Текст книги "Семидневный смотр французской живописи"

Автор книги: Владимир Маяковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ДЕЛОНЭ

Делонэ – весь противоположность Пикассо. Он симультанист. Он ищет возможности писать картины, давая форму не исканием тяжестей и объемов, а только расцветкой. (Это духовный отец наших отечественных Якуловых.) Он весь в ожесточении. Кубизм, покрывший все полотна французских живописцев, не дает ему покоя. Купцы не охотятся за ним. Ему негде и не для чего приобретать классицизм. Он весь, даже спина, даже руки, не говоря о картинах, в лихорадочном искании. Он видит – невозможно пробить стены вкуса французских салонов никакими речами, и какими-то косыми путями подходит тоже к революции. В картинах, разворачиваемых им, даже старых, 13 и 14 года, например, известной всем по снимкам Эйфелевой башни, рушащейся на Париж, между буревыми облаками, он старается найти какое-то предчувствие революции.

С завистью слушает он рассказы о наших праздниках, где художнику дается дом, где направлению дается квартал, и художник его может расфантазировать так, как ему хочется. Идея эта близка ему. Его картины даже в его мастерской выглядят не полотнами, а стенами, настолько они многосаженные. Его расцветка иллюминаций так не нужна, так не подходяща к серым стенам мастерской, но ее не вынесешь на улицу: кроме сержанта через дорогу еще и серое здание Академии художеств, откуда, по утверждению Делонэ, при проходе на него замахиваются кулаками.

Художественными путями он тоже пришел к признанию величия русской революции. Он пишет какие-то десятки адресов с просьбой передать, корреспондировать, обмениваться с ним художеством России. Он носится с мыслью приехать в РСФСР, открыть какую-то школу, привезти туда в омолаживание живопись французов.

А пока что и к его ноге привязано ядро парижского быта, и он разрешает вспышки своего энтузиазма раскрашиванием дверей собственного ателье. Тоже кусок жизни.

Не думаю, чтоб он делал это «от души». Во всяком случае, он определенно завидовал моему возврату в страну революции, он просил передать привет от революционеров французского искусства русским, он просил сказать, что это – те, кто с нами, он просил русскую московскую аэростанцию принять в подарок два его огромных полотна, наиболее понравившихся мне: цветной воздух, рассекаемый пропеллерами.

БРАК

Брак – самый продающийся (фактически, а не иносказательно) художник Парижа. Во всем – в обстановке, фигуре старание охранить классическое достоинство центра. Он все время балансирует, надо отдать ему справедливость – с большим вкусом, между Салоном и искусством. Темперамент революционного французского кубизма сдавлен в приличные, принимаемые всеми формы. Есть углы, но не слишком резкие, кубистические. Есть световые пятна, но не слишком решительные и симультанистические. На все мои вопросы, а что же можно было бы получить из последнего, чтобы показать России, у него горделивое извинение: «Фотографий нет, у купца такого-то… Картин нет, извиняюсь, проданы». Этому не до революции.

ЛЕЖЕ

Леже – художник, о котором с некоторым высокомерием говорят прославленные знатоки французского искусства, – произвел на меня самое большое, самое приятное впечатление. Коренастый, вид настоящего художника-рабочего, рассматривающего свой труд не как божественно предназначенный, а как интересное, нужное мастерство, равное другим мастерствам жизни. Осматриваю его значительную живопись. Радует его эстетика индустриальных форм, радует отсутствие боязни перед самым грубым реализмом. Поражает так не похожее на французских художников мастеровое отношение к краске – не как к средству передачи каких-то воздухов, а как материалу, дающему покраску вещам. В его отношении к российской революции тоже отсутствие эстетизма, рабочее отношение. Радует, что он не выставляет вперед свои достижения и достиженьица, не старается художественно втереть вам очки своей революционностью, а, как-то отбросив в сторону живопись, расспрашивает о революции русской, о русской жизни. Видно, что его восторг перед революцией не художественная поза, а просто «деловое» отношение. Его интересует больше не вопрос о том, где бы и как бы он мог выставиться по приезде в Россию, а технический вопрос о том, как ему проехать, к чему в России его уменье может быть приложено в общем строительстве.

Как только я заикнулся о том, что товарищей моих может заинтересовать его живопись, то увидел не дрожащего над своими сокровищами купца-художника, а простое:

– Берите всё. Если что через дверь не пролезет, я вам через окно спущу.

– До свидания, – выучился он по-русски на прощание, – скоро приеду.

Этими вот четырьмя перечисленными художниками исчерпываются типы художников Парижа.

ГОНЧАРОВА И ЛАРИОНОВ

Русские художники не играют, во всяком случае об этом не говорят, особой роли в живописи Франции. Правда, влияние их несомненно. Когда смотришь последние вещи Пикассо, удивляешься красочности, каким-то карусельным тонам его картин, его эскизов декораций. Это несомненно влияние наших красочников Гончаровой и Ларионова. Высокомерное отношение победившей Франции к каким-то не желающим признавать долгов русским сказывается и в этом. Не хотим считаться ни с какими фактами. Париж во всем лучше.

В лавках купцов Парижа вы не найдете картин Гончаровой или Ларионова. Зато на заграничных выставках, при свободной конкуренции, в Америке, в Испании или в Голландии – сразу бросается в глаза непохожесть этих русских, их особенный стиль, их исключительная расцветка. Поэтому они продаются в Америке. Поэтому у Гончаровой десятки учеников американцев и японцев, и, конечно, хочет-не хочет Пикассо, а влияние русской живописи просачивается. Но когда дело переходит на работу в Париже, сразу видишь, как художественный темперамент этих русских облизывают салоны. Их макеты и костюмы до неприятности сливаются с Бакстом.

Радует отношение этих художников к РСФСР, не скулящее и инсинуирующее отношение эмигрантов. Деловое отношение. Свое, давно ожидаемое и ничуть не удивившее дело. Никаких вопросов о «сменах вех». Приезд в Россию – техническая подробность.

Приятно констатировать на этом примере, что революционеры в области искусства остаются таковыми до конца.

БАРТ

Если высокомерное отношение Франции не отразилось на Ларионове и Гончаровой, сумевших продвинуться в другие страны, то русским без энергии Париж – крышка. Я был в мастерской Барта, очень знакомого нам художника до войны, человека серьезного, с большим талантом, – в его крохотном поднебесном ателье я видел десятки работ несомненно интересных и по сравнению с любым французом.

Он голоден. Ни один купец никогда не будет носиться с его картинами.

Эта группа уже с подлинным энтузиазмом относится к РСФСР. Барт рассказывает мне грустную повесть о том, как он был единственным офицером, не соглашавшимся после Октября с культурной манерой французов хоронить не желающих идти против революционной России в африканских ямах. Худоба и нервное подергивание всем телом – доказательство результатов такого свободолюбия. Эти, конечно, нагрузившись жалким скарбом своих картин, при первой возможности будут у нас, стоит только хоть немножко рассеять веселенькие французские новеллы о том, что каждый переехавший русскую границу не расстреливается ГПУ только потому, что здесь же на границе съедается вшами без остатка.

ВЫВОД

Начало двадцатого века в искусстве – разрешение исключительно формальных задач.

Не мастерство вещей, а только исследование приемов, методов этого мастерства.

Поэты видели свою задачу только в исследовании чистого слова: отношение слова к слову, дающее образ, законы сочетания слова со словом, образа с образом, синтаксис, организация слов и образов – ритм.

Театр – вне пьес разрешается формальное движение.

Живопись: форма, цвет, линия, их разработка как самодовлеющих величин.

Водители этой работы были французы.

Если взять какую-нибудь отвлеченную задачу – написать человека, выявив его форму простейшими плоскостными обобщениями, – конечно, здесь сильнее всех Пикассо.

Если взять какое-то третье измерение натюрморта, показывая его не в кажущейся видимости, а в сущности, развертывая глубину предмета, его скрытые стороны, – конечно, здесь сильнейший – Брак.

Если взять цвет в его основе, не загрязненной случайностями всяких отражений и полутеней, если взять линию как самостоятельную орнаментальную силу, – сильнейший – Матисс.

Эта формальная работа доведена была к 15 году до своих пределов.

Если сотню раз разложить скрипку на плоскости, то ни у скрипки не останется больше плоскостей, ни у художника не останется неисчерпанной точки зрения на эту живописную задачу.

Голый формализм дал все, что мог. Больше при современном знании физики, химии, оптики, при современном состоянии психологии ничего существенного открыть (не использовав предварительно уже добытого) нельзя.

Остается или умереть, перепевая себя, или…

Остается два «или».

Первое «или» Европы: приложить добытые результаты к удовлетворению потребностей европейского вкуса. Этот вкус не сложен. Вкус буржуазии. Худшей части буржуазии – нуворишей, разбогатевших на войне. Нуворишей, приобретших деньги, не приобрев ни единой черточки даже буржуазной культуры. Удовлетворить этот вкус может только делание картин для квартиры спекулянта-собственника, могущего купить «огонь» художника для освещения только своего салона (государство не в счет, оно плетется всегда в хвосте художественного вкуса, да и материально не в состоянии содержать всю эту живописную армию). Здесь уже не может быть никакого развития. Здесь может быть только принижение художника требованием давать вещи живописно не революционнее Салона. И мы видим, как сдается Брак, начиная давать картины, где благопристойности больше, чем живописи; мы видим, как Меценже от кубизма переходит к жанровым картинкам с красивенькими Пьерро.

Мы видим гениального Пикассо, еще продолжающего свои работы по форме, но уже сдающегося на картиноделание, пока еще полностью в своей манере, но уже начинаются уступки, и в его последних эскизах декораций начинает удивлять импотенция приличного академизма.

Нет, не для делания картинок изучали лучшие люди мира приемы расцветки, иллюминирования жизни. Не к салонам надо прикладывать свои открытия, а к жизни, к производству, к массовой работе, украшающей жизнь миллионам.

Но это уже второе «или» – «или» РСФСР. «Или» всякой страны, вымытой рабочей революцией. Только в такой стране может найтись применение, содержание (живописное, разумеется, а не бытовое) всей этой формальной работе. Не в стране буржуазной, где производство рассматривается капиталистом только как средство наживы, где нельзя руководить вкусом потребителя, а надо ему подчиняться. А в стране, где производят одновременно для себя и для всех, где человек, выпустивший какие-нибудь отвратительные обои, должен знать, что их некому всучить, что они будут драть его собственный глаз со стен клубов, рабочих домов, библиотек.

Это оформление, это – высшая художественная инженерия. Художники индустрии в РСФСР должны руководиться не эстетикой старых художественных пособий, а эстетикой экономии, удобства, целесообразности, конструктивизма.

Но это второе «или» пока не для Франции.

Ей нужно сначала пройти через большую чистку французского Октября.

А пока, при всей нашей технической, мастеровой отсталости, мы, работники искусств Советской России, являемся водителями мирового искусства, носителями авангардных идей.

Но… это все еще из теории должно перейти в практическое воплощение, а для этого надо еще поучиться, и в первую очередь у французов.

[1923]

Комментарии

«Семидневный смотр французской живописи». Книга, подготовленная Маяковским в начале 1923 года к изданию, при жизни Маяковского опубликована не была. Впервые – в альбоме рисунков Маяковского, Изогиз, 1932.

В книгу вошли три очерка, публиковавшиеся ранее в «Известиях ВЦИК»: «Париж (Записки Людогуся)» (24 декабря 1922 г.), «Осенний салон» (27 декабря 1922 г.) и «Париж. Художественная жизнь города» (13 января 1923 г.). Первый очерк был сокращен за счет главок, не имеющих отношения к живописи, и сатирически заострен, два вторых были частично переработаны в том же духе. Для книги были написаны предисловие и послесловие «Вывод».

Щукин, Сергей Иванович (1854–1936) – московский коллекционер произведений искусств.

«Бубновый валет» (1910–1925) – объединение московских живописцев, порвавших с традициями реалистической живописи и выступавших с формалистических позиций против идейности искусства.

Камерный театр – драматический театр в Москве (1914–1950).

«Ротонда» – кафе в Париже, в котором собирались русские поэты и художники.

«Ню» (франц.) – изображение обнаженного женского тела.

Бодаревский, Николай Корнилиевич (1850–1921) – русский художник-портретист и жанрист. В 80-е годы XIX века проявил себя как талантливый художник реалистического направления, с 1884 года – член Товарищества передвижников. В дальнейшем отошел от реализма и демократической тематики, сделавшись салонным портретистом; его жанровые картины этой поры рассчитаны на примитивные вкусы буржуазной публики.

Пикабиа, Франсис (1879–1953) – французский живописец формалистического направления.

Григорьев, Борис Дмитриевич (1886–1939) – русский художник-экспрессионист учился в 1903–1907 годах в Строгановском художественно-промышленном училище и в 1907–1912 годах в Академии художеств, в мастерской Репина. В 1912–1914 годах работал в Париже, с 1919 года постоянно проживал за границей.

В записной книжке 1922 года № 18 (ГММ) Григорьев оставил свой адрес и тоскливую запись: «Не забывай».

Шухаев, Василий Иванович (род. 1887) – русский художник, окончил Строгановское училище, а затем в 1912 году Академию художеств (мастерская Кардовского). Заслуженный деятель Грузинской ССР, профессор Тбилисской академии художеств. В 20-е годы проживал некоторое время за границей, в Париже.

Яковлев, Александр Евгеньевич (1887–1938) – русский художник, окончил в 1913 году Академию художеств (мастерская Кардовского) и получил заграничную командировку (1914–1915), в 1917 году предпринял поездку по Китаю, Японии, Монголии и проживал в дальнейшем за рубежом.

Кузмин, Михаил Алексеевич (1875–1936) – русский писатель, примыкал к символизму, затем акмеизму, был близок с художниками «Мира искусства», в его поздних произведениях усиливаются модернистские тенденции.

Ахматова, Анна Андреевна (1889–1966) – известная русская и советская поэтесса, примыкавшая в ранние годы творчества к акмеизму.

Сорин, Савелий Абрамович (1878—?) – русский художник, ученик И. Е. Репина, после Октябрьской революции проживал за границей.

Павлова, Анна Павловна (1881–1931) – знаменитая русская балерина, с огромным успехом гастролировавшая за границей в балетных спектаклях С. П. Дягилева в 1904–1929 годах.

Битти, Дейвид (1871–1936) – граф, британский адмирал.

«Биржевка» – петербургская газета «Биржевые ведомости» (1880–1917).

Сезанн, Поль (1839–1906) – французский художник-импрессионист, в дальнейшем один из родоначальников постимпрессионизма.

Ван-Гог, Винсент (1833–1890) – голландский художник, начинавший как реалист, а в дальнейшем, с переездом во Францию, один из крупнейших представителей постимпрессионизма.

…в боттичеллевской обработке… – Боттичелли, Сандро (1445–1510) – великий итальянский живописец эпохи Возрождения.

Пентр (франц.) – художник.

Бурбонские лилии – эмблема французской королевской династии Бурбонов.

Елисейские поля – улица в Париже; здесь в Большом дворце устраивались художественные выставки-салоны.

Энгр, Жан Огюст Доминик (1780–1867) – выдающийся французский живописец и рисовальщик. Классицистическим тенденциям в его творчестве, которые со временем приобрели консервативный, оторванный от реальной жизни характер, следовали многочисленные академические салонные художники XIX века.

Руссо, Анри (1844–1910) – французский художник.

…девочка совсем серовская… – Серов, Валентин Александрович (1865–1911) – великий русский художник.

Татлин, Владимир Евграфович (1885–1953) – родоначальник русского абстракционизма; после Октябрьской революции обращается к конструированию так называемых контррельефов из различных материалов. Эти его опыты нашли практическое применение в декоративном искусстве, в архитектуре и художественном конструировании. Был автором проекта монумента III Интернационалу.

Якулов, Георгий Богданович (1884–1928) – художник из «Мира искусства».

Гончарова, Наталия Сергеевна (1881–1962) – русский живописец и декоратор левого направления. Училась в московском Училище живописи (1901–1909), принимала участие в 1910 году в выставке «Бубновый валет».

Ларионов, Михаил Федорович (1881–1964) – русский художник левого направления, один из главарей ищущей художественной молодежи еще в годы учения в московском Училище живописи, ваяния и зодчества (исключен оттуда в 1910 году). Принимал участие в выставке футуристов «Бубновый валет», а в 1911 году вместе с Н. С. Гончаровой (см. выше) основывает общество живописцев-формалистов «Ослиный хвост», объединившее русских футуристов и лучистов. В 1915 году по приглашению Дягилева начинает работать, как и Гончарова, в области театральной живописи, навсегда связывает себя с дягилевской антрепризой и поселяется в Париже. Эпизодически обращаясь к станковой живописи в последующие годы, он постепенно отходит от лучистских и футуристических крайностей.

Бакст, Лев Самойлович (1866–1924) – художник из «Мира искусства», модернист, жил и работал преимущественно в Париже, где особую известность завоевал театральными декорациями в дягилевских антрепризах и рисунками дамских мод.

«Смена вех» – сборник статей, изданный в 1921 году в Праге белоэмигрантами Н. Устряловым, Ю. Ключниковым, А. Бобрищевым-Пушкиным и другими. Сменовеховцы, полагавшие, что с переходом к НЭПу Россия встала на путь капиталистического развития, объявили об отказе от борьбы с революцией и признании Советской власти. Такой поворот буржуазной интеллигенции к сотрудничеству с Советской властью, с одной стороны, свидетельствовал о косвенном признании нового строя, с другой стороны, таил в себе большую опасность, так как под знаменем «сменовеховства» объединялись силы, заинтересованные в восстановлении капитализма в России. На это неоднократно указывал В. И. Ленин.

Барт, Виктор Сергеевич (1887–1954) – русский художник, работавший в Париже.

С. Стыкалин