Текст книги "Онфимка, или Хождение кругом всея земли"

Автор книги: Влас Комар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3. Апофеоз войны

***

Может, конечно, когда-нибудь наступит на земле тот благословенный день, в котором человечество перестанет воевать. Но не сегодня, увы!

Княжий бой постепенно стихал и это вызывало все больший ужас у защитников крепости, ведь половцев при этом не становилось меньше – они все активнее прорывались к городу. Стрелы летели все чаще. Наступил момент, когда уже ничего их не останавливало – и они медленно, перегруппировывая силы, пошли на стены.

Онфим увидел, как маленький муромец Илюша поднялся на стену к старейшине Беримиру. У того же не было ни секунды, чтобы отвлечься на сына, и он только махнул рукой. Илья побежал на левую часть стены за тигроконем.

Еще Онфим заметил, как часть страшных гномов отделилась от основной своры и резво побежала к пристани. Видимо, жадность заставляла их прямо сейчас пограбить лодки, ведь стены когда еще возьмут! А тут можно поживиться чем-то ценным и почувствовать недолгую радость от захвата чужого добра.

Большая часть половцев полезла на стены – началась атака! Защитники переворачивали на головы врагов чаны с кипящей смолой, сотни стрел летели вниз, тех, кто добирался до верха, встречали мужественные воины! Онфим видел, как мелькает слева лиловый плащ Луция – его поставили руководить левым флангом обороны. Первуша стоял с мечом наготове, его задачей было сбивать добравшихся наверх. В другом месте тем же самым занимался Никитка – кого сбивал мощными копытами, на кого смотрел своим мистическим взглядом. Но пока он гипнотизировал одного половца, который немедленно становился ренегатом и, к великому удивлению своих черных друзей, переходил на нашу сторону, еще десять уже взбиралось по стене… Силы были неравными даже для чародея. Что уж говорить о простых людях!

Шайка гномов добралась до лодок и начала свое черное дело – они грабили все, что находили, ценное сразу складывали в огромные сумы, которые были перекинуты позади них через круп лошадей. Дошла очередь и до прекрасной кидекшской лодочки, грабители вскочили на борт и начали выворачивать сумы Онфимки и Луция…

Неожиданно один из них услышал за своей спиной какой-то тихий раздражающий свист. Он подумал, что это его сосед свистит, и на своем черном языке прикрикнул на него:

– Не свисти, ёлкины телогрейки, денег не будет! – и слегка стукнул товарища. Только рука его прикоснулась к какому-то скользкому и холодному металлу… Он медленно повернулся и встретился глазами с рубиновым взглядом Золотого Полоза! Глаза его вспенились и… лопнули! Дико заорав, недобрый половец выпал из лодки в реку и мгновенно был ею проглочен. За пару минут змей расправился и с остальными грабителями.

По всему было видно, что Полоз мирно спал на дне под лодкой, пока его не разбудили эти жадные мародеры. Он внимательно посмотрел на город своими рубиновыми огнями, нашел там Первушу, к которому подбирался один половец, пока он мужественно бился с другим, и стремительно пополз к городу. Ну… Это ему так показалось, что стремительно, но по земле у него совсем не получалось так быстро передвигаться, как по воде. Тогда он остановился, поднялся над полем боя во всю свою титаническую высоту и раздул зонт на своей шее. Со свистом бури дунул Полоз на город и поле перед ним. А из его рта, шеи и зонта посыпались сотни маленьких золотых змеек, почти ужиков. Они юрко забирались под одежду и кусали людей, а яд их был такой силы, что те падали мертвыми через секунду.

Первуша услышал голос Хранителя и закричал:

– Все в укрытия! Бежим со стены!

Луций и Никита побежали в разные стороны по стене и стали передавать этот приказ всем. Змей приближался к стене, а за ним ложились на землю сотни мертвых половцев. Наконец, они поняли, что этого врага им не одолеть и остатки войска поскакали обратно, восвояси, туда, откуда пришли.

Великий Полоз остановился и зашипел новую мелодию. Тысячи змеек, которые успели расползтись по всему полю, потекли к нему обратно и спрятались в своем родителе. Он величественно и спокойно вернулся к воде и исчез в ее бурлящих потоках.

Из-за всех этих великих событий, никто, кроме Онфимки, не заметил одного маленького подвига. Когда на Первушу уже летело сзади подлое вражеское оружие, мальчик Илья, схватив уроненный кем-то огромный меч, кинулся на злодея. И хоть росту он был еще подстольного, смог он проткнуть половца! Правда, сам не удержался, и качнувшись, полетел вниз со стены…

***

Мрачная оранжевая пыль медленно садилась на поле боя и глазам открывалась страшная картина – целое море мертвых тел, по которым в беспорядке носились ошалевшие кони. В двух местах из тел сложились целые холмы, и защитники крепости поняли, что здесь окончился боевой путь княжеской дружины.

Вскоре всю дружину отыскали на поле боя и с благоговением отнесли в город. В центре на свежесрубленных еловых лапах положили князя Воимира. Пришел откуда-то грустный Васенька и положил князю на грудь букет весенних первоцветов. Все горожане тянулись на площадь.

Онфимка побежал к стене, туда, где он видел падающего Илью. По дороге он встретил Первушу, который вовсе не видел ни помощи Ильи, ни его падения. Вместе они нашли ребенка под стеной, бездыханно лежащего на первой зеленой травке. Первуша поднял мальчика, крепко прижал и понес на площадь. Онфим прихватил с собой огромный меч, который был так тяжел, что он даже не смог его нести, а потому просто поволок по земле.

Когда они вышли на площадь, все расступились перед ними и стоявший в центре Беримир увидел сына, голова которого безжизненно болталась на руках Первуши.

– О нет! За что ты так наказываешь меня, Отче Перуне! – вскричал отец и упал на колени.

Ребенка положили рядом с князем на мягкие еловые ветки, к нему тоже пошел Васенька-блаженный, но не стал с ним прощаться, а неожиданно взял за ручку и сказал радостно:

– Поспи, Илюшенька, поспи! Тридцать лет не будет на земле нашей врагов! А потом встанешь, возьмешь меч свой великий, да пойдешь бить нечисть по многим землям – от севера до юга, от запада до востока.

Народ, понимая, что юродивый никогда просто так ничего не говорил, послал за доктором Воробышком. Тот еще осматривал дружинников князя в надежде найти раненных, но сейчас побежал за гонцами на лобное место. Доктор взял крепкие маленькие ручки ребенка своими тонкими шероховатыми пальцами и начал быстро мять и щупать – сначала запястья, потом голову, тело и, наконец, ноги.

– Жив мальчонка, жив, нечего тут убиваться, Беримир! – быстро зашепелявил Воробышек, слегка склоняя голову перед старейшиной. – Просто спит! – удивленно констатировал факт немолодой уже доктор, который такую болезнь видел впервые в жизни.

Беримир встал, взял ребенка на руки и пошел домой, горестно сутулив плечи, за ним побежал Воробышек, да Первуша понес меч, который теперь по праву считался илюшиным. Онфимка тоже пошел за ними, а Луций и Никитка продолжили руководить уборкой и подготовкой князя с дружиной к последнему великому походу – в Мир Мертвых.

***

Хозяйка дома, высокая, статная, спокойная женщина, при виде безжизненного сына изменилась в лице, но быстро взяла себя в руки. Мальчика устроили на печи, она укутала его одеялом и погасила свечи вблизи. Старшие дочери быстро накрывали на стол. Еда была холодной, потому что печь только начали топить.

Беримир уже взял себя в руки. Он поклонился всем, кто пришел с ним:

– Простите, гости дорогие, за дурную встречу! Проходите за стол, да чувствуйте себя, как дома! Ешьте и пейте вволю, буду рад, если мы сможем усладить друг друга разговорами!

Все – от мала до велика – почувствовали, что ужасно голодны! Ведь уже наступила ночь, а никто из них и маковой росинки во рту не держал, да еще столько нервов потрачено было за день, страшно представить! Никого не пришлось просить дважды, все накинулись на пусть и холодную, но невероятно вкусную пищу – щи суточные с большими кусками мяса и застывшего жира, утренний хлеб да пироги с луком и рыбой, каша пшенная с морковкой и луком. В тишине дома раздавался дружный хруст, даже доктор Воробышек медленно что-то жевал, хоть и показывал всем и каждому, что у него остался только один зуб и прежде чем есть, ему нужно перетирать пищу. Этот самый Воробышек вообще не мог не вызывать улыбку у всех, кто его видел – росту он был высокого, телосложения тощего, когда он садился, казалось, что он сейчас сложится вчетверо, а то и в восьмеро. Когда его длинная ручища тянулась за очередной порцией пирога, в темноте можно было спутать ее со змеей.

Насытившись, стали ждать, пока вскипит мед в печи. Тут уж начались разговоры. Онфим рассказал свою часть истории, потом Первуша свою. Все дивились, старейшина время от времени восклицал: «Что за диво!» или «Эка невидаль!», хозяйка с девочками охали и ахали на все лады, старики сидели невозмутимые, как белые ледяные глыбы – уж они-то всего на земле повидали! Самым благодарным слушателем оказался доктор – он то сидел, застыв как камень, то вскакивал и начинал судорожно бегать по комнате, не в силах унять охватившее его беспокойство.

– Ну хорошо, все мне понятно, – сказал, наконец, Беримир. – Но почему ваш Полоз не вышел на бой раньше? Не погиб бы тогда храбрый Воимир!

– Знаешь, отче, – ответил Первуша, – мы не видели Хранителя почти сто лет! И многое о нем позабыли. Но сейчас я вспомнил рассказы самых древних стариков о том, что мы – его потомки и он хранит нас от любых невзгод. Наши селения стоят по Нерли от святилища Кидекшы до буйных вод Клязьмы – и ни одно из них не огорожено даже деревянным частоколом. По преданию, нам не нужны заграждения, потому что как только кто-то чужой прикоснется к чему-то нашему – проснется древний змей и убьет негодяя. Сначала Онфимка прикоснулся к нашей лодке и разбудил Хранителя. А сегодня настоящий враг забрался в лодку и снова пробудил заснувшего змея.

Открылась дверь и впустила в дом прохладный ночной воздух и еще двух гостей. Луций и Никита сегодня весь день храбро сражались на стенах, а потому стали уже боевыми товарищами Беримира, а это вам не лапти пошить – воинское братство большая сила. Беримир встал им навстречу и крепко стукнул обоих своими лапищами, как это делали витязи, хотя никто из них формально витязем не был, а был лишь простым воином*. Они дали старейшине краткий отчет о последних работах и тоже сели вечерять.

Ночлег гостям хозяйка организовала на сеновале. И все уснули, едва коснувшись ароматных подушек и мягкой соломки – уж очень тяжелым был ушедший день.

***

Между бревен сеновала то тут то там мелькали щели, через которые ласковое утреннее солнышко проникло внутрь и заиграло на лицах наших друзей – Онфимки, который счастливо потягивался, Первушки, который резво вскочив, тут же начал разминать пудовые рученьки и ноженьки, Луция, который жмурился и хмурился, всегда слегка недовольный новым днем, и Никитки, у которого морда как бы была не совсем лицом, и она, в свою очередь, совсем не желала просыпаться, хотя всем было видно, что он уже проснулся. Первуша, видя жалкую игру тигра, хлопнул его по конскому крупу со словами:

– Ну-ка, подъем, ведьмино наваждение! Пора в путь уже, а мы еще и не пожрамши!

Никита открыл один глаз и окинул Первака своим самым презрительным взглядом, как бы давая понять, что таких неучей он не удостоит даже словом. Но веселый паренек не знал еще, что такое чинопочитание, поэтому схватил огромной ручищей коня за ногу и совсем неуважительно потащил на двор. Более того, там он поднял целый ушат воды и вылил его на ошалевшего Никиту, заверещавшего на всю округу.

Онфимка смотрел на свисающий с крыши мох, сквозь который проникали солнечные зайчики и думал: «Бревна нужно уже конопатить». Вот он – истинный мужик любого возраста! Он и в разгар битвы думать будет, как все поправить, да навести повсюду лад и красоту, а еще строгий порядок! И после рождения, и перед смертью будет у него вокруг все чинно и благородно.

После завтрака Беримир и его окружение пошли в поле, где еще затемно продолжились вчерашние работы. Под ближним к городу холмом раскапывали огромную яму для князя с дружиной. Часть горожан на телегах отвозила тела незваных гостей за дальний лес и бросала их прямо под небом – на съедение воронам да волкам. Разве можно такую нечисть Матери Сырой Земле предавать? Строители и плотники, кузнецы да краснодеревщики работали на стенах – латали дыры, покрывали известью, затирали кровь да зачищали прочие нечистоты.

Онфимка же с компанией отправились в святилище, где сегодня было много женщин и служителей, они громко плакали и пели красивые грустные песни. Когда друзья входили в белокаменный шатер, там под сводами струились звуки самой прекрасной песни на земле – какой-то неземной голос то мелодично плакал, то что-то тихо говорил, то громко задавал богам вопросы, то пел переливами и руладами так, что не верилось, что эти звуки издает человек – казалось, это райские птицы или злые русалки приманивают своих гостей…

Улетай, мой дивный витязь,

Возьми меня с собой

И дочку нашу.

Туда, где нет дождя,

Где ветра нету,

Где нет ни жара и

Нет больше хлада.

– Никита, кто это? – удивленно спросил Онфим.

– Это молодая княгиньюшка убивается по мужу Воимиру, – тихо ответил Никита. – Ты что-то чувствуешь вообще или как? Может этот камень находится вовсе не в городе? – вернул он Онфимку к цели путешествия.

Но Онфим в самом деле не чувствовал НИЧЕГО. Вернее, было такое ощущение, что камень уже при нем, как когда Бэр надел ему его на шею. Ровное тепло, разлитое по всему тему. Он поделился своими сомнениями с Никитой, Луцием и Первушей.

– И что же теперь делать? – громко спросил Первуша. На него обернулись с десяток человек и так убийственно посмотрели, что друзья сочли за благо поскорее покинуть святилище. В нерешительности остановился Онфим посреди Святой площади.

– А ты, мальчик, можешь плыть дальше, – раздался голос Васеньки-блаженного, но его самого видно не было. – Все твое уже с тобой.

* Витязи и воины – это были разные люди в древнем ополчении. Витязь – это рыцарь, тяжеловооруженный и имеющий коня. Витязи часто служили за деньги и большую часть времени проводили в подготовке к сражениям. Воином мог стать любой мужчина, который в обычной жизни был ремесленником, или купцом, или врачом.

Глава 4. Есеня Рязанская

***

Грустный и совсем ничего не понимающий Онфимка развел руками и посмотрел на Луция. Ромеин на правах самого мудрого в экспедиции, принял решение отправляться в путь – авось в пути что-то изменится или выяснятся новые обстоятельства.

По дороге зашли в дом старейшины еще раз – проведать напоследок Илюшу. Мальчик продолжал крепко спать, но при этом как только мама подносила ему еду, не открывая глаз, брал ее из маминых рук и жевал, как обычный ребенок. Что вселяло небольшую надежду на то, что закончится эта история лучше, чем началась. Доктор Воробышек готовил какой-то отвар для придания мальчонке сил.

Выйдя за ворота славного города Мурома, наши друзья попрощались со старейшиной и пошли на пристань. Сзади народ муромский в лад топал ногами и руками с кричалкой: «Гип-гип ура! Гип-гип ура!» и кидал в воздух шапки, провожая своих спасителей. И вам даже сложно будет представить, какие раздались крики, когда, повинуясь тихому шепоту Первуши, из Оки медленно поднялся Наг! Но, честно вам сказать, мало кто кричал от радости или благодарности – большинство кричало попросту от страха, многие падали ниц и закрывали голову руками!

Наши герои долго стояли в лодке и махали руками горожанам, даже видно было на самой вершине Священного холма, как стоял там Васенька и тоже чем-то махал им на прощание. Никитка изо всех сил прищурил глаза и все-таки рассмотрел, чем махал юродец – чьим-то кошелечком, ведь своего у него отродясь не было. «Что бы это значило?», подумал Никита, но ничего разумного придумать не смог. Полоз ускорял ход и ладья быстро и весело побежала по волнам большой реки.

К обеду погода испортилась, тучи заволокли небо и пошел легкий ароматный майский ливень. Временами к нему примешивался запах кострищ, путники долго гадали, откуда этот запах идет. Но за пеленой дождя не видно было даже берегов реки.

Наконец, дождь закончился и тучи стали медленно открывать перспективу Оки, но лучше бы они этого не делали! По обеим берегам то тут, то там мелькало множество крохотных селений – было даже одно совсем маленькое, хутор на одну семью. И все они горели или дымились, жестоко разграбленные нечистыми половцами! Люди в большинстве из них выжили, видимо, прячась в каких-то тайниках, выкопанных по берегам рек и ручьев, и сейчас где плакали, где смиренно занимались уборкой и восстановлением хозяйства.

К обеду совсем распогодилось, солнышко снова засияло на небосклоне, давая надежду всем, кто остался в живых. Наши путешественники привели в порядок лодку и достали нехитрый походный обед, оставшийся еще из запасов Прядвы. Даже корзинка с пирожками стояла на месте, под толстым кожухом. После обеда Луций снова развернул карту и, внимательно ее изучив, сказал:

– Следующий камень, который нам нужно добыть, находится в Смоленске. Я уже был там раньше. Скажу я вам, какой же это огромный город! Он даже больше Холмгорода и немного его старше. Смоленское княжество состоит в дружбе с Гостомыслом, хоть дань ему и не платит, а потому по моей грамоте сможем мы попасть хоть к самому Смоленскому князю. Но только у меня теперь большой вопрос в свете последних событий – как нам отыскивать нужные камни? Может ты нам подскажешь, посланник с того света?

– А что я? Меня никто не учил ни разбрасывать камни, ни их собирать! У меня даже рук нет, вот, пожалуйста, обратите внимание! – Никита стал вертеться на месте, показывая всем свои безрукие бока.

– Ну ты, ведьмин сын, – сказал Первуша, – не вертись, сейчас лодку перевернешь.

– Сам ты порождение ехидны! – обиделся тигроконь. – Между прочим, да будет тебе известно, что я потомок великого бога Хорса и прекрасной северной саблезубой тигрицы. Таких животных на земле больше не осталось, они вымерли еще в Ледниковый период, но воспоминания о них сохранятся в архитектуре северных народов… А, что я перед вами тут мечу бисер, все равно вы ничего не понимаете!

– Ладно, хватит впустую говорить, – сказал Луций и достал из бесконечных глубин своего плаща кошель. – Давайте сложим наши деньги вместе и оценим свое финансовое положение. Смоленщина – цивилизованное государство, там без денег долго не протянешь.

Он высыпал из своего мешочка пригоршню монет, многие из которых были очень ценными. Первуша тоже отрыл свой кошель и достал лишь одну ценную золотую денгу и еще несколько мелких монеток и полмонеток. Никита самоустранился из этого корыстного процесса. Онфимка растянул веревки кошеля, висевшего на поясе, сунул в него руку и охнул.

– Ребята, у меня же тут илюшина вещь, я случайно сорвал ее и совсем забыл отдать! – закричал Онфимка, доставая из кошеля ветхий кожаный шнурочек. Он высоко поднял его над головой, показывая всем.

– Вот и ответ на ваши вопросы, – сказал Никита. – Кстати, Васенька махал нам на прощание кошелечком, вот это и был его намек нам.

Все смотрели на шнурок с удивлением и восторгом. На нем висел незамеченный Онфимом в пылу битвы аккуратный белый камушек, обтесанный в виде сердечка!

Онфим протянул кошель Луцию, который стал заниматься финансами, а сам аккуратно снял камень с ветхой веревочки и закрепил на свой крепкий шнурок, на котором уже висела фигурка медведя. Теперь ему стало понятно, почему он все время испытывал тепло, ведь камень все это время был уже при нем! Значит, и в будущем можно будет не переживать относительно того, как распознать местоположение камня – он это почувствует! Просто нужно перестать представлять себе все камни одинаково, они не обязательно будут большими серыми валунами, стоящими посреди святилищ… Кстати, почему сердечко?.. Как оно связано с Муромом? Кто знает? Загадка.

Наступила ночь, но никакого большого селения на берегах так и не появилось. Останавливаться у ограбленных погорельцев нашим друзьям совсем не хотелось, поэтому Первуша попросил Нага остановиться прямо посреди реки и закрепить лодку. Скромно поужинав, все улеглись на дне, укрывшись плащами да грубой рогожкой и мирно уснули под укачивание волн.

Утром Онфим открыл глаза и подумал, что не открыл – попытался открыть еще раз. Мир вокруг заволок плотный белый туман, как будто кто-то пролил полную кадушку парного молока. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Мальчик нащупал рядом Первушу и тихонько потряс его за плечо:

– Первуша, гляди, что вокруг! Надо причаливать, пока мы не запутались, куда плыть.

Первуша беззвучно сказал Нагу оттащить ладью на левую сторону реки. По пояс в воде, они выбрались на берег, покрытый зеленой травкой. Судя по уклону здесь начинался довольно высокий холм. Друзья развели костер, приготовили совсем скудный завтрак и вскипятили травки с медом. Вскоре все согрелись и обсохли, а туман стал потихоньку рассеиваться, иногда кружа вокруг большими белыми хлопьями. Тут Луций заметил тропку, протоптанную от реки вверх на холм. Значит, рядом есть селение.

Вдруг в тихом и плотном воздухе выше по холму стали явственно различаться звуки топоров, пил и молотов, к которым постепенно добавились тихие мужские голоса – так обычно переговариваются рабочие на стройке, не желая тратить много энергии на бесполезные разговоры. Удивительно было вот что – среди немногих мужских голосов изредка раздавался повелительный женский! Баба на стройке? Да еще и руководит там всем? Бред какой-то.

Слова звучали вроде нашенские, поэтому решено было пойти наверх – возможно, удастся закупить продуктов. Поднявшись довольно прилично, в разлетающихся хлопьях тумана друзья увидели вот какую картину. Одна группа мужичков копала ров вокруг ровной площадки наверху холма. Другая откуда-то издали подвозила волоком вековые только что срубленные дубы да ели. Третья подготавливала бревна, четвертая выкапывала под них ямы и отбивала их кольями, по которым стучали большим молотом. Последняя группа вставляла бревна в ямы, подгоняла, закапывала и притаптывала. Все было так четко отлажено, что если бы в то время существовали часы, то можно было бы сказать, что все тикает как часики. Но часами тогда еще служили солнце и луна, поэтому так мы сказать не можем. Зато очевидно было, что вокруг совсем небольшого селения чрезвычайно медленно, но все же нарастает самый настоящий частокол – довольно мощная защита от захватчиков. Уже наросло целых три бревна, от кромки леса продвигалось к селению четвертое. Также было понятно, что ров несколькими витками выводится под течение реки, что позволит поднять в него воду и создать вокруг частокола дополнительную защиту. Года через полтора. Или два. И хоть рабочих было мало и это строительство явно растянется на много лет, но все подивились премудрости инженерной мысли, даже Онфимка, который половины не понимал.

– Мы братья! – выступили вперед Первуша с Онфимкой, как самые объективно местные, чтобы не напугать народ наверху. Они протянули вперед руки с отрытыми ладонями, показывая, что в них ничего нет, и двинулись к самому важному мужику на горе. – Мы путники, идем в Смоленск, хотели бы у вас прикупить припасы, если есть что, выставленное на продажу.

Огромный мужик посторонился, пропуская вперед тонкую девушку райской красоты, с огромными светящимися голубыми глазами и золотыми пшеничными волосами. Губы ее были плотно сомкнуты, видно было, что какое-то горе грызет ее изнутри. Стало понятно, почему ее голос было слышно, а саму не видно – одета она была в мужские порты и рубаху, на голове шапка-валёнка – едва ли различишь среди толпы народа. Звонким, как колокольчик, голосом начала свою речь девица:

– Ну привет вам, коли вы и в самом деле с миром идете! А не вы ли, случаем, отряд Золотого Змея, о котором идет слава на сто верст кругом?

– Да, пожалуй, что и мы, – отвечая, Первуша так сильно покраснел, что на его щеках чуть кожа не загорелась. Онфимка очень удивился – чего это он? Зато девушка усмехнулась, увидев смущение богатыря.

– Я Есеня, а это мой народ – рязанцы мы, местных краев дети – она поклонилась путникам, а за ней и все, кто был рядом. – Пойдемте, угостим вас, чем боги нас угостили сегодня.

Наши друзья отправились за молодой девушкой в едва видную за туманом деревню, а плотники продолжили свое важное дело. Деревня оказалась почти полностью сгоревшей, кругом валялись обугленные бревна, разбитые заборы, остатки дранковых и соломенных крыш. Целыми и невредимыми стояли посреди запустения лишь каменные печи – белые, цветные, разрисованные, смотрели они печально на разруху вокруг. А самым страшным было то, что поругано и попорчено было святилище в центре селения – половцы украли золото, серебро, драгоценные камни, а прекрасные лики богов порубили мечами да секирами. Здесь работали все – от мала до велика. Убирали, очищали несгоревшие бревна, устанавливали фигуры богов в святилище, служители молились и курили благовония. Сюда тоже подвозили бревна для новой стройки, но уже размером поменьше, чем на частокол.

Есеня пошла вдоль селения на небольшой лужок рядом, где наскоро устроили времянки – шатры из еловых лап, дранки и веток. Тут же сложили походные кострища, на которых готовился общий обед – сейчас никто не жил отдельно, все трудились вместе, ведь так намного быстрее и легче пережить любую беду. От опушки леса шли довольные охотники – сегодня они наловили много дичи, ее быстро разделывали опытные умелицы, насаживали на вертелы и устраивали над огнем. В крайней к полю печи несколько женщин пекли множество хлебов и булок из муки, собранной со всей деревни – из всех несгоревших сусеков*. В нескольких огромных чанах варили щи, пар подымался в самое небо. Запах над этим полем стоял такой вкусный, что у Онфимки кишки свернулись в трубочку от счастья.

Прямо посреди поля поставили грубо срубленные столы и скамьи – длинной буквицей «покоем»*, чтобы умещалось за обедом все селение. Есеня усадила гостей на край стола и попросила матушек и бабушек попотчевать их разными яствами, да собрать в дорогу немного снеди. Сама же села напротив и завела разговор.

– Мы народ мирный и много лет жили, бед не зная, трудились с утра до ночи да молились богам всевышним и Великой Матери. Но вот пришла черная туча нечестивых половцев, а мы ни к бою не готовы, ни к обороне… Мой муж был нашим старейшиной и собрав небольшой отряд самых сильных мужей, стал биться с проклятой саранчой, пока мы уходили в лесную чащу, где нас укрыла Мать Мокошь своим покровом невидимым. Не смогли они нас найти, только кто первыми шли – в болотах потопли! – Есеня зло рассмеялась, вспоминая это событие. – А как половцы ушли, увидели мы, что защитники наши все как один мертвы… И придумала я построить укрепления для нашей деревни, для детей наших малых, которые скоро подрастут и станут мужами великими. И жить им на этой земле в окружении врагов, от которых нужна защита!

От одной из палаток отделился и быстро побежал в сторону столов малыш лет полутора или двух от роду. Он радостно кричал: «Мама, мама!», а добежав, со всего маха прижался к есениным коленям. Она же погладила его по желтой вихрастой голове и сунула в руки пирожок с какой-то ягодой.

– Вот ради них мы строим наш город! И, надеюсь, все у нас получится!

– Получится, не сомневайся, – тихо пробубнил Никита, но никто его не услышал, потому что все были увлечены рассказом красавицы, которая к тому же оказалась такой умницей.

– Потом по обеим берегам реки пошел слух, что Золотой Змей побил в столице Муроме половцев, а его отряд идет по реке с какой-то великой миссией. Но мы не чаяли, что вы к нам свернете!

– Многоуважаемая госпожа, – вмешался в беседу на своем ломаном наречии Луций. – Я ромейский ученый Луций и я много чего повидал на своем веку. Я нашел вашу градостроительную задумку весьма неплохой. Но откуда вы знаете инженерные решения? Ведь для этого нужно было где-то учиться…

– Я даже грамоты не знаю, – усмехнулась Есеня и подмигнула Луцию. – Но поверь мне, друг Луций, выпишу себе из вашего Царьграда лучшего учителя нашим детям! И будут они поумнее многих ученых в мире!

– Будут! – таким же тихим эхом откликнулся Никитка, но его опять никто не расслышал.

– А строить мне помогает простая смекалка – смотрю и вижу, как надо. Только людей у нас мало, хоть и собрались здесь сейчас несколько разоренных деревень – все равно слишком медленно идет стройка… Но я не унываю, знаю, что и это все пройдет когда-нибудь!

– Все пройдет, как с белых яблонь дым*, – совсем уж тихо пробормотал Никита, что выглядело довольно некультурно с его стороны.

– Никита, что ты там все время бубнишь про себя? – одернул его Онфимка и толкнул в мощное конское плечо. Никита встал, склонил голову перед Есеней, а потом, важно задрав пушистый подбородок, начал очень официальную речь:

– Моя Великая Госпожа, которой я служу в вечности, передает вам привет и поклон, дорогая Есения! И просит вас и ваш род принять от Неё в подарок небольшую безделушку!

Никита забил передними копытами («Должно быть, Небесными», подумал про себя Онфимка) какую-то редкую барабанную дробь, отчего во все стороны полетели серебряные и алмазные искры. Раздался громовой топот копыт и неизвестно откуда понёсся по полю алый конь размером с гору! Все застыли на лужайке – кто от ужаса, кто от восторга. Конь поскакал к лесу, из которого пол часа назад вышли охотники.

Конь пылал огнем – огромные языки пламени вместо гривы окутывали его голову! Он махнул ею вправо – и ровными голыми стволами опалились деревья. Махнул влево – и попадали, покатились по полю вековые сосны, как трава, срезанная косой. Стукнул конь передними копытами – и подпрыгнули бревна в воздух, а приземлились уже у частокола. Стукнул конь задними копытами – и подскочили бревна, встали в вертикаль, да сами попрыгали в свои дырки, которые до этого мужики откопали да отбили… Хотел конь снова махнуть своей пылающей гривой влево…

Но тут раздался такой властный крик Есени, что даже у этого сверхсилача слегка задрожали задние ноги:

– А ну-ка ты, ядреная кочерыжка, куда лес портишь? Не видишь ты что ли, что он специально высажен для красоты! А ну пошел!

Да уж, времена меняются, проходят эпохи, а девочки всегда остаются девочками! В любой ситуации успевают подумать о красоте!

Конь удивленно посмотрел на Никитку, тот что-то ему промурлыкал на небесном. Он склонил свою пылающую башку и грустно поплелся в сторону частокола, рассчитывая найти понимание у мужиков.

– Ну, в общем, это Конь-Огонь, а ты уж сама его к работе пристраивай, как знаешь – пролепетал Никита, с жалостью глядя на великое животное. – Судя по всему, вы найдете общий язык.