Текст книги "Прохождение Венеры по диску Солнца"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Часть вторая
Каруза-Лаперуза

1

Косой переулок лежал на западной окраине, вблизи заросшего лога с речкой Песчанкой. Раньше я в тех старых кварталах бывал всего раза два, да и то мимоходом, а в Косой переулок вообще не заглядывал никогда. Что мне там было делать-то?..

День стоял очень теплый, но без солнца, изредка с серого неба даже побрызгивало.

Мы добрались почти до места на попутной «копейке» пенсионера-садовода. Оказалось, что переулок не косой, а просто короткий. Заборы да лопухи, а строений раз-два да обчелся. Именно так. Раз – это ветхий сарай, выходивший бревенчатой стенкой в переулок, а два – Вовкин дом. И то он прятался за щелястым забором – над кривыми досками видна была лишь поржавевшая крыша и крохотный мезонин, похожий на рубку старинного парохода.

Чуть в стороне забор был прорезан ветхими воротами с накладным деревянным узором. Рядом – калитка с кованой скобой и облезлой известковой надписью: «Косой пер. № 1». Калитка заросла понизу дикой ромашкой и осотом. Вовка раздвинул ногами стебли и взялся за скобу. Калитка завыла, как Баба Яга, которой наступили на здоровую ногу.

– Не бойся, Иван, там никого нет… – Вовка надавил на калитку плечом и шагнул во двор. Я за ним.

Двор зарос низкими густыми кленами. За ними пряталось крыльцо с двумя ступенями. На двери (тоже с облупленным деревянным узором) висел могучий замок, явно девятнадцатого века. Вовка покачал его, оглянулся.

– Старый, бабушкиной бабушки. Смотри, даже не заменили его, знают, что нечего воровать… Я в тот раз не заходил внутрь, а сейчас… Давай, а?

– Как? Замок, что ли, сбивать?

Не нравилось мне это дело.

– Да не-е… – Вовка упал на четвереньки, далеко, по самый локоть, затолкал под крыльцо руку. Выволок на свет ключ – размером, наверно, не меньше, чем у Буратино, только на золотой, а ржаво-железный. – Во, запасной. Он всегда там был…

Замок под напором ключа завизжал, как прижатая в ловушке крыса. Вовка снял его, потянул дверь, она открылась с недовольным чавканьем.

– Вовка, а если придут новые хозяева?

– Ну с какой стати они придут именно сегодня?! – отозвался он с неожиданно звонкой обидой. – С зимы их тут не было, и вдруг как по заказу, да?

– Так всегда бывает в историях с приключениями, – неловко отшутился я. И понял, что дальше спорить не следует. Ясно, что Вовке очень хотелось побывать в доме. Ведь из-за этого он и согласился на «земную командировку». Ну да, из-за меня тоже, но это «по долгу службы». (Кто я ему, в конце концов? Незнакомый дядька с дурацкими взрослыми проблемами…) А сюда он – по зову души. Но тогда я-то ему здесь зачем?

Мы оказались в сенях, здесь было полутемно. Пахло грибком и прелой рогожей. Вовка с лязгом уронил на половицы замок с ключом, прикрыл за нами дверь. Стало совсем темно. Вовка уверенно шагнул вперед, потянул еще одну дверь.

– Входи… – Он щелкнул у косяка выключателем, но электричество не работало.

Вовка сдернул и сунул в карман бейсболку.

Окна снаружи были забиты досками, однако оставались большие щели, в воздухе висел серый полусвет.

Видимо, здесь была кухня. Светилась облезлой побелкой русская печь, косо торчал в углу стол с покосившимся круглым самоваром. Высоко в углу мерцала медным окладом иконка с неразличимым ликом. Вовка постоял, подняв лицо, и быстрым движением, как в субботу на кладбище, перекрестился на иконку. Потом погладил самовар и шагнул еще к одной двери.

За дверью оказалась комната с круглым столом и смутно отражающим полутьму зеркалом-трюмо. В простенке висела большая картина под стеклом – не разобрать, что на ней. Чуть бликовала изразцами плоская печка. Несколько опрокинутых стульев лежали у стен. Вовка поставил их. Сел на один, приподнял колени, покачал ногами.

– Видимо, дом продали со всем имуществом… – сказал я, чтобы не молчать в печальных сумерках.

– Видимо… – вздохнул Вовка. Поднялся, шагнул еще к одной двери. – А там жила бабушка… а потом тетя Света. – И не вошел, встал на пороге

Я через его голову различил за дверью старинную кровать с тускло блестящими шариками на спинках. Вовка резко качнулся назад, сделал несколько шагов спиной вперед. Оказался у дверцы, оклеенной обоями, как и стены (я ее сразу и не различил).

– А вот здесь жил я! – сообщил он повеселевшим голосом. И нырнул в проем. – Входи!

Здесь было гораздо светлее – на широком окне всего одна доска.

– Остальные доски ты, наверно, отодрал в прошлый раз, – догадался я.

– Ага! Чтобы заглянуть.

Я не удержался, спросил:

– Вов, а почему ты в тот раз не пошел внутрь?

– Думаешь, забоялся один? Вовсе нет! Просто… ну, печально было одному. С тобой лучше…

«Значит, все же я не совсем чужой дядька…»

– Да, я понимаю, что печально было…

«Да и теперь, наверно, не весело…»

Но сам я печали уже не чувствовал. Чувствовал нечто другое… Меня постепенно окутывало то, что называется современным словом «аура». Аура старинного дома. В ней неслышно и незримо сохранялась жизнь многих людей, которые обитали здесь в прошлом, а возможно и в позапрошлом веке. Жизнь была, наверно, нелегкая, но добрая. Та, что дает человеку ощущение родной крыши, прочности и уюта. И понятно, почему мальчик Вовка Тарасов привязался к этому дому своей одинокой душой…

Была аура и в комнате Вовки – своя, мальчишечья. Сплетенная из радости летних каникул, футбольных побед на соседнем пустыре, предчувствия интересных фильмов, которые можно посмотреть после ужина, и книжки о космических пришельцах, взятой у приятеля «только на два денька». А еще – из ощущения громадных тайн и манящей загадочности мира, которая то и дела касается мальчишечьей души: «Почему на свете всё именно так? Вселенная – как она появилась? Что такое Время и Бесконечность?..» Это все я помнил по собственному детству: и ежедневные заботы ребячьего быта, и томящее любопытство перед загадками необъятного мироздания… Вовка теперь гораздо ближе к этим загадкам, чем все живущие на Земле. Но не слишком ли рано? И так ли уж близко? Какой-то первый слой, а их, скорее всего, великое число…

Эх, Вовка-Вовка, отчего тебе так не повезло?.. И почему не везет миллионам ребят, которые не успели познать многих радостей земной жизни?.. Столько причин… Камень на дороге, неизлечимая болезнь, гексаген в подвале дома, озверелые типы в масках, безжалостная глубина омута, нестерпимая обида от взрослых… А в общем-то все одно: какой-то сбой на спирали развития нашей матушки-планеты. Ошибка, недосмотр? Издержки развития идеи? Не слишком ли дорогой ценой? Или… ничего страшного? Не успел здесь – успеет в других слоях? Пойдет, пойдет по цветущему полю и достигнет наконец места, где незамутненная радость и долгожданные встречи… Наверно, в этом есть утешение. Но как быть с тоской по старому дому твоего земного детства?

Или такая тоска не у каждого, не у многих? Каждому свое? Но если даже только у него, у Вовки, то все равно в этом – несправедливость. Нарушение каких-то законов…

На блеклых обоях косо висели карта полушарий, плакат с российским учебным фрегатом «Паллада» и большой календарь за прошлый год. На нем – россыпь луговых цветов и множество пестрых бабочек. Мебели почти не было, только два стула у окна и узкая, похожая на больничную, тумбочка, а на ней незаконченная пластмассовая модель из набора-конструктора – старинный кораблик. Закончить эту мелкую кропотливую работу почти никогда не хватает терпения, знаю по себе, сам когда-то клеил такие…

Слева от окна, у стены, виднелся на обшарпанных половицах прямоугольный след с хорошо сохранившейся краской. Вовка встал над ним.

– Жалко, что диван убрали. У меня под ним целый склад был: машинки всякие, солдатики, фломастеры… Все, наверно, выкинули… – Он постоял, качнулся над диванным следом вперед, уперся ладонями в стену. Там висела фотография в рамке: молодые мужчина и женщина, а между ними малыш лет четырех. Я сразу понял – Вовка и его родители…

– Хочешь взять на память? – осторожно спросил я.

Не оборачиваясь, он помотал головой:

– Здесь все уже продано. Значит, не мое…

– Да это же пустяк! Все равно эта карточка никому не нужна!

– Дело не в том, нужна или нет. Просто нельзя, – сказал Вовка тихо и строго. И вдруг оттолкнулся от стены, оглянулся живо и весело. – А есть, наверно, и то, что не продано! Ведь нельзя купить то, про что не знаешь, да?

Я быстро сказал «да», хотя ничего не понял. А он потянул меня за рубашку:

– Пойдем покажу!

Мы снова оказались в темных сенях, Вовка сунулся куда-то в угол:

– Здесь лесенка, давай за мной, – и полез к потолку.

Я нащупал ступеньки. Вовка надо мной толкнул невидимый люк, сразу все стало виднее. Вовка умело скользнул в светлый квадрат, свесил ко мне голову. Снова позвал:

– Лезь давай, ступеньки крепкие.

Я полез. Без опасений. Со знакомым ощущением близких таинственных событий – интересных и не опасных. Потому что дом все больше казался мне похожим на другой, в Тальске. Там жила моя одноклассница Инка Веретенникова…

Наверху я сразу понял: мы в мезонинчике, который снаружи напоминал пароходную рубку. Да и внутри было что-то корабельное. Посреди тесного помещения стояла толстая балка – словно потолок рубки протыкала и уходила вверх мачта (в основании квадратная, а дальше, наверно, круглая, по всем правилам). К дощатой стенке прибит был плакат с парусником – такой же, как внизу.

Три другие стенки были с квадратными выбитыми окнами, и самое широкое смотрело в сторону заросшего лога и раскинувшихся за ним огородов. А если присесть, то будут видны только облака, и можно представить, что они – над речными просторами. Я присел – на край лавки, что своей серединой примыкала к нижней части балки. Облака двигались быстро, хотя внизу ветра не ощущалось. Они были клочковатые, серые, лишь изредка в них мелькали желтые проблески, очень слабые…

Вовка опустил крышку люка и сел рядом со мной. Прислонился к балке. Выдохнул:

– Ну вот… Будто все как раньше…

Он потерся о балку спиной, потом еще раз, изо всех сил. Мне показалось даже, что балка шевельнулась.

Чтобы не дать Вовке слишком погрузиться в печаль, я позволил шутку:

– Ты чего как чесоточный верблюд? Смотри, развалишь строение.

Он с готовностью засмеялся.

– У моего организма такая привычка. Всегда спина чешется, если волнуюсь. Или что-нибудь придумываю…

– А что ты сейчас придумал?

– Да не сейчас… Просто вспомнил. Одно свое хобби…

Я не любил это дурацкое слово, но сейчас быстро спросил:

– Какое хобби, Вовка?

– Наверно, самое главное. Про него никто не знал, даже бабушка и тетя Света…

Я выжидательно молчал.

Вовка снова потерся спиной о неструганое дерево и, глядя в дали за окном, выговорил – будто про что-то очень-очень тайное:

– Иван, я собирал бабочек…

Наверно, он почуял, что я слегка поморщился (внутри себя, конечно). Мне всегда было жаль ярких тропических бабочек, что продаются в сувенирных киосках, – мертвых, приколотых к бумаге, в рамках под стеклом.

– Да нет же, я их не морил и не прикалывал! Даже не ловил! Я их просто разглядывал, а потом рисовал в альбоме!.. Подожди…

Он сорвался с лавки, прыгнул к боковой стенке и там сунул пальцы в щель под окном. Потянул узкую доску. Она легко отошла. Вовка опустил за доску руку, смущенно оглянулся на меня.

– Здесь мое тайное хранилище… – И вытянул на свет простенький школьный альбом для рисования. Зачем-то дунул на него, потер серую обложку о футболку. Мне показалось, что он хочет прижать альбом к щеке, но не решается.

Вовка опять сел рядом, откинул тонкую корочку.

В глазах зарябило от разноцветья нарисованных фломастерами крылышек…

На первом листе были знакомые бабочки: крапивницы, белые и желтые капустницы, «павлиний глаз», редкая, но тоже известная мне «мертвая голова», махаоны, которых я видал в детстве на лугах. И еще всякие мотыльки, которых я видел не раз, хотя названий, конечно, не знал…

А на другом листе было уже… Ну, прямо сказка была! Похоже, что бабочки каких-то заморских стран. Крупные, удивительных расцветок и форм.

– Вовка, ты где видел таких?

– В разных журналах, в энциклопедиях… А иногда и у нас попадаются… А вот еще, дальше…

Дальше было совсем чудо. Такие великаны, что на странице помещались не больше двух. Вроде тех, что продаются в киосках, только не мертвые, а явно живые. Вот-вот шевельнут крыльями. Ну, может, я это просто придумал, но Вовке сказал сразу:

– Как живые…

Он часто закивал:

– Ну да! Их же не прокалывали! – И открыл еще одну страницу. Там опять была радужная сказка.

– Вовка, ты настоящий художник!

– Да что ты! – он даже ногами взбрыкнул. – Я рисовать ни капельки не умею! Даже человечка с руками-палочками и то еле-еле… Я только бабочек…

– Все равно художник… А почему ты не подписал под ними названия? Было бы еще интереснее.

– Я сперва подписывал. Тонким карандашиком. Те, которые знал… Некоторые даже по-латински… то есть по-латыни… А потом стер.

– Почему?

– Да так… не знаю… Почерк у меня корявый, а они красивые. Показалось, что им обидно будет… А еще потому, что… ты не смейся только…

– Вовка, да ты что!

– По правде-то здесь не все бабочки настоящие. Некоторых я просто придумал… Сидел и придумывал, когда хотелось…

– Ну и что? Можно и к придуманным сочинить названия!

Вовка нагнулся и нерешительно глянул мне в лицо:

– Но это ведь было бы, наверно, вранье?

– Какое же вранье, Вовка?! Это же творчество! Раз ты придумал и нарисовал, значит, это есть уже на самом деле! Настоящее!

– Да? – Он все еще смотрел на меня, наклонившись вперед и вывернув шею. Недоверчиво и требовательно. И наконец улыбнулся: – Ладно, я попробую… – Захлопнул альбом и стал заталкивать его под футболку. Вождь-ирокез на его груди сердито морщился.

– Подожди! Посмотрим еще!

– А больше ничего нет, чистые листы… Зато есть другое, тоже не проданное. Сейчас покажу.

Опять он скакнул к «тайному хранилищу» и принес обшарпанный туристский монокуляр. Вроде половинки полевого бинокля.

– Я через него отсюда на окрестности смотрел. Как на моря-океаны… Хочешь поглядеть?

Я хотел. Но когда глянул в окуляр, оказалось, что в поле зрения коричневый сумрак и смутные тени.

– Темно почему-то…

– Ой, я забыл, там светофильтр!

– Плотный какой, – сказал я, сколупывая с объектива черное стеклышко в металлическом кольце.

– Потому что я через него затмение наблюдал. И просто так солнце…

Я помигал, помолчал, тряханул в мозгах календарные числа.

– О елки-палки… – Ладонью со светофильтром я огрел себя по лбу. – Опять вылетело из башки!

– Что? – испугался Вовка.

– Столько лет помнил про этот день, ждал его, а тут…

– Ваня, какой день? – осторожно сказал Вовка.

– Сегодня восьмое июня, вторник. В этот день Венера пересекает Солнце. Появляется на солнечном диске в виде черной горошины и тихо-тихо ползет к другому краю… Последний раз люди видели такое больше ста двадцати лет назад. А еще раньше это наблюдал Ломоносов, он тогда открыл на Венере атмосферу…

– Ой, я про это видел! В кино про Ломоносова, в многосерийном! – шумно обрадовался Вовка. – И сегодня, значит, опять?

– Опять… Хотя все равно не увидим. Вон какие тучи. Досада…

– А когда это должно начаться? – деловито спросил Вовка.

– Да началось уже… – Я глянул на часы. – В одиннадцать часов по нашему времени. И протянется до пяти вечера…

– За такое время, может, развеет небо! Смотри, у нас и подзорная трубка, и фильтр, будто нарочно! Давай посидим, подождем, а?

– Ну, посидим… – Я понимал, что в эти дни надо во всем слушаться Вовку.

– Ты ведь никуда не торопишься?

– Куда мне торопиться… если не торопишься ты.

– Ну и правильно… Ты не бойся, те дела и без нас крутятся как надо.

«Пусть крутятся», – подумал я. И вдруг понял, что здесь мне хорошо. Сидел бы так и сидел, глядя на пасмурный горизонт. Будто мне одиннадцать лет и я на старом чердаке жду своих друзей-приятелей… Лишь одна досада продолжала глодать меня:

– Как я мог забыть про этот день! Ведь совсем недавно читал напоминание в новостях! – Ощущение виноватости было таким, словно я в давние годы, еще до армии, юный и робкий, назначил свидание Лидии и это напрочь вылетело из головы.

– Не мудрено, что забыл, – по-взрослому рассудил Вовка. – Столько забот прикатило… Да еще я свалился на твою голову.

– Это же чудесно, что ты свалился!

Он засопел, придвинулся вплотную. Обыкновенный пацан Вовка Тарасов двенадцати лет. Будто приятель из тыща девятьсот восемьдесят седьмого года. Я ладонью накрыл его щуплое, очень теплое плечо. Он повозился и шепотом спросил:

– Вань, а почему ты много лет ждал этого дня? Что-то было загадано, да?

«Что-то было загадано. И у меня и у других… Или не было ничего, просто придумалось?»

– Ваня, расскажи, а?

– Тебе что, правда интересно?

Он дернул плечом:

– А неужели же нет!

2

Ну что ж, подумал я, расскажу. Вовка же рассказал мне о своих бабочках. Значит, и я могу поделиться с ним частичкой своей тайной жизни. Такой, о которой не знает даже Лидия… Тем более что делать все равно нечего. Неизвестно, сколько ждать солнца…

– Я был тогда такой, как ты. Ну, сперва чуть помладше… Мы жили тогда в Тальске. Небольшой городок, большинство улиц старые и деревянные, вроде как здесь, вокруг Косого переулка. Правда, наша квартира была в блочной хрущевке, похожей на ту, где живет наш знакомый Аркаша… Жили втроем: я, мама и маленькая сестренка Лёлька. Отец умер, когда мне было девять лет, от какой-то неожиданной и скоротечной лейкемии. Непонятно, где он ее подхватил. Он преподавал биологию в местном пединституте, ни к какой физике, ни к каким излучениям отношения не имел…

– Мама и сестра и сейчас там живут? – тихо спросил Вовка.

– Да… В прежней двухкомнатной квартире, вроде моей нынешней, только поменьше. Сестра кончает пединститут. Боюсь, что замуж собирается… Наша пятиэтажка торчала в деревянном квартале, как большой пароход в тесной бухте среди мелких барж и баркасов. Мои приятели все жили в одноэтажных домах. Правда среди тех домов встречались большие… Был такой дом и у моей одноклассницы Инки Веретенниковой. С обширным чердаком. И там оборудовали мы свое тайное помещение – то ли штаб, то ли кают-компанию. Собирались, устраивали чаепития, обсуждали всякие дела, сочиняли всякие истории… Ну, как водится…

Вовка кивнул.

Я продолжал:

– Потом, в армии, мне часто вспоминались эти времена. Там порой сильно тоскуешь по дому, по детству, даже если служба не слишком тяжелая. А может, как раз поэтому. Говорят, если выматываешься каждый день, тосковать некогда…

– Вань, а ты кем служил?

– Оператором, в войсках спецсвязи…

– А что делал?

– Понимаешь, Вовка… об этом я не могу говорить. Даже тебе…

– Почему? – Он не обиделся, но, кажется, удивился.

– Мы там все подписку давали. Тут дело не в страхе наказания, а вроде бы как честное слово…

– Ну и ладно, – покладисто отозвался Вовка. – Ты лучше рассказывай про ваш чердак.

– Вот теперь я не знаю как рассказывать… Как было на самом деле или как придумалось там, в армии…

– Придумалось?!

– Да… Когда мне стало это вспоминаться все чаще, и в свободное время, и даже на дежурствах, я решил, что все это надо записать. Чтобы и развлечение какое-то было, и вроде как… ну, такое облегчение для души в той монотонной жизни. Возвращение в прежний мир, где дом, где друзья… Но когда я начал писать, то вдруг почувствовал, что выходит не так, как было на самом деле. Будто кто-то за меня начал водить рукой. И дела наши получались не совсем такими, как были, и сам я… в общем, гораздо лучше, чем был. Смелее, честнее. Такой, каким в детстве мне всегда хотелось быть, но не получалось… В общем, я увидел, что описываю не то детство, какое случилось у меня по правде, а то, какое я хотел бы прожить, если бы оно повторилось… Хотя про многое писал, конечно, как оно было в жизни. И друзей описывал похоже. Только и напридумывал вокруг нашей чердачной компании немало… Сперва пытался исправлять, а потом решил: не буду. В конце концов, не все ли равно? Лишь бы после интересно было перечитывать…

Вовка повертелся у меня под боком – теплый и ребристый.

– Вань, получилось, что ты начал повесть или роман сочинять, да?

– Да какой там роман! Просто… записки о детстве в рамках безудержной фантазии…

– Ну уж безудержной. Сам же сказал, что многое по правде…

– Да. А многое, как говорится, «из головы»… Дошло до того, что я даже все действие перенес в будущее. То есть тогда, в девяносто девятом, оно было будущим, а сейчас как раз вот эти дни, наши…

– А зачем ты так?

– Да вот, из-за этой самой Венеры… Прочитал тогда в каком-то случайном журнале, что в две тыщи четвертом году случится ее прохождение по диску Солнца. И подумалось: пусть герои этой истории будут наблюдать такое дело, сидя рядышком, плечом к плечу, и загадают при этом какое-то желание.

– Какое… желание? – Я ощутил, что Вовка слегка напрягся.

– У каждого свое… После второго класса попал я в летний лагерь, тогда еще пионерский, и там была очень хорошая вожатая, Марьяна, толстая такая и в очках. Всегда утешала тех, кто заскучал по дому или шишку набил… И всякие истории рассказывала. И вот однажды после ужина, перед отбоем, зашел в палате разговор о звездах, галактиках, планетах и метеорах. И Марьяна поведала нам, что есть такая легенда. Мол, если при редком астрономическом явлении загадать желание, очень возможно, что оно сбудется. Чем необычнее в небе явление, тем больше шансов на хороший результат… Можно загадывать при звездопаде, но звезды, то есть метеориты, пролетают мгновенно, не успеешь толком придумать, да и редкого тут ничего нет. Можно, если появляется комета – чем ярче, тем лучше. Кометы прилетают не каждый год, зато гарантий на удачу гораздо больше. Можно при солнечном и лунном затмении, но здесь есть доля риска: не получилось бы чего-нибудь плохого – и для себя, и для других.

– Почему? – шепнул Вовка.

– Потому что затмение. Исчезновение света. С тьмой шутки опасны…

– А когда Венера на Солнце, это не опасно? – очень серьезно спросил Вовка.

– Да с какой стати! Она же заслоняет лишь крошечный участок диска, это ничуть не уменьшает света. Кто не знает, даже и не заметит…

– А многие знают, что Венера… сегодня пройдет?..

– В газетах писали и в Интернете. Но, по-моему, большинству людей это до лампочки. Какие там небесные явления, когда масса земных забот. А легенду про желания, наверно, мало кто слышал… Думаю, что сегодня суетятся лишь ученые да астрономы-любители… И ругают на все корки облачную погоду.

– Иван! А если солнце появится, загадаем желания?

– Конечно, – сказал я, а под сердцем почему-то кольнуло. Но… тут же и отпустило. – Только желания должны быть не очень большие. Как говорится, не глобальные. Никакую войну таким способом не остановишь, земную орбиту не изменишь. А вот что-нибудь для себя, для родных или друзей… И, кстати, загадывать надо молча, никому про свое желание не говорить. Так нам объясняла Марьяна…

– Ясно… – почему-то с глубоким и медленным вздохом отозвался Вовка. – Ваня, ну ты рассказывай дальше. Загадали вы там, в той истории, свои желания?.. Или лучше давай все по порядку!

– Если по порядку, то так… Главного героя (который немного я, но в основном не я) звали Брис. Я придумал, что это прозвище от имени Борис. Так его прозвал сосед, отставной капитан первого ранга. Говорил, что похоже на морское слово «бриз». У нас и по правде был такой сосед, хороший мой знакомый, только меня он звал не Брисом, а Ди-Ванчиком, потому что я любил сидеть у него в комнате с приключенческими книжками, прятался, чтобы мама не погнала в магазин или учить уроки… Ну а в том моем сочинении – Брис… Я теперь буду рассказывать только так, как в тех записках, чтобы не путаться…

– Ага, давай…

– Сперва про Инку. В первом и втором классе Брис и она дрались (Брис даже ревел от нее), а потом подружились. Ну, бывает так и на самом деле… Затем, после пятого класса, появился у них еще один хороший приятель. Это получилось таким образом… Инка и Брис шли мимо рынка, а там у забора старики и бабки торговали всяким барахлом: поношенными башмаками, электропробками, железной мелочью, старыми книгами…

– Как здесь, на центральном базаре…

– Ну да… И Брис увидел на коврике перед теткой-торговкой толстенную книгу «Морская астрономия». Начал рассматривать, листать, потом стал торговаться. Тетка просила две десятки, а у Бриса была одна… Тетку он уговорил…

– А книга в подарок соседу, да?

– Нет, себе… Сосед-капитан к той поре уехал из Тальска в Иркутск, к сыну. А Брису на память подарил морской прибор, секстан…

– Это чтобы определять место корабля в море! Я знаю.

– Да. Подарил и даже объяснил, как пользоваться, но только чуть-чуть, потому что вообще-то наука эта очень сложная… И вот Брис увидел толстенный учебник, купил и решил, что будет с его помощью разбираться. Если не сразу, то когда изучит в институте высшую математику… Книга была старая, двадцать второго года издания, то есть напечатанная вскоре после революции. Внизу надпись «Петроград», а сверху «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», хотя, казалось бы, при чем тут пролетарии, когда речь идет о небесных светилах. И вот что удивительно, оказалась она совсем не тяжелая, несмотря на увесистый вид. Потому что была из рыхлой бумаги. Я это особенно подчеркиваю, чтобы понятно стало: Димке Балунову было не очень больно, когда Брис огрел его этой книгой по голове…

– Зачем огрел?

– Представь себе, идут они с Инкой от рынка, Брис листает книгу, Инка тоже слегка интересуется, а навстречу на самокате мальчишка, их ровесник. Черноволосый, круглощекий и не очень ловкий – когда проезжал мимо Инки, зацепил ее локтем, да так сильно, что она аж зашипела… Брис не очень любил скандалы и драки, но в таком случае что ему делать? Заорал вслед: «А ну стой, толстая рожа!» Тому бы мчаться, не оглядываясь, а он остановился. Может, на «толстую рожу» обиделся? Брис, чтобы долго не раздумывать и не показать Инке, что боится, шагнул к нему и бах его книгой по голове. А сам думает: «Сейчас он мне вделает!» Потому что парнишка-то пошире в плечах. Но тот, однако, не вделал, заморгал только. «Ты чего?» – говорит. А Брис: «Чего-чего! Несешься, как бык на красную тряпку, девочку чуть не покалечил!» Тот мальчишка поморгал опять. «Я же, – говорит, – не нарочно…» А потом спрашивает Инку: «Правда, что ли, я тебя сильно стукнул?» А она, конечно, проявила великодушие. «Да ладно, – говорит, – чепуха…» И Брису: «Зачем уж так-то? Человеку голову чуть не расплющил». А человек этот был (как потом выяснилось) удивительно добродушный. Потер макушку и заулыбался: «Ничего, у меня голова крепкая… А что это за книга такая? Толстенная, а не больно…» Брису неловко было, что сгоряча огрел человека, а тот даже не замахнулся в ответ. Показал книгу и объяснил, что есть, мол, у него секстан, чтобы звезды наблюдать. А парнишка этот (которого, кстати, в школе звали Баллон – за круглые щеки и такой же «круглый» нрав) послушал и спрашивает: «Вы знаете, что через две недели планета Венера будет пролезать мимо Солнца, на его фоне?» Ни Брис, ни Инка не знали. Обрадовались. И поскольку увидели они, что Баллон – мальчишка добрый и неглупый, решили не прерывать знакомства. Предложили наблюдать за Венерой вместе, через секстан. Баллон тоже обрадовался… Видишь, я коротко рассказываю, а вообще-то, как завязываются дружеские отношения, можно говорить долго, штука это сложная. Но не буду долго. Просто хочу сказать, что за неделю Баллон сделался для Инки и Бриса таким товарищем, будто они знакомы с дошкольных времен… Стали собираться на чердаке у Инки втроем. А вскоре и впятером, потому что в компании появились еще двое…

– Тоже после стычки? – азартно спросил Вовка.

– Вовсе нет, совсем по-другому. Вернее, одна особа была Инке и Брису известна давно, только сперва они ее не принимали в расчет. Соседка Бриса, из квартиры напротив. Самостоятельная личность… Но хотя и самостоятельная, а требующая, как говорится, пригляда, поскольку было ей всего восемь лет… Приглядывать выпадало иногда Брису. Нельзя сказать, что он был от этого в восторге, но куда деваться-то. Поэтому Инка и Брис брали иногда девочку в одно тайное место…

– На чердак?

– Нет, чердак был у них «главный штаб». А имелось еще одно местечко. Баллон потом назвал его солидно – «летняя резиденция»… Неподалеку от их улицы тянулся овражек, а через него был когда-то построен мостик, потом он развалился. То есть не совсем развалился, но в ту пору по нему уже не ходили. Кругом кусты и высокие сорняки, полное уединение. Под мостиком, в метре от настила тянулась труба, обшитая деревянным кожухом, – тоже заброшенная, ничего по ней уже не текло. На этом кожухе Инка и Брис любили сидеть, болтать, всякие истории придумывать… Кстати, однажды, когда с Инкиной ноги слетела вниз сандалетка, Брис полез искать ее в овражных зарослях и там обнаружил под молодыми лопухами ржавые рельсы – всеми забытую узкоколейку. И начали они про эту узкоколейку придумывать волшебную историю. Брис начал. Сперва вроде бы для Ташки (так девочку звали), а потом получилось, что и для Инки, и для себя… Ну, я про эту историю не буду, а то получится уже рассказ в рассказе…

– Почему не будешь? Расскажи! – тихонько взвыл Вовка.

– Неужели тебе интересно?

– Опять ты с этим вопросом!

– Ладно… Только сперва про знакомство с двумя «персонажами»…