Текст книги "Хроника Пикирующего Бомбардировщика"

Автор книги: Владимир Кунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

3 АВГУСТА. 14 ЧАСОВ 10 МИНУТ

Десять минут назад в штаб полка были вызваны все командиры отрядов и эскадрилий. Они расположились вокруг большого стола, как скатертью, накрытого картой. Карта была завалена всякой всячиной: стояла пепельница, валялись папиросы, спички, навигационная линейка, транспортир, ветрочет… Присев на край стола, Дорогин чиркал одну спичку за другой, пытаясь прикурить. Спички ломались, шипели, дымили и не зажигались. – В-ввот черт, – беззлобно сказал Дорогин. – Какую дрянь стали делать!.. Кто-то дал ему прикурить. Дорогин затянулся и сказал: – Давай, Михаил Николаевич. Вроде все на месте. Начальник штаба, грузный высокий подполковник с простоватой физиономией, постучал карандашом по столу и хриплым голосом проговорил: – Внимание, товарищи! Разведотдел штаба фронта сообщил, что в радиусе действия нашего полка появилось кочующее подразделение немецких истребителей «фокке-вульф». Подразделение прекрасно оснащенное, обладающее великолепной способностью мгновенно менять базу и укомплектованное пилотами высокого классов, асами. Эти истребители блокировали почти весь наш участок фронта. Штаб фронта радировал нам их приблизительные координаты. Повторяю: приблизительные! Не исключена возможность, что немцы, меняя базу, оставляют на прежнем месте фальшмакет. Наша задача – в минимально кратчайшие сроки обнаружить этот аэродром и уничтожить его любыми средствами. От этого зависит успех всей операции, которую готовит седьмая армия… Все. Ваши предложения? Минуту все молча стояли вокруг стола. Дорогин пододвинул к себе пепельницу и, придавив к ней окурок, усмехнувшись, спросил: – Что скажете, ст-ттратеги?.. К карте протиснулся Герой Советского Союза капитан Савченко. – Разрешите, товарищ полковник? – Давайте, Савченко… – кивнул ему Дорогин. – Мне кажется, нужно разбить по квадратам весь наш район полета и каждую эскадрилью обязать тщательным образом прочесать свои участки… – Так, – сказал Дорогин. – К-ккто еще? – Правильно говорит Савченко! – заявил кто-то. Начальник штаба шумно вздохнул. – Позвольте, Иван Алексеевич? – обратился он к Дорогину. – Да, да, п-ппожалуйста… – А по-моему, это будет преступное легкомыслие, – сказал начальник штаба и покраснел от злости. – Кончится затея Савченко тем, что все эскадрильи вернутся с пустыми руками, а одна обязательно напорется на немцев. Товарищи, несмотря на всю важность задачи, мы не имеем права бессмысленно рисковать людьми и техникой!.. Здесь нужен какой-то другой ход… – П-пподумайте, ребята. Мы вас для этого сюда и позвали… – сказал Дорогин. – Разрешите, товарищ полковник? – медленно произнес командир отряда «охотников» майор Кошечкин. – Г-гговори, Витя, – улыбнулся ему Дорогин. За спиной у начальника штаба шла перебранка шепотом. Савченко отстаивал свою идею. – Тише, товарищи, – повернулся к ним штурман полка. Перебранка стихла. – У меня такое предложение, – еще медленнее сказал Кошечкин. – Самое главное что? Обнаружить базу «фоккеров». Так? Вот и нужно поднять в воздух не весь полк, а одну машину. Так? Пусть ищет, а уж найдет, вот тогда… Короче говоря, я мог бы это сделать сам… Все молча ждали, что скажет Дорогин. А он опять томительно долго чиркал ломающимися спичками. – Д-ддай-ка зажигалочку, – попросил он у командира третьей эскадрильи. Комэск-три протянул ему зажигалку и сказал: – Товарищ полковник, у меня один технарь есть – золотые руки. Я ему скажу, он вам мигом этот агрегат смастерит… – Скажи. – Дорогин встал из-за стола. – Ну что ж, п-ппервая половина предложения дельная… Это я про Кошечкина. Так, п-ппожалуй, и нужно сделать. Но искать пойдет не Кошечкин, а… Ну, с-сскажем… Архипцев, командир сто пятнадцатого. Ясно? – Нет, – угрюмо ответил Кошечкин. – П-ппотом объясню. Вы свободны, товарищи… Дорогин подождал, когда последний человек выйдет из комнаты, надел фуражку и тоже направился к двери. – Вы надолго? – спросил штурман полка. – Нет. Я здесь на крыльце постою… Вы пока подработайте задание сто пятнадцатому, – сказал Дорогин и вышел из комнаты. Начальник штаба посмотрел на штурмана полка и, для верности оглянувшись на дверь, удивленно покачал головой. – У меня такое впечатление, что сто пятнадцатый – это его пунктик… – Хорош пунктик! – сказал штурман полка. – Посылать мальчишек к черту в зубы… – Каждый любит так, как может… – сказал начальник штаба и засмеялся.

ЭКИПАЖ ИДЕТ В ШТАБ

Дорогин стоял на крыльце, и мелкие капли дождя летели ему в лицо. Он стоял и думал о том, что он с удовольствием бы сам пошел искать базу «фоккеров». Или еще лучше вдвоем. С Архипцевым. Он, Дорогин, – ведущий, Архипцев – ведомый… Он давно следит за этим экипажем. Он даже до сих пор и понять не может, что ему в этих ребятах нравится… Черт его знает, вроде бы ничего такого нет, а вот нравятся они ему, и все тут!.. Обычный экипаж. У него таких экипажей вон сколько… И летают многие лучше. Взять хоть Савченко… Герой. Ну и что, что герой?.. Какая разница? Просто Савченко воюет больше, чем Архипцев. Успел налетать больше. Савченко скоро тридцать, а Архипцеву двадцать один… Нет, двадцать два. Двадцать один ему было, когда он из училища в полк прибыл. И штурману его двадцать два. А стрелку-радисту – двадцать один… Они еще свое возьмут… Вот в них он почему-то абсолютно уверен… Разбрызгивая грязь в разные стороны, от стоянки к расположению полка мчался бензозаправщик. Вся машина была облеплена механиками и мотористами. Час профилактики кончился, и они ехали на обед в столовую. Дорогин вгляделся в машину и увидел промокшего до нитки Кузмичова. Кузмичов стоял на подножке и держался рукой за что-то внутри. В другой руке была сумка с инструментами. – Кузмичов! – крикнул Дорогин. Кузмичов оглянулся и увидел стоящего на крыльце Дорогина. – Стой! Стой, холера тебя в бок!.. – постучал Кузмичов по ветровому стеклу машины. – Командир полка зовет! Стой! Машина замедлила ход, и Кузмичов, спрыгнув с подножки, подбежал к Дорогину: – Слушаю вас, товарищ полковник! – Где экипаж сто пятнадцатого? – У себя в бараке, товарищ полковник! – Чем они там заняты? – Как чем? – Кузмичов посмотрел на часы. – Они в это время всегда над собой работают. Уровень повышают… – Вот что, Кузмич, давай их ко мне. Я буду в штабе. – Слушаюсь, товарищ полковник. Кузмичов повернулся, приладил сумку с инструментами на плече и мелкой рысцой побежал выполнять приказание. У дверей барака первой эскадрильи он снял пилотку, вытер ею лицо и снова нахлобучил на голову. Из барака слышался хохот. – Уровень… – ухмыльнулся Кузмичов и распахнул дверь. Посередине барака, между рядами двухъярусных железных коек, стоял стол, окруженный летчиками. Рядом со столом на койке в одних носках сидел Гуревич и играл на скрипке «Чижика». Из-за стола вылез смущенный старший лейтенант. – Шесть! – крикнул Гуревич, не переставая играть. – Следующий! – сказал Архипцев, присаживаясь за стол. Здоровенный летчик сел напротив него и поставил локоть на стол. Архипцев тоже поставил локоть на стол. Они сомкнули ладони, и Архипцев, сказав: «Держись, бугай…» – плотно припечатал руку летчика к столу. – Семь!.. – крикнул Гуревич. – Следующий! – сказал Архипцев. Вокруг захохотали. – Довольно, Сергей! – закричал Гуревич. – «Асы» спорили только до пяти! Они приносят тебе свои извинения и пиво! Он смычком указал на двух стоящих в стороне летчиков и грянул туш. У окна в зимнем меховом комбинезоне и в шлеме, со страшно напряженной и вспотевшей физиономией сидел Митька Червоненко и позировал. В нескольких шагах от него расположился Соболевский. Он поставил себе на колени кусок фанеры с прикрепленным листом ватмана и быстро и уверенно рисовал Митьку. – Я устал, Женька, – время от времени говорил Митька, не изменяя выражения лица. – Сиди не крутись, – отвечал Соболевский. – Жарко ведь, Женечка! – ныл Митька. – Сиди не скули, алхимик, – строго сказал ему Соболевский. – Я выполняю общественное поручение. – Так я же ничего и не говорю, – жалобно сказал Митька. – Я же говорю, только жарко очень… – Нечего было комбинезон зимний напяливать, пижон! Сиди, Митька, не ной, сейчас закончу… Кузмичов подошел к Архипцеву. – Разрешите обратиться, товарищ лейтенант! – Что случилось, Кузмич? – спросил Архипцев. – Серега, – тихо сказал Кузмичов. – Командир полка вызывает. Архипцев застегнул воротник гимнастерки. – Одного меня? – Нет, – сказал Кузмичов, – Вене и Женьке тоже велел явиться. – Ясно. Спасибо, Кузмич… Архипцев взял со стола выигранную бутылку пива и сунул ее в карман Кузмичова. – Держи, Кузмич, в честном бою добыто. – Ага, сынок, пригодится. Ну, так я на стоянке буду… – сказал Кузмичов и ушел. Гуревич слышал весь разговор с Кузмичовым и уже сидел на койке, натягивая сапоги. Архипцев надел кожаную куртку и повернулся к нему. – Штурман, – сказал Архипцев. – Спрячьте свою фисгармонию до лучших времен. – Есть, командир! – ответил Гуревич. Он положил скрипку в футляр и крикнул Соболевскому: – Эй, Репин-115! Отпустите своего бурлака на все четыре стороны! Как слышите? Прием! – Слышу хорошо, – грустно сказал Соболевский. – Ах, Веня, ты не представляешь себе, какой нынче натурщик слабый пошел! Вставай, страдалец!.. – презрительно бросил он совершенно измученному Митьке. – Как он еще летать умудряется?! Ни на грош выдержки! – Все? Да? – обрадовался Митька. Он сорвал с себя шлемофон и начал стягивать меховой комбинезон. Он еще совсем мальчишка, этот Митька Червоненко. На гимнастерке у него пять орденов. – Летать же легче, чудак! – сказал он, с удовольствием рассматривая рисунок. – Пошли, «короли воздуха», – сказал Архипцев, и экипаж сто пятнадцатого вышел из барака.

Над картой склонились три человека: командир полка, начальник штаба и штурман полка. Начальник штаба обвел карандашом какое-то место на карте и досадливо сказал: – Ах, как они здесь мешают… Дорогин взял карандаш из рук начальника штаба, провел короткую стрелку влево от обведенного места и добавил: – Н-нне только здесь. Они и сюда выходят на перехват. – Нащупать бы их… – вздохнул штурман полка. Дорогин задумчиво почесал карандашом кончик носа. – Если сто пятнадцатый притащит координаты немцев, мы двумя эскадрильями их прямо на стоянках проутюжим, – сказал он. Начальник штаба отошел от стола, несколько раз развел руки в стороны и с трудом присел, разминая ноги. – Толстеть начал, – пожаловался он. – Слушай, Иван Алексеевич, дело прошлое… Объясни нам, пожалуйста, почему именно Архипцев, а не Кошечкин? А? Дорогин помолчал, разглядывая карту, и ответил, не поднимая головы от стола: – В-вво-первых, Кошечкин – командир отряда, и он будет нужен для вечернего вылета со всей эскадрильей, ну, а во-вторых… А ты что, п-ппротив? – Я? – улыбнулся начальник штаба, продолжая приседать. – Нет, не против. Он встал, сделал три глубоких вдоха, вынул маленькую расческу и стал причесывать свои светлые редкие волосы. – Сознайся, что ты питаешь слабость к этой летающей филармонии, а, командир? – Не скреби так, – лениво сказал Дорогин. – А то облысеешь быстро. Нет у меня никакой слабости. Какая еще может быть слабость… Штурман поднял голову от карты, положил линейку… – Хороший, хороший экипаж! Там и пилот крепкий, и штурман знающий, и стрелок дай бог каждому… Дверь комнаты приоткрылась, и просунулась голова Архипцева: – Разрешите войти, товарищ полковник? – Входите. Архипцев, Гуревич и Соболевский вошли в комнату и остановились у двери. – Товарищ полковник! – сказал Архипцев. – Экипаж сто пятнадцатого по вашему приказанию явился! – П-пподойдите к столу, – сказал Дорогин, – Все подойдите.

…Сергей Архипцев в авиацию попал не случайно. Восемнадцати лет от роду он закончил Курское педагогическое училище и был направлен на работу в небольшой городок. Сергей снял маленькую комнатушку в домике одной разбитной бабенки, которая жила с четырехлетним сыном Васькой. Городишко был скучненький, все друг друга знали, а если и не знали, то по чудесному деревенскому обычаю здоровались на улицах с незнакомыми людьми. В городке был свой аэроклуб, и через три месяца после приезда Сергея на его письменном столе (у него был свой письменный стол – первое и единственное крупное приобретение) стояли «Алгебра» и «Теория полета», «Педагогика» и «Аэронавигация», «Геометрия» и «Учебник авиамотора М-11». На краю стола обычно лежала большая стопка тетрадей. На тетрадях летный шлем с очками. Позднее появилась фотография его класса. Чинно застыли ужасно аккуратные мальчишки и девчонки, а в середине с каменным лицом сидел их учитель – Сергей Иванович Архипцев. Война началась для него так. Архипцев лежал, задрав ноги в туфлях на спинку кровати, и читал книгу Ассена Джорданова «Ваши крылья». Раздался стук в дверь, Сергей опустил ноги на пол. – Да, да… – сказал он и приподнялся на локте. Дверь приоткрылась, и в комнату наполовину всунулась квартирная хозяйка – женщина лет тридцати пяти с очень хитрой физиономией. Она опустила глаза, поджала губы и вкрадчиво проговорила: – Сергей Иванович… А я чего вас попросить хотела… – Пожалуйста, – сказал Сергей и отложил книгу. – Сергей Иванович… Тут у Коваленков, у Дарьи Михайловны, именины сегодня… Вы ее знаете. Нинка, дочка ее, с вами в этом аэропланном клубе… С воздуха прыгать учится. Да знаете вы их! Так она, Дашка-то, Дарья Михайловна значит, уж так просила меня помочь ей, так просила… – Ну и что? – Так, может, вы с Васькой с моим побудете маленько, а я ну крайний срок через часик прибегу, а? А там, гуляй, Сергей Иванович, на все четыре стороны! А, Сергей Иванович?.. Сергей посмотрел на хозяйку. – Ладно, – вздохнул он. – Давайте сюда вашего Ваську. – Господи, Сергей Иванович, – засуетилась хозяйка. – Ни в жисть не забуду!.. Может, вам чего погладить к завтрему?.. – Нет, – ответил Сергей. – Ничего не нужно… В новом крепдешиновом платье со множеством оборок квартирная хозяйка выскочила за ворота. На улице ее ждала мелкозавитая женщина в белых носках с каемочкой. – Зойка! – сказала женщина в носках. – Ты чего? Сбесилась? Дашка который раз прибегала!.. Айда быстрей! Они побежали вдоль улицы. – Ваську-то куда дела? – на ходу спросила женщина. – Опять постояльцу?.. – Опять, – виновато ответила хозяйка. На кровати, по-турецки поджав под себя ноги, друг против друга сидели четырехлетний Васька и Архипцев. Васька нацепил летный шлем Сергея, опустил очки на всю мордашку и рычал, изображая шум мотора. – Теперь заходи на посадку, – сказал Сергей. – Зачем? – спросил Васька. – Как зачем? Что же ты, так и будешь все время летать? – Так и буду, – ответил Васька. – А у тебя бензин кончится… – Ну и что? Пусть кончится, – сказал легкомысленный Васька. – А без бензина летать нельзя, – наставительно произнес Сергей. – Нет, можно! – Нет, нельзя! – Это тебе нельзя, а мне можно!.. – сказал Васька и опять стал рычать. – Ну и летай себе на здоровье, – махнул рукой Сергей. – Завтра пойдем купаться? – спросил Васька. – Нет, Васька, не пойдем… – А почему? – плаксиво спросил Васька. – А потому, что завтра, брат Васька, у меня первый самостоятельный вылет! Васька ничего не понял. Сергей взял Ваську за уши и притянул к себе. – Понимаешь, Васька, завтра я полечу совсем, совсем один! Понятно? – сказал Сергей и чмокнул Ваську в нос. И Васька расхохотался… Это был последний день без войны.

Первый самостоятельный вылет оттянулся почти на год и был произведен Сергеем Архипцевым не на легком, послушном У-2, а на тяжелом, строгом, двухмоторном военном самолете, пушки и пулеметы которого весили почти столько же, сколько весил У-2…

…МЫ-ТО ПРИДЕМ НА БАЗУ!

Они медленно шли через все поле. Застегивая на ходу парашют, Архипцев сказал Гуревичу: – Ты знаешь, Веня, по-моему, разведка что-то путает… Немцы не могли поставить там аэродром… – Почему, командир? – спросил Гуревич. Несколько шагов Архипцев прошел молча, глядя себе под ноги, затем поднял глаза и задумчиво посмотрел на Гуревича: – Почему? Понимаешь, Веня, это задача с одним неизвестным. Мы знаем, что крейсерская скорость «фоккера» четыреста – четыреста пятьдесят километров в час. Если принять во внимание, что запас горючего у него на пятьдесят минут, да еще долой пятнадцать процентов на случай, если он ввяжется в драку, а они, сволочи, осторожные, они в обрез не летают, сколько километров они могут пройти без посадки? Гуревич потер лоб и зашевелил губами. – Триста семнадцать… – наконец сказал он. – Так, – кивнул головой Архипцев. – Теперь дели пополам. – Почему пополам? – удивился Соболевский. – Туда и обратно, – объяснил ему Гуревич и, обращаясь к Сергею, сказал: – Сто пятьдесят восемь… Я понимаю, о чем ты, Сережа… Ты думаешь, что если они дальше кирпичного завода не летают, то это и есть крайняя точка их возможной дальности? Да? – Да. – Значит, ты считаешь, что он должен быть где-то… здесь? – Гуревич поднял планшет и обвел пальцем кружок на карте. – Возможно, – сказал Архипцев. Соболевский глянул на планшет Гуревича и возмутился: – Тогда какого же черта мы должны искать этот кочующий аэродром на сто двадцать километров западнее? – Так я же и говорю, что разведка что-то путает… Для этого нас и послали, чудак, – спокойно сказал Архипцев. Около сто пятнадцатого стояла машина-бензозаправщик, а под центропланом самолета возились мотористы и оружейники. Убирая тормозные колодки от колес шасси, Кузмичов увидел идущих к самолету Архипцева, Гуревича и Соболевского. Впереди шел Женька Соболевский, перекинув парашют через плечо, как мешок с тряпьем. Гуревич все время тыкал в планшет пальцем, что-то показывая Архипцеву. Архипцев то соглашался с ним, то отрицательно покачивал головой. Когда они подошли совсем близко, Кузмичов вылез из-под брюха самолета и крикнул: – Становись! Смирно! Мотористы и оружейники выстроились у правой плоскости. Соболевский пропустил Архипцева вперед и положил парашют на землю. Кузмичов подошел к Архипцеву и откозырял ему по всей форме: _ Товарищ лейтенант! Машина к полету готова! Докладывает механик самолета старшина Кузмичов! – Вольно, – сказал Архипцев. – Вольно! – бросил Кузмичов мотористам. Архипцев подошел к Кузмичову и тихо спросил: – Баки полные? – Так точно, товарищ лейтенант! – Боекомплект? – В норме. – Спасибо, Кузмич, – сказал Архипцев. – Да брось ты!.. – сказал Кузмичов. Архипцев улыбнулся и полез в кабину пилота. Соболевский и Гуревич разом оглянулись, не видит ли их Архипцев, и прижали Кузмичова к фюзеляжу. – Ты знал, что мы пойдем на задание? – делая страшное лицо, грозно спросил Гуревич. – Ну, знал… – нехотя ответил Кузмичов. – Откуда? – спросил Соболевский. – Откуда, откуда!.. – разозлился Кузмичов. – Что ж, я маленький?! Догадаться нетрудно!.. Гуревич отпустил Кузмичова и внимательно и очень тепло поглядел на него. – Знаешь, Кузмич, – задумчиво сказал он, – тебе бы повитухой быть, прелесть ты наша… – Ничего, я еще и в механиках пригожусь, – сказал Кузмичов и отпихнул Соболевского. Гуревич застегнул под подбородком шлемофон, помахал Кузмичову рукой и полез в кабину. Соболевский, надевая парашют, критически оглядел Кузмичова. – Нет, Кузмич, ты скучный, примитивный человек, – сокрушенно сказал он. – С тобой неинтересно… Тебя ничем не удивишь! Ты все знаешь… Я, как стрелок-радист этой машины, обязан… – Ты не стрелок-радист, а трепач, и обязан ты уже давно сидеть в машине! Давай, Женька, давай, не доводи до греха!.. – рассердился Кузмичов. Через астролюк Соболевский до половины влез в кабину и крикнул Кузмичову: – Не грусти, Кузмич! Скоро буду! Целую нежно, твой Евгений! Он послал воздушный поцелуй Кузмичову и захлопнул люк. Чихнули моторы. Сверкающие диски винтов вдруг странно заворожили Кузмичова. Он смотрел так, будто видел это впервые. Еле оторвавшись, Кузмичов удивленно сплюнул, повернулся к шоферу бензозаправщика и крикнул ему в ухо: – А ну давай шпарь отсюда! Сейчас выруливать будем!!! Бензозаправщик рывком тронулся с места и умчался, увозя с собой оружейников и мотористов. Кузмичов повернулся лицом к самолету. Приоткрыв створку «фонаря» кабины, Архипцев выжидательно смотрел на Кузмичова. – Давай!!! – беззвучно крикнул Кузмичов Архипцеву и, отступая назад, сделал жест обеими руками на себя. Архипцев понимающе кивнул, и огромная боевая машина послушно двинулась туда, куда повел ее Кузмичов. Продолжая манить ее, Кузмичов одобрительно кивал головой, как ребенку, делающему первые шаги, и «пешка» доверчиво катилась к нему. А он все отступал, отступал, пока не вывел ее на взлетную полосу… Тогда он отошел в сторону и встал у правой плоскости. Архипцев высунул из кабины руку, поднял ее и подмигнул Кузмичову. Кузмичов кивнул ему головой и махнул рукой вперед. Задвинулась створка «фонаря» кабины. Мгновение постояла огромная птица, рванулась и помчалась по взлетной полосе, с каждой секундой увеличивая скорость. Прищурив один глаз, Кузмичов смотрел ей вслед. Вот она уже оторвалась от земли, начала набирать высоту, а Кузмичов все стоял и стоял, медленно опуская руку…

Сто пятнадцатый шел вслепую, в сплошной облачности, не видя концов своих крыльев. Сидя за штурвалом, строго глядя перед собой, Архипцев спросил Гуревича: – Что тебе сказали синоптики? Когда кончится эта мура? Он показал на облачность. Гуревич оторвался от карты, щелкнул навигационной линейкой и ответил: – Они сказали, чтобы мы на это не очень рассчитывали. Обложило почти весь район полета… Архипцев потихоньку начал выбирать штурвал на себя. Стрелка высотомера поползла вверх. – Когда мы должны быть над расчетным местом? – спросил он. Гуревич посмотрел на часы и перевел взгляд на карту. – Через двадцать шесть минут, командир… – Через двадцать минут будем пробивать облачность. – Очень низкая облачность, – осторожно сказал Гуревич. – Значит, пойдем бреющим, иначе игра не стоит свеч, – жестко проговорил Архипцев. – Курс? – Сто тридцать. – Гуревич посмотрел на компас. – Прибавь четыре. Архипцев чуть довернул влево, – Хорош? – спросил он. Гуревич опять посмотрел на компас. – Хорош, – ответил он. – Проклятое молоко! – сказал Архипцев. При слове «молоко» Гуревич посмотрел на правый мотор и улыбнулся. – Ты чего?.. – спросил Архипцев. – Ничего… – ответил Гуревич. – Деда вспомнил.

…До войны Венька жил с дедом в большом южном городе, где люди мягко произносили букву «г» и, повышая голос в конце фразы, разговаривали певуче и иронично. Венька учился в музыкальной школе по классу скрипки. Каждое утро его будил дед. Он подходил к Венькиной кровати и, осторожно стягивая с него одеяло, начинал монотонно бубнить: – Веня, вставай, Веня… Веня, ты опоздаешь в школу, что из тебя будет? Веня, последний раз я тебе говорю, Веня… Или ты встанешь, или я тебя будить больше никогда не буду, одно из четырех… Вставай, петлюровец! – взвизгивал дед и сдергивал с Веньки одеяло. Венька садился на кровати и, не открывая глаз, старался попасть ногами в обе штанины сразу. – Почему «одно из четырех»? – зевая, спрашивал Венька. – Не морочь дедушке голову. Иди умывайся, байстрюк, – говорил дед и уходил на кухню готовить Веньке завтрак. На кухне дед подавал завтрак на стол и, нарезая хлеб, пел бывшим тенором:

Я помню чудное мгновенье,