Текст книги "Рокоссовский"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

– Товарищ Сталин, мне известно о выдвижении передовых немецких частей севернее Красной Поляны, – отвечал Рокоссовский, – и я уже подтягиваю туда силы с других участков. Только сил этих очень уж мало...

– Очистите район Красной Поляны от противника, а мы сейчас же отдадим распоряжение об усилении этого участка войсками Московской зоны обороны.

Спустя час начальник штаба фронта Соколовский сообщил командующему 16-й армией, что из фронтового резерва для атаки Красной Поляны посланы танковая бригада, артполк и четыре дивизиона «катюш». К этому времени Рокоссовский уже отправил туда все, что смог собрать, – два батальона пехоты и два пушечных полка.

С рассветом артиллерия 16-й армии открыла огонь по обороне врага в Красной Поляне. Бой продолжался весь день, и лишь с наступлением темноты наши танкисты при поддержке артиллерии ворвались в Красную Поляну, захватили пленных, машины, артиллерийские орудия. Угроза обстрела советской столицы была ликвидирована.

К концу ноября оборонительное сражение на правом крыле Западного фронта достигло наивысшего накала. После ожесточенных боев на Солнечногорском и Истринском направлениях противник вновь потеснил войска 16-й армии и вышел в районы, удаленные от черты города всего на 25—35 километров. Сильно поредевшие во время кровопролитных боев 7-я, 8-я, 9-я гвардейские и 18-я стрелковая дивизии были оттеснены до рубежа Клушино, Матушкино, Крюково, Баранцево, где вели отчаянную борьбу с главными силами 4-й танковой группы противника.

Из Крюкова КП армии пришлось перевести, бой шел уже в самом поселке. Последнее продвижение вперед к Москве противник сделал 30 ноября между Красной Поляной и Лобней. На левом фланге противнику удалось оттеснить части 16-й армии до рубежа Баранцево, Хованское, Петровское, Ленине. Но это был предел наступления немецко-фащистских войск на северных подступах к Москве. «Тайфун» выдохся.

Под Москвой еще шли бои за отдельные города и поселки, а начальник германского генерального штаба генерал-полковник Ф. Гальдер, убедившись в невозможности захватить Москву, уже заносил в дневник: «Нам нечего больше выжидать, и мы можем отдать приказы на переход к зиме». Самоуверенность все еще не покидала гитлеровских военачальников. Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок считал, что оборона советских войск под Москвой находится «на грани своего кризиса», и в этом его полностью поддерживала фашистская разведка, еще 1 декабря сообщавшая: боевая сила большинства советских соединений мала, прибытия каких-либо новых дивизий из глубокого тыла ожидать не следует. Но гитлеровцам еще раз суждено было ошибиться самым постыдным образом.

В глубоком секрете Советское Верховное Главнокомандование подготовило и сумело сконцентрировать под Москвой три новые резервные армии: 1-ю ударную, 20-ю и 10-ю. Двум из них предстояло вступить в бой на северном фланге 16-й армии, заменив ее измотанные и истощенные соединения и части. Одновременно советское командование наносило мощные удары и на других участках советско-германского фронта, под Волховом и Ростовом-на-Дону.

Героические защитники Москвы, а с ними и войска Рокоссовского сделали свое дело. Подвижные танковые группировки противника на флангах Западного фронта были истощены, обескровлены и оказались вынужденными остановиться в двух выступах, глубоко вдавшихся в расположение советских войск. Сумев продвинуться за 15—20 дней ноябрьского наступления лишь на 80– 100 километров, они сильно растянулись, к началу декабря исчерпали всю свою ударную силу, вынуждены были перейти к обороне в неблагоприятных условиях и оказались под непосредственной угрозой ударов Красной Армии. Еще раз подтверждался один из военных принципов: «Всякий обходящий противника может сам оказаться им обойденным».

После войны битые стратеги гитлеровского вермахта в поисках причин поражения под Москвой, причин провала операции «Тайфун», не стыдятся валить вину на мороз, будто бы помешавший им ворваться в Москву. Однако это утверждение не выдерживает никакой критики. Гитлеровцы были остановлены под Москвой в начале декабря, а за весь ноябрь 1941 года абсолютный минимум температуры воздуха не превышал 18 градусов, средняя же месячная температура была меньше 6 градусов мороза. По нашим понятиям, это еще не зима, и никто, кроме самих гитлеровских генералов, не виноват в том, что их войска оказались неподготовленными даже к таким слабым морозцам. Гитлеровский генералитет собирался расправиться с Красной Армией за шесть-восемь недель и теперь пожинал плоды своего авантюризма. Настоящая зима пришла в декабре, когда абсолютный минимум температуры воздуха снижался в Подмосковье до 31 градуса мороза, а средняя месячная температура составила почти 15 градусов ниже нуля. Но в декабре наступали и достигли крупных успехов войска Красной Армии, командование которой знало, что валенки, телогрейки, теплое белье – тоже оружие, и заранее готовилось к зиме.

Начиная контрнаступление, Советское Верховное Главнокомандование предполагало в первую очередь разгромить ударные танковые группировки противника севернее и южнее Москвы. Войскам правого фланга Западного фронта предстояло разгромить клинско-солнечногорскую группировку противника, то есть его 3-ю и 4-ю танковые группы. 16-я армия должна была начать наступление на день позже других армий, 7 декабря, и, освободив во взаимодействии с 20-й армией районы Льялово – Крюково, наступать основными силами на Истру.

От обороны к контрнаступлению 16-й армии пришлось переходить без всякой паузы, бои продолжались все время. 2 декабря противнику удалось захватить Крюково, этот важный узел дорог в непосредственной близости от Москвы. Уже в ночь на 3 декабря Рокоссовский приказал командиру 8-й гвардейской дивизии вернуть поселок, и такая попытка была предпринята, но отбить удалось лишь восточную часть Крюкова. С 3 по 6 декабря дивизия девять раз атаковала крюковский узел сопротивления. Поселок переходил из рук в руки. Окончательно его удалось освободить лишь в ходе общего контрнаступления.

Одной из основных причин, по которой 8-й гвардейской дивизии не удавалось возвратить Крюково, была недостаточная организованность боевой операции. В частности, разведка обороны противника была организована слабо, поэтому во время атаки вражеские огневые средства оказались неподавленными.

Наступал момент, которого Рокоссовский ждал так долго в октябрьские и ноябрьские дни 1941 года. Теперь солдаты, оттесненные врагом до самого порога Москвы, но неразбитые, несломленные, должны были отбросить захватчиков. Для этого требовались новые силы, и 16-я армия их получила.

Перед началом наступления в составе 16-й армии имелось значительное количество соединений: пять стрелковых и четыре кавалерийские дивизии, четыре танковые и четыре стрелковые бригады. Особенно радовался Рокоссовский прибытию 354-й стрелковой дивизии и стрелковых бригад, укомплектованных отборными кадрами. Личный состав их уже владел новыми системами боевого оружия, успешно усваивал и новые методы ведения войны. Много было у 16-й армии и артиллерии, больше, чем в других армиях, сражавшихся в те дни под Москвой: 7 артиллерийских полков стрелковых дивизий и 15 полков резерва Верховного Главнокомандования, всего более 900 орудий и минометов, около 70 установок «катюш». Поскольку полоса, в которой предстояло наступать 16-й армии, сузилась до 20 километров, командующий армией имел возможность концентрировать значительные артиллерийские группировки в наиболее важных местах.

Но то же время следует учитывать, что все части и соединения армии Рокоссовского, ведшие бои на уничтожение на протяжении долгого времени, имели большой некомплект как в технике, так и в людях. Кроме того, против 16-й армии находилась наиболее сильная группировка противника, и армия по живой силе, артиллерии и минометам превосходила его лишь двукратно. По танкам силы сторон были равны.

Исходя из обстановки, Рокоссовский предполагал начать наступление 7 декабря ударом по Крюковскому узлу сопротивления немецко-фашистских войск, а на следующий день перейти в наступление и остальными силами армии в истринском направлении.

В 10 часов утра 7 декабря после 13-минутной артиллерийской подготовки, во время которой на один километр фронта удалось сосредоточить до 40 орудий и минометов, части 16-й армии начали атаку Крюковского укрепленного узла противника. Немецко-фашистские войска цеплялись за Крюково как только могли, желая сохранить столь важный пункт, расположенный вблизи от Москвы.

Бой шел весь день 7 декабря, противник, подтянув резервы, много раз контратаковал. Сражение продолжалось ночью, и лишь во второй половине дня 8 декабря Крюково и прилегающие к нему населенные пункты были освобождены. На поле боя гитлеровцы оставили 54 танка, около 120 автомобилей, много оружия, боеприпасов, военного имущества. В Каменке они бросили два 300-миллиметровых орудия – из них гитлеровцы предполагали обстреливать Москву. На улицах Крюкова, несмотря на жестокий мороз, стояли жители – женщины, дети, старики, и солдаты-освободители кормили голодных детей хлебом и сахаром своего немудрящего солдатского пайка.

Так 16-я армия начала свое наступление под Москвой. Повсюду, куда бы ни приезжал в те декабрьские дни командарм, он видел радостные лица. Радостно было и у него на душе. Давно ли гитлеровцы бахвалились на весь мир, что Москва – вот она, уже в их руках, давно ли с болью в сердце приходилось оставлять подмосковные города и села, а теперь наши войска шли вперед и гитлеровские захватчики отступали, бросая трупы убитых и технику.

После освобождения Крюкова войска 16-й армии перешли в наступление по всему фронту в общем направлении на Истру. 9-я гвардейская стрелковая дивизия Белобородова на Волоколамском шоссе трижды в течение дня атаковала противника и трижды была вынуждена отходить на исходные позиции. Лишь к концу дня после четвертой атаки гвардейцы выбили врага с позиций. В результате боев 7—10 декабря части армии Рокоссовского лишили противника всех основных узлов сопротивления. Гитлеровцы поспешно начали отходить на заранее подготовленный рубеж – Истринское водохранилище, река Истра.

Перед командармом теперь стояла новая задача: не дать противнику закрепиться на этом естественном рубеже. Сделать это нужно было в условиях суровой зимы. С 7 декабря, как раз с того дня, когда армия Рокоссовского перешла в наступление, ударили крепкие морозы, доходившие до 25—30 градусов. Низкая температура и глубокий снежный покров затрудняли применение обходных маневров с целью перехвата путей отхода противника. Впоследствии Рокоссовский вспоминал: «Немецким генералам, пожалуй, следует благодарить суровую зиму, которая способствовала их отходу от Москвы с меньшими потерями, а не ссылаться на то, что русская зима стала причиной их поражения».

На дорогах в те дни далеко не всегда удавалось достичь необходимою порядка. Расчистка их была организована плохо, даже на Волоколамском шоссе, основной магистрали, ведшей на запад, была проложена только одна снежная колея. Часто возникали пробки. При отступлении противник взрывал мосты, обильно минировал дороги, а у 16-й армии не хватало средств для обезвреживания мин.

Штаб Рокоссовского, как и всегда, стремился быть поближе к передовым частям, и поэтому нередко приходилось на дорогах обгонять колонны войск, обходя их по обочинам дороги, и как раз там, где саперы еще не обезвредили вражеские мины. «Ощущение, скажу, не из приятных, – писал Рокоссовский, – идешь пешком по глубокому снегу и ожидаешь, что вот еще шаг – и останешься без ног...»

Выполняя указание гитлеровского верховного командования о создании «зоны пустыни» в оставляемых районах, захватчики безжалостно сжигали и разрушали города, деревни и села. Этот приказ осуществлялся с немецкой исполнительностью и педантичностью, и если в селениях оставались неповрежденные дома, то они, как правило, были заминированы, и саперам приходилось потрудиться, чтобы избавить их от мин. С минами связан следующий случай, одновременно и любопытный и смешной, характеризующий и обстановку, в которой работал тогда Рокоссовский, и его отношение к окружающим.

Штаб 16-й армии разместился в небольшом домике. Предстояла срочная и требующая внимания работа: принять и подготовить распоряжение войскам на следующий день. Рокоссовский, Малинин и другие работники штаба уже принялись за дело, как в домик, один из немногих уцелевших в деревне, вошла большая группа военных корреспондентов и кинооператоров. Приезд подобных гостей был обыкновенным для штаба 16-й армии, и они всегда находили у него и внимание и гостеприимство, но в настоящий момент гости мешали. Помещение битком набилось людьми, шли шумные разговоры, и работать было невозможно. Не желая обидеть представителей прессы, Рокоссовский быстро нашел выход, который ему подсказывали обыкновенные часы-ходики, тикавшие на стене и имевшие вместо гирь какие-то грузила, завернутые в материю. Заговорщически подмигнув Малинину и Лобачеву, командарм обратился к присутствующим:

– Товарищи, будьте осторожны и не дотрагивайтесь до этих часов. Они заминированы.

Поскольку сказано это было самым серьезным тоном, а командарм пользовался славой человека, способного пренебрегать смертельной опасностью, ни у кого из гостей не возникло сомнений в серьезности его предупреждения. Вскоре в избе стало просторно, так как никто из гостей не пожелал оставаться не только рядом с «заминированными» ходиками, но и вообще в избе. Рокоссовскому опять можно было работать спокойно...

Советские войска шли вперед, и с каждым километром неизмеримое чувство ярости овладевало и бойцами и командирами. Теперь они воочию видели то, что принесли захватчики на нашу землю, какой «новый порядок» ожидал советских людей. Сожженные дотла города и села, трупы патриотов на виселицах городских площадей, расстрелянные во время карательных операций против партизан дети, женщины и старики, замученные в лагерях тысячи военнопленных – все это и многое другое взывало к мести, к расплате с врагом. Подобного не происходило на нашей земле давно, очевидно со времени татарского нашествия XIII века. Увиденное жгло душу и бойцам и командарму.

Вот он приехал в деревню, дотла спаленную гитлеровцами. Дым пожарищ еще не растаял в морозном воздухе. Из-под остатков домов жители выкапывали пожитки. Внимание Рокоссовского и корреспондентов газет, прибывших в 16-ю армию, привлек колодец во дворе сожженного дома. Он доверху был набит трупами немцев: спеша похоронить убитых и не желая долбить мерзлую землю, гитлеровцы сложили их в колодец, но не успели засыпать землей. Рокоссовский подошел к колодцу, несколько мгновений смотрел на убитых врагов, а затем повернулся и сказал, обратившись к корреспондентам:

– Вы чувствуете, пахнет гарью? Когда я вижу все это, мне вспоминаются исторические книги. Татарское нашествие, запорожцы. Помните Тараса Бульбу? – Он немного помолчал, а затем кивнул головой в сторону колодца. – А им... так им и надо! – И быстро зашагал к машине.

Отныне и на многие месяцы сознание того, что миллионы людей ждут освобождения, ждут освободительницу Красную Армию, подстегивало как рядовых бойцов, как командиров 16-й армии, так и ее командующего. «Вперед! Не дать врагу закрепиться!» Этой мыслью жил командарм.

Наибольшее беспокойство у Рокоссовского вызывала близость сильного рубежа – реки Истры. Можно было твердо рассчитывать, что гитлеровские войска будут пытаться закрепиться на этом естественном рубеже и остановить наступление 16-й армии. Рокоссовский чувствовал, что сопротивление противника усиливается и преодолеть Истру с ходу его соединениям вряд ли удастся. Тогда командарм принимает решение, блестяще характеризующее его незаурядные качества полководца, проявлявшиеся до тех пор лишь в обороне. Он создает две подвижные группы, имевшие своей целью обход Истринского водохранилища. Группа генерал-майора танковых войск Ф. Т. Ремизова должна была обойти водохранилище с севера, в то время как группе Катукова предстояло совершить это к югу от Истры.

Своевременность и оригинальность замысла Рокоссовского оправдались в ходе боев за Истринский рубеж. Преследуя противника, войска 16-й армии за 11—12 декабря прошли от 10 до 16 километров и на многих участках вышли на рубеж реки Истры. Во второй половине дня 11 декабря войска группы генерала Белобородова ворвались в город Истру и к вечеру освободили его, а также соседние населенные пункты. Это был большой успех.

Утром 13 декабря во всех центральных газетах на первых страницах были напечатаны портреты командующего Западным фронтом Жукова и командующих армиями, которыми он руководил, в том числе и Рокоссовского. Над портретами крупным шрифтом было набрано сообщение Советского Верховного Главнокомандования о первых итогах грандиозного контрнаступления Красной Армии под Москвой. Были там следующие строки: «Войска генерала Рокоссовского, преследуя 5, 10 и 11-ю танковые дивизии, дивизию СС и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли г. Истра». Теперь «генерал Р.» в числе других советских командармов уже возвращал захваченные противником города нашей страны. Полоса отступления кончилась.

13 декабря прошло в тяжелых боях. Отступая, враг уничтожил все переправы на реке Истре и взорвал дамбу водохранилища. Гигантский поток воды, разлившийся на расстояние в 50 километров, отрезал западный берег, на котором гитлеровцы думали отсидеться.

Переправа с ходу не удалась ни 12, ни 13 декабря. Отдельные подразделения 18-й и 354-й стрелковых дивизий, переправившись на противоположный берег, контратаками либо были уничтожены, либо возвратились на восточный берег. В этот момент и вступили в действие подвижные группы. Войска генерала Ремизова и генерала Катукова, обойдя Истринский рубеж, к 15 декабря создали угрозу окружения гитлеровцев, оборонявшихся у Истринского водохранилища. Стрелковые же части 16-й армии не прекращали попыток форсировать бурный поток, в который превратилась скромная речка Истра.

Рокоссовский прибыл в дивизию Белобородова как раз в тот момент, когда сибиряки 9-й гвардейской дивизии в свирепый мороз, под огнем вражеской артиллерии форсировали бушующий ледяной поток. Противоположный, правый берег Истры возвышался над восточным берегом, был покрыт лесом и как бы самой природой предназначен для упорной обороны. Оттуда все время, днем и ночью, летели снаряды и мины. Но сибиряки не остановились. Используя резиновые лодки, а также «подручные средства» – плоты, ворота, заборы, просто бревна, коряги, преодолевали они грозное препятствие и в конце концов обратили врага в бегство.

Столь же страшной и трудной была переправа и 18-й стрелковой дивизии, за которой наблюдал несколько часов спустя командарм. Здесь, на его глазах, оборвался трос у парома с 36 бойцами. Словно щепку закрутило паром в водовороте, но с берега в воду, не раздумывая, бросился боец. Командарм не успел его разглядеть, видел только, что у солдата светлые волосы.

– Кто этот храбрец? – повернулся он к командиру батальона.

– Тимофей Лаврищев, товарищ генерал. Он уже награды имеет... Смелый красноармеец.

Тем временем Лаврищеву удалось поймать трос и он поплыл к берегу. Навстречу ему, связанные веревкой, двигались саперы. Вот Лаврищев рванулся, успел передать трос саперу Власову, и в тот же момент льдина накрыла его... Больше на поверхности он не появился.

Молча следил командарм за паромом, возобновившим движение через Истру, а перед глазами у него стояла Бзура и он, 18-летний драгун, переправляющийся через такой же бешеный поток 27 лет назад, в феврале 1915 года. Только он уже не тот, он отвечает за жизнь десятков тысяч людей и не может, не имеет права бросить все и вместе с ними, этими дорогими его сердцу солдатами, переправляться через реку и идти навстречу вражеским пулеметам...

Рубеж реки Истры врагу удержать не удалось. Охваченный с флангов подвижными группами, атакуемый с фронта бесстрашными пехотинцами, противник побежал, оставляя все, что мешало бегству. Дороги, по которым вслед за гитлеровцами двигались войска Рокоссовского, были завалены оставленной немцами техникой. Гитлеровцы пытались задерживать продвижение частей и соединений 16-й армии, но это им плохо удавалось. В жестокие морозы и метели, по глубокому снегу 16-я армия преследовала врага. Общий темп наступления с 7 по 20 декабря составил 8,5 километра в сутки. Такую же картину можно было наблюдать и на других участках Западного фронта.

Для того чтобы иметь возможность непрерывно преследовать врага, Рокоссовский создал специальные отряды, численностью до батальона, которые в ночное время сменяли основные силы. В то время как сражавшиеся днем люди отдыхали, специальные отряды продолжали схватку, не давая врагу передышки, и среди гитлеровцев скоро стали распространяться легенды о неутомимых и исключительно сильных «сибирских частях» Рокоссовского.

Командарм в дни наступления, как и во время обороны, большую часть времени находился поблизости от фронта. Рокоссовский мог проводить целые дни в частях и соединениях, потому что знал: хорошо налаженный штаб армии, руководимый властным и умным генералом Малининым, и в его отсутствие сделает все необходимое для руководства войсками, а он, командующий, может в этом полностью положиться на своих подчиненных. Сам Рокоссовский писал о принципах, которыми он руководствовался в организации работы штаба: «У каждого руководителя своя манера, свой стиль работы с ближайшими сотрудниками. Стандарт в этом тонком деле не изобретешь. Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу „как прикажете“, исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего. В этом духе мое поколение красных офицеров воспитывала партия...»

Центральным рабочим местом Рокоссовского и в месяцы сражения под Москвой, и позднее была так называемая штаб-квартира. Здесь он выслушивал доклады руководителей родов войск, здесь же начальники разведки, оперативного отдела, связи докладывали Малинину. Чаще всего на подобных докладах присутствовал и член Военного совета. Такая постановка работы позволяла командарму быть в курсе всех событий в армии и в то же время облегчала принятие решений, он всегда мог посоветоваться с окружающими его соратниками.

Участники и очевидцы работы в штабе единогласны в признании того, что там господствовала подлинно творческая и в то же время строго деловая атмосфера. Вот описание одного вечера в штабе Рокоссовского, составленное очевидцем, пристально и достаточно долго наблюдавшим за Рокоссовским и его штабом уже в ходе контрнаступления под Москвой.

Штаб только что разместился в небольшом селении, в промерзшей до изморози на стенах школе. На сдвинутые парты положена классная доска (достаточно большого стола нет). На доске расстелена карта, где уже отмечено расположение 16-й армии и ее противника. Штабу предстоит выработать план новой операции. Работа началась немедленно по приходе Рокоссовского.

Постояв над картой, немного пошутили по адресу соседа, часть участка которого передана Рокоссовскому.

«– Лишили их возможности отличиться, взять этот городишко, – сказал Рокоссовский. – А они обрадовались. Пусть все шишки на другого валятся.

– Да, тут у нас очень все разбросано, – произнес Малинин, – противник может уйти, если нажмет.

– Конечно, надо собрать силенки и разделываться по частям с этой группировкой.

– Я думаю, сначала надо ликвидировать этот узел, – предложил Малинин.

– Добро, – согласился Рокоссовский».

После этого «заработал штабной механизм. Им управлял Малинин. Ему докладывали о наличной численности и вооружении каждой части, он записывал, подсчитывал, выяснял подробности, вызывал нужных людей, расспрашивал или давал поручения, уточнял сведения о силах и намерениях противника, затем вместе с начальником артиллерии приступил к разработке оперативного плана: ставил задачу каждому соединению, указывал маршрут движения, место сосредоточения, время выхода на исходный рубеж, направление удара.

Все это делалось основательно, без суеты, без спешки. Истек час, другой, третий – Малинин с работниками штаба все еще готовил боевой приказ.

А Рокоссовский – высокий, легкий, не наживший, несмотря на свои 45 лет, ни брюшка, ни сутуловатости, – ходил и ходил по комнате, иногда присаживаясь на крышку парты.

Он слушал и молчал. И лишь изредка короткой фразой чуть-чуть подправлял ход работающего механизма.

– Задачу разведки поточнее. Чтобы никто не сунулся напропалую.

Или:

– Продвигаться и дороги за собой тянуть.

И опять замолкал.

В комнате стало темнеть; появились электрики с походной электроустановкой; Малинин, взяв карту, передвинулся к окну.

Рокоссовский прилег на освободившуюся классную доску. Он лежал на спине, глядя в потолок и заложив руки за голову. Ноги его свешивались, не доставая до полу, и слегка покачивались.

И опять – его вольная, удобная поза, его спокойствие как бы свидетельствовали: тут все идет так, как этому следует идти, Малинин отлично ведет дело и ни во что не надо вмешиваться».

Располагая хорошо организованной штабной машиной, командарм действительно мог позволить себе непосредственно в передовых частях знакомиться с обстановкой. Проведение наступательной операции такого масштаба, да еще в зимних условиях, требовало применения всего опыта, всего умения Рокоссовского.

Быстрые темпы наступления, происходившего в чрезвычайно суровых метеорологических условиях, к концу второй недели стали сказываться на состоянии войск 16-й армии. Вторые эшелоны, тыловые части не поспевали за фронтом, ухудшилось и без того не слишком-то обильное снабжение войск боеприпасами и горючим. Саперы, располагавшие примитивными средствами, далеко не всегда справлялись с расчисткой готовых дорог, не говоря уже о прокладке новых.

Чем дальше от Москвы, тем упорнее становилось сопротивление противника, тем больших усилий и жертв стоило продвижение. К 20 декабря войска правого крыла Западного фронта, продолжая наступление, вышли на рубеж рек Ламы и Рузы. Утром 20 декабря подвижные группы генералов Ремизова и Катукова освободили Волоколамск. Однако попытки 16-й армии, так же как и ее соседей, с ходу преодолеть оборонительный рубеж на реках Ламе и Рузе не удались.

С каждым днем оборона противника делалась все прочнее и организованней. Дивизии 16-й армии уже не имели сил продолжать наступление: в них насчитывалось по 1200—1500 человек, включая и артиллеристов, минометчиков, саперов, связистов. Попытки советских войск в 20-х числах декабря продолжить наступление, особого успеха также не дали. В первых числах января 1942 года контрнаступление наших войск под Москвой закончилось.

Значение его как для всего хода второй мировой войны, так и истории нашей страны огромно. Впервые гитлеровский вермахт потерпел сокрушительное поражение, впервые его соединения вынуждены были отступать на значительные расстояния. Враг был отброшен от нашей столицы на 100—300 километров, и непосредственная угроза, нависшая над ней в ноябре, была ликвидирована.

Москву защищала вся страна, весь народ, вставший на борьбу по зову партии. У стен Москвы сражались сыны всех советских республик. Коммунисты и комсомольцы дрались в первых рядах ее защитников.

Победа под Москвой еще больше укрепила боевой дух нашего народа и Красной Армии, она наглядно показала, что, несмотря на неудачи первых месяцев войны, врага можно бить и он будет бит.

Контрнаступление под Москвой имело и серьезные международные последствия для нашей страны. Союзники СССР в войне – правительства США и Великобритании – убедились в могуществе Красной Армии во время визита министра иностранных дел Антони Идена в СССР в конце декабря 1941 года.

Советское правительство предоставило возможность Идену совершить поездку по Ленинградскому шоссе. Правительство его величества короля Великобритании, волею судеб оказавшееся в союзе с большевистской Россией, никогда дотоле не питало доверия к мощи вооруженных сил своего союзника, и военные эксперты его, так же как и премьер-министр сэр Уинстон Черчилль, всю осень 1941 года со дня на день ожидали крушения фронта на востоке. Теперь высокому гостю с берегов Альбиона представилась возможность увидеть уникальное зрелище, какого не удостоился ни один европейский политический деятель на протяжении двух с половиной лет войны: дорога, по которой следовал кортеж Идена, была забита, завалена, запружена немецкими танками всех типов, артиллерийскими орудиями и минометами всех калибров, автомашинами всех марок, всех стран Европы. Но главное, главное было в том, что на дорогах и улицах русских деревень и городов валялись сотни, тысячи застывших в неестественных и страшных позах трупов завоевателей, топтавших землю Нордкапа и Крита, Варшавы и Дюнкерка, Парижа и Салоник, возомнивших себя властелинами мира и нашедших бесславную смерть от руки советских солдат в снегу полей и лесов Подмосковья. Да, зрелище было достаточно внушительным, чтобы заставить правительство Великобритании поверить в мощь оружия Красной Армии!

Верховное Главнокомандование Красной Армии, желая развить достигнутые в декабре 1941 года успехи в Подмосковье, предприняло в середине января 1942 года новое наступление. 16 января в него включились и войска 16-й армии. В первый же день сражения они выбили противника из 14 населенных пунктов, превращенных гитлеровцами в узлы сопротивления, и продолжали продвижение вперед.

Но дальнейшим наступлением Рокоссовский уже не руководил.

Вечером 21 января его вызвали по ВЧ. Разговор был краткий. Окончив его, Рокоссовский несколько секунд помолчал, затем сказал своим соратникам:

– Приказано передать все соединения соседям, в основном 5-й армии. После этого немедленно выехать в штаб фронта. Всему управлению армии.

– С какой целью? – спросил Малинин.

– Для получения новой задачи. Какой – не сказано. Собирайтесь, товарищи.

Вскоре командарм и Лобачев отправились на командный пункт фронта. Здесь их принял начальник штаба фронта Соколовский и объяснил, какую задачу командование ставит перед Рокоссовским и управлением 16-й армии.

Наступавшая на крайнем левом фланге Западного фронта 10-я армия генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова в середине января 1942 года подверглась контрудару немецко-фашистских войск, которым удалось вновь овладеть крупным железнодорожным узлом – Сухиничами и его окрестностями. Рокоссовскому со штабом предстояло в кратчайшие сроки отправиться в район Сухиничей, принять в подчинение действовавшие там соединения и восстановить положение.