355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Влас Дорошевич » Юмористические рассказы » Текст книги (страница 4)
Юмористические рассказы
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:07

Текст книги "Юмористические рассказы"


Автор книги: Влас Дорошевич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Он вскочил с места, кивнул головой и скрылся в толпе.

А я подошёл, выпил ещё бокал тёплого Эксцельсиора и снова сел на диван мечтать о том, как Эксцельсиор превратится в квас.

И снова передо мной была бедная хижина, стаканы, наполненные квасом, таракан и малютка.

Семья пила квас, малютка съел таракана.

Эта трогательная сцена представилась мне с такой ясностью, что я вскочил и крикнул:

– Выплюнь!

Так что господин, только что перед этим начавший пить благотворительное шампанское, обернулся и посмотрел на меня с удивлением.

Война будущего или штука конторы Кука

Знаменитому Куку, – покровителю всех «globe trotter'ов» – «топтателей вселенной», как выражаются американцы, – пришла, как сообщают телеграммы, гениальная мысль.

Он устраивает «круговые поездки на поля сражений в Трансвааль». Записывается много англичан и американцев.

Космополитическое общество романа Бурже садится на пароход и, вместо того, чтоб ехать развлекаться на Ривьеру или в Каир, едет на поля сражений.

– Скажите, а я буду сражения видеть? Или только поля?

– Обязательно, madame! В программу каждой поездки входят два сражения.

– А осаду Претории?

– Вам нужно записаться по тарифу № 1. И, кроме того, за дни в ожидании осады Претории вы платите по фунту в день за продовольствие.

– А если будет взрыв копей в Йоханнесбурге, я увижу?

– В случае взрыва копей вы должны заплатить extra. Это оговорено. Словом, каждый получает удовольствие за свои деньги.

– А я всё буду видеть?

– О, контора гарантирует!

Но разве, в самом деле, контора может гарантировать, что сражение непременно будет такого числа? А вдруг не будет. Такой солидной фирме это крайне неудобно.

Начнутся разговоры:

– Кук – жулик! Помилуйте, деньги взяли, а сражения никакого!

– Обман!

– Надувательство!

– Деньги назад!

Чтоб гарантировать клиентов, Куку останется только из добросовестности завести собственный отряд на театре военных действий.

– «Сражения гарантируются! Важно для гг. туристов!»

Мне бы хотелось на поля сражения!

– Со страховкой или без страховки насчёт того, будет ли битва!

– Да уж, пожалуйста, чтоб с битвой! А то что же и смотреть!

– Свежие трупы бывают, свежие могилы. Гг. путешественники очень довольны.

– Нет, нет! Мне – чтоб при мне сражались. Я хочу видеть, как это всё делается.

– С гарантией в том, что сражение будет, – 3 фунта в день. Цена дешёвая, и тариф понижен в виду того, что собираются большие компании. Масса заказов. А то, помилуйте, расходы огромные, приходится свой отряд держать, по 30 фунтов в месяц волонтёрам платить

– Ах, это дорого – 3 фунта!

– Помилуйте, разочтите расходы. Ведь сколько нам самим сражение стоит! Вон мистер Астор, из Нью-Йорка, заказал для себя и своих гостей особое, специальное сражение и уплатил 50,000 долларов. Всего 5 проц. на сражении наживаем.

– Ах, нельзя ли хоть половину – полтора фунта в день.

– Половинной скидкой, извините, пользуются только дети, не достигшие 14 лет. Возьмите без гарантированного сражения!

– Нет, уж дайте с гарантированным. Что ж делать!

И вот, проводник в фуражке с надписью: «Th. Cook & C°» устанавливает гг. туристов:

– Леди, джентльмены! Прошу вас стать здесь. Возьмите ваши бинокли и смотрите на тот холме. Сейчас начинается.

Динь-динь-динь.

– Пли!

Подобравшийся на расстояние ружейного выстрела отряд Кука и К° открывает огонь. Огонь в ответ.

– В проспекте сказано, что в программу входит стреляние шрапнелью. Это когда же будет? – цедит сквозь зубы мистер Гульд, эсквайр.

– А это, не извольте беспокоиться, будет. Вот как поближе подойдут, тогда и шрапнелью хватят. Всё, всё по программе будет, – уж доверьтесь фирме.

– Ничего не вижу! – капризно оттопыривает губку мисс Вандербильд, – дым, дым, и больше ничего!

– Ах, смотрите, смотрите! Человек из-за камня выскочил! Руками машет! Упал! – забыв приличия, кричит пожилая мисс Скоч. – Смотрите! Другой!

– Где? Где? – кидаются все. – Ах, да! Да! Третий Ещё! Ещё!

– Это увлекает! Как в рулетке! – восклицает мистрисс Вилькокс, вдова.

– Я держу за того, что за тем камнем! Пять против одного! – предлагает мистер Монгомери.

– Дымка за камнем больше нет. Не появляется. Вы проиграли! – замечает мистер Стоун младший, – я имею пятьсот фунтов.

– Шрапнель! – докладывает проводник.

– А-а! – протягивает мистер Гульд, эсквайр.

– Нелли, не бросайтесь вперёд! Это неприлично! – останавливает гувернантка мисс Нелли. – Вы не умеете вести себя в сражениях!

– Если ты будешь плакать, Джо, я больше не возьму тебя в сраженье. Ты будешь сидеть дома, даже когда будут взрывать Преторию! – строго говорит мать своему сыну.

Дым. Крики. Вопли. Пули. Шрапнель

– Кончено, – говорит проводник, – леди, джентльмены! Прошу вас за мной, на место сражения. Прошу торопиться. Многие могут успеть умереть.

Мисс Вандербильд, подобрав юбки, бежит впереди всех.

– Сюда, мисс! Сюда! – кричит ей проводник. – Вот мёртвое тело! Убитый!

– Да он на самом деле убит? Может быть только притворяется?

Мисс Вандербильд трогает его зонтиком.

– Совсем убит. Видите, даже кровь.

– Ах, да! В самом деле, настоящая кровь.

– Мисс, осторожнее зонтиком с мёртвыми! Вы, можете его перевернуть. А этого нельзя, пока все не пересмотрят. Пусть лежит, как лежал!

И проводник вбивает в землю колышек с надписью:

«Просят мёртвых не переворачивать».

– А где же здесь раненые? Тут совсем нет раненых! – разочарованно говорит мистрисс Вилькокс, вдова.

– Вот раненый! Вот! – кричит проводник. – Пожалуйте сюда! Здесь лежит раненый! Посмотрите, как он ранен.

– Дышит ещё. Он долго будет дышать?

– Пока все не пересмотрят, миледи. Это наш волонтёр. Он знает своё дело.

– Ещё раненый! – говорит мистрисс Роджерс. – Бедный! Я перевяжу ему рану носовым платком!

– Shocking! – останавливает её пожилая dame de compagnie. – Разве можно? Не все ещё пересмотрели. Не надо дотрагиваться до вещей.

– А-а! – протягивает мистер Гульд, эсквайр. – Тут, говорят, расстреливают пленных. Будут расстреливать?

– Это зависит от заказа. Можно срочно телеграфировать в Лондон о стоимости.

– Я хотел бы уж всё видеть.

– Прикажете?

– Пожалуйста.

Но ведь войны бывают не всегда. Что ж будет делать в промежутках контора Томаса Кука и Комп.?

И потом неужели каждый раз надо ехать куда-нибудь на юг Африки? Многие из гг. туристов не переносят морской болезни.

Надо идти дальше.

Мистер Родс и мистер Чемберлен, заинтересованные в акционерных предприятиях золотых и брильянтовых копей, устроили трансваальскую бойню.

Почему бы мистерам Родсу и Чемберлену не быть точно так же заинтересованными в акционерной компании Т. Кук и Комп., – в акционерной компании, которая, благодаря «поездкам по полям сражений», делает колоссальные дела?

Во всякой стране найдутся свои Родсы и Чемберлены.

И в европейской политике появляется новый фактор:

– Т. Кук и Комп.

Милан получает 1,000 акций с правом их заложить немедленно и получить добавочную ссуду, как только он устроит пожар на Балканском полуострове. Контора Т. Кук и Комп. поддерживает орлеанистскую агитацию во Франции с обязательством, как только принц Орлеанский взойдёт на престол, чтоб он немедленно объявил войну Германии.

В газетах печатают объявления:

– Ищут энергичного молодого человека, с широкими замыслами, на роль Наполеона.

Контора Кука принимает заказы на войны и печатает в американских газетах:

– Готовится большая, кровопролитная европейская война между просвещённейшими державами. Заранее принимается подписка на круговые поездки по полям сражений.

Американцы, которые нас, европейцев, глубоко презирают, как гнильё, и которых мы интересуем, как нас интересуют обезьяны, сумасшедшие или преступники, охотно подписываются на круговые поездки:

– Как это вся Европа передерётся.

И мы, мы, развившие в себе такую массу потребностей и имеющие так мало средств к их удовлетворению, нищие, наплодившие нищих столько, что они не умещаются и нам нужны колонии; мы, наплодившие фабрик столько, что нам нужны новые и новые рынки; мы, нищие, готовые от бедности, от тесноты кинуться друг на друга, даём американцам заказанный ими Куку и Комп. спектакль.,.

Мой добрый, старый друг Old Gentleman скажет, с видом старого раввина, из «Уриэля Акосты»:

– Das war schon alles gewesen![6]6
  Это всё уже было.


[Закрыть]
Рим тоже переживал fin de siècle[7]7
  Конец века.


[Закрыть]
, и в нём были бои гладиаторов.

Но я отвечу моему доброму, старому другу:

– Ну, нет! «Поездка по полям сражений» через контору Кука и Комп. – это будет почище.

Таково «торжество христианства».

Банкир

На 22 мили в окружности все знали и гордились доном Хозе.

И на вопрос бедняка, нуждавшегося в помощи, как бы ему найти известного благотворителя дона Хозе, всякий ему говорил:

– Идите в селение Санта-Малага, – лучший дом в селении и будет дом дона Хозе!

– Жена дона Хозе никогда не знает отказа в нарядах! – чуть не давились от зависти все женщины Санта-Малаги.

– Дети дона Хозе никогда не бывают голодными! – плакали ребятишки всего селения, когда им не давали есть.

Ещё не было случая, чтобы дон Хозе отказался сделать доброе дело.

Стоило нищему протянуть руку:

– Дон Хозе, я давно ничего не ел!

Как дон Хозе доставал несколько песет.

И недаром аббат, увидав дона Эскамильо, – лентяя Эскамильо, который целую ночь валялся под крышей, а целый день на крыше, – недаром аббат указывал ленивцу всегда на пример дона Хозе, прозванного за трудолюбие «муравьём»:

– Вот с кого бери пример!

Дон Хозе был трудолюбив, несмотря на то, что был богат. Он потому и был богат, что был трудолюбив.

Как бы ни была холодна ночь и как бы ни хотелось погреться в кровати, дон Хозе, прозванный за своё трудолюбие «муравьём», каждую ночь брал нож и отправлялся в горы, чтобы резать проезжавших купцов и путешественников.

Найденные при них деньги он делил таким образом: одну десятую отдавал аббату, одна десятая шла на бедных, и только восемь десятых дон Хозе оставлял себе.

Ему было 52 года, у него было хорошее состояние, а он всё работал, не покладая рук.

Так жил и трудился дон Хозе, гордость и украшение селения Санта-Малага.

Как вдруг в один прекрасный день дон Хозе неожиданно исчез.

Куда девался дон Хозе, не знал никто.

Ушёл ночью и не вернулся…

Сначала подумали было, не зарезали ли дона Хозе в горах проезжие купцы или путешественники.

Всякие ведь бывают купцы и всякие бывают путешественники! В нынешний век и за путешественника поручиться нельзя!

Несмотря на богатство, дон Хозе работал круглый год, за исключением праздников.

Семь дней жители Санта-Малага искали пропавшего дон Хозе.

Исходили все дороги, тропинки, обошли все горы, обшарили все ущелья.

Кроме 8 свежезарезанных купцов, 12 англичан и 3 немцев – ничего!

Видно, что был здесь дон Хозе, но куда девался – неизвестно.

Тогда, на восьмой день, жители Санта-Малаги решили, что неизвестно куда исчезнувший дон Хозе не иначе, как взят за свои добродетели живым на небо.

Так прошло полгода.

Как вдруг в Санта-Малаге было получено письмо!

Оно было найдено в сумке почтальона, который был зарезан в горах, и адресовано донье Хозе.

Это был первый случай, что в Санта-Малаге получилось по почте письмо!

Жители не могли заснуть целую ночь.

– Что бы это могло обозначать?

Но они были ещё более поражены утром, когда оказалось, что вдова дона Хозе ночью исчезла неизвестно куда.

Вместе с ней исчезли и все её дети!

Такое последствие письма страшно испугало жителей Санта-Малаги, и они решили впредь сжигать сумки зарезанных на дороге почтальонов!

Прошло ещё полгода.

Как вдруг над жителями Санта-Малаги разразилось страшное известие, погубившее всё селенье.

В кармане одного зарезанного путешественника нашли номер мадридской газеты «La Speranza».

На первой же странице этой газеты, даже на самом видном месте! – до чего может дойти человеческое бесстыдство!

На первой странице, на самом видном месте самым крупным шрифтом сообщалось известие, которое заставило побледнеть всех писателей Санта-Малаги и упасть в обморок всех жительниц.

Даже в рамке, даже с украшениями! – сообщалось, что на Гвадалквивирском проспекте открыта банкирская контора, где открываются онкольные счета, продаются в рассрочку билеты, принимаются на сохранение деньги от бедняков – даже от бедняков! – и предполагается в скором времени принимать деньги даже от детей.

– И детей не пожалел! – со слезами восклицали жительницы Санта-Малаги и в испуге прижимали к себе своих малюток.

Бесстыдство доходило до того, что тут же была напечатана фамилия человека, который делал всё это! Фамилия банкира.

Этот банкир был дон Хозе.

– Дон Хозе и вдруг… страшно вымолвить… сделался банкиром! – с ужасом шептали женщины.

– Молчите! Ради Бога, молчите! – в отчаяньи кричали на них, зажимая уши руками, мужья.

– Мы все разбойники! – вопили старики, колотя себя в грудь. – Все! Но среди жителей Санта-Малаги ещё никогда не было банкиров! Никогда!

– Что ж теперь сделают с его детьми? – испуганно спрашивали дети.

– Их, вероятно, повесят! – подумав, отвечали наиболее рассудительные люди.

Матери пугали детей:

– Вот я отдам тебя банкиру!

Отчего с детьми делались судороги.

А лентяй Эскамильо, каждый раз как видел проходящего мимо аббата, насмешливо кричал:

– Ну, что, почтенный г. аббат? Может быть, и теперь посоветуете мне взять пример с дона Хозе?!

На что аббат только отворачивался, потихоньку утирая слезу.

С тех пор Санта-Малага получила прозванье «разбойничьего гнезда».

Купцы и путешественники избегают проходить мимо этого селения.

За ночь (Святочный рассказ)

Иван Петрович, отставной полковник….

Рождественские рассказчики всегда отставные полковники.

И большой добряк, потому что все рождественские рассказчики всегда бывают Иванами Петровичами, отставными полковниками и большими добряками.

Иван Петрович, отставной полковник и большой добряк, закурил, как и все рождественские рассказчики, толстейшую папиросу и воскликнул:

– Чтоб чёрт меня взял, если я когда-нибудь забуду эту ночь! При воспоминании о ней до сих пор у меня мороз подирает по коже. Это было как раз в ночь под Рождество!

Мы, как и все рождественские слушатели, придвинулись поближе к столу.

– Я ехал, чёрт меня знает зачем, по железной дороге. За окном выла вьюга. На сердце скребли кошки. Мы двигались, сорок паровозов и одна шпала им в бок, со скоростью черепахи, ползущей вверх по зеркалу. Вы понимаете? Нас было двое в вагоне: я и какой-то молчаливый пассажир с таким сосредоточенным видом, словно он ехал на собственные похороны. От скуки я задремал. Чёрт меня знает, сколько времени я спал, но только, когда проснулся, было тихо, как в могиле. Мы не двигались. «Станция?» Я взглянул в окно. Сплошная белая стена снегу, вплотную прилипшая к стеклу. Я кинулся к двери, пробую отворить. Не тут-то было! Дверь занесена снегом. Мы погребены в сугробе вдвоём с моим спутником. Я оглянулся на него. Он теперь имел беспечный вид человека, который отлично знает, что через пять минут поезд двинется дальше. Это меня даже взорвало.

– Занос! – крикнул я.

– Да, занос! – преспокойно ответил он. – Что ж из этого?

– Но ведь можно погибнуть в этом дьявольском ящике под сугробом снега.

– Не думаю. Недели через две нас отроют!

– Но ведь мы до тех пор умрём с голоду!

Он преспокойно отвечал:

– Нет. По крайней мере, что касается до меня. Когда мне станет невтерпёж, я вас съем. Только и всего!

– То есть как?

– Для меня это совершенно привычное дело. Я людоед.

У меня мурашки забегали где-то около затылка; однако, я имел ещё достаточно мужества, чтобы заметить:

– Уверять человека, в сугробе снега, что вы его съедите, – такие шутки неуместны, милостивый государь!

– Да я вовсе и не думаю шутить. Впрочем, вы сами увидите, что я говорю совершенно серьёзно. Я вас съем.

И он даже облизнулся, глядя на меня.

– Вы совершенно напрасно оглядываетесь кругом, – тут нет ровно ничего, чем бы вы могли защищаться. Тогда как у меня вот револьвер, вот кинжал, а в чемодане топор, чтоб распластать вас на части. Если угодно, я покажу вам даже вертел, на котором вы будете зажарены. Мы, людоеды, народ запасливый и всегда возим с собой всё необходимое для вашего брата: никогда заранее не знаешь, где придётся полакомиться. – Он даже пристукнул зубами от удовольствия.

– Мне кажется, вы будете недурны на вкус. Сначала я съем у вас почки. Признаться, давно не ел почек. А между тем, что может быть приятнее почек на вертеле? Не правда ли? Откровенно говоря, я чувствовал, как у меня заныла правая почка.

Но каналья только расхохотался:

– Ах, да! Я и забыл, что вы не занимаетесь людоедством. А жаль! Вкусно, очень вкусно. Воображаю, как у вас, наверное, будут хрустеть хрящики около рёбрышек!

У меня закололо в грудной клетке.

– Впрочем, бросим, чёрт возьми, этот разговор. А то у меня разыгрывается аппетит. Я могу начать есть сейчас же, и тогда мне вас не хватит на две недели.

Он принялся копаться в чемодане, достал оттуда соль, перец, горчицу и ласково поглядел на меня:

– Всё для вас!

Затем достал тарелку и начал перетирать нож и вилку.

Я боялся на самом деле раззадорить его аппетит; однако, чёрт возьми, нужно же было узнать, что он, чёрт его возьми, шутит или серьёзно собирается меня есть?

Я старался говорить как можно вежливее.

– Где же вы приобрели… такую странную замашку?

– Есть вашего брата? У дагомейского короля Беганзина, милейший. У него. Отличная кухня.

– Как же…

– Как я туда попал? Уберите ваши ноги, почтеннейшее блюдо! Ваши ноги мешают мне рассказывать.

– Ноги?

– Ну, да, ноги! Глядя на ваши ноги, мне ужасно хочется ножек фри. Не раздражайте во мне аппетита вашими ногами, чёрт возьми! Неужели вы не понимаете, что нельзя людоеду показывать ноги? Есть у вас мозги?

– Есть…

– Да не говорите же мне, чёрт возьми, что у вас есть мозги. Иначе я сейчас же разобью вам голову, как рождественскому поросёнку, и съем мозги.

Я сел по-турецки, свернув ноги калачиком, и надел на голову шапку, чтоб не раздражать его аппетита.

– Вот так! Вы хотите знать, почему я попал к королю Беганзину? А чёрт меня знает, почему я туда попал. Просто потому, что я был женат. Достаточная причина для того, чтоб попасть даже чёрту на рога! Мне нужно было бежать хоть на край света, и потому я бежал в Дагомею, где тогда происходила война. После двух лет супружеской жизни драться было самым подходящим для меня занятием. У нас почему-то не принято колотить женщин. А это был единственный уголок в мире, где я мог колотить женщин и получать за это даже одобрение. Короче, я отправился сражаться с амазонками короля дагомейского. Я бил их, как лев, – нет, как муж, который разъярён двухлетней супружеской жизнью. Через две недели я получил во вражеском стане имя «Бешеного мужа», а через три – был взят в плен. Сам знаменитый «Бешеный муж»! Я был почётным пленником, и меня решено было подать к королевскому столу на празднике, который король. Беганзин давал по случаю своего 366-го развода с 366-ой женой. Там развод делается очень просто: король съедает ту из жён, которая ему больше понравилась, и затем съедает жареного пленника по случаю благополучного развода! Я проводил своё время в обществе двух амазонок, которые стерегли меня неотлучно. Меня кормили, действительно, на убой, а мои стражницы поддерживали моё расположение духа тем, что без умолку рассказывали, как меня будут жарить. В конце концов я стал здоров как бык, и мне до такой степени надоело слушать эти однообразные разговоры, что я сказал себе: «Чёрт возьми, а не съесть ли мне их самих? Полакомиться на чужой счёт – всегда выгоднее!» Сказано – сделано. Однажды, когда мои амазонки до того заспорили между собой, как меня лучше приготовить, в сухарях или с морковью, что побросали даже оружие, я схватил огромную острую саблю. Раз, раз! Я тут же съел их мозги, а почки захватил с собою, чтоб не погибнуть с голоду в пустыне, и бежал, Через два дня я снова был во французском лагере. Но, чёрт возьми, в мои планы вовсе не входило во второй раз попасться в плен к королю Беганзину! Не у всякой амазонки такие мозги, что годятся только на то, чтоб их съели. Я выбрал одного из офицеров, который только что получил деньги из дома, съел его, взял деньги и ушёл. Нас обоих сочли попавшими в плен к королю Беганзину, и таким образом, я преспокойно мог вернуться домой, ровно ничем не рискуя, так как у меня теперь было отличное средство против жены.

У меня шевелились волосы.

– Как?.. Вы её…

– Съел! Превкусная, бестия! Верите ли, съел её даже с косточками. Таким образом, все следы преступления были скрыты. Все сочли, что она сбежала, меня пожалели, и через несколько времени я женился на другой, настоящем ангеле, которую я, впрочем, тоже не замедлил съесть, потому что встретил третью, которая была ещё более похожа на ангела, чем она. С тех пор я получил страсть к людоедству и ем людей вот уж пятнадцать лет, – не показывайте мне ваших рук, чёрт вас возьми.

Он облизнулся, глядя на мои руки.

Я надел перчатки.

– Благодаря людоедству, я сделал даже отличную карьеру

– Благодаря людоед…

– Не раскрывайте так широко рот. Я вижу ваш язык!.. Да-с, сделал карьеру! Это очень просто. Когда мне хотелось повышения, я заманивал товарища, чьё место хотел получить, к себе в гости и съедал его. Таким образом, освобождалась вакансия. Его искали, искали, – конечно, не находили, считали пропавшим без вести, и место получал я.

– И много…

– Я сделал хорошую карьеру. Достаточно вам сказать, что, пока я делал карьеру, из нашего отделения пропало три столоначальника, два экзекутора, один начальник отделения и один писец. Впрочем, последнего я съел не для карьеры, а просто потому, что он скверно писал. Теперь мне хочется перевестись в N-ск, и я еду туда. Думаю съесть начальника департамента. И вдруг этакая неприятная задержка! Впрочем, – добавил он, облизнувшись, – вы скрасите моё одиночество. Вы мне, чёрт возьми, нравитесь, и ради вашего приятного общества я готов даже потерпеть голод… Я съем вас только тогда, когда мне будет невтерпёж! Но пока вы должны рассказывать мне смешные анекдоты.

Вы понимаете моё положение?!

Вдвоём с людоедом, который перетирает тарелки и делает из уксуса, масла и горчицы провансаль, говоря:

– Это к голове!

Я забился в угол вагона и два дня не смыкал глаз, глядя на его приготовления.

И в это время я ещё должен был ему рассказывать смешные истории, чтоб он непременно держался за бока от хохота.

– Иначе, – говорит, – вы понимаете, мой милый, на черта мне ваше общество?!

Так прошло двое суток, на третьи…

Мы ещё ближе придвинулись к столу:

– Ну, и что же?

Полковник оглянул нас презрительным взглядом, в котором можно было прочитать: «Эх, вы, щенята!» и, глубоко вздохнув, закончил свой рассказ:

– Голод не тётка!.. На третий день он меня съел!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю