Текст книги "Анвар и большая страна"

Автор книги: Владислав Бахревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Владислав Анатольевич Бахревский
Анвар и большая страна

Анвар и большая страна

Анвар учится в третьем классе. Он задаёт учительнице много вопросов, и ребята смеются над ним.

Однажды он спросил, почему их речка называется не Волга, а Зеравшан. В другой раз захотел узнать, отчего это на карте нет их посёлка и нет горы Сухто́. Все понимали: Волга – это Волга. Зеравшан – это Зеравшан. Анвару было стыдно, что он задаёт глупые вопросы. Он перестал спрашивать учительницу и каждый вечер ходил к старому Фарха́ду.

– Яшули́, скажи мне, – говорил он, – наш посёлок Айни́ хороший, но его нет на карте. Учительница сказала: это потому, что он такой маленький. Она сказала, что у нас большая страна. А какая она – большая?

– Ты будешь умный человек, Анвар, – отвечал старик. – Кто хочет знать, тот спрашивает. Ты вырастешь и узнаешь, какая большая у нас страна.

Долго бы пришлось ждать Анвару, но вдруг большая страна сама пришла в посёлок.

Весь март и весь апрель шли дожди. Маленькие речки наполнились водой и вышли из берегов. Они бежали где придётся. Если на их пути попадалась дорога, они затопляли дорогу. Встречался большой камень, и речка, которая раньше обошла бы его стороной, теперь набрасывалась на него и валила. А дожди уже стали не дождями – шёл бесконечный, незатихающий ливень. Старая, треснувшая надвое Сухто́ не выдержала и упала. Упала целая гора, упали её скалы, её лужайки, её лес. Сухто упала в Зеравшан, и река остановилась.

Самые быстрые волны помчались искать путь. Река не может стоять на месте ни одну минуту или даже секунду. Но пути не было. Старую дорогу закрыла упавшая Сухто, а со всех сторон к ней подступали хребты Тянь-Шаня. Река забурлила и начала подниматься, как хорошее тесто для пирога.

Это приключение понравилось Анвару. Ведь он никогда не видел, как падают горы. И старый Фархад не видел такого.

Утром Анвар проснулся от грозного рокота моторов. Отец собирался уходить. В руках у него был узелок с едой.

– Куда ты?

– К новому озеру.

Анвар выбежал на улицу.

По дорогам стальной цепью ползли бульдозеры. Рядом двигалась другая цепь, зелёная и быстрая. Это шли колонны грузовиков. Около посёлка на глазах вырастал город. Правда, вместо домов были палатки.

В небе кружили серебряные самолёты. Одни шли на посадку, другие улетали. А над новым озером висел вертолёт.

Анвар никогда не видел столько машин и столько людей. Мимо дома строем прошли солдаты. Вместо винтовок они несли на плечах лопаты и кирки. За солдатами ушли к новому озеру все мужчины посёлка. А потом появились люди в высоких бараньих шапках. Это были жители гор. Они пришли помогать людям долины, и Анвар понял, что случилась большая беда.

Анвар помчался в школу. Он, наверное, задал бы учительнице сто вопросов, но учительница сама всё рассказала.

– Сегодня за ночь вода в новом озере поднялась почти на пять метров, – сказала учительница. – Если старая Сухто не выдержит, вода прорвётся и затопит поля.

«Ого! – подумал Анвар. – Пять метров воды – это выше дома. А завтра воды будет: к пяти прибавить пять – десять. Десять метров воды! Она проглотит посёлок, а через час домчится до большого города Самарканда и разрушит его». Анвар догадался про это, но никому не сказал, потому что друзья могли испугаться.

– Бояться не надо, – сказала учительница. – Со всей страны летят на помощь самолёты. Они везут учёных. Учёные укажут новый путь Зеравшану. Видите, сколько машин пришло? Это из одного Ташкента. А скоро придут другие из других городов.

Анвар поднял руку.

– А что делать нам? – спросил он.

– Вы должны хорошо учиться.

– Я хорошо учусь. У меня все пятёрки.

– Всё равно. Ты должен учиться ещё лучше.

Вечером к Анвару прибежал Володька Лопатин.

– Анвар, новую чайхану построили! Там генерал сидит и московский академик. Они пьют чай, а сами приказы отдают.

– Я не пойду, – сказал Анвар. – Я – учу.

– Какие теперь уроки! Брось!

– Нельзя. Учительница сказала, что я должен учиться ещё лучше.

– Чудак ты! – удивился Володька. – У генерала знаешь какие погоны? Золотые! На штанах у него красные полосы. Толщиной с мою ногу.

Вовка задрал штаны и показал свою ногу. Нога у него была толстая.

– Я потом посмотрю генерала, – сказал Анвар и вздохнул.

Ночь была не такая, как всегда. По стенам домика плавали огромные окна. Они переползали на потолок, обходили комнату кругом, гасли и тут же начинали светиться заново. Это был свет фар. Шли машины из других городов помогать отцу Анвара. Наверное, это были двадцатитонные «МАЗы» – так громко работали их моторы.

– Спешите, – сказал машинам Анвар. Он всё-таки боялся, что старая Сухто не выдержит напора.

Утром Анвар сказал своей учительнице:

– Вы говорили, что я должен учиться ещё лучше. Я выучил уроки и ещё одни стихи, которые мы будем учить в четвёртом классе.

Учительница вызвала Анвара к доске, и он прочитал стихи, которые они будут учить в четвёртом классе.

– Спасибо, Анвар! – сказала учительница. – Ты хорошо потрудился. Ты потрудился не хуже взрослых, которые уже двое суток не выпускают из рук лопат и не выходят из машин.

В тот день в школе был только один урок. Ребят отпустили заклеивать окна полосками бумаги. Крест-накрест, как заклеивали окна в войну, когда в городах рвались бомбы.

Люди, работавшие на новом озере, готовили большой взрыв.

…Машины увозили женщин, детей и стариков. Яшули Фархад ехал в машине вместе с Анваром. Он был мрачен и на все вопросы отвечал одним словом:

– Джейху́н!

Это было плохое слово. Хуже не придумаешь. Это значило, что человек – жалкая тростинка и ветер сломает его. Это значило, что человек – маленький котёнок и вода смоет и погубит его. Это значило, что человек – крошечная букашка и любой камень раздавит его.

– Нет! – сказал Анвар. – Мой отец работает на стальной машине, и машина эта сильнее камня. Скоро взорвут горы, и вода пойдёт, куда ей укажут.

Старый Фархад покачал головой.

– Ты ещё мал, Анвар. Ты не знаешь, что в давние времена был прекрасный город Алматау. Его погубило наводнение, и тысячи людей этого города не могли остановить воду. Было много городов: Фарад, Тараз… Это были могучие города, но их смыла вода или засыпали пески. Джейхун!..

Анвар не стал спорить. Он только посмотрел на небо, по которому летел на помощь посёлку Айни ещё один самолёт.

Анвар не знал, что этот самолёт летит с Украины. Он вёз рулоны химической плёнки, чтобы ею покрыли дно канала, тогда вода не сможет размыть его стенки. И могучих взрывов не слышал Анвар. Он был далеко, в безопасном месте, да и грянул взрыв рано утром, когда Анвар спал. Одним взмахом, будто прочертили по земле волшебной палочкой, перенёс этот взрыв сто тысяч тонн камней и земли. А через несколько дней прогремел второй взрыв. Он достроил канал, и река побежала себе дальше, в далёкое своё море, которое тоже скучало по своей потерявшейся реке.

Теперь Анвар знает, что такое большая страна. Это много городов и много деревень. Это самые лучшие машины. Это самые умные и бесстрашные люди. Позови – и они придут на помощь. Но если будет трудно им, ты тоже поспешишь на выручку и отдашь им всё, что только у тебя есть.

А «джейхун» – смешное, старое слово. Человек сильнее сильного ветра. Он властитель большой воды. Он может переставить высокие горы, конечно, если это будет нужно.

И совсем не обидно, что маленьких посёлков нет на карте. Большая страна помнит о них. Анвар теперь это знает.

Мальчик, янтарь и богиня Юрата

Одно было давно, другое – недавно. Жила богиня Юрата на дне моря в янтарном дворце. Рыбак Каститис жил на берегу, и дом у него был деревянный. Ловил Каститис много рыбы, и Юрата сердилась на него. Она посылала рыбаку бури, но Каститис не боялся их, даже самой чёрной. И так уж случилось: полюбила Юрата отважного рыбака. Взяла к себе в янтарный дворец, и были они счастливы. Были бы они счастливы долгие годы, но узнал о любви Юраты и простого рыбака бог богов Пе́ркунас. Бросил Перкунас молнию в янтарный дворец и разрушил его. Убил Перкунас Каститиса, а богиню Юрату приковал цепью к развалинам янтарного дворца.

Когда приходит на море буря, когда расступается море до самого дна, выбрасывают седые волны на белый песок обломки стен янтарного дворца. А когда тихо на море, когда приходят и уходят спокойные волны, на берегу остаются жёлтые песчинки. Это – слёзы Юраты.

Каждый день бродит Янис по дюнам. Забирается на самые высокие и смотрит в море. Ждёт Янис счастливую волну. Прикатит волна и оставит на берегу янтарь, рыжий, как солнце, большой, как голова телёнка.

Бродит Янис по белым дюнам в дождь и при солнце, в безмолвие и когда ветер ударяет друг о друга колючие вершины сосен. Янису девять лет. Он иногда не верит старой сказке о богине Юрате, а иногда верит.

Янис не говорит морю слов. Если Юрата и вправду богиня, она должна понять: не для корысти нужен Янису большой янтарь, не сладостей он хочет за него, не лодку под парусом. Хочет Янис, чтобы вернулась к одному человеку сила. Этот человек – брат Яниса, Юзас. Работает Юзас в янтарном комбинате. Все говорят, что он хороший мастер. И ещё говорят, что пропала у Юзаса сила. Янис-то знает, куда она девалась. Ездил брат на тёплое море. Привез оттуда шишку от кипариса и фотографию. Шишку он подарил Янису, а фотографию никому не показал. Только ведь Янис знает. Знает он: красивая девушка с тёплого моря ушла на большом корабле в далёкое плавание по далёким океанам. Сначала Юзас был весёлый. Посмотрит тайком на фотографию – и весёлый. А потом прошло время, и стал он грустным: нет Юзасу писем из далёкого плавания. Писем нет, янтарь пошёл мелкий, и пропала сила у художника Юзаса.

На комбинате Яниса любят. Он обходит оба этажа, комнату за комнатой. Здесь янтарь делают красивым. Из моря выносит его в чешуе. Плавает на волнах коричневый, морщинистый чурбачок. Кто не знает, тот и не догадается, что это янтарь.

Янтарь – древняя смола. Лет ей – сорок миллионов. А ещё бывают инклюзы. Когда Янис в школе делал доклад про янтарь, он так и сказал – инклюзы. Слово трудное, учёное. А на самом деле – это мошки и жучки, которые сорок миллионов лет назад завязли в смоле и с той поры сидят себе в камне как живые. И крылышки у них, и ножки, и усы. А ещё бывают пузырьки воздуха. Смешно даже. Можно подышать воздухом, которому сорок миллионов лет, которым дышали динотерии – древние слоны. А высотой они были в пять метров!

На комбинате янтарь обтачивают на дисках. Сначала на металлических, потом на дисках из валенка, а потом из материи. Становится янтарь прозрачным, весёлым. А бывает он и не прозрачный, белый совсем. Его так и называют – костяной.

Однажды Янис спросил Юзаса.

– Юзас, – спросил он, – почему у тебя пропала сила?

А Юзас сказал:

– Никуда она не пропала. Мне бы только достать большой янтарь. Величиной с голову телёнка.

Пришла буря. Янис с мальчишками побежал на дюны ловить янтарь. Море поднялось как на дрожжах. Оно прикатывало к дюнам и шипело на мальчишек, а те бросали в него камни.

Мелкого янтаря было много, но Янис не собирал его. Он сидел на одном месте и ждал.

К нему подошёл семиклассник Владас:

– Что сидишь? Смотри, сколько я набрал!

Он показал на тугой карман брюк.

– Мне мелочь не нужна, – сказал Янис. – Мне нужен большой янтарь. Для Юзаса.

– Говорят, у него сила пропала?

Янис не ответил. Пришла волна, рассыпалась у ног пухом, и остался на песке огромный янтарь.

– Вот я и дождался, – сказал Янис.

Он встал, но Владас уже держал янтарь в руках.

– Я первый увидел!

– Да нет же, – сказал Янис. Потом он сразу сел и стал смотреть в море. Он был такой маленький и такой гордый, что Владасу стало стыдно за себя. Он, семиклассник, накинулся на этот янтарь, обманул маленького… Ну хоть бы Янис сказал что-нибудь! Но Янис молчал, и пришлось уйти.

Буря была чёрная, и ночь наступила раньше времени. Все мальчишки уже сидели по домам. Владас прокрался лесом к дюнам и увидел: маленький Янис всё на том же месте, совсем один.

А Янис был не один. Вдруг прикатила стеклянная волна. Янис наступил на неё, поскользнулся, и его понесло в море. Он хотел закричать, но увидел, что море застыло. Остановились волны, даже брызги замерли в воздухе. Тут кто-то взял Яниса за плечи, и он перестал скользить. Перед ним стоял рыбак Каститис.

«Здравствуйте, – сказал Янис, – значит, это неправда, что бог Перкунас убил вас?»

«Ну конечно, неправда, – сказал Каститис. – Видишь, я живой. А ты смелый парень. Не боишься ни темноты, ни бури. Я тоже никогда не боялся бури. Держи-ка! На память обо мне».

Он положил в руки Янису янтарь величиной с голову телёнка. И вдруг – зазвенело!

«Скорее к дюнам! – крикнул Каститис. – Это падают брызги. Море оживает…»

«А вы?»

Каститис улыбнулся и развёл руками. Янис побежал к дюнам. Он слышал, что его настигает пробудившееся море. Осталось совсем немного, и тут…

– Что же ты спишь здесь?

Это был Юзас.

– Вот! – сказал Янис и протянул брату янтарь. И когда он увидел у себя в руках янтарь, то удивился этому и посмотрел на море. По морю шли бесконечные волны. Янис посмотрел на лес. Лес был чёрный.

В музее есть большой янтарь. В янтаре, в самом его сердце, лицо Юраты. А позади Юраты море и парус.

Всем очень нравится янтарь. Все стоят и думают, как удалось мастеру проникнуть в сердце янтаря. А про это знает художник Юзас. И Янис про это знает.

А Владас тоже знает кое-что.

Зелёная игрушечная шишка

Всё было тогда загадочно и просто. Люди были добрыми или злыми. Было страшно или хорошо. Больно или хорошо.

Лужа, которую мы переходили с мамой шесть раз в день, была нарядная, как петушиный хвост. Она мне сразу понравилась. Всё вокруг было серое: и небо, и таявший снег, и дома, а лужа была как петушиный хвост.

Мы всё ехали и ехали. Где-то в Рязани нас ждал отец. А мы приехали в серый город с красивой лужей возле столовой, и дальше ехать было не на чем.

Мы жили в Доме колхозника и ждали попутной машины, которая перевезла бы нас через Волгу, к железной дороге. Но машины проходили в обратную сторону. Все ждали, что Волга вскроется не нынче если, так завтра, и боялись её.

Неужели в сером городе нам придётся жить целых две недели, пока не сойдёт лёд, пока не наладят паром?

Город был серый, а я всё-таки радовался. Мы ехали на новое место. Старое осталось позади, запомнилось плохо – значит, и жалеть не надо. Старый дом был высокий. Вокруг него всегда стояли лужи, неинтересные, мутные. По лужам с утра до вечера бродили на ходулях мальчишки. У нашей хозяйки была дочь. Она сидела со мной, если взрослые уходили. Дочь была некрасивая и жадная. Она таскала из буфета сахар. Я никому не говорил об этом, и меня ставили в угол. Ставили потому, что я всё хватаю без спроса и могу вырасти жуликом.

Хорошо, что мы уехали из такого дома. Правда, хозяйская дочь показала мне буквы, но всё равно хорошо.

В столовой у нас появилась знакомая. Официантка тётя Домна. Она была высокая, толстая, с золотым зубом. Когда народу было немного, она подсаживалась к нам и рассказывала про своего старшего сына, полковника. Это он прислал деньги на золотой зуб.

В столовой нас все жалели и все успокаивали маму, говорили, что уладится.

Нам наконец повезло. Мы только что пришли с обеда, когда прибежала тётя Домна.

– Обоз на ту сторону! – сказала она. – Мужики в столовой обедают.

Мама надела пальто и забыла застегнуть пуговицы.

– Сиди тут, – сказала она мне, – чемоданы стереги. Побегу узнаю.

Они ушли, и я остался один.

Из нашего окна был виден двор столовой. Во дворе стояли лошади, запряжённые в сани. Лошадей было много, они стояли, уткнувшись мордами в охапки сена. По двору ходили люди в коричневых, как попоны, армяках. Я посмотрел немного на них и пошёл стеречь чемоданы.

Чемоданов было два. Один побольше, один поменьше. Лазить в чемоданы мне не разрешалось. А я очень любил копаться в большом. Там лежали ёлочные игрушки. Я потрогал замки. Они, конечно, были закрыты. Погладил чемодан. И вдруг увидел мамину сумочку. Сердце у меня защемило. Я подошёл к сумочке, открыл её и взял ключи.

Я, честное слово, не вырасту жуликом! Я только разочек посмотрю на игрушки. Ведь они же мои!

Замки оглушительно щёлкнули. Я осторожно поднял крышку.

Скучная серая комната, где всегда хочется спать, засветилась весёлым светом. Я засмеялся от радости.

Мне не разрешают трогать игрушки: я могу их разбить. И я не трону их. Посмотрю – и всё.

Этот чемодан полон улыбок. Большие белые шары улыбаются широко. Красные и зелёные сияют изо всей силы. Бусы смеются острыми огоньками.

Я люблю смотреться в большие шары. Вот я в красном. Маленький, меньше мухи. Нагибаюсь над шаром и начинаю расти. И вот весь я из одной головы. Лицо ушастое, щекастое, с огромным, как у лягушки, ртом.

Я знаю, что в стеклянной зелёной шишке кто-то живёт. Наверное, белка. Там у неё домик и много золотых орехов.

В каждой игрушке кто-то живёт. А в стеклянной зелёной шишке живёт рыжая белка с чёрными кисточками на ушах.

В коридоре раздались шаги. Я захлопнул чемодан и успел положить в сумочку ключи. Вошла мама. Я быстро повернулся к ней и спросил:

– Мы едем, да?

Мама, не снимая пальто, села на кровать.

– Не знаю. Там одни мужчины.

– Они на станцию едут?

– На станцию. Яблоки продавать.

– А почему мы не поедем?

– Там все мужчины, – сказала мама. – И все – татары.

– Татары?

Я подбежал к окну. Люди в коричневых армяках быстро ходили по двору, размахивали руками, кричали.

Мама разделась и прилегла на диван. Я забрался к ней под бочок.

– Мама, а кто они, татары?

– Татары. Такой народ.

– Они страшные, да?

– Нет, обыкновенные.

– А почему ты их боишься?

– Я не боюсь.

Она их не боялась, но я ближе придвинулся к ней.

– Когда-то давно, – сказала мама, – в самые древние века татары были сильные. У них был хан Батый. Он пришёл на Русь и сжёг города. А потом их победил Дмитрий Донской. Великий князь.

В чемодане, где лежат игрушки, есть воин с серебряным щитом. Наверное, это Дмитрий Донской.

И вдруг я вспомнил, что забыл запереть чемодан.

По комнате бродили сумерки. Это за окном шли бесконечные тучи. Было тепло, тихо, и я задремал.

На потолке и стенах, сломавшись пополам, двигались тени. Татары!.. Я закрыл глаза и затаил дыхание. А мама ничего не слышит. Закричать? Тогда они сразу убьют нас. Было так страшно, что озяб кончик носа.

– Не будите его, – сказал женский голос. – Вот квитанция за комнату.

– Спасибо. А разбудить придётся.

Это сказала мама. Значит, татар нет. Мама разговаривает с дежурной.

Стукнула дверь, и раздался мужской голос:

– Вы готовы, гражданочка? Волга не ждёт.

– Я готова. Разбужу сына и снесу чемоданы.

– Эти чемоданы-то?

– Эти.

– Сына берите.

Я хотел было встать, но вдруг что-то хлопнуло, покатилось, зазвенело – и сразу стало тихо. Я вскочил. Взрослые стояли и глядели на пол. На полу играло весёлыми огнями радужное битое стекло.

– Игрушки! – вырвалось у меня.

– Прости, сынок, – сказала мама. – Я, видно, забыла закрыть чемодан.

Высокий человек в телогрейке почёсывал затылок. Дежурная наклонилась и подняла зелёную шишку.

– Цела.

Мама сунула в чемодан оставшиеся картонные игрушки и закрыла его.

– Простите нас, – сказала она дежурной.

– Ничего, мы уберём. Жалость-то какая!.. Вы торопи́тесь, торопи́тесь!

Мне хотелось плакать. Игрушки было жалко и было стыдно, что мама просила у меня прощения.

– Мы другие купим, – говорила она. – Ты не плачь.

А я плакал, потому что не было никаких сил признаться, что во всём виноват я один…

Была ночь. Мы ехали на полуторке. Дорога шла по лесу. Свет фар то натыкался на дерево, то падал на смутные поляны, то задевал вершины – и тогда мотор стонал долго и жалобно, то упирался в землю – и тогда мотор скулил совсем тихо, как побитый щенок.

Я засыпал и просыпался. Однажды свет скользнул по саням, по тускло блестевшим лошадиным крупам. Это мы обогнали татар. Мне опять стало немного страшно. А вдруг мотор заглохнет и татары нападут на нас… Но машина шла и шла вперёд, и обоз остался позади. Теперь перед нами была только ночь и совсем не было деревьев.

– Скоро Волга, малыш, – сказал шофёр, улыбаясь.

Я заснул, а когда открыл глаза, он быстро-быстро крутил баранку, но мы почему-то ехали вбок и фары беспомощно уткнулись в небо. Мама прижимала меня так крепко, что мне было трудно дышать.

– А-а! – вскрикнул шофёр, словно ему стало больно, и тут машина резко накренилась и мотор заглох.

Шофёр посмотрел на маму, и оба они долго смотрели друг на друга.

– Мы приехали? – спросил я.

Шофёр не ответил. Он осторожно открыл дверцу и исчез в темноте.

– Давайте мальчика! – послышался его голос.

Мама подняла меня, и я очутился на резком ветру. Было очень темно. Мама тоже выпрыгнула из машины.

– Вовремя гора подвернулась, – сказал шофёр.

Глаза мои привыкли к темноте, и я увидел, что машина привалилась боком к чёрной горе.

– Мы чуть не упали? – спросил я.

Мне опять не ответили.

– Ветер свежий. Сегодня непременно взломает лёд, – сказал шофёр.

– Так мы и не успели, – сказала мама.

– С обозом перейдёте. Он скоро будет.

– С татарами? – спросил я.

– С татарами, – сказал шофёр равнодушно. Он совсем их не боялся.

Меня усадили в кабину, и я снова заснул…

Было тепло и очень вкусно пахло. Не конфетами, не морозом. Шевельнул рукой и вдруг почувствовал в кулаке что-то твёрдое и круглое. Яблоко! Та-та-ры!.. Я вскрикнул и вскочил.

– Лежи, лежи! – сказала, закрывая меня с головой, мама.

– Меня не украли? – спросил я шёпотом.

– Ха-ха-ха! – весело засмеялся кто-то.

Чёрная завеса спала, и круглолицый смеющийся человек, прищёлкивая языком, сказал:

– Ай-я-яй! Какой хороший мальчик, а боится. Ты меня боишься? Я страшный?

– Нет, вы весёлый.

– Ха-ха-ха! – засмеялся человек. – Яблоко ешь. Самое вкусное!.. – И вдруг сказал очень тихо: – А теперь лежи и не шевелись. По Волге едем.

Я затаил дыхание. Было слышно, как шуршат полозья по льду, как фыркают лошади, как негромко переговариваются люди.

Мы ехали по Волге. Я ждал, что сейчас хрустнет лёд и начнётся страшное.

Вдруг люди зашумели, полозья взвизгнули, и мы помчались быстрей и быстрей. Что-то больно кололо меня в бок. Это была ёлочная шишка. Зелёная стеклянная шишка, в которой живёт белка с чёрными кисточками на ушах.

– Ты не бойся, – сказал я ей. – Ты у меня одна осталась. Я тебя буду беречь. Ты не бойся.

Лошади встали. С меня сдёрнули накидку, и весёлый наш возчик подбросил меня в воздух:

– Переехали! Переехали, друг! Ешь яблоко. Песни пой. Пляши!

И смеялся, смеялся, и мама смеялась, и целовала меня, и говорила одно и то же:

– Переехали. Всё-таки переехали.

Возчики в рыжих армяках собрались все вместе и смотрели в серую посветлевшую даль.

Там что-то сильно лопнуло, и по реке покатился гул. Он двигался к нам медленно, тяжело, но река потрескивала уже близко, и люди говорили друг другу:

– Пошла…

– Пошла-а-а! Пошла-а!

Рыжая белка с чёрными кисточками на ушах грызла золотые орехи. Они звонко раскалывались, хрустели. И тогда я раскусил яблоко. Оно тоже хрустнуло, и весёлый татарин засмеялся, нахлобучил мне на нос шапку.

– Хорошо! – говорил он. – Вкусно!

Жмурил глаза и прищёлкивал языком.