Текст книги "Послушайте! (сборник)"
Автор книги: Владимир Маяковский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
2-й пожарный. Затухает, вода на лету сосулится. Погреб водой залили глаже, чем каток. (Уходит.)
Начальник. Тела нашли?
3-й пожарный. Одного погрузили, вся коробка испорчена. Должно быть, балкой поломана. Прямо в морг. (Уходит.)
4-й пожарный. Погрузили… одно обгоревшее тело неизвестного пола с вилкой в голове.
1-й пожарный. Под печкой обнаружена бывшая женщина с проволочным венчиком на затылочных костях.
3-й пожарный. Обнаружен неизвестный довоенного телосложения с кассой в руках – очевидно, при жизни бандит.
2-й пожарный. Среди живых нет никого… Среди трупов недосчитывается один, так что согласно ненахождения полагаю – сгорел по мелочам.
1-й пожарный. Ну и иллюминация! Прямо театр, только все действующие лица сгорели.
3-й пожарный
Везла их со свадьбы карета,
карета под красным крестом.
Горнистскликает пожарных. Строятся. Маршируют через театр, выкрикивая.
Пожарные
Товарищи и граждане,
водка – яд. Пьяные
республику
за зря спалят!
Живя с каминами,
живя с примуса́ми,
сожжете дом
и сгорите сами!
Случайный
сон —
причина пожаров, —
на сон
не читайте
Надсо́на и Жарова!
V
Огромный до потолка зал заседаний, вздымающийся амфитеатром. Вместо людских голосов – радиораструбы, рядом несколько висящих рук по образцу высовывающихся из автомобилей. Над каждым раструбом цветные электрические лампы, под самым потолком экран. Посредине трибуна с микрофоном. По бокам трибуны распределители и регуляторы голосов и света. Два механика– старик и молодой – возятся в темной аудитории.
Старый (сдувая разлохмаченной щеткой из перьев пыль с раструбов). Сегодня важное голосование. Смажь маслом и проверь голосовательный аппарат земледельческих районов. Последний раз была заминка. Голосовали со скрипом.
Молодой. Земледельческие? Хорошо! Центральные смажу. Протру замшей горло смоленским аппаратам. На прошлой неделе опять похрипывали. Надо подвинтить руки служебным штатам столиц, а то у них какой-то уклончик: правая за левую цепляется.
Старый. Уральские заводы готовы. Металлургические курские включим, там провели новый аппарат на шестьдесят две тысячи голосов второй группы электростанции Запорожья. С ними ничего, работа легка.
Молодой. А ты еще помнишь, как раньше было? Смешно, должно быть?
Старый. Меня раз мамка на руках на заседание носила. Народу совсем мало – человек тысячу скопилось, сидят, как дармоеды, и слушают. Вопрос был какой-то важный и громкий, одним голосом прошел. Мать была против, а проголосовать не могла, потому что меня на руках держала.
Молодой. Ну конечно! Кустарничество!
Старый. Раньше такой аппарат и не годился бы. Бывало, человеку первому руку поднять надо, чтоб его заметили, так он ее под нос председателю тычет, к самой ноздре подносит обе, жалеет только, что не древняя богиня Изида, а то б в двенадцать рук голосовал. А многие спасались. Про одного рассказывали, что он какую-то важную дискуссию всю в уборной просидел – голосовать боялся. Сидел и задумывался, шкуру, значит, служебную берёг.
Молодой. Уберег?
Старый. Уберег!.. Только по другой специальности назначили. Видят любовь к уборным, так его там главным назначили при мыле и полотенцах. Готово?
Молодой. Готово!
Сбегают вниз к распределительным доскам и проводам. Человек в очкахи бородке, распахнув дверь, прямым шагом входит на эстраду, спиной к аудитории, поднимает руки.
Оратор. Включить одновременно все районы федерации!
Старший и младший. Есть!
Одновременно загораются все красные, зеленые и синие лампочки аудитории.
Оратор. Алло! Алло! Говорит председатель института человеческих воскрешений. Вопрос опубликован телеграммами, обсужден, прост и ясен. На перекрестке 62-й улицы и 17-го проспекта бывшего Тамбова прорывающая фундамент бригада на глубине семи метров обнаружила засыпанный землей обледеневший погреб. Сквозь лед феномена просвечивает замороженная человеческая фигура. Институт считает возможным воскрешение индивидуума, замерзшего пятьдесят лет назад.
Урегулируем разницу мнений.
Институт считает, что каждая жизнь рабочего должна быть использована до последней секунды.
Просвечивание показало на руках существа мозоли, бывшие полстолетия назад признаком трудящегося. Напоминаем, что после войн, пронесшихся над миром, гражданских войн, создавших федерацию земли, декретом от 7 ноября 1965 года жизнь человека неприкосновенна. Довожу до вашего сведения возражения эпидемической секции, боящейся угрозы распространения бактерий, наполнявших бывшие существа бывшей России. С полным сознанием ответственности приступаю к решению. Товарищи, помните, помните и еще раз помните:
Мы
голосуем
человеческую жизнь!
Лампы тушатся, пронзительный звонок, на экране загорается резолюция, повторяемая оратором.
«Во имя исследования трудовых навыков рабочего человечества, во имя наглядного сравнительного изучения быта требуем воскрешения».
Голоса половины раструбов: «Правильно, принять!», часть голосов: «Долой!» Голоса смолкают мгновенно. Экран тухнет. Второй звонок, загорается новая резолюция. Оратор повторяет:
«Резолюция санитарно-контрольных пунктов металлургических и химических предприятий Донбасса. Во избежание опасности распространения бактерий подхалимства и чванства, характерных для двадцать девятого года, требуем оставить экспонат в замороженном виде».
Голоса раструбов: «Долой!» Одинокие выкрики: «Правильно!»
Есть ли еще резолюции и дополнения?
Загорается третий экран, оратор повторяет:
«Земледельческие районы Сибири просят воскрешать осенью, по окончании полевых работ, для облегчения возможности присутствия широких масс желающих».
Подавляющее количество голосов-труб: «Долой!», «Отклонить!» Лампы загораются.
Ставлю на голосование: кто за первую резолюцию, прошу поднять руки!
Подымается подавляющее большинство железных рук.
Опустить! Кто за поправку Сибири?
Подымаются две редких руки.
Собрание федерации приняло: «Вос-кре-сить!»
Рев всех раструбов: «Ура!!!» Голоса молкнут.
Заседание закрыто!
Из двух распахнувшихся дверей врываются репортеры. Оратор прорывается, бросая радостно во все стороны:
Воскресить! Воскресить!! Воскресить!!!
Репортеры вытаскивают из карманов микрофоны, на ходу крича:
1-й репортер. Алло!!! Волна 472½ метра… «Чукотские известия»… Воскресить!
2-й репортер. Алло! Алло!!! Волна 376 метров… «Витебская вечерняя правда»… Воскресить!
3-й репортер.Алло! Алло! Алло! Волна 211 метров… «Варшавская комсомольская правда»… Воскресить!
4-й репортер.«Армавирский литературный понедельник». Алло! Алло!!!
5-й репортер.Алло! Алло! Алло! Волна 44 метра. «Известия чикагского совета»… Воскресить!
6-й репортер. Алло! Алло! Алло! Волна 115 метров… «Римская красная газета»… Воскресить!
7-й репортер. Алло! Алло! Алло! Волна 78 метров… «Шанхайская беднота»… Воскресить!
8-й репортер. Алло! Алло! Алло! Волна 220 метров… «Мадридская батрачка»… Воскресить!
9-й репортер. Алло! Алло! Алло! Волна 11 метров… «Кабульский пионер»… Воскресить!
Газетчики врываются с готовыми оттисками.
1-й газетчик
Разморозить
или не разморозить?
Передовицы
в стихах и в прозе!
2-й газетчик
Всемирная анкета
по важнейшей теме —
о возможности заноса
подхалимских эпидемий!
3-й газетчик
Статьи про древние
гитары и романсы
и прочие
способы
одурачивания массы!
4-й газетчик
Последние новости!!! Интервью! Интервью!
5-й газетчик
Научный вестник,
пожалуйста, не пугайтесь!
Полный перечень
так называемых ругательств!
6-й газетчик
Последнее радио!
7-й газетчик
Теоретическая постановка
исторического вопроса:
может ли
слона
убить папироса!
8-й газетчик
Грустно до слез,
смешно до колик:
объяснение
слова «алкоголик»!
VI
Матовая стеклянная двустворчатая дверь, сквозь стены просвечивают металлические части медицинских приборов. Перед стеной старый профессори пожилая ассистентка, еще сохранившая характерные черты Зои Березкиной. Оба в белом, больничном.
Зоя Березкина. Товарищ! Товарищ профессор, прошу вас, не делайте этого эксперимента. Товарищ профессор, опять пойдет буза…
Профессор. Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое «буза»? (Ищет в словаре.)Буза… Буза… Буза… Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков… Буза – это род деятельности людей, которые мешали всякому роду деятельности…
Зоя Березкина. Эта его «деятельность» пятьдесят лет назад чуть не стоила мне жизни. Я даже дошла до… попытки самоубийства.
Профессор. Самоубийство? Что такое «самоубийство»? (Ищет в словаре.)Самообложение, самодержавие, самореклама, самоуплотнение… Нашел «самоубийство». (Удивленно.)Вы стреляли в себя? Приговор? Суд? Ревтрибунал?
Зоя Березкина. Нет… Я сама.
Профессор. Сама? От неосторожности?
Зоя Березкина. Нет… От любви.
Профессор. Чушь… От любви надо мосты строить и детей рожать… А вы… Да! Да! Да!
Зоя Березкина. Освободите меня, я, право, не могу.
Профессор. Это и есть… Как вы сказали… Буза. Да! Да! Да! Да! Буза! Общество предлагает вам выявить все имеющиеся у вас чувства для максимальной легкости преодоления размораживаемым субъектом пятидесяти анабиозных лет. Да! Да! Да! Да! Ваше присутствие очень, очень важно. Я рад, что вы нашлись и пришли. Он – это он! А вы – это она! Скажите, а ресницы у него были мягкие? На случай поломки при быстром размораживании.
Зоя Березкина. Товарищ профессор, как же я могу упомнить ресницы, бывшие пятьдесят лет назад…
Профессор. Как? Пятьдесят лет назад? Это вчера!.. А как я помню цвет волос на хвосте мастодонта полмиллиона лет назад? Да! Да! Да!.. А вы не помните, – он сильно раздувал ноздри при вдыхании в возбужденном обществе?
Зоя Березкина. Товарищ профессор, как же я могу помнить?! Уже тридцать лет никто не раздувает ноздрей в подобных случаях.
Профессор. Так! Так! Так! А вы не осведомлены относительно объема желудка и печени, на случай выделения возможного содержания спирта и водки, могущих воспламениться при необходимом высоком вольтаже?
Зоя Березкина. Откуда я могу запомнить, товарищ профессор! Помню, был какой-то живот…
Профессор. Ах, вы ничего не помните, товарищ Березкина! По крайней мере, был ли он порывист?
Зоя Березкина. Не знаю… Возможно, но… только не со мной.
Профессор. Так! Так! Так! Я боюсь, что мы отмораживаем его, а отмерзли пока что вы. Да! Да! Да!.. Ну-с, приступаем.
Нажимает кнопку, стеклянная стена тихо расходится. Посредине, на операционном столе, блестящий оцинкованный ящик человечьих размеров. У ящика краны, под кранами ведра. К ящику электропроводки. Цилиндры кислорода. Вокруг ящика шесть врачей, белых и спокойных. Перед ящиком на авансцене шесть фонтанных умывальников. На невидимой проволоке, как на воздухе, шесть полотенец.
Профессор (переходя от врача к врачу, говорит). (Первому.). Ток включить по моему сигналу. (Второму.). Доведите теплоту до 36,4 – пятнадцать секунд каждая десятая. (Третьему.)Подушки кислорода наготове? (Четвертому.). Воду выпускать постепенно, заменяя лед воздушным давлением… (Пятому.)Крышку открыть сразу. (Шестому.)Наблюдать в зеркало стадии оживления.
Врачи наклоняют головы в знак ясности и расходятся по своим местам.
Начинаем!
Включается ток, вглядываются в температуру. Каплет вода. У маленькой правой стенки с зеркалом впившийся доктор.
6-й врач. Появляется естественная окраска!
Пауза.
Освобожден ото льда!
Пауза.
Грудь вибрирует!
Пауза.
(Испуганно.)Профессор, обратите внимание на неестественную порывистость…
Профессор (подходит, вглядывается, успокоительно). Движения нормальные, чешется, – очевидно, оживают присущие подобным индивидуумам паразиты.
6-йврач. Профессор, непонятная вещь: движением левой руки отделяется от тела…
Профессор (вглядывается). Он сросся с музыкой, они называли это «чуткой душой». В древности жили Страдивариус и Уткин. Страдивариус делал скрипки, а это делал Уткин, и называлось это гитарой.
Профессор оглядывает термометр и аппарат, регистрирующий давление крови.
1-й врач.36,1
2-й врач.Пульс 68.
6-й врач.Дыхание выравнено.
Профессор. По местам!
Врачи отходят от ящика. Крышка мгновенно откинулась, из ящика подымается взъерошенный и удивленный Присыпкин, озирается, прижав гитару.
Присыпкин. Ну и выспался! Простите, товарищи, конечно, выпимши был! Это какое отделение милиции?
Профессор. Нет, это совсем другое отделение! Это – отделение ото льда кожных покровов, которые вы отморозили…
Присыпкин. Чего? Это вы чевой-то отморозили. Еще посмотрим, кто из нас были пьяные. Вы, как спецы-доктора, всегда сами около спиртов третесь. А я себя, как личность, всегда удостоверить сумею. Документы при мне. (Выскакивает, выворачивает карманы.)17 руб. 60 коп. при мне. В МОПР? Уплатил. В Осо-авиахим? Внес. «Долой неграмотность»? Пожалуйста. Это что? Выписка из загса! (Свистнул.)Да я же вчера женился! Где вы теперь, кто вам целует пальцы? Ну и всыплют мне дома! Расписка шаферов здесь. Профсоюзный билет здесь. (Взгляд падает на календарь, трет глаза, озирается в ужасе.)12 мая 1979 года! Это ж за сколько у меня в профсоюз не плочено! Пятьдесят лет! Справок-то, справок спросют! Губотдел! ЦК! Господи! Жена!!! Пустите! (Обжимает окружающим руки, бросается в дверь.)
За ним беспокоящаяся Березкина. Доктора́ окружают профессора.
Хором.Это что он такое руками делал? Совал и тряс, тряс и совал…
Профессор. В древности был такой антисанитарный обычай.
Шесть врачей и профессор вдумчиво моют руки.
Присыпкин (натыкаясь на Зою). Какие вы, граждане, собственно, есть? Кто я? Где я? Не матушка ли вы Зои Березкиной будете?
Рев сирены обернул присыпкинскую голову.
Куда я попал? Куда меня попали? Что это?.. Москва?.. Париж?? Нью-Йорк?! Извозчик!!!
Рев автомобильных сирен.
Ни людей, ни лошадей! Автодоры, автодоры, автодоры!!! (Прижимается к двери, почесывается спиной, ищет пятерней, оборачивается, видит на белой стене переползающего с воротничка клопа.)Клоп, клопик, клопуля!!! (Перебирает гитару, поет.)Не уходи, побудь со мною… (Ловит клопа пятерней; клоп уполз.)Мы разошлись, как в море корабли… Уполз!.. Один! Но нет ответа мне, снова один я… Один!!! Извозчик, автодоры… Улица Луначарского, 17! Без вещей!!! (Хватается за голову, падает в обморок на руки выбежавшей из двери Березкиной.)
VII
Середина сцены – треугольник сквера. В сквере три искусственных дерева. Первое дерево: на зеленых квадратах-листьях – огромные тарелки, на тарелках мандарины. Второе дерево – бумажные тарелки, на тарелках яблоки. Третье – зеленое, с елочными шишками, – открытые флаконы духов. Бока – стеклянные и облицованные стены домов. По сторонам треугольника – длинные скамейки. Входит репортер, за ним четверо: мужчины и женщины.
Репортер.Товарищи, сюда, сюда! В тень! Я вам расскажу по порядку все эти мрачные и удивительные происшествия. Во-первых… Передайте мне мандарины. Это правильно делает городское самоуправление, что сегодня деревья мандаринятся, а то вчера были одни груши – и не сочно, и не вкусно, и не питательно…
Девушкаснимает с дерева тарелку с мандаринами, сидящие чистят, едят, с любопытством наклоняясь к репортеру.
1-ймужчина.Ну, скорей, товарищ, рассказывайте всё подробно и по порядку.
Репортер.Так вот… Какие сочные ломтики! Не хотите ли?.. Ну хорошо, хорошо, рассказываю. Подумаешь, нетерпение! Конечно, мне как президенту репортажа известно всё… Так вот, видите, видите?..
Быстрой походкой проходит человекс докторским ящиком с термометрами.
Это – ветеринар. Эпидемия распространяется. Будучи оставлено одно, это воскрешенное млекопитающее вступило в общение со всеми домашними животными небоскреба, и теперь все собаки взбесились. Оно выучило их стоять на задних лапах. Собаки не лают и не играют, а только служат. Животные пристают ко всем обедающим, подласкиваются и подлизываются. Врачи говорят, что люди, покусанные подобными животными, приобретут все первичные признаки эпидемического подхалимства.
Сидящие.О-о-о!!!
Репортер.Смотрите, смотрите!
Проходит шатающийся человек, нагруженный корзинками с бутылками пива.
Проходящий (напевает)
В девятнадцатом веке
чу́дно жили человеки —
пили водку, пили пиво,
сизый нос висел, как слива!
Репортер. Смотрите, конченый, больной человек! Это один из ста семидесяти пяти рабочих второй медицинской лаборатории. В целях облегчения переходного существования врачами было предписано поить воскресшее млекопитающее смесью, отравляющей в огромных дозах и отвратительной в малых, так называемым пивом. У них от ядовитых испарений закружилась голова, и они по ошибке глотнули этой прохладительной смеси. И с тех пор сменяют уже третью партию рабочих. Пятьсот двадцать рабочих лежат в больницах, но страшная эпидемия трехгорной чумы пенится, бурлит и подкашивает ноги.
Сидящие. А-а-а-а!!!
Мужчина (мечтательно и томительно). Я б себя принес в жертву науке, – пусть привьют и мне эту загадочную болезнь!
Репортер.Готов! И этот готов! Тихо… Не спугните эту лунатичку…
Проходит девушка, ноги заплетаются в «па» фокстрота и чарльстона, бормочет стихи по книжице в двух пальцах вытянутой руки. В двух пальцах другой руки воображаемая роза, подносит к ноздрям и вдыхает.
Несчастная, она живет рядом с ним, с этим бешеным млекопитающим, и вот ночью, когда город спит, через стенку стали доноситься к ней гитарные рокотанья, потом протяжные, душу раздирающие придыхания и всхлипы нараспев, как это у них называется? «Романсы», что ли? Дальше – больше, и несчастная девушка стала сходить с ума. Убитые горем родители собирают консилиумы. Профессора говорят, что это приступы острой «влюбленности», – так называлась древняя болезнь, когда человечья половая энергия, разумно распределяемая на всю жизнь, вдруг скоротечно конденсируется в неделю в одном воспалительном процессе, ведя к безрассудным и невероятным поступкам.
Девушка (закрывает глаза руками). Я лучше не буду смотреть, я чувствую, как по воздуху разносятся эти ужасные влюбленные микробы.
Репортер. Готова, и эта готова… Эпидемия океанится…
30 герлспроходят в танце.
Смотрите на эту тридцатиголовую шестидесятикожку! Подумать только – и это вздымание ног они (к аудитории)обзывали искусством!
Фокстротирующая пара.
Эпидемия дошла… дошла… до чего дошла? (Смотрит в словарь.)До а-по-гея, ну… это уже двуполое четвероногое.
Вбегает директорзоологического сада с небольшим стеклянным ларчиком в руках. За директором толпа, вооруженная зрительными трубами, фотоаппаратами и пожарными лестницами.
Директор (ко всем). Видали? Видали? Где он? Ах, вы ничего не видали!! Отряд охотников донес, что его видели здесь четверть часа тому назад: он перебирался на четвертый этаж. Считая среднюю его скорость в час полтора метра, он не мог уйти далеко. Товарищи, немедленно обследуйте стены!
Наблюдатели развинчивают трубы, со скамеек вскакивают, вглядываются, заслоняя глаза. Директор распределяет группы, руководит поисками.
Голоса. Разве его найдешь!.. Нужно голого человека на матраце в каждом окне выставить – он на человека бежит… Не орите, спугнете!!! Если я найду, я никому не отдам…
– Не смеешь: он коммунальное достояние…
Восторженный голос. Нашел!!! Есть! Ползет!..
Бинокли и трубы уставлены в одну точку. Молчание, прерываемое щелканием фото– и киноаппаратов.
Профессор (придушенным шепотом). Да… Это он! Поставьте засады и охрану. Пожарные, сюда!!!
Люди с сетками окружают место. Пожарные развинчивают лестницу, люди карабкаются гуськом.
Директор (опуская трубу, плачущим голосом). Ушел… На соседнюю стену ушел… SOS! Сорвется – убьется! Смельчаки, добровольцы, герои!!! Сюда!!!
Развинчивают лестницу перед второй стеной, вскарабкиваются. Зрители замирают.
Восторженный голос сверху.Поймал! Ура!!!
Директор.Скорей!!! Осторожней!!! Не упустите, не помни́те животному лапки…
По лестнице из рук в руки передают зверя, наконец очутившегося в директорских руках. Директор запрятывает зверя в ларец и подымает ларец над головой.
Спасибо вам, незаметные труженики науки! Наш зоологический сад осчастливлен, ошедеврен… Мы поймали редчайший экземпляр вымершего и популярнейшего в начале столетия насекомого. Наш город может гордиться – к нам будут стекаться ученые и туристы… Здесь, в моих руках, единственный живой «клопус нормалис». Отойдите, граждане: животное уснуло, животное скрестило лапки, животное хочет отдохнуть! Я приглашаю вас всех на торжественное открытие в зоопарк. Важнейший, тревожнейший акт поимки завершен!
VIII
Гладкие опаловые, полупрозрачные стены комнаты. Сверху из-за карниза ровная полоса голубоватого света. Слева большое окно. Перед окном рабочий чертежный стол. Радио. Экран. Три-четыре книги. Справа выдвинутая из стены кровать, на кровати, под чистейшим одеялом, грязнейший Присыпкин. Вентиляторы. Вокруг Присыпкина угол обгрязнен. На столе окурки, опрокинутые бутылки. На лампе обрывок розовой бумаги. Присыпкинстонет. Врачнервно шагает по комнате.
Профессор (входит). Как дела больного?
Врач.Больного – не знаю, а мои отвратительны! Если вы не устроите смену каждые полчаса, – он перезаразит всех. Как дыхнет, так у меня ноги подкашиваются! Я уж семь вентиляторов поставил: дыхание разгонять.
Присыпкин. О-о-о!
Профессор бросается к Присыпкину.
Профессор, о профессор!!!
Профессор тянет носом и отшатывается в головокружении, ловя воздух руками.
Опохмелиться…
Профессор наливает пива на донышко стакана, подает.
(Приподнимается на локтях. Укоризненно.)Воскресили… и издеваются! Что это мне – как слону лимонад!..
Профессор. Общество надеется развить тебя до человеческой степени.
Присыпкин. Черт с вами и с вашим обществом! Я вас не просил меня воскрешать. Заморозьте меня обратно! Во!!!
Профессор. Не понимаю, о чем ты говоришь! Наша жизнь принадлежит коллективу, и ни я, ни кто другой не могут эту жизнь…
Присыпкин. Да какая же это жизнь, когда даже карточку любимой девушки нельзя к стенке прикнопить? Все кнопки об проклятое стекло обламываются… Товарищ профессор, дайте опохмелиться.
Профессор (наливает стакан). Только не дышите в мою сторону.
Зоя Березкинавходит с двумя стопками книг. Врачи переговариваются с ней шепотом, выходят.
Зоя Березкина (садится около Присыпкина, распаковывает книги). Не знаю, пригодится ли это. Про что ты говорил, этого нет, и никто про это не знает. Есть про розы только в учебниках садоводства, есть грезы только в медицине, в отделе сновидений. Вот две интереснейшие книги приблизительно того времени. Перевод с английского: Хувер – «Как я был президентом».
Присыпкин (берет книгу, отбрасывает). Нет, это не для сердца, надо такую, чтоб замирало…
Зоя Березкина. Вот вторая – какого-то Муссолини: «Письма из ссылки».
Присыпкин (берет, откидывает). Нет, это ж не для души. Отстаньте вы с вашими грубыми агитками. Надо, чтоб щипало…
Зоя Березкина. Не знаю, что это такое? Замирало, щипало… щипало, замирало…
Присыпкин. Что ж это? За что мы старались, кровь проливали, когда мне, гегемону, значит, в своем обществе в новоизученном танце и растанцеваться нельзя?
Зоя Березкина. Я показывала ваше телодвижение даже директору центрального института движений. Он говорит, что видал такое на старых коллекциях парижских открыток, а теперь, говорит, про такое и спросить не у кого. Есть пара старух – помнят, показать не могут по причинам ревматическим.
Присыпкин. Так для чего ж я себе преемственное изящное образование вырабатывал? Работать же я ж и до революции мог.
Зоя Березкина. Я возьму тебя завтра на танец десяти тысяч рабочих и работниц, будут двигаться по площади. Это будет веселая репетиция новой системы полевых работ.
Присыпкин. Товарищи, я протестую!!! Я ж не для того размерз, чтобы вы меня теперь засушили. (Срывает одеяло, вскакивает, схватывает свернутую кипу книг и вытряхивает ее из бумаги. Хочет изодрать бумагу и вдруг вглядывается в буквы, перебегая от лампы к лампе.)Где? Где вы это взяли?..
Зоя Березкина. На улицах всем раздавали… Должно быть, в библиотеке в книги вложили.
Присыпкин. Спасен!!! Ура!!! (Бросается к двери, как флагом развевая бумажкой.)
Зоя Березкина (одна). Я прожила пятьдесят лет вперед, а могла умереть пятьдесят лет назад из-за такой мрази.
IX
Зоологический сад. Посредине на пьедестале клетка, задрапированная материями и флагами. Позади клетки два дерева. За деревьями клетки слонов и жирафов. Слева клетки – трибуна, справа возвышение для почетных гостей. Кругом музыканты. Группами подходят зрители. Распорядители с бантами расставляют подошедших – по занятиям и росту.
Распорядитель. Товарищи иностранные корреспонденты, сюда! Ближе к трибунам! Посторонитесь и дайте место бразильцам! Их аэрокорабль сейчас приземляется на центральном аэродроме. (Отходит, любуется.)
Товарищи негры, стойте вперемежку с англичанами красивыми цветными группами, англосаксонская белизна еще больше оттенит вашу оливковость… Учащиеся вузов, – налево, к вам направлены три старухи и три старика из союза столетних. Они будут дополнять объяснения профессоров рассказами очевидцев.
Въезжают в колясках старикии старухи.
1-я старуха. Как сейчас помню…
1-й старик. Нет – это я помню, как сейчас!
2-я старуха. Вы помните, как сейчас, а я помню, как раньше.
2-й старик. А я как сейчас помню, как раньше.
3-я старуха. А я помню, как еще раньше, совсем, совсем рано.
3-й старик. А я помню и как сейчас, и как раньше.
Распорядитель. Тихо, очевидцы, не шепелявьте! Расступитесь, товарищи, дорогу детям! Сюда, товарищи! Скорее! Скорее!!
Дети (маршируют колонной с песней)
Мы здо́рово
учимся
на бывшее «ять»!
Зато мы
и лучше всех
умеем
гулять.
Иксы
и игреки
давно
сданы.
Идем
туда,
где тигрики
и где
слоны!
Сюда,
где звери многие,
и мы
с людьём
в сад
зоологии
идем!
идем!!
идем!!!
Распорядитель.Граждане, желающие доставлять экспонатам удовольствия, а также использовать их в научных целях, благоволят приобретать дозированные экзотические продукты и научные приборы только у официальных служителей зоосада. Дилетантство и гипербола в дозах – смертельны. Просим пользоваться только этими продуктами и приборами, выпущенными центральным медицинским институтом и городскими лабораториями точной механики.
По саду и театру идут служителизоосада.
1-й служитель
В кулак
бактерии
рассматривать глупо!
Товарищи,
берите
микроскопы и лупы!
2-й служитель
Иметь
советует
доктор Тоболкин
на случай оплевания
раствор карболки.
3-й служитель
Кормление экспонатов —
незабываемая картина!
Берите
дозы
алкоголя и никотина!
4-й служитель
Пои́те алкоголем,
и животные обеспечены
подагрой,
идиотизмом
и расширением печени.
5-й служитель
Гвоздика огня
и дымная роза
гарантируют
100
процентов
склероза.
6-й служитель
Держите
уши
в полном вооружении.
Наушники
задерживают
грубые выражения.
Распорядитель(расчищает проход к трибуне горсовета). Товарищ председатель и его ближайшие сотрудники оставили важнейшую работу и под древний государственный марш прибыли на наше торжество. Приветствуем дорогих товарищей! Все аплодируют, проходит группа с портфелями, степенно раскланиваясь и напевая.
Все
Службы
бремя
не сморщило нас.
Делу —
время, потехе —
час!
Привет вам
от города,
храбрые ловцы!
Мы вами
го́рды,
мы —
города отцы!!!
Председатель (входит на трибуну, взмахивает флагом, всё затихает). Товарищи, объявляю торжество открытым. Наши года чреваты глубокими потрясениями и переживаниями внутреннего порядка. Внешние события редки. Человечество, истомленное предыдущими событиями, даже радо этому относительному покою. Однако мы никогда не отказываемся от зрелища, которое, будучи феерическим по внешности, таит под радужным оперением глубокий научный смысл. Прискорбные случаи в нашем городе, явившиеся результатом неосмотрительного допущения к пребыванию в нем двух паразитов, случаи эти моими силами и силами мировой медицины изжиты. Однако эти случаи, теплящиеся слабым напоминанием прошлого, подчеркивают ужас поверженного времени и мощь и трудность культурной борьбы рабочего человечества.
Да закалятся души и сердца нашей молодежи на этих зловещих примерах!
Не могу не отметить благодарностью и предоставляю слово прославленному нашему директору, разгадавшему смысл странных явлений и сделавшему из пагубных явлений научное и веселое препровождение времени. Ура!!!
Все кричат «ура», музыка играет туш, на трибуну влазит раскланивающийся директор зоологическо госада.
Директор. Товарищи! Я обрадован и смущен вашим вниманием. Учитывая и свое участие, я не могу всё же не принести благодарности преданным труженикам союза охотников, являющимся непосредственными героями поимки, а также уважаемому профессору института воскрешений, поборовшему замораживающую смерть. Хотя я и не могу не указать, что первая ошибка уважаемого профессора была косвенной причиной известных бедствий. По внешним мимикрийным признакам – мозолям, одежде и прочему – уважаемый профессор ошибочно отнес размороженное млекопитающее к «гомо сапиенс» и к его высшему виду – к классу рабочих. Не приписываю успех исключительно своему долгому обращению с животными и проникновению в их психологию. Мне помог случай. Неясная, подсознательная надежда твердила: «Напиши, дай, разгласи объявления». И я дал:
«Исходя из принципов зоосада, ищу живое человечье тело для постоянных обкусываний и для содержания и развития свежеприобретенного насекомого в привычных ему, нормальных условиях».
Голос из толпы. Ах, кой южас!
Директор. Я понимаю, что ужас, я сам не верил собственному абсурду, и вдруг… существо является! Его внешность почти человеческая… Ну, вот как мы с вами…
Председатель совета (звонит в звонок). Товарищ директор, я призываю вас к порядку!
Директор. Простите, простите! Я, конечно, сейчас же путем опроса и сравнительной зверологии убедился, что мы имеем дело со страшным человекообразным симулянтом и что это самый поразительный паразит. Не буду вдаваться в подробности, тем более что они вам сейчас откроются в этой в полном смысле поразительной клетке.
Их двое – разных размеров, но одинаковых по существу: это знаменитые «клопус нормалис» и… «обывателиус вульгарис». Оба водятся в затхлых матрацах времени.
«Клопус нормалис», разжирев и упившись на теле одного человека, падает по́д кровать.
«Обывателиус вульгарис», разжирев и упившись на теле всего человечества, падает на́ кровать. Вся разница!
Когда трудящееся человечество революции обчесывалось и корчилось, соскребая с себя грязь, они свивали себе в этой самой грязи гнезда и домики, били жен и клялись Бебелем, и отдыхали и благодушествовали в шатрах собственных галифе. Но «обывателиус вульгарис» страшнее. С его чудовищной мимикрией он завлекает обкусываемых, прикидываясь то сверчком-стихоплетом, то романсоголосой птицей. В те времена даже одежда была у них мимикрирующая – птичье обличье – крылатка и хвостатый фрак с белой-белой крахмальной грудкой. Такие птицы свивали гнезда в ложах театров, громоздились на дубах опер, под Интернационал в балетах чесали ногу об ногу, свисали с веточек строк, стригли Толстого под Маркса, голосили и зазывали в возмутительных количествах и… простите за выражение, но мы на научном докладе… гадили в количествах, не могущих быть рассматриваемыми как мелкая птичья неприятность.
