Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №01 за 2008 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Макарономания
В симпатии к итальянской пасте признавались самые известные и именитые персоны: София Лорен, Одри Хёпберн, Джоакино Россини, Энрико Карузо… Кажется, что проще еды и не существует: сварил в кипятке, добавил соус – и готово. Однако не одно поколение «теоретиков» кухни пыталось выяснить, как и когда такое «простое» блюдо, как паста, не только завоевало сердца итальянцев, но и стало всемирно любимым.
Во время народных гуляний в итальянском городе Гасталла выбранный из толпы король праздника снимает пробу пасты, после чего ее начинают есть собравшиеся. Рисунок из газеты La Domenica del Corriere. 1921 год
Долгое время считалось, что с пастой познакомил соотечественников Марко Поло, в 1295 году вернувшийся в Венецию из продолжительного путешествия в Китай. И действительно: в Поднебесной ели вермишель еще в 2000 году до н. э. Об этом свидетельствует недавно найденная археологами на северо-западе страны хорошо сохранившаяся миска с остатками макаронных изделий, изготовленных, правда, не из пшеницы, а из проса. Согласно другой версии, паста распространилась по Италии после арабского нашествия на Сицилию в XII—XIII веках. Арабы-кочевники всегда брали в свои путешествия запас сушеной лапши, которая спасала их от голода во время долгих переходов.
Однако, скорее всего, жители полуострова-сапога пристрастились к макаронным изделиям гораздо раньше. Известно, что различные вариации теста из муки и воды использовали еще древние греки и римляне, правда, ели они его не как отдельное блюдо. Лепешку из теста («итрион» или «лаганум») сначала выпекали, а потом разрезали на ленточки, которыми заправляли супы. О такой еде писали античный врач Гален, римский поэт Квинт Гораций Флакк в одной из «Сатир» и греческий грамматик и софист Афиней Навкратийский. Упоминания того, что вареное тесто «итриум» употреблялось в Палестине в III—V веках, есть и в Талмуде.
К началу второго тысячелетия паста в Италии была распространена настолько, что появились посвященные ей кулинарные книги. Самый древний сборник рецептов, дошедший до наших дней, – «Об искусстве готовить сицилианские вермишели и макароны» написан Мартино Корво, личным поваром Патриарха Аквилейского Иоанна IV около 1000 года. Спустя три столетия некий Барнаба де Реатинис издал книгу «Собрание свойств продуктов», которая посвящена разновидностям пасты. Кстати, современные кулинарные книги содержат 300 вариантов основ приготовления и более тысячи рецептов паст, правда, некоторые отличаются друг от друга разве что названием. Но все же главной характеристикой итальянской пасты с XIV века и по сей день считается ее разделение на свежую и сухую.
Макаронные правообладатели
Распространению итальянской пасты по всей Европе способствовало бракосочетание Катерины Медичи и будущего французского короля Генриха II, состоявшееся в 1533 году. Четырнадцатилетняя флорентийка привезла с собой в Париж не только ворох нарядов, но и кулинарные рецепты. Известно, что специально для нее французские повара готовили «Макаронную запеканку с дроздами», куда кроме пасты входили грибы, трюфели, куриные потрошки и дрозды, нафаршированные печенкой. В 1602 году композитор Джованни дель Турко положил начало славной традиции итальянских музыкальных кулинаров, которую затем продолжили Россини, Верди и Пуччини, и начал сочинять кулинарную книгу. Издал он ее только через 34 года под названием «Пиры и разнообразные таинства», собрав все известные ему рецепты. В частности, он подробно расписал популярные на тот момент пасты с начинкой – анолини в бульоне, тортелле, равиоли. Начиная с 1608 года макаронные изделия нельзя было делать просто так: вышел закон о том, что все производители пасты должны вступить в гильдию вермишельщиков (vermicellarti). В 1639 году члены гильдии окончательно победили своих конкурентов хлебопеков: с этого времени специальным указом им запрещено делать пасту. В 1699 году гильдия вермишельщиков меняет имя, становясь гильдией макаронщиков.
Вода, мука и бронза
Для производства сухой пасты (pasta secca или pastasciutta) используется мука из твердых сортов пшеницы. В ней меньше крахмала и больше белка, чем в муке из мягких сортов. Ее смешивают с водой, после чего тесто продавливается через металлические решетки. Лучшими считаются бронзовые, поскольку они оставляют края пасты чуть-чуть рыхлыми, а это гарантия того, что впоследствии такая макаронина хорошо впитает воду при варке и свяжется (или, как говорят итальянцы, «поженится») с соусом. После чего пасту сушат. Раньше ее сушили на солнце, поэтому и сегодня больше всего пасты производится в наиболее солнечных местностях – в Кампаньи, на Сицилии, в Лигурии. Сейчас пасту сушат в помещениях, но занимает этот процесс по-прежнему много времени – от 40 до 80 часов, пока она не достигнет требуемой 12-процентной влажности.
О качестве макаронин судят по нескольким критериям. Прежде всего – цвет: идеальный – теплый, желто-золотистый, с янтарным оттенком. На просвет макаронина должна быть светлой, прозрачной, с крошечными точечками по всей длине, которые свидетельствуют о том, что в муке присутствуют зародыши зерна. На ощупь – твердой, но при этом эластичной, то есть при легком нажиме ей негоже ломаться и тем более крошиться.
Еще один важный тест, которому производители подвергают сухую пасту, прежде чем отправить в магазины, – варка. Хорошая продукция пребывает в кипятке, не разварившись, как минимум 20 минут, а вода, в которой она варится, не меняет цвет, не мутнеет и не становится клейкой. Конечно, это не значит, что пасту нужно варить 20 минут, но таков экзамен на прочность.
Практически в каждой итальянской семье есть машинка для приготовления домашней свежей пасты
Домашние секреты
Свежая паста (pasta fresca) делается дома, а значит, меняется от области к области, от города к городу, от хозяйки к хозяйке. И все же базовые правила есть и здесь. Каноническим рецептом считается тот, который используют в самой большой области Италии – Эмили-Романье. Для такой пасты нужна мука из мягких сортов пшеницы, высшего сорта (в Италии ее обозначают «00»), свежие яйца с желтками оранжевого цвета, щепотка соли и несколько капель оливкового масла. Тесто аккуратно размешивают пальцами или деревянной лопаточкой, постепенно подхватывая муку. Когда образуется единый ком, его начинают бить об стол, тянуть, мять, чтобы получилась плотная, эластичная масса, которую после оставляют на полчаса «вылежаться» под салфеткой.
Затем тесто раскатывают – либо обычной скалкой, либо специальной машинкой, состоящей из двух металлических валиков, расстояние между которыми можно регулировать. Эту процедуру повторяют несколько раз, чтобы пласт сделался более однородным.
А в целом отступлениям от этого классического рецепта нет числа. Оказывается, в домашней пасте нет вообще ничего обязательного – яйцо, например, кое-где не кладут. К пшеничной муке высшего сорта подмешивают гречневую или нутовую, отруби, а также зелень, вино, тертый сыр... Особое место занимает цветная паста: ее получают, добавляя к тесту натуральные красители. Например, чтобы получить желтые или оранжевые оттенки, нужно добавить шафран, тыкву или морковь, зеленый цвет дают шпинат и огуречная трава, розовый – помидоры, коричневый – какао, фиолетовый – свекла, а черный – чернила осьминога.
Местечко Граньяно, расположенное недалеко от Неаполя, называют «столицей пасты». Здесь ее принято делать вручную
Брачный союз
Паста без соуса не бывает. Даже самая простейшая добавка – оливковое масло с чесноком и перцем – это уже соус, причем классический, и у него есть название: «альо, ольо, пеперончино». Для того чтобы выбрать пасте более изысканного «партнера», первым делом нужно обратить внимание на «форм-фактор», то есть на длину макаронины и на фактуру ее поверхности. К короткой и ребристой пасте больше подходят сложные, многокомпонентные соусы, а к длинной и гладкой – простые и однородные.
Но не все так просто. Следующий шаг – следует определить, какое место занимает паста в меню. Ведь тарелка макарон может заменить целый обед, а калорийность «голой» пасты не так уж велика: в 100 г сухого продукта содержится 350—370 ккал. В этом случае соус должен гарантировать питательность, то есть включать в себя жиры и белки, например сыр или мясо. Другое дело, если паста является основной частью традиционного итальянского ужина, состоящего из трех и более блюд: закуски – «антипасти», затем, собственно, пасты и десерта, кофе или дижестива... В этом случае, конечно, лучше подойдет легкая подлива – овощная или рыбная.
Но и это еще не все. Соус должен гармонировать с остальными блюдами. Если в качестве закуски подается блюдо с морепродуктами, а на второе запеченная форель, то желательно и соус к пасте сделать рыбным. А когда роль основного блюда играет мясо дикого вепря, то и подливу к пасте хорошо бы приготовить из дичи. Иными словами, еда должна быть разнообразной, но ни в коем случае не эклектичной! Наконец, итальянцы придумали и такую хитрость: при составлении меню нужно учитывать правило нарастания интенсивности – каждое последующее блюдо должно обладать более насыщенным вкусом, чем предыдущее.
Сила привычки
Сухая и свежая паста – это не просто два типа пасты, это два образа жизни. Сухая паста делается на фабриках. Первые «пастифичи» (так в Италии называют макаронные фабрики) появились в Италии в XVIII веке, сейчас их 149. Готовятся сухие макароны считанные минуты: купил, сварил и съел. Свежая паста, хоть ее и можно купить в магазине, все же до сих пор традиционно готовится дома. Занимает этот процесс несколько часов. Казалось бы, два типа пасты полностью соответствуют разделению Италии на «быстрый» промышленный север и «медленный» сельскохозяйственный юг. Этот дисбаланс существует до сих пор. На севере – автомобильные гиганты «Фиат» и «Пирелли», финансовые корпорации, крупные промышленные компании. На юге – мафия, безработица, ниже уровень жизни, и производится здесь всего 24% итальянского ВВП. Парадокс заключается в том, что паста делит Италию прямо противоположным образом: индустриализация пасты началась именно с юга, там и сегодня едят ее больше. А вот на севере, несмотря на ускоренный ритм жизни, распространилась как раз «домашняя» свежая паста долгого приготовления.
Особые случаи
Чем строже правила, тем интереснее их нарушать. Иначе говоря, экспериментировать. Паста это подтверждает. Например, что выйдет, если не макароны класть в соус, а соус – в макароны? Получатся равиоли, очень похожие на то, что мы называем пельменями и варениками. Для фарша годятся все те же ингредиенты, что и для соусов: мясо, рыба, сыры, зелень, овощи. Некоторые разновидности готовятся очень быстро: раскатывается пласт теста, кладутся маленькие горки начинки, сверху – еще один пласт теста, после чего нарезаются квадратики специальным ножом с зубчатым колесиком. Так делают, например, «аньолетти». А для «карамелле» тесто сначала нарезают квадратиками, кладут начинку и заворачивают, как конфетные фантики. Еще причудливее закручивают «фаготтини» – узелки.
К разряду паст относится и лазанья, больше похожая на пирог, чем на макароны, и фаршированные блинчики «креспелле». Но, пожалуй, самые странные макароны – холодные. Салат с холодной пастой – прекрасное блюдо для летнего пикника. Если в салате предполагается сыр, его добавляют к еще теплым макаронам, чтобы он успел слегка расплавиться. Все остальное: свежие и запеченные овощи, колбаски, ветчину, вареные яйца кладут, когда паста окончательно остынет. Заправляют такой необычный салат без хитростей – оливковым маслом, уксусом и специями.
Неудивительно, что макароны с их универсальностью и готовностью меняться стали одной из главных тем и в кухне фьюжн. Особенно хорошо получаются сочетания пасты с китайскими или индийскими соусами, например с карри. Модная нынче молекулярная кухня тоже не обошла пасту своим вниманием, правда, в молекулярных макаронах нет ни муки, ни яиц. А только замороженная морская вода.
1. Букатини – соломка из элитных сортов пшеницы
2. Каватаппи – макароны в виде широкого завитка с полостью внутри
3. Фарфалле, или бабочки, могут быть цветными
Шляпки, бабочки и слюнки
В Италии 20 административных единиц (15 областей и 5 автономных регионов), и в каждой есть свой макаронный «специалитет». Абруццо славится пастой «алла китара», то есть в виде гитарных струн, которая подается с рагу из свинины или кролика, а также тальятелле с подливкой из виноградных улиток. В Апулии готовят «ореккьетте» («ушки»), к которым делают соус из ботвы репы. Базиликата: здесь варят «каватьедди» – клецки с соусом из свинины. Валле-д"Аоста: жители этой маленькой области заимствуют пасту из соседних регионов (например, ломбардийские «пиццокерри» из гречневой муки), обильно сдабривая ее местным пахучим сыром «фонтина». Венето знаменито своими «биголи», похожими на спагетти, только толще, которые едят с соусом из утки. В Калабрии готовят «щилатедди» – маленькие спагетти, которым придают витую форму, накручивая их на вязальную спицу, а к ним – разнообразные соусы из рыбы и мяса. Кампанья: здесь делают ньокки и тальолини с подливками из помидоров и брокколи, а также пасту «алла путанеска» («а ля путана») с анчоусами и каперсами. Лацио славится своими «букатини» – толстыми длинными макаронами, которые подают с соусом «алль"аматричьяна» на основе копченых свиных щек, помидоров и овечьего сыра или с более простым соусом «качио е пепе» (сыр, перец, оливковое масло). В Лигурии делают «фарфалле» («бабочки») с подливой из зеленого горошка, но самым знаменитым местным соусом является генуэзское песто, с которым подают витые «трофие» («фитили»). Ломбардия: здесь готовят множество видов пасты с мясным или овощным фаршем («канонсеи», «аньоли», «тортелли»). Самое известное блюдо Марке – спагетти «море и горы» с соусом из кальмаров и грибов. Молизе славится простым, но сытным соусом к длинной пасте, сделанным из хлебного мякиша, оливкового масла, чеснока и петрушки. Пьемонт: здесь к пасте часто делают подливу из белых трюфелей. Самая знаменитая паста Сардинии – «маллореддус». Эти клецки подаются с соусом из помидоров и колбасок. Кроме того, на Сардинии часто готовят равиоли с рикоттой. Сицилия славится пастой «алла Норма», названной так в честь героини оперы Беллини, соус к которой делают из баклажанов и рикотты. На средиземноморском побережье Тосканы готовят «баветтине» («слюнки») с рыбным соусом. В Трентино-Альто-Адидже, расположенном рядом с Австрией, готовят клецки «канедерли», очень похожие на австрийские и немецкие «кнедли», и подают в бульоне. Умбрия знаменита черными трюфелями, с ними-то здесь подают и спагетти, и «странгоцци», а также делают «умбричелли» с подливкой из окуня. Фриули-Венеция-Джулия: тут готовят пельмени «аньолотти» с картофелем. Эмилия-Романья – родина знаменитого соуса «болоньезе», то есть болонского, куда входят мясной фарш, помидоры, лук, морковь и сельдерей. Здесь также часто делают фаршированную пасту, например, «каппелетти» («шляпки») со смешанной начинкой из говядины, телятины и свинины.
1. Равиоли – родственники наших пельменей
2. Фузилли – короткая лапша в виде спиралек
3. Для придания пасте оригинального цвета в тесто добавляют чернила осьминога
Комедия делла паста
Поедая пасту, очень трудно «вести себя прилично»: не чавкать, не вымазываться соусом, не ронять макароны на рубашку. Возможно, поэтому паста превратилась в объект насмешек и анекдотов. В XV веке зародился даже поэтический стиль под названием «макароническая поэзия». Так назывались шуточные поэмы, в которых высокопарная латынь смешивалась с разговорным итальянским – так же как паста смешивается с соусом. И речь в таких произведениях тоже часто шла о макаронах. Комическая поэма Тифи дельи Одази Maccaronea выдержала 7 изданий (первое в 1490 году). А самой известной стала поэма «Бальдус», принадлежащая перу монаха-бенедиктинца Теофила Фоленго, известного также под псевдонимом Мерлино Кокайо. В этой поэме пародируется рыцарский роман, и в частности описывается волшебная страна Бенгоди, в которой боги заняты варкой макарон в больших котлах. Похожая местность упоминается и в «Декамероне»: Боккаччо рассказывает об области Живи-лакомо, где есть «гора вся из тертого пармезана, на которой живут люди и ничем другим не занимаются, как только готовят макароны и клецки, варят их в отваре из каплунов и бросают вниз».
Сегодня на производствах макаронных изделий используются автоматизированные фасовочно-упаковочные линии
Но вот что удивительно и парадоксально: для Боккаччо паста – знак изобилия и процветания, а в Советском Союзе макароны считались символом общепита и популярностью не пользовались. Изданная в 1955 году кулинарная книга из почти тысячи страниц уделяет блюдам из макаронных изделий всего три с половиной. Даже в анекдотах фигурировало только одно свойство макарон: быть невкусными. Помните вот такой:
Хозяйка гостю: «Вы уже уходите? На улице льет как из ведра! Может, поужинаете с нами?»
Гость: «А что у вас на ужин?»
«Отварные макароны».
«Да в принципе и дождь не такой уж сильный!»
Как контрастирует с этими шутками розыгрыш, которым 1 апреля 1957 года британская телекомпания BBC повеселила своих зрителей! Специально для «дня смеха» телевизионщики сняли короткометражный фильм про деревья, на которых растут спагетти: дескать, опыт и мастерство итальянских фермеров наконец-то позволили им вырастить макаронины одинаковой длины. На следующий день в студию позвонили десятки зрителей с одним вопросом: где купить саженцы ?.. Правда, сегодня наше отношение к макаронам кардинально поменялось. И не только во время непогоды, но и в ясный день мы с удовольствием принимаем предложение остаться на пасту.
Надежда Моисеева
И у России есть край
Утеряв фактически гордый статус одной шестой части суши, наша страна не перестала быть территориально крупнейшей в мире. Но вот парадокс – для большинства российского народа это… тайна. Не в том смысле, что многие сограждане такого факта не знают, а в том, что для десятков миллионов жителей Европейской части РФ все, что за Байкалом, столь же фантастично, сколь Тасмания или Огненная Земля. Никогда не ступала их нога на земли Читинские, Приамурские, Приморские, по территории которых пролегал маршрут автопробега Москва – Владивосток.
Полезнее и плодотворнее всего преодолевать отечественные просторы на машине – авиация не годится явно, ибо дает «эффект соседнего двора». Можно за несколько часов преодолеть несколько тысяч километров по воздуху и вскорости вернуться обратно, никак не ощутив роковой географии российской, физического количества километров березово-лиственничного леса по обочинам шоссе.
Есть, конечно, еще знаменитый Транссиб , который до последнего времени оставался основным средством евразийского сообщения в РФ. Поезд дает то же представление о фатальной протяженности пространств, но он лишает путешественника того самого творческого начала, которое, собственно, проявили русские, освоив весь этот немыслимый объем суши. Железнодорожный состав останавливается, трогается с места, развивает и снижает скорость по воле расписания, и все, кто внутри, автоматически делаются его заложниками.
Остается – автомобиль. И вот уже корреспондент «Вокруг света» сидит за рулем одной из десяти новых «Шкод Октавия Скаут», держащих свой нелегкий путь от нулевого километра на Красной площади в сторону Владивостока. Пройдены Урал , юг Западной и Центральной Сибири. Мы же решили присоединиться к походу на последнем этапе, ибо всегда увлекательно быть свидетелем финала. К тому же где-то за Иркутском и начинается та самая «тайна» для россиян-европейцев, с которой я начал повествование.
Визитная карточка Иркутска и всего ближнего Прибайкалья – знаменитое деревянное зодчество. В здешних городах целые районы часто выглядят словно нарядные деревни, хотя живут в них – и давным-давно – самые обыкновенные горожане, которые ездят на собственных машинах, служат в конторах, сидят в Интернете
Едем – раз
(Иркутск – Байкальск – Улан-Удэ)
Вопреки любимому аргументу многих системных критиков нашего общества «жизнь за пределами МКАД» существует. Более того, этой тривиальной констатацией нельзя ограничиться. Она не только существует, но идет в русле общей динамики страны, повторяя все ее забавные, трогательные, многообещающие, серьезные, обнадеживающие и уродливые тенденции.
Тот же Иркутск, подобно Питеру и Москве , торопливо и масштабно строится, иногда даже прямо копируя опробованные в столицах формы. Например, в черте города посреди широкой Ангары (реки, известной тем, что «вопреки законам природы» вытекает из Байкала вместо того, чтобы впадать в него) бьют «художественные» фонтаны совсем той же формы и структуры, что у стрелки Васильевского острова. Только поменьше. Чуть поменьше и все остальное – неоново-хайтековские офисные небоскребы, «имиджевые» отели, где редко кто живет, кроме участников значимых для области мероприятий (нас, например, – проездом) или московских «ревизоров» разных мастей. Ремонтные леса повсюду, обилие контор по продаже путевок на Филиппины при отсутствии в пределах досягаемости элементарного ларька, где можно купить сигареты. И так далее – все это, как видно, общенациональные и временные городские признаки сегодняшней России. А вот накладываются они на быт и образы естественно-традиционные, а потому всегда индивидуальные.
В Иркутске это, конечно, и прославленное деревянное зодчество, пребывающее, увы, в жалком состоянии – чуть ли не половина расписных изб и усадеб прямо в историческом центре стоят заколоченные и полуразрушенные, словно в какой-нибудь вымершей деревне. Это и повадки местной молодежи, в том числе многочисленных барышень, высыпать на набережную с подстилками и загорать там топлесс словно на пляже, чуть только солнце разогреет округу до сколько-нибудь приемлемой температуры. Что поделаешь – в Сибири даже в теплый сезон тепло бывает довольно редко. Вдобавок прибайкальская погода, как мы убедились сами, изменчива, за прямо-таки ослепительным солнечным днем может налететь ночной ветер с озера и к следующему утру погрузить город в промозглую слякоть. Надо ловить момент – вот иркутяне и ловят прямо под окнами самого знаменитого архитектурного шедевра – местного геологического музея, на короткой аллее между памятниками Юрию Гагарину и Александру III , под суровыми взглядами обоих этих героев. Ну и, конечно, ездят на пароходике к российскому чуду света – Байкалу.
Пора туда и нам… И вот, километров через 60, за березово-елово-кедровыми рощами, перед нами открываются с живописного холма они – 20 процентов мирового запаса пресной воды. Открываются – не все 20, конечно, а крайняя южная их доля, в районе селений Култук и Слюдянка. Вообще после довольно безлюдной местности сразу после Иркутска здесь становится более людно по всем признакам: от обочин разбегаются козы, в пролесках виднеются кострища, указатели обретают цивилизованный вид и, конечно, – рыба. Отчетливо видно, и еще отчетливее пахнет тем, как местная жизнь связана с великим озером. У каждой деревенской избы, даже весьма отдаленной от берега, – моторный ялик, или сеть сушится, или хотя бы знаменитая эндемическая нерпа на вывеске какого-нибудь магазина нарисована. И, естественно, рыбой пахнет из всех придорожных кафе; ею же торгуют с частных лотков через каждый километр пути, где удобно и где неудобно.
Присутствие путешественников-иностранцев в этих местах вообще не то чтобы странно для глаза... но подчеркивает, что ли, колорит. Делает его более резким. «Ну, как вам наши маленькие города?» – спрашивает у одного из них, ненадолго пересевшего в наш экипаж австрийца, главный редактор одного из спутниковых телеканалов, когда мы проезжаем то ли Шелехов, то ли Култук. «Скорее, они похожи на деревни», – вежливо реагирует тот, глядя на бесконечную линию деревянного забора за окном. Россиянин в ответ, конечно же: «О вы еще не видели настоящих деревень!»
И плакат с наивной надписью шрифтом образца 1960—1970-х годов «35 лет. Байкальск будет жить» смотрится еще наивнее, и как-то стирается в сознании этот знак препинания, точка, и получается, что городу остался именно этот срок, ни больше ни меньше… И мертвый стадион со спящим на трибуне пьяным человеком как бы выглядит еще мертвее, когда проходят по нему пестро одетые европейцы. И классическая, как мне кажется, картина вечернего Байкала делается особо пронзительной. Вот покачивается в ряби волн проржавевший милицейский катер с «люстрой»-мигалкой, черные чайки на прибрежных камнях, на горизонте сереют низкие печальные горы, а воздух гудит от столкновения ветряных потоков (не знаю, насколько это правда со строго научной точки зрения, но говорят, что как раз здесь находится неформальная пограничная зона между сферами влияния тихоокеанских и атлантических воздушных потоков).
Байкал – могущественная стихия, хранящая много тайн, и, как считают ученые, будущий океан, но для прибрежных жителей – «домашнее озеро», хорошо знакомое и близкое с детства
Середина следующего дня (еще несколько сот километров – долой!) застает нашу длинную автовереницу уже в новом российском регионе – Республике Бурятии . Она начинается незаметно и обыденно, «словно ничего и не произошло» – просто переезжаешь полуразрушенный мостик между селом Ново-Спасское и рекой Выдрянкой, и ты уже тут. И узнаешь новизну этого пространства только по двуязычным надписям да встречным «Жигулям» древнего производства с древними же номерными знаками черного цвета («БУЖ», «БУР» – написано на них). Дорога слегка ухудшается по сравнению с областью Иркутской, впрочем, всюду ведется реконструкция – перекладывается асфальт.
В здешнем селе Брянске видели мы первый за всю дорогу от бурятской границы православный крест на церкви. И удивились ему не потому, что буряты привержены в основном буддизму, ведь, в конце концов, они – те же монголы, этнически от южных соседей ничем не отличаются, просто тех из них, кто жил по эту сторону границы Российской империи, еще с XIX века повелось так называть. А потому, что приходится констатировать с горечью: многие селения здесь так заброшены и неухожены, что даже церкви стоят неувенчанные. Упал когда-то крест – и никто не поднимает.
Но мы заговорились, а вот уже и окраины Улан-Удэ, где полным ходом и без остановки идет активнейшее деревянное строительство. Легкие маленькие избы-срубы ставятся – это видно – на скорую руку, так что любой крупный пожар, вроде средневековых московских или киевских, уничтожил бы тут все подчистую – пагодообразные дачи богатых горожан, буддистские храмы-дацаны, широкие заборы…И все же строят в Бурятии именно таким, а не иным образом. Объяснение, думаю, просто и лежит в фундаменте народной психологии: в сущности, заселенные зоны в Забайкалье и по внешнему впечатлению, которое они оставляют, и по какой-то глубинной сути так и продолжают быть кочевыми. Что и закономерно, ведь тут вовсе не подходящее место для городов в европейском смысле вообще. Степь, пологие холмы, открытые не семи, а ста семи ветрам, отсутствие естественных ориентиров, которые четко размежевывали бы земли на любые участки, – все это делает крепкое зодчество бессмысленным. Каждый десяток километров переходит без малейшей перемены рельефа в новый десяток, и так до бесконечности. Все безгранично, все – общее. И такое создается ощущение, что здешний народ живет, как при Чингисхане . (Кстати, едем мы его Великой дорогой, которая по тем временам, между прочим, считалась лучшей в мире, чего не скажешь о нынешней трассе.) Что, мол, так и кочует из долины в долину с деревянными многотысячными поселками. Конечно, это только впечатление, и вместе с юртами старый уклад ушел в историю. Интересно, где нынешние буряты столько древесины берут, степь-то кругом голая?
Едем – два
(Чита – Благовещенск)
Город Чита, куда мы пробились к исходу следующих суток фактически сквозь сплошной лесной пожар протяженностью 800 километров, знаменит двумя оригинальными явлениями: снежными бурями зимой и пыльными – летом. То есть, конечно, и то, и другое происходит не только в городской черте, но слава закрепилась за областным центром. Нам досталась пыль. И полноценного знакомства с городом не получилось. А жаль, он, судя по некоторым признакам, импозантен, удобен для жизни и отличается милым провинциальным обаянием (этим определением я ни в коем случае не хочу никого обидеть). Чего стоит только здешний стандартный ряд объявлений и вывесок. Дети приглашаются на занятия в кружок «фриволитэ» (это плетение бисером, а не то, что вы подумали). Публика постарше – на выставку анатомического музея в Доме офицеров (1920-х годов постройки, самое известное здание в городе после «церкви декабристов» – храма Михаила Архангела). «Вы увидите двухголовых и восьмипалых циклопов, а также сердце террориста, печень алкоголика и еще много интересного. Смотреть и удивляться по адресу…»
На «Великом Грунте» – огромном недостроенном участке федеральной трассы «Амур» – ни одна из 10 машин не сломалась, только шины часто приходилось менять
А вот за Читой, в 100 километрах к востоку, начинается самое грандиозное, что только ждет автомобилиста на всем пути от Москвы до самых до окраин. ГРУНТ! Любое определение покажется бледным: другая планета, четвертое измерение, потеря границ времени и пространства. Навигационная система GPS показывает, начиная отсюда: все, больше дорог в округе нет. И действительно, фактически до самой развилки в нескольких сотнях километров от Хабаровска и Благовещенска, а также местами дальше, вплоть до Приморского края, федеральная трасса «Амур» напоминает шоссе не более, чем тропинка грибника. Больше тысячи километров! – с коротким перерывом на участке, который дальнобойщики и перегонщики японских машин называют «фата моргана».
Километров сорок современного автобана на произвольно взятом отрезке, такого высококлассного, что удивлялись даже немцы. Зато по обочинам пейзаж невыносимо живописен: летом чистейшая африканская саванна, только носорогов с антилопами не хватает, плюс узкая полоска Транссиба на горизонте. По ней идут вагоны с устаревшей надписью «Юкос», а где-то рядом сидит в тюрьме Ходорковский.
Общегражданскую дорогу здесь хотели построить еще в 1930-х годах, но помешала война. В 1960-х Совмин СССР выпустил постановление о строительстве стратегической трассы военного назначения. Соответственно, укладывали ее военные строители, но вскоре Министерство обороны представило смету необходимых затрат, и дело почли за благо заморозить. И вот с конца 1990-х – начала 2000-х идет нынешняя «стройка века» – уже упомянутый «Амур».
