Текст книги "Журнал «Вокруг Света» № 1 за 2005 года"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Университет по-прежнему оставался центром московской и российской жизни. Революция 1905 года привела к закрытию университета и фактической отмене празднования 150-летнего юбилея. Во всех дальнейших революционных событиях Московский университет с молодежным задором принимал самое активное участие. Интересно, что чаще всего пишут о революционной активности университета, и это справедливо. Вместе с тем сохранялась группа студентов-академистов, ставящих образование выше политики, о них, как правило, умалчивают. В 1911 году, в разгар очередного кризиса, они обратились с воззванием ко всем университетским сотрудникам: «Русские университеты переживают тяжелое время, они перестали быть храмом науки, аудитории обращены в центры незаконных сборищ, наши университеты погибают. Студенчество катится по наклонной плоскости, подталкиваемое всевозможными подпольными коалиционными комитетами, устрашающими студентов и питающими их едкой политикой… мы поднимаем свой голос, призывая студенчество присоединиться к девизу: „Родина, честь, наука. Долой забастовку!“ И все же у большинства тех, кто учился в университете, настроения были прямо противоположные. Грядущий 1917-й год готовился принести университету, быть может, самые серьезные испытания, в череде которых сгинули сотни его выпускников, преподавателей и студентов…
Архитектура образования
Поскольку университет изначально находился под «высочайшею протекциею» и управлялся куратором из «знатнейших особ государства», то и его местопребывание должно было соответствовать статусу главного учебного заведения страны, благополучие которого прирастало монаршей милостью. Поэтому университет предпочли разместить в самом средоточии исторической, государственной и торговой жизни старой столицы – у Воскресенских ворот, недалеко от Монетного двора и собора Казанской Божией Матери, на пересечении Красной площади и Никольской – улицы просвещения и книжности со времен Средневековья.
Указом императрицы от 8 августа 1754 года создаваемому университету был передан «Аптекарский дом» – здание Главной аптеки, созданное в лучших традициях нарышкинского барокко. Состоявшие из множества клетей 2-этажные корпуса замыкали двор, центральная башня завершалась шпилем с двуглавым орлом наверху, а в верхнем ярусе был звон, и в 12 часов играла музыка. Это здание, выстроенное по указу Петра I, успело сменить нескольких хозяев и изрядно обветшало. Пожар 1737 года уничтожил помещения Главной аптеки, которая была переведена на Моховую. Некоторое время здание пустовало, а к моменту передачи университету в нем размещались Ревизион-коллегия, Главный комиссариат и Провиантская контора, которые пришлось срочно переселять. Кроме того, в «Аптекарском доме» хранилось на 3 млн. рублей медных денег, весом более 100 тысяч пудов. Задача спешной реконструкции здания под нужды учебного заведения легла на плечи талантливого московского зодчего князя Д.В. Ухтомского. Несмотря на то что ремонтные работы шли исключительно быстро, окончание реконструкции затягивалось – здание, как выяснилось, требовало капитального ремонта, который был завершен лишь в конце декабря 1754 года, а 26 апреля следующего года состоялась инаугурация – торжественное открытие университета. Университетское здание осветилось причудливой иллюминацией: она изображала гору Парнас, на которой Минерва водружала обелиск во славу императрицы. «Вокруг Университетского дому народа было несчетное число чрез весь день даже до четвертого часа до полуночи» – писали «Санкт-Петербургские ведомости».
«Аптекарский дом» вместил лекционные аудитории, общежитие для казеннокоштных (находящихся на содержании казны студентов), помещения администрации, «физическую камеру», анатомический театр, минералогический кабинет, химическую лабораторию, обсерваторию, типографию. С 1756 года начала действовать книжная лавка. Находившаяся в этом же здании университетская библиотека была открыта «для любителей науки и охотников чтения каждую среду и субботу с двух до пяти часов». Однако, пожалуй, самым популярным новшеством оказался общедоступный университетский театр, где играли профессионалы и любители.
Первое университетское здание было тесно изначально, с увеличением числа студентов и преумножением коллекций неудобство становилось невыносимым. Уже в 1756 году для университета наняли, а затем купили трехэтажный дом князя Репнина на углу Моховой и Никитской улиц. Строительство новых помещений было неизбежным. Профессора ратовали за расположение построек поблизости, но вне стен Москвы. Однако выбор места и архитектора строительства университетских зданий принадлежал императрице. В «архитектурном театре» Москвы, запечатленном в «Прожектированном плане» 1775 года, Моховая и проектируемая площадь перед Кремлем – важнейшая сцена, а здание университета – один из ведущих актеров. Сегодня редко кто вспоминает, что проект нового университета сначала представил В.И. Баженов. Однако его предложение было отвергнуто, а разработку проекта университетских зданий поручили знаменитому М.Ф. Казакову. Подготовительные работы начались в 1770-е годы, а поиск окончательного архитектурного решения продолжался до 1786 года. Зодчим было создано 3 проекта – они отразили общую эволюцию классицизма к предельной строгости и обобщенности форм. В 1782—1784 годах возвели боковые крылья. С 1786 года велось строительство центральной части комплекса. Необходимый кирпич доставлялся с принадлежащего куратору университета М.М. Хераскову завода у Воробьевых гор, белый камень – из села Мячкова, а щебенку – из района современного Гоголевского бульвара, где разбирали стену Белого города. Торжественное открытие университетского дома состоялось 12 августа 1793 года.
Реалии того времени требовали совмещения в одном комплексе учебных, жилых и обслуживающих их хозяйственных помещений. Этому лучше всего соответствовала усадебная схема: здание «покоем», главный дом в глубине парадного двора («курдонера»), симметричные флигели с двух сторон, практичный тыльный двор со входами в главное здание и в крылья. Как «казенный дом ее императорского величества» университет должен был иметь все дворцовые атрибуты: монументальное здание, подчиняющее себе окружающую среду, доведено почти до идеальной симметрии планировки, центральные залы бельэтажа выстроены парадной анфиладой и предназначены для торжественных светских церемоний. Назначение же университета – быть хранилищем наук и просвещения – делало постройку символичной, воплощающей представление о получении образования как о долге и служении. Центром композиции, своего рода алтарем, стал Актовый зал (Большая аудитория). Он занимал два этажа (хоры выходили на 4-й) и был обрамлен ионической колоннадой. Две боковые двери вели в большие двусветные залы с галереями: библиотеку справа и кабинет естественной истории слева. В Актовом зале не устраивали ни спектаклей, ни маскарадов, ни танцев. Здесь произносили торжественные речи на Татьянин день, раздавали шпаги произведенным в студенты, награждали лучших медалями и книгами с приглашением всех «охотников до наук». Положение зала Казаков выделил плоским куполом, а на фасаде – 8-колонным ионическим портиком. Во внешних углах здания архитектор расположил малые круглые залы. На втором этаже находились 16 маленьких «камер» и одна большая «казарма», в каждой помещалось студентов «числом по стольку, по скольку было окошек в покое». Здесь же были столовые, в них устраивались танцы по праздникам и маскарады. На втором этаже находился и протяженный вестибюль парадной лестницы, именно он образовывал собой сцену и партер для театральных представлений.
Классицизм отводил функции подчиненное место, к удобствам относилось лишь одно принципиальное новшество – расположение комнат по обе стороны коридора, что позволяло рациональнее использовать внутреннее пространство. Однако за день ученик должен был не менее 14 раз пройти двором и не менее 4 раз взбежать по лестнице. Сами аудитории имели вид обычных классов с грифельными досками, скамьи стояли по обе стороны от длинных столов, впереди стола ставились кресла для преподавателей. Только одна «физическая зала» была устроена амфитеатром.
Университетский дом стал частью жизни города и вместе с городом пережил 1812 год. Почти все университетские постройки сгорели во время пожара. И хотя в августе 1813 года было объявлено о начале занятий, из-за масштабов разрушения к восстановлению университетского дома приступили только через 5 лет. Работами руководил Д. Жилярди. 5 июля 1819 года состоялось торжественное открытие реконструированного здания.
Жилярди сохранил композиционно-планировочное решение М.Ф. Казакова. Парадные фасады получили формы московского ампира. Карнизы, тяги, стены стали гладкими, активно использовался декор (работы скульптора Г.Т. Замараева), варьирующий тему военной победы и покровительства императора. Главный портик получил дорический ордер. Купол был повышен на 6,5 м.
Помещения в целом были сохранены, хотя и с некоторыми изменениями. После пожара не восстанавливалась в казаковском здании церковь. Изменились пропорции колонн Актового зала, выше стали арочные окна. С той поры сохранились росписи зала, сделанные по рисункам Жилярди, прославляющие науки и искусства, где аллегории соседствуют со знаковыми фигурами античности.
С восстановлением дома на Моховой получает новую жизнь университетский квартал Москвы – постепенно возводятся новые корпуса. На Моховой (ныне дом № 9) усадьба Пашковых в 1830-е годы перестраивается под руководством архитектора Е.Д. Тюрина под Аудиторный корпус, в 1904—1905 годах он был реконструирован К.М. Быковским.
Во второй половине XIX – начале XX века продолжали возникать новые учебные, научные, жилые постройки. Всего до недавнего времени насчитывалось до 20 зданий. Самые яркие из них – Фундаментальная библиотека (Моховая, 8), построенная к 1905 году по проекту К.М. Быковского в «неоренессансном» стиле. По проекту того же архитектора в 1898—1902 годах были возведены здания ботанического факультета и Зоологического музея (Большая Никитская, 4—6), отличительной особенностью их стал «ботанический» и «зоологический» декор. Наиболее стройным и строгим стало здание Геологического музея (Моховая, 11) 1912—1918 годов. Научная сторона проекта разрабатывалась А.П. Павловым и В.И. Вернадским в 1905—1907 годах, а архитектурное решение принадлежит Р.И. Клейну.
В начале XIX века университет шагнул за пределы окрестностей Моховой. В 1805 году Аптекарский огород на 1-й Мещанской превратился в университетский ботанический сад. С 1831 года действует обсерватория на Пресне. В 1887—1897 годах был создан уникальный по тем временам комплекс клиник на Девичьем поле. В 1912 году на Волхонке открылся Музей изящных искусств, созданный по инициативе профессора теории и истории изящных искусств Московского университета И.В. Цветаева.
От семинаристов до студентов
Первые кандидаты в студенты по приказу Синода были набраны из числа слушателей Славяно-греко-латинской академии и семинарий, знавших латинский и славянский языки, а также знакомых с основами литературы и арифметики. После устного экзамена, который, пользуясь современной терминологией, можно назвать собеседованием, двое претендентов из Белгородской семинарии были отосланы назад, с указанием прислать других – «самоохотных, а не с принуждением»… Таким образом, к обучению было допущено 25 человек. История сохранила для нас имена тех, кому предстояло первыми войти в университетские аудитории. 25 мая 1755 года из Московской духовной Заиконоспасской академии для обучения прибыли 6 человек: Петр Дмитриев (Вениаминов), Семен Герасимов (Зыбелин), Данила Яковлев (Ястребов), Петр Семенов, Василий Алексеев (Троепольский), Иван Алексеев. Остальные 19 в стенах университета появились немногим позже.
Студенты, находившиеся на казенном содержании, получали 40 рублей в год. Преподавательский состав представляли 10 профессоров, из которых 8 пригласили из-за границы. Их основной обязанностью было чтение лекций 6 дней в неделю «по крайней мере, два часа в день, выключая воскресные и в табели предписанные праздничные дни». Для первых студентов лекции читали профессор Н.Н. Поповский – по основам красноречия и стиля латинского и российского языков, профессор И.Г. Фроманн – по метафизике и нравственной философии, профессор А.А. Барсов – по арифметике и геометрии, доктор Ф.Г. Дильтей – по всеобщей истории и праву. По прослушанным курсам студенты должны были представить своим профессорам специальные работы.
Если на первых порах при поступлении в университет достаточно было выдержать «собеседование», то уже в начале XIX века требовался аттестат об окончании какого-либо учебного заведения. Тем, кто его не имел, предстояло держать экзамен перед комиссией, назначенной ректором. Это правило, безусловное для разночинцев, не часто применялось по отношению к молодым дворянам, вопрос о приеме которых в университет обычно решался приватно. Сохранилось воспоминание одного студента-дворянина В.И. Лыкошина, иллюстрирующее вполне типичную для начала XIX века процедуру «зачисления» в университет. «В назначенный день съехались к нам к обеду профессора: Гейм, Баузе, Рейнгард, Маттеи… За десертом и распивая кофе профессора были так любезны, что предложили Моберу (гувернеру Лыкошиных. – Прим. ред.) сделать нам несколько вопросов; помню, что я довольно удачно отвечал, кто был Александр Македонский и как именуется столица Франции и т. п. Но брат Александр при первом сделанном ему вопросе заплакал. Этим кончился экзамен, по которому приняты мы были студентами, с правом носить шпагу; мне было 13, а брату 11 лет». Для так называемого реформированного университета (в 1804 году был принят его новый Устав) столь ранний прием в число студентов был делом обычным – для юных дворян поступление в университет означало автоматическое причисление сразу же к 14му классу (согласно Табели о рангах), а окончание этого учебного заведения – к 12-му. В 1812 году по причине массового наплыва желающих учиться в Московском университете ректор вознамерился ужесточить правила приема, но на деле практика зачисления для разночинцев и дворян существенно не менялась. В число студентов также принимались выпускники университетской гимназии, для которых выпускные экзамены становились пропуском в аудитории университета.
Численность как студентов, так и преподавателей сильно менялась от года к году. Например, в 1760 году в университете обучалось 30 человек, в 1787-м – 82, в 1800 году на 16 профессоров приходилось 68 студентов, три года спустя число студентов достигло 100 человек. Постепенно возрастало и количество преподавателей. Например, в 1884 году университет располагал 73 профессорами и 15 приват-доцентами, а уже в 1894 году в его стенах преподавали и вели научную работу 93 профессора и 120 приват-доцентов. К исходу XIX столетия университет посещали почти 4 тыс. студентов, в 1907 году эта цифра возросла до более чем 9 тыс. человек (примерно в это же время, в 1908 году, в университете работали 88 профессоров и 324 приват-доцента), а накануне революции в университете учились 2 150 студентов. Надо сказать, что жалованье профессоров никогда не было особенно впечатляющим, многие из них вынуждены были пополнять свой бюджет различными побочными заработками. В начале XIX века годовой доход профессора университета составлял 2 000 рублей.
«Мы учились как должно, шалили как можно»
Повседневная жизнь студентов университета была строго регламентирована. При зачислении в университет молодой человек, подняв правую руку, давал присягу. В ней перечислялись обязанности студента. Тому, кто учился в Московском университете, предписывалось благочестие, прилежание к наукам, благородное поведение. Запрещались пьянство, азартные игры, шумные сборища, дуэли и секундантство, женитьба без разрешения начальства, также нельзя было делать долги и продавать свое имущество. Студенты, особенно состоящие на государственном обеспечении, находились под пристальным вниманием и опекой университетского начальства. За казенный счет они обеспечивались питанием, одеждой, обувью, лекарствами. Студенты были обязаны соблюдать распорядок дня, не находиться в своих комнатах во время лекций и не покидать университет без письменного разрешения инспектора. За выполнением последнего правила следил выставленный возле университетских ворот караул. После отбоя, который наступал в 10 вечера, все студенты должны были ночевать в своих комнатах – каждый вечер обход по помещениям совершал урядник. Один из студентов, лучшего поведения и прилежания, назначался старшим по комнате. Его обязанностью было следить за порядком и тишиной в комнате. Впрочем, помогало это мало, и основным ревнителем дисциплины был один из профессоров.
Лекции читались как утром, с 8 до 12 часов, так и вечером, с 14 до 18 часов. Каждая лекция длилась один час. Кроме того некоторые профессора еще устраивали у себя на квартирах приватные занятия. Интересно, что, например, в начале XIX века такое понятие, как «учебный план», было довольно расплывчатым – студенты зачастую сами составляли себе список профессоров, занятия которых они собирались посещать. Поэтому большинство студентов, за исключением медиков, слушали лекции сразу на нескольких факультетах.
Несмотря на разного рода строгости и периодические попытки ужесточить университетскую дисциплину, студенты всегда стремились обойти запреты. Обычной причиной отлучек была необходимость обедать и покупать продукты вне университета. Студентов невозможно было изолировать от жизни города, где было немало соблазнов – одних только трактиров и питейных заведений в Белом городе, по описаниям конца XVIII века, насчитывалось более 30. Особое неудовольствие университетского начальства вызывали кулачные бои, проходившие на Неглинной, в которых студенты регулярно сражались стенка на стенку с бурсаками духовной академии. Все провинности студентов рассматривала профессорская Конференция, которая могла отчислить из университета на определенное время или даже навсегда.
Началом учебного года считалось 17 августа, окончанием – 28 июня. Летом и зимой, от рождественских до крещенских праздников, студенты расходились на каникулы, а профессора уезжали инспектировать училища своего учебного округа. По окончании занятий проходили публичные экзамены и торжественный акт. В ту пору публичные экзамены не имели для студентов никаких последствий. Это была своего рода форма отчета профессуры перед московской публикой. Действительно серьезным испытанием считался экзамен на ученую степень кандидата – к нему начинали готовиться года за полтора. Для успешной сдачи этого экзамена необходимо было продемонстрировать знания всех дисциплин своего отделения и написать диссертацию на тему, заданную Советом факультета.
На протяжении довольно длительного времени после открытия университета студенты должны были в конце каждого полугодия проводить публичные диспуты. А самая первая экзаменационная сессия состоялась летом 1766 года по распоряжению куратора университета В.Е. Ададурова, который таким образом исполнял указ Екатерины II о ежегодных отчетах об успехах студентов. Экзамен проводился для всех студентов по изучаемым ими дисциплинам. Куратор лично в присутствии профессоров намеревался испытывать знания обучавшихся в университете. Ради удобства Ададурова, который должен был присутствовать на заседании в Сенате, экзамен был назначен на 6 часов утра.
Учебный год по традиции завершался заседанием Совета университета – торжественным актом, который являлся праздничным событием для всего московского общества. В этот день в Большую университетскую аудиторию приглашались весь цвет московской знати, представители древних дворянских фамилий, все, кто был неравнодушен к судьбе университета. Публику развлекали музыканты, лучшие усадебные капеллы, университетский хор, которым аккомпанировал орган. С речами к собравшимся обращались профессора, в торжественной обстановке оглашались имена тех, кому присваивались звания докторов, магистров, кандидатов, награждались лучшие студенты и гимназисты, вновь испеченные студенты получали шпаги.
Форма и содержание
Все, кто учился и работал в Московском университете, всегда составляли особую касту. Так повелось с самых первых лет существования университета, когда принадлежность к этому учебному заведению подчеркивалась мундиром – его носили преподаватели, студенты и хозяйственный персонал. Университетские мундиры были сшиты из сукна темно-зеленого цвета с красными воротниками, обшлагами и подбоем. Посеребренные пуговицы мундира украшались государственным гербом. Кроме того, студентам и учащимся университетской гимназии предписывалось носить напудренный парик и шляпу. Мундир был не только одним из корпоративных признаков, он уравнивал имущественные различия между студентами, способствуя формированию особой атмосферы университетского братства. Еще одним важным событием для каждого молодого человека, принятого в Московский университет, была выдача шпаги при производстве в студенты. И пусть мундир и шпага имели лишь символическое значение, но они демонстрировали благородство просвещенных, возводили образование в ранг одной из самых важных ценностей государства. Конечно, в повседневной жизни далеко не все студенты, особенно выходцы из богатых дворянских семей, придерживались правила носить мундир и шпагу, но подобное облачение было непременным атрибутом всех торжественных университетских мероприятий.
В огне
Война 1812 года принесла страшное разорение Московскому университету. Умерло несколько профессоров, не вынесших тягот эвакуации и дороги, в пожаре погибли не только практически все университетские здания, но и уникальные коллекции, собрания книг, лабораторное оборудование и приборы. Виновниками этой катастрофы с полным правом можно назвать главнокомандующего Москвы графа Ф.В. Ростопчина и попечителя университета П.И. Голенищева-Кутузова, не предпринявших сколько-нибудь серьезных усилий для своевременной эвакуации главного учебного заведения России. Главнокомандующий Москвы видел в университете лишь оплот якобинства, а профессоров, среди которых было немало иностранцев, прямо называл пособниками французов, дожидающимися удобного момента, чтобы перейти на сторону врага.
Море огня, охватившее Москву в страшную ночь с 3 на 4 сентября 1812 года, пощадило университет, но наутро, когда пылал уже весь центр города, пожар подступил вплотную к университетским корпусам, уничтожив часть из них. Следующей ночью огонь добрался до главного здания университета. По этому поводу профессор Штельцер, остававшийся в городе, позднее писал: «Когда я хотел идти в главное строение, которое между тем было в безопасности, то в половину 2го часа ночи увидел деревянную обсерваторию на оном находящуюся, горящей, вероятно от пролетевших головень. 4 человека могли бы спасти строение, но я ни одного призвать не мог, ибо все, опасаясь дурных поступков, с робостью скрывались». Наутро от университетских зданий остались лишь стены, кладовые и погреба были разграблены, погибли архив, библиотеки и коллекции.
Первый цензор
Сегодня трудно себе представить, что когда-то, на заре своей истории, Московский университет ведал цензурой. Как это ни парадоксально, но в XVIII веке роль цензоров в Москве исполняли университетские профессора. В ту пору само понятие «цензура» еще не сформировалось и зачастую отождествлялось с критикой литературного или научного сочинения. Пока не вполне сознавалась сила печатного слова и цензура не превратилась в одно из мощных орудий государственной власти, не было и тех строгостей в книгоиздательском деле, которыми так изобиловали век XIX и XX. Тем не менее в указе о продаже книг «против закона», который вышел в 1763 году, говорилось: «И тако надлежит приказать наикрепчайшим образом Академии наук иметь смотрение, дабы в ея книжной лавке такие непорядки не происходили, а прочим книгопродавцам приказать ежегодно реестры посылать в Академию наук и университет московский, какие книги они намерены выписывать, а оным местам вычеркивать в тех реестрах такие книги, которые против закона, доброго нрава и нас».
Продолжение следует
