Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №7 за 1995 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Исторический розыск:
Три дня с графом Клейнмихелем
Прямая, как стрела, была изначально линия Николаевской железной дороги. Отчего же тогда вдруг она стала кривой? И какую роль сыграл тут палец императора?
Маленькая экспедиция любителей железных дорог пыталась ответить на эти и другие вопросы, призвав в помощь…самого графа Клейнмихеля.
Редкого пассажира судьба ссаживает с электрички на станции Веребье, одной из многих между Окуловкой и Малой Вишерой, что по Октябрьской, бывшей Николаевской, железной дороге. Полюбовавшись местными ракитами с округлыми, будто садовником подстриженными кронами, он, возможно, зашагает по грунтовой дороге в сторону деревни Лескуново и тогда не замедлит очутиться в огромном овраге, пологом и лесистом; речка, прокопавшая его, и дала название станции. Вскоре, однако, путник остановится, пораженный, перед двумя громадными, явно искусственными сооружениями. Странные узкие лбы выпирают из обоих склонов оврага, сравниваясь с ними по высоте и глядя прямо друг на друга. Словно древние пирамиды, они подавляют и хранят тайну: какие племена воздвигли их, каким богам? А узнай любознательный странник, что ось одного капища указывает точно на Санкт-Петербург, а другого на Москву… Не в силах более терзаться догадками, он (автор этих строк) взбегает на загадочную гору и спешит вдоль по ее хребту. Не проходит и пяти минут, как перед ним открывается широкая поляна, где уже дымит костер. Вокруг огня сидят посвященные, а на почетном месте – Александр Сергеевич Никольский. Он – зампред Всероссийского общества любителей железных дорог и руководитель экспедиции по несуществующему ныне отрезку Николаевской дороги. У него и папочка уже раскрыта, он достает оттуда темную фотографию, на которой смутно проглядывает какой-то барельеф.
– В Санкт-Петербурге, – рассказывает Никольский, – на Исаакиевской площади стоит памятник Николаю Первому. Знаменита статуя тем, что вздыбленный конь, на котором восседает император (не путать с Медным всадником), имеет всего две точки опоры. Однако мало кто обращает внимание на фигуры, опоясывающие постамент. А они показывают четыре важнейших события царствования этого монарха. Один из них – на снимке.
И мы разглядываем. Изображен какой-то высоченный мост, по которому резвый паровозик тянет вагончики. Внизу – толпа вельмож с эполетами и аксельбантами. Все смотрят на одного – явно Николая, двое что-то ему разъясняют. Год 1851.
– Год открытия железной дороги из Петербурга в Москву, – продолжает Никольский. – Император, вместе с супругой поехал первым поездом, и в самых примечательных местах выходил. А это сооружение как раз и считалось на трассе самым-самым. Веребьинский мост – 590 метров длины, 53 высоты. Насыпь по берегам реки, вы поняли, – от него, а наша поляна – бывшая станция Веребье – третьего класса. Так вот, когда Николай принимал дорогу, на этом грандиозном мосту случился казус. Поезд, ведомый американской бригадой, взял и забуксовал! Оказалось, рельсы были ржавые, и мастер, желая выслужиться перед государем, покрасил их не только с боков, но и сверху. Понятно, Клейнмихель – он спиной на барельефе – сразу побежал наверх, морду машинисту бить, а иностранцы принялись под колеса песок сыпать. Общими усилиями состав покатил дальше.
– Да, – ввертываю я, – мы по Некрасову только и знаем, что эту дорогу построил русский народ. А вот в Белозерске, на берегу Белого озера, у канала, который огибает весь южный берег, я видел обелиск: «Соорудил Петр Андреевич Клейнмихель». Значит граф и здесь след оставил…
– Клейнмихель, – отзывается Никольский, – был главноуправляющим путями сообщения и общественными зданиями…
Но сам-то Александр Сергеевич, сам Никольский каков! Ведь медиум же он, маг, шаман, я сразу понял. Ведет нас по старой трассе, будто хадж это у него, путешествие по святым местам. И направляет его дух самого графа Клейнмихеля. Чащоба невероятная, уже и не разберешь, где была насыпь, а где выемка. В одном месте бобры засеку устроили, в другом промоину перелезаем, а где-то, по слухам, даже бомба неразорвавшаяся с войны засела. Сухостой, крапива гигантская. Но мы все равно грезим, как пробегали тут, гудя, паровозы, обдавали дымом. А на привале достает наш предводитель заветную тетрадочку, где выписки у него из мемуаров прошлого века:
– Был у Клейнмихеля старый слуга-дворецкий. И вот однажды, при госте, граф говорит ему: «Закрой окно!» А тот и ухом не ведет. Петр Андреевич снова: «Закрой!» Слуга вообще поворачивается и уходит. А граф смотрит на гостя и с восхищением произносит «Каков, каналья!»
Выползаем наконец-то со старой трассы на новую. Торжественно переваливаемся через знаменитую оградительную сетку Октябрьской железной дороги. Но и о гравий бить ноги по жаре немногим слаще.
Привал в красненьком придорожном здании, какие часто видишь на этой магистрали из окна поезда, совершенно разрушенные и разоренные. Что это, старые станции? Нет, бывшие казармы для рабочих-путейцев. Никольский обходит дом и грустнеет: такое запустение! Да, думаем, Клейнмихель тоже бы не одобрил. Садимся за стол в комнате-кузне, качаем рычаг от мехов, которых давно нет.
Конечный наш сегодня рубеж – станция Мстинский мост. Пытались ли вы, читатель, когда-нибудь переходить реку по железнодорожному мосту? Автор пытался. Однажды в Чарджоу пошел по шпалам через свою любимую Аму-Дарью: завернула его стража через сто метров. И вот теперь представьте: мост, вознесшийся высоко над Метою, прямо-таки летит над нею. Какая удобная мишень для террористов! Вот они и появляются – шесть человек в сапогах и защитных куртках, явно вышли из лесу. Это, конечно, мы. Взбираемся по нескончаемой лестнице на насыпь и вслед за Никольским смело шагаем вдоль путей на тот берег. На Александре Сергеевиче – фуражка железнодорожная, а еще для верности – оранжевый жилет. Навстречу, уже на той стороне, встает караульный с винтовкой наперевес. Страшно, конечно, против шести диверсантов. Но лицо каменное, как и положено при исполнении. Обрядовый костюм Никольского, однако, производит требуемое магическое действие. Застыв с ружьем ниже пояса, охранник пропускает всю цепочку. И только когда замыкающий не выдерживает и задает мучащий всех нас вопрос «А пиво-то где здесь?», лицо часового смягчается, а затем принимает уже вполне человеческое, озадаченное выражение.
– А здесь нет, внизу надо было. Что же начальник-то вас ведет, не показывал?
Ох, шаман наш начальник!
Пиво есть. А когда ищем удобное место для отдыха – и чтобы тень, и вид на мост с поездами пробегающими – то обнаруживаем еще нечто. В пристанционном овраге, высовываясь из болотины прутьями своего ограждения-лукошка, являет себя настоящая реликвия. Тендер его величества, что там – божества Паровоза! 70-х годов прошлого века! (Для непосвященных: тендер – это тот ящик на колесах для угля и воды, что цепляется к паровозу. Штыками и топорами освобождаем драгоценность от зарослей кустарников, и судя по тому, сколько внутри грязной йоды (не вытекает!), находка в прекрасном состоянии. Никольский произносит речь перед видеокамерой: возможно, говорит он, тендер именно от того паровоза, который унес жизнь Анны Карениной.
Воодушевленные находкой, уже на электричке возвращаемся в Веребье. В голове звучат строки: «И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колени».
Достойное завершение дня!
На следующий день нашей маленькой экспедиции предстоит трейнспоттинг. Да еще какой!
Что это такое – трейнспоттинг? Еще одно ужасное иностранное слово. Не пугайтесь и не путайте с армреслингом и бодибилдингом. Трейнспоттинг – это занятие сытых западных дяденек, предпочитающих в свободный часок убежать от супруги на железнодорожную насыпь и засесть там в каком-нибудь живописном месте. Человек терпеливо поджидает поезд, а когда тот появляется, делает фотографию и записывает у себя в книжечке. Допустим: «4.15 из Паддингтона. Опаздывает на три минуты». Потом, с сознанием не зря прожитого дня, наблюдатель идет домой и шлет снимок с отчетом в любимый журнал, издаваемый для просвещенных.
Так вот, в четвертом часу дня по нынешней трассе, по величественной дамбе, которая пересекает веребьинский овраг, промчится несравненный скоростной поезд ЭР-200. Никольский ведет отряд вдоль реки напролом. Пути и в самом деле нет: заросли жуткие, тропинка чуть что исчезает.
Но мы все-таки продираемся и выходим к дамбе. Любуемся поездами, громыхающими высоко над нами. По дощатому балкону смело устремляемся в трубу, под которой течет Веребья. В полутьме журчит вода, стиснутая старым камнем; плиты свода тверды и шершавы. Ласково ощупываем маленькие сталактитики. Наконец устраиваемся под насыпью и ждем.
– Кончился век государя, и кончилась карьера Клейнмихеля, – рассуждает Александр Сергеевич. – Не нужен оказался новому царю такой крепостник. Дамбу эту возвели уже после его смерти, в 1881 году. На Мете тогда деревянный мост меняли на нынешний, железный, а здесь проложили объезд – так вышел на прямой Николаевской дороге заметный крюк. Но иначе участок веребьинского моста был слишком крутой, приходилось постоянно держать наготове паровоз-толкач, который помогал составам идти в гору.
– А история о том, как Николай чертил линию трассы по карте? Что у царя был кривой палец, который выехал за линейку как раз на Веребъе? И государь обвел его, а никто не посмел возразить.
– Просто вымысел. Шли по прямой, потому что топографию будущей трассы не знали.
Использовали петровскую еще просеку-«першпективу».
Чу, гремит – Что делать? Падать ниц? Нет, фотографировать! Его величество ЭР-200 проносится по верху серебристой ракетой. Один только кадр, а насыпь уже пуста. Можно раскупоривать тушенку.
– И все-таки, – возвращается к теме руководитель экспедиции – царь сыграл в строительстве этой дороги огромную роль, и, по справедливости, на Ленинградском вокзале надо было не Ленину ставить памятник, а ему. Весь кабинет государев – сорок министров – проголосовал против того, чтобы ее строить. И тогда Николай сам решил – монаршьей волей. Однако строительство велось неспешно. Но вот однажды на каком-то банкете император оказался лицом к лицу с графом Клейнмихелем. И сразу вспомнил: «Когда построишь?». Тот опешил и тут же брякнул: «Через год!» И построил.
Пешком от нашего лагеря к ближайшей здесь станции Оксочи пройти невозможно: дорога напрочь залита навозом с местной фермы. Сидим, ждем электрички на Веребье…
Что рассказать про день третий? Копаем. Вернее, копают Никольский с миитовцем Леней. Роют, ломая лопаты о древнюю щебенку, профили по верху насыпи. Миитовец Дима бродит с миноискателем. Тем временем трактор подвозит целый прицеп «добрых поселян», в основном женского пола, которые принимаются убирать сено. Наши серьезные археологические работы их вовсе не удивляют.
Оказывается, насыпь очень любима местными жителями. Женщины наперебой хвалят ее, указывая, какая она ровная и прямая, прочная и высокая. Подъезжает «москвичок», и водитель, тоже желая помочь науке, делится старинным преданием. Было-то как – Николай, едучи первым поездом, испугался веребьинского перехода, и состав провели по мосту без государя. А сошел царь именно на том месте, где стоит дом этого автомобилиста. Однако Никольский тут только хмыкает. Что бы сказал Клейнмихель?
Понемногу из-под земли вылезают разные железнодорожные мелочи – костыли, огромные болты с проржавевшими гайками, прокладки для скрепления рельсов. Но самих рельсов, конечно, нет. Внизу, ближе к реке, обнаруживаем остатки мостовых опор, использованных местными жителями на фундаменты домов.
Кажется, что дух графа безмолвно следит за раскопками, но в конце концов не выдерживает и прорываемся в словах Никольского.
Мы ведь все сокрушаемся, что не отыскиваются косточки русские, которые по бокам-то все…
– Действительно, – говорит Александр Сергеевич, – в документах отмечено: собралась раз голодная толпа, потому что не завезли вовремя хлеба и мяса. Заметьте, и мяса! Но хлеб срочно доставили, а с мясом дело разрешилось само собой по причине начавшегося поста. Вот так-то!
Этот последний день завершаем волнующим обрядом. Живой картиной. Участники экспедиции встают под насыпью и представляют в лицах сцену с питерского барельефа. Конечно, Клейнмихеля подобало бы играть Никольскому, но ему все-таки отходит роль государя. Мы тоже хотим, чтобы наш начальник предстал перед историей лицом, а не со спины. По очереди выбегаем из картины и щелкаем затворами.
На следующее утро пути наши разойдутся. Никольский с Леней отправятся в Шушары (это под Питером), в железнодорожный музей. Будут колдовать над грудами старых железок, свезенных туда со всей страны. И кто знает, каких еще духов им удастся вызвать, восстанавливая старые паровозы? Мы же, остальные, на почтово-багажном поездке – а с иными в Веребье туго – едем в Москву. Тендер, ЭР-200, килограммы находок – экспедиция увенчалась успехом, и это не случайно. Граф был с нами.
Алексей Кузнецов | Фото автора и А.С. Никольского
О странах и народах:
Дорога на Сантьяго-де-Компостелу
Жители испанской деревушки Ла-Вирджен-дель-Камино давно привыкли к тому, что к ним то и дело обращаются с расспросами странного вида путники мужчины и женщины, почтенные старцы и совсем еще молодые парни и девушки: перепачканные пылью, они, несмотря на зной, добираются сюда из разных стран Европы, и не только. Местные тут же безошибочно определяют, кто эти странники и куда держат путь, по характерному талисману, что висит у каждого на шее. Это плоская раковина морского гребешка с изображением креста.
Минуя Ла-Вирджен-дель-Камино и сотни похожих на нее северных испанских деревень, паломники бредут в Сантьяго-де-Компостелу, к усыпальнице святого Иакова, покровителя Испании и едва ли не самого почитаемого великомученика римской католической церкви.
Отсюда до конечной цели еще двести долгих миль пути через равнины Леона и горы Галисии. У тех, кто идет к святым местам пешком, дорога занимает обычно недели две. Путешествующие верхом или на велосипедах поспевают к заветной цели, конечно лее, быстрее.
От испанской границы до здешних мест будет миль триста, если не все пятьсот. А весь путь из северной Франции, откуда для большинства иностранцев» собственно, начинается паломничество, составляет вдвое больше.
Город Сантьяго-де-Компостела еще не всякой карте сыщешь, но право-верным католикам в разных концах света он, тем не менее, даже очень хорошо известен. Ведь именно там стоит Знаменитый собор святого апостола Иакова. А паломнический «маршрут», к нему ведущий, – один из самых почитаемых. И старейших: пути этому уже более тысячи лет.
В истории того или иного святого места нередко случается, что правда причудливом образом переплетается с вымыслом, причем и подлинных фактов зачастую бывает раз-два и обчелся. Что же касается Сантьяго-де-Кампостелы, единственное, пожалуй, не вызывает сомнений даже у самых стойких скептиков, – поистине незыблемое величие святого Иакова.
Иаков – сын Заведея и Саломеи. Отец его был рыбаком из Галилеи, а мать приходилась сестрой деве Марии, и стадо быть – теткой Иисусу Христу. Так что Иаков и Иисус – двоюродные братья, Новообращенные Иаков и брат его Иоанн (Имеется в виду Иоанн Евангелист, доводившийся Иакову младшим братом.), настолько были ревностны в своей вере, что Иисус в благодарность нарек обоих Ораторами, Сыновьями Грома. По преданию, Иаков воочию видел, как распяли Христа. Но даже столь сильное потрясение не остановило его – он продолжал нести веру Христову людям, за что был схвачен и, в конце концов, по велению царя Ирода обезглавлен.
Эти прискорбные события происходили вдали от испанской земли. Но, как твердо убеждены многие испанцы, здесь Иаков тоже некогда проповедовал. Что до истории, связанной с местом захоронения апостола, который, согласно легенде, был погребен в Испании, тело его – причем с головой, чудесным образом приросшей к туловищу, – впоследствии было выкопано и переправлено морем в галисийский порт Падрон. И здесь-то, неподалеку от Падрона, – заново предано земле на старом римском кладбище.
На этом, однако, история святого места не заканчивается. Однажды, незадолго до смерти – а было это в начале IX века – императору франков Карлу Великому привиделся во сне усеянный звездами путь, простиравшийся к святому месту через Францию и Испанию. И Всевышний призывал императора расчистить «дорогу» от мавров, захвативших часть Иберии. Внявший голосу Господню Карл повел свой войско через Пиренеи. В бой его воины шли под хоругвью святого Иакова, которую украшал уже знакомый нам символ – раковина морского гребешка. Великий поход закончился победой франков: от владычества сарацинов были избавлены Кастилия и Леон, Галисия, Наварра и Ла-Риоха.
Ну и наконец – некоторое время спустя – галисийский отшельник Пелагий узрел как-то над равниной яркую звезду. С благословения церковных властей взялся он копать в том месте, над которым она воссияла, – и наткнулся на хорошо сохранившееся тело, по всей видимости, обработанное специальными мазями. Голова была там, где положено. А в свитке, приложенном к телу, указывалось, что усопший есть не кто иной, как святой Иаков, сын Зеведея и Саломеи, родной брат Иоанна, коему Ирод отсек голову в Иерусалиме».
По указанию папы римского останки святого были торжественно перезахоронены в местечке Кампусстелле. («Campus stellae» (лат.) – буквально – «Звездная поляна».) Чуть позже там была воздвигнута часовня, которая со временем – трудами не одного поколения архитекторов – выросла до размеров нынешнего собора Святого Иакова…
Но оптимистам тут же возражают пессимисты, и у них, разумеется, есть на то свои основания. Возьмем хотя бы само название Компостела, – говорят они, – которое никак не вяжется с романтической историей о воссиявшей-де звезде. Тем более что у латинского слова «compostus» самые что ни на есть прозаические значения – выдуманный, вымышленный, ложный. Что же до свидетельств о якобы имевшем месте перезахоронении, то тут мы имеем дело с обыкновенной опиской, которую вполне мог допустить близорукий монах-переписчик. Ведь между латинскими словами «Hierosolyma» и «Hispania», обозначающими соответственно Иерусалим и Испанию, и правда, есть некоторое сходство, хоть и весьма отдаленное. Столь же сомнительно для скептиков и значение раковины морского гребешка, которая, по преданиям, была символом христиан, сражавшихся против мавров. Помимо всего прочего, раковина была еще и символом Венеры и своего рода «членским значком» последователей особого культа, известного своими разнузданными оргиями.
Насколько достоверны и убедительны доводы той и другой стороны, пусть каждый решает для себя сам. Некоторые из числа уверовавших «голосуют» ногами.
Хождение в Сантьяго-де-Компостелу можно назвать испытанием, скорее, духа, нежели, к примеру, кошелька: бесплатный – или за чисто символическую плату – кров, грубая, но здоровая крестьянская пища… И подобную житейскую прозу не следует сбрасывать со счетов, отправляясь в путь-дорогу к собору Святого Иакова. Однако настоящим паломникам все нипочем – ими движет вера. Впрочем, среди пилигримов нередко попадаются люди, которыми больше руководит охота к перемене мест и вполне понятное любопытство – желание полюбоваться красотами испанской природы и архитектуры.
Да и не только это. А еще – поиск ощущений, казалось бы, навсегда ушедших из нашего рационального, прагматичного мира, в котором все мы разобщены.
Американский журналист Саймон Винчестер, решивший пройти с паломниками до святого места, разговорился в пути с одной англичанкой из Ливерпуля, которая, по ее словам, отнюдь не ревностная католичка.
– Зачем же вы, в таком случае, пустились в столь трудный путь? – поинтересовался Саймон.
– Дело в том, – ответила «странная» паломница, – что в путешествие я отправилась, чтобы познакомиться не только с простыми и, как я теперь вижу, радушными испанцами, но и познать саму себя. В дороге очень хорошо думается. Вот я и размышляю – о многом. Знаете, есть некоторые темы, которые, например, у нас, в Англии, обсуждать не принято.
– Ну и как, оправдались ваши ожидания? – допытывался журналист.
– Думаю, да, – призналась странница. – Даже несмотря на сбитые в кровь ноги и прочие не приятности, подстерегающие всякого в пути.
А чтоб было легче выносить все тяготы многонедельной кочевой жизни, каждый паломник непременно берет с собой раковину («дарующую успокоение», как утверждает в одном из своих стихотворений Уолтер Рэли (Уолтер Рэли (1552 – 1618) – английский мореплаватель, организатор пиратских экспедиций, а также поэт и драматург.), посох, огромную шляпу и бутыль из тыквы с запасом питьевой воды.
Кстати, состав паломников со временем менялся. В средние века это была довольно разношерстная компания. Монахи и миряне, кающиеся грешники и жаждущие чудесного исцеления больные, рыцари, давшие обет совершить паломничество, если уцелеют в битвах, и те, кого можно было бы назвать прапрадедушками современных туристов, – другими словами, люди, жаждавшие вкусить прелести жизни на живописном испанском побережье между Сан-Себастьяном и Ла-Коруньей. В свое время среди паломников можно было увидеть и венценосных особ – к примеру, французского монарха Людовика VII или короля Шотландии Якова III и духовных пастырей, таких, как итальянский проповедник и основатель ордена францисканцев Франциск Ассизский. Основную же массу составляли и составляют, разумеется, люди безвестные.
Чуть позже среди странников стало попадаться и откровенное отребье. Скажем, французские суды той поры нередко ставили обвиняемого перед выбором: «темница или паломничество». И потянулись к святым местам отпетые злодеи – воры и убийцы, в поисках продажных церковников, которые за определенную мзду были готовы продать любому так называемый «компостельский сертификат», удостоверявший, что его владелец действительно совершил паломничество.
Проторенный маршрут облюбовали купцы и прочий торговый люд, а также разбойники, грабившие всякого зазевавшегося путника. Попадались на пути к святым местам и девицы известного сорта – закоренелые блудницы и совсем еще юные создания, которые приобщались к древнейшему ремеслу чуть ли не на дороге. «Пойдешь паломницей – вернешься блудницей», – такая присказка появилась в те времена, когда «благое дело» оказалось под нешуточной угрозой.
Начавшаяся еще во время оно коммерциализация дожила и до наших дней, а вот криминальных элементов нынешним путникам не стоит так уж опасаться – теперь им на пилигримов ровным счетом наплевать.
Паломничество в Компостелу можно начать также из Португалии, Ирландии, Швейцарии и Германии (кстати, немцы самые фанатичные паломники среди «неиспанцев»).
Первые впечатления вознамерившихся отправиться в дальний путь – смесь идиллии с кошмаром: перегруженность дорог и плохая организация – вот что поражает прежде всего. Добираешься до Испании – совсем другое дело. В Памплоне, неподалеку от французской границы, там, где наконец-то соединяются четыре паломнические «тропы», число странников заметно возрастает. Да и организовано здесь все на порядок лучше.
Особо стоит отметить одно новшество. Дело в том, что стараниями чиновников в Мадриде и Брюсселе тысячелетний паломнический путь в Сантьяго-де-Компостелу получил официальный статус «Культурного маршрута» по Европе. Теперь паломникам то и дело попадаются в дороге новенькие сине-желтые указатели (с непременным изображением раковины морского гребешка). Вещь, в общем-то, нужная: порой дорога так петляет среди холмов Испании, что разобраться, куда же, собственно, дальше идти, без посторонней помощи бывает довольно затруднительно. Кому-то в голову пришла идея создания символического логотипа, и, скажем, на борту многих самолетов авиакомпании «Иберия» теперь можно увидеть стилизованное изображение посоха и бутылки из тыквы. Но этим дело не ограничилось. В Галисии уже создана модель пластмассовой статуэтки под названием «Пилигрим», которая вот-вот должна быть запущена в массовое производство. По замыслу создателей, это «позволит Галисии явить свой новый облик остальному миру». Идея, конечно же, достойная, но вот ее воплощение вызывает немало иронических замечаний как в самой Испании, так и за ее пределами. Американцы, например, не без ехидства приметили, что этот Пилигрим больше напоминает Дональда Дака, созданного фантазией Миро. (Миро, Жоан (1893 – 1983) – испанский живописец, скульптор, график; с утонченным декоративизмом имитировал наивность детского рисунка.)
Как бы то ни было, по признанию паломников, сами по себе мирные идиллические пейзажи, открывающиеся взору, и новые ощущения, которые дарит эта дорога, освежающе действуют на разум и душу. Путь в Сантьяго-де-Компостелу становится событием с большой буквы, а не жалким подобием некоего «забега» на сверхдальнюю дистанцию.
Кстати, как утверждают очевидцы, когда приближаешься к конечному пункту маршрута, вид двух соборных шпилей издалека особого впечатления не производит: поначалу кажется, что собор Святого Иакова заметно уступает своим «собратьям» даже в той же Испании. Возможно, портят впечатление и современные здания, хорошо заметные на расстоянии. Истинную же красоту и величие собора можно оценить, лишь стоя на площади перед этим грандиозным сооружением.
Кстати, всем вновь прибывшим в Сантьяго-де-Компостелу, надлежит обращаться в специальное учреждение, где выдают сертификаты, в которых указывается, откуда и когда вы пустились в путь и сколько дней продолжалось ваше паломничество. Установлен обязательный минимум. Для того, чтобы можно было рассчитывать на получение заветной бумаги, необходимо пройти или проехать на лошади не менее шестидесяти миль, велосипедистам же надо «накрутить» все сто двадцать. И это должно быть документально подтверждено. Если все в порядке, вы удостаиваетесь личного рукопожатия секретаря соответствующей службы и получаете сертификат, скрепленный печатью местного епископа.
Но программа на этом не заканчивается. В ней остаются еще три пункта. В пять часов пополудни все прибывшие паломники собираются в соборе на специальную службу и возносят хвалу Господу за то, что Он дал им сил пройти весь путь до конца. Сам святой Иаков представлен у алтаря в трех ипостасях: вельможи, воина и пилигрима. Есть там и четыре статуи, олицетворяющие Благоразумие, Справедливость, Силу и Сдержанность.
Больше всего присутствующим запоминается ритуал, сопровождающийся весьма оригинальным способом курения благовоний с помощью специального серебряного сосуда метровой высоты. Внутри огромной курильницы – тлеющие угли и ладан. С самой высокой точки собора свешивается толстый канат, к которому прикреплена вся эта махина. Пять дюжих галисийских рыбаков начинают что есть силы раскачивать ее туда-сюда. Курильница со свистом пролетает над головами собравшихся, распространяя вокруг божественный аромат. Зрелище, действительно, производит впечатление, особенно когда эта увесистая штука наберет приличную скорость. Однажды – в далеком 1622 году – рыбаки «упустили» курильницу, и она рухнула вниз. К счастью, никто не пострадал…
После молитвы паломники по очереди заходят за алтарь, где находится изваяние святого Иакова Пилигрима, встают на небольшую ступеньку у него за спиной и, приложив руки к его плечам, целуют вделанную в спину статуи раковину.
Потом странники, опять же по одному, подходят к ковчегу с мощами святого. Преклонив колена, они замирают на время в молчании. После чего направляются к выходу. На воздух. На залитую вечерними огнями соборную площадь.
Теперь – домой. Кому поближе, те отправляются ночным поездом. Остальные – на самолет. В Сантьяго-де-Компостеле есть и железнодорожная станция, и аэропорт. Тамошние служащие говорят, что, наверное, больше нигде в Европе не продают столько билетов в один конец.
По материалам журнала «Smithsonian» подготовил К.Ищенко
