Текст книги "Летчик для особых поручений (с илл.)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Владислав Леонидович Крапивин
Летчик для особых поручений [1]1
  Единственное, как выяснилось, неканоническое издание повести. Особенности издания: присутствует стих: Раз-два-три-четыре! Сидит Витенька в квартире, Смотрит Витенька в окно, Хочет выйти он давно. Раз-два-три-четыре-пять! Выйди, Мямлик, погулять! Мы тебе сегодня будем Руки-ноги отрывать! в конце отсутствует нелепая фраза про «товарищей» – Лётчик… – сказал Алёшка ликующим шёпотом. (в отличие от традиционного: – Лётчик… – сказал Алёшка ликующим шёпотом.) – Товарищи, это же Летчик! Также присутствуют другие незначительные изменения .(прим. сканировщика)


[Закрыть]

Глава первая

Весной Алёшкины родители получили новую квартиру. Хорошую, на пятом этаже. Из окна виден был весь квартал с большими домами, а дальше – старые домики в конце улицы. Улица называлась Планерная.

Раньше на этом месте был спортивный аэродром. Летом он зарастал полевой кашкой, подорожником и всякой травой, у которой никто не знает названия. На краю лётного поля густо росла полынь. В полыни стоял грузовичок с мотолебёдкой. Лебёдка мотала на барабан тонкий трос и затягивала в небо разноцветные планеры. Так же, как мальчишки запускают на нитках воздушных змеев.

Про это Алёшке рассказывали ребята, которые жили здесь раньше, в старых домах. А Валерка Яковлев рассказал совсем удивительную историю: будто однажды на аэродром приземлился настоящий самолет. Это был двухместный самолётик с оранжевыми крыльями, серебристым фюзеляжем и красными цифрами на борту. Видимо, что-то случилось в моторе, и надо было срочно опуститься, а лётчик не знал, где удобнее сесть. Он кружил, кружил над аэродромом. Тогда Валерка выбежал в поле, упал на траву и раскинул руки буквой «Т». Буква «Т» – это посадочный знак. Валерка показал, как самолёту лучше зайти против ветра. Лётчик посадил машину, покопался в моторе, а потом спросил Валерку.

– Хочешь, прокачу?

Валерка сказал, конечно, что хочет, и лётчик посадил его в заднее кресло и сделал над полем три круга.

Никто из ребят Валерке не верил, даже старожилы. Но Алёшка верил. Ему нравилось верить всему интересному и хорошему.

Он потом часто вспоминал Валеркин рассказ и потихоньку завидовал. А один раз Алёшке даже приснилось что-то похожее. Не совсем похожее, но тоже самолёт и поле. Над полем висела тёплая ночь с большими звёздами, и только у самого горизонта светилась закатная полоса. На ней чёрным рисунком выделялись головки и стебли высокой травы. Там стоял маленький самолёт. И Алёшка бежал к нему по пояс в траве, спешил и очень боялся, что самолёт улетит без него.

Потом у Алёшки сложились такие стихи:

 
Мне снилось, что ждёт меня
самолёт —
Ночной самолёт без огней.
В кабине нервничает пилот,
Погасший окурок сердито жуёт И хмурится всё сильней.
И я тороплюсь, я бегу к самолёту.
Скорее – в тревогу ночного полёта.
Пилот говорит: «Я чертовски спешу.
Садитесь скорей, полетим.
Наденьте, пожалуйста, ваш парашют: Опасности будут в пути».
Какие?
Узнать я уже не успел,
Проснулся…
За окнами утренний город шумел,
И сон не вернулся…
 

Это были серьёзные стихи, и Алёшка записал их в толстую тетрадку. Он записывал туда все свои стихи, которые получались серьёзными. Например, про собаку – как она потерялась и не могла найти хозяина; про мальчика, которого насильно учат играть на скрипке, а он хочет быть не музыкантом, а путешественником. Ну и разные другие.

Тетрадку Алёшка никому не показывал. Стеснялся. И вообще это была его тайна. К тому же на одной из последних страниц написал он такие строчки:

 
Машка,
Ты – как ромашка в траве,
Добрая, весёлая, славная,
Как хорошо, что на свете ты есть.
Это самое главное.
 

Понятно, что такое стихотворение не очень-то будешь показывать.

Но Алёшка не скрывал, что умеет сочинять стихи. Какие-нибудь смешные строчки для стенгазеты или считалку для игры в пряталки – это пожалуйста. А когда жили ещё на старой квартире, Алёшка сочинил песенку про ябеду и нытика Витьку по прозвищу Мямлик:

 
Раз-два-три-четыре!
Сидит Витенька в квартире,
Смотрит Витенька в окно,
Хочет выйти он давно.
Раз-два-три-четыре-пять!
Выйди, Мямлик, погулять!
Мы тебе сегодня будем Руки-ноги отрывать!
 

Ребятам песня понравилась, и они распевали её целыми днями. Но о том, что сочинил её Алёшка, все быстро забыли. Ну и ладно! Не жалко. К тому же сам Алёшка не собирался лупить Витьку: не такой у него, у Алёшки, характер, чтобы отрывать кому-нибудь руки-ноги.

А один раз он сочинил стихи про принца. Про того Принца, который из сказки «Золушка». Из-за этих стихов он поссорился с Олимпиадой Викторовной.

Вот с этого случая и начинается история про путешествие с Зелёным Билетом, про Алёшку и Лётчика и про многие удивительные дела.

Олимпиада Викторовна руководила детским драмкружком. Драмкружок занимался в красном уголке домоуправления. Это называлось «работа с детьми по месту жительства». Олимпиада Викторовна была пенсионерка. А раньше она долго работала в театре. Костюмером. Она могла бы работать артисткой, но ей помешала одна беда: за всю жизнь Олимпиада Викторовна не научилась выговаривать букву «р». Вместо «р» у неё получалось что-то среднее между «в» и «у». Например, со слесарем дядей Юрой она разговаривала так:

– Безабуазие! Когда отвемонтивуют батауеи! В квасном уголке невозможно уаботать!

Дядя Юра – человек не робкий и даже нахальный – при таких словах съёживался и бормотал:

– Будет сделано. Сегодня же доложу управляющему. Сию секундочку.

А Олимпиада Викторовна – прямая, высокая и суровая – продолжала:

– Я не могу воспитывать в детях чувство пвекуасного, когда в помещении сывость! Мы соввём пвемьеву, и виноваты будете вы!

При последнем слове она устремляла вслед дяде Юре худой, отточенный, как карандаш, палец, словно хотела пронзить несчастного слесаря насквозь.

Драмкружок готовил к постановке пьесу «Золушка». Золушку играла Маша Берёзкина. Ну, та самая, про которую стихи.

Они с Алёшкой учились в одной школе: Алёшка в пятом «В», а Маша – в пятом «А». Классы-то разные, и Алёшка с ней познакомиться как следует в школе не мог. А во дворе Маша появлялась редко, потому что занималась ещё музыкой и фигурным катаньем.

И вот, когда начались летние каникулы, Алёшка узнал, что Маша записалась в драмкружок, и сразу тоже записался.

Он очень надеялся, что Олимпиада Викторовна даст ему роль Принца. Дело в том, что Принц в пьесе должен был сражаться на шпагах с разбойниками, которые хотели похитить Золушку. А как сражаться, Алёшка знал. В той школе, где он учился раньше, была секция фехтования, и он там немного занимался (жаль, что пришлось уехать).

Но Олимпиада Викторовна сказала, что Алёшка будет играть стражника у ворот королевского дворца. А Принцем назначила совсем другого мальчишку. Он куда выше Алёшки и старше, перешёл уже в восьмой класс.

Этот Принц всем почему-то нравился. Говорили, что у него «прекрасные актёрские данные». Никаких таких данных Алёшка не замечал. Зато, когда Принца одели в подходящий для него принцевский костюм, Алёшка увидел, что он чересчур худ и ноги у него слегка кривые. И шпагу носить он не умеет. Алёшка ушёл за кулисы и вполголоса сказал:

– Пуинц квивоногий… Шпага висит, как зонтик на торшере.

И тут он услышал смех. Это Маша смеялась. Оказывается, она рядом была. Она смеялась негромко, но весело. А потом взяла Алёшку за локоть и хорошо так сказала:

– Ой, Алёшка, да брось ты расстраиваться. Больно надо. Из-за какого-то принца… Мне с ним полпьесы играть придётся, а я и то ничего, терплю.

И Алёшка чуть не завопил от радости. Ну, он не завопил, конечно, а только заулыбался: всё, мол, в порядке, я и не думаю огорчаться. И такой он был счастливый, что согласился идти с Олимпиадой Викторовной за старыми шляпами. И тут оказалось, что Маша тоже пойдёт.

Шляпы нужны были для королевских гвардейцев, для придворных, для толстого кучера, которого волшебница сделала из крысы. Где наберешь столько шляп? Но Олимпиада Викторовна знала где. Она сообщила, что у нее есть хорошая знакомая («давняя подвуга»), которую зовут Софья Александровна. Раньше она тоже работала костюмером, а теперь уже не работает. Но и раньше, и сейчас – всю жизнь – занята она важным делом: собирает шляпную коллекцию. Всяких шляп у неё больше тысячи. Коллекция такая знаменитая, что про неё писали даже в журнале «Театральный сезон». Иногда к Софье Александровне приезжают представители разных театров и студий, советуются с ней, просят для своих постановок шляпы. Советы Софья Александровна даёт охотно, а шляпы не очень, потому что три года назад местный ТЮЗ потерял у нее испанскую треуголку.

– Но нас она безусловно вывучит, – сказала Олимпиада Викторовна (разумеется, она хотела сказать «выручит»). – Она нас вывучит, потому что мы ставые двузья.

И они отправились.

По дороге Олимпиада Викторовна рассказала Маше и Алёшке, что живёт Софья Александровна в Лопуховой переулке, в старом домике на краю оврага. Много раз ей предлагали переехать в новую квартиру, но она не хочет. Боится, что при перевозке могут потеряться и попортиться шляпы. А кроме того, у Софьи Александровны живут четыре кота: Кузя, Батончик, Васька и Матадор. Софья Александровна в них души не чает. Она очень боится, что новая квартира не понравится котам.

– Конечно, это может показаться смешным, – заметила Олимпиада Викторовна, – но мы должны быть снисходительны к людским слабостям.

При этих словах она почему-то строго взглянула на Алёшку. Но он не обратил внимания. Он шагал, глядя на Машу, и думал, улыбаясь: «Машка-ромашка, а ты славная, это – главное…»

Был жаркий весёлый июньский день, золотистые волосы Маши горели под солнцем, и она тоже была весёлая. Шла вприпрыжку и гнала по асфальту блестящую пробку от лимонадной бутылки.

Глава вторая

Домик стоял у самого откоса. Когда-то в давние времена он был неплох, но сейчас очень состарился и так глубоко ушёл в почву, что стёкла блестели у самой земли, узорчатые носы водосточных труб уткнулись в траву, а у двери вместо крыльца была выемка.

На стук вышла сухонькая остроносая старушка.

– Соничка! – воскликнула Олимпиада Викторовна и устремилась к хозяйке дома. – Как я уада!

Но Софья Александровна, кажется, не была рада. Она смотрела так горестно, что Олимпиада Викторовна споткнулась на полпути.

– Соничка, двуг мой! Что случилось?

– Ох, Липочка, – сказала Софья Александровна и всхлипнула. – Кузю украли…

– Не может быть!

Старушка развела руками.

– Не может быть! – решительно произнесла Олимпиада Викторовна. – Он где-нибудь гуляет, только и всего. Можно ли, Соня, так убиваться!

– Ах, нет, он не гуляет! Он никогда этого не делал. Он всегда приходил вечером домой, а сейчас его нет уже третий день. Я звонила в милицию, но они не хотят искать и, кажется, даже смеются.

– Какое бессеудечие, – сказала Олимпиада Викторовна. – Но, Соня… Надо ли так мучить себя? Ведь у тебя еще тви кота. Пвекуасные экземпляуы.

Софья Александровна слабо отмахнулась:

– Ах, эти экземпляры… Они всё время дерутся… Конечно, я их очень люблю, но Кузя был лучше всех. Такой ласковый, такой милый… Впрочем, входите, пожалуйста, – спохватилась она. – Что же это я…

В большой низкой комнате пахло нафталином, сыростью и кошками. В маленькие окна косо падало солнце и отражалось от жёлтого пола. Тускло поблескивали запылившаяся хрустальная люстра под потолком и серебряные ложечки в старинном буфете.

– Садитесь, пожалуйста, – вздохнула Софья Александровна.

Но садиться было некуда. На стульях и в креслах лежали шляпы. И вообще шляпы были везде. Выглядывали с полок, висели на гвоздях, громоздились на шкафах, пирамидой вздымались на старом пузатом комоде. Высоченные шёлковые цилиндры, треуголки суворовских времён, соломенные канотье, мексиканские сомбреро, тирольские шляпчонки с фазаньими перьями, мушкетёрские шляпы с плюмажами…

– С ума сойти, – шёпотом сказала Маша.

– У неё здесь, наверно, даже шапка-невидимка есть, – тихонько откликнулся Алёшка.

Олимпиада Викторовна подтолкнула Машу и Алёшку вперёд.

– Вот, Сонечка, два моих юных таланта. Мы к тебе по делу…

«Таланты! – сердито подумал Алёшка. – Принц у тебя талант, а я нужен, только чтобы шляпы таскать». Но вслух, конечно, ничего не сказал. Стоял и оглядывался.

Кроме шляп в комнате были и другие интересные вещи: бронзовый подсвечник с синими стеклянными подвесками, старинный граммофон с огромной трубой-репродуктором, треснувшая фарфоровая статуэтка: разноцветный гном, который наполовину вылупился из яйца, похожего на гусиное.

Статуэтка стояла на комоде, рядом с грудой шляп, среди каких-то лоскутков и пожелтевших кружев. Алёшка шагнул поближе, чтобы как следует разглядеть гнома.

И неожиданно он увидел за шляпами угол стеклянного ящика. Вроде как аквариум.

«Неужели здесь рыбы живут, в такой темноте», – подумал Алёшка. Он осторожно отодвинул серую ковбойскую шляпу, чтобы разглядеть аквариум. И тут вся шляпная пирамида развалилась и посыпалась на пол!

Но Алёшка не виноват был! Из-под шляп выскочил встрёпанный рыжий кот. Он скачками перелетел комнату и катапультировал в окно.

– Батончик! – заохала Софья Александровна. – Что с тобой? Ох, батюшки, нет мне с вами покоя.

Алёшка и Маша бросились подбирать шляпы.

– Ничего, ничего, – приговаривала Софья Александровна. – Батончик, безобразник, развалил… Какие славные дети… Вот сюда эту шляпку, мальчик…

А на комоде, освобождённый из плена цилиндров, котелков и треуголок, блестел стеклянный ящик. Это был не аквариум.

Это был прозрачный футляр, и в нём на бронзовых подставках стоял парусный корабль. Маленький, размером с ковбойскую шляпу, но совершенно как настоящий.

Алёшка грудью лёг на комод и позабыл про всё на свете.

Не думайте, что Алёшка мечтал стать капитаном или путешественником. Нет, у него была другая мечта. Но море Алёшка любил. В прошлом году он побывал в Крыму и не мог позабыть с той поры синие горизонты, набег зеленоватых волн и громадные форштевни пароходов над пирсами. Ну а ещё он любил, конечно, книжки про пиратов, про приключения и парусные корабли. И, глянув на модель, Алёшка сразу понял, что это клипер: у корабля был длинный бушприт над острым носом, три высокие мачты с прямыми парусами, узкий стремительный корпус. Он блестел ореховым лаком бортов и тонкою медной обшивкой днища.

От бортов к площадкам на мачтах бежали тугие плетёные лесенки (Алёшка знал, что они называются «ванты»). Крошечные якоря свисали с кран-балок, и каждая балка была толщиной со спичку. Точёный штурвал размером с гривенник прикреплён был на рулевой колонке перед штурманской рубкой.

– Ой, какой замечательный, – горячим шёпотом, у самой Алёшкиной щеки, сказала Маша. Алёшка и не заметил, как она подошла.

– Это клипер-фрегат, – тоже шёпотом сказал Алёшка. Он был рад, что Маше понравился кораблик.

Маша наклонилась так близко, что волосы её защекотали Алёшкино ухо. И сказала тихонько:

– Я, когда была маленькая, хотела стать моряком.

– А сейчас?

– Ну, сейчас… Я понимаю, что девочек не берут.

– Иногда берут. Я кино смотрел про это… И в журнале читал про женщину-капитана.

– Я знаю… – Маша вздохнула. – Но это трудно. Я, может быть, постараюсь… А тогда ведь я не знала, что это трудно, маленькая была.

Алёшка улыбнулся:

– А сейчас?

– Что сейчас? – удивилась Маша.

– Сейчас ты, что ли, совсем большая?

– Ну, всё-таки… Не в детском же садике. А тогда я ничего не понимала. Думала, что для моряка самое главное – матросский воротник. Прямо каждый день ревела, у мамы платье с таким воротником просила. Добилась всё-таки…

Алёшка сказал чуть задумчиво:

– А у меня и сейчас есть матросский костюм. Мама купила, когда мы на юг ездили. Воротник большой такой, будто синий флаг. Как захлопает на ветру, кажется, будто крылья. Даже летать хочется… Он лёгонький, этот костюм, и белый, как парус.

Они целую минуту молча смотрели на тонкие батистовые паруса клипера. Марсели, брамсели, кливера висели плоско и неподвижно.

– Ветер им нужен, – сказал Алёшка.

– Конечно, – шёпотом согласилась Маша. – И вообще я не понимаю. Он же корабль, а не шляпа. Как он здесь оказался?

Софья Александровна и Олимпиада Викторовна говорили о своих делах, перебивая друг друга:

– Ах, Соничка, ты должна понять: тебе необходима новая кваутива…

– Нет-нет, Липа, я не могу, я привыкла…

Алёшка собрал всю свою вежливость, дождался передышки в разговоре и громко сказал:

– Софья Александровна, извините, пожалуйста. Не могли бы вы рассказать, откуда у вас эта модель?

Софья Александровна всплеснула ручками («Ах, какой славный мальчик!») и торопливо заговорила.

– Да-да, это интересная вещь. Правда, у меня она случайно. Много лет назад здесь жил квартирант, старичок, он её и сделал. Потом он умер, а кораблик остался у меня. Очень милая вещица, хотя я в этом, конечно, не разбираюсь. Телестудия хотела купить её для каких-то съёмок, но зачем мне деньги? Я предлагала поменять на два кивера наполеоновских гусар. Они согласились, но кивера оказались ненастоящими, сплошная подделка…

Скоро гости попрощались с хозяйкой. Алёшке дали высокую стопку шляп. Шляпы были рыжие от старости и едко пахли нафталином. Хотелось чихать.

– Ну, Соничка, нам поуа. Не печалься из-за Кузи, будь умницей…

– Ах, Липа…

Алёшка вышел последним.

– Мальчик, – негромко позвала Софья Александровна.

Алёшка медленно развернулся на месте и выглянул из-за шляп.

– Мальчик… По-моему, ты очень славный и добрый. Я тебя хочу попросить. Если ты увидишь серого кота с белой шейкой и розовой царапиной на ухе, постарайся, пожалуйста, его поймать и принеси сюда… Конечно, это, может быть, кажется смешным, но я к нему так привыкла.

Алёшка не считал себя славным и добрым. У него даже в пятках покалывало от досады и неловкости, когда про него говорили такие слова. Но ему стало жаль Софью Александровну. Что поделаешь, если для неё глупый кот Кузя – самый дорогой и любимый. И Алёшка сказал:

– Ну что вы, это нисколечко не смешно. У меня в прошлом году щенок Джульбарс потерялся, дак я целый день ревел. Я постараюсь. Если увижу вашего Кузю, обязательно притащу.

Про щенка он придумал. Кроме того, глупо было бы всерьёз сравнивать щенка с каким-то мяукающим Кузей. Но Алёшке хотелось утешить человека.

В тот день была репетиция. Каждому гвардейцу и придворному досталась шляпа. И Алёшке. Большая, с широкими полями и густыми перьями. Как у мушкетёра. Но из этой шляпы выпал таракан и угодил Алёшке за шиворот. Алёшка чуть не заорал, потому что, по правде говоря, до чёртиков боялся всякой мелкой нечисти.

Этот случай испортил Алёшке настроение. А ещё больше настроение испортилось, когда Олимпиада Викторовна решила репетировать последнюю сцену. В этой сцене Принц находит Золушку. Ну, и начинает за ней, конечно, ухаживать. Чуть ли не целоваться лезет.

Прежде чем начать сцену, Олимпиада Викторовна предложила Принцу снять берет и надеть шляпу с белыми перьями.

– По-моему, это будет очень изящно: чёвный костюм и севая шляпа из мягкого фетва с севебвом.

– Из чего шляпа? – шёпотом спросил Алёшка у Маши.

– Из фетра. Почти все шляпы делаются из фетра.

– Ага…

Началась репетиция. Принц падал перед Машей на колено, примерял ей туфельку и объяснялся в любви. Олимпиада Викторовна была недовольна:

– Нет-нет! Это всё не то. Мало чувства. Надо говоуить туогательно, очень туогательно, а у тебя выходит как-то легкомысленно. Получается, что у Пуинца в голове ветев.

И тут Алёшка довольно громко сказал:

 
В голове
Под шляпою из фетра
Очень много пустоты и ветра.
Свищут там
Норд-осты и зюйд-весты,
Для ума там не осталось места.
 

Наступила неприятная тишина. Олимпиада Викторовна медленно обернулась и сурово глянула на дерзкого нарушителя творческой дисциплины.

– У тебя оч-чень злой язык. Оч-чень. Ты мешаешь уаботать. Выйди, пожалуйста, ты не занят в этой сцене.

Алёшка ушёл за кулисы, сел на фанерный королевский трон, взял забытую кем-то из артистов рапиру и стал чертить на пыльном полу слово «Маша».

Репетиция кончилась. Принц и Золушка появились за кулисами. Оба сердитые.

– Ничего не получается, – сказала Маша.

– Конечно! Из-за таких вот «поэтов», – огрызнулся Принц и мотнул белыми перьями в сторону Алёшки. – Стихоплёт недорезанный. Лезет под руку…

– Ты полегче, – сказал Алёшка.

– А ты не указывай, – гордо возразил Принц. – Раньше за такое стихоплётство человека прикалывали к стенке, как жука, в коллекции.

– Ты меня на дуэль, что ли, хочешь вызвать? – спросил Алёшка и обрадовался в душе.

– Был бы ты не трус, вызвал бы.

– Я трус?! – Алёшка вскочил.

– Мальчики, вы с ума сошли, – как и полагается в таких случаях, сказала Маша.

Принц изящным движением отстегнул и бросил на пол плащ. Вынул шпагу.

Алёшка упёрся рапирой в пол и слегка согнул клинок.

Принц бросился в атаку. Алёшка закрылся от выпада и ответным ударом сбил перо со шляпы Принца. Маша на всякий случай ойкнула. Принц отскочил на два шага. Потом красиво изготовился для нападения и опять ринулся в бой. Алёшка сделал шаг влево, пропустил Принца под клинком, развернулся и вытянул противника по худому бархатному заду. Принц взвыл. Отшвырнул шпагу и свирепо ринулся к Алёшке с кулаками.

В этот момент возникла Олимпиада Викторовна.

– Что здесь пвоисходит? – грозно произнесла она.

– А чего он лезет! – хнычущим голосом заявил бессовестный Принц. – Размахался тут своей шпагой.

Олимпиада Викторовна с шипеньем вобрала в себя воздух и сказала:

– Вон!

Она устремила на дверь отточенный палец.

– Ну и пожалуйста, – сказал Алёшка.

Маша догнала Алёшку во дворе, и они тихонько пошли рядом.

– Я так растерялась, – сказала Маша. – Даже не успела объяснить ей, что ты не виноват.

– Да вот ещё! Больно надо объяснять! – весело откликнулся Алёшка. Он был рад, что Маша идёт рядом и жалеет его. Но он не хотел, чтобы очень жалела.

– Что я, не проживу без этого кружка?

– Мне там тоже не нравится, – сказала Маша. – Да и времени не хватает. У меня ведь ещё музыка, гимнастика, английский язык. Но что делать? Если я уйду, не состоится премьера. Нельзя же срывать мероприятие.

– Конечно, нельзя!

Маша помолчала, вздохнула и спросила тихонько:

– А ты, значит, нисколько не жалеешь, что ушёл из кружка?

И Алёшка, покраснев и задохнувшись от собственной смелости, вдруг выговорил:

– Жалею. Немножко… Потому что теперь буду редко тебя видеть…

После этого он не посмел взглянуть на Машу и стал разглядывать свои сандалии. Он так и не понял, улыбнулась Маша или нахмурилась. Наверно, улыбнулась. Она сказала:

– У меня через три дня день рождения. Придёшь? В три часа.

– Приду, конечно! – обрадованно брякнул Алёшка. И тут же испугался – Только… Кто ещё придёт?

– Ой, да совсем немного народу будет! Две девочки из нашего класса, мой двоюродный братишка-первоклассник, да Андрейка Лапников. Ты его не знаешь, мы вместе в музыкальной школе учимся. Он смешной такой, толстый немножко, но зато на скрипке лучше всех играет. А то у нас магнитофон сломался. Он играть будет, а мы танцевать.

– Я не умею.

– А никто не умеет. Каждый будет как получится.

Алёшка спросил хмуро и нерешительно:

– А этот… Принц? Он, что ли, тоже придёт?

– Да ну его, – сказала Маша.