Текст книги "Рожденные столицы"
Автор книги: Владимир Маяковский
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Владимир Маяковский
РОЖДЕННЫЕ СТОЛИЦЫ
Тот, кто никогда не был в так называемой «провинции», плохо сейчас себе эту провинцию представляет.
Тот, кто был в этой провинции до революции, – не представляет ее совсем.
Прежде всего, самое название «провинция» дико устарело. Архаический язык еще склонен называть провинцией даже такие города, как Минск, Казань, Симферополь, а эти города, волей революции ставшие столицами, растут, строятся, а главное, дышат самостоятельной культурой своей освобожденной страны.
Наши дни – начало культурной революции – постоянно отмечают рост интересов рабочей массы к литературе.
Мне, по моей разъездной специальности чтеца стихов и лектора литературы, нагляднее и виднее этот рост.
За последние два месяца я выступал около 40 раз по разным городам Союза.
Первое впечатление – аудитория круто изменилась. Раньше редкий город мог бы выдержать более чем один литературный вечер. И аудитория – прежде густые, потом битые сливки города. Расходились задолго до окончания, чтобы не обменяли их ботики и шубы. Расстанешься после вечера и больше никогда и никого не видишь, разве что у зубного врача на приеме.
Сейчас любой платный вечер, рассчитанный на пару-рублевые билеты, неизменно горит. Тем не менее барьеры поломаны и стекла выбиты – это идут по два, по три на каждый входной и галерочный билет. Неизменная фраза перед началом каждого чтения: «Прошу товарищей галерочников слезть в партер!»
Настоящая аудитория и настоящее чтение начинается только на другой день.
Так, в Баку, после вечера в бывшем особняке бывшего миллионера, теперь Дворце тюркской культуры, звонки – «отношения».
– Товарищ Маяковский, ждем тебя в доках!
– Товарищ Маяковский, красноармейцы и комсостав такой-то и такой-то дивизии ждут тебя в Доме Красной Армии!
– Студенты не могут думать, что ты уедешь, не побывав у них… – и т. д., и т. д.
Зато и слушатель встречается по-другому.
Грузчик в Одессе, свалив на пароход чьи-то чемоданы, здоровается со мной без всякого обмена фамилиями и, вместо: «Как поживаете?» – валит: «Скажи Госиздату, чтобы Ленина твоего дешевле издал».
Красноармеец из уличного патруля (3 года назад в Тифлисе) сам удостоверяет мою поэтическую личность.
За один день читал (за один, но не один) от гудка до гудка, в обеденный перерыв, прямо с токарного станка, на заводе Шмидта; от пяти до семи – красноармейцам и матросам в только что строенном, прекрасном, но холодном, нетопленном Доме Красной Армии; от девяти до часу – в университете, – это Баку. Еще бы, он столичнится на моих глазах.
Я помню дореволюционный Баку. Узкая дворцовая прибрежная полоса, за ней грязь Черного и Белого города, за ней – тройная грязь промыслов, с архаической фонтанной и желоночной добычей нефти. Где жили эти добыватели – аллах ведает, а если и жили где, то не долго.
Пыльно, безлисто.
Культура – «интернациональная».
Язык – среднерусский: «беру манташевские, даю манташевские!»
Запросы простые – заплатить копейку, вышибить рупь.
А тюркский язык – к чему он? Манташев и без него в Париже обойдется, а манташевский рабочий читать все равно не умеет.
Я видел Баку 24-го года.
Свобода наций бурно выплеснулась на каждый дом тюркским алфавитом вывесок.
С неба непрерывный дождь, с боков непролазная грязь (она течет с боков горок, делая улицы непроходимыми). С моря – непродуваемый, непродыхаемый норд-ост.
Каждый день моего недельного визита, пробираясь с кем-нибудь или к кому-нибудь из бакинцев, я слушал бесконечные планы, проекты.
Азцик. Тов. Агамали-Оглы говорит: «Тюркский алфавит – уже препятствие нашей культуре, мы переведем его на европейский, латинский».
Азнефть. Тов. Киферис говорит: «Желонки, фонтаны уже препятствие для нефтепромышленности. Мы переведем ее, выравняем на Америку, на групповой привод».
Азпролеты. Поэт говорит: экзотика, чадры, «синь тюркская» и прочие восточные сладости, вывозимые отсюда Есениным, – уже препятствие для нашей культуры, – мы должны ориентировать ее на рабочего, на индустрию.
После годовщины десятилетия я опять объехал Баку.
Часов в 6 утра протираю глаза. И от утра, и от необычайности зрелища. Навстречу прогромыхал электропоезд. Огромнейшие, чистейшие вагоны поднимали к проводам пары стальных иксов. На таких иксах вели поезда электровозы по тоннелям под Нью-Йорком. В двадцать четвертом я трясся здесь в чем-то теплушечном, обдаваемый копотью. Тогда дорога шла через песок и пустырь, сейчас – через европейские коттеджи, в садиках и цветниках.
Въезжаю в Баку.
В первый раз в жизни читаю тюркские слова вывесок латинским шрифтом.
Этот шрифт – культурнейшая революция, – это сближены пониманием начертания – четверти человечества.
Хожу. На пригорке сад. Лестница белого камня. Было кладбище. Велели родственников перенести. Теперь разрастается парк и сад, а лестница из невзятых памятников.
Вечером читаю в Доме тюркской культуры. До начала меня ведут в просторный зал читальни. Тов. Юрин, талантливый поэт из Бакинской ассоциации пролетписателей, знакомит с тюркскими, уже большими и знаменитыми (4 года!) писателями.
На столе развернуты журналы – толстый лит-политический – полутюркский, полулатинский алфавит. Тоньше – пионерский.
Это уже не сколок с московской культуры. Разница не количественная, а качественная. Это столичная культура – экономического, политического и культурного центра Азербайджана.
Сходства культуры – это не насилие сотни миллионов над десятком, – это общность идей одного трудового человечества, на разных языках строящего одну коммунистическую культуру.
На другой день я сорок минут мчал трамваем через новенький город в клуб Шаумяна – рабочие-подростки слушали стихи, не шелохнувшись, а потом – засыпали снегом записок.
– Что такое рифма?
– Как выучиться стать поэтом?.. и т. д.
Через три часа заторопились, но и торопливость особенная.
– Кончай, товарищ, а то завтра в семь утра трубы таскать, а уходить не хочется.
Я взялся писать и о Минске, и о Харькове, и о Краснодаре, и о Казани, но не могу оторваться на коротком расстоянии фельетона и от одного Баку.
Поэты и писатели, где живая хроника городов и людей?
Жизнь интереснее и сложнее поэтических и беллетристических книг о ней.
Я видел, как хохотали рабочие Баку над Яковом Шведовым, повертевшимся по Баку в качестве метра и потом тиснувшего в Москве стих (проснитесь, тов. редактор! У вас есть Б. С. Э.?) о том, что баржи наливаются нефтью прямо в Баку и прямо прут на Босфор, и даже без крохотной пересадки. А в хвост к этому стиху пристегнул от стиха бакинского поэта Юрина и без всяких кавычек.
Это пишет «знаменитый», бывший в Баку, а что пишут не знаменитые и не бывшие?
Провинция слопает! – так, что ли?
Фактов я еще наприведу в других очерках, но выводы и сейчас ясны.
Провинций много и сейчас, но они не то и не там, где были раньше. Провинция – думать, что для стихов подойдет и Каспийское море, впадающее в Черное.
Провинция – думать, что стихи величественнее газетной заметки, хотя их, как видите, можно высасывать из пальца (даже из чужого!), и никто за это из поэтов не выгоняет.
По Советской республике накопились новые факты, и ловить их в записную книжку интереснее, чем размусоливать потрепанный любовный фактик в целый роман или рассказ. Интереснее и читателю и писателю. Если писатель продолжит по-старому, его перерастет и массовый читатель, как уже перерос многие категории культработников.
Союз Советских Республик – это не политическая формула. Это жизнь тела территорий и наций со светлыми и особенными головами столиц.
[1928]
Комментарии
Рожденные столицы. Впервые – газ. «Ленинградская правда», 1928, 22 января.
Очерк написан Маяковским после лекционной поездки, состоявшейся в конце 1927 года по маршруту Харьков – Ростов – Новочеркасск – Таганрог – Армавир – Баку – Тифлис. В Баку, где Маяковский пробыл четыре дня (с 4 по 7 декабря), он выступал семь раз. Впечатлениям от этого и предшествующего пребывания в столице Советского Азербайджана и посвящен главным образом очерк, задуманный как рассказ об экономическом и культурном росте при Советской власти республиканских центров, о превращении провинциальных в недавнем прошлом городов в подлинные столицы. Маяковский продолжает развивать в этом очерке мысль, которая проходит через его зарубежные памфлеты и очерки о провинциализме жизни и уклада, характерных для европейских столиц, и о расцвете советских городов.
…в Баку, после вечера в бывшем особняке бывшего миллионера. – Речь идет о первом выступлении Маяковского в Баку 4 декабря 1927 года с чтением поэмы «Хорошо!» в доме бывшего нефтепромышленника Мусы Нагиева.
Желоночная добыча нефти… – подъем нефти из скважины при помощи желонки, примитивного прибора, напоминающего по своему принципу ведро.
…«беру манташевские, даю манташевские!» – Речь идет о биржевых спекуляциях акциями бывшего нефтепромышленника Манташева, эмигрировавшего после Октябрьской революции в Париж.
Я видел Баку 24-го года. – В 1924 году Маяковский в Баку не выступал, но, возможно, останавливался на обратном пути из Тифлиса, где он был в начале сентября 1924 года. Все содержание этой «бакинской» части очерка (упомянутые встречи, время) говорит о том, что имеется в виду недельное пребывание Маяковского в Баку в феврале 1926 года. Такую «путаницу» во времени следует рассматривать, очевидно, как литературный прием автора, строившего свой очерк ка контрастах, противопоставлении нового старому.
Тов. Агамали-Оглы, Самед-Ага (1867–1930) – Председатель АзЦИКа (Азербайджанского Центрального Исполнительного Комитета Советов). Поэт познакомился с ним в 1926 году.
Тов. Киферис – точнее, Тиферис Л. Л. (ум. 1956) – в 1927 году один из руководителей технической реконструкции бакинской нефтяной промышленности.
Групповой привод – метод глубоконасосной эксплуатации, при котором от одного привода (мотора) эксплуатируется несколько (группа) скважин.
Азпролеты – азербайджанские пролетарские поэты.
…от необычайности зрелища. – Речь идет о первой в СССР электрифицированной в 1926 году железной дороге между Баку и его рабочим пригородом – Сабунчи – Сурахан.
Юрин, Михаил Парамонович (р. 1893) – советский поэт.
Яков Шведов – Шведов, Яков Захарович (р. 1905) – советский поэт.
С. Стыкалин