Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №10 за 2010 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

1944

20 августа – Оккупанты отстраняют Петена и Лаваля от власти и сажают их под арест.

25 августа – Париж освобожден. Во время торжественной церемонии, организованной по этому поводу на следующий день, собравшиеся призвали «спасителя Франции», председателя Национального совета Сопротивления генерала де Голля, провозгласить республику. Но генерал категорически отказался : «Республика никогда не прекращала существования. Ее последовательно воплощали «Свободная Франция», «Сражающаяся Франция», Комитет национального освобождения. Режим Виши был и остается ничтожным и недействительным».

«Французы,

В минувший четверг я встретился с рейхсканцлером. Наша встреча пробудила надежды и породила беспокойство; я должен дать на этот счет некоторые пояснения. […] Я принял приглашение фюрера по свободной воле. Я не подвергался какому-либо «диктату», какому-либо давлению с его стороны. Мы договорились о сотрудничестве между нашими двумя странами. [...] Министры несут ответственность только передо мной.  Надо мной одним свершит свой суд история. До сих пор я говорил с вами как отец, сегодня я говорю с вами как глава нации. Следуйте за мной! Храните вашу веру в вечную Францию!»

Очередь в продуктовый магазин в оккупированном Париже. На магазине вывеска: «Масло. Яйца». На табличке надпись от руки: «Обезжиренного молока нет». Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS

Эта речь, однако, французов не успокоила: встреча в Монтуаре не принесла выгод, которые сулил Петен. Рукопожатие двух вождей стало для французов эмблемой политики коллаборационизма. Слова «Виши», «Сопротивление», «коллаборационизм» находят у французов особый отклик. Вторая мировая война затронула почти всю планету. Но во Франции вспоминают не ее международное значение, а ее политический и национальный аспекты. В этом отношении эпоха 1940–1944 годов наложила очень глубокий отпечаток на все французское общество, недаром в последние полвека она стала одним из основных ориентиров в коллективных символических представлениях, политических дискуссиях, науке и культуре.

Нужно, однако, четко сознавать, что происходит, когда мы выделяем чисто внутренний аспект «черных лет» в историческом плане. Нельзя забывать, что история не исчерпывается событиями во Франции и что «французская особая ситуация», о которой так часто говорят применительно к Виши, есть созданная a posteriori идеологическая конструкция, составная часть французской культуры и, более того, восприятия Франции в остальном мире. Во всех странах, как оккупированных  нацистской Германией, так и имевших союзнические отношения с государствами Оси, возникли какие-то формы сопротивления и какие-то формы коллаборационизма. Все эти страны оказались перед необходимостью как-то сосуществовать и «ладить» с немцами (или в Юго-Восточной Азии с японцами). Почти во всех расцвел собственный, местный антисемитизм, и почти все, после того как Третий рейх приступил к реализации «окончательного решения», приложили руку к массовому уничтожению евреев. Почти все, прямо или косвенно участвуя в военных действиях, из тактических соображений или по внутреннему убеждению, внесли свой вклад в «антибольшевистский крестовый поход» против СССР. Однако невозможно отрицать, что Франция была единственной среди великих военных и экономических держав, которой пришлось пережить полный разгром и оккупацию. Она была единственной из захваченных немцами стран, где создание законного правительства было прямо обусловлено обстоятельствами военного поражения, и это правительство смогло достаточно долго оставаться у руля в неоккупированной части территории, причем в течение четырех лет вело переговоры не только об условиях перемирия и оккупации, но и, по собственной инициативе, о месте Франции в будущей «немецкой Европе». И она, по-видимому, была единственной страной, где контраст между до– и послевоенной политической, культурной и общественной жизнью из-за немецкой оккупации оказался столь разительным.

Весь производимый в оккупированной Франции бензин шел на нужды германской армии. На улицах появились велотакси, а молочники использовали даже собачьи упряжки. Париж, 1941 год. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS

«Черные годы» в историческом контексте

Хотя специфический характер процессов, протекавших в стране с 1940 по 1944 год, принято связывать с военным поражением в июне 1940 года, этот период невозможно по-настоящему понять без обращения к долгой истории Франции, наследию Французской революции и той борьбе, в результате которой возникли республиканское сознание и республиканская политическая система.

Идеология «национальной революции», провозглашенная режимом Виши, представляет собой вариацию контрреволюционных теорий XIX века, опиравшихся на идеи органицистов. Лозунг «Труд, семья, отечество», который правительство Виши предложило взамен республиканского «Свобода, равенство, братство», не был просто данью злободневности. Выдвинутый еще в предвоенные годы лигой «Огненные кресты», он обозначил линию раздела между двумя полярными концепциями нации и общественного блага, двумя антагонистичными точками зрения, определявшими политическую жизнь Франции на протяжении двух последних веков.

Республиканский универсализм зиждется на представлении, что общественные и политические связи – результат добровольно заключенного договора между равноправными индивидами, с одной стороны, и сообществом граждан, с другой, – договора, юридическим и символическим гарантом которого выступает государство. Противоположная концепция состоит в том, что индивиды принадлежат к различным «естественным корпорациям»: семейной, профессиональной, земляческой. Им, а также нации как корпорации высшего порядка, и был в Виши придан официальный статус. Нация порождает общественные связи, в основе которых лежит не добровольный союз граждан, а принадлежность к «французской общности» в соответствии с критериями, определяемыми всемогущим государством. В контексте этих идей эпоха Виши воспринималась как тотальный реванш антиреспубликанских (а не только борющихся против Народного фронта) сил, – ведь стремление вишистов построить «новую Францию» означало в некотором роде возрождение образа «вечной Франции», существовавшей до 1789 года.

Кроме того, идеология вишистского режима питалась застарелой враждебностью, которую испытывали многие католики и к республике, и к принципу отделения церкви от государства, узаконенному менее 40 лет назад, в 1905 году. Этим  чувством были продиктованы как первые мероприятия правительства Виши, направленные на развитие религиозного образования, так и его попытки подорвать основы светского образования (прежде всего введением института классных воспитателей). Именно эти мероприятия обеспечили вишистам, по крайней мере в первое время, массовую и безоговорочную поддержку значительной части католического духовенства, поскольку создавалось впечатление, что новый режим действует в духе клерикальной реакции, которой, впрочем, не суждено было долго продлиться.

Участники велосипедной гонки приносят клятву на верность маршалу и рейху. 1943 год. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS

Расцвет собственного, чисто французского антисемитизма тоже вписывается в эту давнюю антиреспубликанскую традицию, поскольку одним из главных завоеваний революции было равноправие евреев. Обнародовав в октябре 1940 года «Статут о евреях», режим бесповоротно отказался от принципа равенства граждан и самой идеи «гражданства». Режим Виши вообще сделал принцип эксклюзии основой своей идеологии, и это одна из характерных его черт. К изгоям, кроме евреев, были причислены и другие категории граждан: франкмасоны, иностранцы, а также некоторые политические противники, в первую очередь коммунисты; все они не просто ущемлялись в правах или преследовались, но и были объявлены отщепенцами, выпавшими из «национальной общности».

Если же говорить об участниках Сопротивления, то и для них Французская революция да и другие события, сыгравшие важную роль в становлении республики, служили важнейшими ориентирами – естественно, в прямо противоположном смысле. Значительная часть этих борцов, особенно интеллектуалы и люди искусства, опиралась на традицию дрейфусаров – продолжателей дела гуманистов Просвещения, сумевших некогда доказать, что капитан Дрейфус не совершал преступления против государства. Апеллируя к этой традиции, французы, примкнувшие к Сопротивлению, прежде всего в неоккупированной зоне, с самого начала отвергли риторику вишистов, твердивших о неизбежности сотрудничества с нацистами  и признании поражения Франции в войне. Другая стержневая идея Просвещения – с угнетателями надо бороться – тоже стала одной из главных в Сопротивлении. В этом объяснение того факта, что в движении участвовали по большей части не маргиналы, а представители социальных слоев, прочно встроенных в общественную структуру: служащие, чиновники, рабочие, местная знать, университетские преподаватели и т. п. Чтобы бороться против считавшегося законным правительства, против режима оккупации, установившегося в результате перемирия, которое было испрошено и подписано последним правительством Третьей республики, эти люди должны были не только обладать личной храбростью, но и с готовностью идти на нарушение закона, а такую готовность могла поддерживать в них только давняя коллективная традиция противостояния тирании. Эта традиция во многом объясняет, почему французское Сопротивление смогло обрести форму подпольного государства, сохранить внутри себя, несмотря на все внутренние разногласия, в условиях жестокой войны, известный «плюрализм» и предложить себя обществу в качестве легитимной альтернативы законному, как казалось, режиму Виши. Неслучайно освобождение многие восприняли и пережили как событие, стоящее в одном ряду с «революционными сражениями» 1789, 1830, 1848, 1871 годов. Во Франции защита национальной территории всегда была еще и борьбой за торжество определенного миропонимания (особенно в годы Второй мировой), носившей в равной степени и «национальный», и «всемирный» характер. Показательно в этом смысле широкое присутствие в рядах бойцов Сопротивления иностранцев, движимых желанием защитить не столько французскую землю, сколько «определенное представление о Франции». Отсюда и популярность генерала де Голля, в котором даже те, кто расходился с ним в вопросах тактики и стратегии, во взглядах на политику, видели человека, наилучшим образом воплотившего это миропонимание, идеальную и абстрактную концепцию «Франции» – концепцию, прямо противоположную замкнутому, почти «биологическому» национализму режима Виши.

Однако, чтобы объяснить природу «черных лет» и правильно оценить характер сил, повлиявших на тогдашние события, привлечение одной истории революций недостаточно. Сам приход к власти режима Виши, значительная, по крайней мере вначале, популярность маршала Петена, появление ряда коллаборационистских партий, проповедовавших идеологическую общность с нацизмом, – все это в равной степени было следствием реалий менее далекого прошлого – 1930-х годов.

Жак Дорио приветствует толпу из своего «Пежо-302». Елисейские поля, Париж, 1943 год. Дорио, награжденный Железным крестом рейха , за бои на Восточном фронте, настаивал на более тесном сотрудничестве с Гитлером. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS

Тогда широкое распространение во Франции получил пацифизм, порожденный травматическим опытом Первой мировой, что отчасти объясняет характер предвоенной внешней и оборонной политики страны. Люди в подавляющем большинстве отвергали саму идею новой войны, и тогдашние правительства, как правые, так и левые, это, естественно, учитывали. В результате, хотя в 1940 году французские солдаты действовали отнюдь не столь пассивно, как принято считать, последовавшее за первыми неудачами (Седан, Дюнкерк) предложение прекратить войну было с одобрением встречено большинством населения.

В предвоенные годы политическая нестабильность, появление организаций, враждебных парламентской демократии, усилили общественные разногласия. Борьба с «внутренним врагом» подчас казалась более важной, чем противодействие внешней опасности. В этом контексте возникновение режима Виши представляется одним из следствий Мюнхенского соглашения (1938), а оно, в свою очередь, было отчасти следствием страха, который внушал правящим классам победивший на выборах 1936 года Народный фронт. На Франции, как и других европейских странах, в полной мере отразилась борьба, которую вели друг с другом три наиболее влиятельные в то время идеологические концепции – фашизм (нацизм), коммунизм и парламентская демократия, оттеснявшие каждая по-своему на задний план идею  национальной солидарности. Разногласия, характерные для периода оккупации, во многом возникли еще до поражения 1940 года, хотя в дальнейшем линии раскола существенно сдвинулись: далеко не все фашистские, националистические и антипарламентские течения нашли отражение в коллаборационизме, как и далеко не все левые воплотились в движении Сопротивления.

Однако, как ни полезно рассматривать историю Виши в среднесрочной перспективе, нельзя недооценивать значение пережитого Францией в 1940 году жестокого потрясения, полностью изменившего ее политический, социальный и культурный ландшафт. Военное поражение, за какие-то полтора месяца разрушившее вторую по мощи мировую империю, – все же главное, что определило жизнь страны в первой половине 1940-х.

Идеи фашизма не обошли стороной республиканскую Францию. Однако до июня 1940 года фашизм не мог считаться реальной политической альтернативой, пусть даже современники имели на сей счет иное мнение. Только в результате военного поражения и оккупации к власти смог прийти режим, в какой-то мере питавшийся фашистскими идеями, решительно порвавший с недавним прошлым. Означает ли это, что режим Виши был фашистским? Как известно, вот уже 30 лет сие есть предмет яростных споров. С одной стороны, его роднят с фашистскими системами определенные ценности и практики: концепция иерархического государства, пропаганда как способ мобилизации масс, приоритет нации, культ харизматичного лидера, радикальный антикоммунизм и в известной степени антисемитизм (который сам по себе не является специфической характеристикой фашизма). С другой – этот режим был лишен некоторых важных особенностей систем фашистского толка – однопартийной системы, стремления к территориальным завоеваниям.

Виши и сопротивление: попытки определения

Режим Виши был диктатурой, опиравшейся на харизму Петена, прославленного маршала Первой мировой, необычайно популярного среди французов, которые видели в нем спасителя поверженной нации. Но военной диктатурой этот режим не был. После 10 июля 1940 года Петен, ставший «главой французского государства», соединил в своих руках исполнительную, законодательную и судебную власть.  Реальное же управление – во всяком случае, то, которое прямым или косвенным образом не взяли на себя оккупационные войска, – осуществлялось гражданской администрацией, обладавшей и фактически, и юридически широчайшими полномочиями, каких республиканская традиция никогда не знала. Все правительственные распоряжения, касавшиеся и реорганизации экономики (в стране, полностью выбитой из колеи военным разгромом), и всего того, что связано с репрессиями или притеснениями, проводились в жизнь через префектов, сотрудников полиции, судей и других государственных чиновников, в значительной части унаследованных от прежнего аппарата. Вишисты стремились порвать с республикой, но при этом сохранили часть ее структур и элит.

Открытие художественной выставки в Париже, 1942 год. На заднем плане картина, изображающая встречу в Монтуаре. Художник явно льстит Гитлеру – Петен был намного выше фюрера. Фото: AKG/EAST NEWS

Подавление всех иных форм власти – парламентской, муниципальной (временная отмена свободы прессы) – обеспечило вишистскому режиму, во всяком случае, в период с 1940 по 1942 год (до оккупации немецкими войсками «свободной» зоны Франции, находившейся под контролем правительства Виши. – Прим. ред.), известную свободу маневра, что отвечало стремлению части довоенных правых и ультраправых превратить Францию в авторитарное государство. При этом руки у правых были во многом связаны в силу ряда обстоятельств: нацистская оккупация, постоянный с 1942 года рост инакомыслия голлистского толка и сопротивления и прежде всего начавшее проявляться уже в 1941 году равнодушие, а то и прямая враждебность существенной части населения страны.

Политика вишистов отличалась двойственностью, что делало этот режим непохожим на режимы других стран оккупированной Европы. Если на «внешнеполитической» арене вишисты придерживались стратегии сотрудничества с победителями отчасти вынужденно, отчасти руководствуясь собственными предпочтениями, то внутри страны они старались действовать самостоятельно исходя  из задачи реорганизации французского общества в соответствии с ценностями «национальной революции»; это было одним из главных приоритетов Петена.

Достаточно хорошо иллюстрирует эту двойственность антиеврейская политика вишистского режима. Законодательные и административные меры, направленные против французских евреев и евреев-иностранцев, предвосхищали и дублировали аналогичные меры нацистов. Такая политика несомненно имела целью показать оккупантам, что Франция и Германия имеют общих врагов, а значит, и общие интересы. Но в первую очередь она отражала стремление режима порвать с республиканскими идеалами (в данном случае с равноправием евреев. – Прим. ред.) и, опираясь на внешнюю силу, построить «новую Францию».

Добровольно и без всякого внешнего принуждения выталкивая евреев из французского общества, правительство Виши в 1940-м не могло и вообразить, что спустя два года оно примет участие в их массовом физическом уничтожении.

Что касается других аспектов сотрудничества с нацистами – помощь в борьбе с движением Сопротивления, согласие с использованием принудительного труда французов на немецких военных заводах, экономические контакты, – то здесь мы видим проявление все той же, хоть и менее наглядно проявленной, закономерности. Стремление построить «новую Францию» в самый разгар войны и на глазах у неприятеля в сочетании с идеей, будто сотрудничество с Германией позволит справиться с последствиями оккупации, в том числе и долгосрочными, сделало правительство Виши, пусть и вопреки его желанию, послушным орудием в руках нацистов, причем в экономическом плане одним из самых важных.

Настроения самих французов менялись во времени и от региона к региону. Идеологические или политические факторы играли здесь менее важную роль, чем материальные условия жизни. Настроение людей во многом определялось тем, вынуждены они были или нет регулярно контактировать с оккупантами. Местные политические традиции также могли – в зависимости от конкретных условий – способствовать германофобии или, наоборот, ее приглушать. Известную роль в эволюции общественного мнения сыграла и католическая церковь, которая, поддержав поначалу режим Виши, постепенно стала от него отмежевываться, особенно в связи с преследованиями евреев. Наконец, события на фронтах и вырисовывающаяся все яснее перспектива поражения Германии также изменили отношение к режиму значительной части населения.

К концу войны движение Сопротивления приобрело большой размах. Одним из самых эффективных методов борьбы был подрыв составов , снабжавших немецкую армию и гарнизоны. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS 

При описании такого явления, как Сопротивление, также следует принимать во внимание все разнообразие условий временных и местных. Большинство историков согласны в том, что участниками Сопротивления, строго говоря, следует считать людей, которые сознательно стремились помешать оккупантам, вишистам и коллаборационистам осуществить их планы. Эти люди могли действовать в сфере политики и идеологии, формируя общественное мнение, напоминая об актуальности демократических ценностей. Именно это отличает ряд «движений» Сопротивления, спонтанно возникших в южной зоне и тяготевших к той или иной подпольной газете («Комба», «Фран-тирёр», «Либерасьон» и т. п.). Могла их деятельность носить и военный характер, как в случае «подпольных сетей», которые были созданы в оккупированной зоне и с момента своего возникновения вели разведку в интересах союзников (включая СССР) или «Свободной Франции». Могли участники Сопротивления преследовать и политико-стратегические цели: здесь, разумеется, прежде всего следует иметь в виду генерала де Голля.

Одной из особенностей французского Сопротивления было то, что ему удалось объединить разнородные и даже антагонистические силы (а это представляло особенную трудность ввиду значительного влияния, которым обладали коммунисты), вновь создать хотя и подпольное, но демократическое «государство», которое смогло  добиться признания на международной арене, и, наконец, организовать «тайную армию», принявшую участие в освобождении страны. После падения правительства Виши, в основном благодаря структурам этого «государства», удалось осуществить переход к мирной жизни и вернуть Франции роль мировой державы.

Однако наряду с этим «официальным» Сопротивлением, идеализированным после 1945 года, существовали другие формы противодействия или несогласия, о которых стали говорить лишь несколько лет назад. Многие французы, принадлежавшие к самым разным слоям общества, устраивали акты гражданского неповиновения, отказываясь сотрудничать с оккупантами, помогая жертвам преследований и репрессий и даже участвуя в мирных публичных акциях (забастовках, патриотических демонстрациях, выступлениях домашних хозяек против нехватки продуктов питания и т. п.). Роль женщин во всем этом была очень значительна, хотя она длительное время и недооценивалась. Впрочем, значение гражданского неповиновения, определенно не столь мощного, как в некоторых других европейских странах, не следует преувеличивать. Тем не менее не подлежит сомнению, что оно в некоторой степени препятствовало проникновению в ткань социума вишистской идеологии и способствовало все большей изоляции этого режима и близких к нему элит.

Суммируя сказанное, отметим, что в одних лишь терминах «коллаборационизм» и «Сопротивление», за которыми стоят вполне определенные реалии, невозможно описать то, что происходило во Франции в «черные годы». На самом деле эти термины служат для обозначения двух полюсов, между которыми целый спектр ситуаций, позиций, настроений, менявшихся во времени и пространстве. Человек мог переместиться по этому спектру от одного полюса к другому и при этом вовсе не быть вульгарным оппортунистом. Так, например, Франсуа Миттеран, поначалу ярый сторонник Петена, стал активным участником Сопротивления. Его пример – хорошая иллюстрация того, как в «черные годы» эволюционировала позиция многих и многих французов.

Перевод с французского Михаила Гаврилова

Анри Руссо

![CDATA[ ]] ![CDATA[ ]]

(прослушано 59 раз)

Хотите журнал целиком?

Скачайте аудио-«ВС» здесь!