Текст книги "Хроника Адама Бременского и первые христианские миссионеры в Скандинавии"

Автор книги: Владимир Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Положения Шмид и Нермана развил Т. Арне. Он предложил новое толкование топонима «Полания», употребленного Адамом в 15-й главе третьей книги. Проанализировав все имеющиеся в «Деяниях» упоминания «Полании», исследователь пришел к следующему выводу: «Адам совершенно четко осознавал, что Польша (Polania) и Русь (Ruzzia) – это два различных государства, но у него определенно было менее четкое представление о границах между ними»[185]185
  Arne 1947. S. 54.


[Закрыть]. Поэтому, предполагает Арне, под «неким архиепископом Полании», у которого, по словам Адама, Осмунд получил назначение, следует понимать не архиепископа Гнезно, как это делалось ранее (Арне ссылается здесь на Вестмана[186]186
  Westman 1935.


[Закрыть]), а киевского митрополита.

Около 1050 г. киевским митрополитом впервые стал русский (Иларион), что знаменовало собой серьезный шаг русской церкви на пути к независимости от Византии. С желанием продемонстрировать эту независимость, по мнению Арне, и могло быть связано назначение архиепископа в Швецию. Адам сообщает, что Осмунду не удалось добиться поставления в Риме, следовательно, говорит Арне, его поставление состоялось против воли папы, и Осмунда не мог рукоположить польский архиепископ, находившийся в подчинении у папского престола.

Как случилось, что хронист спутал Польшу и Русь? Объяснение кроется в плохой осведомленности информаторов Адама, которые смешивали эти страны. Арне называет две возможных причины такого смешения. Во-первых, в середине XI в. между Польшей и Русью существовали многочисленные политические контакты. Во-вторых, в сознании информаторов могли перепутаться «Полания» и «земля полян», а понятия эти в то время нередко связывались, в подтверждение чего Арне приводит следующий пассаж из «Повести временных лет»: «Когда волохи напали на славян на дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки (а от тех ляхов прозвашася поляне)… Также и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами… (курсив мой. – В. Р.)»[187]187
  Повесть временных лет. С. 29; ПСРЛ. Т. 1. Ст. 6. Т. 2. Ст. 5.


[Закрыть].

Новые факты в пользу гипотезы о православии Осмунда Безголового попытался разыскать О. Янсе[188]188
  Janse 1958.


[Закрыть]. Он заинтересовался личностью и политикой Эмунда, шведского короля, который поддерживал епископа Осмунда. Янсе напоминает о том, что в первой половине XI в. существовали оживленные взаимоотношения между Швецией, Норвегией и Русью[189]189
  Ibidem. S. 118–120.


[Закрыть]. (Отметим в скобках, что на необходимости учитывать эти контакты в дискуссии об Осмунде настаивает и А. Шёберг. Он полагает, что в середине XI в. правители всех трех стран стремились к одному – достижению независимости для местных церковных организаций[190]190
  Sjцberg 1985. S. 70.


[Закрыть]).

Поэтому вполне вероятно, что во время очередных политических неурядиц (которые Янсе, датирующий правление Эмунда 20-ми – 60-ми гг. XI в., связывает с завоеванием южной части Скандинавского полуострова Кнутом Великим) Эмунд спасался на Руси. Там-то (в Киеве) и могла произойти встреча Эмунда и епископа Осмунда.

Там-то и был рукоположен этот епископ[191]191
  Ibidem. S. 121.


[Закрыть]. Таким образом, на вопрос, сформулированный в названии своей статьи: «Стремился ли Эмунд Старый ввести в Швеции православие?» – Янсе отвечает положительно: «…как нам представляется, можно обоснованно утверждать, что Эмунд стремился ввести православие в Швеции»[192]192
  Ibidem. S. 122.


[Закрыть].

Именно интенсивные связи с Русью считает Янсе главным основанием для того, чтобы признать православие Осмунда. Шведский исследователь указывает, что в архитектурном облике церкви святого Олава в Сигтуне обнаруживаюся некоторые черты, свойственные православным храмам. «Другое свидетельство связей [Швеции] с Русью – это русские росписи в церквях Готланда»[193]193
  Ibidem. S. 123. Anm. 14. Этот аргумент Янсе – самый слабый, так как росписи на Готланде относятся к XII, а никак не к середине XI в.


[Закрыть], – добавляет Янсе. Однако все его доводы – косвенные. Они так же мало могут служить идентификации Осмунда Безголового, как и многосложные построения фон Фрисена.

Гипотеза о православии епископа Осмунда привлекала и некоторых других историков, прежде всего тех, кто занимался связями Руси и Швеции. Стремясь найти подтверждение тем или иным своим идеям, они зачастую объединяли все перечисленные точки зрения. Так, А. Шё берг, желая доказать, что православный священник Упырь Лихой (которого этот исследователь отождествляет с руническим мастером Упиром Офейгом[194]194
  См. статью Шёберга, где он доказывает тождество этих лиц: Sjцberg 1982.


[Закрыть]), был придворным епископом шведского короля, использует аналогию с епископом Осмундом, считая последнего одновременно выходцем из Англии, рунографом Асмундом и православным епископом[195]195
  Sjцberg 1985. S. 75–76. Шёберг также использует пример с Осмундом, аргументируя свою мысль о том, что расцвет рунического мастерства в Швеции прекратился из-за изменения церковной политики местных королей (Ibidem).


[Закрыть]. Аналогичным образом поступает и Е. А. Мельникова. Как мы уже упоминали (см. примеч. 16 к наст. очерку, с. 111), она считает возможной идентификацию Осмунда Безголового и мастера Асмунда. При этом она не отрицает и православие Осмунда: «Обращение к “греческой вере” и поставление православного епископа могло служить важным шагом в острой политической борьбе, которая сопровождала укрепление церковной организации в Швеции в середине XI в.»[196]196
  Мельникова 1989. С. 267.


[Закрыть].

Третья версия, несмотря на обилие сторонников, кажется нам совершенно неубедительной, и мы полностью присоединяемся к той жесткой критике, которой подвергли ее шведские исследователи Б. Густавссон и Б. Бекман[197]197
  Gustafsson 1959; Beckman 1970.


[Закрыть]. Они отвергли толкование термина acephalus, предложенное Шмид, и вернулись к пониманию «Полании» как Польши, лишив тем самым доказательной силы два главных аргумента в пользу православия Осмунда.

Обратившись к словарю Дюканжа[198]198
  Du Cange Ch. Glossarium mediae et infmae latinitatis. Niort, 1882–1887.


[Закрыть], Густавссон, а вслед за ним и Бекман показали, что слово acephalus никогда и нигде не обозначало в средневековой латыни «схизматик», «православный», а имело следующие варианты значений: 1) «еретик любого рода»; 2) «человек, не подчиняющийся своему церковному начальнику»[199]199
  Gustafsson 1959. S.140–141; Beckman 1970. S. 92.


[Закрыть]. Кроме того, Бекман рассматривает схолию 65, приписанную к той самой главе 15 книги III «Деяний», где идет речь об Осмунде Безголовом. Вот она: «Когда он [Адальвард] уехал [в Швецию], в бременской обители испортились устав, поведение братьев, [исчезло] согласие, потому что все перебаламутили безголовые»[200]200
  Gesta. Scholia 65: Illo egresso Bremense claustrum regula, disci pli na fratrum et concordia defecit, acephalis omnia turbantibus. Эта схолия имеется только в рукописях группы C и, следовательно, не принадлежит Адаму Бременскому.


[Закрыть]. При том что в этой схолии употреблено то же самое слово acephalus, пишет Бекман, в данном контексте оно никак не может значить «схизматик»: православных среди членов бременского капитула не было. Как нам представляется, оно действительно обозначает здесь что-то вроде «еретик», но не в смысле «исказитель церковного учения», как предполагает шведский исследователь, а в смысле «недостаточно сознательный / испорченный клирик»[201]201
  О таких «недостаточно сознательных клириках», водившихся во времена архиепископа Адальберта, Адам говорит и в других местах: «Мы часто слышали, как наш благочестивейший архиепископ Адальберт, увещевая своих клириков насчет соблюдения умеренности, говаривал: “Призываю вас, устанавливаю и повелеваю, дабы вы освободились от пагубных уз женщин, или же, если вас невозможно склонить к тому, что свойственно совершенным [людям], по крайней мере, [бого]боязненно хранили узы брака в соответствии с речением: «Если не в чистоте, то [хотя бы] с предосторожностью»”» (Gesta. Scholia 76); «В тот же год, в который [архиепископ] перешел из жизни сей, когда уже близилось странствие, из которого он не возвратился, он провел в Бремене собрание капитула. На нем он сместил [с должности] декана Лиудгера, который обвинялся в убийстве, и ради такого случая произнес речь о чистоте, в конце ее пригрозив ужасными [карами]» (Gesta. Scholia 92).


[Закрыть].

Кстати, именно так, как предлагают Густавссон и Бекман, передают термин acephalus авторы английского и немецкого переводов «Деяний» (эти переводы вышли в свет, соответственно, в 1959 и 1961 гг.). Ф. Чан переводит это слово обтекаемым выражением of irregular status (второй вариант) применительно к Осмунду и heretical persons (первый вариант) применительно к бременским клирикам[202]202
  History of the archbishops. P. 125–126.


[Закрыть]. У В. Трилльмиха стоит соответственно der keinerlei Abhдngigkeit anerkannte (второй вариант) и aufsдssige Leute («мятежники», «бунтари»)[203]203
  Quellen. S. 343, 345.


[Закрыть]. Второе толкование прозвища Осмунда («человек, не подчиняющийся своему церковному начальнику») получило в историографии наибольшее распространение. Его придерживаются такие известные исследователи, как П. Сойер, который, кстати, признает и английское происхождение, и православие Осмунда[204]204
  Sawyer 1982. P. 141; Sawyer 1991. S. 34.


[Закрыть], и С. Бринк[205]205
  Brink 1990. S. 22.


[Закрыть].

Стремясь понять смысл слова acephalus, Густавссон, Бекман, Чан и Трилльмих пошли по правильному пути, однако их толкование оказалось все же недостаточно последовательным. Дело в том, что рассматриваемый термин на пространстве всего сочинения Адама Бременского (а это около 200 страниц печатного текста) встречается только дважды: первый раз в 15-й главе третьей книги как прилагательное, относящееся к сочетанию «епископ по имени Осмунд» (точнее, именно к слову «епископ»: episcopum nomine Osmund acephalum), второй раз как субстантивированное прилагательное в схолии 65, приписанной к этой же главе (acephalis omnia turbantibus). Поэтому, если мы зададимся вопросом: в одинаковом или в различном смысле употреблено это слово в двух случаях, – ответ: «в различном», принимаемый перечисленными исследователями, будет обозначать, что человек, приписавший схолию 65, решил вставить в текст хроники каламбур. Зная, что ни в одном другом месте, кроме как в рассказе об Осмунде, слово acephalus не встречается, он задумал подшутить, употребив то же самое слово в приписанной к этому рассказу схолии, но – совершенно в другом смысле.

Ожидать такого каламбура от средневекового клирика, как нам кажется, невозможно. Одно дело – игра цитатами из Библии или переиначивание выражений церковных писателей, но совсем другое – каламбур в современном понимании, тем более в том участке текста, который к подобного рода шуткам отнюдь не располагает. Итак, что бы ни обозначал рассматриваемый термин, он должен быть употреблен в обоих случаях в одинаковом смысле. Поэтому следует исключить возможность того, что данное слово значит «схизматик», то есть «православный», так как такое значение не подходит по смыслу в схолии 65. Исходя из тех же самых соображений, нельзя признать правильной и ту трактовку, согласно которой acephalus в первом случае обозначает «человек, не подчиняющийся своему церковному начальнику», а во втором – «еретик».

Объяснение слова acephalus нужно, по нашему мнению, искать не сопоставляя интересующий нас случай употребления с традициями употребления в других средневековых источниках, как это делают в своих статьях Густавссон и Бекман, а – опять же – следуя логике самого Адама.

При рассказе о скандинавских епископах бременский хронист отчетливо разделяет их на «хороших» и «плохих». «Хорошие» сами праведны и поэтому могут обратить много язычников, «плохие» – порочны, они сами недостойны своего сана, а потому не могут принести блага и своей пастве. Адам пишет о большом вреде, который приносят эти последние: «Свеонов (шведов. – В. Р.) можно склонить к нашей вере нехитрыми речами, если только дурные учителя, ищущие своего, а не того, что угодно Иисусу Христу[206]206
  Флп. 2: 21.


[Закрыть], не своротят с дороги тех, кто может спастись» (Gesta. I V, 21). Вот еще одно высказывание в том же духе: «Нравы же варваров столь замечательны – это мне доподлинно известно, – что их развращает одна лишь алчность священников» (Gesta. IV, 31).

Хронист не скупится на обличительные речи и ругает «плохих» священнослужителей. При этом он использует особые ругательные слова и выражения низкого стиля, которые, вообще-то, не характерны для Адама. Так, перечисляя всех епископов, назначенных Адальбертом в Скандинавию, он говорит: «Из них трое остались недоношенными и “стояли на торжище праздно”[207]207
  Мат. 20: 3.


[Закрыть], “ища своего, а не того, что угодно Иисусу Христу”[208]208
  См. примеч. 54 к наст. очерку.


[Закрыть]» (Gesta. III, 77). В этом примере слово «недоношенные» – это ругательство, примененное Адамом к недостаточно рачительным проповедникам.

Однако больше всего брани выливает хронист на епископа Сконе Хейнрика. Адам описывает его с явной издевкой: «Хейнрик раньше был епископом на Оркадах (Оркнейских островах. – В. Р.). Говорят, что в Англии он был сакелларием короля Кнута [Великого, а] перевезя богатства последнего в Данию, проводил [там] жизнь в роскоши. О нем также рассказывают, что у него была пагубная привычка пьянствовать, [так что] в конце концов он задохнулся [и] лопнул. То же самое нам достоверно известно и об Авоконе, и о других» (Gesta. IV, 8). Если Хейнрик «лопнул», то другой епископ, Ацилин, по выражению Адама, «ни за что другое, кроме как за огромный рост, не был достоин носить сан епископа» и, «любя телесный покой», даже ни разу не ездил в свою епархию (Gesta. IV, 23).

Как видим, «недоношенные», лопающиеся от пьянства и «любящие телесный покой» – все это бранные характеристики, используемые для обличения «плохих» епископов и относящиеся к низкому стилю (низкому, разумеется, сравнительно с общим стилем «Деяний»). Кроме этих характеристик попадаются у Адама и ругательные прозвища. Так, уже упоминавшегося епископа Хейнрика хронист именует «Хейнриком Жирным» (Ges ta. IV, 9), датского короля Хёрдакнута называет червем[209]209
  «У данов в это время правил Хёрдакнут Вурм, безжалостный, так сказать, “червь”, весьма враждебный христианским народам». (Gesta. I, 55).


[Закрыть], норвежский король Олав Трюггвасон за свои языческие пристрастия получает постоянный эпитет «воронья кость» (Gesta. II, 40). Такие прозвища также всегда «низкие».

В свете вышесказанного мы и предлагаем понять слово acephalus, примененное Адамом к Осмунду. В схолии 65 оно, как мы уже говорили, значит просто «недостаточно сознательный / испорченный клирик». Именно такие клирики взяли верх в бременском капитуле, когда Адальвард Старший убыл в Швецию. То же самое значение имеет оно и в 15-й главе третьей книги, но это значение переосмыслено Адамом в направлении «низменного» ругательного прозвища.

Таким образом, сочетание episcopus nomine Osmund acephalus следует передавать как «епископ-еретик (еретик = недостаточно сознательный / испорченный клирик) по имени Осмунд». Осмунд назван еретиком потому же, почему его покровитель Эмунд именуется Эмундом Нечестивым: он распространяет христианство в Швеции не так, как бы хотелось Адаму, не так, как считали правильным в Бремене. Однако Осмунд делает это не как представитель другого церковного течения – православия или некоего «реформированного» католичества (см. четвертую гипотезу), – а как «дурной учитель», порочный, по тем или иным причинам заблуждающийся представитель «нашей веры» (fdes nostra), вот что вложено в термин acephalus. Итак, этим вызвавшим столько дискуссий словом Адам Бременский одновременно и определяент статус епископа Осмунда, и выражает свое к нему отрицательное отношение.

В ином ключе склонны мы трактовать существительное girovagus («бродяга»), которое, в отличие от прилагательного acephalus, всегда воспринимался в литературе в качестве ругательства. Слово girovagus (а в средневековой латыни им называли бродячих клириков, не связанных с определенным приходом, монастырем или кафедрой) совершенно определенно связано у Адама с глаголом circuivit. Первый элемент этого глагола представляет собой исконно латинское слово circus («круг»), буквальный перевод circuivit – «обошел по кругу». А следующее далее прилагательное erroneus («блуждающий») в сочетании с предшествующим глаголом дает смысл: «обошел по кругу, блуждая». Точно такое же значение имеет композит girovagus, который состоит из греческого, но перешедшего в латынь слова gyrus, «круг», и латинского прилагательного vagus, «блуждающий». Получается, что по смыслу существительное girovagus («по кругу блуждающий») идентично сочетанию circuivit erroneus («обошел по кругу, блуждая»). Вот почему Адам его употребляет. Это слово не вносит никакого нового смысла, ничего нового об Осмунде мы не узнаем. Адам лишь повторяет информацию, приведенную им выше.

Однако вернемся к работе Бекмана и его критике гипотезы о православии Осмунда. Этот исследователь решительно отвергает предположение Арне относительно тождества «Полании» и «земли полян». Он пишет, что прецеденты такого отождествления неизвестны (его не знают ни словарь Грессе[210]210
  Graesse J. G. T. Orbis latinus. Berlin, 1922.


[Закрыть], ни глоссарий к серии Monumenta Germaniae Historica, нет его и в хронике Адама), следовательно, оно ничем не обосновано[211]211
  Beckman 1970. S. 89.


[Закрыть]. Дополнительным аргументом против православия Осмунда Бекман считает английское происхождение этого епископа (которое я не признаю). По его словам, столь хвалимый в хронике Или человек не мог быть перебежчиком в православие[212]212
  Ibidem. S. 95.


[Закрыть].

Бекман не соглашается со Шмид и Арне в том, что Осмунд был рукоположен «против воли папы». По его мнению, в середине XI в. папство переживало не лучшие времена, и о единой воле Рима, поддерживаемой всеми католическими иеарархами, применительно к той эпохе едва ли можно говорить. Если бы Осмунд был православным, он не стал бы тебовать у посланников Адальберта Гамбург-Бременского папскую печать, не говоря уже о том, что противостояние католичества и православия в середине XI в. не было настолько ожесточеным, чтобы породить описанный Адамом инцидент[213]213
  Ibidem. S. 92–93.


[Закрыть].

Тогда как Бекман полемизировал с Шмид и Арне, Густавссон подверг критике основные идеи Янсе, совершенно справедливо заметив, что «археологический материал, свидетельствующий о связях с востоком, не может в данном контексте (то есть в случае с Осмундом. – В. Р. ) с лу жить доказательством»[214]214
  Gustafsson 1959. S. 141.


[Закрыть]. По его мнению, трудно предположить, чтобы англичанин (см. вторую версию), учившийся в Бремене, поехал в Киев и случайно встретил там шведского короля (а именно такой вариант предлагает Янсе).

Густавссон, кроме того, задался вопросом, что произошло раньше: поездка Осмунда в Рим или его знакомство с королем Эмундом, признавшим Осмунда епископом. Ответ исследователя таков: Осмунд сначала свел знакомство с Эмундом и был признан им епископом и только потом поехал в Рим для того, чтобы получить подтверждение своего епископского статуса. Густавссон подкрепляет свое мнение ссылками на случаи, когда скандинавы сами выбирали себе епископов, лишь потом отсылая их на утверждение католическим иерархам. Согласно Густавссону, назначение Осмунда – это прежде всего определенный политический шаг короля Эмунда.

Бекман и Густавссон считают, что епископ Осмунд получил утверждение в Польше, у архиепископа Гнезно Стефана I. Тогда было бы неудивительным, что он «провозгласил себя архиепископом, назначенным папой», ведь поставивший его архиепископ Гнезно был подчинен папе. Подкрепляя свою мысль, исследователи приводят свидетельство о том, что в самом начале XI в. в Швеции действовали польские миссионеры. Это свидетельство – небольшой пассаж из письма Бруно Кверфуртского к императору Генриху II, отправленного в 1008 г.[215]215
  MPН. P. 223–228. Лучшее издание: List Brunona.


[Закрыть], – особенно подробно обсуждает Бекман[216]216
  Beckman 1970. S. 90. О миссионерских контактах Польши со Швецией и поставлении Осмунда (то ли Стефаном I, то ли Аароном Краковским) см. также: Slaski 1969. S. 245–248.


[Закрыть]. Вот оно (мы уже цитировали этот пассаж в предыдущем очерке на с. 87–88): «Среди прочего да не сокроется от государя, что наш епископ, которого я вместе с достославным монахом, коего знаете, Родбертом, отправил за море для [проповеди] Евангелия свигам (шведам. – В. Р.), как правдивейше сообщили прибывшие посланники, окрестил – благодарение Богу! – самого короля (?) свигов, чья жена уже была христианкой. Вместе с ним эту благодать восприняли тысяча человек и семь племен, сразу после чего остальные возмутились [и] захотели их (то есть крестившихся. – В. Р.) перебить. [Тогда] все они временно покинули [те] края, надеясь снова возвратиться [туда] вместе с епископом. Когда прибудут посланцы, отправленные, чтобы выяснить их положение и [возможность] возвращения, я – слуга Ваш – в точности и с полным основанием сообщу Вам, как государю, который укреплял меня в [проповеди] Евангелия, все, что они расскажут»[217]217
  MPH. P. 228.


[Закрыть].

От наблюдений Густавссона и Бекмана отталкивались создатели четвертой гипотезы – К. Ф. Халленкройтц и Х. Янсон, которые сочли епископа Осмунда представителем нового течения в католической церкви, соперничавшего со старым миссионерским центром – Гамбург-Бременским архиепископством. Идеи, развитые сторонниками этой версии, в зачаточном состоянии присутствовали уже у Б. Густавссона, писавшего: «В образах Адама и Осмунда встретились две эпохи, два церковных идеала: примитивная германская сельская церковность и развитая, новая континентальная церковная организация, активно строившаяся Бременом… Сын Англии и духовный наследник Сигфрида, Осмунд некоторым образом символизирует конец эпохи самостоятельной, достаточно рыхлой королевской церковности, с ее подвижными придворными епископами»[218]218
  Gustafsson 1959. S. 144.


[Закрыть].

К. Ф. Халленкройтц «перевернул» мысль Густавссона. Он также видит в столкновении Осмунда и представителей бременской церкви конфликт старых и новых миссионерских идеалов[219]219
  Hallencreutz 1984. P. 23.


[Закрыть], однако толкует этот кофликт противоположным образом, предполагая, что не Осмунд был последним могиканином «старой церкви», а, наоборот, бременские миссионеры со своими традициями уходили в прошлое, Осмунд же воплощал новое в европейской церковной жизни. С точки зрения Халленкройтца, этот епископ был рукоположен архиепископом Гнезно и занимал независимую позицию, желая создать собственную церковную структуру, не подчиняющуюся Гамбург-Бремену. Поэтому, думает исследователь, «конфликт между Осмундом и Адальвардом отражает растущие трения в европейской церковной жизни. Новые церковные и миссионерские идеалы, подразумевавшие бóльшую централизацию, начинали бросать вызов установившимся притязаниям и традициям гамбург-бременской миссии»[220]220
  Ibidem. P. 26.


[Закрыть].

Предельное развитие данная идея нашла у Янсона, решившего, что Осмунд принадлежал к клюнийскому движению. Янсон помещает историю с самозванным архиепископом в контекст европейской международной политики. Осмунд, утверждает исследователь, был рукоположен архиепископом Кракова Аароном, представлявшим некое «реформистское» крыло церкви[221]221
  Janson 1998. S. 132.


[Закрыть].

В середине XI в. в Европе существовала сложнейшая система политических и церковных альянсов. Янсон находит в этой системе особое движение, именуемое им «галликанской церковью»[222]222
  Gallicana ecclesia. Это выражение извлечено Янсоном из письма папы Григория VII, направленного в 1080 г. некоему шведскому королю И., предположительно Инге Старшему. Перевод этого письма опубликован в приложении к наст. т о м у.


[Закрыть], причисляет к нему часть миссионеров, действовавших в Скандинавии, на основе чего и объясняет образ Осмунда. «Объяснение этой [истории] – пишет исследователь, – заключается, очевидно, в том, что после смерти Генриха III и Виктора II (1055–1057) германский двор потерял контроль над папской курией, которая затем перешла в руки экстремистски-реформистских монашеских кругов (то есть клюнийцев. – В. Р.) и стала гораздо более враждебна к североевропейскому церковному князю Адальберту… Когда впоследствии эта “реформистская курия” (при поддержке которой и был назначен епископ Осмунд. – В. Р. ) в первой половине 1060-х гг. подверглась нападению антипапы Гонория II и Адальберт занял одно из ведущих мест в империи… поддержку стал получать Адальберт, а епископ Осмунд и его норвежские коллеги были преданы»[223]223
  Janson 1998. S. 175.


[Закрыть]Получается, что Осмунд сначала (через Аарона Краковского) сам получил папское утверждение, а потом, когда папа уже сменился и в Швецию прибыли поддерживаемые обновленной курией бременские клирики, стал требовать такого утверждения у Адальварда. Таким образом, «папскую печать» имели обе стороны конфликта.

По мнению Янсона, шведский король Эмунд состоял в союзе с правителями Руси и Польши, – союзе, направленном против Германской империи[224]224
  Ibidem. S. 133–135.


[Закрыть]. Поэтому-то он и согласился принять епископа Осмунда, который был враждебен германской церви. «Король Эмунд, при дворе которого около 1060 г. действовал епископ Осмунд, судя по всему, был центральной фигурой в сети родственных альянсов, враждебных… императорскому двору, в которую [сеть] около середины XI в. входила почти вся Средняя и Северная Европа»[225]225
  Ibidem. S. 150.


[Закрыть].

Сторонники четвертой гипотезы рассматривают историю с Осмундом как составную часть общеевропейских церковных процессов, что, разумеется, справедливо. Однако, как нам представляется, они преувеличивают значимость некоторых обстоятельств, о которых сообщает Адам Бременский. Так, хронист пишет, что Осмунд «провозгласил себя архиепископом, поставленным папой для тех краев». Янсон принимает это утверждение Осмунда за чистую монету, действительно считая его епископом, получившим папское утверждение. Адам упоминает, что самозваный архиепископ – «как обычно неправдами – побудил короля и народ изгнать послов, как якобы не имеющих папской печати». Янсон (как и Халленкройтц) снова доверяется Осмунду и видит здесь требование папской печати от бременских клириков.

Но и в первом, и во втором случае Адам говорит не от своего лица, а от лица самозванца, которому явно враждебен. Оба заявления Осмунда (и о том, что его поставил папа, и о том, что у Адальварда нет папской печати) воспринимаются хронистом как явная ложь, как вздорный вымысел самозванца, причем Адам сам об этом пишет. Сообщая, что Осмунд «провозгласил» себя архиепископом, он использует глагол jactare, имеющий значение «похваляться чем-то». А объясняя то, что инкриминировал Осмунд Адальварду и его спутникам, хронист сначала употребляет выражение «как обычно неправдами» (буквально: «посредством привычного обмана»), а затем союз quasi («как если бы»), определенно указывающий на ложность того, что бременские клирики «не имели папской печати» (да и вряд ли Адальберт стал бы отсылать епископа в Швецию, предварительно не рукоположив его, на что имел полное право как викарий папы).

Можно, конечно, предположить, что то, что считает ложью Адам, не считал ложью сам Осмунд, однако в таком случае непонятно, почему, будучи назначен епископом, он провозгласил себя архиепископом и носил перед собой крест и по какой причине он не представил бременским клирикам собственных инсигний, продемонстрировав свое право быть архиепископом шведов. Таким образом, ничего, кроме вздорной лжи Осмунда, за мотивом легитимации со стороны папы не стоит, и видеть здесь противостояние двух церквей, как это делает Х. Янсон, – явное преувеличение.

Подведу итоги. Небольшой пассаж из хроники Адама Бременского, в котором идет речь о самозваном шведском архиепископе Осмунде, оказался достаточно сложен для интерпретации. Поэтому исследователи выдвинули четыре различных гипотезы для его объяснения. Первая гипотеза, согласно которой епископ Осмунд идентичен с рунографом Асмундом Карасуном, была отброшена мною за отсутствием сколько-нибудь веских аргументов в ее пользу. Вторую гипотезу – об английском происхождении Осмунда – я также счел недостаточно убедительной. Я попытался показать, что в хронику Адама попали известия о двух разных шведских епископах Осмундах, один из которых действительно происходил из Англии. Однако это был не тот самозваный архиепископ Осмунд, о котором говорится в интересующем меня пассаже. Сторонники третьей гипотезы полагали, что Осмунд являлся православным епископом, поставленным на Руси. Вслед за Б. Густавссоном и Б. Бекманом я признал их доводы слабыми, предложив, в частности, новое толкование терминов acephalus и girovagus, примененных Адамом к Осмунду. Четвертая гипотеза – о том, что Осмунд был представителем особого течения внутри католической церкви, – тоже показалась мне неверной, так как главные положения этой гипотезы зиждились на неправильном понимании некоторых сообщаемых Адамом сведений.

Каким же образом следует понимать историю, рассказанную Адамом Бременским? Вероятнее всего, Осмунд происходил из Скандинавии. Норвежский епископ Сигфрид, сочтя его пригодным для церковной карьеры, посылает Осмунда на обучение в бременскую школу[226]226
  Ничего странного в этом событии нет. Согласно Адаму, архиепископ Адальберт в своей скандинавской политике пользовался советом датского короля Свена II Эстридсена, который полагал, что «варварские народы легче обратить людям одного с ними языка и нравов, нежели тем, кто не знаком с их обычаями и испытывает к оным отвращение. Итак, [говорил король архиепископу, ] нет никакой необходимости [отправляться] самому, а лучше своей щедростью и лаской снискать благорасположение и верность тех, кого он найдет подходящими, чтобы проповедовать язычникам слово Божье. Приняв этот совет правоверного короля, наш архиепископ стал гораздо интенсивнее использовть ту щедрость, которую распространял на всех, по отношению к епископам, [проповедовавшим среди] язычников» (Gesta. III, 72).


[Закрыть]. Получив образование, Осмунд возвращается в Скандинавию, где входит в контакт со шведским королем Эмундом, который желал создать независимую местную («королевскую») церковь и искал человека, который мог бы ее возглавить[227]227
  Мысль о том, что Эмунд использовал Осмунда в целях создания независимой церковной организации, признается большинством исследователей. А. Шёберг (см. примеч. 38 к наст. очерку, с. 122) совершенно обоснованно проводит параллели с церковной политикой Ярослава Мудрого на Руси и Харальда Сурового в Норвегии. Я могу добавить, что датский король Свен II Эстридсен не только ставил своих епископов (Gesta. III, 25; о роли скандинавских королей в поставлении епископов см. также: Gahrn 1994. S. 198–200), но и намеревался устроить в Дании архиепископство (см. предисловие, с. 38, и указанную там литературу), для чего сносился с папой (Gesta. III, 33). При этом Дания была еще весьма слабо организована церковно (Gesta. III, 76).


[Закрыть]. После того как они пришли к соглашению, требовалось только рукоположить Осмунда. Сделать это в Бремене было невозможно, так как гамбург-бременский архиепископ всегда требовал от своих суффраганов беспрекословного подчинения. Оставалось получить поставление в качестве миссийного епископа.

Поступая подобно датскому королю Свену II Эстридсену, который напрямую связывался с Римом (см. примеч. 75 к наст. очерку) и даже послал туда своего сына Магнуса (Gesta. Scholia 72), Эмунд отправляет Осмунда в Рим. Однако там Осмунд терпит неудачу и поэтому, «блуждая, обходит многие страны», ища назначения. Польский архиепископ (вопрос о том, был ли это Стефан Гнезненский или Аарон Краковский, требует отдельного исследования), желая принять участие в христианизации Скандинавии, рукополагает Осмунда. Получив епископские инсигнии, Осмунд возвращается в Швецию и, дабы придать местной церкви независимый статус, провозглашает себя архиепископом. Прочной церковной организации в Швеции еще не было, так что противостоять архиепископу-самозванцу, которого поддерживал король, было некому. Изгнание Адальварда Старшего, присланного из Бремена, – это демонстрация независимости, аналогичная заявлению норвежского короля Харальда Сурового о том, что «он не знает никакого архиепископа или [другого] властителя в Норвегии, кроме себя самого» (Gesta. III, 17).

Адам, узнавший об Осмунде, скорее всего, от Адальварда Старшего, резко враждебен к самозванцу. Причин этому две. Во-первых, Осмунду удалось изгнать представителя Гамбург-Бремена и законного епископа шведов. Во-вторых, лжеархиепископ добился доверия шведского короля и права на миссионерскую деятельность, чего не удалось сделать посланникам Адальберта. Адам именует Осмунда ругательным словом «еретик» (acephalus), а чуть ниже объясняет, в чем именно заключалось его «еретичество»: так как Осмунд являлся самозванцем, нарушителем церковной дисциплины, он вел «неправильное обучение нашей вере» (non sana fdei nostrae doctrina). Наставлять в христианстве «правильно» такой человек просто не мог.