Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Дар вулкана
Отзывы продолжали прибывать... В Отделе научной молодежи ЦК ВЛКСМ завели для них отдельную папку, затем вторую. Геологи – люди бывалые, скупые на похвалу – давали высокую оценку молодому ученому из МГУ, лауреату премии Ленинского комсомола Юрию Демину.
Начинаю листать. От Московского университета – альма-матер, вскормившей лауреата. От Министерства геологии СССР, аналогичного министерства Казахстана, – значит, работы Демина нашли практическое применение. Да вот: «По практическим рекомендациям Демина в Лениногорском районе Рудного Алтая открыты новые тела, имеющие важное народнохозяйственное значение». Дальше шли оценки выдающихся ученых. Академик Н. В. Белов, патриарх кристаллографии и геохимии, отмечает: «работы Ю. И. Демина вносят существенный вклад в геологию». Герой Социалистического Труда академик А. Н. Тихонов подчеркивает «высокий научный уровень их математической части и умелое применение математических методов в решении прикладных геологических задач». А председатель Комиссии ЦК ВЛКСМ по премиям Ленинского комсомола академик Н. Г. Басов считает, что Юрию Демину удалось «существенно обогатить теорию и практику нового научного направления палеовулканологии, сформировавшейся в качестве самостоятельной ветви геологических знаний в нашей стране и получающей сейчас мировое признание».
Обилие отзывов, высокий авторитет авторов, откликнувшихся на работу молодого ученого, не являются в геологии чем-то заурядным. Ведь это такая наука, где за каждым успехом не только сотни страниц описаний, графиков, формул, выводов, но и сотни километров маршрутов по горам и тайге, по быстрым рекам и суровым пустыням. На все это требуются годы и годы. Демину же едва перевалило за тридцать.
Обычно представляется так: исследователь земных недр – это человек с молотком, который карабкается по каким-то утесам, продирается через тайгу. Этот стереотип содержит в себе лишь долю истины. Но и эта доля в век НТР все уменьшается.
Впервые увидев Юру за работой, я подумал, что лопал то ли в физическую, то ли в медицинскую лабораторию. Демин поздоровался со мной одними глазами и сразу же перевел их на экран, по которому бежала светящаяся точка. Шло исследование: с помощью рентгеноустановки определялся состав минерала. А рядом стояло еще более мощное орудие для этих же целей – «лазерная пушка».
– Вы зимой, что же, как бы при машинах? – спросил я в перерыве.
– Наоборот, это машины при мне, – отпарировал Юра. – Просто мне повезло родиться в такое время, когда геология – это не только ноги, компас да молоток. Вот и удалось кое-что сделать.
Работа, за которую Демин удостоен премии Ленинского комсомола, называется и длинно и мудрено: «Вулканогенные комплексы и связанные с ними колчеданно-полиметаллические месторождения». В переводе на общепонятный язык это значит, что колчеданные руды и полиметаллы – дети древних вулканов. Тех, что угасли на нашей земле миллионы, а то и десятки, сотни миллионов лет назад. Теперь это положение почти общепринято. Но еще лет 10—15 назад...
Впрочем, если обратиться к истории, то нептунисты спорят со своими противниками – плутонистами не одну сотню лет. Что порождает горы и подземные клады – огненная магма или накапливающий осадки океан, энергия недр или внешние геологические силы? Великий Гёте, поэт и естествоиспытатель, отразил этот спор в «Фаусте». Мефистофель, воплощающий силы преисподней, как бы от имени плутонистов (Плутон – бог подземного мира) говорит о том, как «в глубине, пылая, сверкал огонь, и страшный грохот был. Молоха молот, скалы разбивая, утесы на утесы громоздил». Ему возражает Фауст, защитник гармонии, несомненный нептунист: «Природа силою святой произвела вращеньем шар земной: утесы, камни, горы и теснины и создала ущелья и вершины».
Не знаю, приходили ли на ум эти строки студенту Юре Демину, когда летом 1966 года на Урале, у речки Блявы, впервые разглядывал он слои огромного Блявинского карьера. Думал ли он тогда о великом споре плутонистов с нептунистами?
Сюда, на Бляву, Демин приехал не случайно. Ранее со своим научным руководителем Г. В. Ручкиным он ездил в экспедицию на Карпаты: тот вел со студентами работу по линии НСО и самых способных привлекал к практической деятельности геологов. И когда Ручкин собрался на Урал, Демин, разумеется, отправился вместе с ним.
Стояло теплое уральокое лето. Группа студентов – Юра Демин, Надя Шутова, Наташа Сергеева, Дип Сакия, непалец, – поставила палатку на холме, за поселком Херсонка. Каждому из них было по двадцать, аспирант Георгий Владимирович Ручкин – тогда просто Юра – был на несколько лет старше, а руководителю группы, ныне доценту Университета дружбы народов имени П. Лумумбы Строду Михайловичу Кропачеву едва перевалило за тридцать. В общем, абсолютно молодежная экспедиция. Вечерами пели у костра (а Юра попеть охотник), «травили» байки, на рассвете, перед маршрутом, любители шли ловить рыбу. Юра не ходил («Как-то мне ее жалко», – признался он мне). Разве что с утра пораньше забежит в ледяную воду, ляжет на спину, пересвистывается с орлами.
И охоту не любил. Однажды, уже на Алтае, оставил внизу положенное в этих краях ружье. Влез на утес, чтобы осмотреть обнажение, и вдруг замер: на него в упор смотрел огромный медведь. «Ему допрыгнуть до меня пара пустяков, – вспоминает Демин. – Но зверь понял, что не нужно мешать, повернулся и ушел». Кропачев комментирует этот случай иначе: «Юра – мужчина представительный, медведь его просто испугался...»
На Бляве Демин «нарисовал» (его слово) свою первую геологическую карту.
Подземные слои закамуфлированы лесами, реками, морями, укрыты наносами и лишь кое-где проступают обнажениями. К тому же в глубине слои обычно так перепутаны, надвинуты друг на друга, словно там и впрямь поработал Мефистофель. Как разобраться в этом хаосе геологу? Как из раздерганных обрывков текста составить каменную книгу, повествующую об истории, эволюции недр? Трудно обойти весь район, нанести на карту все выходы горных пород. Невозможно продырявить всю поверхность геологическими скважинами, вскрыть все слои. В общем, геолог-съемщик работает обычно как бы в полутьме, и для воссоздания реальной картины недр фантазия ему нужна не меньше, чем художнику.
А между тем геологическая карта должна отразить реальную картину строения недр. Она глаза поисковика, рудознатца, в ней нужна точность, точность, точность и еще раз точность! Составить такую карту в соавторстве с Г. В. Ручкиным и В. И. Старостиным руководитель группы и поручил Демину. «Юра справился с этим делом отлично», – резюмирует Кропачев. Но сам Юрий не был доволен.
«Там, у Блявы, карьер вскрыл подземные слои, вокруг него было немало скважин. Ну просто рай для геолога – иди и рисуй. Не оставалось, однако, никакого места для мысли, фантазии. А она была необходима».
Академик В. И. Смирнов, учитель Демина, вспоминает: это было время острых споров о происхождении колчеданных месторождений медных и цинковых руд. Сам он был создателем теории, по которой их возникновение связывается с древней вулканогенной активностью.
Юра в то время, по мнению Смирнова, был в числе его оппонентов. Демин же, когда я спросил его об этом, пожал плечами: «Никакой позиции я тогда не занимал». В этом месте я раз десять прокручивал (Диктофон, и голос Демина перечеркивал то, что утверждал Смирнов. Кто же прав? Я поговорил с участниками спора, поразмыслил и пришел к выводу: правы оба. Действительно, никто не помнит, чтобы Демин участвовал в споре. Слушать – да, выступать – нет. А ведь у него, одного из соавторов блявинской карты, факты для спора были, Смирнов же и сотрудники кафедры охотно выслушали бы студента – таков стиль их работы. «Сейчас мне кажется, – говорит Демин, – что меня остановила мысль Смирнова о том, что факты словно кирпичи, из которых можно построить совершенно разные здания... Блявинская карта дала факты, но для них у меня еще не было своего «архитектурного проекта». А для предыдущих, готовых, наши кирпичи уже не годились... Вот в этом я был уверен».
– Выходит, – задал я вопрос, – «студенчество» ваше кончилось раньше дипломной защиты – осознанием того, что надо создавать свой «проект»?
– Ну, это слишком громко сказано, – слегка поморщился Юрий. – Но, в общем, дорога на Алтай началась там.
Лениногорок встретил новоиспеченного геолога сильной жарой. Вокруг стояли «белки» – высокие горы с седыми, снежными вершинами. Четыре часа маленький «газик», скрипя тормозами, вез Демина в горы по сплошному бездорожью – за все это время проехали лишь 37 километров. Но зато попали в сказочные по красоте места на перевале между речками Уба и Громотуха. На высоте 1200 метров вдруг пошел снег, и горы, прикрытые тайгой, показались Юре окаменевшей сказкой. Это впечатление не оставляло его долго – все годы работы на Старковском рудном поле, куда приехала его партия во главе все с тем же Стродом Михайловичем Крапачевым. Нравились чистые горные реки, в которых водилась королевская рыба – хариус, и то, что места вокруг дикие.
Однако «геологической целиной» места, эти не были. Напротив. Еще в древние времена здесь вела разработку «чудь белоглазая» – таинственный народ, великие рудознатцы доисторических времен, в средние века где-то здесь, на Алтае, находились рудники восточных деспотов: если раб к концу дня не выносил кусок свинцовой руды величиной с голову, то лишался собственной головы. С петровских времен тут работал «Кабинет его императорского величества»: за двести дореволюционных лет на Алтае выплавили 3 тонны золота и 2650 тонн серебра. Г. Уэллс писал, что Европа обнищает без богатств Алтая.
Однако только в советское время Алтай поднялся в рост Уралу. Что же касается качества, то руды здесь настоящие уникумы – они, к примеру, втрое богаче кавказских, а цинк из этих мест признан международным эталоном на Лондонской бирже металлов.
Итак, Демин попал в старый, исследованный район на почти выработанное, как считалось тогда, Старковское месторождение. Казалось бы, самое время загрустить, начать мечтать о местах, где еще не ступала нога геолога, – вот уж где, что не маршрут, то открытие. Но Юра признался мне, что абсолютно девственные края его не волнуют: неинтересно делать карты, выдвигать гипотезы, когда нет предшественников, а значит, и не с кем спорить.
На Старковке предшественников у Демина было сколько угодно. Часто несогласные друг с другом, они были единодушны в одном: алтайские полиметаллы не имеют никакого отношения к древним вулканам.
На что же надеялся Демин? На случайное открытие в хорошо исхоженном районе?
Пять лет проработал он на Старковском рудном поле, всего десять на Алтае, и если следовать канве событий, а не их сути, то, вообще говоря, за это время ничего не произошло. Из внешних событий Юра мог вспомнить только своего медведя да как однажды за его партией не прилетел вертолет.
С журналистской завистью посматривал я в сторону его шефа: вот о ком бы написать! В. И. Смирнов висел, зацепившись над пропастью, когда из-под тяжелых горных ботинок сорвался каменный уступ; дважды тонул – один раз вместе с верховой лошадью; доходил до критического истощения, питаясь только дикими плодами и травами; был укушен скорпионом и змеей; дважды попадал в автомобильные и один раз в авиационную катастрофы.
А у Демина никакой такой «романтики» не было.
На Старковке Демин с группой студентов работал так, как во все времена работали истовые исследователи – с утра до позднего вечера. Более того, построил себе хибару, заработав насмешки со стороны Строда Михайловича, провел к ней свет от буровой и стал с ребятами трудиться так же и ночами, как привык у себя в Мсскве, на факультете. На вопрос, почему Юра сутками не уходит с базы, можно ответить коротко: «Из-за кернов».
Рядом работала буровая, добывая породы из чрева земли – керны. Каждый из них как стрела времени, уходящая в прошлое, в историю рудного массива. По кернам Юра составлял геологическую карту – зеркало недр земли. И ждать он не мог – керны «скоропортящийся товар»: посмотрит их несколько партий геологов, и они сразу «обрастут мнениями». А этого Юра никак не хотел. Помните его мысли о роли фантазии? Для нее нужна непредубежденность, свежий взгляд на явления и вещи.
Итак, снова карта, как некогда на Урале? Но ведь там ему не нравилась большая изученность месторождения – на карте, помните, не осталось места для фантазий. Но здесь, на Старковке, разве не то же самое: все изучено, «истыкано» бурением. О каких фантазиях, даже гипотезах могла идти речь?
Геолог подчас видит только то, что знает. Необычная точка зрения помогает создать совершенно иную картину на основании одних и тех же фактов, вот почему факты еще не все.
Приемлемой для Алтая теории образования полиметаллических руд тогда не было. В других местах, в Тихоокеанском рудном поясе, протянувшемся по берегам Великого океана, на Урале и в Средней Азии полиметаллы были связаны с древними вулканами. А здесь... здесь вроде и не пахло никакими вулканами. Рядом со Старковским рудным полем протянулся Белоубинскнй гранитный массив. И получалось, как и утверждали оппоненты Смирнова, что не вулканы, а магматические породы, в частности гранит, порождают полиметаллы.
Это меняло стратегию поиска: следуя за гранитами, цинк, медь, свинец на Алтае уже искали. Другое дело, если б можно было пойти по следам древних вулканов...
Демин решил исследовать, какую роль в жизни Старковского рудного поля играл Белоубинский гранитный массив.
С ним ученые вели уже не один «диалог» с пристрастием, изучая его минералогию, физический и химический облик. Для того чтобы вытянуть из него что-либо еще, нужен был новый подход. И Демин его нашел. Ключом к прошлому недр, к их истории стали для него древние энергетические процессы, температурные поля. Как остывал гранитный массив? Как влиял при этом на рудное тело? Раньше, объяснили мне, все решалось с привлечением «практического смысла»: мол, у «дверцы» холодней, а в центре «печи» всего жарче. Юра углубился в дебри термодинамики, начал строить вначале плоские, а затем и объемные модели процессов – он как бы кадр за кадром воссоздавал геологическую историю Белоубинского массива. И сказочным киноаппаратом для него служила мощная ЭВМ. Фантазия, выверенная фактами и математикой!
С волнением вглядывался Юра в воображаемый экран, где изгибались изотермы, а самые большие температуры вдруг покидали горячий массив – «печь». С радостью отмечал, как в местах, где созрели условия для рождения полиметаллов, действительно оказывались рудные тела – об этом свидетельствовала составленная им карта. Итак, метод работал! Работал? Прежде чем убедиться в этом, Демин построил модели для десятков других месторождений...
Объемные температурные модели оказались новым методом в геологии – Юрий Демин применил их первым в мире! Но долго рассказывать, чего это ему стоило. Ведь еще недавно в среде математиков, программистов существовало мнение, что геология не созрела для ЭВМ, что пока это не строгая математизированная наука. Демин поставил свою отрасль на крепкий фундамент числа и меры, кончил для этого факультет вычислительной математики, работая вместе с математиком М. С. Крассом, научился составлять программы для ЭВМ, стал на вычислительном центре, по сути, своим человеком, «кентавром» – то ли геологическим кибернетиком, то ли кибернетическим геологом.
Говорят: «Знание – сила». Но какую мощь приобретает знание, прошедшее через ЭВМ, эти усилители интеллекта?! Идеи о том, что месторождения возникают, развиваются, живут, обрели в работах Демина свою плоть. Он доказал, что гранитный массив, возникший рядом с уже существовавшим рудным телом, может его преобразовать. Например, известно, что медь как бы донышко полиметаллического ящика, цинк нужно искать в середине его, а свинец где-то наверху. Гранитный же массив, воздействуя на руду, способен как бы перетрясти сундук с сокровищами. Геолог нашел медь и считает, что свинца под ней быть не может. А там как раз может и оказаться свинец...
О том, что, где искать, рассказывают составленные по методу Демина прогнозные карты. Они как бы сужают фронт поиска. По одной из таких карт и было сделано открытие на, казалось бы, почти выработанном Старковоком рудном поле.
Метод, однако, не существует помимо теории. Помните спор на Урале? Одна из его участниц призналась мне, что в запале дискуссии там «из ванны выплеснули ребенка»: пытаясь доказать роль вулканов в образовании руд, не обратили внимания на магму. «Юрий Ильич как раз и доказал на конкретном материале, что элементы магмы, хоть и не порождают рудные породы, могут на них влиять», – отметила она.
…Вот В чем было расхождение Демина со Смирновым. Юра «отошел» от своего учителя, чтобы потом прийти к нему на качественно новом этапе исследований. И не было бы этого этапа, если бы Демин «обтесывал» свои факты-кирпичики под уже готовый проект...
Как только разобрались в температурной истории недр, то нашли следы извержений и доказали, что медь, свинец, цинк – дети вулканов также и на Алтае (граниты лишь влияют на их «продукцию»). В районе поселка Верхуба даже выбрали полигон, на котором созидательная роль вулканов выражена так ярко, что сюда для изучения теории Смирнова привозят из Москвы студентов. А севернее этого района, по прогнозным картам Демина, основанным на вулканогенных воззрениях, недавно сделано новое открытие полиметаллов.
Перед тем как окончить этот очерк, я приехал к Юрию в МГУ. Демина я застал на руководимом им семинаре по моделированию геологических процессов. Вместе со студентами там была и аспирантка Ира Шелохнева, соавтор его последнего открытия. (Участники семинара спорили, вынося на общий суд свои идеи. Юрий вмешивался, и в нем, мне кажется, появилось что-то «отцовское». Метод работает – как бы говорил он всем своим видом. Но в беседе со мной уточнил: «Не надо преувеличивать – моделирование всего лишь метод. Правда, еще не исчерпавший себя. Суть не в этом...» – «А в чем же суть?» Юрий задумался: «Видите ли, энтропия...»
Энтропия – мера беспорядка. Я слушал Демина и думал о том, что миссия геолога – выявить в недрах порядок, понять гармонию природы, установить, как подземные клады рождаются, живут, умирают. Пусть Фауст с Мефистофелем продолжают спорить – в этом залог движения.
Александр Харьковский
«Когда корень не прям, и всходы будут кривыми»
История, рассказанная автору сингапурским искусствоведом Ван Хаою в Бомбейском аэропорту.
Предложение, которое сделал директор туристского агентства «Блю стар» Тан Цянвей сыну своего покойного приятеля Ван Хаою, преподавателю традиционного китайского изобразительного искусства в Сингапурском университете, было неожиданным: сопровождать в качестве переводчика в поездке по Китаю крупного американского бизнесмена мистера Лонсбери. И все же искусствовед согласился без колебаний. Причем главную роль сыграло вовсе не обещанное приличное вознаграждение, а возможность своими глазами увидеть, что все-таки происходит на древней родной земле Поднебесной. Ван Хаою давно уже перестал воспринимать всерьез раззолоченные рекламные брошюры Синьхуа, расхваливающие «великие свершения, достигнутые благодаря гениальным указаниям Мао». Но он не мог до конца поверить и сообщениям западных телеграфных агентств о развале экономики, нищете и голоде в Китае. Трехнедельная же поездка по стране позволяла составить собственное мнение.
...Под громкие аплодисменты тысяч зрителей на зеленое поле уханьского стадиона высыпали маленькие человечки в тщательно подогнанных оливковых формах НОАК. Одни шустро, подобно ящерицам, проползали под натянутыми у самой земли рядами колючей проволоки; другие метко швыряли деревянные гранатки в небольшой окопчик; третьи, покраснев от натуги, тащили цинки с патронами к центру поля, где лежали такие же крошечные солдатики с огромными по сравнению с ними карабинами. Со сноровкой заправских вояк они зарядили карабины и принялись палить по мишеням, установленным перед бруствером из мешков с песком в дальнем конце стадиона.
– Сколько же лет этим храбрецам, собирающимся охотиться на медведей? – заливаясь смехом, поинтересовался мистер Лонсбери у переводчика.
– Лет пять-шесть, – тихо ответил Ван. Ему было не по себе: вот так игры, да еще в День защиты детей, 1 июня!
– Вижу, вам это не слишком нравится, – не унимался американец, – а зря. Тут, в Китае, я лишний раз убедился, что, если детишкам с пеленок прививать злобность и агрессивность, натаскивать, как щенков, на нужную дичь, со временем они будут неплохо травить медведей. Не понимаете? – опять захохотал Лонсбери. – Вы в Сингапуре не видели фильм Антониони «Китай»? Так вот, там есть умилительная сценка. В детском садике маршируют краснощекие симпатичные карапузы с игрушечными ружьями и ПОЮт. Станем, мол, сильными, смелыми и убьем всех северных медведей. Мне такая символика куда больше по душе, чем прежняя болтовня о бумажных тиграх. Хорошо хоть в Пекине поняли, что без США Китаю крышка...
За время поездки Ван Хаою уже привык к подобным выходкам своего временного патрона. Серьезно Лонсбери вел себя лишь в Шанхае, на торговых переговорах. Как только был подписан контракт на продажу Китаю образцов новейшего нефтепромыслового оборудования, делец превратился в любопытного и насмешливого туриста, Китайские хозяева оказались на редкость гостеприимными, разрешив американцу побывать в провинциях Аньхой и Цзянси, Хунани, на родине Мао, в Сычуани, завернуть в Тибет. Причем если мистер Лонсбери обычно смеялся над тем, что видел, немало не заботясь, не оскорбляет ли он национальных чувств своего переводчика, то Ван Хаою был подавлен.
Он даже не мог дать себе отчет, что больше всего потрясло его. Бредущие вдоль дорог вереницы людей с коромыслами, на которых в такт шагам покачивались тяжелые корзины с поклажей, или длиннющие очереди за полугнилой капустой и подобными же продуктами, продающимися без карточек и талонов. «Тягачи» мощностью в несколько десятков человеческих сил, медленно волочащие платформы с громоздкими грузами, например паровыми котлами, или нищие около ресторанов и харчевен, готовые наброситься на любые объедки.
В Аньхое по настоянию мистера Лонсбери они вне программы заехали на завод сельскохозяйственных машин. Попуганный директор нехотя повел их в один из цехов. Хотя до полудня было еще далеко, в проходах между старыми, поржавевшими станками толпились кучки хмурых, бездельничающих рабочих. При появлении иностранца в сопровождении заводского начальства некоторые стали расходиться, другие демонстративно отворачивались, болтая как ни в чем не бывало. Директор стал путано объяснять американцу, что простой – «Поверьте, совсем, совсем маленький!» – вызван задержкой с подвозом некоторых – «О, поверьте, совсем, совсем мелочь!» – материалов... Однако гость бесцеремонно махнул Вану рукой, давая понять, чтобы тот не утруждал себя дальнейшим переводом, и указал на рабочих, игравших в карты.
– Кажется, картишки тоже древнее китайское изобретение наряду с порохом, ракетами, бумагой, компасом, фарфором, не так ли? – ухмыльнулся он.
После посещения этого завода Ван Хаою уже не удивлялся, когда видел, как на иссушенных солнцем, потрескавшихся полях изможденные крестьяне мотыгами и лопатами, подобно предкам две тысячи лет назад, копают арыки. А рядом тянулись вырытые, может быть, всего лишь год назад и уже обрушившиеся после паводка. Ему стало понятно, почему 20 процентов крестьянских хозяйств, как писали сингапурские газеты, не могут прокормить даже самих себя и хронически голодают...
После Синьяна ночью их поезд дважды останавливался на перегоне.
Впереди слышались крики, выстрелы, потом все стихло. Несмотря на настойчивые расспросы американца, оба сопровождавшие их ганьбу, кадровых работника, упорно отмалчивались. Ван сам на остановке отправился к главному кондуктору. Тот, лишь бы отвязаться от настырного хуацяо (1 Хуацяо – китаец, проживающий за границей.), сердито буркнул сквозь зубы: «Товарняк впереди ограбили». – «Как это ограбили?» – изумился Ван. «Как? Напали, охрану перебили и ограбили. Видно, узнали, что среди грузов есть то, что им нужно...» – «А кому это – им?» – «Бандитам. Их тут теперь много. Целыми шайками орудуют, никого не боятся, даром, что сплошь молодежь. Да и куда им деваться, если они все беглые...»
Откуда и почему они бежали, кондуктор объяснить не захотел. Когда Ван пересказал патрону все это, американец расхохотался до слез:
– Смотри-ка, и тут есть гангстеры. И с размахом работают.
Из Ланьчжоу в поездку по Тибету сопровождающие предложили отправиться на машине – «для удобства передвижения», как объяснили они. Но не проехали и ста километров, как машину остановили солдаты НОАК. Впереди, метрах в двухстах по шоссе, были видны пролеты большого моста, рухнувшего в воду.
– Ну, – недовольно пробурчал Лонсбери, – тут тоже кого-нибудь ограбили? Только уж больно масштабно, черт побери...
Ван прислушался к негромкому разговору ганьбу и командира оцепления. Потом подошел вплотную к американцу.
– Извините, мистер Лонсбери, но здесь лучше не шуметь. Они очень рассержены и пока не знают, что делать...
– Кто же это сотворил?
– Командир оцепления говорит, что это кхамба, тибетские партизаны. По этому шоссе в Тибет подвозят карательные части, оружие, боеприпасы. Мятежники, естественно, стремятся прервать сообщение. И еще командир сказал, что в районе Чемо, к западу от Лхасы, кхамба разгромили целый гарнизон и что там было убито больше ста пятидесяти солдат НОАК.
– Мятежники, говорите?! – взорвался вдруг мистер Лонсбери. – Чего после этого стоят заверения Пекина о «национальном порядке» в Поднебесной! Ошибается тот, кто думает, что мы будем вкладывать деньги в Китай ради одних громких слов о противодействии угрозе с Севера!
Плохое настроение мистера Лонсбери несколько улучшилось лишь тогда, когда они сели в поезд и Ван Хаою пересказал американцу информацию из полученного от сопровождающих ганьбу бюллетеня для кадровых работников о громком деле некоего Лю Дэцая. Он захватил одновременно посты первого секретаря парткома города Люйда, командующего гарнизоном и заместителя командующего военным округом. И, наплевав на плановые задания и установки сверху, начал править Люйдой по собственному усмотрению. За четыре года в городе был построен двадцать один клуб для ганьбу, семь домов для приема гостей, загородные виллы, роскошные резиденции для самого Лю Дэцая. Всего шестьдесят четыре объекта, которые не имели никакого отношения к официальному плану. Причем средства на это брались из ассигнований на промышленное строительство, а работали «перевоспитуемые» из трудовых лагерей.
– Видите, как силен дух свободного предпринимательства! – резюмировал бизнесмен. – Из умного человека его никакими цитатниками не вытравишь. Конечно, гениальные указания великого Мао и беспрекословное повиновение силе для Китая необходимы. Но только для масс. А таких, как этот Лю, надо не осуждать, а поощрять...
Ну а что еще в этом бюллетене?
– В провинции Ганьсу некий Фань, партийный руководитель на машиностроительном заводе, организовал собственное ополчение. И тех, кто пытался помешать его махинациям или просто критиковал, хватали и избивали, – пересказывал Ван, листая тоненькие страницы из рисовой бумаги. – В провинции Цинхай руководство корпорации сельскохозяйственных машин разбазаривало средства на свои нужды, составляло неверные отчеты и незаконными путями меняло с провинцией Ганьсу тракторы, дизели, электромоторы на зерно и стройматериалы.
– Фантазии маловато, но предпринимательская жилка чувствуется, – одобрил мистер Лонсбери.
И тут Ван Хаою не выдержал:
– Если вас все это так радует, мистер Лонсбери, то могу сообщить, что то же самое происходит и в Синьцзяне, и в Хунани, и в Аньхое, и в Цзилини... Всюду взятки, спекуляции, разбазаривание средств, избиения и даже пытки нежелательных, мешающих людей... – закончил он и отвернулся к темнеющему окну. «Все эти ганьбу – ядовитые грибы, выросшие на «гениальных идеях» «великого кормчего», – с горечью подумал он.
И вот наконец Цинхэ, северо-запад, конец поездки. Мистеру Лонсбери все уже порядком надоело, и он в категорической форме потребовал у сопровождающих ганьбу сократить программу здесь до минимума: посещение образцовой коммуны «Алеет Восток», отдых, а наутро отъезд в Шанхай.
Ван Хаою устал и от патрона, и от поездки. И теперь коротко пересказывал объяснения местных руководителей да переводил вопросы американца, рассеянно поглядывавшего по сторонам на привычные уже сельские картины. Только тут, в провинции, бедность, пожалуй, еще больше бросалась в глаза. Два тощих вола с трудом тащили по расстеленным снопам деревянный барабан-молотилку. Крестьяне, цепочкой, согнувшись под тяжестью мешков с зерном, бегом переносили их в длинный сарай. Вокруг него прохаживались солдаты-часовые. На вопрос Лонсбери, зачем они здесь, последовал туманный ответ: «Для охраны общественного порядка и ускорения темпов полевых работ». Ван приотстал от свиты американца, и крестьянин с горечью пробормотал: «Ишь, «зеленые драконы», тут как тут, явились, чтобы зерно до последнего забрать...» Переводить эту реплику мистеру Лонсбери Ван не стал.
Не обратил он внимания и на то, что за ними неотступно следует худой мужчина в пестревшем заплатами даньи – верхней куртке – и рваных кедах. Два или три раза он обгонял Вана, пока тот чуть не натолкнулся на него.
– Это ты, сяо (1 Сяо – обращение к младшему по возрасту.) Ван? – тихо спросил человек. – Не узнаешь?
– Нет, не припомню, – пожал плечами Ван Хаою.
Человек смотрел на него исподлобья, склонив голову к левому плечу. Поза была настолько знакомой, что Ван даже не поверил вдруг нахлынувшим на него воспоминаниям.
– Неужели это ты, лао (1 Лао – обращение к старшему по возрасту.) Чжан? Вот уж никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь. Что ты делаешь так далеко от нашего родного Шанхая?..
– Эх, сяо Ван, с тех пор как мы играли вместе во дворе и ходили в школу, столько воды в Хуанпу утекло. Долгий это разговор, да и не дадут нам тут поговорить...
Словно из-под земли вынырнул местный ганьбу, бесцеремонно встал между бывшими друзьями.
– В чем дело?
– Вспоминали детство, – растерянно забормотал Чжан. – Мы много лет не виделись... Извините меня...
– А вы кто такой и почему вмешиваетесь в нашу беседу? – придя в себя от наглости ганьбу, повысил голос Ван Хаою. – Я приехал из Сингапура, сопровождаю американского гостя мистера Лонсбери. Вон он, фотографирует ваши поля, а с ним и наши сопровождающие из Пекина. Обратитесь к ним, если у вас есть какие-то вопросы. Разве мне нельзя поговорить со старым другом?
