Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №04 за 2008 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
«Правители Вестготского королевства». Пергамент из Эскориала. Фото AGE-IMAGES/EAST NEWS
Ранний закат
Королевство вестготов строилось долго, а рухнуло в один миг. Конечно, в державе этой имелись, как описано выше, целые слои населения, ненавидевшие власть. Кроме того, сами готы составляли, по современным оценкам, всего два процента от романизированного населения Испании. Наконец, как раз в начале VIII века страну посетила эпидемия чумы, и города практически обезлюдели – некому было дать в них отпор захватчикам.
Но все же главной причиной такого фиаско, наверное, надо считать борьбу верхушки за трон. Если в государстве за последние тринадцать лет его существования сменяются шесть королей, причем двоих из них убивают, в нем, как говорится, явно «не все спокойно». Вот, скажем, маленький эпизод, иллюстрирующий нравы эпохи. Иордан свидетельствует: король «Торисмунд заболел, и, когда ему выпускали кровь из вены, был убит, потому что некий Аскольд, враждебный ему, убрал у больного его оружие. Однако при помощи одной руки, которая оставалась у него свободной, он схватил скамейку и убил несколько человек, покушавшихся на него». Картина яркая, в комментариях не нуждается. Если тяжелобольной монарх ни на минуту не расстается с мечом, а приближенные исхитряются отправить его на тот свет, что называется, при людях, то нравы при дворе оставляют желать лучшего.
Итак, у Толедского королевства не оставалось шансов на выживание. Последним на престол взошел Родриго (Родерих), человек, ничем не выдающийся и по капризу истории в нее, историю, вошедший. Во многих народных романсах поется о том, как он погубил Испанию. По легенде, король влюбился в красавицу Каву, заманил ее к себе и обесчестил. Но Кава была не просто красавица, а дочь коменданта Сеуты, некоего дона Хулиана (все имена в предании, конечно, романизированы). Сеута же, крепость на африканском берегу Гибралтарского пролива, служила воротами в Испанию. И вот, чтобы отомстить Родриго, оскорбленный отец не нашел ничего лучше, как открыть дорогу арабам. Они переправились на другой берег и захватили всю Испанию.
Самое интересное, что психологически все это очень близко к истине. Просто, вероятно, никакая Кава тут ни при чем, а вторжению способствовала очередная усобица вестготов. Ведь по закону трон должен был занять Агила, сын умершего короля Витицы, а знать взбунтовалась и выбрала Родриго. В первом же и единственном до поры до времени сражении на реке Гвадалете часть войска, состоявшая из бывших сторонников Агилы, изменила своему предводителю. Он погиб в этом бою.
Впрочем, некоторые современные историки утверждают, что предательства не было. Просто Агила, вероятно, заключил с арабами договор: помогаете мне занять отцовский престол – берете себе такие-то земли, а Родриго – долой. Ведь такие договоры не раз заключались. С византийцами, например. Только вот на этот раз все вышло иначе.
Роковая битва произошла 19 июля 711 года. И буквально тут же вестготы вдруг пропадают из истории, как некогда гунны. Будто и не было их никогда. Чтобы освободить Испанию, понадобится семь с половиной столетий...
Наталья Ванханен
Фантастика – грань реального мира
Братья Стругацкие относятся к самым известным представителям не только российской, но и мировой фантастики. Их произведения изданы миллионными тиражами, переведены на десятки языков, по ним поставлены такие известные (и разные) фильмы, как «Сталкер» А. Тарковского, «Чародеи» К. Бромберга и выходящий вскоре на экран фильм А. Германа по повести «Трудно быть богом». Двух писателей, двух братьев, Аркадия и Бориса Стругацких, разделяло многое: возраст (первый родился в 1925-м, второй – в 1933-м), профессия (первый – переводчик-японист, второй – астрофизик), расстояние (первый жил в Москве, второй – в Ленинграде). Тем не менее на протяжении 35 лет они работали как уникальный творческий тандем – «один писатель, состоящий из двух человек». Их первая повесть «Страна багровых туч» вышла в свет в 1959 году. Вписываясь в советскую фантастику тех лет предельным оптимизмом и коммунистической риторикой, она выделялась тем, что в ней действовали не манекены для испытания новой техники и научных идей, а живые люди, решающие не только технические, но и нравственные проблемы. С каждым новым произведением эти проблемы становились все сложнее. Повести 1960-х годов – «Возвращение», «Попытка к бегству», «Трудно быть богом», «Хищные вещи века» – ставят вопрос о допустимости «улучшения» человеческого (или инопланетного) общества насильственным путем. Уже в этих произведениях Стругацкие выходят за пределы фантастики в «серьезную» литературу, весьма далекую от советского официоза. И это не могло остаться незамеченным: в творчестве писателей начался период ограничений и запретов, когда многие созданные произведения складывались «в стол», без надежды на публикацию. Однако именно в эти «глухие» годы были написаны повести «Пикник на обочине», «За миллиард лет до конца света», «Отель «У погибшего альпиниста», «Град обреченный», трилогия о Максиме Каммерере – «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Их главное содержание – контакт людей с иной, высшей цивилизацией. Что если инопланетяне начнут «улучшать» человечество так же решительно, как земляне-прогрессоры в предыдущих произведениях Стругацких? Что если в результате возникнет новая раса сверхлюдей, готовая равнодушно отодвинуть с пути «отсталых» предков? Эти вопросы, поднятые еще в 1960-е в повестях «Гадкие лебеди» и «Улитка на склоне», вызвали живой отклик в обществе и сделали братьев любимыми авторами советской интеллигенции. В середине 1980-х цензурные преграды рухнули. Были изданы запрещенные прежде произведения Стругацких, но новых почти не появлялось. В их творчестве нарастали мотивы тревоги и пессимизма, что отразилось в философском романе «Отягощенные злом» и пьесе «Жиды города Питера». После тяжелого 1991 года, когда творческий тандем распался – Аркадий Натанович Стругацкий ушел из жизни, – Борис Натанович продолжал писать фантастику (под псевдонимом С. Витицкий) и вести работу своего творческого семинара, питомцами которого являются едва ли не все ведущие российские фантасты. Им учреждена литературная премия «АБС», присуждаемая ежегодно за лучшее произведение в жанре фантастики, и основан альманах «Полдень. XXI век», в юбилейном апрельском номере которого читатели познакомятся с ранее не издававшимся рассказом братьев Стругацких «К вопросу о циклотации».
В канун юбилея Бориса Натановича Стругацкого корреспондент журнала «Вокруг света»
встретился с писателем и побеседовал в нашей гостиной для избранных:
– В этом году в популярной серии «ЖЗЛ» выходит книга «Братья Стругацкие». Как вы относитесь к такому прижизненному включению в ряды классиков?
– Странное ощущение – будто это происходит с кемто другим. Впрочем, так оно, по сути, и есть – ведь книга будет о писателе «братья Стругацкие», а его уже 15 лет как не существует.
– Ваши произведения причисляли то к научной, то к социальной, то к этической фантастике. Живы ли сегодня эти жанры? И если да, то кто, по-вашему, является их наиболее ярким представителем?
– Хороших и разнообразных писателей у нас сейчас много. Непривычно много. «Наиболее ярких представителей» выбрать поэтому чрезвычайно трудно. Но когда речь заходит об НФ, сразу вспоминается Александр Громов. Социальная фантастика – Андрей Лазарчук и Михаил Успенский. Фантастика этическая – скорее всего, супруги Дяченко. Но это все – «выстрелы наугад». Есть ведь еще и Вячеслав Рыбаков, и Святослав Логинов, и Евгений Лукин, и Сергей Лукьяненко, и Геннадий Прашкевич, и Александр Щеголев… И многие, многие из так называемых «молодых», давно уже не молодых, а вполне зрелых, маститых, широко известных. И я уж не говорю о тех, кто фантастами себя не считает, но пишет именно фантастику и преотличную: Дмитрий Быков, Михаил Веллер, Виктор Пелевин, Андрей Столяров… Нет, я решительно не берусь определять «наиболее ярких». Они все яркие. Наиболее. Каждый по-своему.
– Кого из современных писателей-фантастов вы можете назвать продолжателями ваших традиций?
– Увольте меня, ради бога, от таких классификаций. Пусть этим занимаются литературные критики.
– В чем секрет нынешней популярности жанра фэнтези?
– Жизнь скучна, однообразна и до неприятности сложна. А хочется (особенно в молодости) яркости, разнообразия, простоты, незамысловатого понятного чуда. А это и есть фэнтези – современная авторская сказка о мирах, в которые хочется нырнуть без памяти и хотя бы некоторое время оттуда не возвращаться. Эскапизм. Синдром бегства от действительности.
– Какие главные события ХХ века НЕ предсказала научная фантастика?
– Фантастика вообще неспособна предсказывать события. Дух времени – да, пожалуй. Сгущающуюся атмосферу опасности, страха, надвигающейся беды – да. Но – не конкретные события. «Конкретности непредсказуемы». А если что-то (по факту) и удается предсказать, то это либо банальности, либо случайные совпадения.
– Что из предсказанного вами или другими фантастами может сбыться в XXI веке?
– Все что угодно. Или ничего. Впрочем, современная фантастика практически не занимается предсказаниями. Это дело ученых – социологов и футурологов. В высшей степени, кстати, неблагодарное занятие. По-настоящему сильное предсказание воспринимается вначале как сомнительная болтовня, а потом либо превращается в очевидность (по мере реализации), либо тихо-стыдливо сходит на нет. Обычная судьба любой научной гипотезы.
– Какая из книг братьев Стругацких нравится вам больше других и почему?
– Безусловно, «Улитка на склоне». Это был тот (редкостный) случай, когда авторский замысел и его воплощение совпали максимально полно. Больше такой степени совпадения нам не удавалось достичь никогда.
– Ваши книги – один из ярчайших в литературе примеров превращения оптимистов в пессимистов. Насколько неизбежен этот процесс для писателя и вообще мыслящего человека?
– Подозреваю, что так оно и происходит обычно. И с писателями, и с людьми вообще. В конце концов, жизнь (всегда) есть процесс накопления и переработки информации. А пессимист, как известно, это всего лишь хорошо информированный оптимист.
– Как вы относитесь к попыткам экранизации ваших произведений, в частности к выходящему скоро на экран фильму А. Германа?
– Я давно уже ничего не жду от экранизаций. Но как раз фильма Германа это не касается совсем. Я и сейчас думаю, что если кто-нибудь в мире и способен снять настоящее кино по «Трудно быть богом», то это Алексей Герман. Страшно интересно было бы в этом убедиться.
– Может ли нынешняя глобализация в сочетании с новой волной НТР привести к объединению человечества по предсказанному вами сценарию?
– Мы никогда не предсказывали никаких сценариев. Мы просто описывали мир, в котором нам самим хотелось бы жить. Ничего лучше этого мира мы представить себе не могли, да и никто, по-моему, не может до сих пор. Другое дело, что этот мир, видимо, недостижим. Он никогда не реализуется, если не будет создана Высокая теория (и практика) воспитания, – превращения человеческого детеныша в творческую личность. Однако никаких перспектив этой теории и тем более этой практики я не вижу. Я даже не вижу, кому эти теория и практика могут понадобиться. Наш мир так легко и свободно обходится без них. «Умные нам не надобны, надобны верные».
– Сюжет всех ваших произведений – встреча с внеземными цивилизациями. Верите ли вы сегодня в их существование?
– Я бы удивился, если бы человечество оказалось одиноко во Вселенной. Вселенная слишком велика, чтобы хоть что-то существовало в ней в единственном экземпляре. Другое дело, что цивилизаций этих мало и все они, скорее всего, являются сверхцивилизациями, настолько нас обогнавшими в развитии своем, что мы для них совсем неинтересны и как бы даже не существуем.
– Что такое людены – фантастическое допущение или реальная возможность для человечества?
– Допущение, конечно. Сюжетный ход. Впрочем, как известно, ничего нельзя выдумать такого, что во Вселенной не существовало бы уже, не существует где-то сейчас или не возникнет со временем. Идея превращения Разума в Сверхразум достаточно проста, чтобы Вселенная когда-нибудь взяла ее на вооружение. Был бы подходящий материал. А он, похоже, есть.
– Главные герои ваших книг – космолетчики или учителя (наставники, прогрессоры). Какие профессии кажутся вам самыми актуальными сегодня?
– И сегодня, и завтра, и еще на много-много лет вперед «главными» будут (должны быть!) учителя и врачи. Профессионалы, которые сохраняют человечество и обеспечивают его интеллектуальный и нравственный прогресс.
– Что бы вы хотели пожелать читателям «Вокруг света»?
– Прежде всего (раз уж они читатели) – приятного и полезного чтения. Учитывая качество журнала, пожелание это вполне реалистичное. Приятного и полезного чтения вам, друзья!
Беседовал
Иван Измайлов
Зеленое золото Баии
Влажный атлантический лес, когда-то покрывавший изрядную часть южного американского континента, к настоящему времени почти полностью исчез, от него остались только отдельные островки совокупной площадью едва ли в сотню тысяч гектаров. Один из таких островков – небольшой заповедник на востоке Бразилии, часть проекта «Зеленое золото Баии». Фото ALAMY/PHOTAS
Добираться до Бразилии непросто. Три часа лета до Парижа , потом больше 10 часов до Рио-де-Жанейро, еще полтора часа до Салвадора, столицы штата Баия. Впрочем, мы с тремя коллегами-журналистами летели еще дальше, в крохотный городок Итуберу. Ведь на самом деле главная цель нашего приезда в Бразилию на этот раз – посещение плантаций гевеи и заповедника, в котором пытаются восстанавливать атлантический дождевой лес. Шестиместный «комарик»-аэротакси полчаса выписывал петли меж низких облаков и приземлился на расчищенную от растительности земляную полосу, утыкающуюся прямо в полотно реки, на котором издалека было видно спешащую куда-то пирогу. Сельва ждала нас.
Участки леса, куда проникают солнечные лучи, в тропических зарослях довольно редки. Фото автора
Еще каких-то три-четыре столетия назад атлантический дождевой лес тянулся широкой полосой от верховьев Ла-Платы до Ориноко и от устья Амазонки до Анд . Теперь же от него остались небольшие островки, зеленые обрывки – вся территория Бразилии, занимающей большую часть атлантического побережья Южной Америки, представляет собой или саванны, или плантации бананов, каучуконосной гевеи, какaо-бобов и всего прочего, что годится в пищу; дождевой лес можно увидеть лишь в нескольких небольших заповедниках. Один из них – часть масштабного совместного проекта Ouro Verde Bahia («Зеленое золото Баии») французской компании Michelin и бразильского правительства. Из примерно 10 тысяч гектаров, отведенных под Ouro Verde, около трети занимает собственно сам биосферный заповедник, официально учрежденный в 2004 году (остальное – «рабочие» плантации гевеи, «детские сады» и «ясли» той же гевеи, опытные посадки работающих тут же микробиологов Michelin, борющихся со страшным врагом гевеи – грибком Microcyclus uley).
Заповедник начинается в верховьях небольшой реки Кашуэйра-Гранди, чье спокойное течение прерывается впечатляющим водопадом Панкада-Гранди в паре десятков километров от побережья, и спускается к океану. Три тысячи гектаров – это все равно немного, но еще лет 10 назад от дождевого леса в этих краях оставалось всего несколько сотен гектаров (а вообще начиная с XVI века площадь дождевых лесов в Бразилии уменьшилась примерно в 20 раз). Его постепенно высаживают, точнее, дают свободно распространяться, выкупая у крестьян заброшенные и ненужные участки.
Мы подходим к лесу по недавней вырубке. Здесь еще солнечно, хотя лес уже вступает в свои права. В глубине травы прячутся мелкие, но очень душистые ирисы, часто встречаются небольшие, метра три ростом, пальмы Siagrus (говорят, в Парагвае растет карликовая ее разновидность, ростом с карандаш). Лес впереди, кажется, стоит плотной зеленой упругой стеной. Как в него войти без мачете? В этих краях с ним ходит чуть ли не любой деревенский житель; впрочем, проводник ведет нас по хорошо пробитой тропе.
Молодая паукообразная обезьяна (Brachyteles arachnoids). Фото FRANS LANTING/CORBIS/RPG
Последний дождь прошел за несколько дней до нашего приезда, но под пологом дождевого леса все равно сыро. Хлюпает под ногами; влага крупными каплями блестит на листочках мелких растений-паразитов, покрывающих стволы крупных деревьев, на свисающих откуда-то из верхних «этажей» леса лианах. Все время полутемно, жарко, воздух так влажен, что кажется, его можно пить. Настроить фотоаппарат нелегко: вокруг сплошной зеленый цвет; даже кора или зеленоватая, или так покрыта эпифитами на уровне глаза, что кажется зеленой. Я иду, все время оскальзываясь на почти голой почве в высоких резиновых сапогах и жадно высматриваю какую-нибудь живность. Скажем, здесь живет паукообразная обезьяна (Brachyteles arachnoides, самая крупная на Американском континенте) – их на весь гигантский штат Баия оставалась едва ли сотня. По словам нашего гида-проводника, тут нравится не только обезьянам – с каждым годом обитателей заповедника становится все больше, как будто у животных работает некий таинственный телеграф: «Переезжайте сюда, здесь безопасно!»
Кстати, в большинстве тропических районов Южной Америки нет теперь более престижной (и хорошо оплачиваемой) работы, чем гид-натуралист. Особенно велик спрос на них в дождевых лесах, где неподготовленному человеку трудно увидеть диких животных без помощи профессионала. Наш гид, впрочем, был не из местных – американец-эколог Кевин Флешер, живущий здесь уже 15 лет и влюбленный в эти места. Доктор Флешер работает главой департамента изучения биоразнообразия в проекте Ouro Verde и одновременно занимается изучением больших млекопитающих в заповеднике – диких свиней, тапиров, пум и т. п. Но и с его помощью увидеть что-то очень непросто. Вот наверху, чуть в стороне, раздаются пронзительные крики – это кричат мартышки, они, видимо, заметили хищника. Какого хищника? «Вероятно, это пума. Коллеги говорили, что недавно здесь появилась парочка. Я и сам видел следы. Это очень хорошо, значит, лес здоров, – говорит гид. И прибавляет, немного подумав: – Пожалуй, пора уже брать с собой оружие. На всякий случай».
В кустах в десятке метров от меня по ходу движения кто-то вдруг осторожно завозился, и звук стал быстро удаляться. «Пекари (лесная свинья)», – сообщает Кевин. Приходится верить на слово. А вон на дереве висит слегка разлохмаченный темный мешок – термитник. Наш провожатый уверяет, что, судя по следам, недавно здесь был муравьед, но сейчас его нет. Вот около валуна следы стоянки местных охотников – они, судя по всему, ждали дикобраза . Возможно, они его дождались – но не мы.
Тропа огибает забавное деревце – листьев практически нет, ствол покрыт большими шипами. Что оно тут делает, в темноте? Это сейба (Ceiba pentandra). Когда она появляется на свет, то вырастает до высоты человеческого роста, а потом сбрасывает листья и перестает расти. Так она стоит и год, и два, и двадцать – столько, сколько понадобится. И ждет. Рано или поздно рядом рухнет большое дерево, погибшее от старости, и в вечно полутемную сельву проникнет прямой солнечный свет. Тут же в рост пойдет множество новых деревьев, наперегонки – кто первый вырос, тот и победил, тот и занял освободившееся место, ведь на всех его не хватит. Но сейба все равно будет первой, ведь она уже успела подрасти и стояла на «низком старте». Она быстро тянется вверх, а когда поднимется выше уровня соседей, раскрывает крону, как гриб, и сразу закрывает просвет. Чуть дальше мы увидим взрослую сейбу с отходящими от ствола мощными контрфорсами – ее и вдесятером не обхватить.
Сейба пятитычинковая может достигать в высоту 45, а в диаметре 4 метров. Прочную устойчивость ей обеспечивают досковидные корни в основании стволов, тянущиеся по поверхности почвы на несколько метров. Фото ALAMY/PHOTAS
И все же животные куда интереснее – ведь в атлантических дождевых лесах проживает 180 из 202 видов животных, считающихся в Бразилии на грани исчезновения. Скажем, именно в этом заповеднике спасаются от почти полного вымирания вида желтогрудые капуцины (обезьяны Cebus xanthosternos). И среди растений, и среди животных здесь полно «эндемиков» – видов, не встречающихся в других местах. Например, маленькая птичка Scyta psychopompus, которую бразильцы называют Папакуло (Papaculo), вообще водится теперь только здесь и больше нигде. Мой взгляд все время обращен то вверх, то к земле: может быть, хоть змею увижу? Вообще, змей в Бразилии достаточно, но в Центральной Америке их несколько больше, чем в Южной, особенно ядовитых. Ядовитые проникли сюда из Азии примерно в третичном периоде и успели образовать много новых видов (особенно ямкоголовые отличились), а в Южной Америке они расселились позже, и пока их там очень мало – всего 7 родов, впятеро меньше, чем в Африке или Азии. Тем не менее по лесу все же лучше ходить в сапогах, а ночью – с фонариком. Вот она! Нет, ошибся – это всего-навсего «плакса» монстера (из семейства аронниковых), типичная лесная лиана. Ее извивающийся зеленый стебель с темными пятнами действительно напоминает змею. А «плаксой» ее прозвали за то, что водные устья ее листьев активно выделяют воду, которая сбегает к заостренному концу листа, этакому «носику», и капает вниз. Нет, со змеями так и не повезло, жаль. А знаменитых колибри я видел лишь на террасе своего домика в паре десятков километров от заповедника – цветов с таким привлекательным нектаром на ней было куда больше, чем в первом «ярусе» влажного полутемного леса.
Единственной моей «добычей» стала наземная планария (из отряда ресничных червей), замечательно странный обитатель самых влажных мест. Издали ее можно принять за случайную трещину в почве, вблизи же она кажется застывшей струйкой темного стекла. Но «стекло» вдруг оживает и начинает очень медленно течь куда-то в сторону, показав подвижный хоботок из щели в передней части туловища. Конечно, одной планарией «сыт не будешь», но для успешного свидания со всеми прочими обитателями леса сюда надо приезжать не на день, а на неделю, и тогда бы нам повезло, и неоднократно, уверен.
Водопад Панкада-Гранди (высотой 61 метр) на реке Кашуэйра-Гранди является частью заповедника. Фото автора
За судьбу заповедника, пожалуй, можно быть совершенно спокойным – в последние годы идеи охраны природы находят живой отклик в сердцах бразильцев, а слова «экология» и «защита леса» вызывают самую положительную реакцию. По крайней мере, к людям, работающим в этой сфере, повсюду относятся с огромным уважением. Крестьянин, конечно, не вырубит свой гектар плантации, с которого кормится его семья, чтобы высадить на нем «естественный лес». Да это и не нужно – главное, чтобы заповедный лес не пошел рубить. А при выделении участка под плантацию правительство теперь требует гарантий, что 20 процентов территории (если продается не менее 20 гектаров) будут использованы под «естественные насаждения».
Места, где сохранился дикий тропический лес, сегодня в Бразилии малочисленны. Массовая вырубка деревьев, считает климатолог Карлос Нобре из бразильского Национального института космических исследований, к 2100 году до 60% леса превратит в серрадо (тип саванны). Фото автора
Атлантический, дождевой
В раннем миоцене, примерно от шестнадцати до двенадцати миллионов лет назад, основная часть равнин на нашей планете (большая часть Европы и Азии, практически вся Африка и обе Америки) была покрыта бесконечным шатром буйных зеленых лесов. Но ничто не вечно под луной, и даже континенты не стоят на месте. Климат постепенно изменился, на полюсах наросли ледовые шапки, глобальное похолодание «засушило» прилегающие к экватору территории, и миоценовый тропический дождевой лес начал постепенно сокращаться. И все же он дожил почти до наших дней. Дождевой тропический лес растет в зонах влажного несезонного экваториального климата со среднегодовой температурой 22—28° (или, по крайней мере, там, где зимой не бывает ниже 18°), годовой суммой осадков не менее 1 500 миллиметров и относительной влажностью воздуха не менее 50%. Что же он собой представляет? Некоторые исследователи выделяют в вертикальной структуре дождевых лесов чуть не 12 ярусов, и все же их, скорее, 4—5. Самый верхний ярус состоит из деревьев выше 30 метров, кроны в нем не смыкаются (поэтому у тропического леса издали часто такой «рваный» вид). Настоящая «крыша» леса на высоте 25—30 метров – это второй ярус. Дальше идет ярус низких деревьев (от 10 до 15 метров) и приземной ярус с молодняком, кустами и пр. Есть еще и межъярусная растительность, самый любопытный представитель которой (во всяком случае, для европейца) – это лианы. Одна из самых характерных особенностей дождевого леса – исключительное биотическое богатство, при этом огромное разнообразие животного мира поддерживается в основном за счет разнообразия флоры: число видов одних только деревьев всего на один гектар леса достигает ста (не говоря о лианах, эпифитах и травах). Любопытно, что такое количество биомассы существует обычно на совершенно неплодородных, голых почвах, из которых вымываются все активные вещества. В то же время свежей органики хватает: это опавшие листья, ветви, семена, плоды и пр. Но высшие растения не могут «есть» это напрямую, и они вступают в симбиоз с микоризными (живущими на корнях) грибами – отсюда и доминирующая поверхностная корневая система. Правда, поверхностные корни, разумеется, неспособны заякоривать в почве (которой к тому же практически нет) дерево-гигант, и потому самые большие деревья отращивают себе досковидные корни, прилегающие к стволу и слегка напоминающие стабилизаторы у ракеты. Такие корни, бывает, отходят от ствола вниз на высоте нескольких метров, а к земле опускаются в трехчетырех метрах от основного ствола.
Егор Быковский
