Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 2008 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Неужели все эти откровения могли пройти мимо самого авторитетного критика страны? Что же они думали друг о друге?
В дневниках писателя 1923—1925 годов имя вождя не встречается ни разу, тогда как другие политические деятели государства упоминаются. Хотя, возможно, это делалось из соображений безопасности. Что же касается Иосифа Виссарионовича, то в письменном свидетельстве – в его ответе драматургу В. Билль-Белоцерковскому относительно булгаковской пьесы «Бег» – вождь в феврале 1929-го пишет: «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, – стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. «Бег» в таком виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление». Тогда как о пьесе «Дни Турбиных» критик (часть цитаты приводилась в самом начале) отозвался иначе: «…она не так уж плоха, ибо дает больше пользы, чем вреда». Сталину действительно нравилась пьеса, он смотрел ее во МХАТе около 20 раз. И однажды из-за этого «пристрастия» он попал в недвусмысленную ситуацию. Беседуя с делегацией украинских писателей, которым не лень было приехать в Москву, в основном для того, чтобы погромить Булгакова, Сталин практически вышел из себя, чего широкая публика за ним не замечала. Несмотря на приведенную вождем оценку пьесы, украинские писатели не сдавали позиций и продолжали требовать «снятия пьесы». И тут вождь вскипел и (о, ужас!) несколько растерялся: «Вы чего хотите, собственно?.. Вы хотите, чтобы он (Булгаков) настоящего большевика нарисовал? Такого требования нельзя предъявить!»
Более комичной ситуации с участием Сталина трудно себе представить – чтобы не отказываться от собственных слов, ему пришлось защищать и оправдывать «антисоветскую личность».
Сохранился еще один любопытный отзыв вождя о писателе, переданный А.Н. Тихоновым, когда тот в компании с М. Горьким говорил со Сталиным о судьбе пьесы «Самоубийца» Н.Р. Эрдмана: «Эрдман мелко берет, поверхностно берет. Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! Это мне нравится!»
Вот такая невероятная история… Тиран – в плену искусства. И в каком-то смысле в их взаимоотношениях действительно было что-то необъяснимое.
После «Бега» и даже несколько раньше началась открытая травля писателя. Началом скандала стал «Багровый остров». Михаил Афанасьевич переделал эту раннюю повесть в пьесу и добавил актуальности, которой затронул чиновников из Главрепеткома. Те развернули кампанию против, подключили печать, стали критически высказываться в адрес драматурга, а пьесу назвали «пасквилем на революцию». На что Булгаков ответил в упоминаемом выше письме Правительству СССР следующее: «Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать НЕВОЗМОЖНО. Памфлет – не есть пасквиль, а Главрепетком – не революция».
Подвал Мастера. Мансуровский пер., 9. Москва
Дальше – больше. В октябре 1928 года в газете «Комсомольская правда» один из критиков «Бега» назвал идеи автора «философией разочарованного таракана». Пресса пестрела призывами «Ударим по булгаковщине!» По словам самого Михаила Афанасьевича, из 301 опубликованного отзыва о его творчестве 298 были «враждебно-ругательскими». (В архивном фонде М.А. Булгакова в Российской государственной библиотеке хранится альбом с собранными отзывами из газет, сделанный самим Михаилом Афанасьевичем. Там есть и такое: Булгаков – литературный уборщик, который подбирает объедки после того, как «наблевала дюжина гостей».)
Результат кампании «против» оказался печальным – Булгакова перестали печатать, ставить, уволили из театра. Причем для решения судьбы пьесы «Бег» (литературные достоинства которой оценивал и отстаивал М. Горький) Сталин создал комиссию при Политбюро в составе К.Е. Ворошилова, Л.М. Кагановича и А.П. Смирнова, после чего Ворошилов сообщил вождю «о политической нецелесообразности постановки пьесы в театре».
В июле 1929 года Булгаков решается на отчаянный шаг – пишет письмо генсеку, в котором излагает, что все его пьесы («Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Багровый остров») сняты, «Бег» – запрещен во время работы театра над пьесой. (Стоит добавить, что «Зойкину квартиру» запретили после 200-го представления, а «Дни Турбиных» давали около 300 раз.) Далее писатель просит руководителя государства об «изгнании» его за пределы СССР, объясняя, что силы его надломились и он доведен до нервного расстройства. Можно представить себе, как, попыхивая трубкой, генсек изучал этот крик души… Сценарий работал: воздух перекрыт – что может быть для писателя страшнее молчания, а дальше, думалось, что он придет с поклоном.
Вождь ответил звонком. Правда, не на это письмо, а на следующее, от 28 марта 1930 года (цитировавшееся выше), где Булгаков, описывая свое бедственное положение, просит либо работы – ему действительно не на что жить, либо разрешения выехать за границу.
Елена Сергеевна Булгакова, третья супруга писателя, так передала содержание этого телефонного разговора: «…Голос с явно грузинским акцентом:
– Да, с Вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков…
– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
– Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А может быть, правда, – Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?..
– Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
– Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
– Да, я хотел. Но я говорил об этом, и мне отказали.
– А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
– Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить…»
Этот разговор – не миф. Его подтверждает и Любовь Евгеньевна, которая слышала все по второй трубке. Нет, обе женщины одновременно не присутствовали при звонке. Елене Сергеевне писатель рассказал о разговоре в тот же день 18 апреля 1930 года при встрече…
Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна. 1939 год
Маргарита III, или «Так поражает молния»
На тот момент они знали друг друга чуть больше года. Встречались тайно, потом не тайно, потом надолго расставались и все-таки встретились вновь, а потом, помните, что было?
…Любовь выскочила перед ними, «как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила» их сразу обоих! «Так поражает молния, так поражает финский нож! Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так», что любили они, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга…»
Елена Сергеевна (1893—1970), в девичестве Нюрнберг, к тому времени была второй раз замужем. Ее супруг Е.А. Шиловский, начальник штаба 16-й армии, души не чаял в своей Люси (так он называл супругу). А она была бесконечно привязана к детям: Евгению и Сергею. Ее уход из семьи оказался очень непростым, с объяснениями и сценами, в том числе между Шиловским и Булгаковым, первый даже прибегал в дом к писателю и хватался за пистолет… И все же она ушла. И принесла автору самого загадочного романа XX века столько новых сил, что он вновь взялся за сожженных «Мастера и Маргариту». Они прожили вместе с октября 1932 года до смерти Михаила Афанасьевича.
У вождей не бывает молодости
Зачем Сталин позвонил ему?
Во-первых, литературные интеллигентские круги увидели и оценили «подлинное лицо товарища Сталина», так что это была своего рода кампания для подъема авторитета в «неблагонадежных» кругах. Вождь уже тогда владел приемами, которые сегодня называются PR-технологиями.
Во-вторых, резолюция «Дать работу» от 12 апреля 1930 года, которую Г. Ягода, разумеется, с ведома Сталина, наложил на письмо Булгакова (от 28 марта 1930 года), всего лишь на два дня отстоит от даты смерти В.В. Маяковского– 14 апреля. (Это к вопросу, как погиб поэт?) Список можно продолжить: 1925-й – гибель поэта С.А. Есенина, 1926-й – писателя А. Соболя… Так что арест Булгакова на фоне похорон Маяковского стал бы слишком показательным.
И наконец, в-третьих, и в самых главных, у вождя, по всей видимости, были свои счеты с Булгаковым – он проявил «великодушие», чтобы продолжить «занимательное» для него противостояние и найти более подходящий момент для финала. А пока – на сердце Михаила Афанасьевича отлегло.
10 мая 1930 года его зачислили во МХАТ, где с 1932-го по личному распоряжению вождя восстановили пьесу «Дни Турбиных». И с этого момента между Сталиным и Булгаковым начался еще один этап отношений: Михаил Афанасьевич писал генсеку письма (памятуя о его «великодушии» и желании встретиться) о судьбе своих произведений и о поездке за границу. Но вождь молчал. И лишь в феврале 1936 года аккуратно ликвидировал со сцены, сразу после премьеры, булгаковского «Мольера». Сам он пьесы не видел, но – до сведения донесли. Ликвидировал – с помощью разгромной заказной статьи в «Правде».
Новодевичье кладбище. Надпись на камне: «Михаил Афанасьевич Булгаков. 1891—1940. Елена Сергеевна Булгакова. 1893—1970»
И тогда, не дождавшись ни одного ответа на свои письма, Михаил Афанасьевич решает создать другое письмо – пьесу о вожде. Не раболепства ради, ради – общения. Идея вызревала недолго: это будет пьеса под названием «Батум» о его героической революционной молодости. К тому же все так удивительно совпало: в преддверии шестидесятилетия вождя театру обязательно нужна такая пьеса. И еще один удачный момент – в руки Булгакова попала соответствующая книга «Батумская демонстрация 1902 года» – источник для осуществления замысла. Этот ранний период жизни Сталина еще не успел обрасти мифами. Значит, открывался некий простор для творчества…
Пьеса была готова, ее одобрило руководство МХАТа, в том числе режиссер В.И. Немирович-Данченко. Вождь получился живым, колоритным, выразительным, вот он обращается к демонстрантам: «Солдаты в нас стрелять не будут, а их командиров не бойтесь. Бейте их прямо по головам…» Уже выбирались актеры, и 14 августа 1939 года совместно с театральной бригадой Михаил Афанасьевич должен был отправиться в Батум для ознакомления с местностью и последующего создания декораций. И вдруг в поезде, на станции Серпухов, ему принесли в вагон телеграмму, что командировка отменяется. Пьеса запрещена.
На обратной дороге писатель почувствовал себя плохо – произошел приступ нефросклероза (наследственной болезни). В последующие месяцы болезнь начала резко прогрессировать.
За «Батум» были выплачены все гонорары, а объяснение отказу нашлось простое и опять-таки «великодушное»: «Все дети и все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине», – так передали руководителям театра.
Через год, 10 марта 1940 года, Мастера не стало. А за несколько недель до кончины, 13 февраля, он прервал правку своего романа на фразе Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?»
Вероника Карусель
Neandertaлец
Все началось с того, что базирующаяся в немецком городе Киль фирма Neander Motors решила создать небольшой дизель, пригодный для установки на легкие транспортные средства, такие, например, как квадроцикл. И сразу столкнулась с казавшейся неразрешимой проблемой: одно-двухцилиндровый дизельный мотор приличной мощности трясся так, что мог вышибить дух из пилота. Было ясно, что желающих кататься на вибростенде с колесами будет немного. Уравновесить вредные моменты вращения не удавалось никакими балансирами, пока конструкторов не осенило: пусть коленчатый вал сам себя «компенсирует»! И на свет появился дизель принципиально новой схемы: каждый поршень через два шатуна вращал два жестко соединенных между собой коленчатых вала. Притом в разные стороны. Наверное, читателю нелегко с ходу представить себе такую кинематику, но достаточно один раз взглянуть на фото, и все станет ясно.
По уровню вибраций новый двухвальный мотор оказался сравним с 4—6-цилиндровым двигателем обычной конструкции. Больше того, симметрия сил, воздействующих на поршень, привела не только к исчезновению тряски, но и к снижению потерь: мотор Neander экономичнее обычного дизеля на 12%! На свет появилось целое семейство двигателей от одноцилиндрового объемом 400 кубиков и мощностью 25 л. с. и до 2,5-литрового 3-цилиндрового «монстра» мощностью двести «лошадок». А чтобы продемонстрировать впечатляющие возможности новой технологии, было решено создать дочернюю фирму Neander Motorcycles и поручить ей разработку дизельного мотоцикла. Он должен был стать первым в мире турбодизельным чоппером, доставляющим своему наезднику не только удовольствие, но и выделяющим его из толпы рядовых мотоциклистов, пусть даже и гоняющих на самых престижных байках, – но разве хоть один из них может похвастаться дизелем?
Работа над проектом заняла долгих семь лет, зато итог получился впечатляющим: разгон до сотни за 4 секунды, 210 км/ч «максималки» и цена 95 000 евро. С учетом сказанного выше почти шестизначная сумма, скорее, достоинство. Дороговизна, впрочем, объясняется вовсе не сложностью мотора, а ручной сборкой каждого экземпляра, притом не в Китае, а в Германии. К тому же те, кто понимает, найдут в Neander и другие (кроме двухвального дизеля) изюминки. Друзьям-фанатам можно будет рассказать о компактной 6-ступенчатой коробке передач, об уникальном «мокром» сцеплении, диск которого можно заменить всего за 5 минут (!), о системе смазки с так называемым сухим картером, состоящей из трех независимых подсистем с индивидуальными насосами Eaton. И, может быть, даже рискнуть да и разрешить короткий тест-драйв? Те, кому уже повезло с тест-драйвом, рассказывают, что сидеть в этом чоппере (именно «в», а не «на»!) удивительно приятно, будь ты хоть 70, хоть 140 килограммов весом, а массы железа в 250 килограммов вовсе не ощущается – настолько послушен агрегат даже на максимальной скорости. А что вы хотите: мощность – 112 л. с. при 4200 об/мин. и крутящий момент – 214 Н.м от 2600 об/мин.!
И вот теперь нас терзают сомнения: а так ли уж правильно назвали самый сильный (речь о ньютоно-метрах) и самый дорогой на сегодня серийный мотоцикл «Неандертальцем»?
Алексей Воробьев-Обухов
