Текст книги "Только один старт (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Аркадий Стругацкий,Борис Стругацкий,Сергей Абрамов,Александр Абрамов,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Павел (Песах) Амнуэль,Исай Лукодьянов,Андрей Балабуха,Михаил Немченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

12

Хайме осадил коня у ворот приземистого дома. Застучал колотушкой. Долго пришлось стучать, пока не вышел старик-привратник.

– Кто там? – спросил дребезжащим голосом.

– Я, виконт до Заборра! Протри глаза, старик, не узнаешь, что ли? Живо открывай!

– Никого нет дома, сеньор.

– А где он? Ну, говори толком, где дун Дьего?

– Не знаю, сеньор. – Привратник почесал под мышкой. – С утра уехал дун Дьего. Нету его, сеньор…

Хайме, бормоча проклятия, ударил ногой по решетке. Тронул коня.

Где же может быть дорогой друг? Дорогой друг…

Злая усмешка появилась и угасла на его лице. Да нет, наваждение какое-то… Не способен благородный фидальго на такую подлость. Он разыщет дуна Дьего, и тот рассеет сомнения.

Но никто из домашних не мог совершить кражи, а из чужих был в доме только дун Дьего…

Тут Хайме заметил, что проезжает мимо мрачного здания с угловой башней – торгового дома Падильо и Кучильо. На этот раз не пришлось долго ждать, пока откроют ворота. Толстяк Кучильо принял Хайме в кабинете с узкими полукруглыми окнами. Указал на покойное кресло у полыхающей печи, сам сел напротив, добродушный, в длинном теплом халате. Спросил, перекидывая костяшки огромных четок:

– Не угодно ли вина, виконт?

– Нет. Впрочем, давайте.

Хайме вытянул кубок до дна, закашлялся.

– Что-нибудь случилось, виконт?

– Да, сеньор, случилось.

И он рассказал купцу о странном повелении командоро-навигаро прекратить погрузку. Кучильо покачал лысой головой, но Хайме не заметил на его лице особого удивления.

– Право, не знаю, что вас так обеспокоило, виконт. Погрузка не делается в один день.

– Пусть так. Но что вы скажете, сеньор, если одновременно с прекращением погрузки у корабельного астронома выкрадывают портуланы?

Теперь Кучильо, похоже, удивился.

– У вас украли портуланы?

– Да. – Хайме вскочил, прошелся по комнате, звякая шпорами. – Но не в этом дело… Я помню наизусть каждый штрих на портуланах. Нам пытаются помешать, сеньор, – вот что меня тревожит…

Купец нагнулся, неторопливо поворочал кочергой поленья в печи. Посыпались искры. Кучильо откинулся на спинку кресла, благодушно посмотрел на юного собеседника.

– Сядьте, виконт, прошу вас. Скажите откровенно: вы уверены, что достигнете Островов пряностей?

– Уверен. – Хайме остановился, пристально посмотрел на купца. – Похоже, сеньор, что вы потеряли интерес к экспедиции.

Кучильо улыбнулся – так взрослые улыбаются неразумным словам ребенка.

– Мы с сеньором Падильо не можем потерять интереса. Не забудьте, что мы несем половину всех расходов. – Он заметил презрительную мину Хайме. С лица Кучильо сбежала улыбка, голос стал суше: – Люди живут на грешной земле, виконт, а жизнь очень дорога. Никто не хочет выбрасывать деньги. И уж если вкладывать их в дело, то, согласитесь, человек вправе знать, принесет ли дело прибыль. Иначе – нет смысла, виконт. Нет смысла.

И он стал перебирать четки с видом человека, высказавшегося до конца.

Хайме стоял, понурившись.

– Прибыль значит, – сказал он тусклым голосом. – Вы, сеньор, вместе с вашим тестем, или кем вы там приходитесь… вы просто испугались. Решили выйти из игры.

Рыхлое лицо Кучильо приняло скорбное выражение.

– Виконт, – сказал он со сдержанным достоинством, – я действительно прихожусь зятем сеньору Падильо. А сеньор Падильо умел рисковать еще тогда, когда вас не было на свете. В торговом деле не обходишься без риска, потому-то мы, сеньор Падильо и я, согласились взять на себя снаряжение вашей экспедиции. Однако, скажу вам прямо, виконт, существуют серьезные сомнения в успехе экспедиции. Вы спрашиваете, испугались ли мы? Отвечаю: нет. Но, рискуя, мы не должны забывать об осторожности. Посудите сами: что было бы, если б люди перестали сообразовывать поступки с благоразумием? Страшно подумать, виконт…

С ощущением уходящей из-под ног почвы Хайме погнал коня по темнеющим улицам к реке. В лицо бил сырой зимний ветер.

Все сидят по домам, жмутся к теплым печкам. Все, кроме бездомных оборванцев, да и те греются у костров на набережной. Один он, Хайме, мечется по городу, неприкаянная душа…

Вдруг – толчком в сердце: Белладолинда. Вот кто всего нужнее сейчас. Быстрее к ней!

К счастью, отворил не надутый лакей дуна Альвареша, затянутый в тесную ливрею, а молоденькая служанка Белладолинды.

– Ох, дун Хайме! – тихонько проговорила она и отступила в глубь темноватой прихожей, кутаясь в шаль.

Хайме шагнул за ней, приподнял двумя пальцами подбородок служанки.

– Здравствуй, Кармела. Проведи-ка меня быстренько к донселле.

Два больших черных глаза испуганно уставились на него. – Донселлы нет дома, – зашептала служанка. – Никого нет дома, дун Хайме.

Сговорились все, что ли? – тоскливо подумал он.

– Где же она?

– Ох, дун Хайме… Уж не знаю, что стряслось, только хозяин сегодня кричал на донселлу… «Чтоб его ноги не было здесь…» Вашей, значит, сеньор…

– Вот как? Это почему же?

– Не знаю, сеньор. Уж она плакала, плакала… Вы лучше уйдите, дун Хайме, а то увидит кто-нибудь, будет мне…

– Где донселла? – спросил он мрачно.

– Так я же сказала, к герцогу Серредина-Буда все уехали, бал у него сегодня…

Медленно разъезжал Хайме вдоль ограды герцогского дома. Ворота ему, незванному, конечно, не откроют. Ограда высока – не перепрыгнуть. Как же пробраться в дом?

Хайме озяб. Уехать? Нет, он непременно должен повидаться с Белладолиндой. Она ему нужна. Только она.

Три темные фигуры показались на улице. Подошли к воротам герцогского дома, один взялся за колотушку.

– Погоди, приятель. – Хайме спрыгнул с коня.

– Благородный сеньор, не трогайте нас, мы всего лишь бедные музыканты…

– Музыканты? – Хайме всмотрелся в лицо, заросшее черным волосом. – Ага, старый знакомый… Покажи-ка мне тексты серенад, дружок.

Теперь музыкант всмотрелся. В путанице волос открылась белозубая щель.

– Хе-хе-хе. Тексты… Если вашей милости нужна серенада, то сегодня, к сожалению…

– Послушай. – Хайме вдруг осенило. – Вас позвали играть у герцога?

– Да ваша милость.

– Так вот. Одному из твоих приятелей придется подождать тут. Давай-ка свой плащ и гитару, – сказал Хайме второму музыканту и сунул ему монету. – Потом получишь еще. Держи коня…

В ожидании короля гости герцога Серредина-Буда прохаживались по залам, пили оранжад. Мужчины играли в кости, обменивались придворными и иными новостями. На возвышении, за балюстрадой, дамы шептались о своих делах, обмахивались веерами.

Голубой кафтан герцога выглядел эффектно рядом с черной сутаной великого инквизитора.

– Его величество подготовлен, монсеньор, – говорил герцог. – Я не предвижу неожиданностей.

– Хвала всевышнему, – разжал губы великий инквизитор.

– Но при всем том я хотел бы заметить, что промедление…

– Он будет взят этой ночью, – сказал великий инквизитор.

На лице герцога появилась светская улыбка.

– Я убежден, что изобличение столь опасного еретика будет с искренней радостью встречено всеми добрыми католиками. Дун Дьего! – окликнул герцог молодого статного дворянина с закрученными усиками. Тот подошел с поклоном. – Разрешите, монсеньор, представить моего племянника, маркиза до Барракудо-и-Буда. Это он дал нам весьма важные свидетельства, которые решающим образом…

– Знаю, – Великий инквизитор протянул молодому человеку вяло опущенную бледную кисть. – Благодарю вас, сын мой.

Дун Дьего почтительно приложился к его руке усами и губами.

Да, он, дун Дьего, неплохо справился с поручением дяди, а заодно и выполнил долг истинного христианина. Теперь он получит, как обещал дядюшка, замок Косто-Буда, это недурное поместье на юге, и поправит свои дела. Хватит ему ютиться в ветхом доме предков, который вот-вот развалиться. Теперь его дела пойдут на лад.

Хайме выхватил шпагу, стал в позицию.

Клинки скрестились со звоном. Белладолинда завизжала на весь зал. Из соседнего зала повалили гости, мелькнул голубой кафтан герцога.

Дун Дьего дрался на итальянский манер, не давая клинкам разъединиться. Хайме сразу почувствовал твердую и опытную руку. Дун Дьего не давал ему высвободить клинок, точно следовал всем его движениям, ожидая, что Хайме не выдержит, рванется, раскроется. Тяжко дыша, стояли они друг против друга, клинок скользил по клинку. Хайме чувствовал, что еще немного и он не выдержит дьявольского напряжения.

Резким движением он отбросил шпагу противника, отскочил назад. В тот же миг дун Дьего, припав на колено, сделал выпад. Хайме увернулся в полуповороте, но кончик шпаги, скользнув, прожег ему грудь. Тут же Хайме парировал следующий удар. Дун Дьего теснил его к балюстраде. Теперь пошло в открытую. Удар, отбив. Удар, отбив. И тогда Хайме применил прием, которому научил его один парижский бретер. Ложный выпад вправо, одновременно – поворот кисти. Если дун Дьего успеет отбить – все пропало… Не успел. Всем корпусом вперед! Шпага Хайме вонзилась в горло противника. Дун Дьего захрипел, вскинул руки к горлу, рухнул навзничь.

Герцог устремил на Хайме взор тяжелый, леденящий. Благородные фидальго, как стена, вокруг стояли в выжидательном молчанье. Так с минуту продолжалось; вдруг средь тяжкого молчанья троекратный стук раздался. На пороге появился королевский анонсьеро. Возгласил: «Его величество властитель кастеллонский, ужас мавров, радость верных, Аурициа Премудрый соизволил осчастливить этот дом. Король у входа!» Все почтительно склонились перед радостною вестью. Только Хайме, задыхаясь, прислонился к балюстраде и тоскливо озирался на придворных, что стеною загораживали выход – выход из палат угрюмых, из сетей интриг и сплетен, лютой злобы и коварства – на просторы океана.

13

Дун Абрахам вошел в королевскую трапезную и застыл у дверей.

Король сидел, запрокинув голову, в горле у него булькало. Вокруг толпились придворные. Лейб-медик держал в одной руке бутыль с зеленой жидкостью, в другой – полоскательную чашу. Министр двора был весь – сплошная скорбь и сострадание. Инфанты стояли рядом с отцом и спорили.

– Настойку из кассии! – говорила одна, топая ножкой.

– Нет, эликсир из масла и розмарина! – возражала вторая и тоже топала ножкой.

От сильных булькающих звуков колебалось пламя свечей на столе. Наконец король выплюнул полоскание в чашу, подставленную лейб-медиком, и тут заметил дуна Абрахама.

– А, вот вы где, сеньор, – сказал он, глядя исподлобья. – Подойдите.

«Сеньор» вместо «граф» – это было просто ужасно.

– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, приближаясь на носках башмаков, – простите мое опоздание, у меня было весьма срочное…

– Съешьте вот это, – прервал его король и ткнул пальцем в мясо, лежавшее перед ним на тарелке. – А я на вас посмотрю.

Дун Абрахам отрезал кусок и положил в рот. Все молча, смотрели, как он жевал.

Немного переперчено, подумал дун Абрахам, вдумчиво жуя. Проклятый повар, не мог соблюсти меру…

Король осушил подряд два кубка эль куассо.

– Ну как, сеньор? – осведомился он язвительно. – Вкусно, не правда ли?

– Ваше величество, – начал дун Абрахам, ощущая некоторое жжение во рту, – не смею отрицать свою вину, но…

– Еще бы вы отрицали! – повысил голос король. – Сегодня вы окормили меня перцем, а завтра и вовсе отравите, а? Почему вы побледнели? Видно, правду мне рассказали о ваших злокозненных делишках. Ну-ка, признавайтесь, чем вы занимаетесь в потайном подвале?

– Ваше вели… – Ноги вдруг перестали держать дуна Абрахама, он тяжело пал на колени.

– Вы упросили меня пощадить опасного еретика, – гремел у него над ухом гневный голос короля, – вы запираетесь с ним в подвале и там, у адских котлов, справляете тайные иудейские обряды! Да, да, мне все известно, сеньор!

Дун Абрахам облился холодным потом. В сердце у него закололо, он прижал руки к груди.

– Ваш наглый сыночек ввел нас в заблуждение, – продолжал король изобличительную речь. – Он выудил из моей казны тысячи круидоров на сомнительную экспедицию, а теперь, когда каравелла построена, собирается увести ее в Ламарру! Хорошо же отплатили вы за все мои милости! Но, слава господу, есть еще у короля Кастеллонии верные подданные. Вашим козням, сеньор еретик, пришел конец!

Тут дун Абрахам усилием воли взял себя в руки.

– Ваше величество, – сказал он отчаянным голосом. – Выслушайте меня, а потом уж велите казнить…

– Не желаю слушать ваши увертки.

– Ваше величество, долгие годы я преданно вам служил… Неужели теперь я не вправе…

– Ну, говорите. Только покороче, – буркнул король.

– Меня оклеветали, ваше величество! Клянусь щитом и стрелами святого…

– Не смейте называть имя, чуждое вам.

– Оно не чуждое… Я честный католик, ваше величество. В подвале своего дома я занимался изготовлением нового кушанья для вашего стола – и больше ничем, бог свидетель!

– Нового кушанья? – недоверчиво переспросил король.

– Как раз сегодня я собирался поднести его вам на пробу…

Дун Абрахам резко поднялся с колен и побежал к дверям.

– Эй, в чем дело? Задержите его! – крикнул король.

Но дун Абрахам успел распахнуть двери, и по его знаку вошли двое слуг с серебряной кастрюлей и четырехугольными сосудами из белой жести.

– Задержите его, – повторил король. – Впрочем, погодите. Что еще за новости, сеньор?

Он подумал, что еретик все равно не уйдет от заслуженной кары – на то и существует святая инквизиция. С любопытством он смотрел, как один из слуг взрезал ножом жестяной ящик и сквозь неровное отверстие вывалил содержимое в кастрюлю. Дун Абрахам указал на жаровню с красными углями, какие обычно обогревали дворец в зимнее время, и слуга поставил кастрюлю на угли.

– Сейчас будет готово, ваше величество, – сказал дун Абрахам, нагнувшись над кастрюлей. – Сейчас, одну только минуточку. – Он боялся, что королю надоест ждать, и поэтому говорил беспрерывно. – Можно есть это и в холодном виде, но в горячем лучше… Сейчас, сейчас…

По залу между тем поплыл аппетитный дух свиного сала.

– Ну что там у вас? – брюзгливо сказал король. – Долго я буду ждать?

– Уже, ваше величество, уже…

Дун Абрахам схватил горячую кастрюлю. Обжигая пальцы, поставил ее перед королем.

– Не думаете ли вы, что я стану есть эту гадость? – сказал король, а сам приглядывался и принюхивался. – Ешьте вначале вы.

Дун Абрахам, быстро прожевал кусок и потянулся за вторым. Король прикрыл обеими руками кастрюлю, из которой шел благоуханный запах.

– Не накидывайтесь, – сказал он и сам принялся за еду.

Он поглощал кусок за куском, запивал любимым напитком, и королевское чело понемногу прояснилось, что не ускользнуло от внимательного взгляда дуна Абрахама.

– Из чего эта олла-подрида? – спросил король.

– Четыре мяса, ваше величество: свинина, говядина, баранина, козлятина. Лавровый лист, чеснок. Все вместе тушилось на свином сале.

– Чеснока надо… э… поменьше. А почему вы принесли это в железном ящике?

– Новый способ приготовления, ваше величество…

И дун Абрахам торопливо объяснил: в жестяной сосуд накладывается мясо и заливается салом доверху. Затем надо запаять крышку и погрузить сосуд в кипящее масло, чтобы мясо как следует протушилось.

– И после этого, ваше величество, мясо сохраняется в сосуде совершенно свеженькое. Нисколько не портится, и не нужно его перчить, чтобы отбить запах. Только разогреть. Олла-подрида, которую вы только что съели, хранилась в этом сосуде почти шесть месяцев…

– Что?! – вскричал король.

– Шесть месяцев? – ахнули инфанты.

А министр двора выразил на лице глубочайшее потрясение.

– Я говорю истинную правду, ваше величество, – сказал дун Абрахам, слегка заикаясь от нервного возбуждения. – Если вам угодно, соизвольте осмотреть мой подвал, и вы убедитесь, что только для этого поставлены там котлы… только для блага вашего величества…

– Сегодня я еду к герцогу Серредина-Буда. Но как-нибудь загляну в ваш подвал. Может быть, завтра. А что у вас во втором ящике?

– Четыре птицы, ваше величество: гусь, курица, лебедь и фазан. Если разрешите… – Дун Абрахам засуетился, велел слуге взрезать второй сосуд.

– Погодите. – На лице короля было особое выражение, появлявшееся всякий раз, когда в голову его величества приходили мысли, за которые он и повелел называть себя Многомудрым. – Вот что, – сказал он после раздумья. – Этот ящик будет храниться у меня шесть месяцев. Или нет – достаточно одного И посмотрим, что из этого получится. Дун Маноэль, отнесите в мою спальню.

Он с некоторым сожалением проводил взглядом сосуд, уносимый камерарием.

– Ваше величество, – сказал дун Абрахам, – я убежден что шесть месяцев – не предел. Мясо, приготовленное по новому способу, может храниться таким образом гораздо дольше…

Королевское чело продолжало сохранять особое выражение, и министр двора сделал дуну Абрахаму знак замолчать.

– Если это так, – сказал король, – то нет нужды… э… в больших количествах перца.

– Совершенно верно, ваше величество.

– И, значит, незачем отправлять экспедицию к этим, как их там… к Островам пряностей. Слишком накладно для казны. Слишком накладно. – Король вдруг подозрительно взглянул на дуна Абрахама. – Почему мне докладывают, что ваш сын стакнулся с Ламаррой?

– Его оклеветали, ваше величество! Клянусь святым Пакомио, моему сыну и в голову не могло прийти… У него в голове только Острова пряностей… Неслыханный оговор, ваше величество!

– Ну, во всяком случае он останется здесь, у нас на глазах. Итак, сеньоры, все слышали? Я отменяю экспедицию за ненадобностью. Способ хранения мяса, придуманный… э… графом до Заборра, объявляю государственной тайной. Что касается портуланов… э… конфискованных у вашего сына, то можете получить их обратно у первого министра. Впрочем, теперь они никому не нужны. Где первый министр? Ах да, я обещал ему приехать на бал.

Король съел еще несколько кусков мяса и поднялся.

– Чеснока надо класть побольше, – сказал он. – Как можно больше, соблюдая, однако, меру. Ну, вы знаете. Что с вами, граф?

– Ничего, ваше величество… – Дун Абрахам смахнул кружевным манжетом слезу. – Я буду класть побольше чеснока.

– Прекрасно. Вы едете со мной, граф.

Быстрым полувоенным шагом король вошел в зал, сопровождаемый инфантами, министром двора и дуном Абрахамом.

Фидальго низко кланялись, и король милостиво кивал им в ответ. Дамы приседали, и король благосклонно им улыбался. Он был в хорошем настроении.

Герцог Серредина-Буда кинулся навстречу.

– Ваш новый кафтан хорош, – сказал ему король, – но несколько коротковат. – На полном лице его величества вдруг отразилось недоумение. – Сеньоры, кто лежит там на полу?

– Ах, ваше величество, – сказал герцог, – случилось ужасное злодеяние. – Он драматически простер руку: – Ваш верный подданный маркиз до Барракудо злодейски убит сыном государственного пре…

Герцог осекся. Не веря своим глазам, уставился он на дуна Абрахама, который выглядывал из-за плеча короля. У герцога отвисла челюсть.

– Ну? – сердито сказал король. – Кто же убил маркиза?

Хайме стоял у балюстрады, прижав руки к груди. Его мутило после дуэли, неприятно колотилась жилка у виска… Услыхав вопрос короля, он вздернул голову. Увидел за королевским плечом белое лицо отца, ужас в его глазах…

– Я, ваше величество, – тихо сказал Хайме.

– Вы? – Король нахмурился. – Прискорбно. Что произошло между вами?

Хайме молчал. Почему-то в эту минуту он вспомнил тоскливый взгляд Басилио, отцова работника, – взгляд, устремленный' в дальнюю даль, в безвестность… в недостижимость…

– Ваше величество… – Вперед выступил пожилой фидальго, откашлялся в кулак, надувая щеки. – Я видел все с самого начала. Дуэль была по всем правилам. Они дрались честно, по-рыцарски.

И он, покашливая, рассказал подробности.

– Благодарю, дун Сесар. – Король почесал лоб.

Положение было затруднительное. Он не поощрял дуэли, даже наказывал за них, но все равно, вспыльчивые и чванливые фидальго частенько дрались, ничего с этим нельзя было поделать.

Белладолинда тихонько всхлипывала. Вдруг она заметила кровь, проступившую меж пальцев Хайме, прижатых; к груди.

– Он ранен! – воскликнула она и подбежала к Хайме.

– Ерунда, царапина, – пробормотал тот.

– Прискорбно, виконт до Заборра, – сказал король. – Весьма прискорбно. Вы заставляете волноваться прекрасную донселлу и вашего будущего тестя – посмотрите на дуна Альвареша, на нем лица нет. И ваш почтенный отец, который проявляет столько рвения на королевской службе… Я недоволен вами. Граф, увезите его домой и прикажите сделать примочку из этого… Ну да, колотые раны излечиваются колючим, значит, лучше всего – отвар шиповника. Объявляю вам, виконт, месяц домашнего ареста. Видеться с вами разрешаю только вашей невесте.

Так король распорядился. И, конечно, до Заборра не заставил дожидаться исполнения приказа. Крепко взяв под руку сына, он повел его из зала, мимо герцога, который все стоял оцепенело в голубом своем кафтане, мимо дуна Альвареша, плачущей Белладолинды, мимо прочих дам, фидальго и лохматых музыкантов. А великий инквизитор проводил их мрачным взглядом. Хайме шел, отцом влекомый, ничего вокруг не видя, как во сне. И беспокойно мысль тревожная блуждала… вне просторов океана…