Текст книги "Онфимка, или Хождение кругом всея земли"

Автор книги: Влас Комар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2. Битва с «морским гадом»

***

Онфим оглянулся и увидел несколько темных бревен, торчащих прямо из-под земли. Тут он все понял. Это была вовсе не избушка, не дом, а самая настоящая домовина, такая же, как та, в которой похоронили его родных. Это была могила умирающего Бэра, чье настоящее имя они, наверное, знали последними на земле…

Путники сели в лодку и поплыли к городу, где все уже давно стихло. Стояла глубокая ночь, освещаемая лишь половинкой луны и несколькими факелами на башнях ночной стражи.

Своих лошадей и поклажу друзья обнаружили там же, где оставили. Воровство было здесь не принято, как у каких-то половцев или хазар, не имеющих души. «Чужое добро прибытка не принесет» – эту истину знали даже дети.

Пора было выдвигаться в путь, потому что Онфимке совсем не хотелось с утра пораньше объяснять людям Ростова, что тут творилось вчера. Он любил князя Гостяту, но решил, что постарается объяснить ему все тогда, когда вернется в Ростов. Если вернется…

Они поскакали к восточным воротам, Никитка поколдовал над стражниками, и по сути никем не увиденные, быстро двинулись по выложенному булыжниками тракту. Эта древняя дорога вела в страну муромы вдоль другого берега озера. Лошадки бежали исправно, Никита совсем перестал страдать и тоже сосредоточенно скакал, дружное цоканье копыт нарушало тишину весенней ночи. Вскоре чудесный, ровный, отшлифованный булыжник закончился и дорога превратилась в набор ям и колдобин, в случайном порядке заполняющих пространство тракта. Тут тигроконь очнулся и спустя пару минут хода заныл:

– Ну вот, не могут дорогу нормальную построить! Главное название красивое дать – «межкняжий тракт»! Нужно тормозить, иначе мы останемся без копыт!

– Я тоже согласен с Никитой, – сказал Луций. – Давайте остановимся, тем более, что до восхода солнца осталось не так уж и много времени.

Они забрались подальше от дороги в пушистые кусты, которые лошади принялись с радостью есть, стреножили лошадей, Луций достал из своей безразмерной сумы кусок шкуры, на которую все и улеглись, а укрылись плащами. Конечно, это было мало похоже на уютную гостиницу, но все так сильно устали, что мгновенно уснули.

Утром путешественники почувствовали прилив сил. Солнце уже встало, место ночлега оказалось на склоне небольшого холма, уступами спускающегося к яростно бурлящей речушке. Вода в ней была кристально чистой и очень холодной, все с удовольствием освежились и напоили лошадей.

Луций и Онфим раскрыли перемётные сумы и все вместе подкрепились скудными запасами пищи. Никто не удивился уже тому, что крайне недовольным оказался тигроконь – всего было мало, все было невкусно, и вообще, зачем он согласился на эту авантюру. Профессор начал убирать остатки еды. Никита, поняв, что ничего другого на полянке больше не появится, поспешил зажевать то, что дали, причем проявил удивительную расторопность.

После завтрака решили идти дальше, но двигаться не по тракту, а по тропкам вдоль него – они были более ровными и предсказуемыми, при этом, если появится какая-то опасность, можно будет свернуть в недалекий лесок. Пошли резво и дружно, тропки только кое-где петляли по небольшим подлескам. День был солнечный, легкий ветерок шевелил сочную молодую листву на деревьях, елочки светились свежими салатовыми отростками на кончиках лап. Изредка ветки странно шевелились без всякого ветра, или неожиданно стремительно взлетали стайки пичужек, как будто кто-то невидимый шел рядом с ними. Онфимка заметил это раз, потом еще раз, на третий он понял, что ему это не кажется.

– Никита, кто это идет рядом со мной? – спросил он.

– Ну ты смешной! Как кто? Твой Род!

– Ого! А сколько их?

– Этого я не знаю, потому что мне видеть их не дано. Но ты можешь.

– Что могу?

– Увидеть их!

– Да как же? – вскричал Онфим, которого уже разбирало любопытство.

– Как-как? Как и всё на этой земле. Нужно очень сильно захотеть и поверить! Если будет в тебе веры хотя бы с гречневое зернышко, то сможешь ты всё, что пожелаешь!

– Вообще-то, в оригинале горчичное*, – заметил Луций, неожиданно встревая в разговор.

– О! Простите, профессор, – язвительно проговорил Никита. – Я забыл взять у вас консультацию по этому вопросу!

Онфим не слушал уже эти высокоумные разговоры, а зажмурил глаза и представил себе, как сильно он хочет увидеть свой Род. Так представил, что у него даже зубы затрещали от напряжения и вены вздулись на лбу! Открыл глаза – но вокруг ничего не изменилось, рядом по-прежнему никого не было кроме Никиты и Луция…

– Нет, Онфим, так это не работает, – засмеялся Никита, видя, как сильно мальчик старается превозмочь реальность. – Это должен быть крик в самой глубине тебя самого, а вовсе не движение снаружи. Когда ты поймешь это, ты легко сможешь передвигать горы. Вон, видишь холм впереди? – Он указал на небольшой холмик, покрытый елочками и березками. – Попробуй сдвинуть его с места! После этого ты не то что своих родных увидишь, но и много другого чего интересного.

Но сколько Онфим не старался, холм двигаться не хотел. Он его и упрашивал, и приказывал, и требовал, и молил. Но путники уже прошли мимо него, а еще немного погодя он совсем скрылся из вида, но так ни на полпальца не сдвинулся с места. Мальчик оставил эти бесплодные попытки на более подходящее время.

Двигались резво и весело, изредка останавливаясь для перекусов и отдыха. Вскоре показалось святилище Кидекша, которое еще издали сияло разноцветными красками и золотом на вершине пологого холма. Вокруг него было несколько больших селений, ничем не огражденных и без стражи. В одном из них, согласно бабушкиной карте, нужно было раздобыть лодку, чтобы дальше плыть по течению реки Нерли. Путники дошли до края селения, и зашли в ближний к реке двор.

По двору бегали полуголые ребятишки, куры, гуси, барашек да козочка. Из сарая вышел, щуря глаза и прикрывая их козырьком из ладошки, молодой парень. Луций поклонился по местному обычаю в пояс и взмахнув широко правой рукой, сказал:

– Приветствую тебя, добрый селянин! Мы мирные путники, я Луций из Ромеи, а это Онфим из Ополья. – Еще почти в начале пути друзья договорились, что не будут без надобности привлекать внимание к Никите, чтобы не пугать мирных жителей, поэтому он стоял, скромно понурив голову за крупным задом Незабудки. – Мы идем в Муром и хотели бы арендовать челн и купить продуктов.

Парень тоже чинно поклонился:

– Я Первуша сыр Прядвы. Прошу вас, заходите в дом.

Узнав о путниках и их цели подробнее, Первуша попросил мать накормить их, а сам пошел за отцом в поле – испросить разрешение взять лодку. Прядва тоже захотел посмотреть на неожиданных гостей, и каково же было удивление отца с сыном, когда они увидели тигроконя, пожирающего обед, который доставала из печи мать. Но, правда, Никите достаточно было бросить один беглый взгляд на мужчин, чтобы те перестали интересоваться его скромной персоной. Вся семья села ужинать вместе с гостями. Первуша задавал вопрос за вопросом, видно было, что ему страшно интересно все, что рассказывали пришедшие.

Гостеприимство Прядвы не знало границ – когда все уже подумали, что вот-вот лопнут от обжорства, хозяйка начала снова накрывать стол – на сладкое были сушеные ягоды и печеные орехи в меду. Чашки раз за разом наполнялись ароматным травнем.

– Сегодня уж поздно, оставайтесь-ка вы ночевать у нас, – решил отец. – Рано утром снаряжу я вам лодку, а в уплату за нее возьму ваших коней, так и быть. Все равно с вами они не поплывут. Согласны?

Луций просиял – это было наилучшим решением, хоть и жаль было расставаться с лошадками, к которым уже успели привыкнуть.

– Отец, позволь мне уйти с ними! – попросил Первуша.

– Перун с тобой, сынок! Совсем ты из разума вышел что ли? Их сами боги благословили идти, а ты куда в калашный ряд со свиным рылом?

Ох и неприятно стало парню от такого ругательства, ведь если на ярмарке попадет торговец мясом со своим товаром в хлебный ряд, его и побить там могут, настолько нечисто мясо рядом со святым хлебом… Получается, он недостоин Онфимки или Луция?

– Отче, – начал было он, но Прядва стукнул кулаком по столу.

– Сказал «нет» – значит «нет» и больше повторять не буду! – отрезал он. – И вообще, засиделись, завтра вставать рано, стели мать постели, будем спать.

Он встал, показывая всем, что разговоры окончены и пора ложиться.

***

Утром Онфим проснулся от сладкого и родного запаха маминых пирожков с вареньем и радостно закричал:

– Мамочка!

– Вставай, сыночек, уже солнце давно светит! – ответил незнакомый голос. Онфим все вспомнил и закручинился, но запах был так хорош, что долго печалиться он не стал, а поскорее вскочил и сел за стол. Посреди стола стояли глиняные миски с целой гвардией разнокалиберных пирожков, булочек, ватрушек и завитушек – политых медом, начиненных ягодами и фруктами, украшенных творогом и битыми орешками. Хозяйка дома налила мальчику теплого, еще парного молока.

– Кушай, сынок, когда еще поешь материнского, – участливо сказала добрая женщина и Онфимка накинулся на горячую выпечку.

– А где все? – пробормотал он с набитым ртом.

– Уже грузят ваши припасы и смолят лодку в дальний путь.

Наевшись досыта, Онфим чинно поблагодарил хозяйку и побежал на берег. Лодка была готова, вёсла убраны, а небольшой парус поставлен на ветер – идти предстояло по течению вниз. В задней части было сидение для рулевого, в центре сложили припасы и укрыли их шкурами и рогожками, в которые можно будет кутаться по ночам. Спереди удобно расположились еще несколько сидений вдоль лодки, так что укладываться спать можно прямо на пол посреди них. Челн был и не слишком большой, но и не маленький. Борта его были разрисованы необыкновенными птицами и цветами, нос высоко задирался над бортами и был украшен огненно-алым драконом, извивающим голову и изрыгающим пламя из широко открытой зубастой пасти. Дракон был так искусно вырезан из дерева и так прекрасно разрисован красками, что всем казалось, что сейчас послышится его мощный рык.

Прядва с женой, все их дети, кроме самых маленьких, старики-родители, многие соседи пришли проводить путников в дальнюю дорогу. Только Первуши нигде не было видно.

– Что за упрямый и несносный парень, даром что первенец*! С обидой в доме заперся должно быть! – ругался отец. Все крепко обнялись и по традиции расцеловались трижды, хозяйка сунула Онфимке корзинку, укрытую расписным полотенцем, которая издавала аромат выпечки, чему мальчик несказанно обрадовался. Путники взошли на борт, отвязали лодку и весело поплыли по волнам. Долго еще все махали друг другу руками, пока красивое Золотое святилище и добрые селения не скрылись из виду.

Ветер был крепкий, а потому лодочка быстро рассекала волны Нерли, солнце сияло высоко в небе, птицы пели и всем было очень радостно на душе. Луций сидел на корме и правил лодкой, Никита разлегся на полу и разворошил заветную корзинку с еще теплыми пирожками. Онфимка, слушая весенних птах, тоже затянул радостную песенку:

– Ай, заинька, ай, серенький,

Ай, заинька, хвостик беленький,

Штаны рваные, худые,

Ножки тонкие, кривые.

Прячься зайка за сарайку,

От лисички прячься зайка,

От волчка, от медведьчка,

От неведома зверька!

«От судьбы не спрячешься,

Как ни раскорячишься!»

Пляшет зайка на поляне,

Песенки поет,

И не ждет, что час последний

Вскорости придет*!

Голосок Онфимки тоненько разливался по зеленым рощицам, которые проносились мимо. Но что-то неуловимо стало вдруг меняться, какая-то тень пробежала по голубой глади воды… Никитка почувствовал неладное и стал нюхать воздух.

– Чую беду, – наконец сказал он, сдвинул корзину под рогожку, а сам встал перед Онфимкой, укрывая его собой.

Впереди показалась развилка Нерли с еще одной рекой, более полноводной и широкой. Прямо на плоском треугольном берегу на стыке двух рек стояло какое-то совершенно невероятное святилище, таких еще никогда не видел ни Онфимка, ни Луций. Золотой Полоз высотой со столетний дуб подымался в его центре, а на шее огромного змея раскрывался исполинский зонт. Со всех сторон он был окружен змеями поменьше и все они были тоже из чистого золота. На фоне голубого неба и зеленой травы все это так сияло на солнце, что на короткое время наши путники были попросту ослеплены.

Ветер неожиданно стих и лодка перестала плыть, а вода реки забурлила и покрылась белыми хлопьями пены. Что-то медленно поднималось из воды прямо перед лодкой. Онфимка судорожно потер глаза кулаками, а когда зрение вернулось, увидел прямо над собой морду Золотого Полоза и его раскрытую пасть – он мог туда поместиться целиком!

– Никита! – закричал он, кидаясь тигроконю под копыта. – Посмотри на него!

Но ослепленный тигр не мог так быстро восстановить зрение, ведь коты не люди, они не очень любят солнце, предпочитая ему лунное сияние ночи. А Полоз уже летел на Онфимку, желая его проглотить, но лишь ударился в дно лодки, отчего та почти нырнула под воду и зачерпнула обеими бортами холодной водицы. Онфим вспомнил про свои желания, которые ему подарили боги, но никак не мог так быстро сообразить, что пожелать, а огромный змей уже летел во втором и, должно быть, смертельном ударе…

В последнюю секунду рогожка откинулась и из-под нее выскочил… Первуша! Он засвистел какую-то очень красивую мелодию, от которой произошло следующее: наступила мертвая тишина, в которой только и текли, что чистые звуки Первуши, а монстр в недвижном воздухе стал монотонно раскачиваться в разные стороны. Наконец, он опустился в реку, а свою громадную золотую башку с алмазными глазами положил на бортик прямо под руку Первуши. Тот погладил его, отчего по глазам побежали рубиновые сполохи. Еще немного погодя жизнь снова стала такой, какой и была – стало слышно птиц, журчание воды, и еще какое-то постороннее журчание, кажется, в Онфимкином желудке – от испуга. Лодка снова весело побежала по волнам.

– Это наш хранитель – Золотой Полоз. Только самые старые деды у нас рассказывают сказки о том, что когда-то он был живым, но никто им не верил… А теперь я и сам вижу, что это правда. Ты чем-то разбудил его, – указал Первуша на Онфимку. Мальчик крепко сжал фигурку медведя на своей груди. – В сказке деды напевали нам эту мелодию, которую мы так любили насвистывать в детстве! Это язык Полоза, по которому он всегда узнаёт своих.

Змей тоже что-то тихо просвистел, и из его алмазного глаза выкатилась слезинка, звонко ударилась о палубу и укатилась под рогожу.

– Я понимаю его! – радостно закричал Первуша. – Он говорит, что сбывается пророчество и скоро он уснет навсегда, а люди забудут его имя. Что-что? Я не понимаю, что ты говоришь? А! Это твое имя? Но я его не понимаю, прости. И произнести его не смогу…

– Наг, – тихо сказал Онфим. – Его зовут Наг! Я слышу его имя.

Первуша, наконец, понял, что происходит, и тоже опечалился.

– Слушай, ну раз тебе все равно скоро засыпать, может ты отправишься с нами в это славное путешествие и поможешь нам?

– Дружище, – подал голос Луций, – но пока и тебя никто не приглашал в наше путешествие, а не то что кого-то еще с тобой! Давай-ка мы вас тут высадим и отправляйся к отцу!

– Возьмите нас с собой – взмолился Первуша. – Мы вам очень пригодимся, вот увидите! Я крепок в руках и теле, а Полоз – так вообще золото, а не помощник!

– А я согласен взять их с собой! – подал голос Никита. – В крайнем случае, этим морским гадом можно будет расплатиться на постоялом дворе вместо золотых монет.

Полоз перестал плакать алмазиками, катившимися под рогожку, и недобро скосил один глаз в сторону Никиты. Но, поразмыслив, решил вообще не замечать этого наглого Небесного, чем связываться с ним с неизвестными последствиями.

Все посмотрели на Онфима – главное слово оставалось за ним. А ему так понравился Первуша, что он уже давно был страшно рад тому, что тот так ловко с ними уплыл. Он кинулся к парню и прижался к нему, не желая отпускать ни его, ни этого золотого монстра. «Морской гад» (по меткому выражению Никиты) благодарно посмотрел на мальчика. Луций неодобрительно крякнул, но смирился. Он указал Первуше на руль, а сам сел на скамью и достал карту – изучать дальнейший путь. Из карты он узнал, что большая река, по которой они поплыли, называется Клязьма, и плыть по ней нужно до еще одной реки – Оки, а на той уж и стоит древний город Муром.

Плыли быстро, солнце все сильнее пригревало землю и воду, по обеим берегам реки раскинулось множество селений и небольших городков, видно было, что жили здесь мирные и добродушные люди. Многие из них, видя лодку кидекшской росписи, внимательно рассматривали людей на ней, пытаясь разглядеть знакомого, чтобы чинно и вежливо поздороваться. Узнавая в одном плывущем паренька Прядвы, сильно удивлялись, куда он мог поплыть без отца? Но все же махали руками или шапками, чтобы не показаться грубыми.

Заполдень вышли, наконец, в реку, в несколько раз большую Клязьмы – Оку. Видно было, что и Онфим, и Первуша впервые видят реку такой величины. Луций еще раз сверился с картой – оказалось, что по этой самой Оке плыть им нужно в правую сторону. Но течение и ветер стремительно уносили их в обратную сторону – вовсе не туда, куда требовала карта! Надо было срочно что-то придумать, чтобы не уплыть далеко. Луций кинулся сворачивать парус, но это не слишком затормозило их легкий бег по воде.

– Хранитель говорит, – подал голос Первуша, – что нужно привязать веревку к лодке и дать ему другой конец.

Ничего толком не поняв, в отчаянии Луций стал просто исполнять указания. Крепко привязав веревку к шее дракона специальным морским узлом, он кинул в реку другой ее конец. Великий Полоз резко вынырнул из-под воды и схватил веревку мертвой хваткой. Лодка дернулась и остановилась, а все ее пассажиры грохнулись на дно. И хорошо, что так вышло, потому что в следующую секунду лодка так стремительно полетела вверх по реке, что если бы кто-то стоял, то улетел бы далеко за борт.

Друзья быстро неслись вверх по Оке в сторону Мурома со скоростью падающей с неба звезды и испытывая совершенно небывалые для того времени ощущения. Но они даже не могли представить, какой ужас вызвал их бешенный спринт у жителей прибрежных селений – ведь они видели лодку, летящую против течения без весел и парусов, к тому же неслась она так резво, что никому не удавалось рассмотреть, есть ли на ней вообще кто-то. Потом ближайшие тысячу лет в этой местности рассказывали легенды и сказки о Корабле Летучего Призрака, который появляется перед самыми плодородными летами и, рассекая волны, несется вверх по Оке…

Вскорости показался город, размером ничуть не меньше Ростова, а может и больше. Дома там были деревянными и каменными, с ног до головы покрытыми белой известью, местами украшенной тонкими цветными узорами. Вкупе с тем, что терема да избы уступами поднимались по склонам нескольких холмов, все вместе они производили впечатление белых и чистых облаков, плавной грядой лежавших над рекой.

Причалив к пристани, путники попали на большой торг, который уже заканчивал свою работу. Они начали подниматься к городу по довольно крутому склону. Вокруг кипела мирная жизнь – покупали и продавали, торговались до потоков слюней и забирали товар не глядя, воровали и ловили воров, дети плакали и смеялись, кошки стаскивали колбасу, а собаки лаяли на кошек, разная живность орала и гудела – всяк на свой лад. Вдруг этот добродушный гомон нарушил резкий и недобрый стук лошадиных копыт – небольшой отряд витязей промчался по булыжной мостовой в сторону города и, судя по тому, что лошади были в мыле, скакали воины давно и без остановок!

– Ангелы пролетели! – сказал юродивый Васенька, сидевший прямо посреди торга в теплой куче конского навоза. Повел рукой за скачущими и улыбнулся одной из своих неземных улыбок. Горожане, которые сызмальства знали Васеньку, поняли вмиг, что идет большая беда. Бабы завыли, вслед за ними заверещали дети, залаяли собаки, мужики быстро собрали товары и все побежали к городу.

Луций показал стражникам бумагу с печатью и путники были пропущены в город вместе со всеми. Поскорее отыскав постоялый двор, они попытались выяснить, что происходит, но никто и сам толком ничего не понимал. С княжьего двора никто не выходил и народу ничего не объясняли. Бабы собирали детей и лезли в подвалы и подклеты домов, служители богов бежали в святилища, мужчины доставали оружие – мечи, луки, копья, рогатины. Постовые на стенах спешно разводили огонь для кипячения огромных чугунов со смолой – лить ее, кипящую, на головы предполагаемых врагов. Все работали без спешки, видно было, что каждый прекрасно знает, что ему нужно делать в этой ситуации.

Наконец, с княжьего двора выдвинулся отряд – прекрасные, огромные, сияющие доспехами витязи на мощных конях поехали в сторону центральной площади. Впереди скакал князь Воимир на ловкой красавице лошадке, серой в белых яблоках. На площади князь поднялся на лобное место и зычно заговорил с народом:

– Братья мои и сестры! И ты, добрый старейшина Беримир! Пришел от самых дальних змиевых валов* знак, что надвигается на нас великое войско половцев! Мы выйдем принять бой, чтобы добыть преимущество – поскачем на них с горы к реке и сдавим в воду. Вы же укрепляйте город, а если мы проиграем битву, держите оборону сколько сможете. Я послал гонца к князю ростовскому Гостяте, он должен будет собрать войско и прийти на помощь не позднее, как через неделю, – молодое лицо князя сияло возбужденной улыбкой, длинные золотые волосы развивались на ветру.

– Мы услышали тебя, княже! – отозвался старейшина Беримир, который ничем не отличался от остальных мужиков города – такой же огромный и крепкий, больше похожий на медведя, чем на человека. Суровые глаза сверкнули в толпу из кудрявой бородищи. – Все по местам! Занять свои позиции!

Видимо, защита города уже много раз проигрывалась раньше в учениях, потому что никто не задал ни единого вопроса. Все разбежались в разные стороны, а княжеский отряд неспешно прошествовал по всему городу к воротам. Все выходили на улицу и в ноги кланялись сияющим витязям, благословляли, кидали под ноги коням цветы и растения, желая легкого пути. И только юродивый Васенька вдруг заплакал:

– Ангелов много, а меня с собой не возьмут! Возьмите меня!

И кинулся под ноги красавице-кобылке Воимира. Князь рассмеялся, очень ему показалось смешным, что его любимец, совершенно нагой и тощий, как заяц по весне, просится в профессиональное войско.

– Поди! – крикнул он и беззлобно толкнул Васеньку тыльной стороной копья. Тот отлетел к крайней избе и заплакал еще горше. – Не плачь, чудак-человек! Скоро мы вернемся с победой и я принесу тебе подарочек!

– Я принесу тебе подарочек, княже, – тихо сказал юродивый и прижавшись к стене, затих.

Дружина князя Воимира вышла за ворота и двинулась на позицию, из-за высоких стен были видны только украшения на шлемах, да верхушки развевающихся флагов…

Луций поручил Онфимку тигроконю, а сам пошел к старейшине – предложить свою помощь, если такая понадобится. За ним немедленно увязался Первуша – этот во всем оправдывал свое имя, везде ему надо было залезть первым! Луций поначалу было разозлился, а потом решил, что лучше пусть этот озорник будет рядом с ним под контролем, чем неизвестно чем заниматься без него. Они ушли к стенам. Онфимка с Никиткой побрели по белой брусчатке мостовой вверх к святилищу.

***

На самой вершине холма стояло знание, сложенное из белых неровных камней – высокий каменный шатер. Внутри святилища по стенам стояли фигуры богов – деревянные и каменные, расписные и позолоченные, с ликами и безликие, красивые и жуткие. Камешек на груди Онфимки потеплел.

– Никита, я чувствую, что здесь есть то, что нам нужно.

– Скажи хоть, в каком направлении это «нам нужное»? Может я что-то увижу.

Мальчик крутился и вертелся, как детская игрушка волчок, но кроме ровного тепла у сердца, больше ничего особенного не видел и не чувствовал. Тигроконь тоже. В конце концов, друзья решили бросить это бесплодное занятие и пойти посмотреть на битву.

С вершины холма вся местность на много верст вокруг была видна как на ладошке. Под ногами расстилался прекрасный белый город; длинной лентой, похожей на серебряного полоза, вдаль убегала река Ока, в свете уходящего солнца сияющая тысячами алмазов и самоцветов; зеленый холм справа дополнился четким рисунком войска Воимира, в котором острые шлемы и пики, флаги и хвосты прорезали небосвод темными силуэтами; ниже раскинулась пойма реки, ограниченная на горизонте темными верхушками еловой рощи. У князя была большая для тех мест дружина – должно быть в ней было триста, а может и пятьсот человек! Онфимка чувствовал себя в полной безопасности за такой стеной великих воинов.

Ожидание не продлилось долго. Из-за темных еловых лап показались первые ряды врагов. Ох и страшны же они были! Кони как горы, сами как гномы, только с плечами в три обхвата, рожи страшны, как у цертов Нижнего мира, звуки издают как будто во всех селениях разом решили порезать всех поросят одновременно… Но это еще оказалось не самым страшным. Страшнее всего было то, что они всё появлялись и появлялись, их было уже в два, в три, в четыре раза больше, чем войско князя, а они все продолжали и продолжали появляться из-за дальнего леса. Когда показалась шестая волна, Онфимке стало страшно. Он захотел тут же воспользоваться своим желанием и исчезнуть куда-нибудь подальше, но тут из святилища, где укрылось множество людей, вышел мальчик. Ему было года четыре, но выглядел он так воинственно, что случайно можно было подумать, что он самый настоящий воин! Он сжимал кулаки и внимательно глядя на море черных врагов, поднимал руки и грозно тряс ими. Онфимке стало стыдно, что такой малыш совсем не боится битвы. С другой стороны, и у него было оправдание – в его маленьком селении таких врагов никогда не видели, а малыш может раз в год с рождения видит такие битвы.

– Как тебя зовут? – спросил Онфим.

– Илья, – буркнул мальчик, продолжая внимательно вглядываться в горизонт.

Тут раздался отчаянный голос тигроконя:

– Князь ошибся! Они отрежут его от города!

Никита поискал глазами Луция, нашел его на небольшой башне слева и кинув на ходу: «Ни шагу из святилища!» поскакал туда.

Теперь и Онфим видел ясно, что войско злых половцев мало того, что в десять раз превышает дружину князя, так еще и на ходу разделяется на две части – одна вдоль реки сразу устремилась к городу, а вторая начала подниматься на княжий холм. На стене Луция произошло короткое движение и оттуда послышался длинный зов военного рожка, как предупреждение Воимиру. Видно было, что и князь уже все понял. Ему тоже пришлось разделить свое войско – одна часть понеслась вниз на врага, а вторая к городу.

Две чудовищные битвы начались почти одновременно – раздался грохот, как будто светила упали с небосвода! Выше солнца поднялась оранжевая пыль с берега и заволокла весь небосвод. У Онфимки сердце так сильно забилось, что казалось вот-вот вылетит из груди. Маленький муромец Илья вдруг крикнул:

– Я тоже иду воевать! Я хочу защищать свою землю как папа! – и стремительно бросился вперед, туда, где на центральных воротах стоял старейшина Беримир. Туда уже полетели первые стрелы врага и уже начали падать со стены убитые воины.

Онфим попытался схватить Илью за плечи, чтобы остановить, но лишь случайно зацепился рукой за какой-то шнурок на его шее. Ох и силен оказался этот «малыш»! Если бы шнурок был не таким ветхим, Онфим тоже отправился бы воевать вместе с Ильей на стену! Но тонкий кожаный ремешок порвался, Онфим полетел назад на землю, а Илья стремительно побежал к воротам.

Потирая коленку и отряхиваясь, Онфим поднялся, автоматически прихватывая с земли шнурок и засовывая его в мешочек на поясе. На мир вокруг тихо опускалась вечерняя мгла.

* Горчичное зерно – в этом эпизоде Никита и Луций обсуждают «Притчу о горчичном зерне» из «Нового завета». Луций, как образованный человек своего времени, разумеется читал эту книгу, но не со всем в ней пока согласен, все же влияние язычества еще сильно в мире. Никита, не являющийся жителем земли, знает вообще всё – и из прошлого, и из будущего.

* Имя Первуша или Первак означало в древности «первенец».

* Песенка про заиньку является народной, ее, например, исполняет группа «Иван Купала». Но Онфимка помнит только первый куплет, остальное он выдумывает на ходу, явно вспоминая свое недавнее прошлое и смерть семьи.

* Змиевы валы – древняя система укреплений многих народов, населявших наши земли. Это были высокие отсыпные валы вдали от городов и селений, чтобы их преодолеть, врагу требовалось время, которое защитники использовали для того, что передать весть о набеге. Сначала на валах по цепочке зажигали сигнальные огни, а самый последний гонец спешил в город со страшной вестью. За ним сразу уходили селяне и посадские, чтобы укрыться за надежными городскими стенами. С собой они несли провизию, таким образом город мог выдерживать длительную осаду, а враги лишались возможности добыть еду на местности.