Текст книги "Монополия на чудеса"

Автор книги: Владислав Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

(Отдохновение, раннее утро,

часов за двенадцать до описанных событий,

рассказывает Игорь Колесничий)

Ночной дождь вымыл осенние улицы до блеска, а сам растаял дэвовым наваждением. Наступило отдохновение, и в небе вновь засияло солнце.

Наслаждаясь тишиной и покоем утра, я отправился в парк. По серпантину взобрался на пятачок обзорного бастиона и уселся на скамейке под рыжими кленами. Старый Веден отсюда как на ладони. У меня есть полчаса, так что гостью-дзайану я увижу раньше, чем она меня.

Чтобы не скучать, я развернул газету и углубился в чтение.

«Чудеса градостроительства опозорили Ночмарию

Скандалом закончилась в Ночмарии установка статуи Предвечной жути. События, последовавшие за открытием памятника, повергли в шок многочисленных зрителей.

«Мы, конечно, ожидали чего угодно, но такого невыносимого позора предвидеть не могли», – сообщил нашему корреспонденту Василисе Карфагенян ночмарский мэр Николай Оганесович Сфератов.

Напомним подробности: в начале прошлого года был объявлен конкурс на монумент, наиболее точно выражающий дух Ночмарии. Конкурс выиграл никому не известный скульптор Рацацели. По скромному признанию автора, образ, вдохновивший его на творчество, явился ваятелю во сне, назвавшись Негуляй-послезакатлем – ацтекским богом ужаса и одинокой молодости.

Каково же было разочарование горожан, когда группа экспертов установила жуткую истину. Самозванец оказался богом Ути-путли – покровителем ацтекских дошкольных учреждений.

«Нас обмануло выражение его лица», – оправдывались потом члены комиссии по благоустройству города».

Мельчают новости, подумалось мне. В мире, где вот уже сотню лет не было войн, а преступность почти на нуле, быть журналистом не самая простая и доходная профессия на свете. Я перелистал газету, просматривая объявления. Ничего интересного не нашлось. Какой-то дзайан Тепех предлагал свои услуги. «Спиритический пересмотр завещания, общение с окончательно недоступными родственниками, временное супружество с урезанными правами, неограниченное продление пенсионных льгот и выплат». Бредятина какая-то…

– Здрасьте, – услышал я жизнерадостный девичий голос. – Сидите-скучаете, да? А я вас разыскиваю, между прочим!

Я оторвал взгляд от газеты. Никого. Парочка тинейджеров сосредоточенно тискается на парапете, старушка конвоирует лупоглазое чадо в шерстяной шапке с рожками, да студент-ботаник завтракает гамбургером и пивом.

В траве под ногами зашуршало. На скамейку прыгнула рыжая кошка и принялась умываться. Я заметил в палой листве клетчатый зеленый зонтик и кожаный рюкзачок.

– Вы – Света? – спросил я у кошки. – Если не трудно, пожалуйста, примите человеческий облик.

– Легко!

– Спасибо.

Кошка разлетелась ворохом цветных искр. Я с интересом пригляделся к материализовавшейся дзайане.

На вид ей лет двадцать. Стройненькая подтянутая девушка в рыжем пальто. Черты лица тонкие, аристократичные. Прическа примечательная – копна золотистых кучеряшек. И энергии через край: умудряется подпрыгивать, даже сидя на скамейке.

– Светлана Литницкая к вашим услугам! – выпалила она. – Знаток дзайанов, кровавая ведьма-оборотень, ужас ночного Ведена!

– Очень приятно. Игорь Колесничий.

– А я вас сразу вычислила! У нас, безжалостных фурий, это легко.

– Безжалостных фурий?

Наши глаза встретились. Света отчего-то смутилась, отвела взгляд.

– Извините. Я со вчерашнего взвинченная. Поцапалась кое с кем…

– С дзайаном?

– Нет. Так, парень один знакомый, программист… А я – дура набитая!

– Понятно. С кем не бывает!

Ох, я и сморозил!.. Светины зрачки по-кошачьи вытянулись; следовало быстро спасать ситуацию.

– Извините, – улыбнулся я. – У меня вчера тоже был тяжелый день. Ваш родственник брякнул мне на стол дохлую курицу.

– Да вы что?!! Расскажите!

Света придвинулась поближе, и я начал врать. Ну, не совсем врать – так, излагать сухие четкие факты в художественной версии. Светино присутствие действовало на меня вдохновляюще.

– …и жить ему, говорит, осталось всего сутки, – подытожил я. – Если не приедем сейчас, завтра найдем хладный труп, объеденный чупакабрасами.

– Обалдеть! – Девушка с восхищением завертела головой. – Я ведь старика Серафимыча знаю. Он с тараканами, но не думала, что настолько чароватыми.

– Так вы… послушайте, Света, давайте на «ты»? Нам дело расследовать, лишние церемонии ни к чему.

– Согласна. Мы, безумные оборотни и фурии, всегда «за».

– Отлично. Значит, отправляемся в «Светоч»!

Билеты мы купили с замечательной легкостью. Электричка неслась сквозь пылающий багрянцем лес в царство сосен и садовых участков. Жизнерадостно постукивали колеса, отбивая ритм пути. В приоткрытое окно тянуло осенней прохладцей и смолистым запахом леса.

Скоро поезд замедлил ход, и бабки-огородницы потянулись к тамбуру. Под протяжную песню колес выплыла клумба с чахлыми георгинами. Зеленая будка гордо несла вывеску «Светоч»; к ней прилепился шатер «МС-блинчика» – последний рубеж цивилизации.

Мы спрыгнули на оплывший асфальт перрона, а электричка, свистнув, покатила дальше. Шулер-ветер россыпью швырнул под ноги тузы: трефы-каштаны, березы-пики, бубны-тополя…

– Хорошо как, – огляделся я. – И всего в каких-то двадцати минутах от города!

– Ага. Здесь поселение манаров. Только ты молчок, хорошо?.. Они не любят, когда о них языком треплют.

От перрона в лес убегала усыпанная хвоей дорожка. Огородницы шумной гурьбой замаршировали по ней, мы двинулись следом.

– Странно, – сказала Света через некоторое время, когда вокруг замелькали живые изгороди из жимолости и алычи. – Где же Викуха?

– Кто?

– Дворняга Бенина. Всегда меня за версту чуяла, а тут молчок. Вон уже избушка наша, а ее все нет…

Мы подошли к сетчатому забору, выкрашенному в камуфляжно-зеленый цвет. Калитка неприятно отсвечивала черным, отчего я насторожился.

– Вениамин здесь живет? Понятно. Ты это… калитку не трогай, окрашено.

– Ой! – Света запоздало отдернула руку. На ладони насмешливо расплылись черные полосы. Возмущенно пискнув, дзайана достала носовой платок и принялась оттирать краску.

Из домика так до сих пор никто и не вышел.

Я нагнулся к калитке, чтобы осмотреть сетку.

– Эге, – проворчал я себе под нос. – Похоже, у Вениамина недавно умерла жена.

Дзайана посмотрела на меня с восхищением:

– Неделю назад. Он, что, тебе рассказывал?

– Нет, но… – Я забрал у Светы изгаженный платок, обернул черный прут и подергал. – Но забор ухожен, петли смазаны, грядки по линеечке. А калитку вчера красили водоэмульсионкой. Знаешь, перед тем, как соваться с кисточкой, краску перемешать надо. Тот, кто красил, собрал всю олифу сверху и размазал по прутьям. Значит, никогда этим раньше не занимался.

Восхищение в Светкином взгляде зашкаливало все мыслимые границы:

– Здорово! Круче Шерлока Холмса!

– Стараемся. – Придав себе скромный вид, я распахнул калитку. – Прошу, сударыня!

Мы двинулись к садовому домику. Поникшие хризантемы качались нам вслед, стряхивая с растрепанных лепестков росу. Пахло яблоками и разрытой сухой землей. В компостной яме зеленела изломанная кабачковая ботва.

Взявшись за ручку двери, Света в нерешительности остановилась.

– Все-таки странно… Куда же Викуха запропастилась? Вон ее ошейник лежит…

Действительно странно! Сердце подсказывало мне, что дело неладно. Да и сгустившаяся над участком тишина начала действовать на нервы.

– Подожди здесь, – я отстранил свою спутницу, – я пойду первым.

– Нет, я!

Но было поздно: я уже взялся за ручку. Дверь широко распахнулась, впуская нас в обиталище дзайана.

В домике стоял тот особенный удивительный дух, что накапливается в местах, где живут старики. Вонь лекарств и старой ветоши, ароматы сушеных трав и древней пыли. Спроси меня, как пахнет время, я не колеблясь назвал бы этот запах.

Сама обстановка располагала к поиску кладов. Круглый оловянный бок печки, газовая плита, заставленная выскобленными до царапин алюминиевыми кастрюлями. Стол у окна, заваленный тряпьем диван, древний шкаф. Шкаф заполняли подшивки журналов прошлого тысячелетия, ветхие книги, пустые лекарственные пузырьки в липких потеках.

На полу свивались длинные пряди тонких волос. Если присмотреться, становилось ясно, что шерстью усыпано все: плита, подоконник, шкаф. Собаку здесь вычесывали, что ли?..

Я присел на корточки и коснулся одной пряди. Та растаяла прямо в пальцах, оставив после себя поблескивающую слизь.

– Ну что? Что там?! – приплясывала от нетерпения Света.

– Плесень. – Я вытер руки о штаны. – Следы искать бесполезно: она скоро исчезнет.

Куча тряпья на диване заворочалась, застонала. Мы бросились к ней:

– Деда! Ты?!

– Вениамин Серафимович?!

Куча отозвалась протяжным вздохом, сделавшим бы честь самому Кентервильскому привидению. Неудивительно, что я принял старика за тряпье… Со дня нашей встречи для меня прошел день. Для Вениамина – лет двадцать. Удивительно, как он вообще протянул до нашего появления.

– Дед Вень, что случилось?!

От одежды огородника несло заброшенным подвалом. Полуоторванный воротник завернулся, обнажая серповидную рану на старческой груди. Края ее успели набухнуть и почернеть. От раны во все стороны расплывалось багровое пятно.

Так, так… Непостижимый и загадочный зверь чупакабрас побывал здесь раньше нас. Я почувствовал, как меня охватило веселое возбуждение, означавшее, что я встал на след.

– Света, водички, – приказал я. – И быстренько!

Та опрометью бросилась к плите. Загремели, ссыпаясь со стола, кастрюли. Пластиковый стаканчик в ее пальцах смялся, выплескивая колу на мои джинсы; ткань сразу же прилипла к телу.

Пить Вениамин Серафимович оказался не в состоянии. Я поддерживал ему голову, а Света тыкала в губы пластиковым стаканчиком, бестолково разливая питье. Руки ее дрожали. Я отобрал стакан и принялся поить старика сам.

– Звери… – прошелестел тихий голос. – Звери из тени…

– Подушку! – решительно приказал я Свете. – Одеял!

Подушка скоро нашлась: она завалилась в щель между диваном и стеной. Я устроил старика поудобнее, укутал несколькими одеялами. Его колотила дрожь, несмотря на то что печка еще не успела остыть.

– А теперь вызывай «Скорую», милая. И побыстрее.

Света кивнула и отчаянным жестом, словно делая харакири, рванула застежку рюкзачка. На стол полетели книги, косметичка, трамвайные билеты, ручки, разномастные фломастеры. Отыскав мобильник и крохотный бубен, девушка бросилась вон из домика.

– Викуху съели… – прошептал старик. – Игорь, на вас надежда… Таблеточка… в кармашке…

Я деловито приступил к мародерству. В кармане старого дзайана нашлась лишь измочаленная пачка валидола. Увидев ее, Литницкий страдальчески прикрыл глаза. Ладно, попробуем еще. Ага. Квитанция, сложенный вчетверо тетрадный лист, пергаментный пакетик. В нем – что-то круглое, белое.

Таблетку пришлось размочить в коле. Умеют же устроиться господа маги! На серой коже умирающего вспыхнул румянец. Глаза заблестели, морщины разгладились – дзайан выглядел свежим и цветущим, как манго на ветке! Я с восхищением покрутил головой.

С улицы доносились шаманские завывания и грохот бубна.

– «Скорая» сейчас будет, – отрапортовала Светка. заглядывая в дверь. – Я ее по школе вызывания хастнула! У меня девятый уровень!

И укоризненно посмотрела на старика:

– Ну что, дед Вень, допрыгался?! А ведь говорила тебе!

– Прости, внуча, дурака старого!.. – пробормотал тот. – Отныне буду тебя слушать.

– Ладно, – смягчилась та. – Листы при тебе?

– В бумажнике… Остальные у Марченко…

– У Алексея Петровича? – уточнила девушка. В глазах ее горел азарт охоты.

Старик дернулся:

– Внучка! Все отдам, только спаси!

«Вениамин – глава рода, – вспомнилось мне кстати. – Присвоил белые листы дома Литницких…»

Так-так-так… Разрешения на поводки, фактически монополия на силу и чудеса… А девчонка молодец! Не так проста, как могло бы показаться!

Света зыркнула на меня разозленной кошкой. Ладно, решил я, у моей замечательной спутницы дела родственные, семейные, чужим встревать не след.

– Пойду, гляну, не приехала ли «Скорая», – сообщил я деликатно, выходя из домика.

Естественно, далеко уходить я не собирался. Настало время со вкусом расположиться под окнами и подслушать милую семейную воркотню. К сожалению, судьба распорядилась иначе. У калитки мне повстречались две старушки – высокая в выцветшей сиреневой кофте, и низенькая в телогрейке и платке цвета хаки. Мрачно смоля сигарету, низенькая разглядывала изгаженные олифой прутья.

– Здрасьте, – с энтузиазмом объявила она, едва меня завидев. – Ты, что ли, Светкин хахаль будешь?

– Уймись, Верунь, – прогудела высокая укоризненно, – нонеча не хахаль говорят, а бойфренд.

– Ничего не знаю. Хренд, редька там… Девчонка ревмя ревет, а он…

– Детектив Колесничий, – с обезоруживающей улыбкой достал я удостоверение. – У меня к вам несколько вопросов, сударыни. Найдется пара минут?

– Детектив? – впечатлялись гостьи. – Ах ти ж господи, Ормазд преблагой! Это с милиции што ль?!

– Ну, вроде того, прекрасные госпожи. Только это сейчас неважно.

Не прошло и нескольких минут, как мы с почтенными матриархинями болтали, словно закадычные подружки. Из их слов выяснилось много важного и интересного.

Как оказалось, я не первый посоветовал старому дзайану обратиться к аснатарам. Визит священника спланировали давно. Вот только Вениамин Серафимович безбожно с этим тянул. Старушки и так его уговаривали, и сяк – все впустую. Лишь вчера он решился и приехал на огород с аснатаром.

Священник старушечьему конгрессу не понравился. Не святой какой-то! Жилистый, сухощавый, круглоголовый… Сам плюгавенький, а выправка военная и «в груди крутая сажень», – как выразилась высокая. В общем, не инквизитор – бывший боксер.

Дело, впрочем, боксер-инквизитор знал. Запалил священные огни, споро и с молитовкой очистил первоэлементы. Интересный факт: когда отец Иштван кропил святым огнем курятник, птицы орали, словно резаные. Даже словно бы какое-то адское ржание из-под земли доносилось. Не иначе знак благой. Не по нутру дэвам святость аснатарова.

А вот дальше пошла ерунда. На бесплатное представление собрались местные мальчишки. И ладно бы просто глазели! Святому отцу не мешают, так и Вениамин Серафимович помалкивает. Терпит, значит, с молитовкой благостной. Только вот один паренек – вроде скрипача, со шпажкой деревянною – возьми да кувыркнись с забора. Прямо в любимую мушмуллу покойной.

Тут уж старик не выдержал. Такое началось, хоть святых ашаванов выноси! Аснатар орет, пацанва орет, малец брыкается, чисто кот помоечный. И всего-то ему уши надрали, скажите! Велика важность.

– …Простите, простите, – перебил я. – Мальчишку как звали?

– А дэв его знает… Артемом вроде. Вот Димка должен помнить. – Низенькая со значением посмотрела на меня: – Сосед Светкин по площадке. Дальше рассказывать?

– Сударыня, – проникновенно объявил я, – умоляю, не упускайте ничего! Я весь внимание.

…Дальше ничего особенного не произошло. Проводив аснатара, Вениамин Серафимович решил заночевать на даче. Бедная собачка Викуха, узнав, что придется провести ночь в дэвятнике, затосковала. Видимо, тосковала она правильно, потому что утром Вениамин ее не нашел. А потом и сам устал, заперся в домике и отказался кого-либо пускать.

Больше старушки ничего толкового не рассказали. А вскоре мне стало не до болтовни: подъехала «Скорая», и у нас появились другие дела.

Стукнула дверца машины. Света с готовностью придержала калитку; врач учтиво поклонился ей и зашагал к дому – коренастый, добродушный, в квадратных очках. С первого взгляда на него становилось ясно, что теперь судьба Вениамина в надежных руках. Следом семенила фельдшерица лет двадцати, крашеная блондинка с робким болоночьим личиком.

Войдя в комнату, врач окинул старика благодушным взглядом и обернулся к фельдшерице:

– Мариночка, дорогуша, достань корглизончику. Колоть будешь.

– Я? Почему я? – испугалась та.

– Давай, милая. Не спорь.

Фельдшерица распаковала экспресс-лабораторию и принялась возиться с инструментами, способными вызвать ночные кошмары даже у бывалого палача. Врач же вплотную занялся больным. В глазах его плескалось радостное волнение, какое бывает у людей, искренне любящих свое дело.

– Как я и думал! – воскликнул врач. – Ах, как хорошо! Ах, как это замечательно! – И, обернувшись к фельдшерице, сообщил: – Осчастливь этого сударика полкубиком, дорогуша. А потом кебузончику. Договорились? !

И принялся восторженно щебетать что-то о «декомпенсации» и «тахисистолической форме».

Забавно ссутулившись, девчонка приготовила шприц. Никогда не видел, чтобы лекарство кололи так долго – наверное, ставили рекорд для книги Гиннесса. Старика мучили, пожалуй, минут пять. Врач смотрел на это безобразие, благодушно улыбаясь и что-то одобрительно бормоча себе под нос, так что я успокоился.

Потом мы с водителем бережно, словно вазу эпохи Цин, переложили старика на носилки и унесли в машину. Когда я вернулся, фельдшерица заполняла бумаги, а врач что-то радостно втолковывал Свете. До меня доносились лишь обрывки фраз:

– Анафилактический шок… ну это просто чудо какое-то! Можно сказать, великолепная аллергия на старость. Нет, не лечится… замечательно! Просто чудесно! Будет восхитительный гемодиализ… Однако в таком хорошем состоянии… вы наследница?! Поздравляю!

Марина оторвалась от карточки и сердито поинтересовалась у меня:

– Родственник вы будете?

Я помотал головой.

– Родственники нужны обязательно, – сообщила она. – Чтобы в больницу везти. Кто здесь родственник?

– Я! – дэвчиком из табакерки выскочила баба Вера. – Я Серафимычу первая родственница, надежа и опора! – Она с вызовом посмотрела на юную дзайану. – Не то что некоторые, которые раз в три месяца за наследством приезжают!

– Ах, ты, борсетка старая! – взвилась Светка.

Фельдшерица равнодушно кивнула и вновь уткнулась в форму. Строчки выходили у нее ровные, опрятные. Писала она округлым девичьим почерком, так не похожим на каракули в рецептах. Интересно, это сколько же лет надо учиться, а потом не покладая рук работать по специальности, чтобы профессионально угробить почерк?!

Вскоре с формальностями было покончено. Водитель захлопнул дверь, и «Скорая» умчалась, унося старого дзайана навстречу новой жизни. Мы со Светой остались на дороге, глядя машине вслед.

– Главное, чтобы чара не сдохла, – озабоченно проговорила дзайана. – А то забудут, куда ехали…

– Чара? А что за чара?

– Да так, магия вызывания. Тут глушь, сами они б сюда часа три добирались. Вот только от силы многое зависит. А у меня силенок пока маловато.

– Ясно. Значит, магия вызывания… Ну что ж, пойдем улики собирать.

…Где-то в глубинах сознания раздалось громкое «тирьям-пам-пам!» – интуиция напомнила о себе. Светкина девятая ступень в магии вызывания недвусмысленно связывалась с происходящим.

Первая улика досталась мне. Света ее проглядела, потому что знала дачу куда лучше меня. Она искала Викуху там, где ее следовало искать, я же положился на удачу, и, конечно же, та меня не подвела.

Вытащив из-за компостной кучи лестницу, я приставил ее к стене. К стрехе шоколадными трюфелями прибились ласточкины гнезда. На заляпанном птичьим пометом брусе висела Викуха, похожая на набитый сеном гигантский носок.

Чупакабрас – сильная тварь. Я осторожно разворошил шерсть на собачьем загривке. Вот и след от укуса. Выдран клок шерсти, на коже – багровое пятно, напоминающее цветок гибискуса.

С крыши открылось много чего интересного. Я спустился и прогулялся к забору. Там угрюмо чернела старая компостная куча; несколько чурбаков из разоренной поленницы валялись в траве. Над ними извивалась сорванная со шпалер лоза малинника, среди белесых листьев поблескивали ягоды. Я машинально отщипнул одну, попробовал. Немного водянистая, но сладкая. Поздний сорт, что ли?..

Через миг сломанный малинник великодушно открыл мне то, что я искал. На заборе у поленницы дотлевали пряди плесени. Если чупакабрасу где и перебираться через забор, то именно здесь. Конечно, он мог просто прибежать сюда, чтобы поточить когти о сетку, но это вряд ли. Итак, зверюга пришла из леса.

К домику я вернулся с просветленным лицом.

– Ну? – Света посмотрела на меня с надеждой.

– Помаленьку проясняется, – сообщил я бодро. – Ну, студентка, устроим тебе маленький экзамен. Припомни-ка мне какую-нибудь тварь, чтобы оставляла плесневелый след.

Дзайана присвистнула и вытаращилась на меня с некоторой даже обидой:

– Лапа! Да ты знаешь, сколько таких тварей?! Сотни! Это очень важно?

– Очень, – заверил я ее.

– Тогда я в справочнике посмотрю, ладно?

– Хорошо. А сейчас пойдем в дом.

В доме я первым делом двинулся к столу. Бумаги, которые я вытащил из кармана Литницкого, лежали там же, где я их оставил. Заинтересовали они меня куда больше, чем след плесневелой твари.

Первая оказалась квитанцией из башни безмолвия[5]5
  По яснийским канонам, тело умершего человека нельзя закапывать в землю, бросать в воду или сжигать, чтобы не осквернить одну из первостихий. В башнях безмолвия над покойниками проводят ритуалы, после которых тело считается «чистым» и его можно хоронить на кладбище.


[Закрыть]. Выдан труп женщины, одна штука, подпись смотрителя неразборчивая, начинается на «Те…». То ли «Телех», то ли «Тепех».

Вторая – лист в клеточку, выдранный из ученической тетради, – заинтересовала меня еще больше. Развернув ее, я прочел:

«В суффиксах полных страдательных причастий пишется две буквы Н, например, ЗАГРЫЗЕННЫЕ ВЕНИАМИНЫ. В суффиксах кратких страдательных причастий пишется одна буква Н, например, ВЕНИАМИНЫ ЗАГРЫЗЕНЫ».

Так-так-так… На четыре пятых уверенный в том, что увижу, я вторично перечитал записку.

Конечно же текст стал другим:

«Чтобы правильно написать безударные окончания существительных, в большинстве случаев (кроме слов, оканчивающихся на -ИЯ, -ИЕ, -ИЙ) достаточно определить, к какому склонению относится слово, и посмотреть, как пишутся слова с ударными окончаниями из этого же склонения в такой же форме.

При проверке для первого склонения удобно пользоваться словом ВИНА, для второго – ШАНТАЖ, для третьего – КРОВЬ. В этих словах все окончания ударные.

Например, мы сомневаемся, что писать на конце словосочетания «САРАЙ В СЫРОСТ…». Слово СЫРОСТЬ третьего склонения. Подставляем проверочное слово «В КРОВИ». Следовательно, писать надо «САРАЙ В КРОВИ», с буквой И на конце».

Магия! К сожалению, больше ничего интересного узнать не удалось. Еще раз раскрыв лист, я обнаружил на нем правила решения каких-то магических уравнений. Затем – схему устройства замка, навешенного на подвальный люк.

Сомнений не было – я держал в руках легендарную вещь. Запредельный артефакт, мечту любого школьника всех времен и народов – Абсолютную Шпаргалку. Вопрос только: как она попала к Вениамину?

Хм… А не связан ли с этим милым предметом некий свалившийся в сад мальчик? «Вроде скрипача, со шпажкой деревянною… Артемом зовут». И тут еще какой-то Димка, Светин сосед по лестничной клетке…

Судьба великодушно посылает мне в руки нить. Друдж будет не воспользоваться ее щедростью.

– Игорек! – донесся с улицы отчаянный Светкин голос. – Тебя спрашивают! Дуй сюда!

Я сунул лист в карман и поспешил на улицу.

У ворот стояли двое гостей, один неожиданней другого. Монах в черно-белой рясе аснатара – жилистый, сухощавый… словом, тот самый, о котором говорили старушки, и рядом с ним кривоногий усач в милицейском мундире и расстегнутом кожаном пальто.

– Игорек! – взревел усач, бросаясь ко мне. – Вот так, а?! Что ж вас из Виттенберга принесло?!

Сердце екнуло. Я попал в руки самого отчаянного и непредсказуемого из веденских оперативников.

– Ишь, дэвяка! – с энтузиазмом облапил меня усач. – Исхудал-то, исхудал на вольных харчах! Что, Гертруда, не естся, не пьется Гамлету?!

– Полегче, Сема, – я попытался вырваться из его объятий, – естся великолепно, пьется – дай боже! Беготни просто больше, чем на казенщине. Знакомься, кстати: Светлана Литницкая. – И, морщась от боли в ребрах, представил усача дзайане: – Коллега мой бывший, с Булочной, семь. Капитан милиции Семен Винченцо, живая легенда. Оперуполномоченный отдела по борьбе с преступлениями, – тут воздух в легких закончился, и скороговорка моя призамедлилась, – совершенными с применением магических техник.

– Отдел СоПриМаТ??!!! – поразилась Света. В глазах ее светилось благоговение: – Маголовный розыск?!

– Так точно, сударыня. Будем знакомы!

Дзайана вспыхнула и потупилась. Впрочем, Семен на всех женщин оказывает такое воздействие. Ему за сорок, однако энергии его может позавидовать двадцатилетний биатлонист. Он играет в драмкружке, Шекспира может часами цитировать, женщины ему на шею вешаются. Рубака, хохотун, непоседа. Но, к сожалению, дурак. Впрочем, должен же быть у человека хоть одни маленький недостаток?

– А где эксперты твои? – поинтересовался я. – Галочка, Люсенька?!

– Какие там эксперты! – жизнерадостно объявил тот. – Скомандуйте дать залп! В отпусках наша экспертня… Крутимся, как можем, а Можем – это ночмарская фамилия.

Пока мы хохотали (как это обычно бывает, совершенно по разным поводам), аснатар стоял с непередаваемо мрачным видом. Наконец он схватил Винченцо за плечи, встряхнул и рявкнул тому в ухо:

– Давай к делу, сыне! Побалаболить всегда успеем.

Продолжая хихикать, Семен развел руками:

– Видал?! Папаня выискался на мою голову! У-у, попская морда! Тут друга встретил, лет пять как потерянного, а он… Поди поспи, Франциско!

– Прошу простить нас, святой отец, – я учтиво поклонился инквизитору, – мы действительно давно не виделись. Так это вы, значит, отец Иштван?

– Истинно так, сын мой.

– Вчера обряд проводили?

– Проводил, паства. Мы в своем праве – друдж бить и в хвост, и в гриву! Как здоровье подпаствуемого?

– Плохо. Не впрок ему ваши молитвы пошли. Насколько я знаю, бедняга при смерти.

Это заявление оказало примерно то же воздействие, что пуля, попавшая в гору воздушных шариков.

– Как при смерти?! – подскочил Иштван.

– Офелия, вы порядочная девушка?! – это уже Винченцо.

В нескольких словах я рассказал то, что знаю. Упомянул о контракте, о мертвой курице, о дэвовском звере чупакабрасе.

– Зажгите ароматные куренья, – пробормотал Семен с печальной задумчивостью. – Опять ты меня опередил… Я здесь по сигналу. Думал, врут, кошелки старые… Ан нет, Офелия – девушка порядочная. Ну давайте осмотрим место происшествия.

Я сводил Винченцо к трупу собаки, к следам плесени на заборе (никаких следов, впрочем, уже не осталось) и показал место, где мы нашли старика. Семен слушал рассеянно. Это наводило на жуткие подозрения: похоже, у него появилась ВЕРСИЯ.

Так оно и оказалось.

– Вы все арестованы, – после минутного раздумья объявил он. – Все, кроме Светланы.

– Можно поинтересоваться, почему, сын мой? – меланхолично поинтересовался аснатар. Похоже, он уже понял, с кем имеет дело.

– Молчать! Вы натравили на старика чудовище! Впрочем, нет… Не сходится… Ах, дэв возьми! Вы же не дзайаны.

– У меня алиби, – деловито сообщила Света. – Я была на дискотеке в «Трансильвании». Можете проверить регистрационную чару.

Это расстроило капитана до глубины души. Он окинул дзайану взглядом человека, обнаружившего вдруг, что его семья пала жертвой кровавой вендетты:

– Плохо, сударыня! Из-за вас версия рушится. А органам надо оказывать содействие. Значит, так, предлагаю другую версию. В убийстве виноват мальчик! Мотив есть. Con tutto il cuore ben trovato!

Я-то к семеновским методам привык… Но Света и аснатар впечатлялись:

– Позвольте, но какой же мотив у мальчика?!

– Уши. Уши его мотив! Во время обряда мальчик… как его зовут, кстати?..

– Артем, – подсказал инквизитор, с каким-то болезненным любопытством глядя на инспектора.

– Великолепно! Артем – он ведь упал с забора, так? Вот и мотив! Потерпевший ему уши надрал, а мальчишка – он, естественно, в совершенстве владеет боевой магией высоких степеней – затаил обиду. Мы ж понимаем, сами дзайаны… Прикрываясь безобидностью детского вида, мальчик навел чару. Магическая тварь, призванная им, сожрала потерпевшего с потрохами. Все просто. – И, не в силах сдержаться, добавил: – Он отозвался б, но запел петух.

– Ладно, – без энтузиазма согласился я. – Как рабочая версия пойдет. – И вполголоса добавил: – Молитесь, отец Иштван, чтобы она оказалась последней.

Инквизитор ответил мне понимающим взглядом. Светка раздраженно закатила глаза.

– Ерничать, Игорь Анатольевич, не надо! – надулся инспектор. – Семен Винченцо себя окажет. Значит, так. Вы остаетесь. Ничего не трогаете. Я допрашиваю соседей. Не трогать первую – моя! И – оп-ля-ля – дело фактически закрыто!

Он подпорхнул к калитке, но тут его окликнул аснатар:

– Один момент, благой товарищ Винченцо. Не хотите выслушать кое-какие соображения со стороны церкви?

– Ну что еще?!

– Дело в том, сыне, что вчерашний обряд закончить не удалось. Подпаствуемый запретил освящать одну постройку… понимаете?

Мы переглянулись.

– Какую именно? – осторожно поинтересовался он.

– Сарай. Между тем оттуда исходят явственные миазмы друджа.

– Хм… – Винченцо с надеждой потер подбородок. – Пожалуй, свидетели подождут.

Мы вопросительно посмотрели на сарай. Тот поспешил притвориться совершенно безобидной развалюхой.

«САРАЙ В КРОВИ», – всплыло в памяти. Заколдованный листок шевельнулся в кармане. Мы семимильными шагами приближались к разгадке.

Увы, зловещее строение нас разочаровало. В нем витал дух запустения. Земляной пол устилало свежее сено; в углу противотанковым ежом топорщились инструменты: вилы, коса, тяпка. Я заметил разоренные кроличьи клетки, пустой насест… Все грязное, сломанное. Домашняя живность в стариковом хозяйстве повывелась уже года как четыре.

– Так-так. – Винченцо прошелся к клеткам и обратно. – Это очень важно, прошу занести в протокол. Сарай пуст. Как говорится, угомонись, кормилица, и ты.

– Семен, осторожно, – заметил я небрежно. – Лоб побереги.

– Не понял?!

– Среди инструментов есть все, что угодно, кроме грабель. Скорее всего они закопаны в сене.

Винченцо запнулся. Походка его сделалась вкрадчивой, как у мыши, разминирующей мышеловку. Балетным шагом он провальсировал к двери.

– Животины у Литницкого нет, – продолжал я задумчиво, – значит, сено заготавливать не для кого… Однако, – я нагнулся и вытянул клочок, – сено свежее. Это не бурьян, не болотные травы – мышиный горошек, чина, полевица. Первосортное сенцо. Зачем оно?..

– Может, чтобы спать? – предположила Света. И тут же сама себе ответила: – Нет, жестковато будет… Да и дед комфорт любит.

– Вот именно. Сено скрывает люк в полу. А находится этот люк…

– …вон там, – показал аснатар. – Оттуда друджем больше всего тянет.

Семен прикусил губу. Инициатива уплывала из рук, и следовало срочно что-то делать.

– Прекрасно! – потер он ладони. – Скомандуйте дать залп! А теперь, товарищи посторонние, пропустите профессионала магрозыска. Потому что пара нормальных мужиков не заменит одного паранормального.

И капитан решительно двинулся к указанному Иштваном месту. Не дойдя нескольких шагов, он остановился: