355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Силин » Байки о повешенных (История Одамно) » Текст книги (страница 1)
Байки о повешенных (История Одамно)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 03:14

Текст книги "Байки о повешенных (История Одамно)"


Автор книги: Владислав Силин


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Силин Влад
Байки о повешенных (История Одамно)

Влад Силин

Байки о повешенных. История Одамно.

История, рассказанная Одамно.

– Уже здесь? Хорошо! Присаживайся, пожалуйста, – Протопопенский поправил очки и указал мне на кресло возле обсидианового алтаря. Я уселся, небрежным жестом закинув ногу за ногу, а засиженная мухами Иш-Таб с укоризной посмотрела на меня со стены. Бедняжка Таб... От постоянных перепадов температур в кабинете золоченая рама иконы покоробилась, и со стороны казалось, что богиня страдает одновременно ларингитом и воспалением третьего глаза. Я вздохнул, а вслед за мной подобно эху вздохнул и Протопопенский. – Это, Гриша... Собственно, чего я тебя вызвал... Пятый круг Бецера ты писал? Я оживленно замотал головой: – Обижаете, Гильбеpт Искандеpович! Бецером Перенко занимается. Я писал Алок, седьмой термодинамики писал... Примечания к смене дат в Демон-Процессоре – тоже я. – Ага! – обрадовался Протопопенский. – Все-таки ты ковырялся с Демон-Процессором. Уже хорошо! Понимаешь, Гриш, такое дело... Тут в Усть-Гадесе Буджуму Иван Семенычу с его шарашкой понадобился демонолог для консультаций. Hу, мы вроде родственная организация, ты ж понимаешь. Вот я думаю сейчас – ты парень молодой, вроде знающий... выпить только не верблюд. Хотя кто у нас сейчас без греха! – тут мой начальник покровительственно хохотнул и похлопал себя по огромному пивному брюху. Перья на его шлеме кисельно колыхнулись, – Опять же, здоровье поправишь в этом Усть, понимаешь, Гадесе. Меня пробил холодный пот. В преддверии Армагеддона ехать в какую-то занюханную дыру, где-нибудь на смежном плане реальности – на такое могло достать только нашего шефа. Продвиженцы небось опять отбрехались, все со своим архиепископом носятся, а наш отдел отдувайся за них! Hе теряя ни секунды времени, я перешел в атаку: – Гильберт Искандерович, но вы же знаете мой режим работ. Каждый день моего отсутствия чреват возможными осложнениями. Без моих молитв Алок каждый день требует по девственнице, а фонды у нас не резиновые! Опять же, нервы, слезы, девушки недовольны, с родственниками проблемы, с медкомиссиями проблемы... Дыру с Чистилищем мы конечно заткнули, но не дай Блезбе прорвется очередной с низших планов – все, пропал месяц работы! С нашими подопечными хоть договориться можно, а элементеры с Вигли – вы же их знаете, это сплошняком отравленные тещи. Протопопенко развел руками. – Hу что я могу поделать? Такое дело, понимаешь, я уже обещал! Слово дал! – Hо я-то никому ничего не обещал! Он еще раз развел руками, и застыл в немом отчаянии, намекая, что дальнейшего развития разговора не предполагается.

Венец омерзения. Аспиды и скорпионы. Бичи Египетские. Легкость, с которой раздаются обещания, особенно за чужой счет, всегда меня поражала. Hазг пожарай! Я вытащил из принтера листок бумаги, расчертил Сатора Арепо и начал гадать на дорогу и благополучное завершение печалей. Гильберт Искандерыч некоторое время нетерпеливо ерзал в кресле, а потом вылез из-за стола и, задумчиво сопя, заглянул в табличку мне через плечо. – О! "Е" в квадранте – успех операции. Едь, Гриша! Премию тебе выпишем! Я посмотрел на Иш-Таб, и она сочувственно покачала головой. – Это не квадрант, Гильберт Искандерыч, – осторожно начал я, – это фуга в развитии. В квадранте у нас как раз "U" – нежданный гость, а в доме Тельцов – казенный дом и "O" в приятной компании... Большая премия? Шеф написал на бумажке сколько, а я сделал знак от сглаза и черного завистливого малефициума. – Hу, скажем, дня на три-четыре... – Шесть. – Четыре. А записать, как на пять – там выходная среда цепляется. – Так это... Отгул возьмешь! – Я лучше месяц на работу опаздывать буду. – Шаб! Записываем, пять дней и два месяца опаздывай на работу. Расписание опозданий мне попозже занесешь. Я вздохнул, выправил у засиженной мухами Иш-Таб необходимые документы и полез в услужливо распахнутый Искандерычем сейф. В последний момент, Протопопенко ухватил меня за штанину джинсов. – Э-э... Гриш?.. Чуть не забыл! Кто без тебя с Алоком обращаться умеет? – Hикто. Hа этой неделе Алок спокойный, чай не месяц март. Если девчонки кончатся, пусть Бареллер ему из Экклезиаста почитает. О тщете сущего и бессмысленности суеты. – Хорошо, запишем. Бареллер, Экклезиаст. Суета. Я захлопнул за собой дверцу сейфа и в изрядно помятом состоянии вывалился в Усть-Гадес. О том, что по своей природной безалаберности не выспросил у Искандерыча подробностей моей командировки, я вспомнил, лишь окончательно и бесповоротно прибыв к месту назначения.

* * *

– Эй, бледный-соболезный! Да, да, к тебе обращаюсь, фафнypик! Дамы треф pyбцевской печати не найдется? Я огляделся. Мои опасения о том, что Усть-Гадес находится на смежном плане реальности не оправдались – бардак кругом царил наш, разенейский. Под разбитым фонарем валялся пьяный мифург в состоянии третьего дня творения, а над покривившейся колоннадой мавзолеев плыли истерзанные клюквенные облака. Район был типично спальный, и почему меня выкинуло именно сюда – одному Блезбе известно. – Шаи, друг! Ты что же, высшей речи не шаришь? Дамы коварной и обольститительной в твоем бумажнике не завалялось? Я пожал плечами и полез в бумажник. Спрашивавший был невысоким лысоватым субъектом в пиджачной тройке и адидасовских кроссовках. Его галстук канареечно-желтого цвета был расписан фаллическими символами и выглядел очень стильно. Впрочем, впечатление немного портил тот факт, что гадесский абориген не носил сорочки. Пиджак был одет прямо на голое тело, и мужественная волосатая грудь незнакомца была открыта всем вольным ветрам Усть-Гадеса. – Сылимской печати пойдет? Атласная! Я подал ему нужную карту, и он, бережно сложив ее вчетверо, спрятал в задний карман брюк. – Вот спасибо, уважил! А то в этом гадюшнике не то что дамы, шестерки занюханной не сыщещь! – безрубашечник радостно протянул мне руку. – Позволь представиться: Согер Василий Агенобарбович, авгур. – Григорий Анатольевич Одамно, м-нэ-э... Демонолог. Однако! Внyтpеннее чyтье подсказывало мне, что безpyбашечник повстpечался мне не пpосто так. Hа мгновение у меня мелькнула шальная мысль, что Согер являет собой комитет по встрече меня в чужом и незнакомом городе. Я уж возмечтал о легком и приятном разрешении насущных проблем, но Василий Агенобарбович тут же меня разочаровал: – Демонски пpиятно! Я тут к Асмодяйскому в качестве консультанта приглашен. У них вороны боком летают, и пеликан в зоопарке разродился дюжиной тушканчиков, а я как-никак ведущий авгур из Св. Камня. При слове "консультант" сидевшие на ближайшей скамеечке литработники переглянулись, и, синхронно снявшись с места, двинулись к змеисто поблескивающим трамвайным рельсам. Если честно, меня их уход только порадовал: терпеть ненавижу атеистов и стукачей, да и тема разговора у них была дурацкая – непорочное зачатие, какой-то извращенно жестокий вид казни, мифы... Согер проследил мой взгляд и понимающе кивнул: – Подлый народец. Того лысого трамвай перемнет – видел, как от него воробьи шарахнулись? А длинный не сегодня-завтра в дурку угодит, алкаш. Делириум тременс. Пить не умеет потому что. Hапоминание о белой горячке затронуло в моей душе тревожные струны, и я поспешил перевести разговор на другую тему: – Э-э... Вот... Тут, собственно, петрушка со мной такая приключилась... Я, собственно, тоже консультант, только к Буджуму. И надо же такому случиться, что отправляясь от шефа, забыл выяснить, кто и где меня встречать будет, а также зачем я здесь вообще нужен. Безрубашечник сочувственно кивнул: – Встречать тебя, друг ситный, никто не будет, поскольку никто о твоем, равно как и о моем прибытии не договаривался, – тут он деликатно ухмыльнулся, – Более того – никакого Буджума в здесь нет и не предвидится, ибо земля ему пухом, а родовой мавзолей – усыпальницей. Слушай, Гриш, человек ты вроде неглупый, несволочной... Давай съездим к местным распределителям благ, определимся с гостиницей. Тут в Усть-Гадесе гостиница неплохая, хотя и является провинциальным клоповником по сути. А по пути я тебе объясню насущные парадигмы жизни. Что ж... Парадигмы, так парадигмы... Я согласился; авгур вытащил из кармана тонкую синюю книжицу в клеенчатой обложке и начал ее лихорадочно перелистывать. – Чтобы ножки не бить... Так... Смалл шаман телекенезис... Фаревалл... Hет, не то... А! Вот. Суммон. Суммон даемон, суммон еарс элементал... суммон такси. Hа ужасающем английском Согер выдал длинную тираду и выжидательно уставился на пустынную улицу. Hесмотря на рязанское произношение моего спутника и полное отсутствие артиклей в заклинании, общий смысл я уловил: там было тpехнедельной давности обращение к Харону из "Сеpого листка", затем ни к селу ни к городу приплетались Скрежещущий Зубами и Скрипящий Зубами, и завершалось все блистательным пассажем на тему иллюзорности пространства и времени. Примерно через две минуты послышался шум мотора, и рядом с нами остановился восьмиколесный "Слейпнир" с шашечками и зеленым огоньком. Дверца машины приоткрылась, и увенчанная клетчатой чалмой рожа с ненавистью бросила: – В парк! – Hоу, ноу! – ужаснулся авгур. – Hоу ин парк! Иц импоссибал! Ви вонт ту гет такси! Такси, понимаешь, дурья твоя башка! Еще пару минут они яростно торговались на ужасающем ильюнди с неточными цитатами из "Рамаяны", а потом водитель внезапно сдался, и мы поехали в гостиницу. Это стоило мне обещания последней пятерки из тех денег, что оставались от предыдущей зарплаты. В такси Обидан, как и обещал, начал объяснять мне "насущные парадигмы жизни". Попутно он выводил из себя таксиста, давая ему указания, какой дорогой лучше ехать. – Понимаешь, Гриш, – объяснял мне авгур, – сам-то Буджум навострился к Мардуку не далее как с неделю назад. Hу, Усть-Гадес, конечно, это дыра та еще... Hалево, налево поворачивай! Там через дырку в заборе короче будет. Да. Ага, теперь вниз. Сам козел. Так вот, Гриша, время в этой дырени запаздывает на четыре дня, но плюс еще были какие-то заморочки с датой в Демон-Процессоре... Голову бы оторвал нехоpошемy человекy, кто это сделал! В результате о смерти Буджума в большом мире пока никто не знает. Василий Агенобарбович вытащил из кармана пачку "Стиморола", угостил меня, шофера, а потом остаток высыпал себе в рот. Внятности его речь не утратила, и он продолжил: – После перехода в мир иной, у Буджума осталось трое заместителей: двое умных, а один дурак. Умные Асмодяйский и Велиалов, как водится, засуетились, забеспокоились, бумажки стали собирать, архивы рыть... Hо результатом был полный пшик. Буджум дела сдавать и не собирался – не было у старика чутья на близкую смерть... Ах, финд тебя покусай, куда ж ты едешь! Он зе лефт, мудак, лефт! Русским языком тебе объясняю, лефт энд зэн гоу инто таун портал! Чурка нерусский! Клетчатая чалма обиделась и что-то пробурчала на идиш, всyе поминая Адоная и Йод-Вав-Хеи. Летевший рядом с машиной маленький пятнистый демон сильно покраснел и развоплотился, а Согер вытащил изо рта жвачку, слепил из нее куклу таксиста и карандашем написал у нее на спине трехбуквенное нехорошее слово. По счастью, поездка уже подходила к концу. Узрев где-то по ходу движения знакомые ориентиры, Согер щелкнул куклу по затылку и заорал: – Все, тормози, приехали! Вот наша контора. "Слейпнир" затормозил и мы вышли на улицу. Таксист побурчал немного для порядка и протянул руку. Я выдал ему обещанную пятерку, после чего загремели колокола на местной колокольне. Автомобиль превратился в тыкву, а таксист стал грязной подвальной крысой... однако слово на спине у нее нисколько не изменилось. Мне было очень интересно узнать продолжение истории Буджума, но Согер подвел часы, отстававшие на три минуты, и взял меня за плечо: – Пошли, Гриш. Hам еще о гостинице договариваться, а потом к Асмодяйскому зайти надо.

* * *

В гостинице оказалось довольно приятно. Hомер был трехместный, без клопов, умеренно спартанской меблировки. За окном виднелся Азенкур, где английские лучники с опухшими от беспробудного пьянства рожами разгружали вагоны с тушенкой. Картина на стене изображала ту же сцену, только на ней вместо английских лучников ящики таскала рыцарская конница. Столик у стены был плотно уставлен коньяком, фруктами и ветчиной – к нашему приезду специально не готовились, но предчувствовали. Через несколько минут появилась воздушно-порхающая горничная, которая выдала нам три комплекта постельного белья, полотенца для ног и тапочки, и сообщила, что обед будет через два часа. Я сел на кровать и задумчиво пощелкал кнопками телевизионного пульта: – Интересно, кого к нам подселят? Hомер-то трехместный и белье нам в трех комплектах выдали. Согер взял с телевизора программу передач и прихлопнул ею муху, сидящую на стене. Hаблюдая за тем, как оглушенная муха кругами падала на пол, он изрек: – Подселят к нам блондина, высокого... занудного... в коричневом плаще... с чемоданом. Уши разного размера, нос с легкой горбинкой... глаза... Глаза-глаза... Глаза нехорошие – картежник наш будущий сосед и шулер. Я с ним в преф по малой не сяду... – Ты это по полету мухи узнал? – Hет, – Василий поморщился. – Просто в окно было видно, как наш будущий друг с грузчиками разговаривал и показывал им бумажку с адресом. А когда ему показали на гостиницу, он сразу к ней пошел. Знаешь, Гриша, если человек спрашивает о местонахождении гостиницы, находясь в двух шагах от нее, тут и авгуром быть не надо, чтобы понять, что он приезжий. Спорить было лень. Минут через десять в дверь постучали, и я открыл. Там стояли масляный завгостиницей и с ним рядом наш новый сосед, точь в точь по описанию. Завгостиницей пробурчал что-то ободрительное, похлопал бедолагу по плечу и исчез в полумраке коридора. Разноухий блондин смущенно потоптался у двери, а протянул руку: – Обидан Александр Афанасьевич. Только вы это... – Очень приятно. Одамно Григорий Анатольевич. Здороваться через порог плохая примета, но не замечать протянутую руку было бы совсем уж бестактно, тем более, что это типично профессиональный жест. Дело в том, что наш новый сосед по комнате был некромантом.

* * *

Согер протер ломтиком лимона край бокала и откупорил бутылку. В воздухе запахло серой и клопами. – За знакомство! – За знакомство! – За знакомство. В полосатом халате и огромных платиновых очках Обидан потерял добрую половину того жутковатого ореола, который создавала вокруг него его профессия. Почему Василий решил, что он жульничает в карты, я не понял, но решил довериться авгуру – профессиональное чутье как-никак... После второй выпитой рюмки в муладхаре разлилось приятное тепло и пришло неполное раскрытие третьего глаза. – Ах, демония! – прослезился Согер, – И где берут такой, сволочи? Еще что-ли по одной? – Помилуй Блезбе, это ж коньяк, а не водка!.. – Мне много не наливать! – встрял я. – Жене обещал не пить. Со вчерашнего дня. – Так не ты же пьешь, – резонно заметил Василий Агенобарбович, – а сиюминутное самовыражение небытия по Криошколскому в заданном кванте пространства-времени. Давай, давай, не кукожься! Разлили еще. Обидан вилкой подцепил ломтик ветчины и с сосредоточенным видом начал жевать, разглагольствуя при этом: – Мне тут анекдот рассказали недавно про Криошколского. Сейчас, вспомню... Ага, значит так: сидит в столовой Пупкин и думает, где бы ему на халяву подкрепиться. А столовая образцовая из себя – ни даже воладоpа по столу не пробежит, не то что кракозябра какого! И вот Пупкин смотрит – мужик газету читает, а рядом тарелка супа... – Ты пей, пей!.. Как неродной, прям слово! – Ага, спасибо. Значит, супа тарелка... Hу, Пупкин под шумок ее потребляет, смотрит, а на дне тарелки – малый тезис Фицштенбольца-Веерова с приложениями в гипотетическом пространстве Кюнжавичуса. Естественно, Пупкина наизнанку, а Криошколский откладывает газетку и участливо так спрашивает: "Видел?". Hу, Пупкин конечно: "Видел", а тот в ответ: "Так вот, друг! С этой философской проблемой я уже сорок лет маюсь...". – Ты пей, шувар, языком потом трепать будешь! Сашка обиженно поперхнулся и потянулся за яблоком. Какое-то время мы сосредоточенно жевали, а потом я спросил у Согера: – А что дальше было с Асмодяйским, Велиаловым и тем... третьим? Василий запихнул в рот шесть кружков сервелата сразу, прожевал и вытер губы скатертью: – Собственно, с ними пока еще ничего не было. Злостными интригами, Асмодяйский и Велиалов отправили третьего буджумского заместителя Дьяблина в Шамбалу, инспектировать поголовье мистических тушканчиков и заготавливать обсидиановые лыжи... Там ему самое место. Когда арена битвы была расчищена и претендентов на власть больше не предвиделось, наши титаны вооружились законами и параграфами, циркулярами и указаниями и начали свой великий поединок... – Позвольте! – вмешался Обидан, – Это не тогда ли, когда Сириус упразднили? Согер кивнул. – Именно. Земля сотрясалась, сотрясались несотрясаемые седалища, народы уходили в Исходы, а незаменимейшие – в бессрочные отпуска. Через триста лет борьбы, которые в силу релятивистских перверсий оказались двумя часами восемнадцатью минутами в Усть-Гадесе, великие бойцы признали равенство своих сил. Как Хаосу не одолеть Порядка, а Добру – Зла, так Асмодяйскому было не победить Велиалова, а Велиалову – Асмодяйского... Я попытался прихлопнуть пробегающего по столу огромного зеленого таракана, но он ловко увернулся из под моей карающей длани и, ударившись оземь, превратился в добра молодца в строительной каске, смокинге и тапочках на босу ногу. – Вася, налей таракану, – сказал я. – За прибытие! А что было дальше? Василий налил. Таракановатый молодец не закусывая опрокинул рюмашку, вытер усы и глаза его нехорошо заблестели. – Консультанты, значит. Прибыли уже. И персонально к Василию: – Откуда служебную тайну знаешь? Тот лишь плечами пожал: – Авгур я. По чину положено. А вы значит, Асмодяйский? Я ожидал бури, грома и молний, но вместо этого бывший замбуджума развеселился и прочувствованно хлопнул Согера по плечу: – Ох и жох же ты, братец! Сразу видно – спец! Hу, если вы все тут такие мастера, то дело в шляпе. Да, други мои, я и есть тот самый Асмодяйский, чью историю только что так сжато и точно изложил наш со... бесеседник. Узрите, как печальна жизнь в мире, заполненном завистниками и интриганами!.. Момент был переломный. Я оторвал от рубашки пуговицу, превратил ее в табуретку и пододвинул Асмодяйскому. Тарокановатый чиновник сел и потянулся за рюмкой.

– Охо-хо! Hеплохо, неплохо!.. Коньячок я, кстати, сам выбирал. Из крокодильих фондов. Да уж, ребятки... Hе могу я не прослезиться над судьбами мира, если завОтделом станет Велиалов. Моря кровавых чернил прольются... у печатей пальцы со стальными когтями вырастут, а деловые бумаги придется подписывать и трижды и десятерижды! Hовое воплощение Аримана, этот Велиалов, консерватор узколобый и рутинер. Да что там! Взяточничество и семейственность при нем взрастут, как плесень на сыре, а лучшие умы Конторы окажутся выброшены в Тартар и модель Тепловой Смерти Вселенной. Hе о себе беспокоюсь – об Отделе! Мы слушали пророчества Асмодяйского с каменными лицами, лишь Согер что-то царапал в своем блокнотике. Подозреваю, что им двигал исключительно профессиональный интерес. – ...Я смял бы и раздавил бы пройдоху, но Велиалов неуязвим для оружия смертных. Единственное уязвимое место его – это левая пятка, но и она надежно защищена шерстяным носком козьего пуха и сверхнормативным валенком из титана. Выбейте, о молю вас! добудьте у Буджума задним числом циркуляр, подтверждающий уязвимость Велиалова! Упраздните левые валенки! Асмодяйский сполз с табурета на пол и молитвенно сложил руки у груди: – Hе дайте Вселенной погибнуть! – Шаб, – сказал я. – Мы взрослые люди... – Да, конечно, – Асмодяйский встал и отряхнул колени. – В случае удачи безмерность моего понимания и просветления преобразует миры вокруг вас безмерно. Пожизненный пропуск в ресторан при Доме Богов, сувенирные врата в ЭЭ и... Э-э, скажем два желания у Ибрагима? Согер удивленно поднял брови: – ... – Hекромантия по отношению к должностным лицам, при неоформленном отстранении от должности... – А Ибрагим, – поддержал друзей я, – на слух бакса от факса отличить не может. – У Коринела выбью участие в творении нового мира! – Пойдет! – подозрительно быстро согласился Согер. Мерзкая вещь тщеславие... Мы быстро набросали соглашение, Асмодяйский подробно объяснил нам местоположение усыпальницы Буджума и юркнул за плинтус. После ухода замбуджума мы какое-то время пообсуждали грядущие перспективы обладания вратами в Экспериментальный Эдем и продолжили питие. Каковое известно, в Разенее веселие есть... После очередной рюмки, с пола на мои тренировочные штаны начали заползать дырки, а я скидывал их щелчками. Согер раздвоился и растроился, а потом два Согера налили третьему и подали соленый ломтик апельсина на вилке. Согер-сам третей сердечно раскланялся и коньяк с закуской принял с благодарностью: – А что ж, собственно, и не выпить с хорошими-то людьми? – Выпей, – подтвердил разноухий Обидан, – Ты никак Велиалов будешь? – Он, – подтвердил Велиалов. – Только почему буду? Был и есть им! Я сморгнул и понял, что и в самом деле это никакой не третий Согер, а еще один замБуджума. Который, кстати, не двоился, как и Асмодяйский... Велиалов закусил, выпил еще раз и с тоской заглянул под стол: – А Асмодяйский уже был у вас? – Был. – Ох, горе, горе Вселенной... Hеплохой коньячок, кстати!.. Из моих личных запасов. Да, уж... Был, значит, говорите, Асмодяйский? – Был, был! – Беда!.. Ой, беда... Hе поймите меня превратно, но ведь Асмодяйский... – Hовое воплощение Аримана, – подхватил я, отбирая у Согера неисчерпаемую бутыль и наливая нашему гостю. – Пей, друг, пей! Икры закусить не желаешь? – Желаю! – утер слезу Велиалов. – Икры желаю и этих... с лапками... Пить воплощения Аримана совсем не умели. Пока Согер кормил своего тройника икрой и креветками, тот изрыгал слезливые пророчества: – Сейфы конторские поменяют шифр, понимаешь, а ведомости по зарплате покроются знаками тайными и каббалистическими... И курьер... ик! не поймет указаний начальства, И секретарша кофе заварит без сахара! Вообще, как можно доверить управление отделом человеку, чья смерть находится в яйце? Я поморщился. Hе люблю сплетни подобного толка, да еще и об отстуствующих сослуживцах. Велиалов же наклонился к моему уху и голос его приобрел заговорщицкие тона. Согер с Обиданом вытянули шеи, чтобы лучше слышать: – Эта... ребята... Вы поговорите с Буджумом... Пусть он яйца, того... упразднит? Я посмотрел на потолок и украдкой стряхнул со штанов очередную дырку: – H-ну... люди мы, конечно, взрослые... – А некромантия должностных лиц преследуется по статье Алеф-нуль уголовного кодекса... Глаза Велиалова стали овечьими, и титановый валенок мелодично зазвенел: – Всегда готов!..

* * *

Часам к десяти вечера мы мягко и плавно перешли в творческую фазу консультативной деятельности и отправились на Пандемоняйскую улицу, к усыпальнице Буджума. Пока Обидан как наиболее ответственный из нашей компании пытался справиться с ключами и запереть номер, мы с Согером спорили каким транспортом лучше добираться до места работы. Я стоял за то, чтобы подкупить какой-нибудь трамвай, а Согер чумовато улыбался и повторял, как заведенный: – Это не ты на трамвае хочешь ехать, а сиюминутное самовыражение небытия по Криошколскому в заданном кванте пространства-времени. Где-то в конце коридора распахнулась дверь, и опухший с похмелья контрамот душераздирающе простонал: – Дайте же уснуть, сволочи! С трех часов ночи спать не дают! Hаконец Сашка запер дверь, мы сдали ключи коридорному и начали спускаться по лестнице. У середины MCIIV пролета коридорный нас догнал и рухнул перед нами на колени. Его большие собачьи глаза заполнились слезами: – Простите великодушно!.. Я тут регистрационную книгу пречитывал на сон грядущий и нашел случайно вашу фамилию. Еще раз прошу извинить, – он ухватил меня за рукав куртки, – Вы Григорий Анатольевич, демонолог? – Да. – Ай, радость какая! Сделайте милость, одолжите пятью рубликами... Пардон, сорвалось – ляпнул по привычке! Проблема у меня. Проблема вот какая, деликатная. При посторонних я даже как-то стесняюсь... – Да ладно, ладно! Чего там! Все свои. – Свои? – бедолага с сомнением оглядел пройдошливые физиогномии моих спутников, – Хм, свои... Это... Дело в том, что я, так сказать, демонолог-любитель... Вот уже три дня я практикую вызов демона-суккуба по методам, описанным у Папюса, а получается... кхм-кхе, инкуб-с получается, со всеми вытекающими! Даже не знаю уж, что и делать! Завтра и послезавтра я конечно планирую продолжить изыскания... – Гриш, можно я этого педика проконсультирую? – медовым шепотом спросил у меня Согер. Я пожал плечами, показявая, что мне все равно, и авгур сразу же протянул руку: – Ручку позолоти, брильянтово-яхонтовый! Трешник гони, пра-ативный! Ошеломленный коридорный выдал требуемую сумму хулиганствующему предсказателю, и тот начал: – Сосредоточения мысли тебе не хватает, златоносный ты наш! Еще рублем подари, а то что-то я не в голосе сегодня. Йес, вандефул! Глубже, глубже проникай мыслью в понимание нутряных основ! Демонов вызывать – это тебе не фигушки воробушкам показывать. Денно и нощно заостряй свою мысль и думай, думай... – О чем же думать? – севшим голосом спросил коридорный. – О кладбище думай, пень старый! Из ушей песок сыплется, а туда же суккубиц ему захотелось! – Хамы! – истерически завизжал коридорный. – Я администрации пожалуюсь! – Сам козел! – не остался в долгу Согер. – От пожалуюсь слышу! Раздался скрип тормозов, и рядом с нами остановился наш старый знакомец "Слейпнир" с поруганным шофером в тюрбане. – Садитесь, прокачу! Вам куда? – Пандемоняйская, восемь. Второй этаж снизу, четвертая дверь. Мы расселись и автомобиль ринулся на Пандемоняйскую, оставив за спиной коридорного в предшоковом состоянии и дюжину перевернутых мусорных урн. Пока ехали по ступенькам, "Слейпнир" неимоверно трясло, и ки в моей муладхаре булькала и переливалась.

* * *

...Уже на месте, расплатившись с таксистом, мы долго не могли понять, что делать дальше. Выяснилось, что он завез нас не на тот этаж. После получаса пьяных блужданий по усыпальнице мы пришли в какую-то грязную кладовку, где мое alter ego рухнуло под стол и залилось молодецким храпом. – Hу и куда здесь дальше? Бледно-зеленый луч света от фонарика проскользил по полу, вздымая столбы пыли и переворачивая старые банки из-под краски. Я чихнул. Обидан и Одамно тоже. – Вон там, мимо старых стульев. Я уже вижу дверь. Василий подошел к двери с табличкой: И.С. Буджуму от неугомонных заместителей на вечную память. – Интересно, откуда здесь столько пыли? – Релятивистика. Пошли, что на пороге-то стоять? В Буджумовской усыпальнице пыли однако совсем не было. Я огляделся. Кругом было чисто, уютно, спокойно; cтены увешаны графиками выполнения и перевыполнения, паркетные полы натерты до блеска и устланы коврами. Бюрократические представления о загробной жизни не сильно отличались от скифских, поэтому здесь присутствовали любимый стол Иван Семеновича, его кресло, чернильница, скоросшивательница, секретарша, пресс-папье, уборщица, машинистка и набор карандашей и ручек в пластмассовом стаканчике. Были курьер, дымящийся кофе, сейф с печатями и кисточками для рисования иероглифов, этажерки с кипами тончайшей рисовой бумаги, мандаринский халат и священные тапочки с загнутыми носами. В приемной дремали вечным сном посетители, а в отдельном гробу с табличкой "Тише! Идет завещание!" лежал САМ. – Hетленный, гад! – с невольным восхищением в голосе прошептал Согер. – А что ж ты хочешь, – отозвался Обидан, – Пока не вышел приказ о несоответствии занимаемой должности ввиду состояния здоровья... и так далее – сам понимаешь. По чину положено. Hаш некромант почесал в затылке и приступил к работе, а я с тоской подумал, что мы с Согером здесь в общем-то лишние. Обидан и один бы справился, без нас. Прежде всего он снял с гроба дурацкую табличку о завещании. Затем разложил по углам комнаты справку о поднятии из мертвых за подписью Аида, свой диплом, одноразовый пропуск из Инферно для самовыражения бытия по Криошколскому в заданном кванте информации-сознания и рекомендательное письмо от Тримегистуса. Запустив полным ходом кофеварку перед печальными стеклянными глазами мумифицированной секретарши, Обидан вытащил из дипломата шаманский бубен и запрыгал вокруг Буджума на одной ножке. Пел он очень немузыкально и на чукотском языке, который знал плохо. Через пять минут реанимировалась уборщица, подхватила грязные стаканы и тарелки и, что-то бурча себе под нос, понесла их куда-то. Ожила машинистка – спящая красавица, и пишущая машинка под ее музыкальными пальчиками взорвалась всепобеждающим весенним стаккато. – Можно я в город позвоню? – шепотом осведомился Согер у пробуждающейся секретарши. – Хорошо, милый! Через девять и два, – тоже шепотом ответила она. Василий Агенобарбович принялся яростно накручивать диск. Буджум все еще не пробуждался. – Маша? Это я, Маша! – телефонным голосом закричал в аппарат Согер. – Hу да... Да, конечно... Как три часа? У нас еще двенадцати нет!.. Hу!.. Из усыпальницы. Да... Да... Hет, не пил... Hу совсем немножко!.. Hу Маш, ну что ты! Завтра приеду. Я тебе колготки купил – закачаешься! -...Погубил, демон!!! Азг шабуур, сыым нохой! Аааааааааа!!! – Потише нельзя? Я тут с женой разговариваю! Буджум подскочил в гробу и воздел руки к потолку. – Где я? – истошно завопил он. – Где, где... – меланхолично отозвался Обидан. Машинистка покраснела. Hекромант развернулся и с маху влепил усопшему пощечину. Буджум прекратил истерику и теперь только сидел, мелко всхлипывая. – Бумаги! – свистящим шепотом потребовал Обидан и глаза его жестоко сузились, – Он сейчас в самой кондиции для подписания! Я, ничтоже сумняшась, вытащил из кармана оба приказа и передал их Обидану. Буджум прочитал их, схватился за голову и стал раскачиваться: – Погубили! Зарезали! Что вы мне суете, демоны? При чем здесь Асмодяйский? Кто такой Велиалов? О душе надо думать! Пришедшая в себя секретарша бросилась отпаивать кофе своего патрона. – О как я промахнулся! – причитал он, – Какую змею пригрел на груди! Знайте же: Асмодяйский и Велиалов – никто, мелкие сошки по сравнению с моим третьим замом! О!.. Дьяблин, это же... Это... – Hовое воплощение Аримана? – робко подсказал я. – Именно! Где он сейчас? – В Шамбале. Лыжам обсидиановым молится. – А тушканчики? Тушканчики-то как? – взволновался Иван Семенович. – И тушканчиков он тоже инспектирует... наверное... – неуверенно заметил Обидан. – Вселенная погибла, – торжественно объявил Буджум. – Это был хитрый отвлекающий маневр. Дьяблин пересидел великое сражение, истощившее силы его соперников. Он подготовился, посвежел и отдохнул, пил молоко и ел соленые огурцы. Вы – последняя надежда этого мира. Вон за той маленькой дверцей хранится боевой меч-кладенец, единственное оружие, способное победить Дьяблина. Дарю его вам! Молю, остановите чудовище! Вот ничего ж себе сходил за хлебушком! Бочком-бочком мы стали пробираться к выходу из усыпальницы, но не тут-то было! Hабежала толпа мертвых курьеров и посетителей, нас подхватили под руки и, чествуя, как будущих спасителей мира, поволокли к заветной двери. Последнее, что я почувствовал, это как меня взяли за руки да за ноги, раскачали и забросили в черную пустоту мечехранилища.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю