Текст книги "Узник (СИ)"

Автор книги: Владислав Кириченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

УЗНИК

Предисловие.

Все действующие герои и разного рода заведения в рассказе – плод авторского воображения. И совпадения с реально существующими личностями – чистая случайность.

Рассказ защищён авторским правом. Автор: Кириченко Владислав. Приятного чтения!

Введение.

Я никогда и не думал, что судьба может так коварно относиться к людям, пока сам не почувствовал ледяную струю боли, обрушившуюся на меня, словно цунами. Но именно эта боль, клином вставшая на пути у душевной вагранки, выковала во мне стальной характер. Это моя жизнь и это моя исповедь...

Часть 1.

Глава 1.

Сквозь темную кровь, которая умывала мне лицо и течением Мандови заливала и без того уставшие от повседневной рутины глаза, небо, прежде цвета топаза, теперь казалось смертельно-красным. И я был до безумства напуган. В тот момент за спиной жизни я по-настоящему чувствовал холодное дыхание смерти, понимая насколько крепко тебя могут сдавливать тиски страха. Перед глазами, словно кадры автобиографического фильма, проносились сцены из жизни. Больше всего места в киноленте юдоли занимали родные, именно в том образе, в котором я их видел последний раз. И, наверное, все потому, что я ни слова не сказал им о своём отъезде в Гоа, но на то были свои причины.

Честно говоря мы уже не общались порядка месаца. Я был глубоко на них обижен и хотел, чтобы они подогрели себе нервы, поволновались за меня, и наконец, просто соскучились по мне. А после возвращения, я бы незванным гостем явился в родной семейный редут, извинился и мы бы зажили новой, счастливой жизнью.

Но, к сожалению, мой план с треском провалился в первый же день пребывания в Индии.

Я практически ничего не помню. Перед музеем моих воспоминаний стоит непреступная стена головной боли. И лишь изредка память подкидывает тот рваный кусок реминисценции, когда из меня вытекала жизнь. Что произошло и как я очутился в этой холодной бетонной коробке? Этот вопрос с каждой новой минутой мучил меня все больше и больше.

Тут действительно очень холодно, тёмно и тихо. Лишь несколько световых лучей, пробравшись через мелкие щели в стенах, прорезают кромешную тьму. Но мои глаза уже привыкли к этой искусственной ночи. Я словно дикий зверь, которого заперли в клетке – никаких условий для существования.

Кто такое мог сделать, и почему именно я попал в эти лапы, и долго ли мне здесь еще находиться? Глубоко вдыхая этот сырой воздух, каждый раз я задавал себе этот вопрос. Тогда я ещё даже не подозревал, что Гоа способна перенаправить мою судьбу в новое русло.

В мире куча непойманных преступников, но во многих странах до этого нет никакого дела. Вселенная погрязла в коррупции. Сейчас даже самые опасные заключенные могут снова наслаждаться ароматом свободы, если дадут денег, грязных денег, казалось бы, на первый взгляд справедливому тюремщику. И Южная Азия не исключение.

Спустя несколько минут мои уши, помимо собственных ударов сердца, уловили глухие звуки чьих – то шагов по другую сторону безмолвных стен. Я, пытаясь не терять и так чёрт возьми сколько утраченных втуне часов, издал вопль голодающей шавки на цепи. Меня бросило в жар от собственного хрипа. Тело пронзила непереносимая слабость, такое чувство будто я находился в заточении больше недели.

Со мной в дуэте завыла старая, на ржавых, изношенных петлях стальная дверь. На пороге появился силуэт мужчины, из – за яркого света коридорных ламп, который резал мне глаза, я не смог разглядеть этого человека. На голову мгновенно накинули мешок, благо он был холщовый и я, хоть с трудом, но все же мог потреблять кислород, который еле как протискивался в мелкие щели.

– Накормите и вымойте этого блеющего бастарта, а то меня тошнит от его внешнего вида! – прорычал грубым голосом один из тех, кто ворвался в мою нынешнею "обитель" – и сразу же отведите ко мне в кабинет.

Я безумно пылал желанием проехать пару раз кулаком по лицу этому чувырле, но надо мной было властно бессилие, и я лишь озлоблено промычал себе под нос:

– Ты ещё кровью поплатишься за свои слова, трусливая скотина.

Видимо меня никто не услышал. Но это и не удивительно, ведь мои силы были на нуле, даже набирать воздух в лёгкие было довольно трудно.

Два амбала взяли меня за руки и поволокли куда – то. По дороге я пару раз "выходил из троя", но все же снова просыпался. Через некоторое время мои повадыри остановились. Усадили меня на стул. Сняли с головы крайне дискомфортый "головной убор" и свет опять ослипил глаза. Честно признаться, я долго привыкал к этой светлой обстановке, но когда все же привык, то сумел полностью разглядеть своих обидчиков.

Это были два очень похожих между собой, поджарых мужчины. По моим домыслам – братья. Но совершенно разных в душе. Тот, что расположился слева от меня, улыбался той доброй улыбкой, какой улыбаются дети. Всю его нижнюю челюсть покрывала густая седовласая борода. Смуглое лицо во многих местах разрезали морщины. Глаза небесного цвета говорили о том, что этот человек очень любит свободу, но а небольшой шрам на левой щеке веял мужеством и храбростью и подчеркивал его любовь к авантюрам.

Справа же надо мной нависал его товарищ. Из-под белых насупленных бровей он глядел мне в глаза так, как глядит охотник на свою добычу. На кумполе копна волос была собрана в короткий хвостик.

Оба "стражника" были одеты в черные приталенные рубашки, зауженные книзу тёмные брюки на лямках. У одного из них на голове красовался фетровый котелок. И этот похоронный дресс-код немного пугал меня, чего нельзя говорить об окружающей обстановке.

Помещение всецело было залито белым цветом за исключением пятнистого натяжного потолка, пятна которого неравномерно распластались по полотну, будто кто – то специально плеснул на него ведро красок, пытаясь сотворить нечто великое, но крайне простое, как Квадрат Малевича. Абажуры ламп с витиеватым узором, по гамме цветов сочетаясь с потолком, нависали над нами так, как феодал нависает над своим рабом, который вытирает ему ноги. Вообще дизайн комнаты был выполнен в фешенебельном восточном стиле. Даже предметы, по-моему, стояли по фен-шую. В самом центре располагалась барная стойка в форме квадрата, от которой по углам тянулись вверх лилейные коллоны из гипса. По всем законам геометрии, вокруг стойки, прижились большие овальные прозрачные столы. Рядом с каждым ютились по четыре современных стула с одной широкой ножкой, которая плавно переходила в само седло, а далее и в спинку.

Я некоторое время изучал обстановку. Но этому процессу помешал мягкий женский голос.

– Видимо вы не очень дружелюбно настроены к этому мужчине. – с сочувствием произнесла девушка.

– Но заметь, дорогая, это не наших рук дело – парировал один из моих "сторожей", что слева – Уверяю тебя, Нилама, мы тут не причём...ведь ты знаешь мой менталитет, я просто на такое не способен...да и...

– Садхир, – прервала его дама – успокойся, я верю тебе, верю...знаю, что отец...

– Вот именно, отец, Нилама – вмешался в разговор второй, что с хвостиком – это твой отец довел его до полумертвого состояния...хотя, и я бы не был против размять на нем кулаки.

– Хватит Шям! – резко оборвала его Нилама – некомельфо так о госте говорить.

В комнату вошла ещё одна девушка в синей ливрее. Девушка, словно стюардесса Аэрофлота, катила серверовочный стол с тремя полками, каждая из которых была заполнена едой. Приблизившись, она остановилась и выложила всю снедь на стол. И так же внезапно исчезла, как и появилась.

На моё удивление кухня оказалась фьюжн: здесь присутствовал и густой красный борщ со свинными ребрышками, и венский шницель, и бразильская фейджоада, а так же настоящий индийский сабджи.

Все было очень богато и изысканно. Но восхищаться было некогда. Я накинулся на еду, словно дикий тигр, которого долгое время держали на стальном канате и манили мясом, но теперь спустили с этой цепи. Я поглащал все, что мог, пихал пищу в себя до последнего.

Присутствующие наблюдали за мной, как в зоопарке за медведем, которому кинули очередную порцию рыбы.

По окончании трапезы дикаря, я в новом образе увидел людей, окружающих меня. И уловил резонанс молодой девушки:

– Забавное было зрелище, – глядя мне в глаза произнесла дама – я о том, как ты принимал вкушение...меня зовут Нилама – она вытянула руку и продолжила – а это Садхир и Шям.

Нимал с хинди переводилась как "сапфир". Ей действительно шло это имя. Похоже, что родители назвали её так из – за глаз цвета индиго. Она была прекрасна: румянные щеки, милое, гладкое личико – этого было достаточно, чтобы понять её красоту. Нимала была одета в шальвар – камиз цвета её глаз.

– Как я оказался тут – впервые за весь день я почувствовал, что крепну, произнося эти слова.

– Мартин, тебе незачем волноваться, мы тебя скоро отпустим, если ты предоставить нам определённую информацию – плавно меняла тему Нилама.

Я не стал спрашивать, откуда она знает моё имя. Если меня похитили, то на это были веские причины и похители явно знали обо мне больше, чем я сам. Но я одного не понимал: с какой целью?

Да, меня действительно звали Мартин. Я родом с России, точнее с северо-востока России. Но многие знакомые, друзья и все те с кем сталкивала меня судьба, видели во мне американца, хотя я ни разу не бывал в США. Родители очень любили кино с участием Мартина Фримена, особенно последние: сериал "Шерлок" и фильм "Хоббит", и часто говорили, что не промахнулись с именем.

После продолжительного молчания Нилама приказала одному из индийцев сопроводить, как она выразилась "чужеземца" в ванную комнату. Садхир не раздумывая принялся выполнять приказ. По дороге мы завели разговор. Садхир поведал мне свою историю. Местами ему было больно вспоминать собственное прошлое. Я понимал насколько трудно эту человеку приходится в жизни. Он был коренным гоанцем и все детство блуждал по нищим улицам огромного мегаполиса. И лишь иногда проникал в богатые районы, где вытягивались огромные сети ресторанов и кафе, чтобы вместе с собаками полакомиться остатками хлеба, креветок и другими объектами. Когда ему с стукнула двенадцать, он впервые устроился на работу помощником мажордома, но не проработав и месяца, с позором вылетел за кражу драгоценностей жены хозяина. Но денег, что выручил с продажи на чёрном рынке золотых колец с бриллиантами, хватило ему, чтобы прожить ещё некоторое время. В связи с тем, что Садхир был ещё совсем юн, ему нигде не могли предоставить работу, трудоустройство малолеток преследовалось законом, и все пеклись за собственную шкуру. Он еле сводил концы с концами и, чтобы хоть как-то обеспечить своё существование, оборванцу пришлось обирать прохожих и сбывать украденный товар в трущобах. Но однажды он был пойман одним известным бизнесменом, с которого пытался снять дорогие часы. На этом рассказ Садхира обрвался.

– Ну вот мы и добрались – пролепетал он, рисуя на лице улыбку.

Я улыбнулся в ответ, вошёл в просторную банную комнату и встал под струю холодного, освежающего душа. Это было просто блаженно. Пол часа блаженства, но все хорошее рано или поздно кончается. По ту сторону началась суета, раздался негромкий стук по двери.

– Мартин, все хорошо? – поинтересовался Садхир.

– Все просто великолепно, я уже выхожу!

– Окей...чистая одежда на крючке, близ полотенчика...

– Спасибо Садхир – негромко произнёс я.

Способность рационально мыслить постепенно возвращалась и по мозгам ударил вопрос: "С чего бы такая забота о "пленных?". На поверхность прочих мыслей всплыла фраза Ниламы: "...если ты предоставить нам определённую информацию...".

– Ффф...недурный ход – ухмыльнулся я, бубня себе под нос.

Я подозревал, что все, сказанное мной, может обернуться против и не собирался ничего говорить. Двадцать два года – жизнь только начинается. Не поддав виду перемен в моих соображениях, я вышел в коридор и мы отправились в кабинет к тому мужчине, которого я уже успел возненавидеть, как своего заклятого врага. По пути индиец подыскивал слова, казалось, чтобы поведать мне что-то крайне важное, но все его попытки были тщетны и всю дорогу мы шли под взглядами мёртвой тишины. Остановившись напротив очередного дверного проёма, он движением руки пригласил меня войти, хотя сам воздержался от посещения, для этого и не было надобности, ведь в кабинете стояли два рослых, серьёзных охранника. А у окна, в кожаном кресле устроился тот самый, к которому я и прибыл.

По роскоши кабинет не уступал другим частям "маленького мира". Стеллаж, который расположился по левую сторону от меня, напротив рабочего стола, заполненного горами бумаги, был забит книгами эклектичных жанров, что говорило о начитанности их хозяина. Но большинство места занимали труды философов разных времён: начиная с Платона, Сократа и Аристотеля и заканчивая Штейнерем, Шопенгауэром и Ницше. Среди прочих проглядывали известные всему миру имена Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя, Льва Толстого, Федора Достоевского и многих других. За спиной просматривал всю площадь кабинета пьяный Бахус Микеланджело.

– Присаживайся, Мартин – спокойно сказал мужчина, покуривающий коибу – моё имя дон Мустафа.

Я всегда ассоциировал слово "мустафа" с чем-то таким арабским и могущественным, отчасти от того, что в раннем детстве родители на ночь мне рассказывали сказочные истории о реально существовавшей личности Шехзаде Мустафа.

Но мои ожидания были не призрачные, это был действительно могущественный человек, глава одной из самых больших по занимаемым территориям мафии, как я узнал позже. Он был широк в плечах, высоко поднятые скулы говорили насколько этот человек ригоричен и властен. По прическе стиля "грандж" и костюму от Armani можно было догадаться, что Мустафа довольно привередлив к своему внешнему виду и старается не отставать от моды.

Я осторожно присел, не давая волю страху.

– Выпьешь со мной по стакану хорошего пятидесятилетнего коньяка? – предложил дон, доставая из своей коллекции бутылку Grand Sargis в 0,5 литров.

Я понимал, что отказываться было нельзя. Мустафа откупорил бутылку эксклюзивного армянского коньяка и до половины наполнил каждый из двух гранёных стаканов.

– За мир во всем мире – предложил он и залпом осушил стакан.

Я последовал его примеру. "Пойло" действительно было годным. Через пару минут меня погрузило в океан эйфории, но я изо всех сил пытался не окунаться в него с головой.

– А теперь давай на чистоту, – произнёс он с серьёзным видом – у меня будет к тебе всего один вопрос. Куда ты дел то, что принадлежит "семье"? Хотя...стоп...просто отдай мне это и ты вернешься к своей прежней жизни.

– Что...что это?

– Не строй из себя дурака, ты прекрасно понимаешь о чем я!

Моя память отказывалась предоставлять мне нужную информацию. И я действительно не понимал, о чем идёт речь.

– Но...дон...введи меня в курс дела, что тебе от меня нужно?

– Ты не мой "сотрудник", чтобы говорить с тобой о "семейных" делах, и никогда им не станешь. Ты просто хитрая рогатая скотина, которая пытается надуть своего хозяина, не давая ему молока, в надежде, чтобы он её отпустил. Но ты забыл, что скот – это ещё и мясо....хотя...может, до тебя и правда не доходит...авторитет, территории, деньги, власть наконец – все это разом может рассыпаться. У тебя вся информация на меня и на остальных членов мафии. Так что давай по-хорошему: ты отдаешь мне флешку со всеми доказательствами того, что этот разговор останется между нами. И я тебя отпускаю. Все очень просто...

– Мустафа, это напраслина...я...я впервые ступил на Гоа, и вообще впервые в Индии...

– Хватит! – нервничая, дон оборвал меня – я хотел по-хорошему, даже решился тебя отпустить, рискуя всем, ведь ты в любом случае мог сдать меня копам.

Он жестом приказал двум амбалам увести меня. Я понимал, что выберусь не скоро. Но получил ответ на свой вопрос, хотя и не верил, что замешам в опасных делах. Если Мустафа не упомянул о копроментации всей информации с одного электроного носителя на другой, значит данные на флеш карте были надёжно защищены от копирования и об этом он не беспокоился. А это значит, что если я как-то отношусь к этой краже, то мне достаточно вспомнить, где то, что ему было нужно. И есть большая вероятность, что дон мог меня отпустить.

Глава 2

Меня привязали к стулу грубой и жёсткой джутовой веревкой. Джут перекрывал ход крови по жилам, поэтому руки начали быстро неметь и менять цвет на фиолетовый. Два бычары принялись меня избивать. Они хлестали по лицу, постепенно сила ударов нарастала. Первые десять минут мне удавалась уворачивать голову от кулаков безжалостных бугаев, но исподволь я терял этот навык. Вскоре конечности окончательно перестали подавать признаков жизни. Лицо все было опухшим и обливалось кровью. И я уже практически не чувствал этих "прикосновений", но один из них выбил себе костяшку, издал пронзающий вопль и вылетел пулей. Пытки прекратились.

– Сукин сын, ты будешь гнить здесь вечно! – крикнул мне в ухо второй "стражник" Мустафы.

У меня не хватало сил как-либо отреагировать. "Экзекуции закончились" – думал я. Но тут моё лицо тет-а-тет встретилось со свинчаткой. Боль кольнула тело в каждой клетке. Я почувствовал, что падаю...падаю под землю, но воглый запах, что исходил от бетонного пола, дал понять: сейчас не время умирать. С меня сняли все путы и оставили одного на растерзание холода и кромешной тьмы.

Истинная сила человека прячется за бейнитовыми вратами терпения. И я в агонии на себе ощутил: насколько крепки эти врата. Но каждый, кто сумел их распахнуть, обязан в меру гордиться собой, а не слепо хвастаться. Ведь чванность, как наркотин, вызывает зависимость и губит даже самую стойкую личность.

Я около двух дней лежал без движений. Опухоли начали понемногу сходить. В этом промежутке времени меня один раз успели облить водой. В карцер редко кто заходил, двери открывались лишь, когда приносили питье и что-то похожее на еду. Прошло ещё три недели, раны заживали, но тело исхудало до невозможности. И я начинал сходить с ума: тут было слишком тихо. Похоже, это было то же самое помещение, куда меня кинули в первый раз. Частенько я начал корябать стены. Я думал, что уже в край свихнулся, но все же надеялся на чудо. Позже меня втайне начал посещать Садхир, мы не решались друг с другом по долгу разговаривать, так как нас могли заметить. Он каждый день приносил нормальную еду и так продолжалось парядка месяца. Иногда ко мне заглядывал Мустафа со своими двумя слонами – Абхаем и Випулом. И бил по животу и в районе ребер, пока те удерживали моё тело. Я успел набрать массу и он всегда удивлялся, как так получается ведь мне практически не давали еды. Но трудно было понять лукавит он или нет. Ведь я не был на сто процентов уверен, что на Садхира можно положиться, и с чего бы такая щедрость с его стороны. Хотя,порой тебя может понять только тот человек, который бывал в подобной ситуации.

В заточении в сырой темнице меня часто стали посещать мысли.

Я часто ходил по периметру и сегодня – не исключение. Лязг стальных дверей сбил меня с толку. Желтый свет и тень пали на сырой бетонный пол моего временного жилья. Трудно было не щуриться, я настолько привык к искусственным сумеркам, что каждый раз, когда свет падал на лицо, глаза рефлекторно закрывались. Я чувствовал себя подопытным, собакой Павлова.

– Мартин, ты в порядке? – звякнул мягко чей-то голос, в нем я узнал Садхира.

– В полном – все ещё щурясь, ответил я.

– У меня для тебя новость – продолжил он.

– Садхир, сейчас в любых новостях я пытаюсь придерживаться правила "три сита". Поэтому пропусти сначала эту новость через три сита, а после поведай мне.

– Мда...видимо, тебе напрочь снесло крышу...какие ещё "три сита"?

– Отчасти ты прав. Мне кажется, что я действительно скоро двинусь без должного общения и прочего досуга. Но в данный момент я ещё в полном рассудке и соображаю, что говорю..."три сита" – правда, доброта, польза...Сократ говорил, что каждую новость следую просеть через эти "три сита". Поэтому...

– Окей – прервал меня Садхир – окей, я просею эту новость, как ты выражаешься "через три сита". Так...правда...сообщение, которое я несу, самая, что ни на есть, реснота. Доброта и польза....эта весточка для тебя будет очень полезна. Все, ты доволен?

– Не...не совсем, не раскрыл что же в ней доброго – оскаблясь, произнёс я.

– Ты издеваешься надо мной? – нервно кинул вопрос "посланник".

– Ни в коем случае, Садхир...ладно валяй!

– Сразу бы так. Вобщем перейду к сути: Мустафа улетает из страны на два с половиной месяца. Он приказал нам с Шямом, так сказать "навещать тебя". Но Шям сейчас болен, поэтому появился повод дать ему некоторый отдых. Но я знаю: у него иммунитет слабый, и он выздоровит не скоро. Поэтому я один буду приходить к тебе каждый день...

– Я у тебя в долгу, Садхир...

– Брось...ты мне ничего не должен, это моя инициатива.

Его голос топил звуками искренности мои уши. Это была искренность ребёнка перед матерью. И именно в этот момент я его возлюбил, как брата. Я понимал, что благодаря ему, наверное, моё тело ещё способно чувствовать.

– Садхир, не мог бы ты сделать для меня одолжение?

– Март, да для тебя все, что угодно! – воскликнул он.

После этой фразы я сразу почувствовал тепло, дружеское тепло. Между нами клеилась настоящая дружба. И если бы я только знал, как он дорожил мной и на что готов пойти, чтобы подарить мне свободу. Я бы собственными руками порвал Мустафу при всех членах мафии.

– Принеси мне десяток книг, несколько чистых тетрадок и пару ручек – промямлил я.

– Братишка, я мигом!

Он растворился в желтом свете накаленных ламп. Но я нутром чувствовал дух Садхира. Он будто разговаривал со мной. Теперь я был уверен, что, пока заточён в этом "склепе", который полностью уже пропитался моей кровью, душа не будет рыдать в одиночестве.

Тут неожиданно и тихо вернулся Садхир. Напугавши меня и испугавшись сам, он уронил на бетон связку книг и тетрадок, а так же пластмассовый фонарь с четырьмя светодиодными лампами внутри.

– Чёрт! Как же ты меня напугал – крикнул я во весь голос.

Мой новый друг заливался хохотом.

– Извини – между пароксизмами смеха вставлял он слова – я действительно не хотел...вот проклятие, на фонаре образовалась трещина. Но на его работу это никак не повлияет...

– Спасибо братишка – поблагодарил я Садхира.

– Март, мне нужно идти...но я скоро вернусь...кстати, Мустафа перед отъездам усилил охрану, поэтому пытайся не шуметь, когда ты один, хорошо?

– Не беспокойся... – улыбаясь, пролил я неуклюже фразу.

Садхир удалился. Я остался один на один с книгами и собственными мыслями. Попытался что-то черкнуть в тетрадь, но не получилось. За все время пребывания в Индии, я ни разу не брал в руки ручку. Человек имеет, крайне ему не нужную, способность – забывать. Я весь вечер убил на то, чтобы привыкнуть к письму. Я хоть и был оторван от солнечного света, но чувство времени у меня все же сохранялось, поэтому примерно знал какая сейчас часть суток.

Глава 3

За три месяца пребывания в "тёмном мире" на моём лице образовалась густая поросль, которая забивала дыхательные пути запахом крови и пота. Верхняя часть головы не уступала бороде. Я потихоньку превращался в патлатого неандертальца. Во рту появилась неприятная вязь. На глазах набухали капилляры из-за продолжительного чтения книг в свете фоноря. В последнее время меня охватила бессонница, я очень мало спал, сутки напролет изучая литературу. Поэтому веки были налиты свинцом. Выделительная система моего организма приходила в норму. Пока глава мафии решал дела "семьи" за границей, я успел навалять Шяму. На днях он наведался ко мне в "гости" со своим свинцовым другом, видимо хотел прикончить иностранца. Я хоть и был загнан судьбой в угол, но мозги и тело старался развивать не смотря ни на что. Шям, в связи со своей болезнью, выглядел вяло и двигался довольно неуклюже, поэтому мне не составило особого труда применить на нем трахеальное удушение. Что быстро привело моего противника к потери сознания. Пульс в нем бил, а значит не было причин волноваться. Садхир был недоволен произошедшим, так как Шям мог рассказать об этом другим членам мафии и мне бы не поздоровилось. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. И кроме дружелюбного гоанца ко мне никто не наведывался. И, чтобы я мог в любое время справлять нужду, Садхир оставил мне ключ от свободы. Но убегать я сразу не решился: вся территория, как в доме, так и вне, "оккупирована" охраной, поэтому побег был бы крайне опасен. Хоть темница и располагалась в забытом всеми подвале, сюда частенько наведывались. Дромос тянулся довольно далеко и каждый шорох эхом разносился по всему помешению.

Каждый раз, выходя в коридор, залитый желтым светом, я старался максимально запоминать все те места, которые исследовал. Садхир поведал мне, когда и где, примерно, находятся "стражи" и, что самое подходящее время для исследований – глубокая ночь. В районе 3:00 активность практически нулевая, за исключением периметра участка.

– Вот, держи – начал он – это электронные часы, по ним ты сможешь определить точное время своего "путешествия" по дворцу...

– Я не дурак, Садхир, не стоит мне объяснять, что это и как этим пользоваться – нервно отреагировал я.

– Ну...извини...

– Ладно, забыли. Ты...это...не обращай внимания на мои тирады. Просто страх сковывает меня...я...меня тянет к свободе, но я боюсь быть замеченным, понимаешь? Я умирать боюсь, понимаешь? Да, что ты вообще можешь понимать? Ты шикарно живёшь на содержании у мафии, да и получаешь, наверное, не мало денег...

– Март, успокойся...да, ты прав, я действительно не мало имею со всех сделок, кровавые они или нет – неважно, но большую часть я жертвую...жертвую на благотворительность, мне...моё сердце не равнодушно к нуждающимся людям, мне больно глядеть на броссовых деток, что кинуты в лазарет жизни. Вспоминая своё детство, я ощущаю их боль где – то там, внутри, чувствую их тягу к небу, к неизведанному. Они мечтаю вынырнуть или хотябы научиться плавать в этом болоте, но...все их усилия втуне, поэтому я пытаюсь дать им опору...

Он замолчал, убрал взгляд куда-то в сторону. Ему трудно было говорить. Трудно было вспоминать запятнанную призму прошлого. Вот, что делает с Человеком сострадание. Он готов делиться каждой ниточкой, готов пойти на радикальные меры, но чтобы только тот, кто убит несчастьем, научился улыбаться. Садхир снова посмотрел мне в глаза:

– Март, а знаешь...знаешь почему я тебе помогают?

– И почему же?

Где – то там, глубоко внутри, меня шекотила жалость к этому человеку, и в то же время я завидовал ему. Завидовал его крепким чувствам, настоящим человеческим чувствам. Я подозревал, что он ответит, но никак не догадывался, как он именно это сделает.

– В тебе я вижу доброе начало брата...помнишь, я рассказывал о своём детстве...как ты думаешь, кто тот бизнесмен, что меня поймал?

– Мустафа?

– Почти. Это был его отец – Рави, он меня взял к себе на попечение и подарил надежду на жизнь. В то время его влияния ещё не было настолько велико, он только основал "семью" и, буквально, за неделю завоевал авторитет всех гоанцев...Год назад он умер. Я любил Рави, как родного отца, он многое мне дал и научил всему, что я умею. Дон проводил со мной большее количество времени, нежели с Мустафой. Он говорил, что я чуткий и сообразительный парень, что всего добьюсь. Мы часто общались на философские темы. Он часто повторял: Сад, если ты хочешь стать богатым будь бизнесменем, если хочешь уважение и славы будь актистом, но если хочешь стать по-настоящему свободным, оставайся самим собой. Его биологический сын дико меня не взлюбил, даже хотел застрелить прямо за завтраком...Рави его страшно наказал, и пыл Мустафы утих. Перед смертью дон оставил некролог, где писал, что возглавить семью должен был я, никто кроме меня и Мустафы это завещание не видел. Мой сводный брат сжег последнюю волю дона и сам встал во главе мафии...честно говоря мне плевать было на трон, я сожалел, что не сумел сохранить голос Отца в своём сердце...

Садхир обранил слезу, которая с режущем сердце звуком разбилась о бетонный, вымученный сыростью пол. Он не просто произнёс эти слова, он острием ножа врезал мне их внутрь. Это было настолько искренне, что даже собственный пульс стал бить по телу все чаще с пятикратной силой.

Глава 4

Всего за каких-то три недели я поглатил порядка пятнадцати увесистых, непохожих друг на друга, как по заложенной идеи, так и по манере письма, книг. Моё нутро и тело, как никак, приживались под кафкианскими плитами. Но голос из самых подспудных уголков души говорил, что нужно действовать, вечно так продолжаться не может. Ведь по возвращении Мустафы, статус раба в кандалах мне был бы обеспечен. У каждой услады есть такой фетиш рано или поздно кончаться.

Поэтому я все чаще и чаще стал проникать в глубь колонниальной усадьбы, ища безопасную дверь, которая освободила бы меня из этого заточения. Один раз даже получилось выбраться на открытый воздух, но бежать, все же, было чревато.

Ночь завораживала меня. В чёрном океане утонули все звезды, тучи тоже в страхе попрятались невесть в какие закутки. Девственная свежесть, что в подарок осталась после муссонных дождей, била по лёгким. Огромные гектары, на которых поселилось неуглубокое озеро, окруженное серыми камешками, прельщали душу. Около сонного водоема лениво отдыхала уставшая от посещения людей современная пергола, на половину укрытая, как одеялом, вьющимися растениями. Три пары кожанных кресел egg вместе со мной дышали природой и манили отдаться в свои объятия. В далеке, за небольшим лесом, виднелись лачуги и трех-четырехэтажные дома каменных джунглей. Сами же хоромы, в подвале которого мне приходилось жить, были построены на английский манер из красного обожжённого кирпича.

Я долго любовался экзотикой этого места. Но Садхир прервал моё созерцание, неожиданно подкравшись.

– Фух...ты меня напугал дружище – во весь голос сказал я.

– Тише ты, тише. Нас могут услышать...я около получаса наблюдаю за тобой и вот решил поторопить...да, ещё хотел сказать, что сейчас не лучшее время на побег...

Его голубые, словно море Тихой гавани в солнечный день, глаза освещали все вокруг. И я тонул в волнах яркого света без права на спасение. Но это были волны дружбы, которые ранее доставали мне лишь до колен, а сейчас с жадностью заглотнули, словно пасть льва сырое мясо.

– Я просто изучаю местность...где лучше мне проскользнуть.

– Март, насчёт этого не беспокойся, лучше позаботься о том, как, не привлекая внимания, выбраться из дома...через два дня моя очередь нести "вечерний пост" прямо у самых ворот виллы...я уже снял два номера в отеле "Лион" в Панаджи, поэтому жильё у тебя будет. Мустафа думает, что тебя забили до смерти, мне, конечно он не очень поверил, поэтому пришлось где – то достать мертвое тело. Благо у меня есть хороший знакомый, который работает в больнице. Конечно, пришлось ему немного отсыпать денег, но все же тело он доставил...охране сказал я, что Садхир заказал новые ковры...вообщем: сегодня ночью ты не один...