Текст книги "Журнал «Вокруг Света» № 4 за 2005 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Позже Фридрих сказал: «Западный мир поймет гораздо больше о ситуации в Польше, когда узнает, что меня сажали в тюрьму не за чтение оппозиционных книг или статей, а за то, что я раздавал тампоны». Постепенно «Оранжевая альтернатива» приобретала массовый характер и проходила под лозунгами «Гномы всех стран, соединяйтесь!» Естественно, что польский опыт был с воодушевлением воспринят и в других странах социалистического лагеря, и на тогда еще советском пространстве появились Партия дураков Латвийской республики, киевская организация «Лучи Чучхе», партия роялистов Эстонии и другие, постепенно исчезнувшие в 90-е годы.

Михаил Калужский, Елена Краснова

Зоосфера: Школа выживания для рысей

Двое суток над лесом бушевала непогода: ветер глухо шумел в кронах деревьев, а из низких серых туч сыпал холодный колючий дождь. Укрывшись под ветками поверженной ураганом старой ели, пряталось от ненастья семейство рысей. Старая рысь дремала, вполуха прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам, а рядом, прильнув к ее теплому боку, мурлыча от удовольствия, свернулись клубочками двое ее котят.

Этим рысятам посчастливилось родиться в хороший год, когда корма было больше, чем достаточно. Поэтому они были упитанны, сильны и вот-вот должны были начать самостоятельную жизнь. Обычно момент расставания с матерью приходится у рысей на начало весны, когда у взрослых самок наступает пора размножения и, увлеченные очередным романом, они теряют интерес к своим подросшим отпрыскам.

Почти год мать-рысь готовила своих детей к вступлению во взрослую жизнь. Когда детенышам исполнилось по три месяца, они уже без особого труда могли поймать мелкого зверька или птицу, но, чтобы выжить в дикой природе, им еще предстояло научиться добывать более серьезную пищу. В различных районах их ареала обитания, охватывающего лесную зону Евразии и Северной Америки, жертвами этих больших кошек чаще всего становятся мелкие копытные. В лесах Европы – это косуля, в Сибири – кабарга, в горных районах – серна, а иногда, если посчастливится, – то молодняк кабанов и оленей. Однако здесь, в лесах Тверской области, водились только лоси, а такая крупная добыча рысям уже не по зубам. Так что основной пищей для них в этих краях являются зайцы-беляки и тетеревиные птицы.

На охоту рыси предпочитают выходить в ночные или сумеречные часы. Неторопливыми осторожными шагами, прислушиваясь к звукам ночного леса, они обходят свои охотничьи владения. Их слух настолько чуток, что грызущего веточку зайца они слышат на расстоянии в сто с лишним метров. Обогнув жертву с подветренной стороны и осторожно подкравшись к ней, они преодолевают последние метры ползком и делают решающий рывок вперед. Три-четыре трехметровых прыжка – и заяц в когтях хищника. Если косому чудом удастся увернуться, то рысь, пробежав за ним еще некоторое время, прекращает преследование и неспешно отправляется на поиски новой жертвы. Только в период обучения потомства взрослые рыси выгоняют зайца прямо на затаившихся в кустах рысят, чтобы те его ловили. Возбужденным азартом охоты рысятам не терпится растерзать зайца на месте, но умудренная опытом мать всегда уносит добычу в безопасное место, располагаясь для трапезы рядом с деревьями, на которые мгновенно можно забраться в случае опасности.

Однажды во время обхода «своей» территории семейство оказалось на опушке леса, к которой вплотную подступали темные дома и покосившиеся сараи заброшенной деревни.

Это место было памятно рыси. Впервые она оказалась здесь морозной зимней ночью несколько лет назад, но тогда здесь еще было несколько жилых домов; в воздухе тянуло дымком и соблазнительно пахло курятником.

В тот год в окрестных лесах по какой-то неведомой причине почти полностью исчезли зайцы, в связи с чем зимой для рыси настали тяжелые времена. Основой ее пропитания стали тетерева, глухари и рябчики, которых она выслеживала на местах их ночевок. Однако нередко тонкий наст предательски хрустел под ее лапами и перепуганные птицы, оглушительно грохоча крыльями, взмывали в воздух прямо у нее из-под носа. Случалось, что после нескольких часов блуждания по лесу рыси приходилось довольствоваться парой полевок или неосторожно спустившейся с дерева белкой. Такому крупному хищнику, как рысь, в день необходимо около полутора килограммов мяса, и на такой скудной диете рысь голодала. Даже в более сытные времена она не упускала возможности подкараулить увлеченную ловлей мышей лисицу, но теперь она охотилась на них специально. Застигнутая врасплох лисица, утопая в снегу, быстро выбивалась из сил, в то время как рысь пользовалась преимуществами, которые давали ей широкие, как лыжи, лапы, что решало исход короткой погони. Тогда пару дней хищница чувствовала себя вполне сытой, но это была очень редкая удача.

Обычно чрезвычайно привередливая в еде, рысь перестала гнушаться падали и однажды приблизилась к остаткам пиршества волков, загнавших лося. Стая вернулась к добыче в тот момент, когда рысь, давясь от жадности, обгладывала с костей промороженное мясо. Не в силах оторваться от еды, она замешкалась на несколько секунд, что дало возможность волкам окружить ее. Еще мгновение, и началась бы схватка, из которой рысь вряд ли бы вышла живой. Но, оценив опасность, она огромным скачком метнулась к стоявшей поблизости березе, проскочив буквально в сантиметре от волчьей морды, и стремительно вскарабкалась по стволу на безопасную высоту. Всю ночь волки оставались поблизости, и время от времени то один, то другой зверь подходил к березе и, подвывая, прыгал вокруг дерева, пытаясь добраться до злобно шипевшей кошки. С рассветом волки ушли, и рысь смогла наконец спуститься на землю.

Казалось, эта зима будет длиться вечно, и к ее концу рысь отощала настолько, что сквозь мех на ее боках явственно проступали ребра. И вот однажды, после очередной неудачной охоты, чувство голода взяло верх над осторожностью и выгнало рысь к жилью человека.

В ту ночь она долго сидела в кустах на опушке, с настороженным интересом изучая открывшуюся перед ней картину и принюхиваясь. Может быть, рысь так и не решилась бы покинуть свой наблюдательный пункт, если бы не заметила кошку, беспечно пробирающуюся по сугробам к стоящему на отшибе дому. Та даже не успела сообразить, что произошло, как оказалась в зубах выскочившего из темноты зверя. Успех придал хищнице смелости, и на следующую ночь она совершила дерзкий набег на курятник, проделав зубами и когтями отверстие в прогнившей крыше. Поднятый курами переполох и громкий лай забившейся под крыльцо собаки разбудили хозяина курятника. Он выскочил на крыльцо, но в тусклом свете луны успел разглядеть только смутный силуэт какого-то зверя, большими скачками удалявшегося к лесу. Утром все немногочисленное население деревни собралось посмотреть на четкие круглые следы большой кошки, бродившей ночью вокруг их домов.

С неожиданной напастью решено было справиться своими силами, и хозяин курятника извлек на свет древнее ружье. Когда стемнело, он оставил рядом с курятником в качестве приманки одну из задавленных рысью кур и устроился в засаде прямо в сенях дома.

Ночью в деревне никто не спал, и, когда над притихшими домами прогремел выстрел, в окнах замелькали огоньки и к дому охотника один за другим потянулись соседи. Однако тому похвастаться было нечем: рысь действительно опять подходила к его дому, но старое ружье дало осечку. Пока он перезаряжал его, хищница была уже далеко, успев прихватить дармовое угощение. Старик выстрелил ей вслед, но заряд картечи просвистел мимо, лишь слегка задев зверя, о чем свидетельствовало несколько капель крови на снегу. «Помирать убежала», – объяснял он недоверчиво улыбающимся соседям. Тем не менее разбойничьи набеги с той поры прекратились.

Рысь осталась жива, хотя грохот выстрела и резкая боль в боку сильно напугали ее, надолго отбив желание приближаться к человеческому жилью. И вот спустя несколько лет она вновь оказалась у знакомой опушки. К тому времени деревня уже опустела, зайцы повадились обгрызать кору с кустов смородины во дворах, тетерева по весне токовали на заброшенном выгоне. Теперь рысь часто наведывалась сюда, включив обход заброшенной деревни в один из своих охотничьих маршрутов. Посидев несколько минут на опушке, она поднялась и спокойно повела рысят мимо заметенных снегом домов к противоположной кромке леса.

Ирина Травина

Большое путешествие: Остров погибших эпох

Создавая сушу, Господь отбросил несколько комьев «строительной глины» далеко в сторону от основного «фундамента». Это был акт милосердия, позволивший хотя бы в одном этом случае слегка нарушить законы естественного отбора: австралийская биогеографическая область отделилась от праматерика Гондваны так давно, что архаическая фауна сумчатых млекопитающих сохранилась там до наших дней. На нее не смогли покуситься более современные звери – плацентарные, к которым принадлежат и кошки, и собаки, и тигры, и волки, и вы, и я…

Основной целью экспедиции «Вокруг Света» послужили поиски сумчатого волка, «официально» вымершего (на фотографии – Бенджи, последняя особь из Хобартского зоопарка, 1936 г.),

но, по многим сообщениям, сохранившегося в глухих углах Тасмании

Таким образом, Австралии «повезло». Но маленькой Тасмании повезло еще больше. Вскоре после того, как человек, преодолев поставленные Богом преграды, проник сюда, между основным массивом Зеленого континента и его крайней юго-восточной частью образовался новый пролив. Очень небольшое племя наших мыслящих собратьев на 10 тысяч лет осталось в полной изоляции. Нельзя сказать, что тасманийские аборигены находились в идиллических отношениях с природой – они так же истребляли своих меньших соседей, как это делали люди во всем мире. Но катастрофического ущерба не причинили – этнографы считают, что за все эти тысячелетия, до тех пор, пока последние коренные тасманийцы в XIX веке не вымерли под напором англичан, их общее число никогда не превышало 5 000 человек единовременно.

Диковинные и парадоксальные животные – утконосы и ехидны, гигантские и карликовые кенгуру, вомбаты, поссумы и бандикуты, сумчатые дьяволы, а также король тасманийской фауны сумчатый волк – могли спать относительно спокойно…

Но и на том тасманийское счастье не закончилось. Когда до острова добрались «преобразователи мира» – европейцы, выяснилось, что он им особенно не нужен. Слишком далек от Старого Света, чтобы что-либо оттуда вывозить (даже и теперь, когда на Тасмании создана первоклассная инфраструктура природного «музея», там преобладают туристы из материковых штатов Австралии, а европейские и североамериканские гости добираются редко). Слишком близок к Антарктиде, чтобы местный климат казался особо привлекательным. Слишком мал, чтобы какие-нибудь изгнанники могли основать здесь новое полноценное отечество, как это случилось с Америкой.

«Никчемная» земля, годная лишь для ссыльных каторжников, которых во второй половине позапрошлого столетия насчитывалось здесь около 72 тысяч. Вместе с микроскопической прослойкой колониального чиновничества они составили основу современного населения Тасмании. Выходя постепенно на свободу, становились фермерами. Завозили овец и коров, огораживали участки под пастбища. И вот только тут наконец вошли в столкновение с теми, кому остров принадлежал «по праву рождения».

Из прохладной чащи последнего сохранившегося на Земле умеренного дождевого леса, из сухого равнинного буша, со склонов юго-западных гор навстречу белому человеку двинулись невиданные «чудища». По произвольной аналогии с привычными существами появились в справочниках сумчатая крыса и сумчатая мышь. Более экзотическим образом получил свое жутковатое название сумчатый дьявол – существо, вообще говоря, очень симпатичное на вид, хотя и зубастое. Говорят, что «дьявольской» его сущность фермеры сочли из-за зловещих криков, которые он издает после заката. Впрочем, у страха глаза велики: вполне возможно, что маленькому сумчатому хищнику был просто «приписан» голос какой-нибудь птицы, например желтохвостого какаду, который действительно издает леденящие душу звуки (кстати, ныне доказано – сумчатые вообще очень молчаливы, почти немы).

Но сумчатый дьявол-то отделался лишь зловещим именем. Иное дело – более крупный и уважаемый хищник тилацин, или сумчатый тигр, в русскоязычном обиходе почему-то перекрещенный в волка. Еще аборигены ненавидели его как конкурента в охоте на кенгуру. К приходу британцев популяция тигров-волков, вообще говоря, скорее напоминавших гладкошерстную собаку средних размеров, только с черными полосами на спине, уже была значительно подорвана. Но фермеры этого экологически тревожного факта совершенно не приняли в расчет, а, обвинив экзотического хищника в систематических кражах овец, принялись с пылом его преследовать.

К тому моменту, когда немногим энтузиастам пришло в голову, напротив, охранять исчезающий вид, спасти его было уже практически невозможно (еще в конце XIX века директор одного из австралийских зоопарков, который сам держал тилацинов, предрек их неизбежное исчезновение). В неволе волк размножался плохо – хотя бы потому, что у этого зверя, как и у всех сумчатых, трудно на глаз отличить самца от самки и, соответственно, поселить их вместе. Истребление продолжалось, и 7 сентября 1936 года в Хобартском зоопарке умер Бенджи, последний «официально зарегистрированный» сумчатый волк. Накануне температура упала до –3° (сентябрь в Южном полушарии – почти то же, что у нас март), а подвыпивший сторож забыл на ночь отпереть своему питомцу дверь специального домика-загона. Между прочим, при ближайшем рассмотрении Бенджи оказался девочкой.

Таким образом, остров Тасмания может претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса как последнее из мест исчезновения целого вида крупных млекопитающих на Земле. Это подтвердят любой сотрудник Службы охраны природы, штатный рейнджер любого национального парка (они составляют половину территории Тасмании), любой человек науки. И будут яростно опровергать любой фермер, бармен сельского паба, пастух или хозяин придорожной бензозаправки.

Про тилацина современные тасманийцы знают все: как блестит в лунном свете его шерсть, какие он издает звуки (зоологи опять-таки утверждают, что никаких), какие у него походка и повадки. Не знают они только одного – где его искать.

Не знала этого и экспедиция «Вокруг света».

Глава I

«Что делать, если мы его найдем?» – Краткие сборы – Полуостров за шлагбаумом – Дорога через 1945 год – Я попадаю в лапы «выростогубого гладконоса-мутанта» – Путь кенгуренка начинается

– Алексей! У вас есть нож? – спросил меня мой спутник, бывалый путешественник и знаменитый фотограф-натуралист, который до нашего приезда в административный центр штата Тасмания город Хобарт не успел побывать разве что в центре Земли. Больше всего я боялся оказаться для Леонида Круглова обузой. Что если я отстану «на марше»? Или заболею? Или у меня не окажется какой-нибудь элементарной детали экипировки? Вот, кстати, нож. Зачем, интересно, он ему нужен?

– Нет, ножа у меня нет.

– Тогда обязательно надо купить. Или прихватить в гостинице. А то что же мы будем делать, если встретим его?

Испытав облегчение оттого, что со мной всего лишь пошутили, я заметил, что если мы встретим его, сумчатого призрака, то уж, во всяком случае, не станем пырять ножом.

Как уже было сказано, сумчатого волка, как и прочих животных, на Тасмании можно искать везде. Несмотря на резчайшие (в чем мы скоро убедились воочию) климатические контрасты острова, фауна здесь однородна. Маршрут поэтому мог быть произвольным. Первым пунктом нашего путешествия был намечен юго-восточный полуостров Тасман (тот самый, на котором впервые высадились европейцы), куда мы и отбыли, задержавшись лишь для того, чтобы сделать необходимые закупки. Были приобретены: во-первых, палатка – по моему, скаредного казначея, настоянию – самая дешевая. Опытный спутник сетовал на мое легкомыслие и по сути был, конечно, прав. Но скромное синтетическое сооружение каким-то чудом нас не подвело; во-вторых, хлопковое одеяло в форме спального мешка – одна штука, только для Круглова. Я опять пожадничал и на сей раз пожалел: только добрый гений всех путешествующих спас меня от пневмонии; и, наконец, внушительных размеров джип, который мы, разумеется, не купили, а взяли в аренду, и он сослужил нам добрую службу: и от холода спасал, и бездорожья не боялся.

…Соединенный с основной Тасманией узким перешейком (на котором специальный служащий в униформе перед каждым автомобилем трогательно вручную открывает и закрывает миниатюрный шлагбаум), полуостров Тасман пользуется дурной славой. Будучи с трех сторон открыт антарктическим ветрам, он почти круглый год «грудью» встречает штормовые волны, которые за долгие тысячелетия превратили его побережье в цепь неприступных скалистых бухт (здесь их метко называют blowholes – то есть «продувными дырами») и мысов, где даже карликовые пингвины (единственный вид пингвинов, размножающийся в Австралии) чувствуют себя не совсем уютно. Дожди льют, почти не переставая, в чем наша экспедиция сразу же убедилась. Не успели мы проехать и двух километров, как стена воды вокруг нас сделалась такой непроницаемой, что мы благополучно проскочили поворот на городок Таранну, который и был первым пунктом нашего назначения: тамошний парк дикой природы специализируется на сумчатых дьяволах и выполняет благородную миссию спасения осиротевших или раненых животных. Кроме того, сюда стекается вся информация о животном мире в округе – когда и кто какого зверя встретил, где возник вдруг лесной пожар, где выбросило кита на сушу…

Вместо Таранны, однако, мы не успев моргнуть глазом оказались на проселочной дороге, по обеим сторонам которой маячили даже не заросли, а какой-то фантастический лесоповал, образованный где почерневшими, а где неестественно белыми стволами гигантских хвойных деревьев – картина, навевающая мысль о последствиях ядерного взрыва. Высвеченная фарами табличка гласила, что «данный лес находится в стадии восстановления после жестокого пожара 1945 года», но следов восстановления видно не было. Путь наугад продолжался, а смысл соотносить его с картой, разложенной у меня на коленях, напротив, исчез. На карте острова Тасмания такой дороги нет. И очень похоже, что по ней никто не ездил лет двадцать.

Несмотря на отсутствие еды и воды, нам ничего не оставалось, кроме как, завидев щит с радушной надписью «Добро пожаловать в ФортескьюБей. Постоянное население – 6 человек», остановиться на ночлег. Предоставив Леониду расставлять палатку, я отправился разыскивать власти этого «крупного» населенного пункта. Они, как ни странно, обнаружились – в лице миловидной женщины средних лет с вязаньем в руках, которая открыла на мой стук единственное стационарное строение в округе – снятый с колес вагончик со взаимоисключающими надписями на двери: «Киоск открыт» и под ней – «Закрыто».

– Ужасная погода.

– Да, сэр. Советую вам ставить палатку подальше от океана. А еще лучше – ночевать в машине.

– Почему? Из-за дождя?

– Ну да. И вообще. Могут потревожить животные.

– Какие животные? Мы, знаете ли, русские журналисты. Как раз животных и ищем. А больше всего нас интересует сумчатый волк…

– Вот именно, – загадочно высказалась хранительница лагеря «Фортескью-Бей» и, демонстрируя явное нежелание продолжать диалог, пожелала мне спокойной ночи.

Но сбыться ее пожеланию было не суждено. Мне приснилось, будто я брожу по доисторическому тасманову лесу, и вдруг он начинает рушиться на моих глазах. Воет ветер, приходится уворачиваться от падающих крест-накрест, как оловянные солдатики, столетних сосен. Тут неожиданно появляется летучая мышь с трехметровым размахом крыльев (самая крупная местная летучая мышь, выростогубый гладконос Гоулда, весит не более 18 граммов – вспоминаю я во сне) и камнем бросается на меня, придавливая к земле. Я энергично отбиваюсь, хватаю чудище за лапы – и ощущаю на ладонях прохладу пластика, натянутого на металлические крепления палатки. Мощный порыв ветра так скособочил ее, что мы с Леней оказались спеленутыми, подобно мумиям, впрочем, бывалый путешественник даже не проснулся. Чертыхаясь, я выбрался из палатки, поправил крепления и, освещая карманным фонариком абсолютно темную в отсутствие Луны и звезд тропинку, отправился к пляжу ожидать рассвет.

И вдруг луч света выхватил из мглы что-то вроде маленькой этажерки о трех ножках. Этажерка шевелила верхней «полкой», а также поминутно закрывала и открывала «дверцы». У кромки Тасманова моря сидел кенгуренок – детеныш рыжего валлаби Беннета. «Полкой» оказались уши, безостановочно вращавшиеся, как будто шарит по морю луч маяка, «дверцами» – крохотные «ручки», которые зверек потирал друг о друга, будто мылил их, а третья «ножка» – знаменитым опорным хвостом.

Кенгуренок задумчиво смотрел в океан. Затем с достоинством обернулся ко мне, на секунду перестал «мылиться», совершенно не торопясь выпрыгнул из светового луча, сделал в мою сторону неопределенное движение «рукой»: то ли поприветствовал, то ли «погрозил пальцем», и неторопливо двинулся вдоль пляжа, милостиво позволив мне своим фонарем освещать ему путь, пока наконец не скрылся за живой изгородью жесткого кустарника. «Мой первый тасманийский знакомый», – подумал я, вспомнив Джералда Даррелла и его «Путь кенгуренка».

Глава II

Светская беседа – Рейнджер Пертон спешит на помощь – Что стало бы с планетой, если б мы оставили ее в покое? – Зоологический парад – Мы нападаем на след

Спеша покинуть сонный курортный городок Суонси, в котором провели следующую ночь, мы, наученные горьким опытом предыдущей голодной ночевки, задержались, чтобы запастись провизией в местной забегаловке, торгующей навынос, и провели короткую светскую беседу с хозяином гостиницы. По поводу исчезнувшего (или нет) волка он доложил следующее: да, он слышал о нем от надежного информатора. А именно от двоюродного брата, Ральфа Пертона, который служит рейнджером в Национальном парке Маунт-Уильям – в крайнем северо-восточном углу Тасмании. Тот даже не однажды, а дважды, патрулируя свой парк с целью учета численности кенгуру, замечал полосатую спину в зарослях кустарника. Пертон в предвкушении сенсации пытался выследить тилацина, но неуловимый ночной хищник не дался ему в руки. Мы бросились звонить в Маунт-Уильям…

К дверям одиноко стоящего посреди буша домика была приколота записка: «Журналистам (русским). Увы, со времени нашего телефонного разговора парк сильно повредила буря. Я отбыл на спасательные работы в головной офис. Буду доступен через два дня. Ральф Пертон». Нам неизвестно, насколько эффективной была деятельность Пертона по устранению последствий бури, но мы с Леонидом, продираясь сквозь завалы сухих веток на пути к вершине горы Уильям, поработали на совесть. И не потому, честно говоря, что хотели помочь рейнджеру, а потому, что и без него надеялись проникнуть в дикую жизнь этой самой «дикой» из охраняемых территорий острова (настолько дикой, что даже место для палатки и машины – редчайший случай! – здесь бесплатное). И это нам удалось. За всю мою не самую домоседскую жизнь мне никогда и нигде не доводилось видеть такого «доисторического» парада фауны. Даже пришла мысль: Тасмания – это экспериментальный участок суши, который умудрился дожить до XXI столетия «без человека». На этом отдельно взятом острове можно воочию наблюдать, что сталось бы с планетой, если бы мы не мешали ей развиваться естественно.

То есть люди в Маунт-Уильяме, разумеется, есть. Но им хватает ума оставаться в «головном офисе». А «на местах» – крошечные птички мускусные лорикеты и вышагивающие танцевальной поступью кроншнепы. Удивительные грибы со шляпками в форме теремков и различного размера норы (хотя на Тасмании есть только одно роющее сумчатое – вомбат): не пройдешь по бушу и 5 метров, как непременно провалишься в одну из них ногой. И – море кенгуру. Море.

Национальный парк Маунт-Уильям был создан в 1973 году специально для защиты кенгуру Форестера – крупнейшего сумчатого на острове, которое в то время безнадежно проигрывало фермерам борьбу за открытые, богатые сочными травами пространства. Теперь – слава Богу и национальной Службе охраны природы – гигантские кенгуру процветают здесь вместе со своими более мелкими собратьями, рыжими и серыми валлаби. Эти последние – обаятельнейшие звери, достающие в холке до колена взрослого мужчины, – не дают расслабиться редким гостям парка, поминутно бросаясь им под ноги (и под колеса – в тех местах, где можно проехать на машине).

Завалы на горе Уильям, о которых упоминал в записке рейнджер, как видно, согнали с обжитых мест тамошнюю живность. Стройные колонны страшных (по размеру) черных муравьев эскортировали нас на обратной дороге в лагерь. С истерическими криками над желто-бурой тропинкой по косой взлетали отряды какаду и тут же – вероятно, по случаю дележки между собой новых квадратов воздушного пространства – вступали между собой в яростные стычки. В результате много разноцветных пестрых перьев оседало на шерсти кенгуру, редкой цепью следовавших на ночлег в окрестности нашей стоянки.

Идиллическое зрелище для поборника экологической безопасности.

– Естественно было бы встретить в этой толпе и тилацина, – заметил я Лёне, уже расположившись в палатке.

– А я видел его следы. Самые настоящие, – был ответ, и, как наутро выяснилось, прозвучал он отнюдь не в сновидении.

Глава III

Почему Тасмания не Россия?– Стейк из вомбата, паучьи потроха…

– Кладбище погибших животных – Когда волков искали, их находили – Слезы бабушки Мертл – Открытие перевала «Вокруг света» – Ралф-фоллз, белый космос – Особенности англосаксонского отношения к природе

Нельзя сказать, что кенгуру в Маунт-Уильяме – животные ручные (на всех перекрестках и даже в общественных туалетах парка имеются плакаты, призывающие посетителей не кормить зверей – «пусть они остаются дикими!»). Но они тут определенно общительнее людей. Те, подозреваю, просто прячутся от чужаков. С вечера мы несколько раз пытались постучаться в редкие человеческие жилища, на огромном расстоянии друг от друга разбросанные по парку. Перед некоторыми особнячками даже сушилось еще влажное белье, но никто так и не открыл. А сумчатые – другое дело. Всю ночь остервенело скребли песок, видимо, пытаясь подкопаться под палатку, недвусмысленно старались проникнуть в машину (скрежет большого загнутого когтя по металлу не спутаешь ни с чем), а с рассветом выстроились в растянутую шеренгу у въезда в лагерь, намереваясь, судя по всему, не выпускать нас без отступного.

Пока Леня, которому не терпелось исследовать открытые им следы, собирал вещи, я с сэндвичем в кармане отправился на «переговоры». Складывались они не без церемоний. Приблизиться – пожалуйста. Но не ближе, чем на два метра. Еще шаг вперед – черные «носочки» на мощных задних лапках взлетают в воздух, и через секунду хозяин уже на новой линии обороны. С другой стороны, сэндвич (пусть простят меня тасманийские службы охраны природы) – весомый аргумент. Полчаса общения с Реджи (познакомившись, я позволил себе дать этому кенгуру имя), который вскоре позволил мне угостить себя, а потом (правда, с большой неохотой) даже почесать за ухом, вернули мне давно забытое детское ощущение, что человек при наличии доброй воли может вступить в контакт с любым живым существом. Чтобы дикий рыжий валлаби специально вышел на солнечную полянку, где Леонид смог бы его запечатлеть, достаточно просто попросить его как следует. Уверен: еще немного – и Реджи согласился бы прокатиться по парку на джипе, но фотограф, как было сказано выше, «взял след».

– Только давайте договоримся сразу: на мелочь не размениваемся, снимаем только крупных самцов и самок – желательно с детенышами, – распорядился Круглов.

– Согласен. Судя по всему, у нас с этим не будет никаких затруднений. Обратите внимание: тут прошло как минимум двое… или четверо! – я силился по памяти сопоставить отпечатки лап сумчатого волка, виденные мной в Тасманийском музее Хобарта, с той густой путаницей следов, которая испещряла грунтовую эвкалиптовую аллею. Сходство было очевидно, но смущало, что исчезнувшие животные (таковыми их, кстати, официально признал международный зоологический конгресс в 1986 году) «табунами» расхаживают по всем известной дороге – пусть и в заповеднике.

Скоро следы дружно свернули на широкую просеку. За последним зигзагом дороги мы неожиданно уперлись в желтый металлический шлагбаум с надписью «Только для персонала». Впрочем, мысль о том, что персонал Маунт-Уильяма скрывает от мира величайшую научную сенсацию, недолго бродила в наших головах: на склоне холма за шлагбаумом появилась группа лиц в шляпах и униформах с эмблемами служителей парка. Каждый вел на поводке по пойнтеру.

– Поехали отсюда, Леня, – предложил я. – Тасмания – не Россия. Здесь не все самое интересное происходит там, куда вход воспрещен.

Вознамерившись добыть для экспедиции первый пресмыкающийся «трофей» в виде вышмыгнувшей изпод ног иссиня-черной ящерицы на берегу Голубого озера, я чуть было сам не сделался трофеем коварной тасманийской природы: твердый камешек на склоне, о который я оперся ногой, оказался просто горкой серой пыли.

– Зачем вы вообще ее ловили? – удивился подоспевший на подмогу Леонид.

– Как зачем? Для вас. Вы же хотели иметь в фотоколлекции эндемическую ящерицу?

– Да, но яркую. С какими-нибудь пятнышками, полосками… А эта пригодилась бы разве что в пищу. Интересно, местных ящериц едят?

– Здесь никого не едят. Здесь – музей под открытым небом. Не удивлюсь, если за поимку какого-нибудь паука взимается штраф в пять тысяч долларов.

– Ну вот, а вы говорили! – укоризненно воскликнул мой спутник часом позже, увидев на придорожной грифельной доске, изображающей ресторанное меню, недвусмысленную надпись: «СТЕЙК ИЗ ВОМБАТА».

Но торжествовал он рано:

– А в это вы тоже верите? – поинтересовался я: ниже красовались «ФИЛЕ ИЗ КОМАРИНОЙ НОЖКИ» и «ПАУЧЬИ ПОТРОХА». Путеводитель Lonely Planet предостерегает всех путешественников от излишней доверчивости по отношению к «шуточкам ирландских иммигрантов» и тем самым создает прекрасную рекламу «Худшему пабу на всем острове», как именует себя знаменитое заведение в городке Вельдборо.

– Почему же вы их все-таки не едите, не охотитесь за ними? – решительно войдя в Худший паб, обратился к бармену уязвленный Леонид. – Ведь здесь не национальный парк! А их кругом полно!

Что правда, то правда. Парадоксально, но при бережнейшем отношении к дикой фауне из всех стран, виденных мной, Тасмания держит первое место по количеству звериных трупов, во всякое время суток устилающих шоссейные и проселочные дороги. Сбитым вомбатам, поссумам, кенгуру – несть числа. По утрам их деловито расклевывают довольно крупные орлы. Тому есть простое объяснение: количество диких животных на острове в настоящий момент огромно, человека они не боятся и к тому же преимущественно ведут ночной образ жизни. С наступлением темноты животные совершают малые миграции – от мест дневного отдыха к участкам кормежки. По дороге пересекают асфальтовые трассы. Отсюда и обилие жертв. У животных на острове нет врагов, кроме машин…