Текст книги "В схватках с врагом"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Иван Головченко,Дмитрий Смирнов,Анатолий Тутык,Владимир Мацко,Павел Александровский,В. Разин,П. Крылов,Семен Цвигун,Николай Чистяков,Д. Сверчевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Может, воронка не образовывается потому, что земля мерзлая?
Сомнение, высказанное полковником, заставило экспертов произвести взрыв на мягкой, рыхлой, непромерзшей земле. Такой участок земли был обнаружен в другом конце колхозной степи. Только вчера колхозники закончили перевозить на ферму скирду соломы. На том месте, где стояла скирда, и произвели взрыв. Когда сошлись к месту взрыва, долго стояли, молча всматривались в небольшую вмятину на рыхлой земле.
– Так и должно быть! – заговорил профессор. – Зачем взрывной волне лезть под асфальт, когда вверху простор и свобода? То же произошло бы и в цехе. Взрывная волна пошла бы вверх и в стороны, разнесла здание, и незачем ей было образовывать воронки. Нет, дорогие коллеги! Теперь я могу вам категорически заявить: в местах образования воронок под полом цеха взорвались какие-то заряды! Какие? Не спрашивайте, не знаю. Но эти заряды там, безусловно, были.
– А если этот же аммонит закопать в землю и взорвать? – спросил полковник.
– Образуется воронка. Любой подземный взрыв обязательно образует воронку, – ответил профессор. – Мы вам это можем сейчас продемонстрировать.
…В земле была выкопана яма. В нее насыпали сорок килограммов взрывчатки и подорвали. Взрыв дал воронку – точно такую, как те две воронки на месте цеха.
– Если бы под полом цеха скопился аммонит и взорвался, тогда можно было бы объяснить природу образования воронок. Но вы знаете, что пол в цехе заасфальтирован и попасть под пол аммонит не мог.
Уже на обратном пути, сидя рядом с профессором, полковник произнес:
– Если аммонит не проявит «чувствительности» и на удары и трения, тогда совсем отпадает предположение о возможности взрыва в результате нарушений правил безопасности в цехе!
– Если бы нарушения, которые имелись в цехе, приводили к взрыву, то все подобные заводы взлетали бы на воздух. Не забывайте, что все правила безопасности составляются для самых нерасторопных! Нарушение правил – безобразие! Но мы с вами не инспектора, проверяющие, соблюдаются или нет правила безопасности. Мы должны установить причину катастрофы!..
Ничего не дали и эксперименты на «чувствительность» аммонита при трении и ударах. На токарном станке в специально приспособленных цилиндрах аммонит подвергали действию самой большой силы трения, а взрыва не происходило. Подвергали аммонит и ударам механического кузнечного молота силой в несколько тонн, и при этом аммонит только обугливался, но не взрывался.
– Странная взрывчатка! – удивлялся Романкин, докладывая полковнику. – Чернеет, обугливается, а не взрывается. Правильно говорил профессор, что для взрыва нужен большой силы возбудитель. А что произойдет, если насыпать взрывчатку в костер?
– При пожаре в цехе могла создаться взрывоопасная обстановка. Но вы же знаете, что пожара в цехе не было, – сказал полковник.
– Верно. Девушка показала, что в цехе все было нормально, а через полторы минуты после ее выхода произошел взрыв.
*
За все время расследования еще не было такого множества людей на месте взрыва. У самых воронок женщины установили наклонно большое решето и просеивали землю, выбранную из воронок. По периметру цеха рабочие копали канавку. На развалинах лопатами работали чекисты. Из обломков кирпича они выбирали искореженные металлические детали оборудования. Полковник, щурясь от ярких лучей весеннего солнца, обошел место работы и, убедившись, что его указания выполняются, ушел в свою конторку.
Когда было доказано, что нарушения правил безопасности в цехе не являются причиной взрыва, полковник сосредоточил все силы на установлении возможного злого умысла, исходящего от некоего неизвестного, который мог подбросить капсюль-детонатор в цех. Полковник допускал и предположение о том, что под полом цеха взорвался какой-то попавший туда заряд. Эксперты не могли дать ему твердый ответ, какой системы или формы мог быть этот заряд. Можно было отбросить это предположение, пока они не дадут более определенных данных о системе заряда. Но полковник и сам видел, что появление двух воронок объяснить иначе, как взрывом заряда, нельзя. Поэтому он решил прежде всего выяснить этот вопрос.
*
…Проснулся полковник от шороха в комнате. Романкин готовил завтрак. Он принес чай, несколько вареных яиц, банку тушенки.
– Пора, товарищ полковник! Скоро девять!
– Вы вчера поздно пришли? Я не слышал.
– Заканчивал проверку людей. Помог в организации экспертизы деталей оборудования.
– Ну и какие же ваши выводы?
– Такие заключения, товарищ полковник, что на заводе, да и вокруг него нет человека, способного умышленно подбросить детонатор.
– Ну а случайное попадание детонатора возможно?
– Безусловно, возможно. Детонаторы производятся на этом же заводе, и хранение их организовано плохо. Мы уже нашли на территории завода несколько штук. Детонатор мог случайно попасть в мешок с аммонитом, и его могли завезти в цех. Попав в оборудование, он неминуемо был бы раздавлен, отчего и мог произойти взрыв… Однако попасть в оборудование детонатор мог только через протирочную машину. В таком случае взрыв обязательно произошел бы в протирочной машине, и она была бы разрушена изнутри. Мы собрали части разрушенной протирочной машины. И уже внешний осмотр дает основание заключить, что она разрушена снаружи. Все вогнутости направлены внутрь, это свидетельствует, что сила взрыва действовала извне.
– Логика в ваших суждениях есть, но все это нужно проверить экспертизой.
– Разрушенные части протирочной машины на экспертизу уже направлены.
*
Уже вечерело, когда профессор пригласил к себе полковника Головина.
В кабинете научно-технической экспертизы стояла сизая дымовая завеса. Профессор, усталый и озабоченный, сидел в облюбованном им кресле. Сиверский что-то писал, зачеркивал абзацы и начинал новые. Как только полковник переступил порог кабинета, профессор сказал:
– Попали в заколдованный круг, полковник. Помогайте нам: возможности науки исчерпаны.
– Под полом цеха, в местах образования воронок, взорвался какой-то заряд. Это теперь не вызывает сомнения! – сказал Сиверский.
– Допустим, что так. Но тогда наука, вы должны нам раскрыть природу этого заряда, что это за загадочная адская машина, которая пролежала в земле больше года, а затем взорвалась. Вы же знаете, что цех восстановлен год тому назад, тогда же был заасфальтирован и пол. Значит, тогда же его и заложили, этот загадочный снаряд? Если допустить, что совершена диверсия, есть более легкий способ для ее осуществления.
– Какой, полковник?
– Подбросить в оборудование капсюль-детонатор.
– Возможно и случайное попадание, – добавил профессор.
– И это возможно, – как будто согласился полковник. – Но все это абсолютно исключается! В шнековые аппараты капсюль может попасть только через протирочную машину. Взрыва в протирочной машине не было. Исследование обломков протирочной машины показало, что она разрушена извне силой взрыва в цехе. Мои хлопцы откопали обломки протирочной машины и передали на исследование. Вот результат. Попадание или подброс капсюля-детонатора отпадает. Доказано научно.
– Сдаюсь, полковник. Ваши хлопцы, прямо скажу, молодцы. И нам нос утерли!
– Нет, профессор, мы не собирались никого учить. Но доказательства того, что ни о какой диверсии не может быть и речи, собрали убедительные. Даже ваш помощник не может ничего возразить.
– Логика железная, сдаюсь, – сказал Сиверский.
*
– Что вы здесь натворили? – спросил профессор, указывая тростью на площадку цеха. – Проводили какие-то раскопки?
– Проводили, профессор, – ответил полковник. – Вот здесь выкопали ров вокруг фундамента цеха. Искали провода от воронок за стенами цеха. Все проверяем ваши предположения о наличии под цехом зарядов. Эти горы земли рабочие вынули из воронок и просеяли в поисках наличия осколков от бомб или снарядов. А развалины раскопали мои хлопцы в поисках остатков оборудования.
– Вижу и понимаю. – Профессор поднял какую-то железку, остановился, рассматривая ее.
Полковник выбросил окурок в воронку. В воде, на дне воронки, послышался легкий всплеск, и появился радужный отблеск. Полковник насторожился, присел на корточки, всмотрелся в воронку. Бросил туда комочек земли. Жирные пятна на поверхности воды стали вырисовываться еще ярче, кругами расходясь по воде.
– Профессор! Бросьте вы свою железку, скорей идите сюда!
Оба склонились над воронкой.
– Черт возьми, ведь это может быть разгадкой всего дела! Как я раньше не догадался? – воскликнул профессор. – Немедленно химический анализ!
В кабинете научно-технических экспертов собрались профессор, его заместитель Сиверский, полковник МГБ, следователь и прокурор.
– Дорогой коллега! Расскажите, пожалуйста, о результатах исследования, – обратился профессор к Сиверскому.
И тот заговорил:
– Химическая экспертиза установила наличие в почве и воде остатков динитрохлоргидрина. Это взрывчатое вещество применялось немцами. В Советском Союзе никогда не производилось, и мы его у немцев никогда не покупали. При воздействии влаги оно иногда самовзрывается. Известен один случай такого самовзрывания. В двадцатых годах шведы закупили большую партию этой взрывчатки, перевезли ее пароходом и сгрузили под навесом порта. А через пять дней произошел взрыв.
– Полковник, вы улавливаете ход мыслей? – спросил профессор.
– Мне ясен не только ход мыслей вашего помощника, а и сами обстоятельства взрыва. Мне еще вчера позвонили из Москвы и рассказали о свойствах этой взрывчатки. За ночь я организовал вскрытие асфальтового пола цеха. В других местах тоже найдены бумажные мешки с динитрохлоргидрином. В этом цехе в войну гитлеровцы производили зарядку мин. При отступлении цех взорвали. Но часть мешков, лежавших в стороне, не взорвалась, они так и лежали под развалинами. Когда наши строители восстанавливали цех, бульдозерами сравняли площадку, и мешки эти были засыпаны под полом цеха. Взрывчатка лежала в земле, влага постепенно разлагала бумажные мешки. Произошло самовозгорание, сдетонировал аммонит, находившийся в цехе. Вы согласны, товарищ прокурор? – закончил полковник.
– Конечно, – ответил тот.
– Вот видите. Дело оказалось не столь простым.
СЛУЧАЙ В СУХОЙ ДОЛИНЕ
А. Тутык
Я высоко ценю и уважаю товарищей этого рода. Сами они, к сожалению, скромны и говорят о себе молча.
Из письма М. ГОРЬКОГО к А. МАКАРЕНКО
Два года Андрей Юрьевич Зубенко, начальник районного отделения государственной безопасности, не был в отпуске – не позволяли дела.
В то время, вскоре после войны, у него официально был установлен тринадцати-четырнадцатичасовой рабочий день.
Он часто выезжал в села района – не только по службе, но и по заданию райкома партии, как член бюро.
Да и штат отделения был небольшой, работать приходилось за двоих.
Зубенко мог не спать сутками, но достаточно было на несколько минут закрыть глаза, и его уже трудно было добудиться.
Утром первого дня отпуска зазвонил телефон.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – раздался голос старшего лейтенанта Костюкова, оперативного уполномоченного. – Я в селе Сухая Долина. Убит колхозный бригадир…
Зубенко бросило в жар. Вот тебе и отпуск, Сочи, море!
– Как это случилось?
– Ночью шел домой. Слышали выстрелы. А утром обнаружили убитого на дороге…
– Я сейчас приеду!
– Какие будут указания, товарищ капитан?
– Охранять место происшествия! Применить служебно-розыскную собаку!
Тут же Зубенко позвонил секретарю районного отделения и распорядился подготовить транспорт и пригласить на место происшествия судебно-медицинского эксперта.
На пороге появилась жена со свертком – его завтраком. Все было ясно. Она только спросила:
– Надолго?
– Туда и назад, – ответил он, чтобы успокоить ее.
У райотделения стояла запряженная тачанка. На ней часто приходилось выезжать в села, когда раскисали дороги и нельзя было проехать автомобилем.
По пути в тачанку сел судебно-медицинский эксперт Авдеев, терапевт районной больницы.
После окончания войны прошло пять лет, а обстановка все еще не всюду была спокойной. Кое-где действовали уголовные банды. В Сухой Долине было несколько случаев убийств с ограблением, кто-то поджег дом председателя колхоза, кто-то подложил взрывчатку под дом секретаря партийной организации села (взрыва не произошло лишь по случайности – бикфордов шнур оказался отсыревшим).
Зубенко многие знали и сразу показали место убийства. Труп лежал прямо на проезжей части, кто-то покрыл его белым рядном.
– Применяли собаку, товарищ капитан, – доложил Костюков. – Преступник скрылся по руслу реки. Обработка берегов на расстоянии пяти километров в оба конца ничего не дала. Само русло не успел проверить.
– Как фамилия бригадира?
– Булах Степан Кириллович.
– Булах? – переспросил Зубенко, будто он ослышался, и стянул рядно.
Бригадир лежал лицом вниз, вытянув руки вдоль туловища и разбросав ноги. Зубенко перевернул его. На руке у него были часы, в карманах пиджака оказалась крупная сумма денег, большая пачка облигаций и подписные листы о распространении займа среди колхозников, записная книжка. Тело и земля вокруг посыпаны табаком. Преступник не оставил никаких следов – только стреляные гильзы.
К Зубенко подошел председатель колхоза Дегтярь, вытер платком вспотевшую лысину и пробурчал:
– Что же получается, Андрей Юрьевич? Это же расправа с лучшими людьми. Где гарантия, что завтра подобное не повторится?
Что мог Зубенко ответить? По-своему председатель колхоза прав. Зубенко взял его под руку, и они направились в контору колхоза. Оба молчали и думали, наверное, об одном: погиб хороший человек, бывший фронтовик. Два года на фронте провоевал и ни разу не был ранен, и вот…
– Что вам известно, Евгений Иванович, о случившемся? – спросил Зубенко. – Кого подозреваете?
– Того, кто поджег мою хату.
– А конкретно?
Дегтярь сердито посмотрел на Зубенко.
– Это я вас должен спросить, товарищ капитан. Если бы мы знали кто – и без вас бы порядок навели.
И Дегтярь рассказал, что происходило накануне убийства.
Вечером он созвал заседание правления колхоза по вопросу уборки хлеба. Отчитывались бригадиры полеводческих бригад, в том числе и Булах, бригадир тракторной бригады, заведующие токами, комбайнеры.
Заседание кончилось около полуночи. Булах простился и сказал, что еще зайдет на конюшню распорядиться, кому дать лошадей для поездки на базар, ведь завтра воскресенье. Минут через десять все разошлись. Проходя мимо конюшни, колхозники увидели, что во дворе, при свете большой электрической лампы, у соломорезки возились, устраняя поломку, конюхи и Булах. Вскоре соломорезка заработала, и Булах ушел.
Едва он скрылся в темноте, соломорезка опять остановилась. Пока ее ремонтировали, прошло не меньше часа. И вдруг донеслись выстрелы.
Председатель, бывший на фронте снайпером, сразу определил, что стреляли из пистолета. Всего услышали шесть выстрелов, а вот где стреляли, определить было не так легко – мешало эхо. Потом все стихло, только собаки подняли страшный вой. По команде председателя шоферы завели автомашины и разъехались в разные концы села на поиски, но ничего подозрительного не обнаружили. С этим и разошлись по домам.
А утром обнаружили Булаха в трехстах метрах от его дома. По этой дороге ночью не ездили – она была проселочной.
– Сколько нужно времени, чтобы дойти от конюшни до его дома? – спросил Зубенко.
– От силы минут десять.
– А где же он был целый час?
В контору зашли Костюков и врач Авдеев, вернувшиеся после вскрытия.
– Шесть ранений! – Авдеев положил на стол пулю. – От немецкого парабеллума. В голове застряла. Остальные пять навылет.
Зубенко выложил пять гильз, обнаруженных на месте убийства. Шестую не нашли.
– Как примерно происходило убийство, доктор?
– Судя по расположению входных и выходных отверстий, можно предполагать, что убийца лежал у самой дороги.
– В кустарнике, – добавил Зубенко. – Трава там вытоптана.
– Когда Булах поравнялся с ним, убийца сделал два выстрела в упор по ногам. На ранах следы пороха. Входные и выходные отверстия на одном уровне. Булах упал. После этого было сделано еще два выстрела в спину и два в затылочную часть головы.
– Кстати, Булах был выпивши, – добавил врач. – Пил самогон и закусывал холодцом с чесноком.
– Вот это новость, – сказал ошеломленный Дегтярь. – В час ночи…
– У кого же он мог быть, Евгений Иванович? Вот вам и «не замечал»!
Председатель задумчиво погладил лысину.
– Есть у меня на примете одна соломенная вдова, но мужчин она к себе не подпускает. Нет, пока сам не проверю, не скажу. А живет она недалеко от колхозного двора.
– Значит, не исключено убийство на почве ревности?
– Кто знает…
Вскоре приехал начальник отдела областного управления госбезопасности полковник Ольженко с группой оперработников. Полковник создал две оперативные группы – поисковую и следственную. Село разделили на участки и закрепили их за сотрудниками, которые в беседах с населением выявляли подозреваемых лиц и материалы на них передавали следователям для проверки.
Кое-какими исходными данными Зубенко располагал и сам. Еще в первых числах января, когда он приехал в это село, Булах приходил к нему для доверительного разговора. Он сообщил Зубенко, что Яков Гриценко, в прошлом активный пособник оккупантов, назначенный оккупантами сотским, живет в Сухой Долине, скрываясь у своей жены. Об этом Булах узнал от соседки Гриценко – Паши Пархоменко.
– Откуда ей это известно? – удивленно спросил тогда капитан.
– Однажды вечером Паша зашла к Гриценко. В квартире было темно. Жена его, Акулина, что-то искала в кладовой. И тут Паша услышала, как ихний хлопец позвал: «Папа!» Акулина вскочила в комнату, схватила хлопца на руки: «Чего орешь? Все ему папа мерещится». Вот такое дело. Но это еще не все. Паша клянется, что видела собственными глазами мелькнувшую на печь мужскую фигуру.
– А если я с Пашей поговорю?
– Ваше дело.
Зубенко сразу же затребовал розыскное дело на Якова Гриценко и стал изучать его. Сын бывшего кулака. До войны жил в городе и работал на заводе. В 1941 году мобилизован на службу в Красную Армию, но осенью того же года возвратился в Сухую Долину. Вскоре оккупационные власти назначили его сотским. В этой должности он показал себя активным-пособником гитлеровцев: отправлял молодежь в Германию, отбирал скот у крестьян для нужд фашистов, писал доносы в полицию на советских активистов. Среди захваченных при освобождении города Днепродзержинска документов гитлеровского СД оказалось заявление Гриценко о добровольном согласии стать тайным агентом СД под псевдонимом «Мститель» и оказывать помощь в выявлении и разоблачении врагов Германии. По словам Акулины Гриценко, после изгнания оккупантов Советской Армией Гриценко был в октябре 1943 года отправлен на фронт, где и погиб год спустя. Вдова получала на двоих детей пенсию.
Зубенко запросил из райсобеса пенсионное дело. Его больше всего интересовало извещение о смерти. Он долго рассматривал его в лупу, но никаких намеков на то, что оно поддельное, не обнаружил. Разговор с Пашей Пархоменко тоже пользы не принес. К Акулине она действительно заходила, но ничего подозрительного не заметила.
Зубенко с полковником Ольженко предположили, что Булах мог поделиться своими подозрениями не только с капитаном, но и еще с кем-нибудь из жителей села. Слухи дошли до самого Гриценко, и он решил убрать бригадира. Ольженко приказал произвести у Акулины Гриценко обыск, но он не дал результатов, а на допросе Акулина расплакалась и закатила такую истерику, что ее едва успокоили и отпустили домой. Им было неловко – действительно, поверили деревенским сплетням.
Казалось, следствие зашло в тупик. Опергруппе не только не удалось напасть на след убийцы – она даже не имела в своем активе интересных версий. По вечерам поисковая группа собиралась в сельском Совете или конторе колхоза. Сотрудники докладывали о материалах, добытых за день, но в процессе проверки все версии лопались, как мыльные пузыри.
Зубенко получил анонимную записку:
«Я требую прекратить работу и по-доброму убраться из села, иначе… (далее был нарисован череп, а под ним две кости). Тот, кого вы ищете, далеко-далеко отсюда».
Разыскать автора по почерку не удалось.
Отдыхали сотрудники мало. Поздно ложились и рано вставали. Да и как можно спокойно спать, когда убийца ходил по советской земле и дышал одним воздухом с ними.
Костюков с группой школьников начал обследовать мелководное русло речушки, искал какие-нибудь вещественные доказательства.
Однажды утром, еще до восхода солнца, Ольженко и Зубенко пришли в контору. Только они открыли окно, как на подоконнике появились грязные, со следами ссадин и царапин, детские руки. Они положили на подоконник парабеллум, а затем в окне появилась голова мальчика.
– Дяденька, вам это надо?.. – указал парнишка на пистолет. – Вчера на речке с вашим старшим лейтенантом искали, но ничего не нашли. Так я сегодня раньше всех начал…
Пистолет был измазан илом. Ствол забит грязью. В магазине патронов не было. В патроннике оказалась пустая гильза. Вот она, шестая…
Председатель колхоза Дегтярь сообщил, что Дарья Шкурко, к которой, по его предположению, Булах заходил незадолго до своей гибели, сказала, что к ней никто не приходил.
Чекисты тоже подозревали, что Булах после заседания правления заходил к Дарье Шкурко. В его записной книжке имелась заметка:
«Ш. Д. – кухаркой в тракторную бригаду».
…Дарья возилась возле плитки под навесом. Увидев гостей, она поздоровалась и пригласила:
– Милости прошу к нашему шалашу. Хотите, я вас вкусным угощу?
– Чем?
– Сливным кулешом, жареной бараниной.
– Неплохо. Но лучше, если бы холодцом да еще с чесноком, – заметил Зубенко.
Она смутилась.
– Вы и это знаете?
– Долг службы… – Зубенко извлек записную книжку Булаха и открыл на нужной странице. – Узнаете почерк, Дарья? Почему не хотите правду рассказать?
– Затягаете по допросам, да и позор на всю жизнь… Я все жду своего непутевого…
Зубенко знал, что ее муж проворовался и на пять лет попал в исправительно-трудовую колонию.
Шкурко рассказала, что Булах действительно заходил к ней после двенадцати ночи. Она уже крепко спала, когда он постучался в окно. Дарья пригласила его войти. Он остановился у порога, сказал, что на время уборки хлеба назначает ее кухаркой в первую тракторную бригаду, и хотел уходить.
– Что же дальше? – не удержался Зубенко.
– Я не пустила его. Ведь я любила его… Он оттолкнул меня, грубо так… Я извинилась и предложила выпить за крепкую семью. Степан не отказался…
– О чем же вы говорили?
– О жизни. Он жаловался, что трудно работать бригадиром, что кое-кто требует от него приписок, а одна колхозница даже угрожала: «Смотри, чтобы твоя красавица не осталась вдовой».
– Кто это ему так?
– Не сказал. Говорил, что никого не боится. Такую войну прошел и остался жив, а все это, мол, пустяки. А потом… ушел…
После разговора с Дарьей Шкурко Зубенко стал размышлять, кто та женщина, которая угрожала Булаху, и когда это было. А может быть, виноват сам Булах? Каких только глупостей не наговорит человек, да еще неуравновешенный, когда его выведут из терпения.
Посоветовавшись с полковником Ольженко, Зубенко решил сам побывать у Акулины Гриценко, поговорить с ней еще раз, попытаться вызвать ее на откровенность.
Дом Гриценко стоял на окраине села, на бугре. Впереди, в балке, протекала речушка и находились колхозные огороды; сзади – приусадебные участки, а за ними – степь. Дом был окружен высоким деревянным забором.
На стук Зубенко хрипло, взахлеб залаяли две собаки. Он постучал сильнее. Брякнул засов, и из калитки показалась Акулина. Она растерялась.
– Опять с обыском или арестовать?
– Не угадали.
Она распахнула калитку, приглашая зайти.
Зубенко шагнул и отпрянул – прямо перед ним, захлебываясь лаем, хватали воздух две клыкастые собачьи пасти. Акулина схватила разъяренных волкодавов за цепи и затащила их в сарай.
Капитан было направился к дому, но Акулина, расставив руки, закрыла собой дверь:
– Куда вы? Вас собаки разорвут. В коридоре дверь в сарай, она открыта.
Она скрылась в доме. Зубенко услышал, как хлопнула дверь и лязгнул крючок. «Почему она так перепугалась? – удивился он. – Ведь собаки на короткой привязи и не могли меня достать».
Капитан вошел в кухоньку. У окна стоял столик. На полу лежало рядно, а на нем – кувшин, кастрюля с вареной картошкой, три тарелки с кислым молоком, три ложки и три куска хлеба.
– С кем это вы? – кивнул он на расставленные миски.
– Сама, – невозмутимо ответила Акулина и стала собирать посуду.
– А почему три тарелки, три ложки?
– Сметану собирала. Одной ложкой нельзя, сразу скиснет.
– А три куска хлеба?
– Да так, впопыхах…
«Заправляй, заправляй! – думал Зубенко. – На рядне сидело три человека, ты передо мной, а где остальные? Если один из них твой муж, то кто второй?»
Он встал, огляделся еще раз, сказал:
– Хочу посмотреть, как вы живете.
– Как бог дал. Смотреть-то нечего.
Конечно, его не интересовала обстановка, к слову сказать, довольно богатая. Надо было найти улики, которые подтвердили бы, что в доме скрывается человек. Два окна, выходившие на дорогу, закрыты соломенными матами и снаружи замазаны глиной. Зачем? Гардероб стоит далеко от стены. Зачем? На столе десять пачек табака.
– Кто это у вас так много курит?
– Я пчел подкуриваю. У меня ведь пять ульев.
– А это? – поднял газету, а под ней на столе лежала курительная трубка.
Быстро овладев собой, она взяла из рук капитана трубку, повертела ее и даже понюхала:
– Тьфу! Наверно, эту гадость сын принес. Вот чем занимается, сорванец! Уже люлькой обзавелся. Я ему задам!
Когда Зубенко вышел в коридор, собаки, почуяв чужого, опять подняли лай. Через глазок заглянул в сарай. Собаки спущены с цепи! Кто это сделал? Только не Акулина, ведь она не отлучалась из комнаты. Ясно, что в доме есть кто-то еще…
Своим подозрением капитан поделился с полковником Ольженко, и они договорились, что проверкой новой версии будет заниматься Зубенко.
В помощь ему Ольженко выделил оперативного сотрудника Евгения Бута, дельного и смелого парня.
Вскоре выяснилось, что младший брат Якова – Иван Гриценко, который жил в городе и работал слесарем на заводе, вот уже две недели не является ни на работу, ни в общежитие. Мать Гриценко и девушка, с которой он встречался, показали, что Иван повез передачу среднему брату, Федоту, отбывавшему в Пермской области наказание за преступления, совершенные им во время фашистской оккупации. Проверкой было установлено, что к Федоту Гриценко никто не приезжал.
Оказалось также, что Ивана Гриценко недавно разыскивал начальник паспортного стола райотдела милиции. Гриценко пытался получить паспорт по поддельному свидетельству о рождении. Решил стать моложе на три года, чтобы отсрочить призыв в армию.
– А как вы это обнаружили? – спросил Зубенко.
– Когда я принимал документы, то мне показалось подозрительным, что по внешнему виду он выглядел значительно старше. Я начал его прижимать. Он стоял на своем, а глаза, вижу, неспокойные. Думаю, ты меня не проведешь, а сам говорю ему: «Ты, парень, посиди тут, а я позвоню в загс». Когда я возвратился, его и след простыл. Экспертиза подтвердила, что свидетельство поддельное. Старая запись года рождения вытравлена кислотой.
– Почему же вы молчали?
– Извините, товарищ капитан! Я вызывал его. От нас он не уйдет.
– К сожалению, ушел!
*
Три куска хлеба… Вероятно, Иван Гриценко, боясь ответственности, перешел на нелегальное положение и скрывается вместе с Яковом.
Большое содействие оказали чекистам колхозники. Если раньше следователи искали встреч с колхозниками, то теперь колхозники сами приходили к ним.
Полезным оказался разговор Зубенко с местным садоводом. Тот начал с того, что прямо заявил: Степана Булаха убил Яков Гриценко.
– У вас есть доказательства? – спросил Зубенко.
– Дело было так. Как-то в конце мая мы со Степкой шли по селу, а навстречу нам Акулина Гриценко. Степка и спрашивает: «Когда на заем подпишешься, молодушка?» А она: «Ежели государство бедное, могу пожертвовать пятьдесят рублей». Степка ей в ответ: «Государство в таких подачках не нуждается. Ты должна подписаться на пятьсот!» – «А где такие деньги я возьму?» – «Не бедная, – говорит Булах. – Корова, два кабана, пчелы, сад большой. Захочешь – найдешь деньги». – «Был бы у меня муж – и на больше подписалась бы». Степка прямо ей в глаза: «А где же твой муженек? Он ведь жив. Пусть раскошеливается». Акулина вскипела, в жизни не видал ее такой разъяренной. Говорит Степке: «Ты доболтаешься. Смотри, чтобы твоя красотка не осталась без мужа!» Булах был парень открытый. Говорит: «Передай ему нижайший привет и скажи, что скоро увидимся!»
На прощание садовник посоветовал еще раз поговорить с Дарьей Шкурко.
– Я с ней уже говорил, – возразил Зубенко.
– Ежели говорили, то не с того конца начали. В городе живет кум Яшки Гриценко, по фамилии Соловей, а Дарья этому Соловью тоже кумой приходится. Так тот Соловей много знает о Гриценко. Человек он болтливый, особенно ежели выпьет.
Было решено устроить закрытые посты для наблюдения за домом Гриценко.
Поздно вечером Зубенко и Ольженко снова зашли к Дарье Шкурко.
– Вы не догадываетесь, зачем вы нам понадобились? – спросил Ольженко.
– Скажите.
– Соловья знаете, что в городе живет?
– Как же кума не знать.
– Надо к нему съездить. Соловей жил у Якова Гриценко в 1943 году. Он может что-нибудь знать.
Они подробно проинструктировали ее, и наутро Дарья, получив отпуск на два дня, уехала в город якобы для посещения судебной инстанции по пересмотру дела мужа. Долгими показались эти два дня. Круглосуточное наблюдение за домом Гриценко ничего не давало, все надежды были на Дарью. Что-то она привезет?
Возвратилась она вечером, и, как было условлено, с наступлением темноты Ольженко и Зубенко пришли к ней. Хозяйка была в приподнятом настроении.
– Вы такая счастливая, Дарья, будто праздник у вас.
– Муж скоро придет! Дело обещали пересмотреть, правление колхоза ходатайствует. Почему же мне не радоваться?
Надежды на Соловья оправдались. Он рассказал Дарье, что в 1943 году за три месяца перед отступлением фашистской армии Соловей и Яков Гриценко выкопали за домом две глубокие ямы, сделали перекрытия из кругляка, а сверху засыпали убежище землей и посадили овощи. Ямы соединяются узким лазом. В каждой «комнате» (так Соловей назвал ямы) по железной кровати, стены и пол обиты нетесаным лесом. В бункер можно проникнуть через потайной ход длиною пять метров, замаскированный кучей сухого клевера, сваленного на чердаке. В этом бункере Гриценко и Соловей скрывались до февраля 1945 года, а затем из-за чего-то поссорились, и Соловей ушел к семье в город, где вскоре был задержан и осужден за дезертирство.
