Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №6 за 1998 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Живописная Россия: У Поляргого круга
Полярное Зауралье, Салехард, Лабытнаги… Во рту от этих слов вкус снега и ветра. И хочется по-детски спросить: куда деваются в долгую полярную зиму-ночь птицы и звери, а заодно олени и их хозяева-ненцы?
Полярная крачка улетает зимовать к Южному полюсу. Ненцы и их олени остаются. Это их земля, их дом. Они научились жить в краю вечной мерзлоты, где даже летом не жарко в торбасах из оленьего меха. Но чтобы жить так, как жили здесь испокон веков, кочевать с оленями с пастбища на пастбище, – нужна тундра. Богатая разнотравьем во время короткого лета, синеющая чистыми водами, а не загаженная нефтяными отходами и не вспоротая гусеницами вездеходов...
А между тем у путешествующего готов новый вопрос: а чья действительно эта земля? Уж не других ли кочевников – газо– и нефтедобытчиков? Они коротают жизнь в поселках-помойках, и их промыслы смердят. Глаз ищет колючую проволоку и пулеметные вышки. Но никто не бежит и никто не стреляет. Сообща, безмолвно они убивают тундру.
Когда же бараки рассеиваются под вертолетным винтом, гринписовские тревоги уступают место благоговейному трепету перед невозмутимостью и величием тундры. Серый горизонт размыт, низкие облака стелются по зарослям кустарников, путаются в ветвях редких лиственниц, ласкают озера, островки, болота, безымянные речки... И возникает глупая уверенность: птицы и рыбы, олени и медведи, ненцы и их чумы будут всегда. Мы не успели все извести, а наши дети окажутся умнее и рачительнее нас.
Рубрику ведет Лидия Пешкова
Рассказ: Корнелиус
Ему показалось, что он видел Кэти, ждущую его терпеливо посреди длинных вечерних теней, пока он медленно, прихрамывая шел по дороге.
Его верная Кэти! И под холодным ноябрьским ветром, треплющим ее кудрявые волосы, она всегда будет ждать, глядя тревожно и с надеждой вдаль. Он попытался крикнуть, но ветер отнес его слова в сторону. Кэти зябко поежилась, повернулась и вошла в дом.
Наверное, она не узнала меня, подумал он. Небритый, оборванный, грязный.
На Кэти было новое платье, синее, как всегда. Интересно, что Кэти при любой моде умела быть потрясающе привлекательной. Она чувствовала стиль, но сама всегда оставалась той же.
Но я не тот! Возбуждение боя, удар, боль, смятение – все это ушло. Даже после того, как он упал. Корнелиус продолжал следить за ходом битвы, но постепенно реальность отступила, и его окружили бесплотные тени. Когда бой закончился – спустя несколько часов или дней, он не знал точно, – он встал и побрел прочь, на виду у англичан. Пересек равнину, направляясь на север, домой. Он шел к своей Кэти.
«Лучше, – решил он, – держаться подальше от реки, потому что кругом шныряли вражеские патрули». Неоднократно ему приходилось пригибаться, искать укрытие, как только он слышал шаги или приглушенные голоса патрульных, высматривающих в кустах неприятельских лазутчиков.
Было очень трудно отличить друзей от врагов даже днем, и совсем невозможно – ночью. Часто ему мерещилась знакомая речь с характерным родным акцентом, но он не осмеливался выйти вперед, потому что в те времена и семьи были разделены на лоялистов и сторонников независимости.
Корнелиус боролся с усталостью. В полуобморочном состоянии он шагал дальше, не давая себе слишком много отдыхать, и упорно двигался вперед, к своей Кэти, стараясь не попасть в руки врагов. Сначала он пытался найти свой полк, но, похоже, в живых никого не осталось. Да и глядя на себя, он скоро понял, что его солдатская служба кончилась.
Им двигало страстное, чуть ли не паническое желание – скорее увидеть Кэти.
– Слушай меня, Кэти, – настаивал он. – Если я не вернусь, тебе не обязательно...
– Ты не должен говорить так. Ты вернешься.
– Но если нет, Кэти...
– Перестань, – сказала она твердо.
– Но деньги, Кэти! Если англичане...
– Если придут англичане, то я ничего не знаю, и деньги им не достанутся.
Кэти была спокойна, как всегда. Рассудительна. И печальна. Корнелиус поцеловал ее и ушел, унося секрет с собой. Он не говорил об этом и в своих письмах, потому что Кэти могла дать прочитать их Хендриксу, а Корнелиус хорошо знал этого старого сплетника и лоялиста.
Но теперь надо было спешить, потому что Бруклин эвакуировали, и англичане выиграли сражение у Белых равнин. Корнелиус боялся, что если они продвинутся еще немного севернее, то захватят и его ферму.
Правда, он не видел и не слышал пока никаких признаков наступления на север. Он пошел прямо по дороге. На нем не было военной формы, да и вообще он ее никогда не имел. Но при нем по-прежнему оставалось ружье. Без патронов. Оно все равно пригодилось – как опора во время ходьбы.
Теплая куртка, которую сшила Кэти, давно порвалась.
– Зачем мне куртка, Кэти?
– Пригодится. Возьми, пожалуйста.
Кэти рукодельница. Она может и шить, и вязать, и красить сукно. Кэти огорчится, увидев, во что превратилась эта красивая синяя куртка, и еще больше огорчится, когда увидит его раны, которые снова открылись и причиняли ему боль.
Вдоль дороги лежали его друзья, застывшие, ужасные – погибшие в бою. Две церкви стояли по краям деревни, как две незажженные свечи. В лунном свете Корнелиус узнавал чью-то одежду и чье-то лицо.
Ослабевший, почти в бреду Корнелиус чуть не упал от боли. Но страх, что он таким образом превратится в часть этой стены из мертвецов, заставил его найти в себе силы и двигаться дальше. Кончится когда-нибудь это кладбище?
Свежий воздух и широкая дорога немного привели его в чувство. На следующий день было уже гораздо легче идти, особенно с мыслями о том, что он все ближе и ближе к Кэти.
Он думал, как покажет ей тайник, объяснит, как избежать смертельной опасности, к кому обратиться за помощью – все это позволило ему преодолеть последние сотни футов.
Корнелиус надеялся подсмотреть Кэти в окне – не хотел сам предстать перед ней таким грязным и оборванным. Он спрячется до темноты в сарае, умоется и почистит одежду. Затем он постучит в дверь...
Совсем замерзнув, Кэтрин вернулась домой и теперь стояла у окна, испуганно глядя на дорогу. От окна сильно сквозило, поднимался даже слой краски на обшарпанной раме. В сумерках по скоростной дороге в конце улицы проносились машины.
На секунду ей показалось, что она снова увидела его, человека на дороге. Едва различимая фигура. Он не обращал внимания на машины, и вдруг, она не знала как это объяснить, он шагнул на их улицу и затем скрылся в сарае.
Кэти уже давно не пыталась понять, кто он такой. Один раз она сказала о нем отцу, когда они сидели на ступеньках перед домом.
– Кто этот мужчина? – спросила она.
– Какой мужчина, Кэти?
– Тот, который каждый вечер спускается с дороги. Он заходит в наш сарай – и все. Или мне это кажется.
– Где он сейчас?
– Я же говорю тебе. Он только что зашел в сарай. Отец немедленно пошел к сараю, чтобы проверить. Но дверь была закрыта снаружи на висячий замок.
– Похоже, кто-то протоптал себе тропинку через наш сад, – объяснил отец.
Но все частные дома поблизости постепенно вытеснил большой торговый центр. В округе находилось только несколько фабрик, и всюду – заасфальтированные дорожки. Так что объяснение звучало неубедительно. С тех пор Кэти перестала искать в этом логику.
Со времени ее возвращения из Нью-Йорка для ухода за отцом, Кэти так и не смогла избавиться от странного чувства. Она часто видела этого мужчину – или по крайней мере думала, что видела его, и всегда ей при этом делалось страшно.
Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на действительности и подавила желание побежать к сараю – проверить, там ли сейчас отец. Что касается таинственного незнакомца, она не была уверена, то есть не совсем уверена, что он вообще существует.
Она задернула шторы и зажгла лампу. До темноты еще оставалось время, но огонь в камине, приглушенный свет лампы, помогали ей отгородиться от голых стен, от грусти, которая всегда охватывала Кэти осенью, как только веселые клены начинали ронять на землю свои яркие листья.
Она решила, что неплохо бы сейчас поужинать.
Скоро придет отец. Если она поторопится, то успеет до темноты приготовить что-нибудь поесть, и тогда можно посидеть в теплой библиотеке, а потом сразу лечь спать. Такой вот примитивный ужин. А что на десерт?
– Только не магазинный пудинг, – скажет отец.
– Тебе понравится, – ответит она, зная, что это неправда.
Отец ненавидел, как Кэти чисто символически «экономила» деньги и время.
Кэти посмотрела в окно. Стало совсем темно. Массивный старый сарай не выглядел таким веселым и живописным, как днем, когда лучи солнца играли на грубом желтоватом камне стен, прочно врытых в землю и увитых плющом.
Отец наверняка сейчас к сарае.
– Все Корнслиусы умирали в этом сарае, – сказала однажды бабушка.
Если верить ей, все из их рода предпочитали жениться на кузинах, а выходить замуж за кузенов – когда-то это была огромная семья.
– А что случилось с первым Корнелиусом, бабушка? Он тоже умер в сарае?
– Все Корнелиусы, – повторила она.
Кэти беспокоилась, ведь отец становился таким рассеянным.
– Отец, обещай мне, что не будешь сегодня отрывать доски
от пола.
–Ну что ты, Кэти, я еще не совсем рехнулся.
– Я знаю, я видела как ты лазил в подвал на прошлой неделе.
– Хм... Но деньги ведь где-то лежат.
Кэти только вздохнула. Вес эти годы отец искал деньги. Кто и когда пустил эту шутку, – неизвестно. Но все дети в их семье искали клад. И вот теперь отец, видя что нажитое уходит как песок сквозь пальцы, а Кэти каждый день отправляется на работу, приходит чуть ли не ночью такая уставшая, решил отыскать золотые монеты Корнелиуса и сделать свою дочь богатой и счастливой.
Еще никому не удавалось найти деньги Корнелиуса. Хотя искали все, но потеря фамильного золота никогда не была серьезной проблемой. До сих пор...
Первая Кэтрин была молода и красива, когда умер Корнелиус. Она вышла замуж и второй, и третий раз. И всегда среди ее детей был какой-нибудь Корнелиус и какая-нибудь Кэтрин. Так продолжалось до сегодняшнего дня. Бабушку Кэти тоже звали Кэти, и она тоже любила синие платья. В их семье было так много разных традиций. Взять хотя бы эту историю с поисками золота.
– Почему ты так уверен, что деньги есть, отец? – спросила
Кэти. Казалось, что только о деньгах они и говорили все последние дни. – Наверняка, Кэти знала, где они лежат. Она их и нашла. Возможно, что там было не очень-то и много.
Отец достал толстую бухгалтерскую тетрадь.
– Вот записи, – сказал он. – В тот день, когда Корнелиус ушел на войну, он продал весь скот и пшеницу. Цифра стерлась, но я почти уверен, что он взял за все золотом.
– А может скот и зерно были конфискованы. Или он сам отдал их, даром.
Отец ухмыльнулся.
– Корнелиус ван дер Лаан был настоящий бизнесмен и преуспевающий фермер. И он имел семью, которую надо было содержать. Я еще допускаю, что его могли как-то убедить пойти сражаться, но никто не мог заставить его бросить свою семью без средств к существованию.
Отца никогда не покидала уверенность, что первый Корнелиус был в точности как он, – раньше – до того, как он сильно переменился и стал ужасно нерешительным и робким.
Вместе, отец и Кэти однажды перекопали весь сад, много раз искали в каминной трубе – он с надеждой, а Кэти просто, чтобы успокоить его.
У Кэти дрожали руки, когда она отнесла поднос с едой в комнату. Почему я так волнуюсь, думала Кэти? В самом деле, я трясусь от страха. Но почему именно сегодня?
В конце концов она видела его много раз, этого таинственного мужчину. Но почему отец не возвращается?
Она поставила поднос на стол перед камином и подошла к шкафу. Кэти надела свое старое синее пальто, сунула в карман фонарик, вышла из дома и плотно закрыла за собой дверь. Постояв несколько секунд на ступеньках, она решительно направилась к сараю.
Дверь была незаперта. Кэти открыла ее, включила фонарик и увидела мужчину. Таинственный незнакомец, которого Кэти так долго боялась, стоял на коленях недалеко от нее. Она хотела убежать, но не могла.
Мужчина поднял голову, и Кэти обнаружила, что это се отец. В свете фонарика его лицо казалось таким счастливым и молодым. Где он раздобыл эти ужасные лохмотья? Его нельзя оставить одного ни на минуту. Кэти было даже забавно. Она немного злилась, но вообщем-то успокоилась.
Странно, думала она, откуда иногда берется страх. И тут она увидела, как он начал вставать...
В холодном каменном сарае Корнелиусу было тепло от мысли, что он скоро сможет сжать в объятиях свою Кэти. Но мысль о кладе не давала ему покоя с тех самых пор, как он неожиданно покинул дом в начале лета – много, очень много лет тому назад. Он сразу подошел к первому стойлу, в котором когда-то держал лошадь перед отъездом на битву.
В темноте мелькнула чья-то фигура. Корнелиус умел драться и если надо постоять за себя, но на этот раз его сила не пригодилась. Старик выронил из рук лопату и упал замертво у вырытой им ямы.
Корнелиус посмотрел на неподвижное тело, а затем вытащил штык, который висел у него на поясе. Он наклонился и отодвинул труп. Большой железный чайник, полный золотых монет, был здесь. Корнелиус хотел вырыть его гораздо раньше, но посудина была здоровая, тяжелая и глубоко зарыта. Золота там под самую крышку. Гораздо легче защитить эти сокровища, чем сдвинуть их с места.
Корнелиус попытался приподнять крышку, когда услышал, как скрипнула дверь сарая. Он резко повернулся, сжимая в руке штык.
Но там, у двери, стояла Кэти, ее синее пальто смутно виднелось в луче фонарика, освещавшего яму перед ним. Он улыбнулся и попытался встать, но штык выскользнул из его руки и, как каждую ночь с тех самых первых ноябрьских сумерек 1776 года, Корнелиус упал, только теперь в последний раз и заснул холодным вечным сном.
Кетрин Рамбо / перевод Геннадия Доновского
Письмо из Парижа: Уроки русского
В прошлом году в Париже на вернисаже русского художника Владимира Чернышева я познакомилась с его женой – француженкой Ани Тесье, преподавательницей русского языка в парижском колледже. Более 20 лет они живут во Франции. Мы подружились, и я попросила Ани рассказать читателям нашего журнала, почему многие французские студенты изучают русский язык. И вот пришло письмо… (Елена Чекулаева)
Скоро 20 лет, как я преподаю русский язык в Париже. 20 лет – срок немалый, можно подводить итоги. И хочется разделить накопленный опыт с читателями вашего журнала. Надеюсь, им будет небезынтересно узнать, как относятся французы к России, к русской культуре, к изучению русского языка; как может сложиться судьба человека, увлеченного другой культурой.
Почему я выбрала профессию преподавателя? В отличие от многих моих сверстников мне всегда было как-то боязно учить других людей. Возможно, я – случайный педагог, однако полюбила свою работу, своих учеников и студентов.
На мой взгляд, за 20 лет французское общество почти не изменилось, народное просвещение не претерпело никаких глубоких реформ или переворотов, и моя преподавательская работа плавно движется по течению. Но пора оглянуться назад...
...1977 год – осень – Париж, Северный вокзал – родители провожают свою 22-летнюю дочь без особого волнения. Она самостоятельная, решительная девушка, привыкла ездить одна, успела побывать в Греции, Ирландии, Марокко.
Я хотела познать мир, увидеть новые страны, быть иностранкой, то есть оказаться без прошлого и без будущего, объясняться на разных языках.
Тот поезд, осенью 1977 года, не совсем походил на те поезда, в которых я ездила раньше. Здесь чувствовалась особенная атмосфера, будто он привез с собой русский ветер: серый вагон с красной звездой, проводник, говорящий только по-русски – маленький кусочек России на французской территории.
Проводник проверил билет, паспорт, визу; разрешил родителям войти в купе, помочь уложить чемоданы. Мне предложили специально выставленные в этом вагоне книжки, чтобы иностранцы познакомились с жизнерадостным прогрессивным социалистическим обществом.
Чемоданы с трудом поместились в купе на троих – трое француженок, которые, получив стипендию, отправлялись в долгий путь – сначала в Москву, а оттуда в разные города навстречу судьбе.
Я жаждала новых знакомств, ощущений, открытий, и меня ничуть не пугали отсутствие комфорта, любые неудобства. Сбывалась моя мечта: поехать в Россию, в Ленинград и там жить, пропитываясь русской культурой. Многим это все казалось непонятной прихотью. Мне самой трудно объяснить, как все это произошло.
Не было у меня русских предков, ни капли русской крови, никто в моей семье не знал русского языка. Почему я решила учить именно русский язык? Нелегкий вопрос.
Конечно, ответ может показаться банальным: красивый мелодичный язык, оригинальный алфавит, таинственная культура.
Сегодня, как и прежде, матрешка, самовар, тройка – символы русской своеобразной культуры. Русские сказки заставляют мечтать французских детей, которые знают Бабу Ягу и ее избушку на курьих ножках. Помню, как меня в детстве пленяли русские сказки и легенды с неповторимыми иллюстрациями Билибина! Как мне понравился американский (!) фильм «Доктор Живаго», полный романтизма, красивых снежных пейзажей, революционного духа. Может быть, это вес стереотипы. Но – это стереотипы, показывающие, насколько для французов русская культура и близка, и одновременно далека. Например, на днях один мой ученик сказал: «Россия – магическая страна...»
В 15 лет я открыла такие имена, как Достоевский, Эйзенштейн, Бородин, открыла новый мир, почувствовала необходимость выучить этот язык. Трудности были: пришлось сменить лицей, расстаться с друзьями, даже изменить некоторые привычки.
Самый распространенный иностранный язык в колледже и в лицее в Пари-Иже – английский. Большинство французских учеников выбирают его первым обязательным иностранным языком лет в 10, когда они поступают в колледж в 6-ой класс (но Франции классы считают наоборот). Правда, можно выбрать и другой язык, но нужно найти преподавателя или заочно заниматься.
Такой же свободный выбор и для второго языка, который начинают изучать через два года, в 4-ом классе. Помимо живых языков, можно еще учить и «мертвые» – латинский и греческий, но здесь справляются только самые серьезные и прилежные, желающие иметь полное общее образование,
остальные отдают все свои силы обязаьным предметам, которых и так немало.
Французские дети могут специализироваться довольно поздно – только после второго класса, поэтому лучше изучать как можно больше предметов, чтобы сделать правильный выбор. Школа предлагает лицеистам дополнить свое расписание, добавив новые предметы в начале второго класса, на первом году учебы в лицее. Одним из этих предметов может быть третий язык, и за это я крайне признательна народному просвещению: я смогла дать волю новой страсти и начать изучение русского языка.
Вначале решила делать ставку на английский язык, который пригодиться мне в профессиональной жизни, продолжая учить русский ради собственного удовольствия. Ирония судьбы!
Четыре года я посещала курсы на двух факультетах, и внезапно появилась возможность получить стипендию, поехать в Россию, жить в России после получения университетского диплома. Желающих было много, избранных мало, но мне посчастливилось.
Вот как я оказалась в поезде Париж – Москва с шестимесячной визой в Ленинград, в СССР, в загадочную страну, в страну мечты, которую французы знали плохо и в которую трудно было поехать.
Ощущение дальности романтизировало железнодорожное путешествие: границы, проверки документов разными таможенниками, долгие остановки без возможности выйти, утомительная замена колес в Бресте, медленный ход поезда, две бессонные ночи...
Сегодня, наверно, никто так не ездит в Россию, самолет быстрее, удобнее и не дороже. Тогда это была настоящая авантюра.
В Москве нас привезли в гостиницу, где мы должны были переночевать, чтобы на следующий день распределиться. Одних назначили в Воронеж или в Ленинград, других – которые составляли большинство – оставляли в столице. Через четыре долгих дня после отъезда чемоданы мои стояли в общежитии на берегу Невы.
Не буду рассказывать о своей шестимесячной стажировке в России. У французов была далеко нелестная репутация: они не подчиняются правилам для стажеров, слишком общительны, ведут свободный образ жизни, результат которого нередко: брак! В этом я не отличалась большой оригинальностью. И через шесть месяцев, к большому удивлению родных и друзей, я вернулась во Францию с мужем.
Замужество означало ответственность, надо было работать. Я сразу нашла работу.
За такой короткий срок все перевернулось! Вся моя жизнь стала связана с Россией. Это произошло и неожиданно, и как будто все так должно было быть. Складывались кусочки головоломки – «puzzle», составленной случайностью.
Все части соединились, и все русское стало центром моего существования —русский круг друзей, работа, любовь...
Я полюбила преподавательскую работу. Отчасти потому, что никто не учит русский язык «просто так». Должна быть какая-то важная и интересная причина, большой интерес. Никто из моих учеников не относится равнодушно к русской культуре, к русскому языку, что придает работе особенный аромат.
Для французов, конечно, это довольно трудный язык, английский ближе – тем более, что постоянно его можно слышать в кино, по телевизору; испанский или итальянский очень похожи на французский, все эти страны – соседи. Россия же намного дальше, и многим русский язык кажется закодированным – буквы, кириллица, склонения...
А выбрать язык ради постижения его сложности мало кто решится, программы уже достаточно нагружены, все знают, что нужно бороться, чтобы найти себе место в обществе, и самое главное – сдать экзамен на бакалавра (аттестат зрелости), который открывает путь к высшему образованию. Честолюбивые подростки стараются сдать его с отличием. Большинство же хочет просто окончить школу лет в 18.
Охарактеризовать особенности французского просвещения можно так: чем позже специализируется подросток, тем лучше. Ранняя специализация – значит ранний конец учебы, ранняя угроза безработицы. Поэтому родители стараются, чтобы их дети брались дополнительно изучать латинский или древнегреческий языки – для наиболее полного образования, даже если сокращается и без того скудное свободное время.
В колледже уроки занимают часов 30, четыре дня с половиной (традиционно нет занятий в среду после 12, также как и в субботу), все зависит от факультативных уроков. Их посещение становится обязательным только, когда они включены в расписание. Учащиеся проводят в лицее не меньше 40 часов, каждый урок продолжается 55 минут, в среднем каждому предмету посвящается три урока в неделю. Единственный свободный день – воскресенье, но приходится делать немало домашних заданий.
Тот, кто благополучно достиг второго класса, должен сделать выбор: какой «бак» сдавать: с математическим научным уклоном, экономическим или литературным. Первый вариант открывает «королевский путь», если еще сдать экзамен с отличием, тогда все дозволено, можно поступить в самые престижные высшие учебные заведения и составить элиту. Многогранный человек успевает по всем предметам... И нередко это студенты, изучающие русский язык.
Ани Тесье
