355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вольдемар Балязин » Эпоха Павла I » Текст книги (страница 5)
Эпоха Павла I
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:29

Текст книги "Эпоха Павла I"


Автор книги: Вольдемар Балязин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

КОМПЛОТ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ КРАМОЛЬНИКОВ

Заговорщики

Пока Павел торжествовал победу над Суворовым, изгонял и возвращал в полки и канцелярии сотни чиновников и офицеров, преподавал солдатам фрунт и экзерцицию, тратил время на множество мелочей, от дворцового этикета до составления программ и сценариев свадеб и приема послов, – окружавшие его придворные ловили себя на мысли, что так долго продолжаться не может. Многие вельможи и сановники, испытывавшие чувство ответственности за судьбу России, задавались вопросом: «Доколе коронованный безумец будет безнаказанно играть судьбами многомиллионного народа? И что же следует предпринять, чтобы сей губительный порядок вещей переиначить и спасти Россию от тирана?»

Вывод был один: дворцовый переворот и насильственное устранение императора от власти.

Во главе заговора оказался вице-канцлер Российской империи, генерал-майор и камергер граф Никита Петрович Панин, племянник графа Никиты Ивановича Панина – ближайшего сподвижника Екатерины II и главного воспитателя Павла Петровича в бытность его цесаревичем.

Никита Петрович в юности был другом цесаревича Павла и его камер-юнкером. Однако их отношения расстроились из-за неодобрительного отношения Панина к роману Павла с Нелидовой. Он защищал интересы Марии Федоровны, с которой его тоже связывали добрые отношения. В конфликт вмешалась Екатерина, взяв Панина под свое покровительство, назначив камергером своего двора и присвоив звание генерал-майора.

Как только Екатерина II умерла, Павел уволил Панина из армии, отправив послом в Берлин.

В 1799 году его вернули в Петербург и назначили вице-канцлером Коллегии иностранных дел. Панин был убежденным сторонником ограниченной монархии, которая опиралась бы не на народное представительство, а на просвещенную родовую аристократию. Наблюдая развитие событий, Панин опасался как за судьбу династии, так и за судьбу дворянства, которое для него ассоциировалось с судьбой России. Панин считал, что если Павел останется у власти, то можно ожидать революции или народного бунта, подобного пугачевскому, и тогда погибнет не только правящая династия, но и все российское дворянство.

Итак, перед холодным, рассудочным вице-канцлером встал вопрос: можно ли, рискуя судьбой Отечества, терпеть на троне «умалишенного» или же следует отстранить его от власти? Но он не мог исповедовать другой религии, кроме легитимности и верности монархии.

Панин был против Павла, но не был против династии. Более того, переворот для него был крайней мерой именно для спасения династии, ибо законных путей выхода из кризиса он не видел. Поэтому вице-канцлер сразу же решил вовлечь в заговор Александра, чье согласие на отстранение Павла могло развязать руки заговорщикам. Зная мягкий характер наследника и его нелюбовь к крайним мерам, Панин отбросил возможность убийства Павла, а решил, что достаточно будет объявить императора умалишенным, требующим опеки, и назначить над ним регента – Александра. Однако на это потребовалось бы согласие Сената, получить которое было нереально.

Ближайшим сподвижником Панина по заговору стал уже упоминавшийся в книге адмирал Иосиф де Рибас, который, находясь в Новороссии, сошелся в местным генерал-губернатором Платоном Александровичем Зубовым. Адмирал и бывший фаворит Екатерины II стали искренними друзьями.

После смерти Екатерины де Рибаса обвинили в служебных злоупотреблениях, ему грозила ссылка в Сибирь. Его спас честный и неподкупный адмирал Н. С. Мордвинов, присланный во главе комиссии по расследованию. Комиссия не нашла никаких злоупотреблений, и вместо Сибири де Рибас оказался в Петербурге, в должности члена Адмиралтейств-коллегий. Там-то он и сошелся благодаря братьям Зубовым с Н. П. Паниным. Третьим организатором заговора стал П. А. фон дер Пален, о котором уже шла речь.

Князь Адам Чарторыйский, лучше других знавший подоплеку заговора, писал в своих воспоминаниях, что летом 1800 года Н. П. Панин тайно встретился с Александром в купальне и нарисовал перед ним картину бедствий России и ее печальное будущее, если Павел и дальше будет править страной.

Панин сказал, что для Александра судьба России должна быть важнее судьбы его сумасшедшего отца, подчеркнул, что жизнь и свобода самого Александра, его матери и всей семьи находятся под угрозой. Избежать этой угрозы можно простым низложением Павла с престола, предоставив ему затем возможность наслаждаться спокойной и безопасной жизнью в одном из загородных дворцов Петербурга.

«Эта первая беседа, – утверждал Чарторыйский, – внесла смятение в душу Александра, но не привела его к какому-нибудь решению».

Заговор развивался, в его орбиту втягивались новые люди, но они, разумеется, не знали имен руководителей. Дело продвигалось, как вдруг в ноябре 1800 года де Рибас тяжело заболел, а накануне смерти несколько суток находился в полном беспамятстве. Боясь, что в бреду он скажет что-нибудь опасное для заговорщиков, Н. П. Панин несколько суток не отходил от кровати больного, до самой его кончины 2 декабря. Смерть де Рибаса совпала с отстранением от службы и ссылкой опального вице-канцлера в его смоленское имение Дугино. Правда, Панин вскоре добился разрешения жить в Москве и оттуда продолжал плести нити заговора. А в Петербурге с Александром часто встречался Пален, настойчиво убеждая его в необходимости низложения отца.

К этому времени активными участниками заговора стали братья Платон и Николай Зубовы, английский посол Уитворт, многие офицеры и генералы гвардии.

О Платоне Александровиче Зубове следует рассказать подробнее. Когда Екатерина II умерла, ему было двадцать девять лет. Светлейшим князем Платон Александрович стал за полгода до ее смерти, успев основательно испортить отношения с Павлом из-за своей позиции в вопросе о престолонаследии. Всегда и во всем соглашавшийся с императрицей и ни в чем ей не перечивший, он решительно поддержал ее в том, что престол следует передать Александру, минуя отца. Павел, конечно же, узнал об этом, но подавил в себе чувство неприязни, оставаясь великодушным и даже расположенным к Зубову. Последний же, напротив, затаил злобу и страх. Именно страх за судьбы свою и братьев заставил его послать в Гатчину Николая Зубова, как только его благодетельница потеряла сознание: тем самым Платон хотел показать Павлу свою лояльность и приязнь.

Приехав в Зимний дворец, Павел, по-видимому, был растроган горем князя Платона, рыдавшего над усопшей Екатериной. Желая успокоить и утешить фаворита, он сказал ему: «Надеюсь, что и мне будете так же верно служить, как и ей служили».

Павел оставил Зубова при всех его должностях и привилегиях и даже приобрел для него за сто тысяч рублей особняк на Морской улице, который велел отделать, как дворец. Кроме того, он купил прекрасных лошадей и великолепные экипажи и все это подарил Платону Александровичу в день его рождения. Навестив Зубова в тот же вечер в его новом доме, Павел поднял бокал шампанского и сказал: «Сколько здесь капель, столько желаю тебе всего доброго».

Когда ревизия, посланная в Новороссию, выявила множество финансовых злоупотреблений, Павел освободил Зубова от должности генерал-губернатора Новороссии и Таврии, но не стал его наказывать, а отправил в отпуск на два года.

Зубов попросился за границу для лечения, и Павел дал разрешение. В пути Зубов навестил свои огромные имения, дарованные ему Екатериной II в Литве, а оттуда поехал в Ригу, где тогда губернатором был Пален.

По случайному стечению обстоятельств Зубов приехал в Ригу в тот день, когда ожидали визита последнего польского короля Станислава Августа Понятовского, которого по приказу Павла должны были встречать с королевскими почестями.

Из-за задержки в пути Понятовский не приехал, и на парадный обед в старом рыцарском замке, приготовленный в его честь, попал Зубов, создав тем самым впечатление, что все это сделано по случаю его приезда.

Павлу немедленно донесли о случившемся, и Пален мгновенно был уволен в отставку, причем все происшедшее в Риге император назвал «подлостью».

Зубов уехал в Германию, где сблизился с российским послом в Берлине Никитой Петровичем Паниным. Эта дружба и стала надежной основой готовившегося заговора. По возвращении в Россию Зубова ждала опала: многие его имения были секвестированы, а сам он сослан в одну из своих владимирских усадеб под гласный надзор полиции.

Казалось, что звезда счастливчика Платона Зубова закатилась навсегда, но и здесь фортуна не оставила его – Панин и Пален добились его возвращения в Петербург.

Гневливый, но отходчивый Павел встретил Зубова в Михайловском замке с приветливостью и лаской и, обняв, сказал: «Платон Александрович! Забудем все прошедшее!»

23 ноября 1800 года, когда де Рибас находился при смерти, а Панин уже собирался в ссылку, Платон Зубов получил чин генерала от инфантерии и назначение директором Первого кадетского корпуса. А еще через десять дней ему возвратили все отнятые ранее имения.

Несмотря на все это, дом Платона Зубова, подаренный ему Павлом, стал штаб-квартирой заговорщиков, где обсуждались планы свержения императора.

Постепенно Пален и Зубов вызвали для службы в Петербург всех недовольных Павлом опальных генералов и офицеров, на которых они могли положиться. По некоторым данным, их количество превышало тысячу человек.

В начале 1801 года в Петербург приехал и Николай Зубов, до того проживавший в деревне. Он был отменно храбр и необычайно силен. Вместе с тем он был жесток, отличался самодурством и нравственной нечистоплотностью.

В его жизни особую роль сыграл великий Суворов. Николай Зубов долго служил под его знаменами. Именно его Суворов послал к Екатерине с известием о победе, одержанной под Рымником.

За это Зубов получил чин полковника, Суворов – графский титул с добавлением «Рымникский». В 1793 году Николай Зубов стал графом, а еще через год женился на любимой дочери Суворова – Наталье, которую отец называл Суворочкой. Родство с великим полководцем придало Николаю Зубову особый авторитет среди офицеров.

Два шага к пропасти

Заговор вступал в заключительную стадию. Общее положение дел хорошо выразил один из заграничных заговорщиков – опальный русский посол в Лондоне граф С. Р. Воронцов.

В письме из Лондона от 5 февраля 1801 года, написанном симпатическими чернилами, он уподоблял Россию тонущему в бурю кораблю, капитан которого сошел с ума. Воронцов писал: «Я уверен, что корабль потонет, но вы говорите, что есть надежда быть спасенным, потому что помощник капитана – молодой человек, рассудительный и кроткий, к которому экипаж питает доверие. Я заклинаю вас вернуться на палубу и внушить молодому человеку и матросам, что они должны спасти корабль, который частью, равно и груз, принадлежит молодому человеку, что их тридцать против одного и что смешно бояться быть убитому этим безумцем-капитаном, когда через несколько времени все, и он сам, будем потоплены этим сумасшедшим».

Определенную роль в обострении создавшейся ситуации сыграло то, что в начале 1801 года Павел вызвал в Петербург тринадцатилетнего племянника своей жены – принца Евгения Вюртембергского. Этот мальчик еще в 1798 году получил от Павла звание генерал-майора и стал шефом драгунского полка. Воспитателем при нем был генерал барон Дибич, в прошлом адъютант Фридриха Великого. 7 февраля принц Евгений был представлен Павлу и так ему понравился, что Павел сказал Дибичу о своем намерении усыновить Евгения, прибавив, что он владыка в своем доме и государстве, и потому возведет принца на такую высокую ступень, которая приведет всех в изумление.

Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Александра и его сторонников и стало еще одним козырем в руках заговорщиков, так как было ясно, о какой «высокой ступени» для усыновленного принца говорил император. Разумеется, что на этой «высокой ступени» двоим стоять было невозможно, и Александр понимал, чем это все может кончиться лично для него.

Что касается судьбы Марии Федоровны, то она стала помехой на пути к безоблачному счастью императора с княгиней Гагариной, которую он, по упорным слухам, хотел возвести на престол, отослав Марию Федоровну в ссылку, что было вторым шагом к пропасти.

Шаг последний – поход в Индию

Историки, изучавшие последние месяцы царствования Павла, согласны с тем, что самой непопулярной акцией императора был безумный, самоубийственный поход донских казаков в Индию, в одночасье замышленный Павлом и столь же стремительно осуществленный.

Резкий поворот императора от Англии и Австрии к Франции, только что бывшей главным врагом России, объяснялся недовольством Павла вчерашними союз-никами. Австрийцы оставили на произвол судьбы

Суворова, выказав крайнюю скаредность и недруже-любие, англичане повели себя точно так же по отношению к русским солдатам в Голландии, а затем в Англии.

В ноябре 1799 года Бонапарт, произведя государственный переворот, стал искать сближения с Павлом. Одним из его первых шагов на этом пути был демонстративно дружеский поступок. Он велел одеть в новые мундиры из лучшего, тончайшего сукна в точном соответствии с российской военной формой и без всякого выкупа отпустил в Россию десять тысяч русских солдат, оказавшихся в плену у французов после неудачной кампании в Голландии. Этот благородный поступок ошеломил Павла, и он, отказавшись от союза с Англией, немедленно решил стать союзником Франции.

Сближение России с Францией оказалось стремительным и произошло на основе общей антиангликанской политики, за что Павел потребовал вознаграждения за счет Турции. Желая поставить Англию в затруднительное положение, Павел послал через Среднюю Азию, тогда еще не принадлежавшую России и очень плохо изученную, экспедиционный казачий корпус в Индию. Во главе корпуса поставил пятидесятилетнего донского атамана Матвея Ивановича Платова.

Когда эта мысль пришла Павлу в голову, Платов уже четвертый год сидел в Петропавловской крепости. Но мало ли генералов, мгновенно попавших в опалу, столь же стремительно возносились на высоты почета и славы? В середине января 1801 года Платов совершенно неожиданно был вывезен из крепости и доставлен в Михайловский замок.

Традиционно его встреча с Павлом описывается в слащаво-пасторальных тонах: атамана якобы привезли в новом, с иголочки, генеральском мундире, император расцеловался с несчастным узником, попросил прощения за три с лишним года заточения в тюрьме и, прощаясь, наградил орденом Иоанна Иерусалимского.

А вот что об этом рассказывал сам М. И. Платов графу П. А. Строганову в 1812 году на Соловьевой переправе: «Я с персидской войны за то, что не допустил персиян отрезать голову графу Валерьяну Александровичу Зубову, брошен был в каземат Петропавловской крепости, вот там-то, в каземате, и вылезли мои кудри. Я каждый день в зимнее время угорал в проклятой хате, чад глаза ел, как от хрена, мышь, крыса бегала по мне, дали мне затрапезный халат и закрыли железную дверь, и с того времени дверь эта не отворялась. Я дням и счет забыл, свет проходил в каземат сквозь окошечко величиною с лазейку для кошек, какие прорубают в дверях житниц.

Вдруг услыхал я в коридоре гам и говор и услышал скрип ключа в замке. Сотворил я крестное знамение и решил: «Видно, пришел мой час положить голову на плаху». Вижу свет фонарей, вижу коменданта крепости князя Сергея Николаевича Долгорукого и слышу, как говорит он мне:

– Матвей Иванович! Государь-император повелеть соизволил, чтобы вы как можно скорее явились к Его Величеству во дворец!

Я сначала подумал, что это дьявольское наваждение, и перекрестился еще трижды, а Долгоруков и еще четверо офицеров, что были с ним, стоят живые. И понял я, что все это – на самом деле.

– Да как же мне во дворец, – сказал я, – на мне вся свитка истлела.

Тут же отвели меня в покой к коменданту, побрили у цирюльника, помыли, дали чистое и вернули мою казацкую одежду. А минут через десять стоял я уже в царском чертоге.

На длинном столе был раскатан длинный плант, и государь, подозвав меня, изволил спросить:

– Видишь эту дорогу на планте? Это прямой путь от Оренбурга в Индию.

– Вижу, великий государь, – отвечал я.

– Ты знаешь эту дорогу? Она знакома тебе?

И вспомнил я каземат, и подумал: «Лучше в ад, чем обратно в крепость», – и сказал:

– Знаю.

И государь велел мне ехать на Дон, а там посадить на коней всех, кого только можно, и вести в Индию.

Вышел я от государя ночью и не знал, куда деться. Я спросил слугу, не знает ли тот квартиры, где можно было бы переночевать?

– Да вот, за канавой трактир Демута, там и возьмете номер.

– А где твой Демут? – спросил я его.

– Как! Вы и Демута не знаете? Да ведь его в Петербурге всяк знает – и стар и млад. Видно, издалека вы приехали, – сказал слуга.

Я подумал: «Вот ведь и близко жил, а ничего не знаю». Слуге же ответил:

– Да, издалека. Видишь, я – казак. Проводи меня к твоему Демуту.

И тогда слуга передал меня истопнику, и тот проводил к Демуту, и там заснул я, не раздеваясь, богатырским сном на матрасе».

В конце января 1801 года сорок тысяч дончан пустились в путь, имея запас провианта на полтора месяца и дорогу в три тысячи верст, по пустынным, неизведанным землям. Скрыть такое предприятие было невозможно, оценивали безумный поход однозначно, и потому крайне низкий престиж и авторитет Павла рухнул окончательно.

Английский посол и Ольга Жеребцова

В создавшейся ситуации единомышленником и единственным союзником всех недовольных Павлом должен был стать английский посланник. И взоры заговорщиков обратились к нему, но нужно было найти посредника, который, не вызывая подозрений тайной полиции, мог бы войти в контакт с высокопоставленным дипломатом. Идеальным кандидатом могла бы стать женщина.

Князь П. В. Лопухин, близкий родственник Зубовых, хорошо знавший всю их семью, но особенно Ольгу Александровну Зубову, в замужестве Жеребцову, писал, что она стала деятельнейшей участницей заговора и вовлекла в него английского посланника лорда Уитворда. Существует достаточно хорошо обоснованная точка зрения, что убийство Павла было осуществлено на английские деньги, а точнее – в случае удачи исполнителям акции гарантировалась оплата в два миллиона рублей. Сумма, конечно, громадная, но война с Россией, несомненно, обошлась бы в гораздо более крупную сумму.

Забегая чуть вперед, расскажем о следующем. Лопухин писал: «За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий. Как только известие о кончине императора Павла дошло до Берлина, Жеребцова отправилась дальше, в Лондон. Там она получила от английского правительства сумму, соответствовавшую двум миллионам рублей. Эти деньги должны были быть распределены между заговорщиками, в особенности между теми, которые принимали наиболее деятельное участие в убийстве. Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится требовать заслуженного вознаграждения».

Так оно и случилось, ибо за спиной Жеребцовой стояли могущественные братья Зубовы, а кто посмел бы оспаривать у них хоть какую-нибудь долю?

Итак, заговорщики твердо решили убрать Павла, но дату переворота до начала марта 1801 года не назначали. Ускорить осуществление своих намерений их заставило непредвиденное обстоятельство.

Роковой визит Палена к императору

7 марта в семь часов утра Пален, как обычно, вошел в кабинет Павла для доклада обо всем случившемся в столице за минувшую ночь. Не успел он приступить к докладу, как Павел спросил:

– Господин Пален, были вы здесь в 1762 году?

Пален мгновенно сообразил, что императора почему-то заинтересовал последний дворцовый переворот.

– Почему вы, Ваше Величество, задаете мне этот вопрос? – спросил насторожившийся Пален, выигрывая время на обдумывание ответа и одновременно проясняя ситуацию.

– Да потому, что хотят повторить 1762 год, – сказал Павел.

Пален тотчас же овладел собой и спокойно ответил:

– Да, государь, этого хотят. Я это знаю и тоже состою в заговоре, чтобы выведать планы заговорщиков и сосредоточить нити заговора в своих руках.

Не зная, насколько Павел осведомлен о составе заговорщиков, Пален назвал и Александра и тут же попросил императора дать ему ордер на арест цесаревича. Павел одобрил его предусмотрительность и выдал ему документ, подписав его, но не поставив даты.

Пален взял ордер и с ним прошел в апартаменты Александра, решительно потребовав назначить как можно более близкую дату переворота, так как иначе и Александра, и Константина ждет Петропавловская крепость.

Александр очень испугался, но он любил отца, не хотел его смерти и потому попросил ограничиться арестом Павла, объявив о его душевной болезни и невозможности оставлять за ним трон.

Было решено объявить регентом Александра, а Павла доставить под крепким караулом в один из загородных дворцов. Была установлена точная дата переворота – 11 марта.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю