Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №04 за 2008 год"

Абсолютные истины Симоны де Бовуар

Она была другой, непохожей на своих современниц. Вольной, свободной, крылатой, как птица. «Исключительной личностью» называл ее Франсуа Миттеран, «целой эпохой» – Жак Ширак. С середины XX века ее философскими идеями увлекалась вся Европа. А в Америке читающая публика сразу же раскупила миллион экземпляров ее фундаментального, без преувеличения, сочинения под названием «Второй пол». В нем Симона последовательно и доказательно поведала о том, как на протяжении тысячелетий женщина становилась «добычей и имуществом» мужчины. То обстоятельство, что сама ученая дама никогда не являлась ничьей добычей и уж тем более имуществом, не помешало глубокому проникновению в суть этой вечной темы.

Непреложные качества оригинальной личности – авантюризм, своенравие, желание бросить вызов общественному мнению – были в Симоне, видимо, от рождения. Иначе для чего бы благочестивая девушка, воспитанная в добропорядочной религиозной семье, вдруг отказалась от брака и детей, провозгласила себя абсолютно свободной от всех существующих «предрассудков» на эту тему, стала писать вызывающие романы, проповедовать идеи женской независимости и откровенно заговорила про атеизм, бунт и революционные перемены? Признания своей неординарности мадемуазель де Бовуар никогда не таила и говорила о ней в открытую, в том числе и на страницах «воспоминаний», замечая, что с детства была склонна считать себя уникумом. Объясняла, что ее «превосходство над другими людьми» происходило оттого, что она никогда ничего в жизни не упускала – и в будущем ее «творчество сильно выиграло от такого преимущества». А еще Симона очень рано сделала для себя вывод, который стал одним из основополагающих в ее последующей «философии существования»: жить в двадцать лет вовсе не значит готовиться к своему сорокалетию. И еще – жизнь, следуя Симоне, это отношение к миру, делая свой выбор отношения к миру, индивидуум сам себя определяет.

Симона в шесть лет. 1914 год. Фото RUE DES ARCHIVES/TAL/VOSTOCK PHOTO

Постичь действительность

Собственный выбор – ощутить полноту жизни, постичь действительность в самых разных проявлениях, пережить их и осмыслить – пытливая натура, Симона де Бовуар, сделала будучи подростком. Сначала осуществить свой замысел она пробует в религии, молитвах, искренней вере в Бога, потом ощущение этой полноты придет к ней за ежедневными занятиями интеллектуальным трудом, позже – за литературным творчеством.

Симона де Бовуар родилась в начале 1908 года, 9 января, в Париже. Хотя для нее самой началом года впоследствии будет не первый день января, а 1 сентября. Ее отец Жорж де Бовуар был адвокатом, хорошим семьянином, но при этом увлекающимся и азартным человеком. В начале Первой мировой войны он отдал свое состояние под займы царскому правительству России и – потерял его. Мать Симоны, Франсуаза, религиозная и строгая женщина, воспитывала двух своих дочерей так же, как тогда воспитывали детей в состоятельных аристократических семьях. Девочки были отправлены в коллеж Кур Дезир, где основным предметом являлось Священное Писание. (Симоне тогда шел шестой год.) Образование в этом учебном заведении подразумевало формирование из юных учениц благочестивых девушек, убежденных в вере будущих матерей. Впоследствии Симона вспоминала, как, припав к ногам белокурого Бога, она млела от восторга, слезы текли по ее щекам и она попадала в объятия ангелов…

Но с потерей состояния привычный уклад ее семьи претерпел серьезные изменения. Родители были вынуждены переехать в маленькую квартиру, обходиться без прислуги, вести более скромный образ жизни – оказаться в непривычной среде. А сестры, соответственно, лишились приданого, с ним – и шансов на хорошее замужество. Понимая это, Симона решила во что бы то ни стало овладеть какой-либо профессией, чтобы самой зарабатывать себе на жизнь, и принялась учиться с удвоенной силой, оставаясь при этом набожной барышней, принимающей трижды в неделю причастие. Но однажды в возрасте 14 лет с ней случилось событие, во многом повлиявшее на ее дальнейшую судьбу: по мнению Симоны, ее незаслуженно укорил и обидел словом духовный наставник аббат Мартен. Пока он говорил, «его дурацкая рука давила мне на затылок, заставляла ниже опустить голову, обратить лицо к земле, до самой смерти она будет принуждать меня… ползать по земле», – вспоминала Симона. Этого ощущения ей хватило сполна, чтобы сменить образ жизни, но и в новых обстоятельствах она продолжала думать, что потеря веры – самое большое несчастье. Пребывая в подавленном состоянии, ставя перед собой множество вопросов о сути жизни, Симона пришла к книгам, в которых искала и находила многие ответы, иногда и такие: религия – средство обуздания человека.

Книги постепенно заполнили духовную пустоту вокруг нее и стали новой религией, которая привела ее на философский факультет Сорбонны. В открытии книжного мира и новых имен в нем: Кокто, Клоделя, Жида и других писателей и поэтов – Симоне во многом помог двоюродный брат Жак… Он же рассказывал ей о жизни ночного Парижа, о развлечениях в барах и ресторанах. А ее богатое воображение тут же интерпретировало его рассказы как приключения, которых ей так не хватало для ощущения все той же полноты жизни. А еще ей хотелось поменьше бывать дома – общение с родителями утомляло дочь, особенно традиционные обеды в кругу родственников и известные ей до мелочей разговоры за такими обедами.

Когда же во время летних каникул 1926 года эти отношения накалились до предела, она отправилась в путешествие по ночному Парижу, прихватив с собой младшую сестру.

Что не нравилось в ней родителям? Им казалось, что она «выпала» из нормальной жизни, что учеба сделала ее оторванной от реальности, что она идет поперек всем и всему. Почему конфликтовала Симона? Потому что ей казалось, что ее все время пытаются поучать, но при этом отчего-то никто и никогда не замечает ее взросления, становления, успехов в учебе. Возрастной максимализм Симоны достиг апогея, и вот под предлогом участия в общественных бригадах она убегала вечерами из дома и кочевала по стойкам ночных баров, изучая нравы присутствующей там публики. Наглядевшись всего вдоволь, Симона подытожила, что увидела другую жизнь, о существовании которой она и не догадывалась. Но «сексуальные табу оказались» для нее такими живучими, что она и помыслить не могла о распутстве. В этом смысле «полнота жизни» ее пока не интересовала. О себе семнадцатилетней она пишет, что была экстремисткой, «хотела получить все или ничего». «Если я полюблю, – писала Симона, – то на всю жизнь, я тогда отдамся чувству вся, душой и телом, потеряю голову и забуду прошлое. Я отказываюсь довольствоваться шелухой чувств и наслаждений, не связанных с этим состоянием».

Жан Поль Сартр в военной форме. Середина 1930—1940-х годов. Фото HULTON-DEUTSCH COLLECTION/CORBIS/RPG

Встреча

В преддверии эпохального 1929 года – встречи с Жаном Полем Сартром – Симона де Бовуар уже была непохожей на других интеллектуалок. Ей шел 21-й год, а ему – 24-й. Он заприметил ее сам, но почему-то сначала подослал к ней своего друга. Когда же всей компанией они стали готовиться к заключительным экзаменам, Сартр понял, что встретил самую что ни на есть подходящую спутницу жизни, в которой его удивляло «сочетание мужского интеллекта и женской чувствительности». А она в свою очередь впоследствии писала: «Сартр в точности соответствовал грезам моих пятнадцати лет: это был мой двойник, в котором я находила все свои вкусы и пристрастия…» Она признавалась, что «будто встретила своего двойника» и «знала, что он останется» в ее жизни навсегда. Отныне, после успешно сданных экзаменов, где Сартру досталось первое, а Симоне – второе место (председатель экзаменационной комиссии при этом пояснил, что Сартр обладает уникальными интеллектуальными способностями, но прирожденный философ – Симона), она вместе с ним принялась низвергать эстетические и социальные ценности современного общества, следуя оригинальной философской доктрине – гуманистического экзистенциализма. Социальные катастрофы XX века виделись им «миром абсурда», в котором нет места ни смыслу, ни Богу. Единственная реальность этого бытия – человек, который сам должен наполнить свой мир содержанием. И в нем, в этом человеке, нет ничего заранее заданного, заложенного, поскольку, как считали Сартр и Де Бовуар, «существование предшествует сущности». А сущность человека складывается из его поступков, она – результат его выбора, точнее, нескольких выборов за всю жизнь. Побудителями же поступков философы называли волю и стремление к свободе, и эти побудители сильнее общественных законов и «всевозможных предрассудков».

По окончании учебы Сартра забрали в армию на полтора года. А Симона осталась в Париже, продолжала учиться. После армии он получил место профессора в Гавре и стал пользоваться особым вниманием со стороны студенток: большой оригинал, искусный ритор, человек обширных познаний, он был для них властителем дум. Но Симону его увлечения на стороне, как принято считать и как она, впрочем, писала сама, не смущали. Их союз вообще был особенным, непохожим на привычные союзы. Свои отношения молодые люди называли морганатическим браком и говорили, что пребывают в этом состоянии в двух обличьях: иногда они разыгрывали небогатых и всем довольных буржуа, иногда – представляли себя американскими миллиардерами и вели себя соответственно, подражая манерам богачей и пародируя их. Сартр же в свою очередь отмечал, что Симона помимо таких совместных перевоплощений «раздваивалась» еще и сама по себе, «превращаясь» то в Кастора (Бобра, это прозвище она получила от друзей в годы студенчества), то в капризную мадемуазель де Бовуар. А когда вдруг действительность становилась скучной ему самому, то оба они объясняли это тем, что в Сартра вселялась ненадолго душа морского слона – вечного страдальца, – после чего философ начинал всячески гримасничать, имитируя слоновью тревогу.

Они не имели ни детей, ни общего быта, ни обязательств, пытаясь доказать самим себе, что только так можно почувствовать радикальную свободу. По молодости они забавлялись всевозможными играми и чудачествами. «Мы жили тогда в праздности», – вспоминала Симона. Розыгрыши, пародии, взаимные восхваления имели, продолжала она, свою цель: «они защищали нас от духа серьезности, который мы отказывались признавать столь же решительно, как это делал Ницше, и по тем же причинам: вымысел помогал лишать мир давящей тяжести, перемещая его в область фантазии…»

Судя по воспоминаниям Симоны, она действительно была влюблена безумно и бесконечно счастлива от сознания того, кто оказался с ней рядом. Она всячески подмечала необычайность натуры своего избранника, говорила, что его цепкое, бесхитростное внимание схватывало «вещи живыми», во всем богатстве их проявления, что он внушал ей ту же робость, что внушали позднее лишь некоторые сумасшедшие, которые и в лепестке роз видели хитросплетения интриг. Да и как тут не стать восхищенной, когда рядом с тобой человек, одни мысли которого завораживают? «Парадокс разума состоит в том, что человек – творец необходимости – не может подняться над нею до уровня бытия, как те прорицатели, что способны предсказывать будущее другим, но не себе. Вот почему в основе бытия человека как создания природы я угадываю грусть и скуку», – писал Сартр в парижской газете в конце 1920-х годов.

В целом сартровская «эстетика отрицания» этого периода оказалась очень созвучной мыслям Симоны, а его социальный портрет виделся ей тогда следующим: «Он был анархистом в гораздо большей степени, чем революционером, он считал общество в том виде, в каком оно существовало, достойным ненависти и был вполне доволен тем, что ненавидел его, то, что он именовал «эстетикой отрицания», хорошо согласовывалось с существованием глупцов и негодяев и даже нуждалось в нем: ведь если бы нечего было громить и сокрушать, то литература немногого бы стоила».

Будущий автор известного романа «Мандарины», лауреат Гонкуровской премии за рабочим столом. 1945 год. Фото AKG IMAGES/EAST NEWS

Битва с крабами

«Оригинальный писатель, пока он жив, всегда скандален», – замечала Симона. Следовательно, разоблачать пороки буржуазного общества нужно тоже скандально, скандал – вообще катализатор познания общества, ровно как внутренний конфликт человека приводит к познанию потаенных его качеств. И Симона, и Сартр были большими сторонниками исследования различных экстремальных состояний человека, психических в том числе. Симона признавалась, что их всегда привлекали неврозы и психозы, что в них обнаруживались очищенные модели поведения и страсти людей, которых называют нормальными. Известно, тяга к таким наблюдениям была не только у Симоны и Сартра, многие писатели, поэты, философы черпали в подобных наблюдениях, исследованиях души человеческой необходимый «материал».

Безумцы привлекали Симону и Сартра своими многогранными, сложными и в то же время удивительно точными разоблачениями существующей действительности, с которой безумцы, как правило, враждуют. Это зазеркалье человеческой души будоражило философов, подвигало их к анализу психики, поступков, состояний человека. К тому же в начале XX века психологи и психиатры вплотную занялись вопросами психопатологий человека. И конечно, Симона и Сартр читали и изучали работы К. Ясперса, З. Фрейда, А. Адлера. Свои методы познания личности пытался составить и Сартр. Симона, как могла, способствовала ему в этом. Но философ буквально погряз в этой пучине. Испытывать аномалии восприятия реального мира он пробовал и на себе, вызывая «сдвиги» реальности инъекциями мескалина – галлюциногенного препарата, после которого у Сартра начались кошмарные видения в виде битвы с крабами и спрутами… По окончании воздействия препарата они исчезли.

Помимо безумцев философы увлекались дружбой со всевозможными маргиналами, наподобие автора «Дневника вора» Жана Жене или же Бориса Виана, писателя-скандалиста, низвергавшего мораль буржуазного общества. Удивительно, что такие бунтари, подчас с весьма сомнительными биографиями и родом занятий, привлекали Симону и Сартра куда больше, чем, к примеру, личности, добившиеся в те годы технических достижений, например полета в стратосферу.

Волокита

Париж 20—30-х годов XX века был, как известно, эпицентром искусств, моды и, конечно, философии, которой тогда отводилась роль «ключа к истине». Здесь Жан Поль и Симона продолжили свою педагогическую деятельность, получив должности преподавателей философии. Стоит сказать, что они и в этот период, и в дальнейшем никогда не жили под одной крышей, селились намеренно в разных отелях, но встречались ежедневно. Общались с художниками, приходили в их кафе и мастерские, проводили время в кинотеатрах…

По прошествии пяти лет с момента образования этого интеллектуального союза в жизни Симоны и Жана Поля появилась постоянная любовница – русская аристократка Ольга Козакевич. Она будто поддразнивала эту парочку, проявляя страсть то к ней, то к нему. И вот однажды Жан Поль вопреки сложившимся традициям не разлучаться с Симоной провел весь отпуск с Ольгой, оставив свою любимую интеллектуалку в Париже. Вспоминая о Козакевич, Симона говорила, что она всем своим поведением была против условностей, запретов, общественных табу. «Она претендовала на то, чтобы вырваться из плена человеческого удела, которому и мы покорялись не без стыда». «Удовольствиям она предавалась без меры, ей случалось танцевать до обморока. Говорят, что Сартр предлагал «бунтарке» Козакевич руку и сердце, продолжая при этом испытывать самые неподдельные чувства к Симоне… После отказа Жан Поль, конечно же, не горевал – он перекинулся на ее сестру, Ванду. А Симона делала вид, что ничего особенного не происходит, хотя кто, кроме Сартра, мог почувствовать, что действительно испытывала в такие моменты де Бовуар. В целом эта пикантная тема оговорена уже не единожды, при этом постоянно замечается, что сама Симона была еще более откровенной в своих связях на стороне. Будто она уезжала на отдых с той или другой ученицей, а потом знакомила их с Сартром. Якобы одной из таковых была Бьянка Ламблен, ставшая потом известным философом.

Альбер Камю. Фото FOTOBANK.COM/GETTY IMAGES

Безвременье

В конце 30-х годов XX века образ жизни Симоны и Сартра изменился, причем не столько сам образ, сколько их отношение к тому, что происходило в мире – события тех лет отложили свой отпечаток на их мировоззрении. Гражданская война в Испании, поражения республиканцев, активность итальянских фашистов… Расцвет нацизма в Германии.

С началом Второй мировой войны Сартра мобилизовали, а в июне 1940 года он попал в немецкий плен. Симона в это время преподавала в Париже и занималась литературой. Написала роман «Девушка приглашена в гости», где главная героиня – гостья – разбила жизнь одной супружеской пары. А в целом, вспоминая литературную жизнь 1940—1943-х годов, де Бовуар отмечала, что художественное слово тогда было в упадке. Событием для нее стала лишь повесть А. Сент-Экзюпери «Военный летчик» (1941).

Сартр вернулся из плена в 1943 году и сразу же развернул активную деятельность: напечатал в хорошем издательстве книгу Симоны, убедил ее заняться литературным делом, вступил в ряды Сопротивления, основал газету «Комба», в которой публиковал прокоммунистические статьи и, конечно же, популяризировал свою философию – гуманистический экзистенциализм. В это же время Симона и Сартр сблизились с А. Камю, которого философ встретил на репетиции пьесы «Мухи». Их дружба обрастала новыми знакомствами, и по окончании войны вокруг Сартра, Симоны и Камю организовался довольно большой круг интеллектуалов. Духоподъемное время способствовало новым идеям, новой политике. Последняя вошла тогда в их жизнь накрепко. Симона вспоминала, как братались в 1945-м голлисты, коммунисты, марксисты… Как заключал по этому поводу Камю: «Политика неотделима более от индивидов. Она являет собой прямое обращение человека к другим людям».

В 1945 году Сартр уехал в Нью-Йорк. Симону он не взял. За долгие годы их творческого союза такой шаг он сделал впервые. Там он влюбился в актрису Долорес Ванетти Эренрейх и остался в США, куда через некоторое время полетела и Симона.

Американский муж

В 1947 году в США у Симоны де Бовуар состоялась еще одна эпохальная встреча. Нельсон Олгрен, американский писатель, предложил француженке сопровождать ее по Чикаго. (В США она прилетела по приглашению нескольких американских университетов и пребывала там с января по май.) И к Симоне в возрасте 39 лет пришло еще одно большое чувство. Их роман длился 14 лет, как писал впоследствии страдающий от любви и разлуки Нельсон, она вымотала его за эти годы, отвергнув в самом начале предложение о создании семьи и замужестве.

«Любимый мой Нельсон. Откуда это Вам, гордецу, известно, что мои чувства к Вам неизменны? Кто Вам это сказал? Боюсь, что они действительно не изменились. Ах, какие муки любви и радости, какое наслаждение испытала я, когда читала Ваше письмо…» – писала Симона 15 декабря 1948 года в одном из 304 писем к своему возлюбленному, которого она называла «любимым мужем». Эти письма впоследствии были опубликованы приемной дочерью Симоны Сильвией ле Бон де Бовуар. Эта переписка не случайно названа «Трансатлантическим романом» – в ней все сплошные чувства, а рядом с ними соображения обо всем происходящем вокруг: «Милый, милый. Вот я и снова в Алжире, под окном расстилается огромный сад из пальмовых деревьев, я вижу множество розовых и лиловых цветов, дома, сосны, а за ними – корабли и море, бледно-голубое… Видели, с какой услужливостью США хотят нам «помочь» организовать армию, способную разбить СССР? Скажите им, что они перестарались и мы их усилий не оценили. Мысль, что французы должны принять участие в войне, довольно странная. Сталина ненавидят в такой же степени, как и Уолл-стрит, как же поступить?..»

Слава

В 1949 году Симона издала книгу, которая взорвала общественное мнение. Сначала «Второй пол» увидел свет во Франции, а потом практически во всех странах Запада. Сама идея этого социально-биологического, антропологического труда была подсказана писательнице Сартром, который обладал по отношению к ней невероятной интуицией. И это чувство его не подвело. Его спутница справилась с задачей блестяще, она начала с анализа мифов разных народов, в которых устоялись и отразились представления о роли и назначении женщины, а потом, следуя хронологии, разобрала многочисленные труды по этому «вечному вопросу», пытаясь понять, отчего произошло принятое всеми различие: мужчина – полноценный человек, субъект истории, женщина – существо сомнительное, объект его власти. Особенным образом Симона выделяет работу Пулена де ла Бара «О равенстве обоих полов». Она принимает точку зрения автора о том, что неравное положение мужчины и женщины в обществе есть результат подчинения женщины грубой мужской силе, но отнюдь не предназначение природы. В целом в феминистской литературе книга «Второй пол» занимает особую нишу, несколько поколений женщин, несмотря на понятную реакцию отцов церкви, считали ее своего рода Библией. Но самое главное, что до сегодняшнего момента это исследование является самым фундаментальным в своей области. А тогда, в 1949 году, оно появилось как нельзя вовремя. В России «Второй пол» издали лишь по прошествии почти полувека с момента выхода книги во Франции. Но что говорить об этой книге? Если даже «Воспоминаниям благовоспитанной девицы» в печати также было отказано. В своей книге «В конечном счете» Симона де Бовуар замечает, как сам Твардовский никак не мог решиться опубликовать «Слова» (1964) Сартра, за которые ему была присуждена Нобелевская премия, от которой он, как известно, отказался.