Текст книги "Однажды в России, или Z cesku - z laskou"

Автор книги: Властимил Петржела

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Властимил Петржела
Однажды в России, или Z cesku – z laskou

Вроде все, как вчера…

Эта книга – не журналистское расследование. Не попытка непременно открыть все факты, будь темные или светлые, связанные с самым ярким периодом «Зенита» в его новейшей истории. Не плод старания подтвердить эксклюзивность трехлетнего периода, прожитого клубом с 2003-го по 2006-й год. Просто масса любопытных, неизвестных широкой общественности вещей, когда идут серьезные разборки, тонут в потоке препирательств на уровне «дурак – сам дурак». Почему-то когда эти бесспорно красивые страницы в истории «Зенита» были перевернуты, о тех, кто эту часть истории создавал стало принято говорить в уничижительных тонах. Опять же, не собираемся никому затыкать рот. Но и сами молчать не хотим – хотим рассказать, как первый иностранный тренер в российском футболе Властимил Петржела жил и работал эти годы в стране, которую его родная Чехия лишь недавно начала воспринимать, как нейтральную по отношению к себе. О том, как он принимал, возможно, самые тяжелые правила игры в своей карьере, и играл по ним, избежав соблазна после первых же неудач махнуть на все рукой и сбежать в теплый уютный домик в центре Европы. Эта книга – о раритетном человеке, которых, быть может, осталось не так много в этом мире. О Петржеле говорили – таких либо любят, либо ненавидят.

ОДНАЖДЫ В РОССИИ, ИЛИ Z CESKU – Z LASKOU

Так вот книга-попытка доказать, что ненавидят те, кто не знает. Не знает, что значит оставаться человеком, имея столь тяжелую и противоречивую профессию, как футбольный тренер, сохранять мотивацию в жизни, когда все обращено против тебя; не бояться говорить «нет», когда девяносто девять человек из ста скажут «да»; не молчать, когда те же девяносто девять обязательно закроют рот на замок; наконец, легко относиться к деньгам, и серьезно к по-настоящему близким людям. Очень хотелось бы думать, что книгу прочтут и те, кто не слишком погружены в футбол. Ведь мы, одержимые этой игрой (говорю и про cебя в том числе) в яростном обсуждении проблем наших любимых команд, цен, трансферов и прочей текучке часто игнорируем сам смысл футбола, то, из-за чего мы и напрягаем себя тоннами дополнительной информации – прежде всего, мы любим шоу, которое несет в себе футбол. Властимил его давал, и потому радовал людей, которые умеют относиться к жизни, как и он сам – легко.

Книги о тренерах, наверное, должны начинаться и заканчиваться с одного и того же – с аэропорта. Они – кочевники, постоянно на чемоданах, в состоянии стресса. И горе тем из них, кто вздумает полюбить свое место работы не из профессиональной солидарности, а по-настоящему, всеми клетками организма…

Итак, аэропорт. «Пулково-2». 18 мая 2006 года. Рейс из Праги, название которого я давным-давно знаю наизусть, как и знаю то, что он практически всегда опаздывает в среднем минут на 40. В Петербург снова прилетает Властимил Петржела. Но прилетает не так, как раньше. Как у Высоцкого: «Вроде, все как вчера…». Он больше – не тренер «Зенита». Едет в город с частным визитом, в программе – посещение матча команды, которую не может, да и не пытается выкинуть из сердца. Несмотря на то, что информация о приезде Власты держится в полусекрете, в зале прилета ждет несколько журналистов…

Петржела с женой Зузаной появляются. За 2 месяца отсутствия, с тех пор, как Властимилу пришлось в ускоренном режиме покинуть Петербург, тренер постарел, погас. Ощущение такое, как будто мощный реактор спрятали глубоко-глубоко под землю и забыли остановить его работу.

Пресса несколько оживляет тренера, но веселее он не становится, и как мы, его друзья, ни пытаемся развлечь его, все равно думает о чем-то своем. По привычке говорит: «Поехали, нам пробиваться через весь город по пробкам». Словно забывает о том, что едем мы не на тренировочную базу в Удельном парке, а в отель «Астория», а до него путь в два раза короче.

Вроде все, как вчера…

Вечером мы едем в любимый японский ресторан Петржелы. И он вслух, пережевывая любимый горячий ролл с крабом, ловит себя на мысли, что не привык находиться в Питере в качестве гостя. Словно доказывая это самому себе, за 20 минут до этого он без проблем находит обменный пункт, прячущийся за ларьками в самом оживленном месте, у метро. Несмотря на то, что в «Зените» давно другой тренер, Властимила узнают и пропускают без очереди в отдельную комнатку. То же самое в ресторане, где, кажется, долго не верят в том, что передними не призрак – гостю Петербурга обеспечено обслуживание по высшему разряду.

На стадионе на следующий день ситуация несколько другая. Пресс-служба «Зенита», его бывшего клуба, почему-то не рада визиту бывшего тренера – как бывший сотрудник клуба, почему-то уверен, что утром перед игрой теме приезда Властимила была посвящена целая «летучка». Приглашения на игры, что в порядке вещей в Европе, тренер не дождался, а потому вынужден был решать вопрос с билетами через друзей. Решил, и сел среди болельщиков без каких-либо смешанных чувств…

Кержаков мчался с мячом один на всю оборону ЦСКА. Рев зрителей нарастал, и стадион, казалось, должен был вот-вот рухнуть под натиском этой сумасшедшей энергии. Взрыва, впрочем, не произошло – защитники в последний момент накрыли удар форварда, раздался разочарованный гул, и на какие-то мгновения стало тихо…

– Черт, Сашке надо было вправо попробовать уйти, – с нескрываемой досадой говорит Петржела, прикрывая рукой глаза от солнца.

Кроме успеха сине-бело-голубых футболок его ничто в этот момент не интересует. Как и то, что тренирует эту команду не он. С тем же Кержаковым было столько прожито. Когда-то он был подростком, склонным к звездной болезни, потом на глазах стал превращаться в серьезного парня, который знает себе цену, не сильно заботится о том, что о нем думают окружающие, но показавшему, что он умеет работать над собой. Теперь этот совсем другой Керж, тихий, холодный, серьезный в жизни, но более циничный и эффективный на поле, пытается забить ЦСКА, и в это же время мечтает уехать в «Севилью», чтобы расти и совершенствоваться. Как за него не переживать?

С финальным свистком у охранников в секторе 9 начинаются проблемы. Зрители вовсе не собираются расходиться, а слетаются к двум рядовым пластиковым креслам, где расположилась чета Петржеловых. Автографы, фото, пожелания – 10 минут абсолютно бесконтрольного общения, которое все-таки вынужден был прервать доблестный гвардеец, который, не выдержав, начал чуть ли не взашей выгонять людей. Вечером, глядя из окна «Астории» на Исаакиевскую площадь, Петржела голосом, полным гремучей смеси умиротворения и скрытой боли, говорит жене:

– Славно съездили, да, Зузи? Давай вернемся еще…

Часть первая

Глава 1

Сразу же признаюсь вам: о «Зените» я раньше ничего не слышал. И когда получил приглашение возглавить этот клуб, был близок к шоковому состоянию. К тому же Петербург-это Россия, а Россия в Чехии всегда считалась после известных событий неизведанной и враждебной страной, которой большинство моих соотечественников предпочитало избегать. Впрочем, я к этому большинству, как человек в целом аполитичный, не принадлежал. И когда пришел в себя после неожиданной информации, сразу же решил, что непременно должен попробовать хотя бы для начала один раз съездить в Россию и лично поговорить с заинтересованными во мне людьми.

Мое знакомство со страной, хоть и растянулось на два этапа, но довольно быстро привело к тому, что место работы я сменил. Не могу сказать, что работа в «Млада Болеслав», клубе второй чешской лиги, меня радовала. Да, построили новый стадион. Да, спонсоры готовы были платить деньги для выхода в высшую лигу. Но что-то во мне постоянно пульсировало, не давало спокойно жить, пусть я и был, как у Христа за пазухой. От дома до места работы я долетал на машине за полчаса – город «Шкоды» находится как раз между Прагой и моим Либерцем. Однако чешский футбол разочаровал меня. Чтобы преуспевать в нем, чувствовать себя спокойно, нужно подхалимничать, плясать под дудку агентов, участвовать в различных коллективных играх, как правило, нечестного характера. И, что самое главное – молчать, как рыба, ни с кем не спорить и не ссориться. А вот этого я никогда делать не умел. Сколько себя помнил, всегда шел в драку, не выносил над собой давления, даже со стороны собственного клубного руководства. До сих пор считаю, что мне удалось практически на ровном месте создать конкурентоспособный «Богемианс» лишь потому, что я в своем лице объединял сразу две роли-главного тренера и спортивного директора. Когда же со мной в «Спарте» в 1996-м году словацкие хозяева хотели поставить себя, как с наемным рабочим, я тут же встал в позу и откланялся. Забегая вперед, скажу, что за годы работы в «Зените» мне не раз пришлось сталкиваться с проблемами, порождаемыми собственным характером…

Когда позвонил агент Павел Зика, известный в Чехии футбольный функционер, и сообщил, что нужно срочно вылететь в Москву на переговоры в компании с неизвестным мне до того момента парнем по имени-фамилии Виктор Коларж, я сначала не поверил: «Не шути со мной. Уже вечер, я хочу отдыхать, а не заниматься глупостями». Но Зика не шутил. Спустя два дня я сидел в самолете и фактически инкогнито летел в Москву, которую до этого в последний раз видел еще в начале 80-х.

Там, на встрече, Виталий Мутко (кроме него еще были Зика, Коларж и русский агент Константин Сарсания, сейчас работающий спортивным директором в «Зените») нынешний президент Российского футбольного Союза, а тогда президент«Зенита»сказал мне, что ему нужен тренер, умеющий работать с молодыми футболистами. Мол, он долго собирал обо мне информацию и понял, что такому тренеру, как мне не нужны готовые футболисты, которые стоят огромных денег, что я способен сделать команду практически из ничего, и что именно таким критерием он руководствовался при выборе тренера для «Зенита», который упал в 2002-м году в глубокую яму. Мутко, который произвел на меня с самого начала впечатление симпатичного интеллигентного человека, также поведал, что он делал еще до того, как стало известно обо мне, предложение тогдашнему тренеру сборной Латвии Александру Старкову, тот очень долго думал, но в последний момент все-таки решил остаться в национальной сборной Латвии, которая на тот момент имела шансы выйти на чемпионат Европы 2004-го года в Португалии. Интересно, кстати, сложилась дальнейшая судьба моего латышского конкурента. Латвия действительно вышла на чемпионат Европы, чем произвела фурор в Европе, а сам Старков получил приглашение из «Спартака», элитного клуба российской премьер-лиги. Полагаю, что теперь Александр узнал, что такое быть тренером именно элитного клуба, получил об этом исчерпывающую информацию, которая в течение двух лет падала на него тяжелыми глыбами. Свою задачу в первый же сезон он выполнил, вывел команду в Лигу чемпионов, но в итоге лишился работы и даже спасибо ему толком никто не сказал. Старков был чужаком, и это вышло ему боком.

Впрочем, это я уже о будущем…

– Об этом мне можете даже не говорить, – сказал я тогда Мутко – Мне все равно, вели вы переговоры со Старковым, или с Бышовцем. У меня есть желание поработать в «Зените» и больше меня ничего не волнует.

На самом деле перед вылетом в Россию меня кое-что все-таки волновало. Например, как быстро я смогу вспомнить те азы русского языка, которые в меня заложили еще в школе. На счастье, Виталий говорил четко, ясно и с пониманием проблем не возникло. На Мутко мои слова, видимо, произвели впечатление. Уже спустя 10 дней я прилетел в Петербург на Совет директоров и, так получилось, сразу подписал контракт. В Питер я взял с собой жену Зузану, чтобы она со своей чисто женской интуицией осмотрелась кругом и посоветовала мне, имеет ли смысл ввязываться эту авантюру (поймите меня, на тот момент все именно так и выглядело!). Кроме того, мне страшно не терпелось посмотреть условия, в которых мне предлагалось работать.

Впечатление от моего первого в жизни питерского дня оказалось весьма неплохим, пусть мы оба с Зузаной невероятно устали. Во-первых, сюрпризом для меня стало абсолютно иное понимание русского слова «база», которое в Чехии люди всегда воспринимали с легким содроганием. В голове у них сразу всплывало или что-то военное, либо нечто заброшенное и ветхое, где спортсмены вынуждены жить без горячей воды и лежать на железных койках. Ничего подобного в Питере я не обнаружил – в Удельной мне показали довольно приличное поле, да и само здание базы даже до ремонта, который тогда только начинался, находилось в неплохом состоянии.

Александр Поваренкин (заместитель гендиректора клуба «Зенит» прим. авт.), который проводил для меня эту экскурсию, обещал, что здесь очень скоро все доведут до ума и тогда мне будет абсолютно не о чем беспокоиться.

Затем нам предстояло увидеть своими глазами стадион, тот самый футбольный храм, при виде которого у истинного тренера всегда замирает сердце. Жена говорит, что у меня нездоровый интерес к футбольным аренам самой разной величины – куда бы я не приехал, везде ищу их глазами из окна такси. Правда, такая же мания есть и у нее самой, только в отношении фитнесс-центров. Не успела Зузана в первый раз приехать ко мне, как уже за неделю обнаружила в Петербурге пять или шесть «фитек», как называют их у нас, в Чехии.

Но вернемся к делу. «Петровский» мне на первый взгляд не очень понравился. Было холодно, арена продувалась ледяным ветром, а трибуны были пусты и, что больше всего меня удивило, совсем без козырьков! К тому же вокруг поля шли беговые дорожки, а мне ранее не приходилась работать на таких аренах. Это потом я понял, что во время матчей «Петровский» способен преобразиться до неузнаваемости и довольно быстро полюбил его, а пока я смотрел на оранжево-желтые трибуны (и почему они там такие?!) и даже не предполагал, сколько всего придется сделать и пережить до своего первого зенитовского официального матча. Со стадиона мы отправились в офис клуба, где Виталий представил меня Давиду Трактовенко, главному акционеру. Быстро пролетели по кабинетам, мне объяснили для чего нужен тот, или иной отдел. А потом началось самое главное. Здание Промстройбанка, который как раз представлял Давид, находится недалеко от клуба и именно там я поставил свою подпись под контрактом. Перед этим прошел Совет директоров, куда пригласили и меня. Была уйма разных акционеров, которые устроили мне настоящий допрос, а я старался отвечать на их вопросы по-русски, отчаянно вспоминая всю школьную программу.

Итогом «артобстрела» стал прямой вопрос одного из них – хватит ли у меня смелости возглавить столь непростую команду, как «Зенит». «Еще бы у меня не хватило смелости!» – мелькнула мысль перед тем, как я уверенно сказал «да». Амбиции сделали свое дело. Все сомнения, вопросы, недосказанности – все отошло на второй план после этой фразы акционера, как будто бы меня взяли «на слабо». «Зенит», как я уже говорил, мне был до ноября 2002 года абсолютно неизвестен, и прежде всего потому, что эта команда на европейской арене появлялась нечасто. Я никогда не боялся огромных объемов работы и все свои клубы поднимал «с нуля». В Питере в тот момент мне и в голову не могло прийти, что здесь также придется сворачивать на пути к успеху уйму валунов и перепахивать поле заново. Зато я видел впереди возможность участвовать в Лиге чемпионов, соревновании, несущем в себе высший смысл для любого уважающего себя тренера.

Когда-то у меня появилась было прекрасная возможность участвовать в этом ярком турнире, но именно тогда, когда я получил приглашение от «Спарты» осенью 1995 года у президента клуба Маха закончились деньги. А вскоре пражан выкупили новые владельцы, с которыми у меня отношения изначально не сложились. В результате, я проработал со «Спартой» всего полгода, после чего ушел. Потом была долгая и кропотливая работа с «Богемианс», практически без денег, без ресурсов. Мы многого добились, но жажда большого футбола никогда не отпускала меня, а когда моя работа с «клоканами» (по-чешски «кенгуру», символ ныне не существующего клуба «Богемианс» – прим.авт.) закончилась и я перешел во вторую лигу, в «Младу Болеслав», она только усилилась. Вот почему я сказал свое «да» без малейших раздумий. После этого мне разрешили подышать свежим воздухом, а примерно через полчаса пригласили обратно и сообщили, что только что я стал новым главным тренером «Зенита». Не успел я опомниться, как тут же пришло первое серьезное испытание. По местным обычаям необходимо было «подкрепить» соглашение рюмкой спиртного. Я очень давно не беру в рот алкоголь и хотел отказаться, но мне довольно жестко сказали: «Так надо!». Надо, так надо. Вот только я почувствовал себя так, как будто через минуту умру. Пот катился градом, в голове стучало. Потом Давид Трактовенко мне признался: знай он, как на меня подействует алкоголь, мне бы разрешили пренебречь традицией.

***

Некоторые вещи меня все-таки настораживали. Почему команда так резко упала после успешного «бронзового» сезона? Почему на одной из последних игр сезона 2002 на стадионе было всего 12 тысяч болельщиков, если о популярности клуба мне с самого начала стал рассказывать каждый встречный? Кроме того, у меня у самого существовала проблема – ведь я на тот момент оставался главным тренером «Млада Болеслав». А это означало, что с этим клубом предстоит разрывать контракт. Я был уверен, что его генеральный директор Шетрле меня просто так не отпустит и мысленно уже готовился выплачивать неустойку. Зная людей, которые руководили «Младой», в том, что она будет большой, сомневаться не приходилось. Агенты Зика и Коларж, впрочем, были весьма заинтересованы в моем переходе в«Зенит», а потому поспешили меня заверить, что проблему с «Младой» они решат. И я страстно желал, чтобы они это сделали. За ценой бы не постоял.

На обратном пути в самолете жена, которая заметно погрустнела – ей очень не хотелось со мной расставаться на такой долгий срок, ведь мы всегда были вместе-спросила меня: «Стоит ли твоя командировка в Россию того? Компенсируется ли то, что я тебя теряю хотя бы материально?». Я в ответ только усмехнулся – откуда же я мог знать! Ведь сам контракт, который мне предложили на Совете директоров, я подмахнул, не читая. Думал в первую очередь о работе, и ни о чем другом. В любом случае, тратить кучу времени на то, чтобы разбирать русские слова и специальную терминологию в контракте мне не хотелось. Некоторое время спустя, конечно, я ознакомился с его условиями. Предложение было достаточно среднее, особенно, если сравнивать с тем, что получали в «Зените» футболисты. Впрочем, меня это, повторю, не сильно волновало -желание работать зашкаливало за все разумные пределы. Сам себе удивлялся – вроде бы почти 20 лет работал без передышки, а все равно без футбола, борьбы, нервов и бессонных ночей чувствовал себя неуютно, каким-то неприкаянным.

Мы вернулись домой и почти сразу обо всем проведали журналисты. В Чехии, надо сказать, они гораздо злее чем российские. Все время норовят уколоть, поддеть, а зачастую откровенно «убивают» кого-то на заказ. Правда при этом в футболе, надо отдать им должное, подкованы лучше. Так вот, им я отвечал одно: «Контракт я не подписал, только предварительное соглашение о намерениях». По большому счету, я не имел права заключать соглашение с другим клубом, при действующем договоре с «Младой Болеслав» и еще не знал, отпустит меня его руководство, или нет. Но когда я, вернувшись из Петербурга, отправился со своей командой на последний выездной матч первого круга в Долни Коунице, понял, что ни о чем, кроме как о «Зените» думать не могу. На моих глазах соперники месили грязь на ужасном поле, размытом дождем, а у меня в мозгу была картинка с видео матча на переполненном «Петровском» – Мутко надавал мне с собой кучу кассет с 2001, «бронзового» года.

Вскоре произошло то, чего я и ожидал. Меня заговорщицким тоном пригласил на чашку кофе Шетрле и у него в кабинете они со спортивным директором Куделой бесцветными голосами назвали суммы денег, которые я должен буду за свой отход заплатить каждому. Потом я посчитал, что мои доходы в «Зените» изначально практически не превышали той суммы, что я получал в Чехии, учитывая все эти «комиссионные». Но я был уверен в том, что делаю и уже вовсю горел идеей стать первым чешским тренером (да что там чешским – иностранным!), который проявит себя в России. Двух коротких визитов в эту страну мне хватило, чтобы понять, что здесь можно жить, причем, возможно, роскошнее, чем в Чехии. Смешно слушать, как кто-то у меня на родине до сих пор спрашивает: «это правда, что люди в России живут в землянках?». Бред полный!

***

В конце концов, настал день 14 декабря. Я должен был вылететь в Петербург, чтобы приступить к работе на новом месте. Жена, заливаясь слезами и пребывая в различных страхах, сомнениях и тревогах, собрала мне вещи. Я терпеть не могу женские слезы, но понимал ее: мой дом был завален чемоданами, одеждой и прочей ерундой и было впечатление, что я съезжаю куда-то насовсем. Сумки еле закрылись, утрамбовывали их мы с Зузой чуть ли не ногами. Знал бы я, как настрадаюсь потом со всеми этими костюмами, пиджаками, рубашками! Потом была полуторачасовая дорога в аэропорт, и мне хотелось, чтобы машина летела еще быстрее. Питер занял все мои мысли задолго до того, как мы с помощником Владимиром Боровичкой сошли с трапа «Боинга» не в качестве гостей, а как полноправные жители этого уникального города.

Прилетели мы уже под вечер, когда было темно. По дороге из аэропорта, где нас встретили начальник команды Юра Гусаков и переводчик Иван, Бора (здесь и далее – Владимир Боровичка – прим. авт.) не переставал удивляться, насколько Петербург большой город. Ему из своих Пругониц до пражского аэропорта ехать около 40 минут, а тут мы столько же времени потратили

Только на полпути к гостинице. Причем, после тяжелого дня покой нам только снился. Ребята завезли нас в маленький, но очень уютный отель на красивой набережной канала, однако у меня времени было лишь на то, чтобы переодеться и чуть-чуть передохнуть.

Со слова «чуть-чуть» Властимил, по сути, начал открывать для себя Россию. Оно стало одним из первых русских слов, запавших Властимилу в душу. Его звучание забавляло чеха и примерно на второй день пребывания в России он не выдержал и спросил:

– Вы все говорите «чу-чуть». Что это значит?

Услышав ответ «немного, немножко», Властимил удивился, что потешное на его взгляд «чу-чуть» имеет столь серьезное значение. И с удовольствием стал употреблять его при удобном случае. Например, когда шел с утра открывать дверь. После звонка из тишины сначала доносились его шаги, а потом предупреждающее «чу-чуть», что означало, видимо, «минутку, сейчас открою».

Стоило мне открыть чемодан, как вещи из него едва не выбросило взрывной волной. Их было так много, как будто я ехал в Петербург открывать собственный бутик, а не работать с футбольной командой. В эти минуты я проклял едва ли не все на свете – весь мой гардероб категорически не хотел влезать в относительно небольшой гостиничный шкафчик. Точно так же, как за полсуток до этого отказывался помещаться в чемодане – чтобы утромбовать вещи мы с женой разве что не садились на чертов кофр. Еще бы! Она-то думала, что собирает меня на войну.

Содрогнувшись при мысли, что все это надо разбирать прямо сейчас, я чуть ли не пулей вылетел в корридор отдышаться. Иван с Юрой еще не уехали, последний должен был везти меня на встречу с президентом. Мутко хотел, чтобы мы с ним встретились тет-а-тет и пригласил на ужин. Мне же в свою очередь трудно было удержаться от расспросов о моей команде в первый же день. Тем более, что Гусаков – начальник команды, а я всегда ценил мнение людей, находящихся внутри событий. Они единственные, кто способны рассказать всю правду, или хотя бы 90-процентню правду, дать информацию, максимально приближенную к истине. Особенно это становится заметно когда происходит перемена власти. И именно поэтому, услышав ответ на свой первый вопрос, «Сколько позиций нужно усиливать в межсезонье?», я едва не начал хвататься за стенки, чтобы не упасть. Юра коротко в своей неэмоциональной манере словно выстрелил «с глушителем»: «Практически все!».

Что и говорить, полученная информация шла вразрез с моими представлениями о том, что я имею к диспозиции. До тех пор я видел множество видеокассет, как «Зенит» побеждает при полном стадионе одного соперника за другим. Все они были датированы 2001 годом, когда Питер выиграл третье место. Глядя на игру той команды, я совершенно не понимал, как она могла оказаться через год на десятом месте и при этом удивлялся, что ни одной кассеты с записью игр провального сезона я не получил. Как-то нехорошо удивлялся, хотя и был поначалу настроен видеть на новом месте только хорошее.

Еще на пути из аэропорта поинтересовался, откуда такой замечательный игрок, как светловолосая «восьмерка», которая в бронзовом сезоне «выгрызала» едва ли не каждый метр пространства в середине поля. И меня ждал еще один шок, когда я узнал, что человека по фамилии Горшков в «Зените» больше нет. Буквально через три дня еще один сотрудник команды, администратор Гена Попович, не называя, впрочем, игровых номеров, говорил мне примерно те же самые вещи. Это совершенно другой человек, отличающийся от Гусакова. Простоватый, душа на распашку, полный необузданных эмоций, по большому счету, некая смесь большого ребенка и еще действующего футболиста. Генка закончил с футболом драматически – после бронзового сезона прошел углубленное медобследование и выяснилось, что у него есть серьезный порок сердца, из-за которого при больших нагрузках каждый день может стать последним. Я слишком хорошо знал, что такое закончить с футболом в расцвете сил – сам до сих пор звеню в аэропортах при прохождении металлоискателя железной пластиной в колене. И не мог относиться к Поповичу без доли симпатии.

Стоя в коридоре гостиницы, я слушал Гусакова, который вываливал все новые и новые занятные вещи: «Внутри команды разброд, нужно затягивать гайки, максимально усиливать состав. За то, что не вылетели, надо благодарить бога за успешный старт, когда «Зенит» шел 4-м.». Слушал и лихорадочно прокручивал в голове всю полученную информацию, складывал весь негатив воедино, чтобы понять сейчас, прямо здесь хоть что-то!

Разумеется, это было невозможно. Поэтому я даже обрадовался, когда Юра, посмотрев на часы, сказал, чтобы я собирался, поскольку Мутко уже ждет в ресторане. Волей-неволей, пришлось вернуться к распухшему чемодану.

***

Ехать пришлось недалеко. Мы перемахнули через сказочно красивый мост и были на месте. Ресторан был уютен, кажется, с высокой французской кухней, но эти детали я уже помню смутно. Виталий с супругой встретили меня уже в зале и начался долгий разговор в непринужденной обстановке. Точнее, непринужденно себя чувствовал как раз президент, мне же приходилось неимоверно напрягаться, чтобы все его слова безошибочно понимать.

Переводчика не было. Во-первых, в некоторых беседах важна конфиденциальность, во-вторых, Мутко хотел, чтобы я как можно скорее выучил русский язык. Здесь, надо сказать, наши желания совпадали – единственной вещи, которой я до сих пор не мог себе представить, было то, как я буду со стопроцентной точностью доносить свои указания до ушей, а главное сознания игроков.

Говорит президент долго, складно, с почти что революционным напором. Его слова ложились плавно, но в то же время уверенно. Он обволакивал меня непоколебимой верой в свою команду и своими переживаниями за ее судьбу в прошлом сезоне, когда радости ни Мутко, ни поклонникам она не доставляла. Что-то упорно не давало мне покоя в этой расслабленной, непринужденной атмосфере. Слишком большой заряд оптимизма, что ли?

«Чудо-богатыри» – как сейчас помню слова президента, адресованные «Зениту». Чудо-богатыри, оказавшиеся, «благодаря» тренерам-раздолбаям на 10-м месте. А Юра? Он-то мне что говорил?

По большому счету, Петржела начал работать над составом еще в коридоре гостиницы, где у него как раз состоялся тот самый знаменитый разговор с Юрием Гусаковым. Разговаривая со мной и начкомом о селекционной работе, он первым делом начал с полузащитника Мичкова, который когда-то считался исключительным талантом, потом уехал из родного «Спортакадемклуба» заграницу, а именно в Бельгию, где довольно быстро потерялся. На момент подписания контракта «Зенита» с Петржелой, Мичков обретался где-то в Швейцарии, не сумев до этого пробиться в состав «Рубина». Тем не менее, его кандидатуру «подкинули» Властимилу сразу же, едва он оказался в России. Агенты – люди быстрые и бывает так, что рассчитывают не самых многообещающих своих клиентов протащить куда-либо «на шару». То есть, пока новое руководство только разбирается, что к чему. Ругать за это агентов и обзывать уничижительным советским словом «жучок» нельзя (впрочем, кому сильно хочется – можно, конечно). У каждого свой бизнес, а бизнес в свою очередь довольно жесток и зачастую процветает на чужих ошибках. Может быть когда-то Мичков действительно что-то умел в футболе, но в тот момент у Петржелы, любящего физически крепких и здоровых футболистов, а следовательно, интенсивный футбол, кассеты с записями его игры энтузиазма не вызвали.

– Мичков это трагедия! – характерно отрывисто махнул рукой Петржела. И тут же в развалочку туда-сюда прошелся по узкому коридору, изображая вальяжную манеру игры футболиста. – Только стоит, не бегает!(с ударением на второй слог).Властимил уже старался брать быка за рога и разговаривать по-русски во что бы то ни стало – Я таких не любим. Уже знаю, кого хочу пригласить в клуб. Об этом и поговорю с президентом.

Разговор в ресторане подходил к концу, я начинал чувствовать заметную усталость. Все-таки такой поток информации на русском языке вынести даже подготовленному человеку было не так просто. Мутко словно почувствовал это и свернул беседу буквально за пару минут. Напоследок, впрочем, снова сумев заинтересовать меня, причем весьма серьезно. Причем не только заинтересовать, но и, как бы это помягче выразить. Обеспокоить, что ли.

– Завтра приезжай пораньше в клуб, поговоришь с нашими людьми, которые раньше работали с командой. Рапопортом, Бирюковым, Морозовым. Выслушаешь их мнение, полезно будет.

Произнес это все президент мягким плавающим тоном, но в том, что это было не партнерское предложение, а именно приказ, невозможно было сомневаться. Ничего подобного мне ранее в жизни не приходилось делать.