Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Хотя музей вообще не ставил себе целью приобретение экспонатов-реликвий, их за сто лет накопилось тоже немало. Энтомологическая коллекция Альфреда Рассела Уоллеса – «дублера» Дарвина, независимо от него пришедшего к идее эволюции на основе естественного отбора. Гербарий, присланный Александру Котсу Гуго де Фризом – одним из «переоткрывателей» законов Менделя и первооткрывателем генетических мутаций. Первое издание «Происхождения видов» (разошедшееся, как известно, за четыре дня) и несколько собственноручных писем Дарвина… И даже слепок черепа «пилтдаунского человека» – пожалуй, самая знаменитая фальшивка во всей палеонтологии.
А есть тут и реликвии совсем иного плана. Скелет дронта – гигантского нелетающего голубя с острова Маврикий . Чучела бескрылой гагарки (именно этой птице исходно принадлежало имя «пингвин») и американского странствующего голубя. Шкура туранского тигра. Этих животных – как и тура, тарпана, стеллеровой коровы и многих других – больше нет на нашей планете. И уже никогда не будет. Впрочем…
– Основное предназначение коллекций – конечно, служить рабочим материалом для морфологов и систематиков, – говорит Игорь Фадеев. – Но кто знает... Может быть, когда-нибудь технология восстановления вымерших и истребленных видов станет реальностью. И тогда именно такие собрания станут источником их ДНК.
А пока чучела и скелеты бережно хранятся в темных шкафах. Посетители могут ознакомиться с ними лишь при помощи интерактивной программы «За семью печатями» – идешь в компьютерный зал, выбираешь в меню тот или иной отдел фондов, и на экране появляется его хранитель, рассказывающий и показывающий все самое интересное. И, кроме того, конечно, есть выставки...
Они в Дарвиновском музее столь же разнообразны и разностильны, сколь и коллекции. Это может быть, например, выставка старинных натуралистических книг «Заговорили фолианты разом» – благо, в фондах есть «История животных» Конрада Гесснера 1551 года издания, многотомник Бюффона из библиотеки Екатерины II , том Одюбона с его знаменитыми гравюрами... Или «Шутки природы» – экспозиция абсолютно в духе старинных кунсткамер (двухголовые телята, пятирогие козы и тому подобное), но только с серьезным современным комментарием о том, как «получаются» столь странные создания. Музей принимает и выставки, созданные за его пределами, такие как, например, серия великолепных фотографий растений «Herbarium Amoris» шведского фотохудожника Эдварда Койнберга, приуроченная к 300-летию его великого соотечественника – Карла Линнея.
Однако мало собрать ценные коллекции, мало их сохранить и правильно расставить – надо еще ввести их «в оборот», сделать элементом общественной жизни. Над этой задачей бьются все музеи мира. Единого и окончательного решения у нее не будет никогда, но Дарвиновский музей находит свои интересные варианты.
История одного экспоната. Лиса совхозная
Третий этаж, раздел «Эволюция поведения животных». Из витрины на посетителей глядит симпатичная собачка – чуть повисшие уши, черно-белый окрас, дружелюбное выражение морды. С виду – дворняжка дворняжкой, но если приглядеться, то можно уловить в ней нечто странное... Во второй половине 1950-х годов под Новосибирском создали знаменитый Академгородок. Среди прочих в нем открылся Институт цитологии и генетики. Если в Москве еще царил «народный академик» Трофим Лысенко, то здесь, в Сибири, уже можно было заниматься серьезной наукой. Вскоре молодой институт заключил хозяйственный договор с окрестными зверосовхозами. Те выращивали серебристо-черных лисиц – их мех тогда был в моде и прекрасно продавался за рубежом. Проблема, однако, заключалась в том, что даже после нескольких поколений разведения в неволе чернобурки боялись человека. И поскольку при клеточном разведении постоянных контактов не избежать, звери пребывали в состоянии хронического стресса, что плохо сказывалось и на размножении, и на качестве шкур. Кроме того, у выращенных лис, как и у их диких родичей, пора любви наступает в строго определенный сезон и длится недолго – это делало работу ферм крайне неритмичной. «Можете сделать нам лису, ласковую к человеку и размножающуюся круглый год?» – спросили звероводы. «Можем!» – ответили генетики во главе с директором института Дмитрием Беляевым. К делу подошли самым что ни на есть дарвиновским образом: из огромного множества лис со всех ферм отобрали 130 таких, которые чуть спокойнее прочих относились к людям. Их начали скрещивать между собой. В каждом поколении самых дружелюбных и способных к «неурочному» размножению оставляли на племя, прочих отбраковывали на мех. И довольно скоро, через несколько поколений, обитатели клеток лизали своим «хозяевам» руки, виляли хвостами и готовы были спариваться дважды в году. Но при этом и облик их волшебным образом изменился: пушистый лисий хвост загнулся серпом (и с каждым поколением все больше тяготел к баранке), лоб стал более выпуклым, острые ушки поникли. И что самое обидное – вместо роскошного черного с проседью меха «лису совхозную» покрывала светлая шерсть с черными и серыми пятнами самой неправильной формы. С научной точки зрения результат был великолепным: в недолгом эксперименте удалось воспроизвести на родственном виде процесс одомашнивания собаки – так открылся путь для дальнейшего изучения физиологических основ поведения. С точки зрения хозяйственной это был полный провал: лиса с таким мехом не стоила ничего. Погрустневшие звероводы покивали головами и откланялись. А «собаки на базе лисы» остались жить в институте. Прошло почти полвека. Спрос на мех на мировом рынке резко упал, зверосовхозов почти не осталось. Академика Дмитрия Константиновича Беляева больше 20 лет нет в живых. А работа с «лисой совхозной» в институте продолжается: новосибирские генетики вместе с американскими коллегами (в том числе известным гарвардским антропологом Ричардом Рангхэмом) пытаются нащупать гены, вызвавшие это чудесное превращение.
По образцу Колобка
Сто лет назад, когда Котс открыл свои достояния публике, хорошо сделанные чучела животных – особенно редких и экзотических – уже сами по себе производили впечатление на посетителей. Фотография в то время была черно-белой, кинематограф и вовсе делал первые шаги, а многие люди за всю жизнь ни разу не покидали родного города. Поэтому разнообразие живых существ, сконцентрированное в музейных витринах, представленное в виде остановленных мгновений жизни и дополненное талантливыми картинами и скульптурами,– само по себе потрясало.
Сегодня по телевизору каждый день идут отлично снятые фильмы об африканских саваннах, Амазонии и глубинах океана. Многие наши соотечественники видят заморские чудеса своими глазами. Даже ископаемые животные после выхода «Парка юрского периода» сделались для широкого зрителя привычными и знакомыми. Что же такого особенного может предложить своим поклонникам ГДМ в современном городе, где к тому же есть еще Зоологический, Палеонтологический и Тимирязевский музеи, не говоря о Зоопарке?
Музейная коллекция бабочек – одна из крупнейших в России (более 50 тысяч экземпляров)
Конечно, сегодня гостей встречают не только чучела и анималистическая живопись, пусть даже и лучших мастеров. Дарвиновский музей в полной мере использует возможности новой техники: так, панорамные световидеомузыкальные шоу «Живая планета» и «Властелины Земли», интерактивные элементы и прочее преодолевают противоречие между статичностью экспозиции и вечным движением главного объекта музея – биологической эволюции. Но все это начинает работать, когда посетитель уже пришел. А вот кто же туда придет и зачем?
Как и во времена Котса, ГДМ – заведение прежде всего учебно-просветительское. Московские школы часто заказывают тематические экскурсии: числовые закономерности классической генетики гораздо лучше воспринимаются на конкретных мышах или кроликах, чем на абстрактных «признаках a и b». Но, по подсчетам сотрудников, около двух третей посетителей – это родители с детьми. Солидный академический музей фактически стал крупным досуговым центром семейного отдыха. «Мы могли бы организовать экспозицию серьезнее, строже в научном отношении, но наш главный «клиент» – ребенок. И мы должны строить экскурсии так, чтобы ему было не только понятно, но и интересно, а также предусматривать пункты для отдыха и развлечения», – говорит заведующий сектором палеонтологии Андрей Шаповалов.
Если, скажем, в музей явилась компания первоклассников, то вряд ли стоит им рассказывать про отличия аллопатрического видообразования от симпатрического. Но в зале «Микроэволюция» и для них найдется много интересного: специально для маленьких тут предусмотрена экскурсия «В гостях у Колобка». В ходе нее детям расскажут о том, каковы на самом деле животные – герои знакомых сказок. Что лиса не так уж хитра и, во всяком случае, не умнее волка, что медведь в самом деле косолап (маленьких экскурсантов научат даже ходить, «как косолапый мишка»), но отнюдь не неуклюж, что рыбы и вправду разговаривают, хотя, конечно, совсем не человеческим голосом... Для первого знакомства с животным миром – неплохо, а тот, кого это заинтересовало, может двигаться дальше, понемногу знакомясь с более сложными для понимания концепциями. И вообще, «есть такие любознательные дети, которые бегут впереди экскурсовода и проговаривают за него всю экскурсию. Или повергают публику в шок, произнося без запинки латинские названия динозавров. Иной раз думаешь: а они-то зачем сюда приходят?» – говорит ученый секретарь музея Юлия Шубина.
При музее более 50 лет действует биологический кружок и вот уже 5 лет – изостудия
Впрочем, это еще не самая странная публика. В Интернете можно найти отчет о походе в Дарвиновский музей учащихся Сретенского высшего православного училища. Экскурсии дано было название «Эволюция мифов», а в качестве цели ее, как прямо сказано в отчете, ставилось «разоблачение эволюционизма в его логове». Поскольку за время визита никаких изменений с экспонатами не произошло, автор текста делает вывод: доказательствами эволюционного процесса музей не располагает.
«Мы стараемся не вступать в прямую полемику. Музей наглядно демонстрирует факты, из которых каждый может сделать свои выводы. Доказательств реальности эволюции достаточно много, но, конечно, если кто-то априори настроен не соглашаться с фактами, это его право», – пожимает плечами Шубина. Гораздо печальнее то, что’ порой приходится слышать от людей, призванных растолковывать постулаты науки подрастающему поколению, – школьных учителей. Андрей Шаповалов вспоминает характерный диалог: «А почему вы решили, что человек происходит именно от обезьяны? Ведь обезьяны – это грязные и неприятные животные! – А от кого люди должны происходить? – От дельфинов: они чистенькие и умненькие!»
Искательнице благородного происхождения следовало бы ознакомиться с тем же залом «Микроэволюция» чуть глубже, чем о нем рассказывает Колобок. Тогда бы она знала, что наша неприязнь к обезьянам – один из аргументов в пользу того, что мы с ними не просто схожи, а именно близкая родня. Дело в том, что на определенной стадии процесса видообразования у только что отделившихся друг от друга видов возникают так называемые механизмы репродуктивной изоляции, призванные предотвратить межвидовые скрещивания. У видов с высокоразвитым поведением это, в частности, выражается в том, что особенности поведения представителей «братского» вида воспринимаются как крайне непривлекательные. Так что, от кого бы мы ни происходили – от дельфинов, львов, орлов или драконов, – в любом случае мы смотрели бы на своих близких с брезгливой усмешкой.
Новый выставочнофондовый корпус открылся в 2007 году к столетию музея
Но, мне кажется, еще страшнее в невежественных словах другое – привычное разделение животных на «грязных и неприятных» и «чистеньких и умненьких». И можно сказать, что именно такому взгляду негромко, но твердо противостоит весь Дарвиновский музей. Противостоит не только картинами и фотовыставками, позволяющими ощутить красоту самых странных созданий, но и своим финальным «аккордом» – разделом «Взаимодействие человека и природы». Здесь можно увидеть витрину «Голоценовый лес» (голоцен – это та геологическая эпоха, в которой мы имеем честь проживать). Она показывает, как выглядело бы место, на котором стоит музей, кабы не человек с его цивилизацией. А рядом – наша реальная среда обитания, в которой фауну представляют крыса, муха, рыбки в аквариуме и канарейка в клетке. Не нравится? Но именно на такое окружение мы обрекаем себя, безоглядно переделывая природные экосистемы… В последние годы ГДМ все больше становится и музеем окружающей среды. Здесь работает информационный центр «ЭкоМосква», где можно узнать не только о природе нашей столицы, но и об экологической обстановке в собственном микрорайоне. Музей ведет просветительские проекты в этой сфере, отмечает специальными программами соответствующие праздники: День воды, День птиц, День биологического разнообразия и так далее. «Я думаю, что в самое близкое время экологическая проблема возглавит повестку дня и за стенами нашего музея. Изменить что-то в сознании людей можно лишь путем обращения к детям. Позднее все это воспринимается скептически», – говорит Андрей Шаповалов.
Впрочем, проблемы экологии сегодня актуальны с точки зрения не только повседневной жизни, но и развития самой эволюционной теории. С момента выхода «Происхождения видов» и примерно до 1920-х годов главным предметом науки об эволюции оставалось изменение форм – костей, раковин, зубов, элементов цветка. Затем на первый план вышли гены: их разнообразие, обмен, динамика частот и так далее. А примерно с 1980-х годов в центре внимания ученых постепенно оказалось взаимное приспособление видов и развитие целых экосистем. «Сейчас понятие «биологическая эволюция» почти тождественно понятию «эволюция сообществ», – подтверждает Шаповалов. И это приводит к новому пониманию естественной истории Земли: в частности, массовые вымирания (в том числе волнующее всех исчезновение динозавров) представляются катастрофическими последствиями изменений связей внутри древних биоценозов. Изменений, удивительно похожих на некоторые последствия деятельности человека.
Можно сказать, что современная эволюционистика подтверждает известную мысль Джорджа Сороса: принцип выживания наиболее приспособленного не гарантирует выживания системы, основанной на этом принципе. А экспозиция Дарвиновского музея напоминает: речь идет о системе, частью которой являемся мы сами.
Практические сведения
Адрес ГДМ: Москва, ул. Вавилова, 57.
Часы работы: с 10.00 до 18.00 (касса – до 17.30) каждый день, кроме понедельников и последней пятницы месяца.
Стоимость билета в основное здание для взрослых – 60 руб., для школьников, студентов дневных отделений и пенсионеров – 25 руб. Вход в выставочный комплекс – по отдельному билету: полная цена – 40 руб., льготная (для тех же категорий) – 15 руб. Дошкольники, дети из многодетных семей, дети-сироты, инвалиды I и II групп, солдаты и матросы срочной службы, сотрудники музеев проходят бесплатно. Разрешение на любительскую фото– или видеосъемку – 60 руб.
Стоимость экскурсии: детской – 1 500 руб., взрослой – 2 000 руб.
Борис Жуков
Датское детство Audi
Когда-то очень давно датскому кузнецу Йоргену Скафту Расмуссену надоело ковать железо, и он решил стать инженером. Сказано – сделано. После двухгодичного обучения в Германии он получил диплом, но работа «на дядю» на Рейнской машиностроительной фабрике не воодушевляла, и 27 августа 1907 года Йорген организовал в Цшопау небольшое (зато свое!) предприятие по производству всевозможной арматуры для паровых машин.
В то время паровые машины широко использовались не только на паровозах, но и как стационарные двигатели на фабриках. Расмуссен же задумал поставить паровую машину на резиновый ход и потому назвал свой заводик DKW (DampfKraftWagen, то есть «паромобиль»). Так в его жизнь вошли три счастливые буквы, с которыми он уже не расставался.
Эксперименты с паровыми машинами оказались, однако, бесперспективными, нужно было срочно искать им замену. Тут и подвернулся некто Хуго Руппе, предложивший освоить производство… игрушечного двухтактного бензинового моторчика с единственным цилиндриком не больше наперстка объемом 25 см3. Мальчишки тогда увлекались моделизмом, и такой двигатель был предметом их мечтаний. Так его и назвали – Des Knaben Wu..nsch («мечта мальчика»). Буквы, как видите, остались прежними.
Основатель Auto Union Йорген Скафт Расмуссен
Моторчики разлетались, как горячие пирожки, конструкция мини-двигателя оказалась настолько удачной, что после некоторого увеличения цилиндра появился соблазн поставить двигатель на реальный велосипед. На таких мотоциклах с удовольствием катались уже вполне взрослые дяди. С «детскими мечтами» было покончено, и аббревиатура DKW приобрела совсем другую расшифровку – Das Kleine Wunder («маленькое чудо»). И это действительно было настоящее немецкое чудо, потому что всего за 6 лет завод стал крупнейшим в мире производителем мотоциклов!
Пора было увеличивать не только количество цилиндров в моторах, но и колес под ними. В 1928 году Расмуссену удалось приобрести завод Audi в Цвикау, конструкторы которого получили задание разработать автомобиль с двухцилиндровым двухтактным мотором DKW 600 см3, деревянным несущим кузовом и передним приводом. Между прочим, мотор в них стоял поперек, так что «Мини» Алека Иссигониса вовсе не был дебютом такой компоновки. Названный DKW Front, он быстро стал одной из самых продаваемых малолитражек Германии.
Жить бы талантливому датчанину, в котором соединились инженерный талант и чутье бизнесмена, припеваючи, но тут до Европы докатилась Великая депрессия (она, кстати, вскоре привела к власти нацистов). Малые предприятия разорялись или объединялись в крупные, как сказали бы теперь, холдинги. На этой волне в 1932 году в Хемнитце и был создан Auto Union (Автомобильный союз), объединивший заводы DKW и Audi Расмуссена, а также предприятия Horch и Wanderer. В новом концерне DKW обслуживал «бюджетный сегмент», его мотоциклы и машины стоили от 345 до 3 400 рейхсмарок и находили сбыт, несмотря на экономический спад. Малолитражки DKW собирали по 4 800 штук в месяц, и все равно их не хватало. (Вы, вероятно, уже догадались, что четыре переплетенных кольца и стали маркой нового автосоюза.)
Деревянный несущий кузов DKW Front был отменно прочным
Не только компоновка DKW была для того времени передовой: эти автомобили появлялись на свет по современной схеме разделения труда. Двигатели собирали в Цшопау, кузова – в Шпандау, сами машины изготавливались в Цвикау. В те времена вряд ли кто решался на такое рассредоточение производства. Ни Opel, ни KdF (впоследствии – Volkswagen) не смогли отобрать у DKW заметную долю рынка.
Auto Union не пережил Второй мировой войны. Его предприятия оказались частично в Западной, частично в Восточной Германии. Расмуссен в 1948 году вернулся на родину, где пытался создать автомобильное производство, впрочем, безуспешно. История двухтактных автомобилей DKW на территории ФРГ завершилась в 1965-м, когда в Ингольштадте окончательно отказались от таких моторов. А вот «четыре кольца» возродились на новых автомобилях Audi.
Интереснее сложилась судьба DKW в ГДР, где оказались и Цвикау, и Цшопау. Некоторое время эти автомобили выпускались практически без изменений под маркой IFA, а потом послужили основой для настоящих народных немецких авто: Trabant и Wartburg, производившихся вплоть до падения Берлинской стены.
В них на долгие годы законсервировалось наследие Расмуссена: двухтактный двигатель. Только малютке Trabant хватало двух цилиндров, а «престижному» Wartburg пришлось добавить третий – иначе 130 км/ч ему было не развить. Однако настоящий успех не всегда определяется количеством цилиндров или «лошадей» в них. Именно Trabant до сих пор остается культовым автомобилем, воплощающим ностальгию по социалистическому «раю». В свое время нужно было стоять по 15 лет в очереди за новеньким Trabant’ом, сегодня можно купить не ржавый (кузов-то пластиковый!) Trabi (так его ласково называют немцы) за 20 евро. А за десять продают консервные банки с запаянным в них двухтактным выхлопом Trabant. Поистине – Das Kleine Wunder гениального датчанина!
Алексей Воробьев-Обухов
