Текст книги "Конец XIX века: власть и народ"

Автор книги: Вольдемар Балязин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Неудача не остановила террористов, и они решили перенести место действия прямо в Зимний дворец. Туда устроился на работу красивый и статный молодой столяр Степан Халтурин, который уже во дворце познакомился с одним из жандармов. Он стал ходить к нему домой, понравился его дочери и даже пообещал жениться на ней. Благодаря протекции будущего тестя Халтурину выделили в подвале маленькую комнатку, где он и стал жить. Рядом с ним, но в более просторных казарменных комнатах, жили солдаты лейб-гвардии Финляндского полка, несшие во дворце караульную службу. Днем Халтурин облицовывал стены царского винного погреба, и здесь же хранил пачки динамита, которые приносил из города. Иногда он прятал динамит у себя в комнатке, а порой и спал, обвязанный пакетами, отчего к утру у него от боли разламывалась голова. Так он готовился с середины января и до февраля 1880 года. Оставалось только выбрать момент, когда бы царь оказался над винным погребом…

А в это время полиция и жандармерия утроили усилия по ликвидации «Народной воли». Результаты не замедлили сказаться: были арестованы видные руководители партии – Степан Ширяев и Александр Квятковский, в Саперном переулке в Петербурге обнаружена типография, здание которой полиция брала штурмом. Однако эти операции проходили в спешке и суматохе, и жандармы не прорабатывали до конца всех версий, которые могли бы навести их на след террористов. Так, на квартире народника Богословского при обыске были обнаружены свежие номера газеты «Народная воля», нелегальная литература, револьвер и 3 карандашных плана Зимнего дворца. На плане, рядом с помещениями солдатского караула (под царской столовой) был виден четко нарисованный кружок, но по необъяснимым причинам эта версия не была разработана полицией до конца, и Халтурин продолжил свое дело.

Исполнительный комитет торопил Халтурина, но он действовал наверняка и не спешил. Он прожил в Зимнем дворце уже несколько месяцев, за это время довольно хорошо и подробно изучил его план, и знал, что над погребом находится зал, где обычно обедает и ужинает вся царская семья. То, что при взрыве погибнут женщины, дети, слуги и солдаты, его не смущало. Халтурину нужно было лишь точно выбрать время взрыва, зная наверняка, что царь в столовой. И в центре событий снова оказалась Перовская, опять узнавшая от матери, что 5 февраля к царю пожалуют светлейший князь Александр Баттенбергский с сыном Александром.

Начало ужина было назначено на 6 часов, и Желябов приказал произвести взрыв в двадцать минут седьмого, когда вся царская семья уже будет сидеть за столом. Однако поезд опоздал на 10 минут, к тому же отец и сын Баттенбегские сначала пошли к императрице Марии Александровне, так как она из-за болезни оставалась в своих апартаментах. Обо всем этом дворцовый столяр, разумеется, не знал, и потому никаких поправок в свой план не внес. Взрыв раздался, когда отец и сын Баттенберги сидели у постели больной, император ждал своих гостей в соседнем кабинете, а цесаревич Александр и великие князья и княгини стояли в ожидании гостей в смежном со столовой зале. Погас свет, зазвенели выбитые стекла, посыпалась штукатурка. Никто из членов семьи не пострадал, но были убиты 19 и ранены 48 солдат. Столовая и соседняя с ней «Желтая гостиная» были совершенно разрушены, из подвала валил дым, но Александр, не потеряв самообладания, мгновенно бросился помогать раненым… Но вдруг ужасная мысль молнией ожгла его мозг: не пострадала ли Екатерина Михайловна? И он, почувствовав, как падает сердце, побежал к лестнице, ведущей на третий этаж. Не помня себя, царь в несколько прыжков одолел первый марш и вдруг увидел, как к нему навстречу летит Катенька. Он схватил ее в объятия, они прижались друг к другу и заплакали.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД ЖИЗНИ ИМПЕРАТОРА

Последствия взрыва в Зимнем дворце

После этого взрыва Петербург как будто оцепенел. Находившийся тогда в Петербурге французский дипломат и литератор маркиз Эжен-Мельхиор де Вогюэ писал: «Пережившие эти дни могут засвидетельствовать, что нет слов для описания ужаса и растерянности всех слоев общества. Говорили, что 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права, будут совершены взрывы в разных частях города. Указывали, где эти взрывы произойдут. Многие семьи меняли квартиры, другие уезжали из города. Полиция, сознавая свою беспомощность, теряла голову. Государственный аппарат действовал лишь рефлекторно. Общество чувствовало это, жаждало новой организации власти, ожидало спасителя».

Несмотря на опасеность нового покушения, Александр через 3 дня после случившегося пошел на похороны солдат, погибших при взрыве. Он шел с высоко поднятой головой, но все видели, как по его щекам текут слезы. И все же горе не сломило царя, и он продолжил решительную борьбу с террористами. Для централизации усилий правительства и местных органов власти уже через неделю после взрыва была создана Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и

общественного спокойствия. Ее начальником стал М. Т. Лорис-Меликов, а в состав комиссии вошли член Государственного совета сенатор К. П. Победоносцев, начальник штаба Петербургского военного округа генерал-адъютант князь А. К. Имеретинский, товарищ управляющего Третьим отделением генерал-майор П. А. Черевин, управляющий делами Комитета министров М. С. Каханов, сенаторы, генералы и чиновники высших рангов, ответственные за сохранение порядка.

Лорис-Меликов получил небывало широкие полномочия и мог бы стать диктатором России, если бы у него была склонность к этому. Но он был человеком совсем иного склада, и когда, как ему показалось, обстановка немного нормализовалась, он просил царя отменить чрезвычайное положение и чрезвычайные законы и вернуться к обычному течению дел. И это несмотря на то, что через 10 дней после того, как Лорис-Меликов стал во главе Комиссии, покушение было совершено и на него. Террорист-народоволец Молодецкий стрелял в «диктатора» на улице, но храбрый 55-летний генерал обезоружил его, свалил на тротуар и передал подоспевшим полицейским. По новому закону террорист был осужден в 24 часа и повешен.

От тризны к свадьбе

22 мая 1880 года в 8 часов утра умерла императрица Мария Александровна. Она тихо скончалась после продолжительной болезни; последний месяц больная почти все время находилась в полузабытьи и умерла так незаметно, что не успели даже позвать близких, чтобы проститься с ней. Когда 28 мая ее хоронили в Петропавловском соборе, царедворцы заметили, что Екатерины Михайловны среди присутствующих нет, несмотря на то, что как фрейлина она должна была провожать императрицу в последний путь.

Долгорукова осталась в Царском Селе и там ждала Александра. Он приехал к ней на следующий день и посвятил ее в планы относительно перемен, которые в связи со смертью Марии Александровны неминуемо должны были произойти и в штате двора, и в его собственном домашнем обиходе, не касаясь существа их личных отношений. Лишь 25 июня, через месяц после похорон жены, Александр сказал Екатерине Михайловне слова, которых она ждала уже 14 лет: «Петровский пост кончится 6 июля. В этот день я решил обвенчаться с тобой». Другим он ни словом не обмолвился об этом. Лишь за два дня до срока, 4 июля, Александр, находясь в Царском Селе, вызвал Александра Адлерберга и заявил, что хочет обвенчаться с Долгоруковой. Тот пытался возражать, но царь сказал, что волен распоряжаться собственной судьбой, как сочтет нужным, тем более что жениться на Долгоруковой ему велит чувство долга перед ней и их общими детьми.

Свадьба состоялась в Большом Царскосельском дворце, в одной из маленьких комнат, где стоял походный алтарь – обыкновенный стол, на котором размещались крест, Евангелие, свечи, венцы и обручальные кольца. Протоиерей Ксенофонт Яковлевич Никольский, протодьякон и дьячок в полном облачении уже ждали молодых. При венчании присутствовали граф А. В. Адлерберг, генерал-адъютант А. М. Рылеев, мадемуазель Шебеко и генерал-адъютант граф Э. Т. Баранов. После венчания Александр пригласил свою молодую жену и Веру Шебеко на прогулку, попросив взять с собой и старших детей – Георгия и Ольгу. Шебеко рассказывала потом что Александр вдруг с неожиданной печалью в голосе сказал: «Я боюсь своего счастья, я боюсь, что меня Бог слишком скоро лишит его». И настойчиво просил сына пообещать, что тот никогда не забудет своего отца.

Возвратившись с прогулки, Александр составил Акт о состоявшемся бракосочетании, подтвержденный подписями Адлерберга, Баранова, Рылеева и его собственной, и вслед за тем написал указ Правительствующему сенату: «Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом „Светлейшей“. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии, мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно статьи 14 Основных законов Империи и статьи 147 Учреждения императорской фамилии». Тем самым Екатерина Михайловна, а также Георгий, Ольга и Екатерина становились полноправными членами императорской фамилии, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако документ этот Александр до поры до времени решил сохранить в тайне. Лишь через 10 дней он сообщил о своем новом браке и подписанных после него документах приехавшему в Царское Село Лорис-Меликову, да и то предварительно взяв с него клятву о молчании. После этого царь сказал: «Я знаю, что ты мне предан. Впредь ты должен быть также предан моей жене и моим детям. Лучше других ты знаешь, что жизнь моя подвергается постоянной опасности. Я могу быть завтра убит. Когда меня не будет, не покидай этих столь дорогих для меня людей. Я надеюсь на тебя, Михаил Тариелович».

Впоследствии долгое время муссировались слухи, что Лорис-Меликов после взрыва в Зимнем дворце стал совершенно послушным орудием в руках Екатерины Михайловны, которая как любящая женщина и мать все силы направила на то, чтобы спасти жизнь Александра. Она считала, что царь будет в безопасности лишь тогда, когда террористы откажутся от своих намерений убить его. А это может быть осуществлено только в одном-единственном случае: если царь и Лорис-Меликов пойдут на выполнение их требований. И так как она видела, что эти фанатики неспособны ни к какому компромиссу, то она умолила «диктатора» протянуть им руку примирения. Реакцией на эти слухи было то, что наиболее решительные сторонники самодержавия, не склонные ни к каким уступкам, возмущались и уклонялись от деятельности. А среди крестьян даже в провинциальной глуши были убеждены, что Лорис-Меликов и сам тайный агент террористов. Утверждали, что армянского генерала наняли помещики, недовольные освобождением крестьян, чтобы убить батюшку-царя.

Скрытый семейный и политический конфликты

Между тем жизнь страны шла своим чередом, и Лорис-Меликов не только пытался искоренять крамолу, но и по мере возможности старался продолжать развитие реформ. С этой целью он убедил царя ликвидировать Верховную распорядительную комиссию, закрыть Третье отделение, а его самого, освободив от всех экстраординарных должностей, назначить министром внутренних дел. 6 августа Александр согласился, а еще через 10 дней выехал в Ливадию на летний отдых. Впервые он ехал вместе с Екатериной Михайловной, Георгием и Ольгой в царском поезде совершенно открыто и официально, так как накануне отъезда уведомил о состоявшейся женитьбе цесаревича Александра Александровича. Наследник престола, выслушав отца, проявил сдержанность и почтительность, какие другой на его месте мог бы и не обнаружить, ведь речь шла о таком изменении в семье, которое прежде всего ставило под угрозу его статус наследника.

Положение цесаревича осложнялось еще и тем, что он возглавлял при дворе «партию» контрреформ. Правда, это название «партия» получила чуть позже, когда контрреформы начали осуществляться на практике, но и тогда она уже существовала, включая ближайших сотрудников и единомышленников цесаревича, собиравшихся в занимаемом им Аничковом дворце. Это были решительные сторонники неограниченного самодержавия и ортодоксального православия – люди волевые, решительные, упрямые, до конца уверенные в собственной правоте. За их плечами был большой государственный опыт, отличное знание государственного механизма и лабиринтов российской административной системы. В этой «партии» первые роли играли графы Д. А. Толстой и Н. П. Игнатьев, князья С. М. Воронцов, В. П. Мещерский, М. Н. Катков, К. П. Победоносцев. Занимая высокие посты, они в еще большей степени имели неофициальное влияние либо благодаря своим традиционным родовым связям, либо высокому общественному авторитету в рядах правой оппозиции. Им противостояла немногочисленная группа сторонников умеренных реформ, группировавшаяся вокруг царя.

Лорис-Меликов, за день до отъезда царя в Ливадию, встретился с наследником у императора, и они вместе попытались доказать цесаревичу, что консервация общества приведет лишь к усилению революционеров, в то время как либерализация режима лишит их почвы и питательных соков недовольства самодержавием, которыми они кормятся, эксплуатируя возмущение городского плебса и разночинцев.

В Ливадии Лорис-Меликов вернулся к этой проблеме и стал настойчиво доказывать царю, что окончательную победу над революционерами они одержат только тогда, когда даруют России конституцию. Александр не отвергал и не принимал идею преобразования государства в конституционную монархию, пообещав Лорис-Меликову решить вопрос по возвращении в Петербург. Чтобы склонить царя к принятию решения, Лорис-Меликов стал играть на самых тонких струнах его сердца. Однажды он вспомнил, что первой женой первого русского царя из дома Романовых была княгиня Мария Владимировна Долгорукова; в другой раз, задумчиво поглядев на Георгия, он сказал: «Когда русский народ познакомится с сыном Вашего Величества, он весь, как один человек, скажет: „Вот этот – наш“. Через несколько дней после этого Александр наградил Лорис-Меликова орденом Андрея Первозванного. Было ли награждение связано с последним эпизодом, можно только гадать, но факт остается фактом.

Прижизненное завещание

11 сентября 1880 года Александр перевел в Государственный банк 3 302 970 рублей на имя Екатерины Михайловны Долгоруковой, написав: «Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти». И, подкрепляя свое распоряжение, через 2 месяца, находясь на отдыхе в Ливадии 9 ноября он написал цесаревичу такое письмо: «Дорогой Саша! В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого же дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком.

При жизни моей жены наши дети должны оставаться лишь под ее опекой. Но если Всемогущий Бог призовет ее к себе до совершеннолетия детей, то я желаю, чтобы их опекуном был назначен генерал Рылеев или другое лицо по его выбору и с твоего согласия.

Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Таким образом, все имущество, принадлежащее ей теперь, движимое и недвижимое, приобретено ею лично, и ее родные не имеют на это имущество никаких прав. Из осторожности она завещала мне все свое состояние, и между нами было условлено, что если на мою долю выпадет несчастье ее пережить, все ее состояние будет поровну разделено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при выходе замуж наших дочерей.

Пока наш брак не будет объявлен, капитал, внесенный мною в Государственный банк, принадлежит моей жене в силу документа, выданного ей мною.

Это моя последняя воля, и я уверен, что ты тщательно ее выполнишь. Да благословит тебя Бог! Не забывай меня и молись за так нежно любящего тебя. Па».

Уезжать из Ливадии в Петербург было намечено 19 ноября, несмотря на то, что незадолго до этого дня полиция обнаружила в районе станции Лозовая готовый заряд, заложенный под полотном железной дороги. И все же решено было ехать. В полдень 21 ноября Александр с новой семьей прибыл в Петербург. Там их ждал приятный сюрприз – Екатерину Михайловну ввели в новые роскошные апартаменты, приготовленные ей по приказу заботливого мужа в то время, когда они находились в Ливадии.

Гибель императора

По возвращении Александра в Петербург Лорис-Меликов добился и у царя, и у наследника согласия на то, чтобы земства посылали своих представителей на заседания Государственного совета для участия в выработке законов и, таким образом, сделали бы его представительным органом. Однако в то же самое время бешеную деятельность развила «Народная воля», направившая все свои усилия на то, чтобы давно задуманное убийство царя наконец-то увенчалось успехом. В те дни, когда планы были уже составлены и частично проработаны, когда в Петербург съехались все участники готовившегося в Елисаветграде убийства, был арестован Григорий Гольденберг, убивший до того харьковского генерал-губернатора князя Кропоткина. Следователем по его делу был назначен полковник Добржинский, который, играя на чудовищном самолюбии и мании величия Гольдберга, сумел вовлечь его в игру, предоставив ему роль пророка, выводящего заблудшую молодежь России из тьмы преступлений к свету всеобщего примирения. Гольденберг написал показания (более 150 страниц), назвав имена, адреса, события, факты, что и было использовано жандармами для ареста тех террористов, которых сумели найти.

После Нового года Гольденберга перевезли в Петропавловскую крепость, где его посетил Лорис-Меликов. Граф не скрывал, что предстоящие процессы над теми, кого уже арестовали, едва ли обойдутся без смертных приговоров. 15 июля 1880 года, осознав, к чему привели его откровения, Гольденберг покончил с собой в камере Трубецкого равелина. Но и после его смерти казни выданных им революционеров продолжались.

Параллельно с этим продолжалось и движение страны к конституции – медленно, довольно робко, более чем половинчато, но продолжалось. Александр видел во всем этом и то, чего не видели другие: он хотел не только произвести политическое преобразование России из монархии абсолютной и самодержавной в монархию конституционную, но и короновать Екатерину Михайловну, исполнив тем самым долг перед своим народом и перед Богом данной ему женой. А затем передать верховную власть старшему сыну – цесаревичу Александру Александровичу, уехать из России с Долгоруковой-Юрьевской и их общими детьми в По или в Ниццу, став частными лицами, и исполнить то, чего не удалось сделать Александру I, рухнувшему под тяжким бременем наследственной власти. Слухи об этом, а особенно упорно о конституции, стали распространяться по Петербургу, а оттуда и по России сразу после нового 1881-го года. Называли точные даты опубликования «манифеста», передавали содержание документа и говорили о том, что будет сразу же после этого.

И в это же самое время Желябов и Перовская закончили последние приготовления к покушению на царя. Они тщательно изучили время и маршруты Александра, подготовили бомбы, расставили метальщиков, предусмотрев все возможные варианты необходимой подстраховки, определили слабые места охраны и назначили день убийства – 1 марта.

В субботу 28 февраля был канун Великого поста. Александр причастился, и вместе с ним прошли этот обряд все его родные – дети от первой жены со своими близкими, и светлейшая княгиня Юрьевская со своими детьми. Александр как помазанник Божий причастился у алтаря, все остальные получили хлеб и вино – тело и кровь Христову – из рук священника. Царь сам поднес к чаше своих маленьких дочерей, после чего ушел с Екатериной Михайловной завтракать. Но еще не успел он окончить завтрак, как ему передали срочное письмо от Лорис-Меликова. Министр внутренних дел спешил известить царя о том, что 27 февраля арестован Андрей Желябов – организатор и участник всех покушений на Александра с 1879 года. Чуть позже приехал сам Михаил Тариелович и сообщил, что в самые ближайшие дни следует ожидать очередного покушения и потому следует воздержаться от выездов из дворца. Александр не согласился с министром и перевел разговор на текущие дела, в частности, на подписание «манифеста» о введении в состав Государственного совета членов представительных организаций. После того как «манифест» был подписан, царь поздравил с этим выдающимся событием Екатерину Михайловну, сказав ей, что в понедельник утром, 2 марта, документ будет опубликован в газетах.

Спускаясь по лестнице Зимнего дворца, Лорис-Меликов встретил Шебеко и, отведя ее в сторону, сказал: «Поздравьте меня, дорогая Вера Игнатьевна, это – великий день в истории России. Я сейчас же отвезу „манифест“ в типографию». Он рассказал Шебеко и об аресте Желябова, и о том, что на свободе еще остаются почти все его сообщники, готовящие покушение, и потому царю снова грозит страшная опасность.

В тот же вечер после ужина Александр, Екатерина Михайловна и Шебеко сели играть в «ералаш» – карточную игру, напоминавшую и вист, и преферанс. Когда Александр мешал и сдавал карты, Шебеко решительно попросила царя не уезжать завтра с утра в Конногвардейский манеж на развод. «А почему же мне не поехать? Не могу же я жить во дворце, как затворник», – возразил царь.

Не поехать он не мог, главным образом, из-за того, что дал слово быть на разводе: в то утро там впервые должен был командовать его племянник великий князь Дмитрий Константинович, а он пообещал брату Константину и его жене обязательно быть на разводе, чтобы тем усилить торжественность и праздничность весьма важного для племянника события.

Утром 1 марта, погуляв после завтрака с женой по залам дворца, Александр выехал в Манеж. Развод прошел прекрасно, и он уехал в Михайловский дворец к своей любимой кузине Екатерине Михайловне. Оттуда в четверть третьего Александр выехал в Зимний. Карета и конвой, стремительно промчавшись по Инженерной улице, повернули на пустынную набережную Екатерининского канала. Александр увидел, как навстречу ему какой-то мальчик тащит по снегу корзину, по тротуару идет незнакомый офицер, а чуть дальше стоит простоволосый молодой человек со свертком в руке. И как только карета поравнялась с ним, он вдруг бросил сверток под ноги лошадям. Карету занесло на сторону, рысаки забились в упряжи, барахтаясь в кровавом снегу. Александр увидел, как невесть откуда взявшиеся люди схватили метальщика и закрутили ему руки за спину. Увидел он и убитых лошадей, и убитого мальчика, и двоих убитых казаков-конвойцев. Оглушенный взрывом, царь шатаясь, подошел к злодею и хрипло спросил его:

– Кто таков?

– Мещанин Глазов, – ответил тот. (На самом деле это был народоволец Н. И. Рысаков. – В. Б.)

– Хорош, – сказал Александр и пошел к уцелевшим саням, на которых за его каретой ехал полицмейстер полковник Дворжицкий. Кучер Фрол Сергеев кричал: «Скачите во дворец, государь!», но Александр не мог оставить раненых.

Воспользовавшись тем, что конвойные казаки заняты Рысаковым, к царю и Дворжицкому бросился другой участник покушения – Игнатий Гриневицкий, кинув бомбу между собой и императором. Когда раненый Дворжицкий очнулся, он услышал слабый голос царя: «Помоги!». Александр попытался встать, ничего не видя вокруг и лишь шептал: «Помогите… Жив ли наследник? Снесите меня во дворец… Там умереть…».

Александра, окровавленного, с раздробленными взрывом ногами довезли до дворца, и когда понесли по лестнице, то кровь ручейком стекала на пол. Сбежавшиеся врачи смогли лишь остановить кровотечение. Им, как могла, помогала Екатерина Михайловна, не потерявшая самообладания и пробывшая возле раненого до самого конца. Все остальные безудержно рыдали у тела усопшего: рыдания сотрясали могучего 36-летнего наследника престола и всех его братьев. Потрясенный горем, стоял возле мертвого деда старший, 12-летний внук Николай. Всю жизнь он считал день 1 марта 1881 года самым страшным и трагичным днем своей жизни, до мельчайших деталей запомнив все связанное со смертью своего великого деда, который умер в 3 часа 35 минут. В это время с флагштока Зимнего дворца пополз вниз черно-золотой императорский штандарт

Отзывы об Александре II

Приведем некоторые оценки, данные Александру II. Фрейлина А. Ф. Тютчева тонко подметила главное противоречие в характере и судьбе императора: «Его лицо было маловыразительно, и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный и величественный вид. Это выражение он перенял от отца, у которого оно было природное, но на его лице оно производило впечатление неудачной маски. Это двоякое выражение его лица отражало в известной степени двойственность его натуры и судьбы. Он был тем, чем не хотел быть, и хотел быть тем, чем не был».

Наблюдения А. Ф. Тютчевой подтверждала в своих воспоминаниях и фрейлина императрицы графиня А. А. Толстая – двоюродная тетка Л. Н. Толстого: «Он переставал быть царем, как только заканчивал прием своих министров и снимал парадный мундир. Казалось, что, сбрасывая мундир, он выбрасывал также из головы все идеи, которыми был обременен по утрам и, выходя на обычную прогулку, всецело отдавался приятностям частной жизни».

И дополняя их, сошлемся на мнение академика В. Николаева, который писал: «Основной слабостью Александра как политической фигуры, в том числе и в его отношениях с отцом, было то, что человеческие проблемы всю жизнь были для него важнее государственных. В этом была его слабость, но и его превосходство: был он прежде всего добрым и благородным человеком, и часто сердце у него брало верх над умом. К сожалению, для человека, предназначенного судьбой быть властителем России, это являлось скорее недостатком».

ИСТОРИЧЕСКАЯ МОЗАИКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Император и булочник-немец

Однажды Александр II, прогуливаясь по фешенебельному немецкому курорту Карлсбаду, познакомился с местным жителем. Царь был в штатском платье и гулял один.

– Чем вы занимаетесь и как, вообще, вам живется? – спросил немца Александр.

– Я имею сапожную мастерскую, и положение мое прекрасно, – ответил немец и спросил в свою очередь: – А вы кто такой и чем занимаетесь?

– Я русский император, – ответил Александр.

– Да, это тоже хорошее положение, – флегматично заметил немец.

Сборище дураков со всего света

– Есть ли глупые люди в России? – спросил один англичанин русского посланника в Неаполе Александра Булгакова.

– Вероятно, есть, и, полагаю, что их не меньше, чем в Англии, – ответил Булгаков, – а почему вы об этом спросили?

– Мне хотелось узнать, – пояснил англичанин, – почему ваше правительство, имея столько собственных дураков, нанимает на государственную службу еще и чужеземных.

Ангелы смерти

Скобелев однажды был опечален кончиной близкого ему человека и недовольный тем, что врач не спас того от смерти, обратился к нему с раздражением и досадой:

– Почтенный эскулап, много ли вы отправили людей на тот свет?

– Тысяч на десять меньше вашего, – ответил доктор.

ВЫДАЮЩИЕСЯ ПИСАТЕЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Александр Иванович Герцен

А. И. Герцен родился 25 марта 1812 года в Москве, в доме своего дяди – богатого аристократа Александра Алексеевича Яковлева, брата его отца Ивана Алексеевича Яковлева. Матерью его была немка Луиза Гааг, брак с которой у И. А. Яковлева не был зарегистрирован, и мальчик получил придуманную отцом фамилию Герцен (от нем. слова «Herz» – «сердце»). От матери получил он знание немецкого языка, от отца и гувернеров – французского. У Яковлева была большая библиотека, состоявшая в основном из книг французских энциклопедистов и просветителей XVIII в. Юный Герцен читал эти произведения, тем самым создавая фундамент собственного мировоззрения.

Сильное воздействие на него оказали события 14 декабря 1825 года и последующие репрессии по отношению к декабристам. В 1827 году он и его друг Н. П. Огарев поклялись в вечной дружбе и неизменном решении отдать всю жизнь служению свободе. Эту клятву они пронесли до конца своих дней, не отступив от нее ни на шаг. В 1829 году Александр поступил, а в 1833-м – окончил физико-математическое отделение Московского университета. В июле 1834 года Герцен был арестован за участие в кружке, изучавшем произведения Сен-Симона, и 9 месяцев провел в тюрьме. Затем последовала ссылка сначала в Пермь, а оттуда в Вятку и во Владимир, где он служил в губернских канцеляриях. В 1840 году вернулся в Москву, но вскоре переехал в Санкт-Петербург, откуда его снова выслали – на этот раз в Новгород, где провел он 2 года.

Летом 1842 года Герцен вновь поселился в Москве и стал активным участником спора между славянофилами и западниками, заявив себя решительным сторонником последних. Свою позицию он утверждал циклом статей «Дилетантизм в науке» (1842-1843), отстаивая принцип единства развития природы и человека и определяя философию Гегеля как «алгебру революции». В 1845-1846 годах он публикует цикл статей «Письма об изучении природы», ратуя за ликвидацию антагонизма между естествознанием и философией. В 1841-1848 годах Герцен пишет социально-психологический роман «Кто виноват?», повести «Доктор Крупов» (1847) и «Сорока-воровка» (1848), пронизанные антикрепостническими мотивами. В 1847 году Герцен с семьей уехал за границу. Свои разочарования в ценностях европейской цивилизации он выразил в книге «С того берега» (1847-1850). Поворот во взглядах заставил Герцена обратить внимание на Россию, результатом чего стало появление статьи «Россия» (1849) и книги «Историческое развитие революционных идей в России» (1850).

Недолго прожив в Женеве и Ницце, Герцен в 1852 году переехал в Лондон, где основал Вольную русскую типографию, стал публиковать антикрепостнические и антисамодержавные статьи. В 1855 году он начинает выпуск альманаха «Полярная звезда» (с портретами пяти казненных декабристов на обложке), а в 1857 году переходит к изданию первой русской революционной газеты «Колокол», выходившей 10 лет. «Колокол» пропагандировал идею русского крестьянского социализма, близкую народникам, и потому был любимой газетой землевольцев. Герцен напечатал в «Колоколе» более 2000 статей, сам написал более 1000. Решительная поддержка газетой польской революции 1863-1864 годов привела к отходу от Герцена и Огарева многих русских либералов, что привело в конце концов к закрытию газеты.

С 1852 по 1868 год Герцен писал автобиографические воспоминания «Былое и думы», которые явились вершиной его художественного творчества, вместив не только личную жизнь автора, но и все самые значительные проблемы России и Запада более чем за полвека. К концу жизни Герцен пришел к мысли, что террором и насилием можно только разрушать, а для созидания нужны «идеи построяющие». В последние годы, уехав из Англии, он жил в Женеве, Канне, Ницце, Лозанне, Флоренции и Брюсселе.