Текст книги "Пойг'н"

Автор книги: Владислав Милосердов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Владислав Милосердов
Пойг'н

Часть I
Бубны Вэемлена

Когда Великому Ворону надоело одному летать по бесконечному небу, он сотворил землю и море – не спрашивай, из чего. Присев на берег, Ворон изрыгнул Первого Человека. И вдруг почувствовал неимоверную усталость. И тогда Ворон сделал то, чего никогда не делал ни один из богов. Он отдал Первому Человеку свой разум.

Всё остальное – зверей, птиц, рыб, траву и деревья, женщину и оленя – создал для себя Первый Человек.

А Ворон, отдохнув, продолжил свой полёт, иногда насмехаясь над Человеком и его творениями. С тех пор Великого Ворона – Творца Мира – изображают беззаботным, насмешливым и придурковатым.

1

Утро долго кралось в ночи. Как вор. Потом набрасывалось, топало по потолку, хлопало дверьми, шумело какими-то трубами. Начинало душить проблемами…

Виталий не любил утро. Он выключил будильник телефона до того, как тот издал первый звук. Неуверенно полежал, чувствуя, как неумолимо напрягаются мышцы. Ну, ладно, подъём!

Туалет, кухня – заварить зелёного чая, душ. Кот два раза попался под ноги, вызвав приступ гнева…

Что это я сегодня такой злой? Ну-ка, побреюсь в наказание…

М-да, лицо не красивее, чем вчера. Что ж…

Запивая чаем бутерброд с пармезаном, Виталий смотрел в окно. Нападало снега – уже серого, как это бывает в Москве, – ворчливо подумал он. И день не обещал ничего хорошего в смысле погоды.

Что у нас сегодня? Обычная рутина – всё, что входит в понятие «Платная Помощь». Отвезти в школу сына одинокой матери из квартиры напротив. По пути забрать и сдать в поликлинику анализы у немолодого чиновника тремя этажами выше и двух бодрых старушек из соседнего подъезда. Обычно те сами ездят в поликлинику, но сегодня холодно и гололёд. Старушки вчера посмотрели прогноз по Интернету и обстоятельно объяснили всё это Виталию. Далее помочь разобраться со счетами и налоговыми уведомлениями, объясниться с соседями, залившими «клиента», найти недорогого компьютерщика, если самому Виталию некогда объяснять, как поставить в тексте знак ударения…

И начинаются предновогодние недели!

А это значит, что все занятые бизнесом и государственными делами, все одинокие женщины, не разбирающиеся в современной технике, просто те, кому лень сидеть в интернет-магазинах, выбирая подарки, обрушатся на Виталия. Помочь выбрать, купить, доставить, настроить. Хорошо ещё, что не вручать домочадцам в костюме Деда Мороза!

«Вот кто настоящий слуга народа», – подшучивал над Виталием «государственный муж» тремя этажами выше.

Сам же Виталий объяснял витиеватую аббревиатуру «ПП» на своей куртке просто – «Пожиратель Проблем».

* * *

«… – Посмотри, Тала, вот Маленькая Грудь, вон Левая Нога…

– Я знаю, отец, что когда-то злой шаман разорвал на части непослушную дочь и разбросал по окрестностям. Ты тоже хочешь разорвать меня?

Айгок не ожидал такого быстрого поворота беседы к её неприятной сути. Хотя и знал, что разговор будет тяжёлым. Потому и пошёл вслед за дочерью, которая ставила здесь петли на куропаток. Негоже селянам слышать, о чём и, главное, КАК будут говорить шаман с дочерью. Нартовый след, тянущийся по долине ручья через перевал в обход Скалы, в это время был заброшен – путь был проложен по льду Вэемлена.

Со стороны селения еле слышно доносился стук тесла.

– Эта сказка о том, какие чувства испытывает отец, когда единственный ребёнок не повинуется ему. Да, он готов разорвать его. Но поверь, сначала у него самого разрывается сердце.

– Я знаю, почему ты злишься. Я не выйду за Опала. Я только не понимаю, почему ты ТАК разозлился?

– Я сейчас объясню. Вы с Опалом росли вместе. Я знал, что когда-нибудь моя дочь выйдет за сына вождя. И все это знали! А ты вдруг встретила чужака. И теперь ОН твой “жених”!

– Опал понял меня! И простил!

Айгок начал терять терпение.

– “Понял”! “Простил”! Опал должен был поступить как Будущий Вождь! Он должен был прогнать чужака! И прийти ко мне, и потребовать, чтобы я отдал тебя ему!

– Как это – “отдал”? Я не вещь!

– Ты – моя дочь!

– Я не только ТВОЯ дочь! – вскипела Тала. – Кто меня воспитывал? Кто меня учил одеваться, шить, готовить, “собирать то, что растёт из земли”? Танцевать? Все женщины Вэемлена! Кто со мной играл? Кто брал меня на рыбалку? Камак и другие парни…

– Ты – МОЯ дочь! Ты – всё, что у меня есть! Ты дашь мне внука! Он продолжит род шаманов Айгоков!

– А почему я не могу “продолжить твой род” с Эгги?

– Сыном женщины, которая предала Вэемлен и сбежала к захудалому шаману из враждебного села? Чьим будет мой внук? Моим или моих врагов?!

– Почему врагов, отец? Они не враждуют с нами!

– Не враждуют, потому что боятся! А если у них в руках окажется моя дочь и мой внук, перестанут бояться!

– Они хорошие люди. Их все любят. А тебя боятся! Почему ты хочешь, чтобы тебя все боялись?

– Богатство и власть рождаются из страха. А что даёт любовь?

– Любовь сама по себе…

– Хватит! Довольно ты скрытничала и своевольничала! Если ты такая взбалмошная, что от тебя отказался сын вождя! И тебе всё равно, на кого кидаться! Пойдёшь за Хояммэ!

– За этого надменного глупца?!

– Да, ему отец оставил мало ума. Но гораздо больше оленей. Гораздо больше!

Наступило молчание.

– А если я откажусь и уйду к Эгги? Ты разорвёшь меня и разбросаешь по окрестностям?

– Нет, Тала. Ты же моя единственная дочь. Но я надену на голову Эгги свою Шапку…

– Нет!

– Мой зять не сможет отказать мне…

– Нет!

– Все беды и болезни, что собрала моя Шапка за мою шаманскую жизнь, обрушатся на бедную голову Эгги…

– Нет!

– А его отец умрёт, если попытается бороться со мной…

– Нет!

– И его слепая и хромая мать останется одна с сумасшедшим сыном!

– Нет!!!

Айгок подождал, пока Тала не перестала всхлипывать.

– Ты выйдешь замуж за Хояммэ?

– …Да.

– Ну, вот, теперь я слышу голос разумной и послушной дочери. Когда закончится Месяц Ложного Солнца, будет свадьба.

В общем, не так уж и много было слёз и криков, подумал Айгок. И это подозрительно!

Отец и дочь сидели на поваленном дереве спиной друг к другу, как принято у нымыланов, когда они ведут тяжёлый для обоих разговор…»

2

Пойгн, согнувшись, вышел из «яяны». Обычное декабрьское утро – темень и мороз.

Хорошо, что здесь не было ветра. Высокая скала Правой Ноги прикрывала с севера и востока «яяны» – этим древним словом забойщики оленей в шутку называли свои жилые вагончики.

Над долиной ручья небо уже посветлело. Ручей огибал поросший кедровым стлаником холм – Маленькую Грудь – и впадал в быстрый Вэемлен недалеко от его устья. За Маленькой Грудью поднимались дымы села.

На юге, за устьем Вэемлена, в море выдавалась скалистыми обрывами огромная Левая Нога, отсюда похожая на медведя, вцепившегося зубами в ледовую гладь.

На длинной косе между Правой Ногой и устьем стоял ряд серебристых рефрижераторных контейнеров, сейчас забитых четвертями оленьих туш. Рядом с ними крутил лопастями «ветряк». При таком морозе рефрижераторы не нуждались в электроэнергии, и та по кабелю подавалась к вагончикам забойщиков оленей – на обогрев и освещение.

К Пойгну подбежала белая олениха, приведшая сюда, на убойный пункт, тысячное стадо. Конечно, теперь её тревожили одиночество, запах крови и тявканье лис где-то в темноте. Бедная… Олениха стала жадно лизать снег, пропитанный мочой Пойгна. Хорошо, расслабленно подумал Пойгн, можно не опасаться, что тебя, стоящего в характерной позе, затопчут охочие до соли олени…

Пойгн сделал глубокий выдох, вытесняя из груди остатки копоти «яяны» и вчерашнего табачного дыма, которым надышался среди гостей. И с наслаждением омыл лёгкие чистым морозным воздухом.

Вчера сидели до глубокой ночи, что Пойгну не очень-то и нравилось. Но не отправишь же насильно спать гостей, приехавших за полторы тысячи вёрст. И к тому же партнёров, хоть и с глупым «милгитским» обычаем – при всяком удобном случае обильно наедаться, запивая еду водкой.

Однако тысяча оленей в убойном весе со всех трёх оленеводческих звеньев Вэемлена того стоила. Отдельно языки – их сегодня же погрузят в вертолёт и увезут для гурманов. Плюс пенисы и рога – из них всеядные китайцы сделают лекарства от старости и для мужской силы…

Как и все чавчувены и нымыланы, Пойгн обычно не употреблял спиртного. И считал нелепым наедаться до отвала – ведь всё равно не пойдёт впрок.

К тому же любая еда обычно означает чью-то смерть.

Поэтому вэемленцы – как оленеводы чавчувены, так и рыболовы нымыланы, – продавали на еду только предварительно умерщвлённых ими самими оленей и рыбу. Тем самым оберегая других от греха убийства живого существа. И неважно, что «милгитам» это невдомёк…

– Вот ты, Пантелей, классный мужик, а живёшь тут – чуть ли не в землянке, – кричал вчера один из «них». – Давай к нам, ты всё про оленей и рыбу знаешь!

– Настоящее дело – здесь, – возмущался Пойгн. – Мы – хранители! Случится что-нибудь у вас – вымрете или перебьёте друг друга. А мы останемся. Надо же кому-то начинать всё сначала…

Теперь, утром, Пойгну было стыдно за вчерашнюю горячность.

Были ведь и другие «милгиты». Учёные, врачи, писатели. Книгу одного из них Пойгн как раз и читал. Было ясно, что написавший её побывал в Вэемлене и хорошо его изучил. Давно – Пойгн тогда был ещё маленьким ребенком и не запомнил этого чужака. Да и чужак ли он?

Пойгн поспешил в «яяну». Скоро уезжать, и хочется ещё почитать книгу – та входила в инвентарную опись вагончика и не подлежала выносу.

* * *

«… – Мама, Тала не может быть моей женой!

Эгги соскользнул на пол с крыши яяны по бревну-лестнице.

– Так… Что она сказала?

– Сказала, что… ей нужно продолжить род Айгоков.

– Так… А ты ей не пара. Точнее, мы не пара Айгоку.

– Да. Отец отдаёт её за Хояммэ.

– О-о! Точнее, за его оленей… А что она ещё сказала?

– Сказала, что не хочет выходить за Хояммэ. Но не может идти против отца…

– Продолжай.

– И мы не сможем защитить её… И себя.

– Так… Значит, Айгок запугивал её. Как это на него похоже!

– Но, может быть, если мы с Талой убежим, он простит нас?

– Нет, Эгги. Не простит… Ни вас, ни нас с твоим отцом. И убегать нельзя. Вы нигде не найдёте пристанища. Айгок – как старая росомаха – упрям и жесток…

Тына помолчала.

– Неужели это духи хотят соединить мой род с его родом?! – тихо произнесла она.

– О чём ты, мама? Не очень-то они хотят!

Тына посмотрела в сторону сына.

– Ты этого хочешь, Эгги?

– Ещё как хочу! Но…

– Тала этого хочет?

– Да, наверное. Но как ты…

– Как я, слепая и почти одноногая, смогу это устроить? Для своего единственного сына? Я многого не смогла дать тебе, Эгги! А ведь ты всегда был разумным и послушным! И никогда не стыдился меня, такой увечной! А теперь ты не веришь в мою любовь?

– Мама! Конечно, верю! Но нам придётся схватиться с Айгоком! Что он сделает с вами?

– Да-а! Какие пошли мудрые дети! Придумывают причины, чтобы не получить того, чего им хочется больше всего!

– Но ведь отец… не такой сильный шаман!

– Отец – сильный шаман, Эгги!

Тына помолчала, набираясь решимости. И продолжила, понизив голос:

– Но у него нет бубна, чтобы противостоять Айгоку.

– А как же его бубен?

– Бубны для битвы – особенные. Они не боятся ни сырости, ни мороза – всё такие же звонкие! Но, главное, они призывают и добрых духов на помощь. И злых – на головы врагов…

– Ты знаешь, где достают такие бубны, мама?

Тына задумалась. Что ж, будущего не избежать…

– Я знаю это лучше всех, сын. Все бубны, пригодные для битвы, сделаны женщинами моего рода. Бубен Айгока сделала для его отца моя мать. Я – её единственная ученица.

– Но ты же не можешь… не видя…

– Ох, ты и недоверчивый! Я же выделываю шкуры для вас с отцом. Долго, да, но вы не жалуетесь! И вот, погляди.

Тына засунула руку под нагрудник кухлянки.

– Это – мое приданое. Это кусок выделанной кожи белого морского зверя. Он остался, когда моя мать делала бубен отцу Айгока. “Держи этот кусок между ладонями, – учила она меня. – Держи его, гладь, стучи по нему пальцем каждый день, – говорила она. – Ты должна запомнить, до какой толщины следует соскрести кожу. Если доведётся делать бубен, доверяй пальцам, а не глазам…” Если б она знала…

Из слепых глаз Тыны полились слёзы. Эгги подождал, пока мать не вытрет их.

– Но… почему ты до сих пор не сделала бубен, мама?

– Когда я уходила в другое село, к чужому шаману, Айгок назвал меня предательницей. Он мог ведь убить меня, верно? “Я всё равно что убил тебя, – говорил он. – Ты должна поклясться, что никогда не сделаешь бубен ни для кого, кроме меня и моих потомков”, – сказал он. Он заставил меня поклясться на Священной Скале Клятвой, Которую Нельзя Преступить, что делать боевые бубны Вэемлена я смогу только для потомков рода Айгоков. Что никому я не должна передать своё умение без их разрешения. Иначе Духи Предков отвернутся от меня, а бубен всё равно не позовёт их на помощь…

– Но такую клятву нельзя нарушить! – испугался Эгги.

– А я и не собираюсь.

– Не понимаю…

– Тала – из рода Айгоков.

– Тала может заказать тебе бубен? – догадался Эгги.

– Если захочет.

– А потом?

– Она может поступить с ним по своему усмотрению. Например, отдать его твоему отцу.

– И отец сможет?..

– До этого ещё далеко. Ты должен уговорить Талу и передать мне её заказ. Втайне. Когда намечена её свадьба?

– В первый день Месяца Настоящего Солнца.

– Так… Ах вы, духи… – пробормотала Тына.

Эгги молча ждал.

– Ну что ж… Я должна успеть сделать бубен до этого дня и передать его Тале из рук в руки. Я не могу прийти в Вэемлен, значит, Тала должна прийти за бубном в Хычъэт. А ведь как только она скроется от взора Айгока, он начнёт её искать и, не найдя, погонится за ней…

– Мы с парнями заберём её и привезём сюда!

– Нет, Эгги! Наши парни не должны соваться в Вэемлен! Получится, что они воруют невест. Это война!

Тына почувствовала, как понурился сын. Он ведь не вождь. Не ему принимать решение о начале войны. Вот если бы вэемленцы напали на Хычъэт… К тому же тогда не сохранить всё в тайне от Айгока.

– А кто тогда… нам поможет?

Ага, мальчик наконец успокоился.

– Опал!

– Что-о?!

– Опал – хороший человек. Он простил Талу – ты сам рассказывал. Он может придумывать и руководить. Обратись к нему при свидетеле – его надёжном друге. Пусть Тала даст тебе совет. Опал должен действовать сообща с вэемленцами. Он – их Будущий Вождь.

Тына, улыбаясь про себя, чувствовала, как задумался сын. Бедный ребёнок! Ему, наверное, никогда не приходилось так много думать и узнавать, как в этот день. Но, только действуя осмотрительно, можно достичь успеха. Особенно в похищении невест.

– И ещё, Эгги. Осторожно с Камаком. Не смотри на его простоту. Он слишком сильный. И добрый…»

3

Прошмыгнула неделя. Затем другая, третья… И вот уже первый месяц года стал подходить к концу. А значит, пора было собираться к Эдику…

– А-а, привет, заходи! Где пропадаешь? – обрадованно заворковал Эдик.

И продолжал, пожав руку Виталия:

– Вот раньше кто на работе, кто на даче, кто в Сочи, а теперь – этот в онлайне, тот в роуминге, а третий вообще в пробке! Водки выпить не с кем!

Виталий постарался состроить улыбку побеззаботнее – улыбку многое слышавшего жителя столицы, тем не менее всегда готового поддержать чужую шутку. Он молча пожал руку Эдика и сел на краешек дивана рядом с журнальным столиком, на котором лежал «Вестник психологии».

– Да ты расслабься, – не унимался Эдик. – Здесь все свои. Кофе хочешь?

– С тобой расслабишься, – не выдержал Виталий. – Посадишь в психушку.

– И посажу! – с готовностью ответил Эдик.

Он с трудом поднялся с изящного вращающегося кресла (как оно его выдерживает, подумал Виталий, интересно, что за фирма?) и пошёл наливать кофе. Кофе Эдик пил молотый, из кофемашины. Звеня чашками и ложками, Эдик непрерывно тараторил.

Виталий терпеливо слушал его затейливый столичный «стёб», старательно поддакивая и подхахатывая. Он нисколько не сомневался в том, что зоркий, несмотря на очки, Эдик каждым своим мимолётным взглядом «проверяет» реакцию Виталия на свои вроде бы ничего не значащие слова. И от этого чувствовал себя лягушкой. Препарируемой.

Эдик поставил кофе на столик перед Виталием, сам осторожно уселся со своей кружкой в кресло.

– Ну как ты, совсем погряз в чужих проблемах? Ты – как всеобщая мама. Скоро из-за тебя никто ничего не будет уметь. Не то что до женитьбы, а вообще – всю жизнь!

– Да ну их! – Виталий с готовностью поддержал «профессиональный» разговор. – С такими мелочами налезают! Приходится отказывать, а они обижаются…

– Вот-вот, – подхватил Эдик. – Ко мне тоже – «мне грустно после секса»! Помогите, доктор!

– «Звери после секса грустят», – задумчиво процитировал Виталий.

Они помолчали, прихлёбывая кофе. Арабика, подумал Виталий. Он считал, что в целом неплохо продержался эти минуты с Эдиком. Ничем не показал, что его весь этот «сеанс» нисколько не интересует.

– Что будешь готовить сегодня? – спокойно спросил Эдик.

Виталий, застигнутый врасплох, нахмурился. И тут же заметил охотничий блеск в очках Эдика. Так, кажется, Эдик перешёл к делу. Вот гад! Заболтал, заставил расслабиться! Виталий сделал большой глоток и, конечно, обжёгся. Он медленно поставил чашку на столик и неприязненно посмотрел на Эдика. Можно было не таиться.

– Да ты не торопись, – начал было Эдик. Но продолжил уже «нормальным» тоном, то есть искренне, без «игры»: – Сам виноват. Спасибо, что хоть чашку не разбил.

– А почему бы тебе всегда так не разговаривать? – раздражённо спросил Виталий. – «Нормально»?

– А я тут тебе не друг. Я тебе даже не психолог. А психиатр! А ты мне очки втираешь. Смотрите, какой я «нормальный»!

Они посмотрели друг на друга, сердито сопя. Эдик откинулся на спинку кресла, опять обретя солидность.

– Так что у тебя сегодня на ужин? Ты бы пригласил, что ли… А то сам знаешь: один в роуминге, другой в онлайне… А готовить пирог для себя одного – это кулинарный онанизм.

– Знаешь что, – решительно встал с дивана Виталий, – читай свои… «Анналы проктологии». Пока.

И направился к двери.

– Знаешь, в чём твоя проблема? – закричал вдогонку Эдик. – У тебя нет никаких проблем! Живёшь как… пень – ни забот, ни хлопот. Только и остаётся – в самом себе копаться…

Виталий подержался за ручку двери, дослушивая Эдика. Потом открыл дверь и вышел. Услышав напоследок отчётливое:

– Двадцать третье мая!

* * *

«… – Камак, замолчи! Опять одно и то же!

– Почему я должен молчать? – обиженно возразил огромный Камак. – Вот и Хэччай молчит. С кем ты тогда, Опал, будешь разговаривать?

Опал не нашёлся, что ответить. Некоторое время раздавался только мерный стук тесла Хэччая, которым тот уже несколько дней превращал ствол тополя в бат. Тесло принадлежало всему селению, и Хэччай решил делать бат задолго до ледохода. Работа только началась, и теслом можно было бить со всего размаха. Хэччай старался придерживаться устойчивого ритма, вырабатывая точность удара. К концу работы, когда борта и днище бата истончатся, Хэччаю понадобится весь его приобретённый навык.

– А что, Опал, – не выдержал Камак, продолжая недавний, но уже надоевший Опалу разговор, – может быть, и мне тоже попросить Талу стать моей женой? Разве Эгги и Хояммэ сильнее тебя? Или это ты такой недотёпа? Или Тала такая ветреная?

Опал стремительно преодолел три шага, разделяющие его с Камаком, и что есть силы ударил того в грудь. Камак едва заметно пошатнулся. Опал, отброшенный собственным ударом, от неожиданности упал.

– Ты не ушибся, Опал? – озабоченно наклонился к нему Камак.

Он помог ошеломлённому Опалу подняться и отряхнул его кухлянку от тополиных щепок. Хэччай продолжал мерно бить теслом.

Тала вышла из-за рощи ивняка и подошла к собеседникам.

– Мэй, парни, – поприветствовала она их. – Почему такие грустные? Камак, за что Опал тебя бьёт?

– Он меня бьёт? – растерянно прогудел Камак. – Не знаю, за что.

– Пойдём от них, Камак. Проводишь меня на Скалу?

– Да, – обрадовался Камак. – Пойдём.

– Опал, я не люблю, когда мои женихи ссорятся.

Тала подошла к Опалу и пристально посмотрела тому в глаза.

– Пожалуйста, с уважением относись ко ВСЕМ моим женихам, – тихо добавила она…

Тала с Камаком молча удалялись по узкой снежной тропе. Впереди быстро шла Тала, за ней широко и грузно шагал Камак. Опал задумчиво смотрел им вслед.

Когда они поднялись на край увала и скрылись, из-за той же рощи ивняка показался Эгги и пошёл к Опалу и Хэччаю. Опал сначала с недоумением, а затем с выражением неприязни на лице следил за его приближением. Хэччай, сверкнув глазами из-подо лба, продолжал работать.

– Амто, парни.

– Ты… Ты всё разрушил… и пришёл сюда!

Опал подошёл вплотную к Эгги.

– Я пришёл, чтобы ты помог мне жениться на Тале…

От сильного удара Эгги отлетел далеко в снег.

– Я пришёл к тебе как к Будущему Вождю.

Эгги полежал в сугробе, подождав, пока руки Опала не опустятся. Затем, кряхтя, поднялся, обошёл Опала и встал с таким расчётом, чтобы и Хэччай мог слышать негромкий разговор.

– У вас все будущие вожди такие горячие? И как Камак вынес такой удар?

Тесло Хэччая сделало паузу. Опал и Хэччай переглянулись. Эгги был с Талой, он всё видел, а может быть, и слышал. Теперь последние слова Талы обретали смысл…

– Я пришёл к тебе как к Будущему Вождю, – повторил Эгги.

– Почему я должен помогать тебе, чужаку?

– Ну, я ведь не совсем чужак. Я тоже нымылан. К тому же моя мать – вэемленка. Когда ты расскажешь своему отцу о нашем разговоре, спроси его, как моя мать покинула Вэемлен.

– Почему я должен помогать тебе?

– Мне и Тале, – поправил Эгги.

Он поднял подбородок и вдохнул полную грудь воздуха.

– Ты мог бы помочь нам, потому что ты рос вместе с Талой и до сих пор любишь её… А мог бы помочь себе, потому что ваш шаман готовится подмять под себя весь Вэемлен. Но я хочу, чтобы ты помог нам как Будущий Вождь, который должен защищать всех от несправедливости. За которым ради этого пойдут не только его друзья, но и просто соплеменники. Тала могла бы сама попросить тебя. Как Опала, не как Будущего Вождя. Но, помогая нам, тебе придётся помочь и себе, и всему Вэемлену. И не только Вэемлену.

Эгги запыхался.

Опал был ошарашен, но постарался проявить хладнокровие, наверное, первый раз за день. Получилась уважительная пауза.

– Очень убедительно, – медленно сказал он. – Это не только твои слова. Мне кажется, я узнаю словечки Талы. Она нахваталась их у своего отца. Но ты говорил искренне. Пока Хэччай слушал тебя, его тесло ни разу не запнулось.

Опал задумался. Впервые в жизни он стал свидетелем и участником начала необычно изощрённой для прямодушных нымыланов игры. Талы здесь не было. Но она присутствовала. Присутствовал и ещё кто-то, неизвестный Опалу. Это они обратились к нему, а не к Старому Вождю Аппыну, его отцу. Понятно почему. Предстоит идти против шамана Айгока. Нельзя раскалывать Вэемлен явным противостоянием вождя и шамана.

Тала пошла против своего отца, и ей угрожает опасность, внезапно осознал Опал. Кто бы ни был и сколько бы их ни было, эти “присутствующие” знали, какое решение примет Опал. По всем причинам, которые подробно перечислил Эгги. “Они” также полагали, что Опалу не справиться без Хэччая, его лучшего друга. И считали, что Хэччай поддержит решение Будущего Вождя.

– Чем МЫ с Хэччаем можем помочь тебе? Рассказывай.

Точные удары тесла Хэччая, ни разу не запнувшись, продолжали разноситься по всему Вэемлену…»