Текст книги "По следу «Одиссея»"

Автор книги: Владимир Востоков

Соавторы: Олег Шмелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава шестая
Ничто не проходит незамеченным

Когда генерал Сергеев сказал Маркову, что разведцентр, заславший человека с «Одиссея», явно переусердствовал, он имел в виду следующее. Если центр заготовил этому новому агенту легенду под Уткина Первого, то, значит, за кордоном рассуждали так: «Одиссей» приедет на место; устроится, а коли милиции или отделу кадров захочется проверить, откуда он явился, все будет предельно чисто, ибо Уткин Первый, пожив и поработав в Свердловске, обеспечил Уткину Второму, своему двойнику по документам, прочный тыл, хорошее прошлое. Но вражеский центр просчитался. Чекисты приняли решение искать не вообще Жолудева и Уткина Второго, а обращать внимание лишь на того, кто переезжал с места на место в последнее время и работал, скорее всего, телефонистом.

Но, учитывая колоссальные размеры страны и бесчисленное количество городов, сел, деревень и поселков, работа эта была огромной, особенно если учесть, что поиск надо было вести скрытно, соблюдая такт и осторожность, чтобы ненароком не спугнуть человека с «Одиссея». И еще чекисты обязаны были заботиться о том, чтобы никак не бросить тень на других Жолудевых и Уткиных.

Шел настойчивый поиск. По некоторым специфическим вопросам розыска были подключены органы милиции. Прошло уже более месяца, как ступил человек с «Одиссея» на советскую территорию, однако похвастаться результатами полковник Марков и его помощник майор Павел Синицын все еще не могли.

Поиск продолжался, его темпы нарастали с каждым днем. Но прошел июль, миновал август, а Жолудева-Уткина найти все еще не удалось. Ни Марков, ни Синицын ни на секунду не сомневались в конечном успехе, но время, время! Оно всегда поджимает чекистов.

И вот однажды пасмурным сентябрьским вечером, когда генерал Сергеев сидел в своем кабинете вместе с Марковым и обсуждал только что полученные последние данные, в приволжском городе произошло на первый взгляд обычное в практике работы органов госбезопасности событие. В приемную местного управления КГБ пришел заявитель и, сам того не подозревая, сделал бесценное для наших контрразведчиков и роковое для человека с «Одиссея» сообщение.

В Москву полетела внеочередная шифромолния. Как только она была получена, сразу же последовало указание полковнику Маркову вместе с майором Синицыным вылететь на место.

Полковник Марков в присутствии Павла Синицына и местного работника старшего лейтенанта Антонова принимал заявителя. Марков и сосед Домны Валуевой – работник горжилуправления Борис Петрович Евсеев сидели за столом и пили кофе. Павел и старший лейтенант расположились на диване. У Павла в руках был портативный магнитофон.

– Борис Петрович, – сказал Марков, – мы внимательно ознакомились с вашим заявлением, и у нас к вам есть ряд вопросов. Но прежде чем приступить к существу дела, нам бы хотелось, чтобы вы подробно, не стесняясь мелочей и повторений, рассказали, что побудило вас обратиться в органы госбезопасности. Вы поняли меня?

– Да, конечно.

– Вы не возражаете, если мы наш разговор запишем на магнитофонную ленту?

– Как вам будет удобно.

– Вам налить еще чашечку?

– Спасибо… Значит, не стесняясь мелочей и повторений… Хорошо. Начну все по порядку… – Борис Петрович помолчал, склонив голову, потом сомкнул пальцы замком и начал, не торопясь:

– С соседкой Домной Поликарповной Валуевой знаком я уж лет пятнадцать. С того самого момента, как она въехала в эту квартиру. Моя жена не сразу с ней подружилась, но потом все наладилось… Домна Поликарповна иногда у нас оставалась с детьми, но чаще дети у нее. Домна Поликарповна – довольно своеобразный человек… Но, может быть, это вам не интересно? – Борис Петрович поглядел на Маркова.

– Пожалуйста, рассказывайте, как считаете нужным. Нас все интересует, – сказал Марков.

– Женщина она, говорю, странная. То кажется, ну, совсем наш человек, рабочий, то такая фанаберия на нее найдет – не подступишься. Может неделю даже не здороваться, как будто вас и нет… Вообще, думаю, она с нами откровенной никогда не была. Такое у меня, во всяком случае, сложилось впечатление. Особенно о прошлом не любит разговоров – о войне там, о довоенных временах. Знаю, до войны она работала где-то в Москве. Про Москву, правда, любит поговорить… Человек она совсем одинокий. Живет на пенсию и немножко подрабатывает на машинке да жильцам комнату сдает. Родители ее, рассказывала, погибли во время голода. Воспитывалась в детском доме. Приехала сюда из Ставропольского края, из какого района – не помню… Машинистка она замечательная – стучит как пулемет… Животных любит, держала собаку… Как-то, это еще давно было, разговорилась у нас про свою несчастную любовь, жаловалась. Умер он, а она дала себе обет никогда замуж не выходить. Гордится, что сдержала слово. В последние три года комнату снимал студент. А раньше обитал у нее с полгода пожилой мужчина. Всех она официально прописывала, а этого нет… И похоже, они давненько еще познакомились… Выпить любил, и она с ним, видно, попивала, частенько ее навеселе видели в ту пору…

– Опишите его внешность, Борис Петрович.

– Внешность? – Он неопределенно пошевелил пальцами. – Полный, грузный… Глаза немного выпученные… Лысина порядочная…

– Владимир Гаврилович, позвольте мне на несколько минут отлучиться? – сказал вдруг старший лейтенант Антонов.

– Пожалуйста.

– Продолжайте, Борис Петрович.

Но тот словно обрадовался передышке и долго молчал, прежде чем продолжить рассказ.

– Так вот… В конце мая у Домны Поликарповны появляется новый жилец. Уткин Владимир… Живет день, два, неделю… Форма солдатская есть, хотя по обличью не скажешь, что солдат… Смотрю раз, копается во дворе. Вижу, вроде бы работяга. Попросил его сгрузить землю с автомашины для газона во дворе. Охотно согласился. И пятерку взял, не отказался. Ну, познакомились. Он оказался телефонным техником. Мол, демобилизовался, служил на сверхсрочной, где-то на Дальнем Востоке, после в Свердловске жил, да не понравилось там, вот и перебрался сюда, возможно, и насовсем останется. Домна Поликарповна сказала, в кафе его нашла, сам подошел, спросил о квартире, ну и столковались. Она ему прописку оформила, я на телефонном узле с начальником его познакомил… Но дело не в этом… Вот в тот раз, когда машину мы разгружали и я ему пятерку дал, он и говорит: «Конечно, бедному солдату марки всегда нужны». Так и сказал: «марки», а не «рубли». Правда, тут же поправился и сказал, что это было любимой поговоркой у их командира, капитана. Тогда я не обратил внимания. А один раз смотрел он у меня телевизор – у Домны испорчен был… Спросил я его про Свердловск: сильно, мол, изменился? А он даже толком названия улиц не знает – где театр, где что… Я ведь в Свердловске после войны месяца три всего и прожил, в командировке был, толкачом работать приходилось. Три месяца, а до сих пор все помню. А он два года – и ничего не запомнил… Выходит, врал? Зачем? И с тех пор, вот убейте, такая у меня уверенность – не нашенский это парень…

Борис Петрович умолк.

– Закурите, – предложил Марков.

– Да я не курю, бросил. – Однако взял сигарету.

Тут в дверях появился Антонов, подмигнул Павлу и, ступая на носках, подошел к дивану, присел. В руке у него был небольшой канцелярский конверт.

– В общем, какой-то он необычный, – не объясняя им, а скорее еще и еще раз убеждая самого себя, добавил Борис Петрович. – Вот я и решил о своих сомнениях рассказать товарищу Антонову.

– Сердечно вас благодарим, Борис Петрович, – сказал Марков. – И, конечно, мы заинтересуемся Владимиром Уткиным. А теперь еще несколько вопросов к вам, если позволите.

– Пожалуйста, пожалуйста.

– Скажите, он к вам ни с какими просьбами не обращался?

– Да вроде бы нет. На телефонный узел я его сам устроил.

– Удобная работа, – вставил слово Павел.

– Конечно, место теплое, чего и говорить, – по-своему понял замечание Павла Борис Петрович.

– Никуда за это время из города не отлучался? – спросил Марков.

– Вроде бы нет. Дома сидит. Иногда заходит ко мне поболтать…

– А вы к ним не заходите?

– Как он приехал, еще не случалось.

– Выпивает?

– Ни разу пьяным не видел.

– После приезда Уткина в поведении Валуевой вы никаких изменений не заметили?

Прежде чем ответить на этот вопрос, Борис Петрович немного подумал, потом сказал:

– Вроде бы она стала повеселее, но к себе почему-то перестала приглашать…

– Так. А Уткин у вас ни о чем не расспрашивает?

– Так, толкуем о житье-бытье.

– Борис Петрович, ознакомьтесь, пожалуйста, с описанием примет и скажите: это вам, случайно, никого не напоминает? – Марков положил перед ним отпечатанный на машинке лист бумаги.

Борис Петрович вынул из кармана очки, не спеша надел их, склонился над текстом. Дочитав до точки, он сказал:

– По-моему, это сильно смахивает на моего соседа Уткина. – Он посмотрел на Маркова несколько удивленно.

– Вы не ошибаетесь? Это очень важно.

Борис Петрович вновь уткнулся в бумагу. Затем после минутного раздумья уже увереннее произнес:

– Во всяком случае, глаза, нос, рот – все похоже. И бородка… Только волосы не черные, а светлые. И знаете, забыл сказать об одной штуке: он часто без нужды заводит свои часы.

– Вы наблюдательны.

– Привычка с фронта, служил в дивизионной разведке, – улыбаясь, объяснил Борис Петрович.

– Хорошо. Своими сомнениями вы ни с кем не делились?

– Только с вами.

– И не надо. У вас вопросы есть к Борису Петровичу? – обратился Марков к Синицыну и Антонову.

– Товарищ полковник, разрешите показать Борису Петровичу кое-какие фотографии, – сказал Антонов.

– Прошу.

Старший лейтенант вынул из конверта фотокарточки и разложил их на столике перед Борисом Петровичем.

– Может быть, и здесь вы найдете кое-кого из знакомых Валуевой?

Карточек было семь штук. Борис Петрович оглядел их слева направо, справа налево. Одну взял за уголок и сказал без всяких колебаний:

– Это бывший жилец Домны Поликарповны.

…Когда Борис Петрович ушел, Марков и Павел Синицын начали разглядывать фотографии. Они думали, что Антонов, как этого требуют правила опознания, предъявил Борису Петровичу портрет жильца в ряду других людей, не имеющих никакого отношения к делу, но Антонов оказал:

– Товарищ полковник, это фотографии с последнего процесса изменников Родины, орудовавших в период немецкой оккупации в Ставропольском крае. Когда Борис Петрович упомянул…

– Понятно, – перебил его Павел. – Ты располагаешь материалами на Валуеву?

– В нашем распоряжении было мало времени для проверки, однако кое-что все же удалось узнать. Данные, которые только что сообщил о ней Борис Петрович, не расходятся с нашими. Заслуживает внимания ряд новых обстоятельств из ее биографии. Вплоть до нападения фашистов на нашу страну Валуева работала в германском посольстве в Москве горничной. Хозяев своих обожала. Однажды вызывалась оперработником на беседу, но ничего существенного по интересующему чекистов вопросу не сообщила.

– Свою работу в немецком посольстве не скрывает? – спросил Марков.

– В анкетах не писала. Когда началась война, покинула Москву и оказалась в Ставропольском крае. В период оккупации имела подозрительные связи с гестапо…

– Вы проверяли?

– Конечно. И расстрелянный Дубовцев, ее временный жилец, там в это же время орудовал.

– Любопытная особа. А по месту ее прежней работы интересовались?

– Она работала здесь машинисткой в областной конторе «Союзпечать», потом в издательстве. Ничего предосудительного за ней не замечалось.

– Что скажешь, Павел? – спросил Марков Синицына, который сидел за столом и что-то писал в блокноте.

– Кажется, мы у цели, Владимир Гаврилович, только бы не спугнуть. Даже руки чешутся… Пока вы разговаривали, у меня возникли кое-какие мысли. – Павел вырвал из блокнота два исписанных листка. – Вот.

– Недаром отмалчивался…

Марков начал читать, когда в комнате зазвонил телефон. Трубку снял Антонов. Это Москва срочно вызывала Маркова к прямому проводу.

Марков дочитал, вернул листки Павлу.

– Неплохо. Подробно поговорим, когда вернусь. А пока подумайте тут, как нам лучше проверить характер связи Валуевой с карателем Дубовцевым…

Через двадцать минут Марков был уже в здании местного управления КГБ, откуда его тут же соединили с генералом Сергеевым.

– Как дела, Владимир Гаврилович? – услышал Марков в трубке голос генерала.

– Только что закончили беседу с заявителем. Есть интересные данные. Похоже, что мы все же имеем дело с «Одиссеем». Надо проверять. – Полковник не спешил с категорическими выводами. – Подробно доложу несколько позднее.

– Понятно… Сообщаю новости. Возможно, пригодятся. Один из засланных к ним агентов имеет привычку при разговоре с собеседником то и дело заводить свои часы. Он должен везти с собой какой-то смертоносный препарат. Обрати внимание.

Марков даже дыхание задержал.

– Теперь сомнений нет, Иван Алексеевич. Мы имеем дело с «Одиссеем». Заявитель как раз говорил об этой привычке.

– Ну, вот видите, как оно складывается.

– Не сглазить бы… Будем действовать, Иван Алексеевич.

– Не спеша, но поторапливаясь. При нем препарат, назначение которого мы еще не знаем, можем только догадываться. С этим надо считаться. И последнее. О ходе операции докладывайте ежедневно. Если же получите что-то важное, сообщайте немедленно…

Глава седьмая
«Одиссей» действует не один

Уткин Второй в непромокаемой куртке на «молнии» стоял на кухне у стола и пил чай, торопливо, обжигаясь. Он опаздывал на работу. Домна что-то завертывала в бумажную салфетку.

– Возьмите с собой бутерброды. – Домна сунула сверток ему в карман куртки.

– Я скоро вернусь. Спасибо. – Он выложил бутерброды на стол.

– Жаль, зря старалась.

Уткин допил последний глоток, поставил стакан на стол и внимательно посмотрел на хозяйку.

То, что он собирался ей сказать, было для него очень важно. Вероятно, ее следовало подготовить исподволь, как он поначалу и намеревался сделать, но по зрелом размышлении решил, что лучше преподнести все Домне как бы невзначай, экспромтом. По складу натуры ей так должно больше понравиться.

– Вы чем намерены сегодня заниматься? – спросил он совершенно будничным тоном.

– А что от меня требуется?

– Совсем немного… – Он посмотрел на часы, подвел их. – Сейчас восемь. Через два часа, ровно в десять, на площади, у входа в аптеку, вас будет ждать человек с черным портфелем и плащом на правой руке. Плащ коричневый, подкладка клетчатая. Спросите его: «Вы не знаете, есть в этой аптеке шалфей?» Он должен переложить плащ на левую руку и ответить: «Шалфей есть в любой аптеке». Второй ваш вопрос: «Свежий или прошлогодний?» Ответ: «Свежий я брал вчера в другой аптеке». После этого идите домой, а он пойдет за вами. Идите по правой стороне улицы. Врозь. И чтобы осторожно.

– Вы меня обижаете, Володя! – Губы у Домны Поликарповны сразу пересохли. Она хоть и ждала, что рано или поздно Уткин привлечет ее к своим делам, но сейчас была неожиданно для себя взволнована.

– Повторите, что я вам сказал.

Домна механически, как зазубренное, повторила пароль.

– И не опаздывайте. Точно в десять. Приведите его сюда. Я буду ждать.

Ровно в десять Домна Валуева подошла к аптеке. У витрины стоял спиной к площади человек в сером костюме. Через правую руку у него висел коричневый плащ на клетчатой подкладке. В левой был портфель. Домна подошла и встала чуть сзади и сбоку, вглядываясь в отражение незнакомца в зеркальном стекле. Лицо она различала не очень ясно. На вид лет сорок пять. Светлые волосы, широкие покатые плечи. Незнакомец тоже смотрел на нее в витрину, как в зеркало. Она невольно поежилась, и вдруг ей показалось, что где-то она уже видела этого человека.

– Вы не знаете, есть в этой аптеке шалфей? – торопливо спросила Домна Поликарповна своим низким глухим голосом.

Незнакомец спокойно переложил плащ с правой руки на левую.

– Шалфей есть в любой аптеке. – Ответ его звучал полунасмешливо. Или ей это только показалось?

– Свежий или прошлогодний? – неуверенно продолжала она.

– Свежий я брал вчера в другой аптеке.

Домна повернулась и, чувствуя на своей спине взгляд незнакомца, пошла к переулку. Ей было неуютно. Она лихорадочно вспоминала. Память на лица стала теперь изменять ей. Но почему-то облик незнакомца связывался в ее представлении с чем-то тревожным и опасным.

В переулке она еще раз оглянулась. Неторопливо и размеренно, поглядывая по сторонам, незнакомец шагал метрах в пятнадцати. Домна свернула в другой переулок, в третий. Незнакомец послушно шел следом. А она все никак не могла вспомнить…

Домна не один год ходила по острию ножа, и всегда успешно. Правило, которое она усвоила за свою долголетнюю практику, гласило: если есть хоть капля сомнения, отойди, скройся. Здесь сомнение было нечетким, но все же было. Громко шаркая по асфальту сбитыми каблуками, она шла вперед, уже не пытаясь вспомнить, а только прислушиваясь к своему сердцу.

У тротуара стояло свободное такси. И вдруг ее словно кольнуло, она даже замедлила шаг. Ну, конечно же, этот незнакомец похож на чекиста, который когда-то вел с ней беседу по поводу морского атташе немецкого посольства. Было это примерно за месяц до нападения фашистской Германии на Советский Союз. Тогда она очень перепугалась и думала, что ее тайное сотрудничество с немецкими фашистами стало известно чекистам и ей наступил конец. Но все обошлось…

Охваченная тревогой, уже не повинуясь себе, Домна проворно, как только позволяло ее грузное тело, вскочила в машину. Тяжело дыша, будто поднялась на десятый этаж, назвала адрес. Шофер участливо покосился на пассажирку.

– Что, с сердцем плохо? Может, лучше неотложку…

– Ради бога, скорее, – выдавила с трудом старуха.

Озадаченный водитель рванул машину с места. В последний момент, оглянувшись, Домна увидела, как незнакомец в сером костюме растерянно остановился, посмотрел на удаляющуюся машину, снова перебросил с руки на руку плащ и начал осторожно озираться по сторонам.

Домна Поликарповна вышла из машины за два квартала от дома. А когда вышла, на смену тревоге явилась досада. Чего она испугалась, собственно говоря? Как объяснить все происшедшее Володе?

Она особенно тщательно закрыла за собою дверь квартиры, собираясь с мыслями и подбирая аргументы для предстоящего разговора. К ее удивлению, Уткина дома не оказалось. Она присела на кухне, не понимая, куда делся ее жилец. Вот теперь-то ей в самую пору было положить под язык таблетку валидола.

Уткин пришел минут через десять, хмурый, даже злой, таким Домна Поликарповна еще никогда его не видела.

– Что произошло? Вы вели себя так, словно за вами гналась милиция.

Уткин не стал объяснять Домне, что хотел встретить ее и гостя на улице метров за сто от дома, чтобы проверить, нет ли за ними «хвоста».

– Нельзя так… – всхлипнула Домна. – Вы молоды, а я… Откуда мне знать, что это именно тот, кто вам нужен?

– Вы говорили с ним? – сдерживая раздражение, спросил Уткин.

– Да.

– Он ошибся в пароле?

– Нет.

– Так в чем дело, черт возьми? – не в силах больше сдерживать себя, крикнул он.

– Я ушла… Поверьте моему чутью… Все было как-то подозрительно похоже…

– Что похоже? Что подозрительно? – переходя на злой шепот, спрашивал Уткин. – Слушайте меня, Домна Поликарповна. К черту ваше чутье! Мне некогда разбираться в вашей нервной системе. Вы обязаны исполнять то, что я вам говорю. В противном случае ни вам, ни мне сладко не будет.

– Я знаю… Но мне показалось, что нам хотят подсунуть…

– Поменьше вникайте! Не набивайте себе цену. Знаете, что вы натворили? Теперь мне надо ждать минимум месяц, а может быть, больше. Да и не известно, чем все это кончится.

Уткин заходил по кухне от стола к плите, от плиты к столу.

– Черт бы вас подрал! Старая школа… Задрожали на первом шагу. Мне противно на вас глядеть.

– Вы не знаете чекистов, – тоже шепотом сказала Домна. – Мне показалось… Он очень похож на того, кто допрашивал меня… там, в Москве… за месяц до войны…

– Что за ерунда! Тому, кто вас тогда мог допрашивать, сейчас лет семьдесят.

Домна Поликарповна прижала обе руки к щекам, как делают молодые женщины в смущении, когда у них горит лицо. Только сейчас она сообразила, что, заподозрив в незнакомце у аптеки чекиста, совсем не учла прошедших тридцати лет.

– Сколько, по-вашему, на вид этому человеку? – раздраженно спросил Уткин.

– Лет сорок пять.

– А сколько было тому, кто вас допрашивал?

– Не знаю… Тридцать… или сорок…

Уткин даже головой покрутил от возмущения. Но что толку теперь беситься? Он спросил:

– О чем вас допрашивали?

Домна рассказала, как в сорок первом весной ее вызвали чекисты и долго расспрашивали об атташе, который – она это точно знала – занимался шпионажем, и Домна оказывала ему услуги. Но она тогда ничего не сказала…

– Вы внешность-то того, у аптеки, запомнили?

– Обыкновенная… мужчина как мужчина. Средних лет… Да я его и не разглядела как следует…

– То-то и оно-то. – Уткину все было ясно: Домна поддалась страху.

– Вы не знаете чекистов, – вновь повторила она.

– Я знаю о них значительно больше, чем вам когда-либо снилось, – сказал Уткин, глядя в окно. – Меня учили лучшие специалисты, понимаете, лучшие. И во всяком случае я знаю одно, что вся ваша осторожность не стоит и марки…

– Рубля, – поправила Домна. Она уже пришла в себя. – Пора уже привыкнуть, Володя.

– Ну, рубля, – хмурясь, согласился Уткин. «Въелись в меня марки, никак не могу отучиться», – подумал он. И сказал совсем миролюбиво: – Если мы на крючке, то с него так грубо не срываются. Можете успокоиться, этот человек свой. Такого пустяка не могли сделать…

– Видно, стара я стала. Это уже не для меня, – печально молвила Домна. – Вам нужен помощник помоложе… Есть у меня один знакомый на примете…

Уткин не слышал последних слов. Он про себя мысленно повторял: «Рубли, копейки, рубли, копейки». И вдруг вспомнил о разговоре с Борисом Петровичем после разгрузки машины, о том, как сорвались с языка эти проклятые марки… «Неужели сосед мог что-то заподозрить? – Уткин тут же успокоил себя: – Нет, нет, я тогда вышел из положения».

– Вы меня слушаете? – спросила Домна.

– Что вы сказали?

– У меня есть для вас помощник.

– Кто такой?

– Его отец в период немецкой оккупации был активным их сотрудником. Но сумел скрыться. И жил неплохо целых двадцать семь лет. А в прошлом году его взяли, приговорили к расстрелу. А сын остался, у меня адрес есть…

– Чем занимается?

– Он медицинский институт окончил, работал зубным врачом. Был замешан в какой-то афере с золотом, пять лет отсидел. Сейчас без определенных занятий.

Но Уткин опять, кажется, не слышал. Он все думал о рублях и марках, о Борисе Петровиче и о своей оплошности.

Домна Поликарповна шумно вздохнула.

– А вы откуда его знаете? – спросил Уткин.

– Я же сказала: близко знала его отца, сорок лет были друзьями. – Теперь уже настала ее очередь раздражаться. – Он из обрусевших немцев. Познакомились перед войной – он приходил в германское посольство за помощью. Стали переписываться. Потом я переехала к нему на Ставропольщину. А после войны он меня нашел здесь. Сын его, Петр, на Советскую власть и за отца зол и за себя, и при желании его легко можно прибрать к рукам.

Из досье, хранившегося в архивах бывшего абвера, он знал, что Домне Валуевой можно верить. И его собственный инстинкт говорил ему то же. Но предложение это Уткину не понравилось.

– Без определенных занятий… Судился… Нет, такой не подходит.

– Чем же я могу еще помочь?

– Могли – хотите вы сказать? – усмехнулся Уткин. – Да, могли. Но что поделаешь?

А в голове у него все еще вертелось: рубли, марки, марки, рубли.