Текст книги "Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа"
Автор книги: Владимир Кунин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Часть вторая
«Ай гоу ту Хайфа»
Как Боба Бонд протянул руку помощи
И вот уже нет берегов ни спереди, ни с боков, ни сзади. Только вода, вода, вода…
Маленькие волны со вспененными загривками бегут друг за другом на равном расстоянии, с равными промежутками во времени…
А потом силы их иссякают, белые загривки мелкими пузырями рассыпаются в черной воде, и море рождает новые маленькие упорные волны, которые через несколько секунд тоже погибнут, чтобы уступить место вновь рождаемым…
«Опричник» покачивался на воде. Двигатель молчал. Отчетливо слышался плеск до срока умирающих волн, разбивающихся о его драгоценные борта красного дерева.
Наверное, титаническими усилиями был поднят и уже полоскался на слабом ветру стаксель, потому что вид Арона и Васи очень напоминал их вид в шиномонтажной в конце рабочего дня.
Теперь они поднимали грот. Собственно говоря, грот поднимал один Арон. Вася же держал в руках «Справочник яхтсмена» Боба Бонда, подаренный им Марксеном Ивановичем Муравичем еще в Ленинграде, и читал вслух:
– «Матрос делает один оборот фала вокруг лебедки и поднимает…» Арон! Делай же один оборот фала!..
Арон послушно заложил фал вокруг лебедки.
– «…и поднимает большую часть паруса руками…» Давай, Арон!
Арон с усилием стал поднимать огромный парус…
– «…и поднимает большую часть паруса руками, пока это не станет слишком трудно…» Тебе трудно, Арон?
– А ты как думал, едрена вошь?! – прохрипел от натуги Арон.
– Хорошо… Так и должно быть. Читаем дальше! «Заложить еще несколько оборотов фала вокруг лебедки…» Погоди. Я сам заложу… – Вася обернул фалом лебедку и снова уткнулся в книгу:
– «…и прибегнув к помощи другого члена команды…» Вот он я… Тут…
Арон изнемогал под тяжестью паруса, держа его на вытянутых руках:
– Васька! Читай быстрей, сукин кот! У меня уже руки отваливаются!..
– Тяжело в ученьи – легко в бою, – невозмутимо проговорил Вася и снова уткнулся в книжку: – Начинаем вращать лебедку!
Он стал крутить рукоятку и парус действительно пополз наверх, освобождая Арона от огромной тяжести.
Вращать лебедку становилось все труднее и труднее, и Вася в отчаянии закричал:
– Арон! Возьми книжку скорей!.. Мне одной рукой не провернуть. Не чухайся!..
– Да брось ты ее на палубу!
– За борт свалится! Бери книжку, читай, что дальше делать-то!..
Арон перехватил у Василия «Справочник яхтсмена». Вася двумя руками стал крутить рукоять лебедки. Арон прочитал вслух:
– «…Работающий на лебедке должен смотреть за передней шкаториной, чтобы она излишне не натягивалась…» Васька! Ты смотришь за «шкаториной»? Чтобы не натягивалась…
– Чтобы что «не натягивалась»?!
– Шкаторина! Неужели не понятно?!
– А что это?..
– А хрен его знает…
– Ладно, не бери в голову. Лопнет, тогда узнаем!..
Как первый раз в жизни делать разворот
Впервые после сорокапятилетнего перерыва, ставший сегодня уникальным, реликтовым явлением в яхтвенном мире, возрожденный «Опричник» неторопливо шел под собственными парусами…
Уже не полоскался беспомощно стаксель, упруго заполнился ветром грот, в меру натянулось все, что должно было натянуться, и Арон, стоявший у штурвала, уже нахально мурлыкал себе под нос:
– Я моря-ак красивый сам собою, мине от ро-ду двадцать лет. Па-алюби меня со всей душо-ою, что ты ска-ажешь мне в ответ…
Василий деловито сидел в каюте за столом над первым листом карты Черноморского бассейна. И казалось, все идет очень толково и, до удивления, успешно, пока Василий не крикнул:
– Арончик! Курс?
Арон глянул на компас, бодро ответил:
– Нормальный!
Вася вздохнул, взял со стола карту и вышел в кокпит. Сказал Арону с мягкой укоризной:
– Ароша, когда я спрашиваю курс, ты должен посмотреть на компас и сказать, каким курсом мы идем, куда…
– Я посмотрел, – пожал плечами Арон. – Правильно идем, по картушке. Куда она показывает – туда и идем…
– Ты в своем уме?! – тихо спросил Вася и даже прикрыл глаза от возмущения. – У нас курс – сто девяносто три градуса! А ты… «По картушке…» Она-то всегда на север показывает! На ноль! Жопа с ручкой!!!
Василий бросил карту и вылез на крышу рубки. Вгляделся в горизонт и саркастически проговорил:
– Матрос-партизан Железняк!.. «Он шел от Одессы, а вышел к Херсону…» Чего было затевать эту волынку с вызовами, с паспортами, с ОВИРом, если мы через два часа окажемся на родной советской земле… «Здравствуй, Леха! Здравствуй, Гриня! Привет, Нема!..»
Обескураженный Арон, придерживая штурвал, поднял карту, посмотрел на курс, проложенный еще Марксеном Ивановичем, и сокрушительно покачал головой:
– А я, дурак старый, по картушке и по картушке… Ну, ничего, Вася! Не боись! Сейчас все поправим!..
Он резко крутнул штурвалом на разворот в обратном направлении. Яхта перевалилась с одного бока на другой, возмущенно захлопали паруса, и гик, несущий на себе сто квадратных метров грота, мгновенно перелетел справа налево, сметая Василия с крышки рубки в открытое море.
– Ар-о-он!! – раздался истошный крик, и Арон увидел, что Василий болтается над водой, судорожно уцепившись руками за гик.
– Держись, Васька!.. Держись!!! – закричал Арон.
Он бросил штурвал, ухватился за гика-шкот и стал руками подтягивать огромный парус к середине яхты, приговаривая:
– Держись, Васечка… Держись, родненький!..
Неуправляемую яхту разбалтывало все сильнее и сильнее. Влажный гика-шкот выскальзывал из могучих рук Арона, прожигал ладони, но Арон не выпускал эту толстую нейлоновую веревку и все тянул ее и тянул на себя, преодолевая ветер, бьющий в огромный парус, утяжеленный болтающимся под ним Василием.
Когда же ноги Василия показались над яхтой, Арон прокричал:
– Бросай эту палку! Бросай, твою мать, тебе говорят!..
Вася разжал сведенные судорогой пальцы, свалился на крышку рубки и скатился в кокпит к ногам Арона.
В изнеможении Арон рухнул на Васю, помахивая на ветру своими обожженными и кровоточащими ладонями…
К вечеру похолодало.
«Опричник» шел курсом сто девяносто три градуса, и это было видно по компасу, от которого Арон теперь почти не отрывал глаз.
Был он в оранжевом спасательном жилете с надписью на спине: «Одесский военный округ». Руки Арона, лежавшие на штурвале, были забинтованы.
Из камбуза в кокпит вылез Василий – в таком же оранжевом жилете. В руках он держал большую кружку Муравича с горячим чаем.
Протянул чай Арону, а сам встал за штурвал. Арон уселся пить чай тут же – в кокпите, держа кружку двумя забинтованными руками.
– Болит? – спросил Василий.
– Не, нормально. Только бинты присохли. Потом отдирать придется…
– Отмочим, Ароша, не дрейфь, – успокоил его Василий и, продолжая, наверное, давно начатый разговор, сказал: – Даже если мы толкнем нашу яхту не за двенадцать миллионов долларов, а только за десять, тоже будет не кисло! Купим большой дом, заведем солидное дело…
– Ах, жалко Марксена Ивановича… – вздохнул Арон. – Как бы он за нас порадовался!..
При упоминании имени Муравича Василий часто задышал, засопел, заморгал… Из глаз непроизвольно пролились две слезинки, поползли по щекам до уголков рта. Руки Василия были заняты штурвалом, и с одной стороны он вытер слезинку плечом, а вторую просто слизнул языком. Помолчал, отдышался и сказал хрипловато:
– Если бы Марксен доплыл с нами до Израиля, клянусь тебе, я уговорил бы его остаться там с нами!.. Разделили бы эти десять миллионов на троих… Неужели ты не согласился бы?
– Я-то пожалуйста, а вот Марксен… Он бы ни в жисть не согласился! Он был настоящий русский интеллигент. А это – железные ребята… Они не бегали. Они стояли до последнего, – с нескрываемой завистью и печалью тихо возразил Арон.
– Что ты мне говоришь! – загорячился Василий. – Да, начиная с семнадцатого года… Все эти писатели, художники, музыканты!..
– Во-первых, не все они интеллигенты. А настоящих силой выкидывали. А то так обкладывали со всех сторон, что оставалось только два выхода – или в петлю, или за бугор. И то потом все норовили вернуться…
Дважды хлопнул ослабевший парусиновый грот, мелко заполоскал стаксель.
Арон привстал, тревожно посмотрел на паруса, на компас, на горизонт и сказал:
– Следи за курсом, Васька! А то у тебя яхта рыскает, как пьяная курва на танцплощадке…
Первую половину ночи у штурвала стоял Арон. Напряженно вглядывался в непроницаемую черноту, следил за компасом, освещенным слабенькой подсветкой, и веки его время от времени смыкались от усталости и изнеможения. Но Арон пересиливал себя, испуганно открывал глаза, убеждался, что не успел сбиться с курса, и снова таращился в темноту черноморской ночи…
А Василий в это время спал в каюте. Но это был не сон-отдохновение, не успокоительное состояние, и уж совсем не восстановительный процесс. Сон Василия напоминал нервную, тяжелую работу. Он храпел, храп его неожиданно прерывался какими-то вздрагиваниями, Василий чмокал губами, тоненько повизгивал, на мгновение открывал бессмысленные глаза, приподнимал голову, ронял ее, со стоном переворачивался на другой бок и снова начинал храпеть, исторгая такие рулады, такую полифонию храпа, наличие которой нельзя было даже заподозрить в его тщедушном теле…
Как происходят восход и затмение солнца
Под утро Василий уже стоял на руле. Невыспавшийся, с красными опухшими глазами, раздираемый зевотой, он всматривался в слабенький серый утренний туман, вслушивался в мерный скрип такелажа и плеск воды за бортом и ежился от сырости и холода.
На шее у него, словно у музыканта военного оркестра, висел скрученный из проволоки пюпитр, на котором вместо нот лежал раскрытый «Справочник яхтсмена» Боба Бонда. Изредка Василий отрывал руку от штурвала, слюнил палец, перелистывал книгу, вчитывался в ее строки и производил какие-то манипуляции, соответствующие указаниям мудрого Боба…
Теперь в каюте спал Арон. Спал спокойно, глубоко и размеренно дышал. Одна толщенная и волосатая рука была закинута за голову, вторая, с синей корявой надписью «Не забуду мать родную», свисала с узенькой койки на пол каюты. Арон спал так же, как всегда спал дома, будто под ним не толща соленой воды в тысячу метров, а любимый продавленный диван на втором этаже ленинградской блочной «хрущобы»…
Туман оседал, ложился на спокойную, гладкую воду. Слева по курсу небо все розовело и розовело, вдруг…
…на горизонте появилась тоненькая сверкающая полоска!..
С востока по воде помчался первый огненно-желтый солнечный луч, ударился о левый борт «Опричника», вызолотил верхушку мачты и залил паруса утренним радостным светом!..
Пораженный невиданным зрелищем, Василий не смог один наслаждаться восходом солнца и негромко прокричал:
– Арон!.. Арончик! Проснись!.. Посмотри, что это?!
Вылез из каюты заспанный Арон. Увидел восход и обомлел!..
И сказал хриплым ото сна голосом:
– Умереть…
– Что?.. – не понял Василий.
Арон помотал головой, проглотил комок:
– Я говорю, что мы с тобой могли состариться, умереть и никогда этого не увидеть…
Солнце торжественно выползало из-за горизонта. Потрясенный Арон растроганно сказал:
– Спасибо тебе, Васька…
Василий рванулся к нему, захотел обнять, но мешал пюпитр со справочником.
– Подержи штурвал, – попросил он.
Одной рукой Арон придержал штурвал. Василий сорвал с груди пюпитр со спасительным Бондом и бросился в объятия к Арону:
– А тебе-то какое спасибо, Арончик!..
Подставив лица восходящему солнцу, они стояли в обнимку и были не в силах оторвать глаз от этого живительного, сверкающего диска, который теперь уже наполовину показался над водой!..
Когда же их восторг достиг мистического предела, из воды, на фоне солнечного диска неожиданно стало всплывать что-то огромное и черное. Оно перекрыло большую часть солнца и «Опричник» оказался в тени этого неведомого чудовища.
– Батюшки!.. Это еще что за хреновина?! – воскликнул Арон.
– Подводная лодка… – почему-то шепотом сказал Василий. – Я точно такую же по телевизору видел!..
И в ту же секунду с подводной лодки раздалась длинная английская фраза, усиленная мощными динамиками.
– Чего он сказал? – спросил Василий у Арона.
– А я откуда знаю?.. – огрызнулся Арон.
– Но ты же учил английский!..
– А он это по-английски?
– Ну, не по-еврейски же! В море говорят только по-английски…
С лодки вновь раздалась та же фраза, но уже с угрожающими интонациями.
И тогда Арон заорал, что было мочи:
– Ай гоу ту Хайфа!!! Ай гоу ту Хайфа, еб твою мать!..
В рубке подводной лодки человек в штатском сказал командиру лодки капитану второго ранга:
– Я же говорил вам, что это они!
– Мне это дело вот как не нравится! – капитан второго ранга провел себе ребром ладони по горлу. – Военный корабль может остановить и досмотреть любое другое судно, если он подозревает его в торговле людьми, наркотиками или в пиратстве. Если же это не будет доказано, мне грозят такие неприятности!.. Тем более, что мы уже давно находимся в нейтральных водах!..
– Вам грозят гораздо большие неприятности, если вы не выполните моего указания! – рявкнул на командира лодки человек в штатском. – Я осуществляю безопасность нашей страны и…
– Хорошо, хорошо… – брезгливо оборвал его командир лодки…
…и тогда Василий и Арон услышали из динамиков привычную русскую речь в привычном повелительном наклонении:
– Предлагаю замедлить ход, лечь в дрейф, убрать паруса и подготовить документы и судно к досмотру!
Как важно понять, что это «наши люди»
Солнце уже давно стояло в зените, а «Опричник» со спущенными кое-как парусами все еще покачивался на воде.
В кокпите яхты у наглухо закрытого входа в каюту стояли два матроса с автоматами. На баке расположился третий вооруженный матрос.
На подводной лодке раздраженный капитан второго ранга нервно посматривал на часы и говорил своим двум помощникам – капитану третьего ранга и капитану-лейтенанту:
– Почему именно нас выбрали для этих гнусностей?! Да еще и в нейтральных водах!..
В душной каюте «Опричника» с задраенными иллюминаторами и дверью за столом по-хозяйски сидел человек в штатском. Перед ним лежали документы Арона и Васи.
По другую сторону стола, измученные трехчасовым допросом, стояли мрачные Василий Рабинович и Арон Иванов. Дышать было нечем. Хотелось пить, и Арон и Вася все время облизывали пересохшие губы.
– Теряем время!.. – сокрушенно сказал человек в штатском. – А нужны мне от вас, Арон Моисеевич и Василий Петрович, сущие пустяки: сколько и в какой валюте вы заплатили подполковнику Ничипоруку, полковнику Казанцеву и бывшему майору Блюфштейну за транспортировку яхты из Ленинграда в Одессу?
И в ожидании ответа человек в штатском протянул в сторону Арона и Васи диктофон.
– Ничего мы никому не платили, – просипел Арон, с ненавистью глядя на человека в штатском.
– Таких ответов у меня уже целая кассета, – сказал человек в штатском. – Тогда, что вы им такого пообещали, что заставило Ничипорука погрузить вашу яхту в транспортный самолет Военно-воздушных сил, а Казанцева поднять в воздух боевой тяжелый вертолет и доставить вас вместе с яхтой на спортбазу военного округа к Блюфштейну? За что они пошли на такой риск?
– Да ни за что! Просто так, по дружбе… – вздохнул Вася.
– Может быть, они вас о чем-то просили? Что-то кому-то передать? Сообщить?.. А, Василий Петрович? Арон Моисеевич?..
– Нет, – сказал Арон.
– Я даже допускаю, что вы тут совершенно ни при чем. Но я хотел бы понять действия Ничипорука, Казанцева и Блюфштейна. Тем более, что у Блюфштейна родственники в Америке…
– Гражданин начальник, а просто в нормальные человеческие отношения вы верите? – устало спросил Вася.
– Нет! – широко улыбнулся человек в штатском. – Не верю, Василий Петрович. Мой долг и моя профессия не позволяют мне таких роскошеств. Хотя ничто человеческое мне не чуждо. Вы хотите пить… И я хочу пить!.. Вот видите, у нас даже желания совпадают!
Он взял со стола чайник, взболтнул его, убедился, что там есть вода, и добавил:
– Но я попью сейчас, а вы только после того, как ответите на все мои вопросы.
Он обернулся к посудной полке и взял большую старую кружку Марксена Ивановича Муравича.
– Положь кружку на место!.. – вдруг негромко просипел Арон.
Человек в штатском замер на секунду, но решил не накалять обстановку:
– Что же это вы, Арон Моисеевич? Я к вам на «вы», а вы мне – на «ты»… Неинтеллигентно.
Осмотрел кружку со всех сторон, не нашел в ней ничего подозрительного и поставил на место. Налил воды в стакан и, смачно прихлебывая, в упор посмотрел на Арона и Василия:
– А может быть, вы, Арон Моисеевич, и вы, Василий Петрович, получили какое-нибудь задание от Блюфштейна, Казанцева и Ничипорука?
– Что-о-о?.. – удивленно переспросил Вася, и Арону стало понятно – в голове у Василия родилась какая-то идея.
– Я спрашиваю, было ли у вас какое-нибудь задание от… – но человек в штатском так и не успел договорить фразу.
Василий облегченно вздохнул и без разрешения рискованно и свободно уселся на противоположный диванчик. Легко сказал Арону:
– Садись, Арончик. В ногах правды нет.
Он насильно усадил Арона рядом с собой и незаметно наступил ему на ногу. И только после этого улыбнулся человеку в штатском:
– А вы, коллега, отложите диктофончик в сторону. И выключите его. Вот так… И уберите матросиков от дверей каюты. Береженого – Бог бережет…
По лицу человека в штатском проскользнула тревога и непонимание ситуации. Было видно, что он явно теряет почву под ногами.
– Уберите, уберите, повторил Вася. – Здесь все свои.
И налил воду в стаканы – себе и Арону.
Человек в штатском выглянул за дверь каюты и распорядился:
– Быстро на нос яхты! И смотреть в оба!..
Он вернулся за стол и с нескрываемым волнением уставился на Василия и Арона. А Василий, продолжая наступать на ногу Арона под столом, тихо рассмеялся и сказал:
– Узнаю наше родное ведомство!.. Сколько лет твердим о порядке, о взаимодействии, об элементарной информированности всех отделов и подразделений, а ведь по сей день одна рука не знает, что делает другая!.. Ах, нет на нас Андропова… Не вовремя ушел от нас Юрий Владимирович!.. Не вовремя.
– Вы это… о чем? – насторожился человек в штатском.
– Ваше имя-отчество? – светски поинтересовался Василий.
– Феликс Сергеевич… – растерянно ответил штатский.
– Ну, что, Арон Моисеевич? Не будем играть с Феликсом Сергеевичем в кошки-мышки? – негромко спросил Вася и еще сильнее нажал под столом ногу Арона.
– Я бы не рисковал, Василий Петрович, – вдруг ответил Арон.
Смятение Феликса Сергеевича достигло предела. Он быстро поправил галстук и одернул на себе пиджак.
– То, что вы не поверили в историю нашего случайного знакомства с экипажем Ничипорука в ленинградском ресторане, делает вам честь! – покровительственно сказал Вася. – Всегда приятно иметь дело с профессионалом. Ну, конечно же, Феликс Сергеевич, никто просто так не поднимет в воздух огромный военный самолет, чтобы перевезти яхту каких-то зачуханных эмигрантов! И тут вас не обманула ваша интуиция!.. А уж тем более цеплять эту яхту к тяжелому боевому вертолету! Не говоря уже о снабжении этой яхты за счет вашего военного округа…
Вася встал и выложил перед Феликсом Сергеевичем спасательные жилеты с надписью «Одесский военный округ».
– Все эти буквы, цифры, конечно, недоработка местных органов, но… Еще до Босфора их не будет. И конечно же есть задание! И тут вас чутье не подвело! Мало того, Феликс… Виноват, отчество забыл.
– Сергеевич, – быстро подсказал человек в штатском.
– Так вот я и говорю: мало того, уважаемый Феликс Сергеевич, задание – архисерьезное!.. Дойти живыми до Израиля, легализоваться, продать эту яхту, купить большой дом, завести солидное дело и как можно плотнее внедриться в чужую нам пока обстановку! А там… Ясно вам, Феликс Сергеевич?
– Так точно, Василий Петрович, но…
– Сами понимаете, Феликс Сергеевич, всего сказать не могу.
– Я понимаю, но все же странно… Надо же было как-то…
– Ничего странного, – оборвал его Арон. – Значит, не надо было. – Он развалился на диванчике, закинул ногу за ногу и, пристально глядя на совсем растерявшегося Феликса Сергеевича, угрожающе проговорил:
– И не вздумайте трогать Ничипорука, Казанцева и Блюфштейна! Это НАШИ ЛЮДИ!
– Слушаюсь, Арон Моисеевич…
– И еще, Феликс Сергеевич. Если хоть одна живая душа, включая и ваше непосредственное начальство, узнает истинное положение вещей… – сказал Вася.
– Ох, не завидую я тебе, парень! – добавил Арон.
– Что вы! Что вы!.. Как можно… – Феликс Сергеевич был совсем раздавлен. – Мне ли не знать!..
– И кончайте волынить с Блюфштейном! – уже совсем строго сказал Василий. – Наш человек специально со скандалом уходит из армии, подает заявление на выезд, а вы его тормозите!.. Тем самым срываете легальную переброску нашего человека за границу! Вы что у себя там, с ума посходили?! Тем более, у него тетка в Америке! Когда еще представится такой случай!..
На компасе – сто девяносто три градуса.
Паруса наполнены свежим ветром, и «Опричник» мчится по водяной глади, оставляя за кормой черноморские мили…
Дело близилось к вечеру, и солнце теперь высвечивало правый борт яхты, окрашивая паруса нежно-оранжевым светом.
А пока усталый Василий стоит у штурвала, с трудом удерживая яхту в нужном направлении.
В камбузе орудует Арон. Вскрывает консервные банки, кипятит чайник на газовой плите. Готовит ужин.
– Как тебе это в голову пришло?! – кричит он из камбуза и хохочет, как сумасшедший.
– Как только он спросил – не было ли у вас задания! – крикнул ему Василий.
– Ну, портянщик!.. Ты, Васька, для меня непрочитанная книга! Что ни день – новая страница!
– Не прибедняйся, ты тоже – не подарок! – крикнул Василий и передразнил Арона: – «И не вздумайте трогать Ничипорука, Казанцева и Блюфштейна! Это НАШИ люди!..»
– А что мне оставалось?.. Ты ему лапшу на уши вешаешь, а я что, пальцем деланный?..
– Арон, мы давно выяснили, чем тебя делали. Ты лучше в английском потренируйся, а то мне не очень понравилось твое произношение.
Ночью на руле стоял Арон. Вглядывался в черноту южной ночи, посматривал на компас.
Дверь в каюту была открыта. Там за столом, под небольшой лампочкой сидел Василий и заполнял большую бухгалтерскую книгу. Рядом были разложены карта, линейка, транспортир…
– Васька! Кончай аккумуляторы расходовать! – сказал ему Арон. – Случись что – потом двигатель не заведем. Чего ты там корябаешь?
– Веду вахтенный журнал. Марксен велел… – Василий посмотрел на фотографию Марксена Ивановича, висевшую на переборке каюты. – В Израиле, Арончик, долгими зимними вечерами мы будем читать его друг другу вслух…
– В Израиле нет зимы, – на полном серьезе возразил Арон. – Ложись спать. Тебе через полтора часа на вахту…
– Интересно, где мы сейчас? – уткнулся в карту Василий.
– А хрен его знает, – легкомысленно ответил Арон.
– Марксен говорил – суточный переход яхты – сто миль. Если от Одессы до Босфора триста двадцать шесть миль, а мы уже топаем вторые сутки… Значит…
– Этот мудила – Феликс Сергеевич – нас еще полдня продержал. Учти.
– Учел… – Василий приложил линейку к карте, посчитал шевеля губами: – Где-то недалеко от Румынии… Километров сто, примерно, от Констанцы.
– Иди ты! – удивился Арон. – Значит, мы уже за границей?!
– Конечно.
Арон закрутил головой, вглядываясь в черноту ночи:
– О, бля!.. И как назло ни хрена не видно!.. Васька! Давай, махнем в Румынию! К утру будем…
Василий улегся на диванчик, натянул на себя одеяло и сказал:
– Сохрани нас, Господь, от заходов в какую-нибудь страну бывшего Соцлагеря и Экономической Взаимопомощи! Как только они узнают, откуда мы, они тут же нам яйца отрежут. Это в лучшем случае, а в худшем…
– Но мы-то тут при чем?! – закричал Арон.
– Ароша, мы с тобой почти по пятьдесят лет прожили в Стране Советов. Хотим мы этого или нет, но в какой-то степени мы за все в ответе, – и за Венгрию, и за Чехословакию, и за Афганистан, и вообще за все, – уже сонно проговорил Василий и потушил свет в каюте.
Как задушевно поболтать на стометровой глубине!
Глубоко под водой шла подводная лодка.
Ни один луч света не проникал в мрачные черноморские глубины, и силуэт лодки лишь угадывался в кромешной тьме подводного царства.
Во всех отсеках лодки, словно каторжане в рудниках, работали измученные люди. Потухшие глаза, усталые лица, залитые потом, широко раскрытые рты от недостатка воздуха. Каждый на своем месте – у своего пульта, у своего агрегата, у своего дисплея… Негромкие отрывистые команды, короткие ответы.
…В маленькой тесной каюте командира подводной лодки очень пьяный капитан второго ранга говорил не очень пьяному человеку в штатском:
– У нас, Феликс Эдмундович…
– Сергеевич, – поправил командира человек в штатском.
– Виноват… У нас, Феликс Сергеевич, на лодке строжайший, категорический сухой закон!.. Но для вас, Феликс Эдмундович…
– Сергеевич, – снова поправил Феликс Сергеевич командира.
– «Сергеевич»… «Эдмундович»… Какая разница?.. Все вы «Феликсы Эдмундовичи»! Давай, Эдмундыч, выпьем с тобой за упокой души этих… На яхте… Которых ты допрашивал…
Феликс Сергеевич поднял свою рюмку, усмехнулся:
– Ну зачем «за упокой души»… Это серьезные, опытные люди…
Командир лодки рассмеялся, тоже поднял свою рюмку:
– Опытные!.. Я видел, как они в дрейф ложились, как паруса убирали…
– А может быть, так было нужно?
– Я тебя умоляю!.. Они уже покойники. Давай выпьем!
– За их успех с удовольствием! – приподнято произнес Феликс Сергеевич, посмотрел куда-то вдаль слегка увлажненными глазами и медленно выпил рюмку до дна.
Командир лодки тоже собрался было выпить, но вдруг увидел лицо Феликса Сергеевича, все еще хранившее торжественное выражение, и все понял! Он поставил рюмку на стол и ошеломленно спросил:
– Так это, что… ВАШИ ЛЮДИ?!
Феликс Сергеевич горделиво улыбнулся и красноречиво промолчал.
Командир лодки прямо зашелся от бешенства! Закричал:
– Мы каждую минуту жизнью рискуем!.. А вы!.. На наши деньги! Да если бы я знал!.. Я бы по ним еще до всплытия так жахнул, что от них даже дыма не осталось бы!!! Ползаете, сволочи, по всему свету, мутите воду, строите разные пакости, а расхлебывать нам?!
Феликс Сергеевич тихонько вынул из кармана диктофон, включил его и незаметно положил на стол под салфетку.
– Мне бы не хотелось разговаривать в таком тоне, – степенно сказал он.
– Молча-а-ать!!! – рявкнул командир лодки, схватил со стола одну из бутылок и с размаху ударил ею как раз по тому месту, где под салфеткой лежал включенный диктофон. Брызнули во все стороны осколки. – Молчать! Я здесь царь и бог, и воинский начальник!!! Я один, своей старой дерьмовой лодкой, даже не всплывая, могу в одну секунду развязать третью мировую войну!!! Я пасу такой ядерный заряд, что тебе Чернобыль покажется раем!.. Слышишь ты, Эдмундыч хуев?!
Феликс Сергеевич не на шутку испугался:
– Я не хотел сказать ничего обидного… Я ценю ваше повседневное мужество, я с глубочайшим вниманием отношусь ко всему, что вы говорите… – он незаметно заглянул под салфетку и увидел там ошметки от диктофона. – Боже меня сохрани, что-либо…
– Вот именно… – уже негромко, приходя в себя, сказал капитан второго ранга и залпом выпил большую рюмку. И повторил:
– Вот именно – Боже тебя сохрани! А то я прикажу записать в вахтенный журнал, что ты погиб при исполнении служебных обязанностей и… привет, Феликс Эдмундович! Понял?..
Как проводить «урок гуманизма» в открытом море
«Опричник» лениво покачивался на воде. На слабом ветру трепыхался полуспущенный стаксель. Большого паруса – грота не было и в помине. С мачты свисали обрывки каких-то веревок, и вообще яхта имела довольно потрепанный вид.
Не лучше выглядели и мореплаватели.
На физиономиях полуседая щетина почти недельной давности, провалившиеся от усталости и постоянного недосыпа глаза, оранжевые спасательные жилеты, надетые на голое тело, руки, изрезанные шкотами и тросами…
Василий сидел на крыше каюты, зашивал большой парус толстой цыганской иглой. Рядом лежал раскрытый «Справочник яхтсмена» Боба Бонда, придавленный тяжелым разводным ключом.
Сделав несколько стежков, Василий заглядывал в книгу и сам себе читал вслух:
– «…а затем с обратной стороны стежка в точку С…» Так! Сделал… Дальше? «Вытащив иглу в точке С, повторите стежок столько раз, сколько потребуется…»
Василий тупо посмотрел на парус, снова заглянул в книгу и возмутился:
– А сколько требуется, ни черта не сказано!.. Ну, Боба! Написал «Справочник»!..
– Васька! – крикнул Арон из машинного отделения. – Чего ты на Бобу лаешься? Он же написал «Справочник яхтсмена», а не пособие для идиотов!
Перемазанный с ног до головы машинным маслом, грязными по локоть руками Арон перебирал в двигателе систему впрыска топлива – промывал разобранные форсунки, тонюсенькие отверстия продувал, прочищал проволочкой, протирал чистыми тряпками, которые тут же становились неузнаваемо грязными…
– Очень остроумно! – обиделся Василий. – Возьми иглу и шей сам.
– А ты будешь двигатель перебирать? Хватит того, что ты вместо солярки в топливный бак пресную воду захерачил! А я теперь мудохаюсь… Ни о чем попросить нельзя!..
– Я виноват, что ты канистры рядом поставил, да?! Виноват?!
– Смотреть надо было, раздолбай! Теперь ни воды, ни топлива!
– Я «раздолбай»?!! А кто ночью большой парус порвал? Я, что ли?!
– Он сам порвался!
– Он порвался потому, что ты вовремя не взял рифы!
– Засранец! – закричал Арон. – Как я один, на руле, в темноте рифы возьму?! Ты дрыхнешь без задних ног…
Василий воздел руки к небу, трагически схватился за голову:
– О, боже мой!.. Как это космонавты по полгода вдвоем летают – ума не приложу!..
– Очень просто, – сказал Арон. – Если один космонавт говорит другому, что нужно залить в двигатель солярку, так тот льет солярку, а не пресную воду!
– Да пошел ты со своей соляркой!!! Окончательно заколебал, говнюк!.. – в ярости заорал Василий и схватил тяжелый разводной ключ…
Неизвестно, чем кончилась бы эта нервная перепалка, но вдруг послышался нарастающий вой мощных двигателей, и Арон с Василием увидели, что к ним на бешеной скорости мчится судно, похожее на современный торпедный катер.
Катер был чуть не вдвое больше «Опричника». Когда он подлетел почти вплотную, да еще и обогнул «Опричник», не снижая оборотов своих могучих двигателей, бедную деревянную яхту разболтало так, что Арон и Василий только чудом не вывалились за борт!
Двигатели катера взвыли еще сильней, вода за его кормой вспучилась белым пенным грибом, и катер остановился, как вкопанный.
– Вот это реверс!.. – восхитился Арон.
Тяжелые крупнокалиберные пулеметы катера мгновенно развернулись в сторону «Опричника», и с борта катера раздался короткий приказ по-английски.
– О, мать вашу в душу! Да что мы медом намазаны, что ли?! – выругался Арон и закричал во весь голос: – Ай гоу ту Хайфа!!!
В ответ раздалась короткая пулеметная очередь, вспоровшая воду у самого борта «Опричника».
