Текст книги "Журнал «Вокруг Света» № 2 за 2005 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Феномен:
Искусство гнездования
Когда первые европейцы оказались в горных лесах Новой Гвинеи, их ждало немало удивительных открытий. Но одно из чудес этого тропического острова долго оставалось незамеченным выходцами из Старого Света. Встречая под пологом леса округлые, высотою более полуметра шалашики, сооруженные из веточек, аккуратно пристроенные к стволу дерева, с полом, выложенным зеленым мхом и яркими цветами, и даже двориком перед входом, обнесенным оградой и тоже украшенным разноцветными ягодами, цветами, блестящими ракушками и камешками, европейцы не обращали на них особого внимания, так как были уверены, что эти беседочки – игрушечные домики туземных ребятишек.
Им и в голову не могло прийти, что к этим постройкам имеют какое-то отношение небольшие, размером со скворца, птички, тревожно кричащие в соседних кустах, к тому же и птичьих яиц в беседочках никогда не находили. И тем не менее оказалось, что такие беседочки строят и украшают в период размножения самцы полосатого садовника – птицы, принадлежащей к семейству шалашниковых.
Беседочки шалашников предназначены для привлечения самок, около них происходят ритуал ухаживания и спаривание, а яички самки этих птиц откладывают в свитое по соседству гнездо традиционной чашеобразной формы. Брачное поведение самцов шалашников, тратящих массу времени и сил на сооружение «беседок любви», – уникальное явление в мире птиц. Строительные способности прочих птиц проявляются только при создании гнезд, предназначенных исключительно для выведения потомства, и лишь единичные виды используют их еще и для ночевок вне периода размножения.
Хорошо знакомые нам зимородки, щурки, сизоворонки, ласточки-береговушки устраивают гнезда в глубоких норах, вырытых в крутых обрывах. Немало птиц гнездится в дуплах деревьев, причем одни из них (такие, как дятлы) самостоятельно их выдалбливают, а другие – пользуются результатами чужого труда или естественными дуплами.
В том случае, если гнездо не спрятано надежно в глубине норы или дупла, а располагается открыто, да еще и поднято в целях безопасности высоко над землей, нужна достаточно прочная конструкция. Примером основательности могут служить гнезда-платформы из веток и сучьев, которые сооружают дневные хищные птицы, цапли, аисты. Нередко такие гнезда используются на протяжении многих лет и даже переходят по наследству (известно гнездо белых аистов, просуществовавшее около 400 лет). Поскольку птицы каждый год ремонтируют и надстраивают гнездо, то его размеры и вес увеличиваются год от года. Например, вес одного гнезда белоголовых орланов, замеренный после того, как поддерживающие его сучья обломились и оно упало на землю, составил 2 тонны.
Если гнезда-платформы крупных птиц способны поразить воображение своей долговечностью и размерами, то домики птичек помельче изумляют функциональностью конструкции и многообразием используемых материалов. Гнездышко самых маленьких птиц наших северных лесов – корольков – только с виду кажется незатейливой мягкой чашечкой из мхов и лишайников, выложенной внутри пухом и шерстью. Но этот домик, весом всего около 20 г, так надежно хранит тепло, что птичка может оставлять его почти на целых полчаса, не опасаясь, что крохотные яйца остынут. А во время дождя оно впитывает более 60 г воды, оставаясь абсолютно сухим внутри, его не может сорвать с ветки самый сильный ветер, когда же птенцы подрастают и их суммарный вес достигает почти 100 г, оно растягивается на треть, не теряя при этом прочности. Такие исключительные свойства гнезда достигаются благодаря довольно сложному трехслойному строению, тщательно подобранным теплоизолирующим материалам, а также тому, что его каркас сделан из паутины – фантастически прочного и эластичного материала.
Самые сложные конструкторские задачи приходится решать птицам, чьи гнезда не покоятся в развилке ветвей, а подвешены на них. Однако такое расположение гнезда является наиболее безопасным, поэтому многие птицы не жалеют времени и сил для устройства подобных жилищ. Так, синицы ремезы подвешивают гнезда-рукавички на тонких веточках склоняющихся над водой деревьев. Основу гнезда составляют искусно переплетенные соломинки, корешки, волокна крапивы, промежутки между которыми настолько тщательно законопачены растительным пухом, что получившаяся ткань по своим свойствам не уступает шерстяному войлоку.
Одни из самых многочисленных птиц тропических районов Африки – ткачики в совершенстве освоили технику макраме, научившись не только переплетать, но и связывать разнообразными узлами растительные волокна и травинки. Чтобы запастись строительным материалом, птицы срывают гибкие соломины зеленых злаков или, ухватив клювом край пальмового листа, взмывают вверх, распуская его на узкие полоски. У некоторых видов ткачиков гнезда похожи на аккуратные шарики, у других – на длинные кошели или рукавички, ткачики, живущие колониями, устраивают «многоквартирные дома», в которых сотни отдельных гнезд располагаются под общей крышей.
В мастерстве строительства с ткачиками может состязаться птицапортниха из Юго-Восточной Азии, близкая родственница наших славок. Свое гнездышко она устраивает в кулечке, свернутом из одного большого или нескольких маленьких листьев. Чтобы края кулечка не расходились, птичка проделывает в них отверстия, сквозь которые протягивает растительные волокна или паутинки, завязывая свободные концы узелками.
Благодатным материалом для строительства гнезда служит глина. Сороки, дрозды-рябинники промазывают ею лоток гнезда, многие виды ласточек лепят из нее гнезда-кувшинчики самой разнообразной формы. Но наиболее основательные глиняные постройки возводят южноамериканские птички – рыжие печники. На толстых горизонтальных ветвях, столбах изгородей или крышах домов они устраивают из комочков смешанной с навозом глины массивный фундамент будущей постройки, затем выкладывают стены и куполообразное перекрытие. Получается похожее на круглую печь сооружение с овальным входом-летком, ведущим в «переднюю», через невысокую перегородку от которой располагается выстланная мягким материалом гнездовая камера. Высохнув под лучами жаркого солнца, стенки постройки становятся прочны, как камень, и разбить их можно только с помощью кувалды.
Признанные оригиналы в строительстве гнезд – стрижи широко используют в качестве цементирующего материала собственную слюну, быстро застывающую на воздухе. Обычные обитатели наших городов, черные стрижи, подхватывают в воздухе растительный пух, клочки бумаги и прочий мусор и, склеивая все это слюной, сооружают в укромных нишах на чердаках чашеобразные гнездышки. Гнезда обитающих в тропических районах Америки кайенских стрижей представляют собой свисающие со скальных обрывов длинные (до полуметра) трубки, стенки которых состоят из склеенных слюной растительных материалов. Но всех превзошли маленькие стрижи серые саланганы, гнездящиеся в пещерах некоторых районов Юго-Восточной Азии. Их похожие на полупрозрачные чашечки гнезда целиком состоят из застывшей слюны. Если такое гнездо сварить, добавив специи, то получается блюдо, похожее по вкусу и питательной ценности на раствор желатина – знаменитый «суп из ласточкиных гнезд». Китайцы его очень любят, поэтому крупные колонии серых саланганов стали в наши дни большой редкостью.
Среди самых феноменальных достижений строительного искусства встречаются настоящие уникумы, каковыми являются гнезда хохлатого стрижа. Эти стрижи прикрепляют к горизонтально расположенной ветке крохотную чуть вогнутую пластиночку из слюны и кусочков коры, куда и откладывают единственное яйцо, тоже приклеив его для надежности слюной. Гнездо такое маленькое и хрупкое, что насиживающая птица сидит не в нем, а на ветке; сюда же очень скоро вынужден перебраться и выросший из своего гнезда птенец. И совсем уж в спартанских условиях выводит птенцов пальмовый стриж. Эта птичка приклеивает к нижней стороне листа кокосовой пальмы пластинку из слюны и растительных волокон, а к ней – 2 яйца. Лист пальмы свисает вниз, и птица, цепляясь коготками за гнездо, насиживает кладку не сидя, а вися на нем. В этой же позе проводят 2—3 недели и птенцы, пока не оперятся и не смогут наконец покинуть свою неуютную колыбельку.
Особенности постройки гнезда и его расположения являются такими же характерными признаками вида, как окраска оперения или особенности поведения. Поэтому, даже не видя самой птицы, специалист, взглянув на гнездо, может достаточно четко определить, какой птицей оно построено. Правда, птицы могут изменять давно сложившимся традициям и экспериментировать, например, с новыми гнездовыми материалами. Конечно, нет ничего удивительного в том, если они используют для выстилки гнезда подобранные у человеческого жилья вату, бумагу или устраивают гнезда в консервных банках, но бывают и совсем уж курьезные случаи. Так, на одном из орнитологических съездов было представлено воронье гнездо, построенное целиком из алюминиевой проволоки.
Умение создавать гнезда передается по наследству, и большинство птиц, выращенных в неволе и никогда не видевших, как должно выглядеть их гнездо, способны более или менее точно построить его, если снабдить их соответствующими материалами. Но, по крайней мере, некоторые виды птиц могут и обучаться этому ремеслу. Самцы ткачиков начинают пробовать строить гнезда задолго до достижения половой зрелости, разрушая первые неудачные результаты своего труда и принимаясь за работу снова, пока у них наконец не получается гнездо, способное понравиться придирчивым самкам. Ведь строительство дома для птенцов должно отвечать многочисленным и разнообразным требованиям. Здесь важны и форма, и расположение гнезда, и даже его цвет, потому что в таком серьезном деле, как выведение потомства, мелочей не бывает.
Ирина Травина
Музеи мира:
История на месте ее действия
Швеция не участвовала ни в Первой, ни во Второй мировой войнах. На ее города не падали бомбы, дома и улицы остались такими же, как столетие или два тому назад. История из категории времени здесь превращается в категорию пространства: ты словно входишь в нее. Музей армии расположен на месте старого Артиллерийского двора, статуи в Саду Миллеса стоят там, где более полувека назад поставил их сам скульптор, из окон Музея «Васа» хорошо видно место постройки и место гибели королевского корабля.
1 300 метров до бессмертия
«Васу» построили на верфи в самом центре Стокгольма. Затем корабль перевели к расположенному неподалеку причалу у королевского дворца, чтобы загрузить балласт, пушки и ядра для первого плавания. Отплытие было обставлено очень торжественно. Корабль должен был пройти среди стокгольмских шхер, неподалеку взять на борт 300 солдат и только после этого отправиться в боевой поход. Поэтому на «Васе» кроме 100 человек экипажа находились женщины и дети, пришедшие проводить своих мужей и отцов, а заодно прокатиться на красавце флагмане.
Ветер не благоприятствовал, и первые сотни метров «Васу» верповали – тянули с помощью якорей. Затем капитан Сёфринг Ханссон отдал приказ: «Поднять фок, фок-марс, грот-марс и бизань». Матросы взобрались по снастям и поставили четыре из десяти парусов галиона. Отсалютовали пушки… Описание дальнейшего берем из официального донесения Государственного совета королю Густаву II Адольфу: «Корабль повалился набок, вода хлынула через пушечные порты, и он медленно пошел на дно с поднятыми парусами, флагами и всем прочим…»
В 1956 году затонувшее судно было обнаружено около острова Бекхольмен, в 1961-м поднято и поставлено в специальное помещение, где почти 20 лет велись реставрационные и консервационные работы. В 1987 году для галиона стали строить новое музейное здание. 15 июня 1990 года король Карл XVI Густав торжественно открыл Музей «Васа».
Корабль проплыл 1 300 метров и пролежал на дне 333 года.
Великий утопленник
Возможно, «Васа» знаменит именно потому, что был найден и поднят? И любой старинный корабль, окажись он на месте «Васы», был бы сегодня не менее известен? Истории обнаружения и подъема галиона в экспозиции музея уделено значительное место. Корабль был найден Андерсом Франсеном – одним из ведущих специалистов по военноморской истории Швеции XVI– XVII веков. Определив в результате пяти лет архивных изысканий возможное местонахождение «Васы», Франсен изготовил специальный зонд и отправился на поиски судна. 25 августа 1956 года у него «клюнуло»: зонд поднялся с куском почерневшего дуба. Несколькими днями позже на месте, указанном Франсеном, спустился водолаз Пер Эдвин Фельтинг и сообщил по телефону: «Здесь совсем темно, я ничего не вижу, но чувствую что-то большое. Борт корабля. Вот пушечный порт, а вот еще один. Два ряда. Это, должно быть, „Васа“.
Дальше началось нечто невообразимое. По всей стране развернулась кампания «Спасите „Васу“. От фондов, частных лиц и предприятий начали поступать деньги и материалы. Флот бесплатно предоставил суда, спасательная компания „Нептун“ – понтоны и подъемные приспособления. Осенью 1957 года приступили к работам. Труд водолазов был сложным и небезопасным. Галион глубоко засел в иле и донных отложениях. Нужно было пробить шесть туннелей, чтобы пропустить под днищем мощные стальные канаты. Водолазы промывали туннели мощной водяной струей. Над их головами нависал трехсотлетний корабль с каменным балластом на дне. Выдержит ли корпус, никто точно сказать не мог…
Но все обошлось. В 1959 году галион приподняли и вывесили между дном и поверхностью. Начался второй этап работ, который можно назвать подводной реставрацией. Деревянные части «Васы» сохранились прекрасно, чему способствовала одна особенность Балтийского моря. Из-за низкой солености воды в Балтике, в отличие от других морей Мирового океана, не водится ракушка-точильщик, уничтожающая дерево. Поэтому затонувшие деревянные корабли на Балтике сохраняются в течение сотен лет. Но от железных болтов, скреплявших корпус «Васы», остались только отверстия. Водолазам нужно было поставить новые болты, отремонтировать частично поврежденную корму и снабдить пушечные порты прочными люками. Эти работы продолжались 2 года.
24 апреля 1961 года под объективами телекамер «Васа» появился на поверхности. Сохранность галиона оказалась столь хорошей, что после того, как из корпуса откачали воду, корабль… поплыл. «Васу» отбуксировали в док для дальнейшей реставрации.
После подъема каждый килограмм древесины корпуса содержал 1,5 л воды. На воздухе такое дерево уже через несколько дней начинает ссыхаться и трескаться. «Васа» мог рассыпаться полностью. Поэтому было решено орошать корабль раствором полиэтиленгликоля – вещества, входящего в состав губной помады и кремов для рук. Его важной особенностью является способность проникать в древесину и замещать воду в клетках. Скульптура и небольшие деревянные фрагменты вымачивались в ваннах, а корпус судна 17 лет стоял под полиэтиленгликолевым душем. Но и сегодня корабль очень чувствителен к изменениям температурно-влажностного режима и воздействию света. Поэтому посетители вынуждены осматривать «Васу» в полумраке.
Рассказывая об истории обнаружения и подъема галиона, хотелось бы обратить особое внимание на два обстоятельства. Франсен искал в стокгольмской гавани не просто древний корабль, а конкретно «Васу». В водах Балтики и раньше обнаруживали затонувшие старинные суда, но никому не приходило в голову тратить средства на их подъем и дорогостоящую реставрацию. Но «Васа» – корабль особый. Он стал знаменитым не оттого, что его нашли и подняли. Все было наоборот: галион целенаправленно искали и подняли именно потому, что он был знаменит. Слава корабля началась еще до спуска на воду.
От бога и флота
«Процветание королевства зависит от Бога и нашего флота». Эти слова, принадлежащие шведскому королю Густаву II Адольфу, – не просто лозунг. В них целая политическая программа, о которой можно узнать из экспозиций «Швеция в 1628 году» и «История строительства корабля».
В начале XVII века Швеция была бедной страной: ее суровая природа и скудная почва приносили небольшие доходы. А на Балтике шла оживленная торговля хлебом, доставлявшимся в Англию и Голландию из Польши и немецких княжеств. И подобно тому как некогда предки шведов – викинги (морские разбойники) грабили берега Европы, так и теперь шведское дворянство, превратившись в сплоченную и дисциплинированную армию, готовилось силой урвать долю барышей, захватив все побережье Балтийского моря. В те годы при шведском дворе говорили, что другие государства ведут войну, когда у них много денег, а Швеция воюет для того, чтобы добыть деньги. Воспользовавшись «смутным временем» Московского государства, шведы захватили Ладожскую область, устья Невы и Нарвы, у Польши – Лифляндию, а также получили право сбора пошлин в Данциге, близ устья Вислы. В руках Швеции вместе с ранее принадлежавшей ей Финляндией и Эстляндией оказалось все северо-восточное побережье Балтийского моря.
Шел десятый год Тридцатилетней войны (1618—1648). Теперь Густав II Адольф захотел получить и южное побережье – Померанию. Для этого требовался мощный военный флот. Густав II Адольф приказал главному строителю королевской верфи голландцу Хенрику Хюбертссону заложить кили четырех огромных кораблей.
Главным из них должен был стать «королевский корабль» «Васа» – флагман шведского флота, названный именем правящей династии. За постройкой галиона напряженно следила не только вся Швеция, но и находившиеся при дворе послы иностранных государств. Король решил потрясти противников как мощью судна, так и его роскошью. Поэтому над скульптурным убранством «Васы» трудились лучшие резчики по дереву из разных стран Европы.
Но, конечно, главным достоинством корабля должны были стать невиданные доселе боевые и мореходные качества. Галион построен целиком из дуба (в Швеции был даже принят специальный закон, запрещающий вырубку дубов для любых целей, кроме корабельного строительства). Длина корпуса (без бушприта) составляет 61 м, максимальная ширина – 11,7 м, осадка 4,8 м. «Васа» имеет 4 палубы (2-я и 3-я – пушечные) и вооружен 64 пушками, 48 из которых – очень мощные по тому времени 24-фунтовые орудия.
Судно создавалось как новое супероружие. Хотя в XVII веке еще не существовало писаной теории корабля, голландские мастера на основе предыдущего опыта и интуиции пришли к выводу, что у судна, отвечающего требованиям его величества, центр тяжести будет располагаться слишком высоко. Чтобы увеличить остойчивость, галион следует сделать на пару метров шире (что неизбежно снизит его быстроходность и маневренность) или сократить число орудий. Но Густав II Адольф приказал строить флагман по утвержденным размерам.
Позднее многие историки трактовали этот указ как «королевскую прихоть» и самодурство венценосной особы. Думаю, что подобные обвинения не вполне справедливы. «Васа» не имел прямых аналогов, это был экспериментальный корабль. А если хочешь создать что-то принципиально новое, нужно идти на риск, и король решил рискнуть. Но Бог отвернулся от флота…
Кто виноват?
В экспозиции музея установлена поучительная игра. Садясь за компьютер, посетитель превращается в кораблестроителя – получает возможность улучшить мореходные качества «Васы». Можно сделать галион шире или уже, добавить балласт, изменить число пушек и площадь парусов. После этого судно проходит две проверки: боковой порыв ветра (сила которого регулируется) и «королевскую приемку». На каждом шагу играющий может знакомиться с теорией корабля, опираясь тем самым на современные научные знания. Однако большинство посетителей не желают тратить время на теорию и сразу идут на эксперименты. Не избежал этого соблазна и я, в результате чего в полной мере ощутил всю сложность положения, в которое попали голландские корабелы. Мой «Васа» либо опрокидывался при среднем ветре, либо становился неповоротливым, тяжелым и недостаточно вооруженным. После чего виртуальный Густав II Адольф неумолимо сообщал, что подобная посудина ему не нужна. Наверное, по законам компьютерных игр золотая середина где-то существует, но обнаружить ее «методом тыка» мне не удалось.
Особая звуковая экспозиция посвящена суду Государственного совета, начавшемуся на следующий день после катастрофы. Посетитель слышит звучащие в сумраке голоса (тут все документально – протоколы допросов сохранились):
Следователь: Капитан Сёфринг Ханссон, Вы были пьяны? Не закрепили пушки как следует?
Ханссон: Вы можете разрубить меня на тысячи кусков, если пушки не были закреплены. И перед Всевышним клянусь: никто на борту не был пьян. Это был совсем небольшой порыв ветра, опрокинувший судно. Корабль был слишком неустойчив, хотя весь балласт был на борту…
То же утверждали и члены команды. Кстати, время подтвердило правдивость показаний Ханссона: когда галион подняли, лафеты стояли ровными рядами, крепления пушек были целы, а балласт занимал отведенное ему пространство. Моряки твердо стояли на своем: причина гибели корабля в том, что он неверно построен.
На допрос были вызваны корабелы Хейн Якобссон и Арент де Грот (главный строитель корабля Хенрик Хюбертссон умер за год до того). Они также поклялись в своей невиновности и сказали, что «Васа» сооружен в полном соответствии с размерами, утвержденными самим королем. На борту было то количество пушек, которое указано в контракте.
– Кто же виноват? – спросил следователь.
– Только Господь Бог знает,– ответил де Грот.
Бог и король, одинаково непогрешимые, оказались втянутыми в следствие. Судить стало некого. Никто не был признан виновным, никто не был осужден за катастрофу.
Великий соблазн
Злополучный порыв ветра опрокинул «Васу» набок, но, погружаясь, корабль снова принял вертикальное положение и лег на дно на глубине 32 метров. Максимальная высота «Васы» (от киля до верха грот-мачты) составляла 52,5 метра. Мачты галиона, торчащие из воды посредине стокгольмской гавани, являли собой великий соблазн.
Уже через 3 дня после крушения объявились желающие поднять судно с морского дна. Первым за это взялся англичанин Йен Булмер. После того как он потерпел неудачу, подъем доверили шведскому адмиралу Флемингу. В помощь себе тот взял «Длинного» Ханса Улофссона из Карелии, который «мог ходить под водой». Но у Длинного Ханса тоже ничего не получилось.
Почти три десятилетия после катастрофы в Стокгольм приезжали разные изобретатели, искатели сокровищ и авантюристы, пытавшиеся тем или иным способом поднять либо сам галион, либо его 64 дорогие бронзовые пушки. Интересно, что еще в середине XVI столетия итальянец Джероламо Кардано в своем трактате опубликовал гравюру, показывающую технику подъема затонувшего корабля с помощью тросов, присоединенных к большим поплавкам (ту самую, что была использована при подъеме «Васы» в XX веке). Но теория теорией, а на практике ничего не получалось до тех пор, пока в 1658 году пушками «Васы» не заинтересовались швед Альбрехт фон Трейлебен и немец Андреас Пеккелль. Они прибыли в Стокгольм, оснащенные по последнему слову техники – с водолазным колоколом. Его копия, выполненная и испытанная в 1960 году, показана в экспозиции. Колокол представляет собой большой (около 1,5 м высотой) металлический стакан, перевернутый вверх дном, к которому на цепях привешена тяжелая металлическая платформа. Когда водолаз становился на платформу, его голова оказывалась в воздушном кармане внутри стакана. В темноте и холоде на глубине 30 метров водолаз должен был снять пушку весом в тонну с лафета, вытащить ее через порт и поднять на поверхность. Глядя на водолазный колокол, трудно поверить, что такое возможно. Тем не менее в течение двух сезонов подчиненные фон Трейлебена извлекли свыше 50 орудий.
Имеется описание очевидца – итальянского священника Франческо Негри, наблюдавшего водолазные работы в 1663 году: «Водолаз был одет в кожаную одежду с двойными кожаными сапогами. Он стоял на платформе из свинца, которая висела под водолазным колоколом. Я спросил его, как долго он может находиться на дне. Он ответил, что полчаса. Но то было в конце октября, и когда через четверть часа водолазный колокол был поднят, то человек дрожал от холода, хотя он был очень сильным и родившимся в здешних местах. Я хотел сам испробовать водолазный колокол, но мне отсоветовали…»
Труд водолазов XVII века был настоящим подвигом. Для сравнения можно упомянуть, что в конце 1950-х годов водолазу, оснащенному современным оборудованием, потребовался целый день, чтобы поднять одну из пушек «Васы». В 1683 году с «Васы» была поднята еще одна пушка, после чего попытки достать что-либо со злополучного корабля прекратились. Мачты галиона торчали из воды до XVIII века, потом сгнили и упали. Постепенно точное местоположение судна забыли.
Мир «Васы»
Единственной драгоценной вещью, поднятой вместе с кораблем в 1961 году, оказался маленький золотой перстень. Но десятки тысяч предметов, найденных на борту, в историческом смысле оказались подлинным сокровищем. Это сундучки офицеров, скромное имущество матросов, одежда, инструменты, немудрящее медицинское оборудование, настольные игры и, конечно, предметы, относящиеся к оснастке и убранству судна. От железных частей инструментов остались только хлопья ржавчины, но киянки, ручки коловоротов, рубанки выглядят совсем современными. Время оказалось невластным и над посудой из стекла, керамики, олова. В одной из оловянных бутылок сохранился ром – вещь для начала XVII века редкая (основным алкогольным напитком, употребляемым мореплавателями того времени, было пиво). Самое поразительное – сохранность парусов и канатов. Как уцелели шесть из десяти парусов галиона, понять невозможно, но факт остается фактом: они выставлены в экспозиции. Великим благом для музея «Васа» оказалось то, что в трюмах судна не было драгоценностей, вследствие чего сам корабль и найденные в нем вещи демонстрируются и воспринимаются исключительно как памятники техники и культуры.
Взгляду посетителя предстают сотни экспонатов, он может получить хорошее представление об одежде и снаряжении моряков, о том, что они ели и пили, как проводили свободное время, как управляли кораблем, узнать о социальной структуре экипажа, отношениях между офицерами и матросами (экспозиция «Жизнь на борту. Если бы „Васа“ плавал…»). Здесь представлен фрагментарный макет корабля в натуральную величину. Посетители могут походить под низким потолком пушечной палубы, примериться к орудиям, подергать вертикальный рулевой шест (штурвалов во времена «Васы» еще не было).
Отдельное внимание уделено морским сражениям, ходовым и боевым качествам парусных судов, секретам их постройки. «Васа» стал поводом для того, чтобы рассказать множество разных историй. Рядом с музеем даже разбит небольшой садик, где растут овощи, цветы и целебные растения, культивировавшиеся в эпоху «Васы».
Большое место отведено реконструкции пышного скульптурного убранства галиона. Подлинная резьба утратила полихромию и имеет сегодня тот же черный цвет, что и корпус корабля. Первоначальная пестрая раскраска реконструирована на копиях – выглядит она на современный взгляд довольно варварски. Впрочем, большая часть рельефов не предназначалась для осмотра с близкого расстояния. Резчики ориентировались, скорее, на зрителя с берега, издали смотрящего на плывущее судно.
И конечно, неописуемо хорош сам корабль, возвышающийся в полумраке специально построенного для него здания. Лазать по галиону посетителям запрещено, но рассмотреть его можно детально – от киля до середины мачт. Здание музея семиэтажное: в боковых частях расположены экспозиции, а центральное пространство представляет собой «шахту», в которой стоит сам корабль. Перемещаясь с яруса на ярус, ты все время видишь «Васу» – снизу, сбоку, сверху…
Здание музея возведено над старым доком XIX века, куда сначала завели «Васу», а потом откачали воду. Этот огромный бетонный павильон, крытый медью, отдаленно, хотя и не карикатурно, напоминает корабль. Сходство увеличивают три установленные на крыше стальные мачты, словно продолжающие настоящие мачты стоящего внутри галиона.
Несмотря на всю многоплановость музея «Васа», есть вопросы, которые остались за рамками экспозиции. Что привело членов команды на корабль? Была ли жизнь на судне легче, чем на берегу? Какая часть матросов и солдат доживала до сорока лет? Как их семьи, если они у них были, сводили концы с концами в их отсутствие? Чем для этих людей была война?
Ответы на подобные вопросы мы находим в другом удивительном музее Стокгольма – Музее армии.
Жестоко, страшно ремесло солдата
Швеция в прошлом – великая военная держава. В королевстве помнят те времена, когда Швеции принадлежала половина Европы, а ее армия служила образцом, на который ориентировались Пруссия и Россия. Шведы прекрасно знают, что такое война. Может быть, поэтому эта страна уже 200 лет ни с кем не воюет. Как известно, «война портит солдата», а шведы к своим солдатам относятся бережно. Последний раз они использовали их в войне с Наполеоном. В некотором смысле шведская армия уже музеефицирована. А потому неудивительно, что Музей армии – одно из самых интересных мест Стокгольма.
Военные музеи есть во многих европейских странах, хотя и не везде: например, в Германии музеи милитаристской направленности запрещены законом с 1945 года. Если не вдаваться в профессиональные детали, все военно-исторические музеи можно свести к трем типам: батальные (музеи полей сражений и отдельных войн), армейские (войсковые) и оружейные (военно-технические). При всем разнообразии типологии и пестроте представленного материала экспозиции военно-исторических музеев обладают одной принципиальной общностью – центральное место в них занимает война. И видит эту войну зритель глазами полководца: во главу угла ставится воинское искусство – тактика и стратегия боевых действий. И только Музей армии в Стокгольме составляет исключение. Здесь война показана с точки зрения солдата.
История основания стокгольмского музея вполне тривиальна. Как и многие военно-технические музеи, он возник на месте старого Артиллерийского двора, исполнявшего роль оружейной мастерской и арсенала одновременно. Музей знакомил с богатейшими коллекциями различных орудий убийства и счастливо просуществовал в таком виде до 1995 года. После чего был закрыт на 7 лет, а в 2002 году открылся совершенно в ином обличье. Сегодня о славном артиллерийском прошлом напоминают лишь бронзовые пушки во дворе да пара залов на первом этаже, посвященных истории шведской артиллерии.
Основная же экспозиция, занимающая второй и третий этажи, называется «Война». Поднявшегося по лестнице посетителя встречают четыре высказывания:
