Текст книги "Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Ну и наконец, Китай и Япония. В Китае пока затишье, обе стороны (Мао и Чан Кай Ши) смотрят друг на друга с подозрением и копят силы. Наши войска из Маньчжурии пока не уходят, отчего Мао уже показывает недовольство (и есть опасения, что может переметнуться к американцам, что совсем не айс). В собственно же Китае даже процесс разоружения японской армии не завершен – самураи не самоубийцы, сдавать оружие в окружении толп китайцев, готовых их растерзать, а наших или союзных войск, достаточно сильных, чтобы обеспечить порядок, там пока нет. Мы на юг не пошли, заняв Пекин – смотрю на фотографию танка Т-54 и советских солдат на фоне Запретного Города (китайского императорского дворца). Опять же, процедура – все же Маньчжоу-го формально является суверенным государством, отличным от Китая – это как белый «остров Крым», огрызок прежней Империи Цинь, сметенной революцией Сунь-Ят-Сена в 1911 году. И в качестве суверенного было признано многими государствами, как СССР, Германия, Италия, Испания, Ватикан, Венгрия, Румыния, Болгария, Финляндия, Словакия (еще Дания, Таиланд, Сальвадор и, конечно, Япония). Все перечисленные вначале входят в советскую сферу влияния, или дружественны нам, – а потому есть все основания считать, что в ООН поддержат то, что решит Москва. И император Пу И у нас, как и в той истории – попался, сбежать не успел, так что подпишет все что угодно! Пока что позиция СССР уклончивая, ни да, ни нет, что ООН решит? И вообще, вы там сначала между собой разберитесь сначала, кто из вас, Мао или Чан, может от лица всего Китая что-то требовать, да еще от нас?

И Япония. Акт о капитуляции подписан. За главного от союзников выступал Маунтбеттен, не Макартур, и процесс проходил на английском, а не на американском корабле. Зато Макартур все же получил пост «главного советника» при микадо! Правда, на территории японской Метрополии нет американских баз и войск – янкесы заполучили в полную собственность лишь остров Окинава. А в самой Японии есть лишь персонал Контрольных комиссий (куда входят и наши, большей частью на острове Хоккайдо), без административных, оккупационных функций, а лишь надзирающие за сдачей оружия японской армией и флотом. Нет и оккупационной гражданской администрации как таковой – все чиновники остались на местах, японская полиция продолжает нести службу. Разрешена деятельность всех политических партий, включая коммунистов, из тюрем освобождены политзаключенные, но продолжает действовать закон «о нарушителях спокойствия», по которому за один лишь призыв к беспорядкам и мятежу, не говоря уже об участии в таковых, полагается смертная казнь. В целом внешне все выглядит как «нейтралитет», – но я-то помню, что будет после, согласно Договору 1951 года, который и закрепит американо-японский военный союз (а штатовские войска в товарном количестве появятся в Японии лишь в шестидесятые, во время даже не Кореи, а Вьетнама).

Ну и подробно описан инцидент во время подписания. Нет, у нас агентов в американских ВВС не было. И журналисты, там присутствующие в большом числе, сами все раскопали, а кто-то даже голос узнал. Надо бы помочь восходящей звезде американского джаза, ведь не будет лишним получить в перспективе еще одного друга СССР? Тем более что формально ему шьют «по вновь открывшимся» якобы попытку убийства своего командира над французским Брестом! Стоп, помнится мне, по тому эпизоду что-то у нас было? Показания Хартмана, который тогда же был сбит – вряд ли в том бою было два негра на американских самолетах с советской раскраской! А Хартман у нас сидит, и вполне может дать показания – поверят ли ему, не факт, но, по крайней мере, хуже точно не будет! Достаю чистый листок, пишу свои соображения для Пономаренко.

Стук в дверь, и в кабинет заглядывает Лючия.

– Мой кабальеро, к тебе можно? Все секретные государственные дела? Разве меня еще не посвятили в ваш «Рассвет», тогда, на даче у вашего Вождя?

А-а, к чертям! Чувствую, что как окончательно поправлюсь, скучать не придется – опять ушлют в какую-нибудь тмутаракань, искоренять всякую сволочь! Когда еще представится вот так, пройти с женой по московской улице – вижу, она уже одета «на выход», ну точно – время прогулки! Убираю бумаги в сейф – вечером отдам курьеру. А собраться мне быстро – в отличие от Лючии, которая, входя в роль «дамы», может перед зеркалом в своей комнате крутиться полчаса. Конечно, если выход не по-боевому.

Ну вот, сглазил. Смотрю, как моя благоверная, плащ уже накинув, шляпку надевает перед зеркалом. Петя и Аня уже в коляске, готовы – пока вмещаются, но скоро перестанут, где транспорт сразу для двоих взять?

– Буду вывозить по очереди, а тетя Даша дома за вторым присмотрит. А дальше, Анна говорила, можно сделать такую коляску, чтобы ребенок сидел. И она знает, кому заказать.

Шляпа с широкими полями и еще вуалью – вот не помню я таких по фильмам из иного времени про эту эпоху, а здесь они как-то легко в моду вошли, среди жен высокого начальства, интеллигенции и богемы. Лючия ее поправит на голове, в зеркало взглянет – и по новой. Зачем женщины это делают – лично я разницы не замечаю, как было и как стало? Ты очень красивая, мой Галчонок, и эта шляпка тебе очень идет.

– Только я видел, раньше ты в платочке на прогулку ходила, наверное, его повязать проще и быстрее?

– Мой кабальеро, а перед кем мне было наряжаться, если тебя рядом нет? А еще шляпку сдувает, с коляской это очень неудобно.

Наконец шляпка надета «как надо», и мы выходим. Куда сегодня – на север, к поселку «Сокол» (едва ли не первый в СССР кооператив, в двадцатые хотели «город-сад» тут построить)? Или в другую сторону, мимо церкви, которую старожилы «пизанской башней» называют, из-за наклоненной колокольни. Тут раньше село Всесвятское стояло, в летописях упоминаемое аж в 1398 году – районом Москвы стало уже в советское время. Окраина, воздух свежий, народу не слишком много – красота! Лючия чинно коляску везет, я рядом иду. Как обычно на улице, говорим не о деле, а о разных пустяках. Хотя вижу, что очень хочется моему Галчонку узнать, чем я в кабинете занимаюсь – даже не из праздного любопытства, а чтобы узнать, не грозит ли нам новое долгое расставание?

– После этих бумаг, в голове все набекрень, – переводя в шутку, говорю я, – вот начитаешься, и после всякие сны видишь. Как я вчера ночью. Вот представь, круглый стол, как в ООН, и сидят за ним договаривающиеся стороны. От нас, конечно, товарищ Сталин, от США Рузвельт, от Британии отчего-то Черчилль, хотя он уже давно в отставке, от Франции Де Голль, ну и прочие. И обсуждают:

США: – Так что мы решили с Японией?

Великобритания: – Прежде всего, пусть платят сполна, за наш Сингапур, Гонконг, Малайю, Бирму и Индию. За все, что там поломали – в десятикратном размере. А может, они нам и за Европу тоже заплатят, – а то мы потратились, в казне уже дно видно, а в Германии русские все себе забрали, и Францию нам тоже трогать не дают.

Германия (толстый колбасник Михель): – Ми организованно сдалис русский зольдат.

Великобритания: – А мы что, с вами не воевали? С тридцать девятого, на два года дольше!

Германия: – Фоевали. Но на территория Германия ви никогда не пыли.

Великобритания: – Мало на вас бомб сбросили. Надо было вас – в каменный век.

Германия: – Хто пы гофорилл. Если бы не русские с американцами, вас бы давно не было бы…

США: – Прекратить! С Европой мы еще разберемся, кто тут кому и сколько должен…

СССР: – Разбирайтесь. Но взятые нами – платят сначала нам. И пока мы не сочтем, что довольно – ни копейки кому-то еще! А как вы с остальными решите – нас не интересует.

Великобритания: – Ну вы учтите, что проценты набегают. Чем дольше будете тянуть, тем больше платить.

СССР: – Мечтать не вредно.

США: – Я сказал, прекратите! Так мы до утра спорить будем и ничего не решим. Поскольку русские не уступят. Вы ведь не уступите?

СССР: – Не-а. Что с бою взято, то свято. Где ступила нога нашего солдата, то наше – и в этом не может быть обсуждений. А прочее делите сами как хотите.

США: – Ну вот. А с прочими мы в рабочем порядке решим. Сейчас же вернемся к нашим баранам.

Япония (гейша): – Не поняла? Я сейчас забуду, что обещала!

США: – Я образно выражаюсь…

Япония: – Не надо таких образов. Грабьте, но чтобы без потери лица! Моего. Тогда я подчинюсь неодолимой силе. Иначе буду сопротивляться насилию до последнего японца!

США: – Хорошо. Итак, вариантов два – поделить территорию на зоны и раздать под контроль всем победителям: СССР, США, Великобритания, Китай.

Китай (толстый мандарин): – Я согласен.

США: – Ты пока сиди, с тобой самим еще неясно.

Великобритания: – А кому сколько?

Италия (улыбающийся официант): – Кому пиццу?

США: – Я не договорил. Второй вариант: ничего не делим, отбираем весь флот, авиацию, танки, артиллерию – вообще армию распускаем, оставляем только полицию для поддержания порядка. Императора тоже оставим – только для помощи дадим ему нашего американского генерала-советника, с правами «генерального резидента» в каком-нибудь Индокитае. Который, чтобы избавить правителя от хлопот, сам будет решать все вопросы, вплоть до того, сколько денег выделять на расходы императорского двора. Ну и конечно, чтобы бедную Японию никто не обидел, там будут размещены американские войска. Вариант выберем, когда капитуляцию подписывать будем, на борту нашего линкора, а от каждой из прочих сторон по одному представителю.

СССР: – Тогда я туда представителем свой Полярный Ужас пришлю. Против вашего линкора.

Германия: – А я что, я ничего, я же за вас.

СССР: – Да не тебе это.

Германия: – Уфффф.

США и Великобритания (одновременно): – Дак он у тебя из ремонта не выйдет уже.

СССР: – Ну значит, его младший брат.

США и Великобритания (одновременно): – Но ведь Ужас один?!

СССР: – Может, один, а может, и нет. Узнаете.

США: – А какие ваши предложения? Забирайте тогда Корею, мы согласны.

СССР: – Корея с Маньчжурией и так уже наши. А вот в Китае устанавливаем власть компартии под предводительством товарища Мао.

Китай: – Это русский полярный лис…

СССР: – Не перебивай, а то передумаю. И Япония нам передает в аренду на 99 лет Хоккайдо. А Курильские острова на вечные времена – зря, что ли, воевали за них.

Япония: – У меня и так мало места, где жить людям!

СССР: – У тебя, если разобраться, половине населения сеппуку делать надо, сами решите, кому и за что.

США: – Не много ли хотите? Курилы ладно (ясно ведь, что не отдадите). Но Красный Китай? Мы там хотим построить демократию.

Китай: – Дайте денег, мы вам все что хотите построим.

Япония: – Тогда и мне. Раз на содержание берете. На что еще мне, бедной, жить?

Франция: – Мне дайте! Я ваши доллары и фунты с большей пользой в оборот пущу – опыт есть.

Великобритания: – Заткнись, до тебя еще дело дойдет.

СССР: – Вот в своем Китае и стройте. А мы так сильно любим Китай, что хотим, чтобы его было больше: два… или три.

Китай: – Не понял… я на три не делится.

СССР: – Делится, делится. Для Мао один, для Чана другой, для товариша Пу И третий. Вас там, китайцев, полмиллиарда, хватит на всех.

Великобритания: – Так я не понял, а кто мне заплатит?

США: – Если у вас денег нет, могу дать кредит. Под разумный процент – договоримся.

Франция: – А кто мое законное имущество вернет?

Великобритания: – А у тебя там что-то есть?

Франция: – Да, незаконно отобранное Японией, и я требую, чтобы мне его вернули, как пострадавшей стороне. И тоже возместили убыток, с процентами!

Голландия (бюргер с трубкой): – И мне тоже верните.

Великобритания: – Так, отчего это мы одни должны Индию терять? Возвращаем, всем возвращаем. А после у тех, кто плохо себя вел – отбираем и делим. Кто тут был Еврорейх?

Сиам, Бирма, Вьетнам (мелкие, восточного типа): – Мы не хотим делиться!

Корея (тоже мелкая восточная): – А мне пофиг, я русская уже.

США: – Никаких колоний, мы против колониальной системы и рабства. Мы самая демократическая страна и не потерпим, чтобы кто-то без нас что-то решал.

СССР: – Решайте, кто вам мешает. Но только на вашей территории.

Сиам и Бирма: – Нам бы королевство вернуть… у нас так все привыкли.

США: – Да ради бога! Сиам, Бирма, Япония, Вьетнам – возвращаем королевство.

Япония: – Так у меня император.

США: – Если я захочу, у всех вас будет президент. Мне так удобнее, чтобы не путаться.

СССР: – Генеральный секретарь – звучит лучше…

Китай: – А это не больно?

Корея: – Дурак, это даже приятно!

Голландия (выпуская дым): – Хорошая шмаль, меня так прет…

США (морщась): – Уберите этого…

Италия: – Раз пиццу никто не хочет – папе отнесу.

США: – Этого гоните тоже!

СССР: – Товарищ со мной.

США: – Тогда уберите лягушатника.

Франция: – А меня за что!?

США: – Ладно, оставайтесь, – но чтоб молчали, когда старшие говорят! Так что решаем с Японией?

Япония: – Понять и простить…

Великобритания: – Все оружие отобрать и отдать мне, так всем спокойнее будет (про себя: Потом им обратно продам – хотя бы тут наварюсь).

США (смотрит в сторону СССР): – А если их, безоружных, кто-то обидеть захочет? Я войска все же размещу, чтобы охраняли!

СССР: – Ну тогда мы поможем всем им идеологией, правильной и народной.

США: – Черт с вами, согласны на три Китая. И Япония сама по себе, но без оружия.

СССР: – И без ваших баз там, по рукам? По аренде мы уж сами.

США: – Но и без ваших, ну кроме Хоккайдо. Окей?

Япония: – Банзай!!!

Великобритания: – Франция, ты мне все равно должна. И много! Так что Вьетнам по-всякому отдашь.

Голландия (выпуская дым): – Хорошо-то как. Слышь, Китай, у тебя осталось? Продашь мне еще курнуть?

– Брависсимо! – восклицает Лючия. – А что было дальше?

– Дальше ты меня разбудила, – отвечаю я, не успев придумать продолжение, – может, этой ночью еще увижу.

– Мой кабальеро, но ты так ворочался и стонал – серьезно говорит моя жена. – Я уж подумала, что тебе плохо?

Я пожимаю плечами. Не рассказывать же, что я на самом деле видел во сне ребят, погибших на «семьсот тридцать первом». Там они все были живые, сидели рядом со мной в вертолете – не только «Чечен», но и остальные, из СССР сороковых, чего в той жизни быть не могло. И местность внизу был незнакомая ни по одному из прежних выходов – не джунгли, а хорошо населенная местность: много домов, дороги, промышленные сооружения. Мы высаживались на высоту, по которой только что отработали «крокодилы». Там был ротный опорный пункт, все перемешано с землей, разбитые блиндажи, сгоревший танк «леопард» в окопе, наша БМП со свернутой башней. И много трупов, в форме похожей на нашу, но с желто-синей нашивкой на рукаве. Оружие – «калаши» старых моделей, хотя у кого-то вижу М-16. Вот один еще живой поднимает голову и, увидев нас, хрипит – ще не вмерла Украина! Нас не убить, кацапы! И я узнаю того бандеровца, которого допрашивал в Киеве год назад, и стреляю ему прямо в перекошенную от злобы и боли харю.

Неужели отец-адмирал прав – и это не сон, а замыкание сознания на иную реальность? Где СССР не только развалился на всякие там СНГ, но в нем еще и идет гражданская война?

И мы, попав в эту ветвь истории, надеюсь, что отдалили эту вероятность. И сделаем все, чтобы такого никогда не случилось. Чтобы СССР здесь существовал и в двадцать первом веке! И в нем жили мои дети, что сейчас лежат в коляске, и уже их дети и внуки.

А что мне сказать тебе, Галчонок, – ведь ты веришь, что Советский Союз будет дальше расти и развиваться безоблачно и неудержимо. И станет первой державой мира, лет через двадцать-тридцать. Что будет, если ты узнаешь правду, откуда мы пришли?

Лазарев Михаил Петрович. Москва, 8 сентября 1945 года

– Главное, учиться! Учиться – коммунизму. Тогда – не проиграем. Верно ведь Ильич это сказал!

Пономаренко помешивал чай в стакане. Аня сидела на диване рядом со мной, иногда оглядываясь на дверь – не проснулся ли Владик, не плачет ли? Хотя Марья Степановна обещала присмотреть, пока мы решаем свои государственные дела. В Москву наконец пришла осень, за окном шел дождь, мелкий, больше похожий на питерский, чем на муссонные ливни Дальнего Востока, откуда я вылетел всего неделю назад.

Я вернулся не предупреждая. С аэродрома заехал на пару минут домой, оставить вещи, не ехать же с чемоданом в наркомат? Звонок в дверь, легкие шаги за ней, щелчок замка. Вас никогда не встречала на пороге любимая женщина после долгой разлуки, вам не приходилось видеть, как меняется ее лицо, становясь ну просто восхитительно красивым? Тогда вы многое потеряли в жизни!

– Ты надолго? – первые слова после поцелуя.

– Еще не знаю. Приказ, прибыть с докладом – сейчас в наркомат, отметиться и получить указания. Машина внизу ждет.

Я рассчитывал освободиться быстро – забыв про обычный режим работы учреждений в сталинские времена. Поскольку сам Иосиф Виссарионович любил засиживаться допоздна, то и наркомы, и начальники управлений, и чины рангом ниже, все пребывали на своих местах до полуночи. Так что мне повезло попасть «на ковер» к самому Кузнецову. Сначала мы обсуждали военные события на Тихом океане – отрадно было отметить, что наш предварительный план разгрома превосходящих сил японского флота, опирающийся на авиацию берегового базирования и подводные лодки, в целом удался. Но было заметно, что эта тема лишь прелюдия к чему-то иному. И вот Николай Герасимович выдал:

– А все же, товарищ Лазарев, вы больше вольным корсаром остались, а не адмиралом советского ВМФ. Ваш приказ о захвате аэродромов на Хоккайдо, еще до подписания Акта капитуляции, он ведь всем полученным инструкциям противоречил! Вы понимаете, чем рисковали? Что реально могли сорвать всю процедуру, затянуть войну, да еще выставить нас в неприглядном положении перед союзниками? Если бы японцы оказали серьезное сопротивление, и уже на территории Метрополии начались бы бои.

Ну да, было такое. А как иначе, если по всем расчетам, для нашего «воздушного парада» над Токио, у бомберов дальности с нашей территории хватало, а Ла-11 долететь и вернуться не могли никак? Но была уже «репетиция» на островах Цусима (по образу и подобию посадочных маньчжурских десантов 1945 года иной истории), показавшая, что большого желания сражаться у самураев уже не было, оружие клали безоговорочно, тысячный гарнизон перед ротой нашей десантуры. И над Хоккайдо – высадке предшествовали полеты нашей авиации над островом, причем не стреляли и не бомбили, ну если только японцы не поднимали истребителей и не пытались вести зенитный огонь, тогда расправа следовала быстрая и беспощадная. Так что никто не стрелял, когда транспортники с десантом шли над японской территорией, в сопровождении истребителей – как правило, на японских аэродромах Метрополии не было сильного гарнизона сухопутных войск, ну а тыловики, даже при численном превосходстве, нашей гвардейской десантуре не противники. Ну а если какая-то японская часть попробует вмешаться, совершив марш к месту высадки, то бомбардировщики тоже были готовы нанести удар и этого безобразия не допустить. Так что любое сопротивление было бы подавлено с предельной решительностью, – а в портах Южного Сахалина уже был собран десантный тоннаж, и войска 16-й армии были готовы поддержать. Да, на Хоккайдо, по уточненным разведданным, находилось целых 23 дивизии японской армии, – но это в массе были резервисты, плохо обученные и вооруженные, не имеющие боевого опыта. Реальную опасность представляла 5-я танковая дивизия, куда помимо устаревшего металлолома входил батальон «тигров» и какое-то количество «кошкоподобных» местного производства «Чи-Ри», «Чи-Ну» – так место ее дислокации было установлено, и Раков выделил специально на нее дивизию штурмовиков и два бомбардировочных полка, но самураи вели себя смирно и вмешаться даже не пытались. Проблемы были лишь с обеспечением горючим – японский бензин не подходил из-за низкого октанового числа – пришлось ТБ-3 задействовать как танкеры. И никакой оккупации, товарищ нарком, лишь разоружение японских войск, согласно процедуре – ну а что чуть раньше начали, так это частности. Американцы тоже ведь аэродромы в Токио захватили еще до подписания? Ну а после мы честно собирались уйти, но с эвакуацией японского военного имущества, теперь наших трофеев, задержались. В большинстве барахло, конечно, – но кое-что из наземного и берегового оборудования нам точно лишним не будет! Также тридцать танков «тигр» сдались без единого выстрела, может, после китайским товарищам пригодятся – или же по пятьдесят пять тонн высококачественного металлолома каждый. Новые истребители Ки-84 и Ки-100 тоже вполне на уровне – в общем, в настоящий момент должна уже завершиться эвакуация всего этого барахла из порта Хакодате.

– У вас в предках хохлов не было? – усмехнулся Кузнецов. – Знаете, как товарищ Сталин вашу хоккайдскую эпопею назвал? Великий поход хомяка и жабы! А отдельные американские писаки уже сравнивают с деяниями своего генерала Хаули – с восхищением притом! Вспоминая, что оный генерал во Франции верховной власти все же не имел. Знаю, что «исключительно имущество японской армии и флота, а также предприятий, работающих на войну» – вот только у японцев сейчас мобилизовано было практически все! И что имущество сдавалось на баланс Тихоокеанского флота – кстати, а станки токарные и прочие нам зачем? Помнится мне, было в докладе о чрезвычайно низком качестве японского станкостроения?

– Дареному коню в зубы не смотрят, – отвечаю я, – и лучше такие станки, чем никаких. А не нужны будут, в металлолом сдадим. Черт побери, должны же мы, СССР, в этой истории хоть что-то с Японии поиметь, кроме славы?

– Японцы уже заявили протест.

– Хоть два, – говорю, – их мнение сейчас кого-то интересует? Если не вышло Народной Японии – так пусть и не пищат! Все равно ведь лет через пять под америкосов лягут. Эх, надеюсь, что с их флота нам еще что-то перепадет при разделе – там у них еще один линкор остался, пара крейсеров и что-то по мелочи.

– Михаил Петрович, вы понимаете, что все на волоске висело? – резко спрашивает Кузнецов. – И что товарищ Сталин сказал, подумав, «товарищ Лазарев у нас корсар, привык самостоятельно все решать – может, когда флот будет где-нибудь у берегов Индии выполнять боевую задачу, такие люди во главе нам будут очень нужны. Значит, вы, товарищ Кузнецов, ему не до конца условия разъяснили, нарушать которые нельзя». И выходит, оказался я виноватым, перед товарищем Сталиным, за ваши хоккайдские подвиги. Я понимаю, что вы привыкли, в автономном плавании – и в этом конкретном деле оказались, «победителя не судят». Но впредь настоятельно вас прошу о своей самодеятельности как минимум уведомлять вышестоящие штабы, чтобы мы были наготове!

– Слово даю, – отвечаю я, – но чтоб точнее понять. Ради интересов СССР – что не запрещено, то разрешено. Против этого возражений нет?

– Пусть будет так, – сказал Николай Герасимович. И буркнул под нос: – Буду впредь иметь в виду, как подводников на адмиральство ставить. С летчиками как-то легче, в плане согласования.

– Если уж про авиацию, то заслуга генерал-майора Ракова в нашей Победе нисколько не меньше, чем моя, – напоминаю я, пользуясь случаем, – ну а Хоккайдскую операцию он разрабатывал по моему прямому приказу. Так что будет несправедливо, если он окажется обойденным. По справедливости на второго Героя заслужил.

– Товарищ Сталин из ваших списков никого не вычеркивал, – ответил Кузнецов, – кстати, вам там значится орден «Победа». Да, а отчего вы не по форме одеты, без катаны? Верховный с пониманием отнесся, пусть наградное оружие будет таким, чтоб сразу видно было, кому за победу именно над самураями. Так же как вы – танкисту – морскую награду.

Ну да, было – подписал я командиру танко-самоходного полка (или бригады?) представление на орден Нахимова 2-й степени. Во-первых, поскольку участвовал в морском сражении, как ни крути, во-вторых, ради содружества между флотскими и сухопутными, не хватало еще нам как японцам меж собой собачиться. Что до катаны, так она по уставу, при полном параде будет положена, а не при повседневном мундире.

– На вручение наград не забудьте, Михаил Петрович. А то другие товарищи с Дальнего Востока, и сухопутные тоже, будут с саблями – меня тут просветили, что катана это скорее сабля, чем меч? – Ну а вам без оружия будет просто неудобно! Правда, тогда на будущее, придется вам и строевой Устав выучить, в каких случаях полагается «сабли наголо», и как при этом надлежит ее держать.

В общем, домой я вернулся далеко за полночь – хорошо, что мне по чину служебная машина положена. Завтра снова в наркомат – трудов там хватит и в мирное время. Но это будет завтра, а пока до утра можно о них забыть! Анюта, наверное, спит уже? С декабря прошлого года не виделись – девять месяцев уже прошло!

Аня не ложилась, все меня ждала! У накрытого по-праздничному стола, в нарядном платье – в том самом, что в Северодвинске была на Новый год, когда мы танцевали, сначала одни в пустом зале, а затем пошли ко всем нашим, собравшимся у елки. Волосы убраны в прическу – ну зачем, мне больше нравится, когда ты их просто распускаешь по плечам? А глаза сияют такой радостью!

– Ну, здравствуй, мой Адмирал! Сто часов вдвоем?

Песня из будущего, которую Валька «Скунс» спел нам когда-то под гитару. Жалко, что еще нет ее на пластинке. Сто часов (надеюсь, и больше) после десяти месяцев разлуки. Я ведь отбыл сразу, как наш сын родился, который сейчас в кроватке спит. Мой сын, мое продолжение в этом мире – в отличие от мира того, начала двадцать первого века. Так хорошо все, что вполне понимаю сейчас толстовского героя, которому от счастья застрелиться хотелось – нет, гость из моего сна, не дождешься, я еще до девяносто первого тут доживу, как мы с мужиками поклялись, чтоб жил Советский Союз! Единственное, чего я боюсь – если окажется, что все вокруг игра воображения, и развеется сейчас как дым, тьфу ты, это уже субьективный идеализм получается, насколько я курс марксистско-ленинской философии помню, сдавал я его еще в училище, как раз девяносто первый был год, весна! Нету тебя, рогатый, ты всего лишь сон, это ты – игра моего воображения! А этот мир – самый что ни на есть реальный, если я в нем!

– Сон? – переспрашивает Анюта. – О чем ты? Или я нереальна – дай руку, обними меня, вот так. Или наш сын – и ты погоди, рожу тебе еще! Кто тебе покоя не дает, во снах является? Разве кто-то может перечеркнуть то, что мы уже сделали здесь? Мы уже изменили историю, так, что назад уже не повернуть! И будем менять дальше. Я не философ, но знаю, сердцем чувствую, то, что справедливо устроено, обязано существовать. А мы сумели сделать этот мир лучше. Тебе надо с Пономаренко поговорить, он как-то умеет все объяснить, по порядку расставить, с шуточками, но серьезно! А я – просто знаю, как должно быть, а как не должно!

И осталось недопитым шампанское, не съедены фрукты на столе. Только мы двое в этом мире, и никто и ничто не может нам помешать. А ты, рогатый, если есть – лесом иди!

Назавтра – снова дела. Пришел пораньше, застал в гостях Юрку с Лючией. Смоленцев похудел, после ранения поправляется, а римлянка рядом с ним похожа на кошку, съевшую горшок сметаны, только не мурлычет.

– А ведь исторический момент, – говорит Юрка, – война кончилась, та самая, о которой будущие поколения у нас говорить станут, «только бы не было войны». Будут, наверное, еще всякие мелкие войнушки, вне территории СССР, – но когда безопасный тыл есть, и там твое самое дорогое, это совсем иное дело!

Прекрасную итальянку свою за плечи обнял, а она слушает, улыбается и нисколько не сомневается, что все у нас будет хорошо! Несмотря на отдельные частные трудности, решаемые в рабочем порядке. Но мы победим, как же еще по-другому может быть? Счастливый человечек, не знает ничего про «перестройку» и проклятые девяностые!

А на следующий день приехал Пантелеймон Кондратьевич – «на огонек заглянул, ненадолго, простите, уж очень я человек занятой». Вот подгадал же – как раз я дома, в наркомате неожиданно «окно» образовалось. Сидим в кабинете втроем, чаи гоняем. А ведь неспроста он приехал – и говорит с прибауточками, а смотрит оценивающе. И ведь по положению он сейчас как бы не наравне с Берией будет, но Лаврентий Палыч, как я слышал, сейчас очень плотно занят делами техническими, вроде атомной программы. А Пономаренко отвечает за идеологию и пропаганду, для широкой публики, а также за «благочиние» как населения, так и высших партийных и государственных кругов, о чем лишь этим узким кругам известно. То есть ранг у него повыше, чем у любого наркома? И не он ли мне сегодня однодневный «отпуск» устроил для доверительной беседы, вне чужих ушей? Поскольку наша тайна, именуемая кодовым словом «Рассвет» настолько высока, что под нее даже особый уровень секретности сделали, «ОГВ», Особой Государственной Важности, еще выше, чем «сов. секретно».

– Японцам бы современную технику, страшный вышел бы противник, – сказал Пономаренко, – не повезло самураям чисто исторически, меньше чем за век попытаться пройти путь от феодалов с мечами до империалистов с авианосцами. Однако внимание к духовному началу их чрезвычайно сильная сторона. И опыт, который нельзя потерять. Ведь вы, товарищ Лазарев, согласны, что с материально-техническим фундаментом социализма в вашем времени в целом было приемлемо – человеческий фактор слабым местом оказался, про который решили, что само все образуется, раз материальное первично. А вот знаем теперь, что нельзя категорически процесс пускать на самотек!

– Идеи не хватило! – отвечаю я. – Народ понять не мог, раз учение Маркса истинно, то отчего по всей планете коммунизма не только нет, но и близко не видно. Ну и Хрущев очень сильно подгадил, обещав коммунизм через двадцать лет, к 1980 году. И вышло, что когда общий курс неясен и все в тумане – то делать вид, что куда-то идем, и по мелочи гайки закручивать, что очень всех доставало.

– Простите, кого доставало? – спросил Пономаренко. – Вы ведь, Михаил Петрович, тоже в августе девяносто первого на площадь выходили в Питере, «долой бюрократов, долой ГКЧП»? Нет, к вам никаких претензий – поставим вопрос иначе. Если уж речь зашла о сознательных внутренних врагах советского народа, то откуда они берутся в нашем социалистическом обществе? Если их по идеям классифицировать, чего они хотят? Трусливую сволочь как таковую, вроде того, кто у вас во Владивостоке свою подлодку взорвал, чтобы только в бой не идти, в расчет не берем – или пишем по разряду безыдейной мрази.

– Предатели! – сказала Анюта. – Как Пирожкова[43]43
  Смотри «Страна мечты».


[Закрыть]. Те, кто к немцам на службу пошли. Или всякие там белогвардейцы, которые советскую власть не приняли.