355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вокруг Света Журнал » Журнал «Вокруг Света» №6 за 2003 год » Текст книги (страница 3)
Журнал «Вокруг Света» №6 за 2003 год
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 22:32

Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №6 за 2003 год"


Автор книги: Вокруг Света Журнал



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Город при Николае I пережил два потрясения. Одно из них было страшным, другое – удивительным. Страшным событием стал пожар Зимнего дворца в ночь на 17 декабря 1837 года, вспыхнувший в неисправном дымоходе одной из дворцовых печей. Зрелище грандиозного, видимого со всех концов города пожара было похоже на ожившую картину Брюллова.

В непроглядной зимней тьме ярко полыхал царский дворец, и огромная молчаливая толпа зевак стояла на морозе все 30 часов, пока длился пожар.

Дворцовая площадь, оцепленная плотным кольцом солдат, вся была заставлена мебелью, зеркалами, редкими картинами, скульптурами, светильниками и прочими баснословными богатствами, вынесенными наспех из дворца. Благодаря мужеству солдат и толковому руководству самого императора Николая удалось спасти многие воинские реликвии: знамена гвардейских полков, картины Военной галереи 1812 года, утварь дворцовых церквей,убранство царских покоев. А с помощью возведенной кирпичной перегородки удалось отбить у огня сокровищницу мирового искусства – Эрмитаж. Когда пожар стих, перед людьми предстало страшное зрелище – обгорелые стены, обрушившиеся потолки и перекрытия, чад и вонь тлеющих обломков. Восстановление дворца началось почти сразу же после катастрофы. Основная тяжесть реставрационных работ легла на архитекторов

В.П. Стасова, брата Карла Брюллова, Александра, а также на А.Е. Штауберта и К.А. Тона. Круглосуточно на пожарище работали около 10 тысяч человек. Уже к 1840 году упорный труд дал свои плоды – дворец был восстановлен. Недаром на памятной медали были выбиты слова: «Усердие все превозмогает». Удивительным же событием в жизни николаевского города стало открытие в 1837 году первой в России железной дороги Петербург – Царское Село. Наверняка Брюллов был в числе петербуржцев, тысячами сходившихся посмотреть, как зашипит, тронется и поедет странное, привезенное из Англии, сооружение с длинной трубой.

А сколько ведь до этого было разговоров о невозможности появления железных дорог в России – как же выдержат рельсы лютые русские морозы? Но все пошло благополучно, железнодорожное строительство развернулось вовсю, и 18 августа 1851 года из Петербурга в Москву ушел первый царский поезд – сам государь решил опробовать новую дорогу, ставшую важнейшей магистралью России на столетия.

Впрочем, эта блестящая, праздничная, нарядная, обычно полуночная жизнь центра города совсем не походила на жизнь других частей выросшего с Александровских времен почти вдвое Петербурга. Казалось, что кроме дворцов и Невского проспекта здесь, на берегах Невы, существует сразу несколько городов, живущих в разных исторических эпохах и даже… в разных временах года. Некрасов так писал об этом: «…в Петербурге, кроме многих известных чудес, которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то же время в разных частях его можно встретить времена года совершенно различные. Когда в центре Петербурга нетуже и признаков снегу, когда по Невскому беспрестанно носятся летние экипажи, а по тротуарам его, сухим и гладким, толпами прогуливаются обрадованные жители и жительницы столицы в легких изящных нарядах,– тогда в другом конце Петербурга, на Выборгской стороне, царствует совершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще на мостовых, природа смотрит пасмурно и подозрительно, жители выходят на улицу не иначе как закутавшись в меховую одежду… На заборах, из-за которых выглядывают угрюмые деревья, до половины покрытые снегом, стелется иней, из десяти извозчиков только один и то с отчаянием в сердце осмелится выехать на дрожках. О, как далеко Выборгской стороне до Невского проспекта!»

Такими же далекими от Невского казались не только Выборгская сторона, Охта, но и Петербургская сторона. Ее сонное существование ничто не тревожило, и она оживала только в те часы, когда по Каменноостровской дороге на Острова – место модных гуляний богатых петербуржцев – мчались нарядные коляски. Казалось, что это вовсе не Петербург, а дальний, провинциальный городок…

Но гром полуденной пушки, залпы и отсветы салютов и фейерверков напоминали, что это хотя и окраины, но все-таки окраины столицы Российской империи, города воинской славы.

Впрочем, петербуржцы этого не забывали ни на минуту.

Ни гений, ни шумная слава не спасали от неудач и самого Брюллова. Он изо всех сил пытался превзойти свой главный шедевр, «Гибель Помпеи», в картине, посвященной русской истории, точнее – осаде поляками Пскова в XVI веке. Государь сей замысел высочайше одобрил, вокруг незавершенного полотна стояла толпа восхищенных поклонников… Но картина все не удавалась и не удавалась, несказанно раздражая художника.

Город разрастался стремительно: к середине XIX века его населяло полмиллиона человек! В основном это были пришедшие на заработки крестьяне окрестных губерний, строительные рабочие, мастеровые. Вид их по утрам не украшал центральные улицы, и, как писал Гоголь, «в это время обыкновенно неприлично ходить дамам, потому что русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, каких они, верно, не услышат даже в театре». Рост числа работных, разнообразие их профессий, да и многое другое: железная дорога, дымы первых пароходов на Неве, растущие на окраинах как грибы заводы с высокими трубами – все это с ясностью говорило, что грядет новая, индустриальная эпоха. Она уже с нескрываемым нетерпением стоит на пороге Николаевского Петербурга, обещая ему нечто неизведанное, непривычное для старого уклада.

Приближение индустриальной эпохи уже чувствовали многие. Ампирный Петербург уходил в прошлое, постепенно менялись вкусы, у людей появлялись новые запросы, шум европейской промышленной революции долетал до Петербурга, появлялись новые машины, новые материалы, новые технические идеи.

Рамки строгого ампира становились тесны зодчим -наступала эпоха, когда архитектор хотел выбирать стиль по своему вкусу. Монферран упорно заканчивал классический Исаакиевский собор, но в своих проектах на будущее мысленно обращался к образцам Возрождения – даже для него время ампира уходило.

Впрочем, ему и некогда было заниматься новым шедевром – ведь он был модным художником, писавшим портреты на заказ. А потому он спешил, спешил. Может быть, глядя на него, Гоголь написал свой гениальный «Портрет». А может, «Оборона Пскова» не задалась потому, что время классицизма уже проходило и Брюллов чувствовал свое бессилие перед иными временами…

Тяготение к новым формам испытывал даже сам Николай I, увлеченный неоготикой. Он, как будто втайне от своей пышной ампирной столицы, строил для себя, для души особый, «готический», мир в любимом им Петергофе. Неоготика отвечала настроениям Николая. Он хотел жить не в раззолоченном, обозреваемом со всех сторон дворцовом пространстве, а в своем «поместье», в небольшом уютном доме, построенном, как у англичан: возле развалин родового замка, неподалеку от вросшей в землю старинной капеллы, чей каменный пол истерт башмаками десятков поколений прихожан. Таким стал его «Коттедж» – любимый царем и его семьей загородный дворец.

Впрочем, внешне все ценности ампира, как и ценности жизни Николаевского Петербурга, оставались на своих местах. Никто не смел усомниться в принятом порядке вещей или косо посмотреть на Исаакий. Как символ этого ампира и неоспоримого величия самодержавия, гордо и победоносно возвышался он над городом. Нет слов – собор был прекрасен, прекрасны были и блистательные портреты Брюллова, которыми, как некогда «Последним днем Помпеи», восхищались люди. Но и Исаакий, и брюлловские портреты прелестных женщин, и весь ампирный Петербург середины XIX века, хоть и дышали той совершенной, изящной красотой, присущей осеннему саду, прекрасному и одновременно печальному, к совершенству которого, кажется, уже и нечего добавить, но…

Мы-то знаем, что та красота была красотой увядания… •

Евгений Анисимов, доктор исторических наук, профессор

Досье: Кремниевая лихорадка

Своеобразная историческая экспедиция в Силиконовую долину начала XXI века показывает, что для возникновения Чуда требуется нечто большее, чем благоприятный климат, некоторое количество инженеров и программистов, венчурных капиталистов, охотников за мозгами и складов, заполненных электронными компонентами… Сразу следует оговориться, что английское словосочетание “silicon valley”, по всей вероятности, является плохо переведенной однажды игрой слов “на местном диалекте”, прочно укоренившейся в сознании большинства. Хотя правильно эту территорию – крупную промышленную городскую агломерацию, протянувшуюся на 40 километров от Сан-Хосе на юго-востоке до города Пало-Алто на северо-западе штата Калифорния, – называть Кремниевой долиной. Поскольку именно кремний (в переводе с латинского – Silicium, а уж никак не Silicon) лег в основу массового производства полупроводников, давшего толчок развитию Высоких Технологий.

По рецепту хай-тек

Итак, Кремниевая долина. Выглядит это примерно так. Грани гор поднимаются вокруг нее наподобие стенок огромного медного сотейника, где на огне из колоссальных амбиций и невероятных денег все и вся кипит, шкварчит, лихорадочно брызгает и фонтанирует. Если сравнить это “блюдо” со знаменитой бостонской “Подковой” – высокотехнологичной промышленностью, сосредоточенной в основном вокруг 128-го шоссе, полукольцом опоясывающего город, то последний в этом смысле будет похож на мило сервированный, но вполне пуританский воскресный обед. Если же – с Сиэтлом, логовом Microsoft, – то на огромный ломоть барбекю от папаши Гейтса, приправленный горошком, скатывающимся с одноразовой бумажной тарелки.

Долина штата Калифорния – это ни то и ни другое, это именно громадный котел, заполненный самыми разнообразными компонентами и щедро политый невообразимыми приправами. Причем котел этот с огня не снимается никогда.

Запутанные суперскоростные автомагистрали пронизывают индустриальные мегапарки и оплетают одноэтажные домишки-ранчо с пасторальными садиками. Самые высокие ориентиры ландшафта – башни линий электропередачи и сотовые вышки мобильной связи. Реальная же работа делается в тишине офисных кабинок, где, уставившись в экраны мониторов, каждый участник этой “кухни” пытается создать нечто, никогда не существовавшее прежде. Суть ощущения жизни здесь – в непрекращающемся творческом, креаторском процессе в сочетании с постоянным страхом потерпеть неудачу. Суть приложения усилий – момент, когда можно перейти от секретности к публичному представлению своего детища, а заодно объявить миру, что тот в скором времени будет перевернут. Не стоит думать, что рецепт данного феномена состоит лишь в том, что когда-то здесь начали перемешиваться такие составляющие, как первоклассные инженеры, программисты, хедхантеры (от headhunting – “охота за мозгами”) и управленцы вместе с изрядной толикой инвесторских денег.

Долина – нечто весьма особенное. Да, здешние университеты – превосходны. Да, трудовое законодательство Калифорнии позволяет служащим переходить из компании в компанию, когда им только заблагорассудится, причем интересно, что именно эти “перемещения” в очень немалой степени способствовали созданию уникального прецедента взаимопроникновения различных компаний и целых проектов. Да, благоприятный климат привлекает сюда специалистов, представляющих самые различные климатические пояса земного шара. Хотя большинство из тех, кто прибывает сюда именно работать, крайне редко выбираются из контор с люминесцентными лампами на свет Божий, чтобы насладиться хваленой калифорнийской погодой.

Различные популярные ныне и постоянно дискутируемые теории о преимуществах Кремниевой долины вертятся, как правило, вокруг того, насколько это место действительно продвинуто, хотя бы просто потому, что оно на протяжении последних 50 лет остается в зоне повышенного внимания. Хотя, как бы то ни было, все происходящее здесь – крайне далеко от случайности.

Конкуренция и дух соревновательности привели к появлению в Долине колоссальных электронных гипермаркетов – некоторые из них достигают размеров восьми футбольных полей. Магазины электроники работают круглосуточно и без перерывов. В них даже предусмотрена возможность сдать вещи в срочную химчистку и прачечную на то время, пока суперзанятый посетитель присматривает себе необходимые полупроводниковые компоненты. Программисты представлены агентами на манер голливудских звезд, авторы технических описаний и руководств к программному обеспечению располагают персональными портфолио в несколько тысяч страниц – рынок Долины чудовищно конкурентен. Есть рекрутеры-хедхантеры, «обрабатывающие» только сингапурских программистов. Есть хедхантеры, специализирующиеся на соблазнении исполнительных директоров компаний по производству игрушек, есть даже хедхантер-фирма, помогающая другим хедхантер-фирмам охотиться на хедхантеров. Адреналин словно бы разлит в самом воздухе. «Адреналин» – квинтэссенция слоганов, которыми начинается любое объявление в газете о найме программистов на работу.

Изобилие пасторали

Графство Санта-Клара. Сливы, абрикосы и вишни, полупроводники и спутники – самые разнообразные плоды удивительно богатой земли, издавна именовавшейся Долиной Услады Сердца. Исторически сложилось так, что этот сельскохозяйственный Рог изобилия помимо зерновых культур славился своими садами. В начале прошлого века культивировалась в основном слива, затем настал черед абрикосов и вишни – в 1950-е урожаи приносили своим владельцам до 65 миллионов годового дохода. Каждую весну бело-розовая цветущая кипень обещала очередной сезон процветания и достатка, обеспечивая долине Санта-Клары 10-е место среди областей Соединенных Штатов по экономическим показателям. Несколько позже область шириной 24 и длиной 38 км, расположенная приблизительно в 72 км к юго-востоку от Сан-Франциско, прославилась благодаря плодам совершенно иного рода. Это были урожаи, взращенные интеллектом, предприимчивостью и технологиями. Основанные так или иначе на полупроводниках, интегральных кремниевых микросхемах, эти плоды породили новое название для своей земли: Кремниевая долина.

Имя прижилось и очень скоро начало ассоциироваться во всем мире с интеллектуальным блеском, волей, нацеленностью на результат и безграничной энергией первооткрывателей.

А все начиналось с…

…золотой лихорадки, охватившей северную Калифорнию в 1848 году, когда плотник Джеймс Маршалл, строивший на берегу каменистой речушки лесопильню, неожиданно наткнулся на золотой самородок. Спустя год в Калифорнию прибыли десятки тысяч человек – начиная с мастеровых и торговцев и заканчивая ловцами удачи и миссионерами. И хотя золото довольно скоро иссякло, эффект, произведенный лихорадкой, оказался весьма ощутимым даже по сей день. Да и как же иначе, ведь население штата сложилось из тех, кто сделал Калифорнию землей, благоволящей риску.

Смешение национальностей, характеров и амбиций превратило вскоре главный город штата Сан-Франциско в интеллектуальный и культурный центр западного побережья страны, вовсе не похожий на сонные города восточного. Всему свету на зависть Сан-Франциско благодаря сплаву различных традиций и этносов получился городом во многих смыслах уникальным. Но золотая лихорадка обеспечила калифорнийцев не только материальными благами. Она научила их веротерпимости и уважительному отношению к иным культурам и нациям, обычаям и цвету кожи. Наибольшее достоинство здешних обитателей – равно уважительное отношение к любому человеку. Здесь негритянские танцы могут исполняться белыми, а обряды, церемонии и проповеди христиан, мусульман и буддистов транслируются одним и тем же телеканалом.

Только здесь могла вспыхнуть звезда под названием «Кремниевая долина». Буквально в течение десятилетия жизнь всей страны, да, что говорить, всего мира, стала немыслимой без компьютеров и Интернета. «Очаг» этой лихорадки возник опять же в Калифорнии, и снова у его истоков стояли молодые, предприимчивые и в чем-то отчаянные люди.

Заря электронной эры

В 1909 году ректор Стэнфордского университета Дэвид Старр Йордан предпринял судьбоносную инвестицию в размере 500 долларов в разработку первых усилителей на основе вакуумного триода, изобретенного Ли де Форестом в 1906 году. И именно после этого момента научный и изобретательский гений, капитал и долина Санта-Клары переплелись уже навсегда.

Почитаемое первоосновой современной электроники, изобретение де Фореста стало краеугольным камнем прочих чудес, которые позже прославили Долину на весь мир. Ее «создателем» принято считать блестящего стэнфордского профессора электротехники Фредерика Термана. Преподавая радиотехнику, он поощрял своих студентов работать на местные компании и открывать собственный бизнес. Именно ему пришла в голову идея сдать в аренду часть университетского технопарка тем компаниям, которые активно занимались разработками в области высоких технологий. А так как произошло это событие в 1951-м, то этот год, собственно, и считается датой рождения Кремниевой долины. Замысел Термана основывался на элементарной логике – высокотехнологичные компании, коим исключительно и сдавались требуемые помещения, «живущие» бок о бок с университетской наукой, являли собой то дерево, которое совершенно неизбежно должно было бурно расти и буйно плодоносить.

Именно поэтому, прекрасно понимая необходимость создания благоприятной почвы для такого симбиоза, Терман не жалел ни усилий, ни времени на то, чтобы в ходе неоднократных бесед добиться согласия Уильяма Шокли – изобретателя транзистора – вернуться после получения им за это изобретение Нобелевской премии в 1956 году в Пало-Алто. Видимо, Терману что-то подсказывало, что практически сразу по возвращении Уильям откроет и возглавит первую полупроводниковую фирму Shockley Semiconductor Lab., давшую начало всей полупроводниковой промышленности.

Спасение нации

Основы разработок современного электронного оборудования уходят корнями в середину 1930-х годов. Место действия – Пало-Алто и Стэнфорд. Бывший студент университета Расселл Варьян присоединился к разработкам Фила Фарнсворта. Этот альянс лег в основу возникновения одной из последних точек в развитии телевидения. Электронная люминесцентная трубка, усовершенствованная Варьяном и соединенная с разработанными Фарнсвортом методами электростатической фокусировки и магнитного отклонения (развертки) электронных лучей, оказалась очень практичным изделием, давшим толчок массовому распространению телевидения. Таким образом, изобретенная еще в 1897 году Карлом Фердинандом Брауном из Страсбургского университета электронно-лучевая трубка приняла почти современный вид. Завершающим штрихом на пути к электронному телевидению стал изобретенный в 1931 году Владимиром Зворыкиным, в это время уже работавшим в Америке, «иконоскоп» – первая передающая электроннолучевая трубка, иначе говоря, электровакуумное устройство, переводящее обычное оптическое изображение в последовательность электрических сигналов.

Тем временем Европа была накануне войны. Варьян, вместе со своим братом Сигурдом, просиживал в стэнфордских лабораториях сутки напролет, изучая микроволновые излучения. В результате миру явился клистрон – электровакуумный прибор, способный усиливать и генерировать СВЧ-колебания, используемые в радиолокационных установках. В битве за Британию это радарное оборудование использовали Королевские вооруженные силы, которые, обретя способность «видеть за горизонтом», перехватывали немецкие бомбардировщики еще на подлете. Вторая мировая война подтолкнула американское правительство к активному финансированию зарождающихся технологий. Калифорния получила почти 4О миллионов долларов – на оборонные контракты и технологическое оснащение новых заводов.

Большой прорыв

В 1946-м в Университете штата Пенсильвания компанией Sperry—Rand была создана огромная вычислительная машина, известная как ENIAC (Electronic Numerical Integrator and Computer, Электронный Числовой Интегратор и Вычислитель). Это электронное устройство имело в своем составе более чем 18 тысяч вакуумных ламп и тысячи электромеханических реле и ферритовых ячеек памяти. В ответ на запрос каждая такая ячейка, переходя из состояния включения к выключению, представляла ответ «да» или «нет», то есть хранила один бит информации.

В декабре 1947-го произошло чрезвычайно важное событие. Трое инженеров лаборатории компании AT&T Bell Telephone Джон Бардин, Уильям Шокли и Уолтер Брэттайн успешно продемонстрировали возможность усиления электрического тока, используя кристаллический триод – полупроводниковый транзистор. Их идея была основана на управлении потоком электронов, проходящим через 3-слойную полупроводниковую структуру. (Предложенный термин «транзистор» переводится как «трансформирование сопротивления», но здесь, в отличие от обычного трансформатора, изменение тока и напряжения носит такой характер, что мощность выходного сигнала оказывается существенно больше входной.)

Эти трое всеми силами стремились найти альтернативу ненадежным вакуумным лампам. И их усилия не пропали даром. Произошло рождение транзистора – компактного электрического «изменяемого сопротивления», без которого близящаяся хай-тек-революция была бы просто невозможна. В течение 1950-х электронные компании начали во множестве обустраиваться в Пало-Алто и соседних с ним городках наподобие Маунтин-Вью. В Долину пришла General Electric. На юге, в Сан-Хосе, расположился огромный исследовательский центр IBM. Таким образом, начался период укоренения и расцвета. Примерно тогда же Уильям Шокли открыл в Пало-Алто Shockley Transistor Laboratories. Будучи великолепно оборудованной, она стала истинной кузницей для целого корпуса инженеров, чьи организованные впоследствии собственные фирмы сделались основой нынешней Долины.

Кремний и германий – весьма распространенные элементы земной коры, а потому недостатка в исходном материале для микроэлектроники не предвиделось. Шокли все свои предпочтения отдавал германию. В компании по поводу выбора главного полупроводника возник ожесточенный диспут. Многие инженеры, в том числе и Гордон Мур, остановились на кремнии – как на более жаростойком и технологически удобном материале и в 1957-м покинули несогласного с ними Шокли.

Через год к ним присоединился Роберт Нойс. В Маунтин-Вью под его руководством была основана Fairchild Semiconductor– компания, вошедшая в историю как первая, наладившая успешное массовое производство микроэлектронных кремниевых устройств, содержащих большое количество цифровых логических элементов и простейших ячеек памяти. Так произошло рождение интегральных микросхем.

Основа массового производства дешевых микросхем – планарная технология, была разработана в 1959 году. Возможность параллельного изготовления большого количества транзисторов, диодов и резисторов на одной плоской кремниевой пластине стала поистине технологической революцией, и с этого момента победное шествие микроэлектроники приняло совсем иные масштабы.

Через 10 лет Мур вместе с Нойсом оставили Fairchild и при поддержке проницательного инвестора Артура Рока «запустили» компанию по имени Intel. Название представляет собой сокращение от словосочетания «интегрированная электроника». Поначалу компания сосредоточилась на изысканиях по увеличению количества токопроводящих дорожек и ячеек памяти, которые могли быть размещены на кремниевом кристалле. Их чипы полупроводниковых интегральных микросхем, с постоянно увеличивающейся плотностью памяти, скоро стали индустриальным стандартом де-факто. К 1970-у эта индустрия выросла до 15 компаний, и вот тут-то грянула Компьютерная Революция.

В 1971-м инициированный Intel процесс миниатюризации микросхем завершился созданием того, что являлось для молодой промышленности воистину «Святым Граалем» – «компьютером-на-чипе». Эти «микропроцессоры» очень быстро научились делать сначала миллионы, а затем – и миллиарды цифровых логических операций в секунду. Таков был ключевой поворотный момент в истории развития электронных вычислений. Начиная с этого времени емкость и быстродействие чипов в среднем удваивались каждые 2 года по закону Мура. И хотя пределы роста емкости и скорости для кремниевых микросхем видны уже сегодня – не за горами новые нанотехнологии, готовые заткнуть за пояс любой современный Пентиум.

Далее – везде

Постепенно Кремниевая долина вышла далеко за пределы своих начальных границ. Долгое время так называли пять городков в окрестностях Стэнфордского университета – Пало-Алто, Саннивейл, Маунтин-Вью, Купертино и Санта-Клара. Сегодня Кремниевой долиной именуется вся экономическая зона – от Сан-Франциско до Сан-Хосе включительно. Ее границы расширились во многом благодаря буму «доткомов» (от английского dotcom, или .com – собирательное именование венчурных компаний, осуществляющих проекты в области коммерческого использования Интернета). Впрочем, бум, как это частенько случается, завершился спадом. А после завершения закрепившегося ныне состояния стабилизации аналитики ожидают скорого роста финансовой активности вокруг самого перспективного детища начала XXI века – биотехнологий, продолжая вкладывать деньги в пока еще Кремниевую долину.

Великое множество здешних компаний и их продукция, изменившая лицо современного мира, растут из тех времен, когда их удивительная судьба решилась раз и навсегда… Когда мыслящий передовыми категориями ректор передал изобретателю 500 долларов, он, сам не ведая того, выписал лицензию на создание будущего всего человечества, зародившегося из вакуумного триода.

Как стать миллионером

Возможно, никакая иная территория не характеризует особенностей новой мировой экономики лучше, чем Кремниевая долина. В дополнение к известным лидерам индустрии, обосновавшимся здесь, свыше 3 тысяч меньших компаний процветали и процветают в великолепно удобренной «почве» этой уникальной деловой культуры. Девять из десяти игроков компьютерного рынка, имеющих хороший статус и реноме в полупроводниковой индустрии, Интернете и разработке программного обеспечения, или держат здесь свои штаб-квартиры, или разместили исследовательские лаборатории. Единственным исключением является Microsoft, а вот IBM и Xerox – со штаб-квартирами в Нью-Йорке и Коннектикуте – расположили в Долине несколько громадных исследовательских и внедренческих центров.

Новшества в бизнес-моделях, методах и организационной структуре Долины создали атмосферу деловой обстановки, которая оказалась способна выдержать беспрецедентный период относительного роста и процветания. Ее культура – сосредоточена прежде всего на использовании возможностей и создании прецедентов. Она не отрицает инаковости – напротив, любая нестандартность, любое разнообразие приветствуется и пестуется. Инновационные инвестиционные стратегии создали здесь совершенно особый климат. Люди с готовностью идут на риск, поскольку потенциальная награда – огромна. Эта культура инициировала взрывной рост количества стартапов, так называемых «стартовых компаний», которые, будучи изначально крайне «рисковыми», имеют множество выгод. Новаторская идея, изящно и лихо обращенная в миллиарды долларов, – таков основной «двигатель прогресса» Долины. Хочется подчеркнуть – цель не в том, чтобы просто обогатиться, а в том, чтобы сделать деньги «собственным умом».

В дополнение к вероятности получения огромных прибылей стартапы предлагают очень динамичные возможности и свободу маневра. В отличие от традиционных компаний и организаций стартапы подвержены особой внутренней логике, которая ставит идеи несравнимо выше, чем должности. Существует, как правило, очень высокая степень взаимоуважения между членами команды, независимо от их ролей – за счет этого возникают большая ответственность, инициативность и автономность (при этом каждый имеет определенныи «кусок» компании, то есть опцион на свою долю акций). Это «модель полной задействованности», приводящей к ощущению большей самореализации и больших достижений.

Анализируя феномен Долины, невольно задаешься вопросом, неужели это – еще один Питтсбург или Детройт – «стальной» и «автомобильный» города – основные отправные точки в своих областях промышленности, обеспечивающие ценнейшими технологиями всех и вся? А может, таково наше будущее вообще, поскольку остальная часть мира, перенимая технологии и ноу-хау, создаваемые в Долине, перенимает также и ее привычки, и организационные принципы, и даже технопарки университетских городов, не говоря уж о самом духе этой земли?

Анатомия стартапа

Отправной точкой этого процесса становится идея, еще лучше – прототип некоего продукта. Подыскивается инвестор, который с учетом грамотно и всесторонне прописанного бизнес-плана готов выделить необходимое количество средств (они идут на доведение идеи/продукта до необходимой кондиции). «Денежный мешок» получает от новорожденной компании свою долю, «родители» продукта и исполнители – свою. Последние к тому же – еще и возможность либо получить бесплатно, либо купить, причем по крайне щадящей цене, доли вновь образованной концессии. Когда продукт рождается, компания, не откладывая дела в долгий ящик, являет себя миру, становясь общественной. А это означает первичное размещение акций на бирже (IPO, Initial Public Offering). И именно в этот самый момент либо случается, либо нет то самое Чудо, когда акции взлетают в цене. Подобных стартапов – великое множество, хотя, по усредненным данным, на каждую удачу приходится по три неудачи.

История в лицах

Вся история Долины теснейшим образом связана с историей становления и развития Стэнфордского университета.

1891

Губернатор Леланд Стэнфорд в память о сыне основал в местечке Пало-Алто университет. Ныне Стэнфорд признается одним из лучших университетов в мире.

1910

Ли де Форест, работая на Федеральную Телеграфную Компанию (Пало-Алто), завершил создание вакуумного триода, изобретенного им в 1906 году. Разработанные им звуковые усилители были использованы компанией для оборудования межконтинентальной телефонной линии. За эту разработку он получил 50 тысяч долларов.

1937

Выпускник Стэнфорда У. Хьюлетт разработал и построил первый перестраиваемый генератор синусоидальных колебаний. В знаменитом гараже в Пало-Алто началось его сотрудничество с Д. Паккардом, а вскоре была зарегистрирована компания Hewlett-Packard. При участии Ф. Термана, также выпускника Стэнфорда, в 1939 году они заключили соглашение со студией Уолта Диснея, который использовал их осциллограф в уникальной по тем временам картине «Фантазия». Стартовый капитал компаньонов составлял 538 долларов. Сегодня в компании Hewlett-Packard работают около 150 тыс. человек, а ее капитализация составляет более 46 млрд. долл.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю