой взгляд упал на маленький предмет под стулом Говарда. Я с любопытством наклонился, поднял его и обнаружил, что это был истрепанный американский паспорт. Паспорт Говарда.

Видимо, он выпал из кармана, когда Говард снял свой сюртук и повесил его на стул. Я покачал головой, откинул полу сюртука и сунул паспорт во внутренний карман.

Паспорт проскочил сквозь карман, который, видимо, был разорван изнутри, скользнул за подкладкой и вновь выпал через распоровшийся шов на ковер.

По крайней мере, все так выглядело. Единственное, что меня в этом смущало, это тот факт, что я еще не опустил паспорт в карман, а продолжал держать его в руке, зажав между большим и указательным пальцами…

Я озадаченно вытащил руку с паспортом, некоторое время удивленно смотрел на измятую синюю книжицу в моей руке и на другую на ковре, поднял наконец второй паспорт с ковра и повертел оба документа в руках.

Прошло несколько секунд, прежде чем мне стало ясно, что же именно зафиксировало мое подсознание и подало беззвучный сигнал тревоги. С этими двумя паспортами что-то было не так.

И сейчас я заметил, в чем было дело.

Они были одинаковые.

Они не были похожи, как это бывает с паспортами одной национальности, нет – они были одинаковые.

Абсолютно идентичные.

Десять, пятнадцать секунд я озадаченно смотрел на две синих книжицы с золотым тиснением у меня в руках, потом отнес их к столу, сел и положил их перед собой на крышку стола. Все в этих двух паспортах совпадало – растрепанные страницы, напоминавшая пятирукого карлика клякса на обложке, места, где облупилось золотое тиснение, загнутый правый верхний уголок – абсолютно все. Они были похожи, как две абсолютно идентичные отливки из одной и той же формы.

Я снова заколебался. У меня заговорила совесть, когда мне стало ясно, что я вмешиваюсь в личные дела Говарда, которые меня абсолютно не касались. Но мое любопытство оказалось сильнее меня Я медленным, синхронным движением раскрыл оба паспорта, как бы подчеркивая их идентичность, и с растущим замешательством уставился на первую страницу.

Странное сходство продолжалось и внутри паспортов. У американского белоголового орлана, который красовался на специальной бумаге, пронизанной линиями и символами, на правом крыле имелось грязное пятно, в обоих паспортах виднелись крошечная, полустертая черточка и линия, по которой бумага была согнута и порвалась. Совершенно сбитый с толку, я пролистал дальше, сравнил различные штемпели и записи и убедился, что и они совершенно идентичны, как по расположению и последовательности, так и по датам и яркости.

Потом я открыл страницу с личными данными Говарда. Мои руки как бы сами собой замерли, словно они хотели напомнить мне в последний раз, что я совершал то, на что не имел никакого права. Мне давно было известно, что существовала какая-то тайна в биографии Говарда, но он никогда не отвечал на мои прямые вопросы, и сейчас я просто не имел права за его спиной рыться в его бумагах.

Но тем не менее я сделал это. И на этот раз я нашел различие в обоих паспортах-близнецах.

Это была незначительная деталь: две маленьких, безобидно выглядевших цифры в графе, где стояла дата рождения Говарда. Но эта мелочь потрясла меня до глубины души.

В одном паспорте, слева, датой рождения Говарда значилось 20-е августа 1840 года. 20-е августа стояло и во втором паспорте – вот только год не совпадал.

Здесь было записано 1890.

У меня задрожали руки. Казалось, меня коснулось ледяное дыхание. Меня бросало то в жар, то в холод, а в моем желудке внезапно появился твердый, ледяной комок. Почти против своей воли я поднял голову и посмотрел на маленький календарик, который стоял на углу моего письменного стола.

Он показывал сегодняшнюю дату.

11-е июня 1885 года!

* * *

Мужчине было около тридцати пяти лет, и что портье сразу бросилось в глаза, так это его необычно темный цвет лица. Он не был негром, но его кожа загорела так сильно, что отличие не улавливалось. Он был очень высокого роста – наверняка не менее двух метров, однако его движения отличались особой грацией, в них не было и намека на неуклюжесть, обычно свойственную людям его комплекции.

Он – в отличие от большинства гостей, которые впервые приходили сюда, – ни секунды не колебался, войдя в фойе. Он лишь быстро и внимательно оглядел все вокруг своими темно-голубыми, слегка раскосыми глазами и направился прямо к регистратуре.

Портье встал, поспешно смахнул с брюк крошки от бутерброда с сыром, который он жевал последние полчаса и улыбнулся мужчине профессиональной улыбкой, не упустив, правда, возможности предварительно бросить неодобрительный взгляд на стрелки больших бронзовых часов, которые висели за его спиной на стене. Они приближались к трем часам ночи. Довольно необычное время, чтобы снять номер.

– Сэр? – вопросительно начал он.

Незнакомец несколько секунд молча смотрел на него, и в его взгляде было что-то такое, от чего портье бросило в дрожь. Казалось, что эти глаза излучали почти физически ощутимый ледяной холод. Портье показалось, что его лица коснулось ледяное дуновение.

– Комнату, – сказал незнакомец. Его голос звучал странно: грубо и низко и очень гортанно, как будто он обычно разговаривал на языке, звуковая окраска которого не имела ничего общего с английским языком.

– На… сколько дней, сэр? – спросил портье. Незнакомец пожал плечами.

– На два, может быть, три дня, – ответил он, немного подумав. – Может быть, и дольше. Я еще пока не знаю этого.

Портье нахмурился. Он откашлялся, демонстративно выглянул из-за низкой стойки и посмотрел направо и налево.

– У вас… нет багажа, сэр? – спросил он. Его голос прозвучал надменно.

– Нет, – подтвердил незнакомец.

– В этом случае, сэр, – сказал портье, поколебавшись, – я вынужден, к сожалению, настаивать на предоплате. Таково правило нашей гостиницы.

Странным образом незнакомец не проявил ни малейшего признака гнева или хотя бы недовольства. Он молча сунул руку в карман, вытащил сложенную банкноту в пятьдесят фунтов и положил ее на стойку.

– Этого хватит?

В последний момент портье удержался от искушения протянуть руку и схватить банкноту.

– Этого… больше чем достаточно, – запинаясь сказал он. – Но боюсь, я не смогу дать вам сдачу. Касса закрыта. Если бы вы могли подождать до утра, сэр…

– Сдачи не надо, – ответил незнакомец, и эти слова окончательно убедили портье в том, что мужчина или сумасшедший, или же преступник, скрывающийся от полиции. – Сдачу можете оставить себе.

Он улыбнулся, молча взял ключи, которые ему протянул портье, и повернулся, но человек за стойкой еще раз окликнул его:

– Вы… должны еще записаться, сэр, – сказал он. – Бланк для прописки еще…

Он замолк, когда встретился взглядом с голубыми как сталь глазами незнакомца. Что-то в их выражении изменилось, что-то, что невозможно было передать словами.

– В этом нет необходимости, – сказал незнакомец. Внезапно его голос зазвучал иначе, чем до сих пор.

Портье хотел возразить, но не смог. Вместо этого он кивнул, снова захлопнул регистрационную книгу и положил ручку на стол.

– В этом нет необходимости, – подтвердил он.

– Возможно, будет даже лучше, если никто не узнает о моем пребывании здесь, – продолжал темнокожий незнакомец.

– Разумеется, сэр, – кивнул портье. – Никто ничего не узнает. “Что это? – в ужасе подумал он. – Это же не мои слова!”

– Возможно, вам следует также забыть, что вы меня когда-либо видели, мой друг, – продолжал незнакомец.

– Это было бы вероятно… самое лучшее, – подтвердил портье.

– Когда утром придет ваш сменщик, – продолжал незнакомец, – просто скажите ему, что в комнате… – он бросил быстрый взгляд на номер ключа —…в комнате сто десять поселились молодожены, которые совсем не хотят, чтобы их беспокоили. И сделайте соответствующую запись в свою книгу.

Портье кивнул, взял ручку и опустил глаза. Он с ужасом наблюдал, как его рука сама собой начала писать и заполнять графы, внося фамилии и прочие паспортные данные несуществующих лиц. А затем внизу он нацарапал неразборчивую подпись. Такое случалось часто, когда молодая пара снимала номер под вымышленной фамилией, платила вперед и потом ее целыми днями никто не видел.

– Очень хорошо, – сказал незнакомец, когда портье закончил. – И как я уже говорил, будет лучше, если и вы сами забудете, что когда-либо видели меня.

– Я… так и сделаю, – ответил портье, запинаясь.

Он еще раз попытался воспротивиться чужому влиянию, которое заставляло его делать что-то против его собственной воли.

Однако когда незнакомец повернулся и направился к лестнице, портье уже забыл, что он вообще когда-либо встречал его.

* * *

Прошло довольно много времени, прежде чем Говард вернулся; значительно больше, чем могло бы потребоваться, чтобы сходить в свою комнату на первом этаже и взять новые сигары. В зубах у него была новая зажженная сигара, когда он вошел в библиотеку, а в правой руке он держал письмо с большой, казенной на вид печатью.

– Только что пришло, – сказал он и протянул мне письмо. – Заказное. Кажется, важное.

Я взял письмо, не посмотрев даже, от кого оно, положил его на стол и продолжал пристально смотреть на Говарда.

Меня охватило странное оцепенение. Я чувствовал себя… разбитым. И было еще что-то такое, что я понял только сейчас и что наполнило меня глубокой печалью. Чувство дружбы, привязанность, которую я чувствовал по отношению к Говарду, почти как к родному отцу, была нарушена.

Говард в течение нескольких секунд выдержал мой взгляд, потом он вынул изо рта сигару и, нахмурившись, посмотрел на меня.

– Что с тобой, Роберт? – спросил он. – У меня что, появился на лбу третий глаз?

– Нет, – ответил я сдавленным голосом. До сих пор я с огромным трудом держал себя в руках, но сейчас, когда он заговорил, мне было все труднее хотя бы внешне сдерживать себя. – Я просто восхищаюсь тобой, вот и все.

Говард нахмурился еще сильнее. Он взял стул и сел.

– Что случилось? – спросил он. – Что-нибудь произошло, пока я… – Он запнулся, резко повернул голову и уставился на напольные часы.

– Это не имеет к ним никакого отношения, – быстро сказал я. – Ни малейшего, Говард. Я восхищаюсь тобой, вот и все. Я уже слышал о детях с ускоренным развитием, но ты удивил даже меня

– Ты сошел с ума, Роберт? – пробормотал Говард. Он начал явно терять самообладание; он чувствовал, что я имел в виду что-то конкретное, но он не знал, что именно.

– Ни в коем случае, – ответил я.

Опустив руку, я сунул ее в ящик письменного стола, куда я положил оба паспорта.

– Подкладка твоего сюртука оторвалась, — сказал я с особым ударением на последнем слове, медленно вынул паспорт – один из двух паспортов – из ящика и положил его на стол перед Говардом – Вот это выпало из кармана.

Глаза Говарда округлились. Я увидел, как он побледнел за серо-голубым облаком дыма, которое он выпустил прямо перед собой, соорудив между нами некое подобие барьера.

Его рука дрогнула, словно он хотел поскорее схватить паспорт, но в последний момент он овладел собой и взял паспорт подчеркнуто спокойным движением. Его пальцы нервно теребили загнутый уголок. Говард улыбнулся, сделал жадную затяжку и намеренно небрежным движением раскрыл паспорт, как бы между прочим, лишь для того, чтобы чем-то занять свои пальцы. Его взгляд впился в мои глаза, но я молчал и делал вид, что смотрю в точку на стене за его спиной.

– Ты должен лучше следить за своими бумагами, – сказал я. – А то у тебя могут быть неприятности, если ты их потеряешь.

– Это… верно, – согласился Говард. Его пальцы открыли наконец страницу, где были записаны его личные данные. Я заметил, как в последний момент он подавил вздох облегчения, когда его взгляд упал на дату рождения.

Он поспешно захлопнул паспорт и сунул его в карман брюк.

– Я положу его в свой чемодан, – сказал он. – И лучше всего прямо сейчас, пока я снова не забыл.

Он хотел встать, но я быстрым жестом остановил его.

– Подожди, – сказал я. – Ты… потерял еще кое-что. Вот это.

С этими словами я вытащил из ящика второй паспорт, положил его на стол между нами и сделал приглашающий жест.

Говард побледнел. Его губы задрожали. Сигара чуть было не выпала у него изо рта. Он недоверчиво посмотрел на паспорт в своих руках, потом на второй, который лежал между нами. Потом его взгляд впился в мои глаза.

– Ты… ты шарил…

– Я нигде не шарил, – перебил я его. – Подкладка твоего сюртука действительно разорвалась. Вот этот… – я указал кивком головы на второй паспорт – …выпал, когда я хотел засунуть в карман другой паспорт.

Говард сделал несколько судорожных глотательных движений. Его кадык беспокойно задвигался вверх-вниз. Потом он быстрым движением схватил паспорт и прижал его к груди как сокровище.

– Я заглянул в него, – тихо сказал я.

– И?.. – упрямо спросил Говард. – У меня фальшивый паспорт. Это тебя удивляет? Ты хочешь донести на меня в полицию? – Смех, которым он сопроводил эти слова, прозвучал неестественно и нервно. – Внизу в моем чемодане лежат еще три или четыре паспорта. Иногда бывают такие ситуации, что лучше путешествовать под другой фамилией.

– Или как человек, который еще даже и не родился? – спокойно спросил я.

На этот раз мне пришлось довольно долго ждать ответа. Некоторое время он лишь молча смотрел на меня, но вспышки гнева, которую я ожидал, не было. В его взгляде скорее было выражение печали. Или смущения.

И разочарования.

Наконец он раскрыл паспорт, положил его перед собой на стол и вытащил из кармана второй, чтобы положить его рядом.

– Я мог бы сказать, что… речь идет о досадной ошибке, – сказал он. – Об ошибке, которую совершил фальсификатор.

– Ты мог бы, – подтвердил я. Глаза Говарда сверкнули.

– Но ты бы мне не поверил.

– Нет, – ответил я. – Я бы этому не поверил, Говард. Какой из этих двух паспортов настоящий?

Я наклонился вперед и прикоснулся ко второму паспорту, к паспорту с невозможной датой рождения. Рука Говарда испуганно дернулась, словно он собирался вырвать его из рук. Но он сумел овладеть собой.

– Этот настоящий, – заявил я. – Но с ним ты вряд ли сможешь заявиться в какое-нибудь учреждение, не так ли? Как человек, который родится только через пять лет.

– А если бы это было так? – пробормотал Говард.

– Кто ты? – спросил я. Изо всех сил я старался говорить спокойно, но сам слышал, как искаженно и незнакомо прозвучал мой голос. – Кто ты, Говард?

Он смог выдержать мой взгляд одну бесконечно долгую секунду, потом опустил голову, откинулся на стуле и с усталым вздохом потер подбородок. Я никогда не видел его таким растерянным и выбитым из колеи, как в этот момент. Но он продолжал молчать.

– Мне следовало знать это, – пробормотал я, когда увидел, что Говард не собирается отвечать на мой вопрос. – Я был дураком, Говард. И ты обращался со мной так, как я этого заслуживал. Как с идиотом.

– Чепуха, – пробормотал Говард.

– Нет, это совсем не чепуха. Доказательства были совершенно очевидными. Ты помнишь нашу встречу с Лиссой?

Говард не ответил, да это и не требовалось. Никто из нас не забыл этой сцены. И слова, сказанные Говардом ведьме, вселившейся в тело Присциллы.

– “Ты не изменилась со времен Салема”, – по памяти процитировал я его слова. – Салема, Говард. Тогда я посчитал это риторикой, простым образным выражением. Но все было буквально так, как ты сказал. Ты встречал эту женщину в Салеме. В городе, который был разрушен двести лет тому назад! – Внезапно мой голос зазвучал громче; я почти кричал, хотя и не хотел этого. Возбуждение просто овладело мной.

– Ты всего-навсего друг моего отца. И больше никто. Только лишь…