Текст книги "Карело-финские мифы"
Автор книги: Владимир Петрухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Жертвоприношение идолу. Сибирская летопись, краткая Кунгурская Семёна Ремезова (1880).
Краткая сибирская летопись (Кунгурская) со 154 рисунками / Под ред. А. Зоста. – СПб.: Тип. Ф. Г. Елеонского и Ко, 1880
«Черными» люди, засыпавшие на зиму, именовались не потому, что были негроидами, а потому, что Крайний Север считался землей мрака. В русских средневековых энциклопедиях – азбуковниках – «сонливые» люди именовались орионами или оргианами, оригенианами и о них рассказывали, будто они засыпали там, где их заставала зима. При этом, как говорится в древнерусском сочинении «О человецех незнаемых в восточной стране», из носа у них потоком шла вода, которая застывала в виде сосульки и приковывала спящего к земле. Если кто-нибудь из иноземцев задевал такого примерзшего аборигена и отламывал сосульку, несчастный пробуждался и немедленно умирал. Орионы и оргенианы – это не имя северного народа, а прозвание последователей одного из первых христианских философов – богослова III века н. э. Оригена. Он считал, что души людей созданы были Творцом для небесной жизни: охлаждение любви к Богу привело их на землю, где они и «застыли» в виде косной материи.
Однако легенды о «сонливых» народах Севера гораздо древнее Средневековья и даже сочинений Оригена: они уходят в античную эпоху и относятся к «Истории» Геродота (IV, 23, 25). Отец истории рассказывал, что к северу от скифов, у подножия высоких – Рифейских – гор, живет народ, у которого и мужчины, и женщины плешивы от рождения. Дальше же – за недоступными горами – не бывал никто. По словам же плешивцев, в горах живут козлоногие мужи, а за ними – народ, который спит полгода, – но этим сюжетам Геродот не верит.
Более поздние авторы часто оказывались доверчивее к древним рассказам о краях ойкумены и добавляли к ним еще более чудные повествования: в одном из них, якобы записанном на Новой Земле у ненцев-самоедов, говорится о счастливом крае, где нет вражды и злобы. Начало напоминает сведения того же Геродота о гипербореях, но дальше речь идет о людях, которые пребывают в вечной любви, ходят парами и не могут расстаться ни на мгновение. Такая привязанность имеет, впрочем, вполне анатомическое объяснение: дело в том, что эти люди одноноги и могут передвигаться, лишь держась друг за друга. Поодиночке они падают и умирают.
Вера в таких духов-«половинников» действительно существовала у самодийцев. Одноногие, однорукие и одноглазые духи баруси в мифах нганасан помогали людям и даже возвращали к жизни умерших. Более агрессивными считались безголовые людоеды, жившие за горным хребтом и не пускавшие к себе нганасан. Сходные поверья существовали и у финнов: марийцы наделяли своих половинников, ходивших парами, песьими носами, а удмурты верили в лесных духов палэсмуртов, похожих на леших шурале у тюркских народов. О взаимной любви половинников в фольклоре народов Поволжья ничего не известно, зато рассказывают, что они сами очень смешливы и любят щекоткой доводить до смерти своих жертв.
Рассказы о Золотой бабе также не относились просто к книжной баснословной традиции, хотя у Герберштейна она и изображена в виде античной богини с копьем и в короне, а у других европейских авторов – с рогом изобилия и подобными античными символами.
Авторы, которые описывали Крайний Север, сообщали, что Золотой бабе приносят жертвоприношения, прежде всего шкурки пушных зверей. Итальянец Гваньини же писал, что сам идол сделан из камня, а в жертву ему приносят не только меха, но и оленей, кровью которых мажут глаза, губы и другие части тела кумира – так действительно было принято «кормить» идолов у язычников тайги. Англичанин Джайлс Флетчер в конце XVI века не верил рассказам о Золотой бабе, которая ассоциировалась у него с Бабой-ягой, якобы прорицавшей будущее. Он писал, что самоеды (самодийцы) в устье Оби не знают единого Бога, но поклоняются солнцу, лосю, оленю и т. п. Золотая баба, согласно Флетчеру, – это не идол, а скала в устье Оби, которая по очертаниям напоминает женщину с ребенком. Возможно, этот «идол» был скалой на Урале с причудливыми очертаниями, а возможно, кумир Золотой бабы действительно считался воплощением столпа – мировой горы.
Интересно, что Флетчер, знаток русской культуры, отождествлял Золотую бабу со сказочной русской волшебницей – Бабой-ягой. В финно-угорских традициях высшие богини, которые оказывались сброшенными на землю, становились злобными волшебницами, напоминающими Бабу-ягу: такова Йома в мифах коми.
В последующем авторы описывали всё больше подробностей о фантастических богатствах Севера, и швед Петрей в начале XVII века сообщал уже о том, что Золотой бабе приносят в жертву не только отборных соболей и куниц. Иноземцы должны отдавать ей часть денег, серебра, золота, жемчуга и драгоценных камней, иначе она собьет их с дороги, поднимет бурю, которая не прекратится, пока не совершится жертвоприношение. Жрецы обращались к ней, как к дельфийскому оракулу, ожидая предсказания.
Наконец, с завоеванием Ермаком Сибири появились новые русские свидетельства о Золотой бабе: лазутчик казачьего войска видел моление этой богине в одном из обско-угорских городков. Поклонявшиеся ей пили воду из серебряной чаши, в которой стояла литая из золота статуэтка богини. Когда на Обь пришли казаки, богиня объявила, что покидает эти места, и велела бежать своим поклонникам. Ходили слухи, что ее унесли дальше, за реку Конду.
Рассказы о бегстве богини с приходом русских казаков напоминают легенды Русского Севера о малом народе чудь, который исчез с приходом русских христиан. Важнее, что в мифологии обских угров сохранились представления о «золотом» семействе верховного небесного бога Нуми-Торума, жена которого Калтащ-эква именовалась также Сорни-сис (или Шорни-сис) – «Золотая». Их сыном был упомянутый ранее золотой всадник – Шорни-Торум, Мир-сусне-хум. Местом ее обитания и культа считалась Нижняя Обь. Ее косы были такой длины, что по одной из них поднимался соболь, по другой спускался бобр.
«Золотую Калтащ», или Йоли-Торум («Нижнюю богиню»), сравнивают с иранской богиней Ардвисурой Анахитой, которая также воплощала утреннюю зарю, плодородие и целебную влагу мировых рек (Ардви – «Божественный источник»), стекающих с мировой горы. Она сходна и с русской Матерью – Сырой Землей, покровительницей пахарей, богатырей и рожениц. Анахита давала истоки всем мировым рекам, в том числе и Волге – Ранхе, реке, текущей у края мира. Ее атрибутами были золото (златопрядный плащ, диадема, серьги и даже обувь) и меха: Анахита имела шубу из трехсот бобров, ослеплявших золотым и серебряным блеском. Бобровые меха были неслучайным атрибутом богини, ведь она была воплощением влаги и мировой реки, а бобр – речное животное. Ей приносили в жертву тысячи голов скота.
Миф о происхождении бобра записан у обских угров на реке Конда. В бобра превратилась некая пряха, которую обижали собственные дети. Они не давали пряхе пить, и та решила уйти от непослушных созданий в воду. Платье ее сделалось шкурой, а прядильная доска превратилась в хвост. Казалось бы, этот миф не имеет отношения ни к Калтащ-экве, ни к Ардвисуре Анахите, но мифологи хорошо знают, что покровительницы рожениц и новорожденных во многих мифологиях были пряхами – пряли судьбу, сидя возле чудесного источника. По другому мифу хантов, целый народ должен был превратиться в бобров, чтобы спастись от врагов или в наказание за грех.
Александр Македонский у Уральских гор
Русская Начальная летопись – «Повесть временных лет», составленная в Киеве на рубеже XI и XII веков, – передает рассказ некоего новгородца: он добрался до племени печера (на реке Печора) и дальше до народа югры, который соседствовал с самоядью (так русские называли угров и самодийцев) «в полунощных странах». У югры ему и рассказали о «дивном чуде», которое происходило в горах, уходящих в лукоморье (то есть в изгиб морского берега) и вершинами достигающих небес. В горах этих появился «клич велик и говор» (напоминает нам о звуках, издаваемых чудесным «органом» Золотой бабы), и слышно, как «рассекают гору», желая «высечься» из нее. В горе оказалось высеченным «оконце мало», и людей, говоривших из оконца, нельзя было понять – лишь жестами они указывали на нужные им вещи из железа и в обмен на нож или секиру давали меха (о подобной торговле рассказывали русские и во времена Флетчера и Герберштейна). До этих северных гор трудно было добраться из-за непроходимых снегов и лесов.
Здесь исторические реалии – обмен с аборигенами, язык которых был непонятен чужакам, – переплетены с мифом, который и передал летописец. Люди за горами – это дикие народы, заключенные там самим Александром Македонским после того, как тот завоевал весь мир. Правда, в средневековых легендах об Александре речь шла о других горах: он «заклепал» народы Гога и Магога за железными воротами Кавказских гор, откуда они вырвутся, когда наступит конец света. Для жителей Средиземноморья, которые слагали эти легенды, северными были Кавказские горы, для русского летописца «полунощными» – Уральские.
Волга и миф о Мировом океане
Мировая гора стояла у Мирового океана или священного водоема, с нее стекали великие реки. Ученые полагают, что иранское представление о великой реке Рангха, Ранха или Рах, берущей начало с вершины мировой горы и омывающей край света, и ведийский миф о реке Раса нашли отражение в античном названии Волги – Ра, и мордовском – Рава (у мордвы-мокши) или Рав(о) (у мордвы-эрзи), что означало и просто «река». В Авесте – священной книге иранцев-зороастрийцев – рассказывается, как благой творец Ахурамазда создавал места для жизни людей, а его противник, Анхра-Манью, всячески вредил его творениям: когда у истоков реки Ранхи Ахурамазда создал некую страну, управляемую без правителей, Анхра-Манью создал зиму, «творение дэвов» – демонов. Истоки Ранхи находятся в северных краях, где в ту пору люди жили родоплеменным строем – без правителей.
Отец истории Геродот записал скифскую легенду о том, что персидский царь Дарий в своем походе на Скифию дошел до реки Оар – Волги. Тогда античным ученым стало известно скифское (иранское) имя этой реки. Истоки Волги древние географы искали в Уральских горах (возможно, Волгой – Ра – считались реки Кама и Белая). В финской и карельской традиции на Севере, в Ледовитом океане – Сарайас, – находилась страна умерших Сариола (Похьёла). Слово сарайас возводят к индийскому джрайас – «великое водное пространство», иранскому зрайа – мифическому озеру у подножия мировой горы. На берегах реки-океана в стране киммерийцев обнаружил вход в Аид (преисподнюю) герой гомеровского эпоса Одиссей.
Чудесный зверь и волшебный всадник
Сходные мифологические представления о мировой горе, неподвижной Полярной звезде и реке-океане можно найти у многих народов. Но вот индийский миф о чудесном лесном звере шарабха, которого не в состоянии был настигнуть даже самый искусный охотник, потому что у зверя было восемь ног, находит прямые соответствия в мифах обских угров. Там чудесный зверь – лось – обитал сначала на небе, и у него было шесть ног. Сам творец Нуми-Торум послал чудесного охотника за ним в погоню, и тому удалось догнать зверя и отрубить две лишние ноги – с тех пор лось стал жить на земле, и теперь обычные охотники могли его поймать. Названия лося у обских угров – шор(е)п, сарп, шарп – напоминают имя мифического зверя шарабха.
Бронзовая коньковая подвеска. Раннее Средневековье.
Finnish Heritage Agency, коллекция археологических изображений. Фотография: Kirmo Ekholm, 2010 (по лицензии CC BY4.0)
Российские востоковеды Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Грантовский сопоставили мифологические сюжеты древних иранцев и индийцев с мифами северных народов и обратили внимание на еще одно интересное совпадение. Античные авторы передали историю о том, как в середине VI века до н. э. семь вельмож свергли самозванца, но персидский престол смог занять только один из них – Дарий, потому что раньше прочих подъехал к дворцу и его конь своим ржанием поприветствовал солнце. Конь, как священное животное солнца, часто использовался при гаданиях, в том числе и при выборе правителя. В XIX веке далеко от Персии, на реке Оби, у народа манси был записан миф о том, как земля, оказавшаяся во власти семи сыновей Нуми-Торума, погрузилась в распри. Сам творец спустился на землю, чтобы установить порядок, и сказал сыновьям, что править ими и людьми будет тот, кто первым на рассвете подъедет к его дворцу и привяжет коня к серебряному столбу – коновязи. Им оказался младший сын бога – всадник Мир-сусне-хум. Он и стал покровителем людей. Это замечательный пример того, как на протяжении тысячелетий у одного народа сохраняется древняя традиция, заимствованная у другого. Обские угры переняли у индоиранцев, а затем и иранцев не только мифологические сюжеты: иранское происхождение имеют и слова, связанные с коневодством, – неслучайно конь оказался у них главным священным животным. Само имя Мир-сусне-хум, означающее «мир созерцающий человек», близко имени индоиранского божества Митры, «наблюдающего за людьми», воплощающего мир, космический и правовой порядок.
Как божество, наблюдающее за миром, Мир-сусне-хум в мифологической традиции оказывается связан с разными землями и народами. В сказании, записанном уже в середине ХХ века, он именуется «Купцом Нижнего Света, Купцом Верхнего Света», который продает-покупает дорогой товар у русского человека.
Следует отметить, что наименование целого класса финно-угорских персонажей: мордовский озыр, удмуртский узыр, коми озыр – «господин, хозяин», равно как и обско-угорский отыр – «богатырь», восходит к иранскому (или индоиранскому) обозначению божеств – ахура (асура).
Индоиранское влияние впитали финно-угры и в своих представлениях о шаманах и колдунах.
Миф о небесной охоте и руны «Калевалы»
Сюжет охоты на чудесное животное, включающий противопоставление природы (гигантский лось) и культуры (мир людей), относится к космогоническим мифам – это сюжет «небесной охоты» – первой охоты, когда чудесный лось (или олень) превращается в созвездие Большая Медведица, а лыжня охотника становится Млечным Путем. Так представлялось автору и Е. А. Хелимскому в период их совместной работы над циклом финно-угорских мифов для энциклопедии «Мифы народов мира». Наиболее развернуто сюжет представлен в мифологии обских угров. В зауральских мифах лосю приписывается небесное происхождение: охотник согнал лося с неба на землю и отрубил ему лишние две ноги, но следы небесной охоты навсегда запечатлелись на небе: Млечный Путь – это лыжня охотника, Плеяды – женщины из его дома, Большая Медведица – сам лось. Небесный же охотник с тех пор поселился на земле, где завелась доступная ему дичь.
Один из наиболее известных сюжетов карело-финских рун[6], включенных в книжный эпос «Калевала», – охота на лося Хийси. Герой руны «хитрый парень Лемминкяйнен», похваляющийся своими чудесными лыжами, вызывает гнев демонического хозяина дикой природы Хийси. Подвластные ему духи создают из лесной растительности лося, бег которого сотрясает весь мир. Лемминкяйнен уже настиг было зверя и предался мечтам, как он расстелет его шкуру для брачного ложа, но лось вырывается; герой вновь встает на лыжи, но ломает их, упуская добычу.
Мотив неудачи Лемминкяйнена объясняется широко распространенными запретами: во время охоты нельзя хвастаться грядущим успехом и мечтать о любовных утехах. Один из вариантов сюжета о небесной охоте, распространенного в Северной Евразии, связан как раз с брачными испытаниями: в мифе коми герой-охотник преследует чудесного оленя, который превращается в девушку. В другом угорском мифе охотник – младший сын небесного бога – в начальные времена гнался за шестиногим лосем по земле. На волшебных лыжах герой настиг лося на краю мира. Здесь он и отрубил ему лишние ноги, а потом разделал тушу. Шкуру зверя он прикрепил к небу – она должна стать зарей. След его также прибил кончиком лука к небу – это звезды, по которым смогут ориентироваться люди. Лося он заклял, чтобы зверь уставал и позволял охотникам догнать себя.
Географически карело-финским сюжетам близки саамские, где тоже есть небесный олень (он же культурный герой) – Мяндаш; его тропа – тропа солнца. На златорогого белого оленя Мяндаша охотится громовник Айеке со своим луком-радугой. Охота за солярным оленем должна длиться вечно, ее конец означает конец света. Когда в оленя попадет первая стрела охотника-громовника, горы извергнут огонь, реки потекут вспять, иссякнут источники и высохнет море. Когда вторая стрела вопьется оленю в лоб, огонь охватит землю, горы сгорят, а на Севере лед закипит. Северный ветер станет пламенем, и сам Северный Старец сгорит. Когда же собаки громовника схватят оленя и бог вонзит в его сердце нож, звезды падут с небес, утонет солнце, на земле останется лишь прах. Этот сюжет – шаман в рогатом головном уборе преследует гигантского лося – представлен на неолитической писанице из Астувансалми.
Шаман в рогатом головном уборе преследует гигантского лося на неолитической писанице из Астувансалми.
Jukka Palm / Shutterstock
Рогатый головной убор шамана у хантов. Найдено в Сибири.
The National Museum of Finland (по лицензии CC BY4.0)
Саамские мифы связаны с распространенными космогоническими мотивами о пути преследуемого солнца и происхождении грома и молнии от разящих стрел громовника. Саамам известен и «ночной вариант» небесной охоты, где лось включает в себя созвездия Кассиопеи, Персея и Возничего, – движение созвездий и здесь воспринималось как процесс охоты.
Бегущий олень. Бронза, скифский звериный стиль, железный век (найдено в районе Минусинска).
Finnish Heritage Agency, коллекция предметов археологии (по лицензии CC BY4.0)
В карело-финских рунах об эпической охоте бросается в глаза отсутствие собственно космогонического продолжения: лось Хийси исчезает, не превращаясь в созвездие, Лемминкяйнен – неудачник. Собственно космогонический миф, сохранившийся в карело-финском эпосе, – миф о мировом яйце, из скорлупы которого возникают звезды.
Можно полагать, что космогонический миф о мировом яйце вытеснил в карело-финской традиции более архаический сюжет о небесной охоте. О древности охотничьего мифа свидетельствует его популярность в Евразии начиная с неолита и бронзового века. Изобразительные композиции позволяют соотносить многочисленные фигуры лосей карельских петроглифов с солярными сюжетами.
Голова лося, выточенная из мыльного камня. Каменный век. Найдено на территории Финляндии.
Finnish Heritage Agency, коллекция предметов археологии (по лицензии CC BY4.0)
Яркий пример – писаница на реке Мая в бассейне реки Алдан: она изображает охоту лучника на лося, под брюхом которого – солнце, личина, окаймленная лучами. А. И. Мазин приводит миф, записанный у эвенков-орочонов: в начале времен не было дня и ночи, солнце светило весь день, пока лось не схватил солнце и не помчался по небу. За ним следовала его лосиха, а герой – охотник Мани – стал их преследовать с луком и двумя собаками. Лось передал солнце лосихе, но и ту настигли стрелы охотника. Солнце было возвращено людям, участники охоты превратились в звезды (Млечный Путь – лыжня охотника, Большая Медведица – лось и т. д.), а ночь стала сменяться днем, поскольку ежедневно повторяется небесная охота. А. М. Жульников обнаружил сходный сюжет среди карельских петроглифов: лыжник с личиной волка отбирает у лося символы светил – луны и солнца; исследователь считает, что в Карелии эпохи неолита был известен миф о похищении светил небесным лосем, а значит, и миф о небесной охоте. Заметим, что в мифе эвенков-орочонов, равно как и в других изобразительных сюжетах, проанализированных разными исследователями, у небесного лося нормальное число конечностей.
К эпохе формирования индоиранской традиции (бронзовый век, время, когда древние иранцы и индийцы-арии в Предуралье еще не разделились) относится упоминавшийся образ зверя шарабха (сарабха), способного уйти от любого охотника, ибо у него восемь ног. Само имя чудесного зверя давно ассоциируется с названиями лося в финно-угорских языках. Напомним, что в угорской мифологии лось (олень), обитавший в начале времен на небе, имел шесть ног; здесь лось, а не охотник начинает гордиться своей непобедимостью, что вызывает гнев небесного бога Торума. Он послал сына – охотника-богатыря, который настиг лося, отрубив ему лишние ноги и хвост, создав таким образом нормальное земное животное. Гигантский лось остался на небе в виде Большой Медведицы, лыжи охотника запечатлелись в виде Млечного Пути.
Индоиранские параллели – одна из магистральных тем сравнительно-исторического исследования финно-угорских мифов. Финский фольклорист Мартти Хаавио видел в сюжете охоты на небесное копытное (у балтийских финнов) прямое отражение распространенного в римском мире иранского мифа о Митре, преследующем небесного быка. На Балтику миф могли занести римляне, у которых культ Митры был популярен. Главным космогоническим деянием иранского бога стало приручение и жертвоприношение гигантского первозданного быка: из его расчлененного тела возникли все полезные растения, из семени – животные. В карело-финских рунах рассказывается о рождении в крае Хяме (Суоми) гигантского быка, между рогами которого «ласточка денек летела, месяц же скакала белка». Разные герои и сам бог (Укко) пытались заколоть чудовищного быка, но тот отбивался, пока чудесный персонаж, явившийся из моря, или сам кузнец Ильмаринен – один из главных героев рун «Калевалы» – не покончил с ним, так что мяса хватило всем.
Представления о том, что миф о Митре «мигрировал» с римлянами, находит соответствие в современных свидетельствах историков и лингвистов о мощном воздействии иранской традиции на развитие религиозно-мифологической культуры народов Северной Евразии. Божественным персонажем, который воплощал это воздействие, действительно считается Митра: этому посвящены специальные работы В. Н. Топорова. Отражением культа и имени Митры считается и обско-угорский Мир-сусне-хум, у которого в одном из вариантов мифа был шестиногий конь.
Сравнительно-историческое исследование этого евразийского сюжета продолжается: обращает на себя внимание относительно недавнее открытие изображения восьминогого копытного (оленя?), имеющего вполне конкретные исторические характеристики и контекст, расширяющий сюжет за пределы Северной Евразии и индоиранской традиции. Как уже говорилось, созвездие Большая Медведица именовалось Лосем и в Древней Руси – в «Хожении за три моря» Афанасия Никитина.
Писаница со сценой охоты на лося, река Мая, и сцена охоты на лося, Бесов Нос, Карелия.
Отрисовка Анны Коноваленко (по изданиям: Мазин А. И. Писаницы бассейна р. Алдан. Новосибирск, 1979; Жульников А. М. Петроглифы Карелии: образ мира и миры образов. Петрозаводск, 2006)
В 1985 году в болгарском селе Рогозен (Врачанская область) обнаружили Рогозенский клад – фракийские сокровища, датируемые концом V – серединой IV века до н. э. Сюжету на одной из серебряных чаш посвящены специальные работы болгарского культуролога Ивана Маразова. На чаше изображено шествие из четырех животных, которое отсылает к универсальной космограмме – четырем сторонам света. Шествие возглавляет восьминогое копытное (олень? – изображение фрагментарно), завершает хищная птица, в клюве которой – рыба, в ногах – терзаемый зверек (заяц?), между восьминогим и птицей – копытные (олень и козел). Над композицией – фриз[7] из птичьих голов, который, возможно, передает гигантские рога восьминогого существа: об этом трудно судить из-за фрагментированности изображения, но близкие композиции на фракийских сосудах включают в себя восьминогого оленя с гигантскими рогами, оформленными как птичьи головки. Так или иначе, мотив птичьих голов отсылает к небесной сфере. Маразов проводит параллели с восьминогими животными в других мифологических традициях – от скандинавского Слейпнира до шаманских культов Евразии, справедливо отвергая интерпретацию восьминогого как просто изображение двух оленей. Можно предположить, что восьминогость – действительно признак двух копытных (в отличие от шести ног – признака демонического происхождения твари в финно-угорской традиции). Фигура восьминогого животного воплощает в «свернутом виде» схему мирового древа – вертикали, по сторонам которой располагаются два копытных, воплощающих космос. Рога космического оленя – аналог мирового древа: гигантские рога оленей, широко представленных в скифо-сибирском зверином стиле раннего железного века, возвращают нас к перспективной проблеме иранского воздействия на культуру Северной Евразии.
Не только сюжет о богатырской охоте, но и сюжет о рыбной ловле в карело-финском эпике ассоциируется с добыванием невесты: тот же Лемминкяйнен не узнаёт в пойманной рыбе свою невесту. Космогония и становление человеческого коллектива объединены общими сюжетами и образами; космический олень оказывается причастным ко всем сферам мироздания.
Волшебная страна Биармия и викинги
У своих соседей – скандинавов и русских – обитатели Крайнего Севера финно-угры и саамы славились как колдуны и оборотни. Недаром в средневековой Скандинавии Белое море в сагах называлось Гандвик – Колдовской залив. За территорией финно-угорских народов простирались неведомые земли. В «Истории Норвегии» (XII век) рассказывается, как моряки, отправившиеся из Исландии в Норвегию, были отброшены бурей за пределы известных им северных стран карел, квенов-финнов и неких «рогатых финнов» (возможно, имелись в виду саамы, носившие шаманские уборы с рогами) в «зимние земли», расположенные где-то между Гренландией и Биармией, на окраине финно-угорских земель. Там обитали великаны и амазонки, которые способны были зачать от глотка воды, – фантастические народы, жившие на краю ойкумены.
Но больше всего чудес рассказывается в исландских сагах о Биармии. Название Биармия напоминает имя Пермской земли на севере Восточной Европы, но в сагах это фантастическая страна неслыханных богатств, где живут люди, наделенные сверхъестественными способностями.
Биармия на карте Олафа Магнуса (в верхнем правом углу). 1539 г.
Wikimedia Commons
Описание сказочного храма в Биармии сохранилось в одной из саг о древних временах – «Саге о Стурлауге Трудолюбивом». В ней рассказывается, что в храме, посвященном скандинавским богам Одину и Тору и богиням Фригг и Фрейе, хранятся огромные богатства. Главное из них – волшебный рог Урархорн, рог волшебного зверя Единорога, блестящий, как золото, но полный колдовских чар – до него нельзя дотрагиваться голыми руками. Конунг свеев посылает Стурлауга раздобыть этот рог.
Стурлауг и его товарищи проникли в Биармию через страну хундингов, людей-собак, – это один из тех народов-монстров, что населяли, по средневековым поверьям, край земли вместе с великанами и амазонками. Хундинги схватили героев и заключили их внутри полых камней. Но Стурлауг нашел там оружие, которое помогло героям освободиться.
Когда они добрались до храма, то увидели идол Тора, сидящего на почетном возвышении. Пред ним стоял стол, полный серебра. Рядом лежал и Урархорн, полный яда. Здесь были и шахматы из золота, и развешанные на шестах по стенам роскошные одеяния и золотые кольца.
Богослужением занимались тридцать женщин, одна из которых выделялась богатырским ростом и устрашающим видом: она была темно-синего цвета, как скандинавская богиня смерти Хель. Она совершала обряд перед идолом Тора и, увидев Стурлауга, произнесла угрожающие стихи-висы: напрасно герои мечтают поживиться кольцами и обрести рог – Стурлауг будет раздавлен мельничными жерновами. Действительно, путь к алтарю преграждали каменные плиты, но Стурлауг смог перескочить через них и схватить рог. Его друг Хрольв также справился с препятствием и взял золотые шахматы, но злобная жрица бросилась за ним и так швырнула его о плиты, что тот сломал позвоночник.
Стурлауг со своей добычей успел добежать до кораблей, и, когда страшная жрица настигла его, он пронзил ее своим оружием – тем, что помогло ему выбраться из каменной тюрьмы. События, описываемые в саге, фантастичны, жителям Биармии – севера Восточной Европы – приписано поклонение скандинавским богам, но в саге сохранились отголоски древних верований и культов.
Добыча чудесных предметов в волшебной стране или преисподней – широко распространенный сюжет: спасающихся героев преследует хозяйка иного мира, Баба-яга в русской сказке или хозяйка Похьёлы – Лоухи, которая хочет вернуть похищенную мельницу-чудесницу сампо, напоминающую рог изобилия из викингской саги.
В «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» викинги встречаются в бою с предводителями финнов и биармов – страшными оборотнями. Один из предводителей финнов – конунг Флоки – мог стрелять из лука одновременно тремя стрелами и попадал ими сразу в троих. Хальвдан отрубил ему руку так, что она взлетела в воздух. Но Флоки подставил свою культю, и рука приросла к ней обратно. Тем временем другой конунг финнов превратился в гигантского моржа, который смог одновременно задавить пятнадцать человек. Конунг же биармов Харек превратился в дракона, и викингам с большим трудом удалось расправиться с чудовищами и овладеть Биармией.
Великий исландский историк и скальд Снорри Стурлусон в своем знаменитом собрании саг «Круг земной» более реалистично описал поездку скандинавов на Гандвик, в устье Вины – Северной Двины, где был торговый центр биармов. Предводитель викингов Торир, закончив торговлю, решил прекратить с ними мир и поживиться их сокровищами. Он рассказал, что по обычаю биармов треть имущества умершего должна помещаться в лесном святилище, под курганом – земляной насыпью: там золото и серебро были перемешаны с землей. Викинги подобрались к такому святилищу и проникли за изгородь. Торир велел каждому брать столько, сколько сможет унести, – не трогать лишь бога биармов, который зовется Йомали. Когда викинги собрали сокровища и побежали к воротам, Торир вернулся и взял большую серебряную чашу, что стояла у идола Йомали на коленях. Чаша была полна серебряных монет, которые Торир высыпал себе за пазуху. Но это увидел один из его спутников, подбежал к идолу и срубил драгоценное ожерелье с его шеи. Удар был так силен, что у идола отлетела голова. Тут-то и раздался страшный шум (который опять напоминает нам о трубных звуках, издаваемых органом Золотой бабы), привлекший целую рать биармов. Но Торир оказался ведуном не хуже, чем кудесники биармов: он велел посыпать следы и свою отступающую дружину чем-то, похожим на пепел. Так они сделались невидимыми для преследователей.
