Текст книги "Рокоссовский"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

1943 год

Он проснулся, когда самолет шел на посадку. Приземлились на Центральном аэродроме. Воронов, поднявшись во весь свой богатырский рост, направился к выходу. Уже стоя на ступеньках трапа, он обернулся к Рокоссовскому:

– Смотрите! Туда ли мы попали!

– А что такое? – Рокоссовский выглянул из самолета.

Вид встречавших был необычным для того, кто прослужил более четверти века в Красной Армии, – на плечах у командиров блестели золотые погоны! И Воронов и Рокоссовский знали, что уже несколько месяцев советское командование рассматривает вопрос, об изменении формы и введении погон в войсках Красной Армии. Они читали в газетах от 17 января приказ об этом[13]13
  Погоны служат для определения воинского звания и принадлежности военнослужащих к тому или иному роду войск и виду вооруженных сил. Они наиболее четко показывают служебное подчинение младших старшим. В русской армии погоны появились в 1732 году. После Октябрьской революции Советское правительство, желая подчеркнуть совершенно новую сущность Красной Армии, отказалось как от военной формы старой русской армии, так и от существовавших в ней званий и знаков различия. На протяжении 1919-1942 годов введенные в Красной Армии знаки различия неоднократно изменялись. В 1940 году для генералов были установлены новые знаки различия. На кителях и шинелях генералы носили ромбовидные петлицы, на которых крепились металлические звездочки: у генерал-майора – две, у генерал-лейтенанта – три, у генерал-полковника – четыре и у генерала армии – пять. В конце 1942 года Советское правительство приняло ряд мер по укреплению авторитета начальствующего состава. 9 октября 1942 года был издан Указ об отмене института военных комиссаров и введении единоначалия в Вооруженных Силах СССР. Верховный Главнокомандующий неоднократно советовался с командующими фронтами и другими военачальниками Красной Армии по вопросу о введении погон. Мнение подавляющего большинства военачальников было в пользу введения новых знаков различия, которые сразу же выделяли командиров, делали их заметными в общей массе.


[Закрыть], но одно дело читать и совсем другое – увидеть воочию. Рокоссовский носил уже погоны четверть века назад. Теперь предстояло надеть их снова. Внешний вид погон остался во многом таким же, как и двадцать пять лет назад; то же золотое шитье, просветы, звездочки... Боевые традиции надо сохранять, видимо, даже во внешних проявлениях. Погоны были похожи, но армия стала другой! Навсегда исчезла пропасть, отделявшая «нижнего чина» от «его благородия». Исчезла, ибо в Советской стране народ уже не делился на сословия и на враждебные классы. И Красная Армия, надевшая традиционные русские погоны, осталась армией победившей революции, армией, защищающей трудящихся всего мира.

Встречавшие окружили Воронова и Рокоссовского плотным кольцом. Радостные и возбужденные, они приветствовали победителей, и кто-то даже спросил:

– Паулюс прибыл с вами или в другом самолете?

Пришлось разочаровать жаждавших увидеть пленного фельдмаршала. В тот же день Рокоссовский и Воронов были приняты Сталиным в его рабочем кабинете.

Когда Рокоссовский и Воронов вошли, Сталин против обыкновения не остался за письменным столом, а, не ожидая, пока генералы по-уставному доложат о прибытии, пошел к ним навстречу, протягивая руку:

– Поздравляю вас, поздравляю с успехом! – Видно было, что он очень доволен. Разговор, в котором Верховный Главнокомандующий делился своими соображениями о будущем ходе событий, продолжался долго. Как и почти всегда во время бесед, Сталин ходил по комнате, время от времени останавливался, приближался к собеседникам и смотрел им прямо, очень пристально в глаза. В завершение беседы Сталин сказал Рокоссовскому: – Мы дадим вам новую задачу, многое зависит от того, насколько успешно вы ее решите. В Генеральном штабе вам все объяснят подробно. Желаю успеха!

В этот же день Михаил Иванович Калинин вручил Воронову и Рокоссовскому ордена Суворова I степени[14]14
  Военные ордена, названные именами великих русских полководцев – Суворова, Кутузова и Александра Невского, – были учреждены Президиумом Верховного Совета СССР 29 июля 1942 года для награждения командного состава Красной Армии за выдающиеся успехи в управлении войсками. Они наглядно демонстрировали взаимосвязь и преемственность лучших традиций русской армии и Советских Вооруженных Сил. Орден Суворова имеет три степени.


[Закрыть].

Посещение Верховного Главнокомандующего и беседа с ним и в этот раз оставили по себе долгую память. «Не могу умолчать о том, – писал Рокоссовский позднее, – что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним».

Калинин принял Воронова и Рокоссовского тепло и сердечно. Вручив ордена и сфотографировавшись с награжденными, он также долго беседовал с ними о событиях битвы на Волге.

Задача, которую поставили перед Рокоссовским в Генеральном штабе, была действительно очень важной. Штаб и управление Донского фронта переименовывались в Центральный фронт и срочно перебрасывались в район Ельца. Новый фронт, развернувшись между Брянским и Воронежским фронтами, должен был нанести удар во фланг и тыл орловской группировки противника. В состав нового фронта должны были войти 21, 65 и 70-я общевойсковые, 2-я танковая и 16-я воздушная армии.

Для организации удара, однако, у Рокоссовского было слишком мало времени. Согласно директиве Ставки Центральный фронт должен был начать действия 15 февраля, и к этому времени предполагалось перебросить войска, все еще находившиеся под Сталинградом. Заранее можно было ожидать, что эта переброска будет невероятно сложной и потребует от командующего фронтом немалых усилий.

В Москве он пробыл очень недолго. К этому времена семья его уже находилась в столице. Юлия Петровна активно участвовала в деятельности Антифашистского комитета советских женщин, а Ада готовилась стать разведчиком-связным.

Свидание с близкими было коротким. Рокоссовский вылетает под Сталинград, чтобы убедиться на месте, как идет погрузка войск, техники и тылов, а затем возвращается в Елец, куда и должны были сосредоточиться войска фронта.

С самого начала выяснилось, что перевозка войск будет представлять исключительные трудности. Графики движения не выдерживались: «Наш доклад обо всех этих ненормальностях, – писал Рокоссовский, – только ухудшил положение. Принять меры для ускорения переброски войск было поручено НКВД. Сотрудники этого наркомата, рьяно приступившие к выполнению задания, перестарались и произвели на местах такой нажим на железнодорожную администрацию, что та вообще растерялась. И если до этого существовал какой-то график, то теперь от него и следа не осталось. В район сосредоточения стали прибывать перемешанные соединения. Материальная часть артиллерии выгружалась по назначению, а лошади и машины оставались еще на месте. Были и такие случаи, когда техника выгружалась на одной станции, а войска – на другой. Эшелоны по нескольку дней застревали на станциях и разъездах. Из-за несвоевременной подачи вагонов 169 тыловых учреждений и частей так и оставались под Сталинградом. Снова пришлось обратиться в Ставку. Попросил предоставить железнодорожной администрации возможность самостоятельно руководить работой транспорта. Наша просьба была удовлетворена, последовало соответствующее указание. Но нам еще долго вместе с железнодорожниками пришлось разбираться, где и какие части выгружены».

Единственная железная дорога Касторное – Курск, с короткой рокадой Ливны – Мармыжи, работала лишь до станции Щигры и не справлялась с перевозкой большого количества войск, техники, военного имущества. Район сосредоточения оказался неподготовленным для приема такого большого количества войск. Кроме того, в спешке дорожные части и дорожная техника были оставлены на Волге, и это еще более затрудняло продвижение войск к фронту.

Части, выгруженные из вагонов в Ельце и Ливнах, должны были сделать пеший переход в 150—200 километров по единственной автогужевой дороге Елец – Ливны – Золотухине. Весь февраль бушевали метели. Заносы были настолько велики, что на некоторых участках приходилось вместо грунтового пути использовать железнодорожную насыпь. Утопая в огромных сугробах, пехотинцы и артиллеристы упорно шли вперед, солдаты несли на себе станковые пулеметы, противотанковые ружья, иногда и минометы. После таких маршей солдаты нечеловечески уставали, на остановках же в пути они не имели возможности отдохнуть как следует. В районах, только что освобожденных от гитлеровских оккупантов, очень трудно было и с жилищем и с питанием, а службы тыла фронта не успевали снабжать войска своевременно всем необходимым.

Советские граждане – жители курской земли – делали все, что могли, для солдат-освободителей. Они делили с ними и немногие уцелевшие жилища, они снабжали их последними запасами хлеба. С их же помощью в значительной мере была решена и транспортная проблема – тысячи подвод и саней, запряженных крестьянскими лошаденками, от села к селу перевозили военные грузы.

И все-таки войска Центрального фронта не успевали развернуться к сроку. После обстоятельного доклада Рокоссовского Ставка сочла возможным перенести начало наступления на 25 февраля. Это несколько облегчало задачи фронта, но не более. И к 25 февраля Рокоссовский не располагал всеми войсками, входившими в состав фронта: к этому сроку начать наступление могли лишь 2-я танковая армия А. Г. Родина, растерявшая в снегу по пути к фронту большинство танков, часть войск 65-й армии Батова, 2-й кавкорпус В. В. Крюкова и две лыжно-стрелковые бригады.

Тем не менее наступать войска Рокоссовского начали. Обстановка на южном крыле советско-германского фронта к этому моменту была сложной. Продолжая успешно начатое в январе наступление, войска южного соседа Рокоссовского – Воронежского фронта 8 февраля освободили Курск, 9 февраля – Белгород, а 16 февраля после нескольких дней ожесточенных боев – Харьков. В то же время гитлеровское командование готовило контрудары. 19 февраля оно начало встречное наступление против войск Юго-Западного фронта. В такой обстановке появление на сцене новых соединений Центрального фронта и их успешное наступление на Брянск могло иметь важные последствия.

65-я армия, поддержанная справа частью сил 70-й армии, начала наступление на Михайловку, Литиж, левее наступала на Севск 2-я танковая армия, и на крайнем левом фланге в направлении на хутор Михайловский, Новгород-Северский двигались кавалеристы Крюкова.

Начало было успешным. Войска 65-й и 2-й танковой армий сломили сопротивление 2-й танковой армии гитлеровцев и к 6 марта продвинулись на 30—60 километров. Кавалеристы корпуса Крюкова, не встретившие особого сопротивления, вырвались еще дальше, приближаясь к Десне у Новгород-Северского.

Угроза глубокого охвата орловской группировки испугала противника. Вскоре перед войсками Рокоссовского стали появляться пехотные и танковые дивизии, подошедшие из-под Ржева и Вязьмы. Сопротивление врага все время усиливалось. Положение конно-механизированной группы Крюкова сделалось угрожающим. Рокоссовский еще до этого требовал от Крюкова: приостановить продвижение на запад, закрепиться на рубеже реки Сев и держаться до подхода частей 65-й армии. Но было уже поздно. 12 марта немцы нанесли удар по флангам войск Крюкова и Родина, они оказались в мешке и были вынуждены с боями отходить к Севску.

Рокоссовский вызвал Батова и, объяснив обстановку, отдал ему приказ:

– Закрепить захваченную кавалерией и танкистами территорию не удается. Резервы отсутствуют. Войска отступают. Я решил: левое крыло фронта должно закрепиться по реке Сев. Вам предстоит немедленно занять этот рубеж. Войска кавкорпуса и 115-й бригады после выхода передам в ваше подчинение. Приказываю действовать быстро, в противном случае противник форсирует реку.

Благодаря развернутым по реке Сев дивизиям 65-й армии продвижение противника удалось остановить. Для оценки действий корпуса Крюкова и бригады И. И. Санковского Военным советом фронта была создана авторитетная комиссия, пришедшая к выводу, что отход войск был неизбежен, так как они, не имея резервов, занимали оборону на широком фронте при очень низкой плотности боевых порядков. Рассмотрев результаты расследования, Рокоссовский вынес резолюцию: «С выводами согласен. Предавать суду нет оснований».

После доклада Рокоссовского о невозможности продолжать наступление на Брянск – Смоленск Ставка 7 марта изменила задачу Центрального фронта. Теперь войскам 65, 70 и 21-й армий следовало наступать в северном и северо-восточном направлениях, помогая Брянскому фронту в разгроме орловской группировки врага. Рокоссовский предполагал, что и эта операция не сулит успеха. Так и вышло. Вступавшие в бой с ходу, неорганизованно, по частям, соединения 70-й армии не могли продвинуться вперед. Это было тем более обидно, что 70-я армия была сформирована из великолепных солдат-пограничников, хорошо подготовленных для ведения боя в любых условиях.

Желая разобраться в причинах неудачи, Рокоссовский отправился в армию. Добраться в штаб армии Рокоссовскому и члену Военного совета фронта Телегину стоило большого труда: сначала они ехали по дороге на машине, затем по просеке на санях, а последние 15 километров шли по снежным сугробам на лыжах. Можно представить, каково было воевать здесь, если такую прогулку пришлось совершить командующему фронтом!

Знакомство с 70-й армией показало Рокоссовскому, что многие ее неудачи объясняются неопытностью старших командиров, впервые руководивших войсками в столь сложной обстановке. Штаб армии требовалось укрепить и в первую очередь заменить командарма. В таком духе Рокоссовский и составил доклад в Ставку. Но что очень показательно для него, так это то, что он не снимал вины в неудачах 70-й армии и с себя. Не слишком часто в мемуарах военачальников мы встречаем фразы, подобные следующей: «Возлагая ответственность за неудачные действия армии на ее командование и штаб, не могу снять вины с себя и со своего штаба: поспешно вводя армию в бой, мы поставили ей задачу, не проверив подготовку войск, не ознакомившись с их командным составом. Это послужило для меня уроком на будущее».

Как говорится, век живи – весь учись! Кто бы ни был виновен в неудаче, приказа об отмене наступления Рокоссовский не получал, и оставалось надеяться, что положение изменится со вступлением в бой 21-й армии, соединения которой наконец стали прибывать на Центральный фронт из-под Сталинграда. Но и здесь Рокоссовского ждала неприятность: он только начал размышлять, как лучше употребить войска 21-й армии, чтобы потеснить противника, и в этот момент последовало приказание Ставки немедленно направить в сторону Курска 21-ю армию, чтобы «не позднее 13 марта армия выдвинулась южнее Курска, перехватила магистральное шоссе и начала ускоренное движение в сторону Обояни».

Это приказание объяснялось просто. 4 марта 1943 года ударная группировка гитлеровских войск перешла в контрнаступление против левого крыла Воронежского фронта, и вскоре положение стало там угрожающим. 15 марта наши войска оставили Харьков, а 18 марта – Белгород. Советское командование вынуждено было бросить на это направление все имевшиеся резервы, и 21-я армия предназначалась для этого. С ее уходом попытки Центрального фронта продолжать наступление были бесперспективны. Рокоссовский ясно видел это и постарался доказать во время очередного доклада Сталину.

– Наше положение не улучшается, – говорил он. – Выделенные фронту войска и их тылы все еще прибывают, многие в пути. В связи с тяжелым транспортным положением нам никак не удается наладить снабжение войск материальными средствами. В то же время враг существенно усилил свою группировку против войск фронта, а после того как ушла 21-я армия, соотношение сил и вовсе не в нашу пользу.

Доклад Рокоссовского возымел действие. Ставка приняла решение прекратить наступление на Орел, и с 21 марта войска Центрального фронта перешли к обороне на рубеже Городище, Малоархангельск, Тросна, Литиж, Коренево, образовав вместе с войсками Брянского фронта северный фас Курского выступа. В конце марта стабилизировалось положение и на Воронежском фронте, и в районе Курска образовалось своеобразное начертание линии фронта в форме огромной дуги, обращенной в сторону противника. Эта знаменитая Курская дуга стала летом 1943 года ареной грандиозного сражения. Пока же на советско-германском фронте наступило затишье, которому суждено было длиться три месяца.

Пауза была использована обеими воюющими державами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летней кампании 1943 года. Перспективы, открывавшиеся перед гитлеровским командованием, были весьма мрачными. Все более становилось очевидным даже гитлеровским генералам, что война будет проиграна, если... если каким-то чудом не удастся вдруг переломить ее ход! Не понимая того, что война уже давно проиграна, Гитлер и его генералы решили еще раз испытать судьбу и постараться вырвать стратегическую инициативу у советских войск.

После длительного обсуждения и колебаний 15 апреля 1943 года Гитлер отдал оперативную директиву № 6:

«Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление „Цитадель“ – первое наступление в этом году.

Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года...

Я приказываю:

1. Целью наступления является сосредоточенным ударом, проведенным решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой – из района южнее Орла, путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска противника и уничтожить их...»

Таким образом, войскам Центрального фронта предстояло вместе со своим южным соседом – Воронежским фронтом – отразить главные удары гитлеровцев в 1943 году.

Перед советским командованием также встала необходимость определения места, на котором противник соберется нанести удар, и не менее сложная задача – выбор способа борьбы на лето 1943 года. Нужно сказать, что уже в начале апреля, задолго до того, как гитлеровцы изготовились к переходу в наступление, советские военачальники правильно определили место, на котором предстояло развернуться решающим схваткам 1943 года. 8 апреля Жуков направил Верховному Главнокомандующему доклад, в котором имелась и следующая фраза: «...Исходя из наличия в данный момент группировок против нашего Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов, с тем чтобы, разгромив наши войска на этом направлении, получить свободу маневра для обхода Москвы по кратчайшему направлению». Далее в докладе Жукова подробно рассматривались мероприятия, необходимые для того, чтобы предотвратить нежелательные для нас последствия ударов гитлеровских войск.

Ознакомившись с докладом, Сталин дал распоряжение запросить мнение фронтов, тут же позвонил Рокоссовскому и Ватутину и попросил их к 12 апреля представить свои соображения о действии фронтов. Уже на следующий день в Генеральный штаб поступил ответ из штаба Центрального фронта. Позволим себе процитировать этот документ, показывающий, насколько конкретно и правильно командование Центрального фронта оценивало сложившуюся обстановку.

«Из Центрального фронта 10.4.43.

Начальнику оперативного управления ГШ КА

Генерал-полковнику тов. Антонову

...4. Цель и наиболее вероятные направления для наступления противника в весенне-летний период 1943 г.:

а) Учитывая наличие сил и средств, а главное, результаты наступательных операций 1941—1942 гг., в весенне-летний период 1943 г. следует ожидать наступления противника лишь на курско-воронежском операционном направлении.

На других направлениях наступление врага вряд ли возможно.

При создавшейся общей стратегической обстановке на этом этапе войны для немцев было бы выгодно прочно обеспечить за собой Крым, Донбасс и Украину, а для этого необходимо выдвинуть линию фронта на рубеж: Штеровка, Старобельск, Ровеньки, Лиски, Воронеж, Ливны, Новосидь. Для решения этой задачи противнику потребуется не менее 60 пехотных дивизий с соответствующим авиационным, танковым и артиллерийским усилением.

Такое количество сил и средств на данном направлении враг сосредоточить может.

Отсюда курско-воронежское операционное направление приобретает первостепенное значение.

б) Исходя из этих оперативных предположений, следует ожидать направления главных усилий противника одновременно по внешним и внутренним радиусам действий:

1) По внутреннему радиусу из района Орел через Ливны на Касторное и из района Белгород через Обоянь на Курск.

2) По внешнему радиусу – из района Орел через Кромы на Курск, из района Белгород через Старый Оскол на Касторное.

в) При отсутствии противодействующих мероприятий с нашей стороны этому намерению противника успешные его действия по этим направлениям могли бы привести к разгрому войск Центрального и Воронежского фронтов, к захвату противником важнейшей железнодорожной магистрали Орел – Курск – Харьков и выводило бы его войска на выгодный для него рубеж, обеспечивающий прочное удержание Крыма, Донбасса и Украины.

г) К перегруппировке и сосредоточению войск на вероятных для наступления направлениях, а также и к созданию необходимых запасов противник может приступить после окончания весенней распутицы и весеннего половодья.

Следовательно, перехода противника в решительное наступление можно ожидать ориентировочно во второй половине мая 1943 г.

5. В условиях данной оперативной обстановки считал бы целесообразным предпринять следующие мероприятия;

а) Объединенными усилиями войск Западного, Брянского, Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку противника и этим лишить его возможности нанести удар из района Орел через Ливны на Касторное...

б) для срыва наступательных действий противника необходимо усилить войска Центрального и Воронежского фронтов авиацией, главным образом истребительной, и противотанковой артиллерией не менее 10 полков на фронт;

в) с этой же целью желательно наличие сильных резервов Ставки в районах; Ливны, Касторное, Лиски, Воронеж, Елец.

Нач. штаба Центрф.

Генерал-лейтенант Малинин».

Как видно из этого обстоятельного документа, командование Центрального фронта еще до появления директивы Гитлера от 15 апреля оказалось в состоянии предугадать замысел противника, его группировки и направление главных ударов, а также и то, что перейти в наступление враг не сможет ранее конца мая. 12 апреля в Ставку поступил аналогичный доклад командования Воронежского фронта.

Вечером 12 апреля на заседании в Ставке Верховного Главнокомандования после тщательного анализа обстановки было принято предварительное решение вести преднамеренную оборону. В связи с этим командующим фронтами было дано указание строить прочную, глубоко эшелонированную оборону на всех важнейших направлениях, и в первую очередь на Курской дуге. Советское командование намеревалось, встретив врага мощной обороной, обескровить его войска, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Одновременно с планом преднамеренной обороны командующим фронтами было приказано разработать и план наступательных действий.

Рокоссовский и его штаб приступили к работе. К апрелю в состав фронта входили следующие армии: 48-я армия генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, 13-я генерал-лейтенанта Н. П. Пухова, 70-я генерал-лейтенанта И. В. Галанина, 65-я генерал-лейтенанта П. И. Батова и 60-я генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского. В резерве у Рокоссовского находилась 2-я танковая армия генерал-лейтенанта А. Г. Родина, один стрелковый и два танковых корпуса. С воздуха войска фронта прикрывала авиация 16-й воздушной армии генерал-лейтенанта С. И. Руденко.

Со второй половины апреля на фронте развернулась огромная работа по созданию глубокоэшелонированной, непреодолимой, противотанковой и противопехотной обороны. Войска Рокоссовского построили шесть основных оборонительных полос, большое количество промежуточных рубежей и отсечных позиций. На направлениях вероятного наступления противника на 1 километр фронта главной полосы обороны было подготовлено до 10 километров траншей и ходов сообщения. Всего за апрель – июнь 1943 года солдаты Рокоссовского при помощи местного населения отрыли около 5 тысяч километров траншей и ходов сообщения.

Советскому командованию было известно, что фашистские войска намерены атаковать с применением массы танков, основную ударную силу которых должны были составить новые тяжелые танки – «тигры», средние – «пантеры» и самоходные орудия «фердинанд». Учитывая это, командующий Центральным фронтом особое внимание обращал на подготовку противотанковых рубежей, создание всевозможных противотанковых заграждений. Когда в июле немецкие войска перешли в наступление, они встретили на своем пути противотанковую оборону глубиной в 30—35 километров и не смогли преодолеть ее.

Наиболее вероятным участком предстоящего наступления Рокоссовский считал основание Орловского выступа, нависавшее над правым крылом фронта. Здесь он и решил создать плотную группировку своих сил, сюда же предусматривалось разместить и основные фронтовые резервы.

Сознательно идя па определенный риск, Рокоссовский концентрировал на угрожаемом направлении высокие плотности сил и средств. На правом фланге своего фронта, в полосе протяжением 95 километров, он сосредоточил 58 процентов всех стрелковых дивизий фронта, 70 процентов артиллерии и 87 процентов танков и самоходно-артиллерийских установок. Здесь же Рокоссовский держал войска второго эшелона и фронтового резерва. Поступая так, командующий фронтом был уверен, что враг и на этот раз начнет наступление излюбленным способом – ударом главными силами под основание выступа.

Главное беспокойство Рокоссовского вызывала 13-я армия, прикрывавшая наиболее угрожаемое направление вдоль железной дороги Орел – Курск. Для усиления этой армии был выделен артиллерийский корпус прорыва, насчитывавший 700 орудий и минометов. В результате в армии была создана невиданная дотоле ни в одной оборонительной операции плотность артиллерии – около 92 орудий и минометов калибром от 76 миллиметров и выше на 1 километр фронта. Это было в полтора раза больше, чем смог создать для своего наступления противник.

К лету 1943 года дивизии Рокоссовского получили значительное пополнение людьми. На 1 июля средняя численность стрелковой дивизии фронта составляла 7400 человек.

В напряженной подготовке проходили неделя за неделей. В начале мая Ставка Верховного Главнокомандования предупредила командующих фронтами о возможности начала наступления гитлеровцев и потребовала принять ряд новых мер по усилению обороны. Но в начале мая на Курской дуге по-прежнему было тихо.

Миновала середина мая, приближался уже конец весны. Давно прошли распутица и половодье, а немецко-фашистские войска все еще не начинали наступления. Неясность положения беспокоила советское Верховное Главнокомандование, и представители Ставки – Жуков и Василевский, – работавшие почти постоянно на этом участке фронта, старались по возможности точнее определить время перехода врага в наступление.

В середине мая Жуков прибыл на Центральный фронт.

Командующий фронтом и представитель Ставки отправились в войска. Вот что доносил в Ставку 22 мая Жуков:

«Я лично был на переднем крае 13-й армии, просматривал с разных точек оборону противника, наблюдал за его действиями, разговаривал с командирами дивизий 70-й армии и 13-й армии, с командующими Галаниным, Пуховым и Романенко и пришел к выводу, что непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет.

Может быть, я ошибаюсь; может быть, противник очень искусно маскирует свои приготовления к наступлению, но, анализируя расположение его танковых частей, недостаточную плотность пехотных соединений, отсутствие группировок тяжелой артиллерии, а также разбросанность резервов, считаю, что противник до конца мая перейти в наступление не может».

Используя предоставленную противником возможность, Рокоссовский продолжал работать над укреплением обороны своих войск и подготовкой их к переходу в наступление.

Возникали перед ним и проблемы другого порядка. Поскольку на Курском выступе со дня на день могло разгореться ожесточенное сражение, советские и партийные организации Курской области, руководствуясь самыми гуманными побуждениями – уберечь от опасности и лишений жителей области, – склонны были организовать массовую эвакуацию населения. Но Рокоссовский решительно возражал против этого. Во-первых, он был убежден, что противнику не удастся осуществить план окружения и разгрома войск фронта, а во-вторых, эвакуация населения существенным образом могла отразиться на боевом духе войск. Ведь вся политическая работа на фронте строилась на том, чтобы и мысли не допустить об отступлении и оставлении врагу только что освобожденной земли. И вдруг эвакуация! Нет, с этим Рокоссовский не мог согласиться!

Он и свой командный пункт расположил в центре Курской дуги. Здесь же находились управление, штаб, тылы фронта. Заместитель командующего фронтом по тылу генерал Антипенко по приказанию Рокоссовского продолжал размещать по возможности ближе к войскам, главным образом в Курске, полевые подвижные госпитали, склады боеприпасов, горючего, продовольствия. Рокоссовский не собирался уступать врагу Курский выступ, если бы его войска оказались окруженными, они все равно продолжали бы его удерживать. Впрочем, в июне 1943 года, когда командующий возвращался из поездок на передовые позиции и знакомился со штабными сводками, свидетельствовавшими о росте сил и средств, имевшихся в его распоряжении, у него не оставалось ни тени сомнения: врагу не удастся окружить его войска, и сам он будет жестоко бит!

Огромную роль в создании на Центральном фронте непреодолимой для врага обороны сыграла деятельность политических органов фронта. Работники руководимого С. Ф. Галаджевым политуправления фронта в апреле – июне 1943 года неустанно трудились, стремясь развивать у бойцов и командиров стойкость и мужество, укрепить их морально-боевой дух.

Ко второй половине июня признаки приближающегося наступления врага становились все нагляднее. Вражеская авиация стала настойчиво проводить разведывательные полеты. Для участия в операции «Цитадель» гитлеровское командование привлекло до 70 процентов всей своей авиации на Восточном фронте, и во второй половине июня над полями Курской области почти ежедневно разыгрывались воздушные сражения, в которых иногда одновременно участвовали с обеих сторон десятки самолетов.

Немецкие бомбардировщики усилили налеты на железнодорожные узлы в полосе Центрального фронта, в особенности на линии Касторное – Курск.

Только счастливая случайность спасла от смерти и командующего фронтом: немецкие самолеты-разведчики стали появляться над селом, где помещался КП Рокоссовского, довольно регулярно. По всей вероятности, противнику стало известно, что тут размещается какой-то штаб. Дом, в котором жил Рокоссовский, находился у ворот в старинный монастырский парк, около дома росли два больших тополя, что делало его очень приметным. Для укрытия от осколков и пуль около домов были отрыты щели.

В этот вечер Рокоссовский, как и всегда, ждал дежурного, чтобы просмотреть поступившие документы. Обыкновенно после этого он шел в соседний дом, где помещалась столовая Военного совета, и ужинал. На этот раз командующий фронтом велел принести депеши в столовую и отправился туда сам. В 23 часа дежурный принес депеши, Рокоссовский стал их просматривать, обмениваясь репликами с Казаковым, Малининым, Телегиным и другими работниками штаба. Внезапно послышался рокот мотора, немецкий самолет сбросил осветительные бомбы, а затем раздался свист летящих бомб. Рокоссовский едва успел дать команду «ложись!», все бросились на пол, и тут же последовал близкий разрыв бомбы, за ним другой, третий... В столовой никто не пострадал, все лишь оказались осыпанными осколками стекол и штукатуркой.

Но дом, в котором жил Рокоссовский, был уничтожен прямым попаданием бомбы. Сам Рокоссовский склонен был считать, что его спасла интуиция, заставившая его уйти в этот вечер из дому. В его богатой событиями жизни это был не первый случай. Разумеется, рисковать больше не следовало, и в монастырском парке срочно были оборудованы надежные блиндажи.