Текст книги "Игры мастера Ероши (СИ)"

Автор книги: Владимир Бочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

     Фермер поднял на него воспалённые глаза.

     – Да, попросить. Ты мастер. Так помоги поймать волкочеловека, которые уже третий год превращает сердца людей этого города в талую воду.

     Жена схватила его за руку и нахмурилась.

     – Милый, ты опять за своё! даже не думай. Это опасно.

     Фермер нахмурился.

    – Ты знаешь, я не успокоюсь, пока не вгоню отравленную стрелу в его звериное сердце. Вот!

     Доши поднялся с места и снял со стены огромный арбалет. Натянуть такой можно только с помощью механизма, но фермер без видимых усилий натянул тетиву. Потом снял со стены огромную стрелу, кончик которой горел алым пламенем травы мелек, сок которой может убить даже безумного буйвола.

     – У вас личные счёты?

     Фермер убрал стрелу, отпустил тетиву и повесил арбалет на стену. Он сел напротив Ероши и сжал громадные кулаки. Сам он был худощавым, но широкоплечим и мощным, с твёрдым и тугим, словно деревянным телом. Его челюсти двигались медленно, с трудом переваривая и отпуская тяжёлые мёрзлые слова.

     – Всё началось в такую же зиму как эта. Я был женат. Она жалела даже кролика с пораненной лапой, но при этом как-то раз дотащила меня с поля, когда у меня скрутило спину. Мы поженились ещё в юности и семнадцать лет прожили бок о бок. А в тот день падал снег. Крупные хлопья, медленно, медленно, как будто Омиши взбивал на небе пуховую перину. В тот вечер мы сидели вот за этим столом, и Манушу приготовила бобы с мясом. Мы ели, пили пиво и тут услышали тот вопль. Будто у живого существа вырывают окровавленную душу из тела, а потом вой. Страшный вой. Как бешеный волк, но я сразу понял, что это волкочеловек. Вой такой злорадный и ликующий, какой никогда не бывает у настоящих волков. Звери воют тоскливо или жалобно. Но в том звуке играла радость крови.

     Жена фермера побледнела и приложила ладони к щекам. Похоже, подобные рассказы пугали её до глубины души.

     – И тьма наступила очень быстро. Просто упала, как мешок, наброшенный на голову. Я сразу понял, что случилась беда и случится беда. Пришло время беды. На следующий день мы нашли одного из фермеров рядом с его домом. Его разодрали в клочья и сожрали. Мы организовали отряд и ночами бродили в поисках зверя, но он всегда ускользал. А через месяц, когда все устали, снова раздался тот вой. И новый труп. Мы вызвали охотников за нелюдьми из столицы. Они пробыли три месяца, использовали все ловушки и облавы, но ничего не помогло. Наши края уже давно не видели настоящего мастера. Каждый месяц мы находили новый труп.

     Вначале мы решили, что убийца кто-то из местных. Но всех соседей мы знаем годами. Мирок у нас тесный. И раньше ничего подобного не происходило. Мы как бывало, навалились всем миром, – фермер вздохнул. – За день до того страшного дня, мы нашли звериные следы у дальнего распадка. Огромные волчьи. Мы пустили собак, но лишь упёрлись в ледяную воду местной речки, где след оборвался. Когда я вернулся домой, ещё издали заметил распахнутую дверь и сразу всё понял. Я подхватил вилы и вошёл в дом. Пусто. Зато у амбара на стылой земли покрылась коркой льда лужа крови, и лежали лохмотья одежды. Тела жены я так и не нашёл. Мы захоронили пустой гроб.

     Я долго не мог прийти в себя. Спасибо, Канушу, – фермер посмотрел на жену и впервые за вечер улыбнулся. Она улыбнулась в ответ и погладила живот. – Она тоже потеряла мужа несколько лет назад. И вот мы утешили друг друга. Иначе не знаю, чтобы я делал. – Женщина положила ладонь на широкое плечо мужа, и тот погладил его кряжистой ладонью. Потом повернул к мастеру враз отяжелевшее сумрачное лицо.

     – Вы поможете? Мастера знают, как ловить тех, кто прячется за личинами. Убийства прекратились несколько месяцев назад, но я чуял, что хищник до сих пор бродит поблизости. И не ошибся. Убийства начались в городе. Как-то нашли человека растерзанного на куски. Зверь просто перебрался в место, где больше людей. Все фермеры давно укрепили свои дома и не выходят по ночам. А теперь в городе люди шарахаются даже от карканья ворон за окном.

     Ероши отставил кружку с водой.

     – Понятно. Поймать волкочеловека дело нехитрое, но опасное.

     – Я готов на всё. Создайте «волчий зов».

     Жена нахмурилась. Она явно не одобряла мстительные порывы Доши, и ей не хотелось потерять ещё одного мужа.

     – Мой долг отплатить вам за гостеприимство. Я помогу вам.

     Лицо фермера просветлело. Канушу покачала головой.

     – Пока вы играете в свои опасные игры, я перееду к родным. Я должна думать о ребёнке.

     – Разумеется,  – Доши взял жену за руку и обернулся к мастеру. – Мы не смогли зачать ребёнка с первой женой. Но сейчас мои молитвы исполнились. У меня будет наследник.

     – Поздравляю, – улыбнулся Ероши. – Но охота на волкочеловека всегда опасна. Подумайте ещё раз. А результаты охоты могут вас разочаровать.

     Лицо фермера очерствело, и рука снова сжалась в кулак.

    – Не будет мне покоя, пока не расправлюсь с этой тварью.

    – Как знаете, – сказал мастер. – Я вас предупредил.

    На следующее утро Ероши вышел на снег и сел посреди двора. Снежинки не осмеливались падать на него. Заметив подобную деликатность, мастер улыбнулся и позволил снежинкам ложиться на своё тело. После чего мудрец погрузился в глубокое созерцание. В глубине своего сердца мастер воззвал к грозному спутнику Омиши, ужасному Джумгал-Алу.

      Снежинки, которые успели облепить неподвижную фигуру, в страхе осыпались на землю и растаяли. Вода в страхе попросила убежища у земли и та разрешила впитаться в неё. Но и сама земля содрогнулась, услышав грозную поступь повелителя черепов. Воздух застыл, страшась двинуться с места, и лишь почтительно трепетал. Земля на поле почернела и просвечивала тёмным сквозь покрывающую её белизну снега. Ростки пшеницы в ней замерли и перестали расти.

     Ероши открыл рот и в тот же миг над всеми окрестными полями вознёсся леденящий волчий вой. Настоящие волки поджали хвосты и прижались к земле. Но через мгновение раздался ответный вой. Волкочеловек ответил на зов. Пока ястреб падал с неба на застывшего зайца, вой раздался снова, теперь уже ближе. Недалёкий дуб стряхнул с себя сугробы снега, и вой раздался в третий раз. Уже совсем близко. Ероши выпустил облачко пара изо рта и наблюдал, как рассеивается в воздухе невесомое облачко его жизни. Кусты на опушке затрещали.

      Мастер неподвижно смотрел, как яростным мохнатым клубком выкатился из леса огромный белый волк. Шерсть топорщится, а глаза горят алым огнём.

     Волкочеловек раскрыл широкую пасть, и блестящий лучик мёрзлого солнышка отразился от его клыков. Зверь был уже в пяти шагах от мастера, когда из сугроба рядом с амбаром вылетела огромная стрела и пронзила белый бок. Зверь заскулил и кувыркнулся по снегу. Распластался и остался лежать, вывалив розовый язык. Волчьи глаза затуманились от яростной боли, а вокруг раны заалело пятно отравленной крови.

     Сугроб у амбара встряхнулся, и мощная фигура фермера выросла из-под снега. Он вскинул руку с арбалетом и хрипло закричал от охватившей его радости мщения. Но в следующий миг его сменил вопль ужаса. Волк оборотился и теперь на снегу лежала обнажённая фигура темноволосой красивой женщины, пронзённой стрелой.

     – Манушу!

     Доши подбежал к мёртвой жене.

     – Нет! не может быть.

     Он держал в объятьях мёртвое тело. Ероши встал рядом, и фермер поднял на него безумный взгляд.

     – Это не может быть она. Мы ведь были с ней вместе, когда волкочеловек убил первую жертву.

     – Да, незадача, – сказал мастер. – Может она знает!

     Фермер обернулся. Он не слышал, как вернулась повозка. Рядом стояла его новая жена. Она прижимала руки к груди, а её лицо исказилось от свирепой боли.

     – Мастер, – прошипела она, – отзови свой зов. Я не успела уехать, все дороги завалены снегом, а теперь я не могу превратиться. Отпусти меня.

     Ероши спокойно смотрел на неё.

     – Доши попросил меня об услуге, и я ответил на его гостеприимство. Но тебе я ничем не обязан. Ему решать.

     Фермер опустил голову Манушу в снег и поднялся.

     – Что произошло! Как ты могла!

     – Отвечай, – приказал Ероши.

     Лицо женщины исказилось от боли, и она медленно заговорила.

     – Мы с мужем ехали через лес, когда на нас напал волкочеловек. Мужа убил, а меня укусил. Так я стала вдовой и волкочеловеком. Похоронила мужа и сказала, что его задрали волки. В то время, я действительно думала, что это был обычный волк, только очень большой. Но однажды ночью я начала превращаться и не могла сдержать себя. Я убила того человека, о котором ты рассказывал. И только на следующее утро поняла, кем я стала. Но потом я начала запирать себя в подвале дома и больше никого не убила. Я держалась сколько могла.

     – Лжёшь, – крикнул Доши и сжал кулаки. – Убийства продолжались.

     – Это не я, – сказала Канушу. – Клянусь! Я обратилась к знахарке, и та сказал, что есть только два способа снять заклятье, если ты не врождённый волкочеловек, а укушенный. Убить того, кто тебя обратил, либо забеременеть. Я начала выслеживать оборотня. И выследила по запаху, кровавые следы привели к твоему дому. Вначале я думала, что ты оборотень, но потом поняла, что это твоя жена.

     Наверное, раньше она убивала в других местах, далеко отсюда, но потом обленилась и начала убивать путников в лесу, а потом даже тела прятать перестала. Любой волколак проходит подобный путь. С каждым убийством становится всё больше животным и всё меньше человеком. Теряет осторожность и выдержку. А когда поняла, что зарвалась, укусила меня, чтобы подставить.

     Она дочка ведьмы. Опаивала тебя зельем, чтобы ты крепко спал, а сама меняла кожу. Я всё видела своими глазами. Однажды, когда вы ушли на охоту, я неожиданно бросилась на неё и ранила. Она оказалась слишком сильна, но ей пришлось скрыться. Она не могла показать рану от укуса, её бы сразу убили. И с тех пор она странствовала по лесу и охотилась  в городе. Знала, что я могу разоблачить её. А я решила, что если не могу убить виновницу моих несчастий, то могу забеременеть от её мужа. Мой был бесплоден.

     – Моя жена тоже.

     Лицо женщины скривилось в улыбке, в которой открылись боль и горечь.

     – Я не верю в её бесплодие. Она ведьма и знала, какие травы принимать. Просто ей нравилось быть волком, а мне нет. Я предпочитаю быть твоей женой.

     Фермер молчал. Сжимая и разжимая кулаки. Оглянулся на мастера.

     – Она говорит правду, – сказал Ероши. – Я бы почувствовал ложь. Что ты хочешь делать?

     Доши развёл руки.

     – Если она невиновна. Ну… она же моя жена. А это мой ребёнок.

     – Я отменю свой зов, – сказал Ероши. – Однако учти. Она больше не будет превращаться, но дух волка, который сейчас корчится от боли, навсегда останется в ней.

     – Пусть, – сказал фермер. – Я не хочу потерять и вторую жену.

     – Ой! – Канушу прижала руки к животу. – Он пошевелился, – она подняла глаза на мужа. – Впервые пошевелился.

     – Это зов разбудил его! – сказал мастер и переглянулся с фермером. – Готовься к мохнатому потомству.

     – Он будет волкочеловеком? – спросила женщина.

     – Он точно будет человеком, но твой волчий дух перешёл к нему.

     Канушу побледнела.

     – Я не хочу, чтобы мой ребёнок был монстром. Мой муж, возьми свой арбалет и заряди отравленной стрелой. Лучше умереть сейчас, чем каждый месяц с ужасом ждать полной луны.

     Доши вздохнул и взял жену за руку.

     – Эта земля навидалась достаточно смертей. Я не знаю, кем будет наш ребёнок, вырастет он человеком или зверем, но мы должны дать ему шанс.

     Ероши тихо покинул заснеженную поляну. Он долго шёл по тропе меж деревьев, но потом остановился и восхищённо воскликнул:

     – Омиши, твоя игра совершенна!

Игра в мудрецов

     Дариши был мастером старого покроя. Сейчас таких не шьют. Он был крепко сбит из белого ясеня и обшит шёлком. В нём не было ни малейшего следа легкомысленности, которые отличают нынешних мастеров.

     Ровный, трезвый, ясный. Он учил по старинке. Жизнь – не игра, а творческий труд. Но в новое время такие мастера остались не у дел. С ростом городов и популярности театров, никто больше не хотел пить из родника солёной правды, все хотели быть актёрами.

     Дариши сидел во дворе своего старенького дома и рассказывал. Его дочь шила неподалёку, и слушала слова отца.

     – Люди больше не созревают, – говорил он без горечи своим малочисленным ученикам, которые чтили старое слово. – Люди теперь никогда не становятся взрослыми. Земля требует пашни, а не танцев на лугу. Ремесло требует умелой руки, а дом хозяина. Мужчине нужна женщина, а женщине дети. А теперь никто не хочет рожать детей, все сами хотят быть детьми. Навсегда. Люди так истово хотели стать настоящими, что утратили реальность и превратились в кукол.

     Мимо проходил странник и остановился послушать мастера. Это был Ероши. Он облокотился о посох и с лёгкой улыбкой слушал речь учителя.

     – Люди больше не слушают мудрецов. Они слушают паяцев. Клоуны теперь правят миром. Вчера я слышал, как менестрель Гураши рассказывал людям, которые собрались послушать его песни, о том, как следует воевать и мириться. Но что может знать клоун о крови, которую жадно пьёт земля! Разве он слышал свист стрел, которые вылетают из улья  колчанов и жалят тела! Он никогда не видел, как дымятся внутренности. Всё что он знает о слезах и боли – это рифмы «любовь и кровь» в его дурацких песенках. Более того. Он осмелился даже рассуждать о причинах войн. О кровопускании рассуждает незадачливый лекарь, что падает в обморок при виде крови. Разве не глупо! Любой клоун – наполовину женщина. Паяц не должен рассуждать о мужских делах.

     Ероши добродушно усмехнулся и вмешался. Дочь мастера посмотрела на него неодобрительно и нахмурилась.

     – Да, старый мастер, клоуны изрядно сократили число жаждущих мудрости, но не они виновники перемен. Мир катится от седой старины к детству. Паяцы всего лишь пророки будущего. В конце концов, мир превратится в орущего младенца, а потом уйдёт обратно в утробу.

     – То есть вымрет.

     – Всё умирает. Со временем появится новая древность и новые старики, жаждущие молодости. Но они будут не похожи на нас.

     – Ты мастер из новых.  Вы похожи на остальных фигляров. Вы больше актёры, чем мудрецы. Сплошные ужимки, иронические смешки и много пудры на масках-лицах.

     – В чём же мудрость?

     Дариши обвёл руками окрестности.

     – Мудрость вокруг нас. Она в жизни. Она в настоящем, а не театральном. Вон тот ручей, что течёт за пригорком – это правда, он утоляет жажду, а вы говорите, что он просто течёт. Но ничто не течёт просто так. Вон та трава, на которой пасутся мои овцы и коровы, она даёт им пищу. А коровы дают пищу мне и дочери. И находится кусок мяса и кружка молока голодному путнику. Это дом, который даёт кров. А там небо, небесное пастбище, что радует глаз. На нём пасутся облака и благодетельствуют нас дождём. Солнце сушит наши одежды и наши слёзы, а снег укрывает печали. А вы говорите, что солнце просто светит, а снег просто падает.

     – А человек?

     – Человек – часть жизни. Пастырь для своих животных, опора для детей. Мужчина – крепкие руки, которые могут держать плуг и меч, а ещё женщину. И губы женщины, что воспламеняют нас, и глаза ребёнка, в которые смотришь, когда забываешь для чего живёшь. Человек родился, чтобы укореняться в жизни, прорасти в ней, и быть умом жизни, её творчеством и радостью. Что можешь ты ответить на мои слова? Будешь отрицать ручей и небо и ягнят и мужскую руку и женское сердце? Так делают подобные тебе.

     Ероши поклонился старику.

     – Ты очень мудрый и каждое твоё слово – золото. Хотя ты ещё более высокопарен, чем актёры, которых клеймишь. Но я не актёр. Я новой породы, но не шут.

     – Ты мастер игры.

     – Игра – не шутовство, а необходимость. Предки так укоренились в жизни, что застили свет потомкам. Весь лес стоит высокий и дремучий. И никакая поросль не способна прорасти к свету. И те, кто пытается, уродуются. Превращаются в калек с кривой душой, неспособной пробиться к солнцу. Их взор мутнеет, язык превращается в жало, а с клыков капает слюна. Другие ломаются и превращаются в перегной, питающий старые дряхлые дубы. Кто-то смиряется и просто стелется по земле, собирая падаль и молодые жёлуди.

     – Тот, кто силён – пробьётся.

     – Вот именно. Игра – наша сила. Наша способность быть свободными. Самим определять свою судьбу. Может быть плохую, но все хорошие места уже заняты. Возможно, мы сами превратимся в таких же замшелых великанов, а может, спасём лес от вымирания. Дадим старт новому рождению.

     Дариши пригладил седую бороду.

     – Ты говоришь по-другому. Ты как мастер старой школы, без ухмылок и танцев глазами.

     – Ты до этого момента не видел мастеров игры. Только паяцев, которые играют в знатоков. Настоящий мастер ясен и прост. Старые мастера были хозяевами реальности, владельцами своей земли, своих супругов, своих детей и овец в загоне, но никогда не были хозяевами самим себе. Всегда рабы господина и долга. Рабы Омиши и его свиты. Новые мастера пытаются стать мастерами своего судьбы, хозяевами своей жизни. Может мир рухнет под тяжестью нашей невесомой игры. А может, после нас придут игроки, которые будут хозяевами и старой реальности и новой судьбы. И тогда наступит лучшее время, и мир родится заново.

     Долго молчал Дариши. Потом встал и ушёл в дом. Его ученики обернулись к Ероши, и он весь вечер учил их. А на следующий день вышел мастер Дариши и в свою очередь учил людей. Так они менялись, и в людях, которые слушали их, росли два духа. Дух земли, страстный и жадный до жизни, цепко держащийся за бытие. И дух ветра, легкомысленный и часто равнодушный, но способный раздуть паруса мечты и надежд.

     Ероши остался жить у мастера и днём, когда помогал Дариши по хозяйству, любовался на женщину с которой делил кров. И часто забывал слова мудрости, когда смотрел на неё.

     А дочь мастера слушала обоих мужчин, но иногда страстно желала, чтобы появились мастера живительной мудрой воды, а может и разрушительного ужасающего огня. Мудрость женщины и мудрость зла. И только тогда люди станут полными, а людской мир гармоничным. Но никогда не высказывала мысли вслух, а её никто не спрашивал.

Игра в любовь

     Айюшу недавно исполнилось тридцать лет, но она никогда не была замужем. С детства она слушала своего отца, мудреца Дариши. И ни один мужчина не мог сравниться с ним в мудрости. Ни один мужчина не был достаточно хорош для её тлеющего сердца, которое не могло воспламениться. Слишком много мудрых речей вошло в её уши. Они обострили её разум, но затушили угольки, которые горели в юности. И теперь она совсем уверилась, что никогда не сможет полюбить.

     Но когда пришёл Ероши, она впервые узнала человека, мудрость которого признавал даже её отец. Вначале она злилась на него, и хмурилась в его присутствии. Но потом вдруг заметила, что рядом с Ероши опускает глаза, а иногда наоборот пристально смотрит на него и отворачивается, когда он пытается поймать её взгляд. Что её голос меняется, становится тонким и звенящим, а иногда против воли просящим и жалобным. И она возненавидела Ероши за эту слабость. Говорила хмуро, грубо и тут же злилась на саму себя. Но Ероши посмеивался и часто говорил с ней наедине, но не о мудрости, а о местах, в которых побывал, о людях с которыми общался. И о том, как ушёл из трактира, где прожил всю жизнь, как его проклял хозяин Йериши, как он нашёл город радости, о злосчастном фермере Доши и его жёнах, и о многих других вещах, которые узнал во время странствий. Против воли она слушала его, восторгалась, боялась и злилась вместе с героями рассказов. А потом уходила к себе в комнату, и ей было трудно уснуть. Её окутывали какие-то грёзы, но она забывала их к утру.

     Когда весну сменило лето, они разговаривали около амбара. Ероши приблизился к ней, взял за руку и попытался увести в амбар. Она вырвала руку и сказала.

     –  Я не люблю тебя.

     – Пустое, – сказал, улыбаясь Ероши, наблюдая как она уходит в свой дом.

     Мастер всё так же учил жаждущих, но больше не рассказывал женщине историй своих странствий. Когда они оставались наедине он говорил о том, как на смену сладкой весне приходит жаркое лето, и наступает пора собирать урожай посеянный весной, а вслед за ней неизбежно приходит пора увядания, а потом снег засыпает одинокую могилу. Он рассказывал, как прекрасен росток, пробивающий себе путь сквозь поверхность сытной земли. Он говорил о шаре из колючек под названием перекати-поле, который долго скитался по безводной пустыне, но вот нашёл оазис и пустил в нём корни. И мечтает только о том, чтобы прозрачная вода всегда питала его живую душу. Айюшу слушала, и на её губах играла неясная улыбка. Ероши не понимал, что она была вскормлена молоком мудрости и её дух твёрд и непреклонен. Она знала, что вода свободна, и никто никогда не будет настолько мудрым, чтобы построить плотину на пути её ручья. Поэтому когда на празднике летнего равноденствия Ероши снова попытался увлечь её в амбар, она вывернулась и ушла в дом.

     – Я не люблю тебя, – рассмеялась она на прощанье, радуясь своей свободе.

     – Пустое, – сказал Ероши, но теперь он хмурился. Он был мастером ветра, и мастерство воды утекало у него между пальцев. Ведь она так нравится ему и он уже не молод. И он видел, как она смотрит на него и понимал, что тоже нравится ей. И её красота уже начала перегорать и грозила обратиться в пепел. Так в чём же дело? Он не понимал. Ни созерцание, ни обращение к спутникам Омиши не поможет понять женское сердце.

     Теперь по вечерам они молчали. Старый мастер сидел у пустого очага и смотрел на место, где зимой пылает огонь. Старые кости холодели даже летом. Ероши сидел за столом, глядя на пламя свечи, размышляя над очередной мудростью, которую расскажет завтра ученикам, или мастерил что-нибудь по хозяйству. И всё чаще уходил ночевать на сеновал ещё до наступления темноты. Айюшу шила, пряла, и казалось, не замечала тишину вокруг себя.

     В начале августа Ероши снова попытался увести женщину к себе, но она снова не далась. И теперь уже смеялась открыто. Мастер был смущён. Тем же вечером он пришёл к Дариши и сказал, что передумал оставаться. Он хочет продолжить свой путь до наступления осенних дождей, чтобы успеть найти новое пристанище. Может где-нибудь на юге королевства, куда ведёт широкая дорога. Там столица, где можно найти место мастера при дворе. Дариши кивнул и сказал.

     – Я тебя не держу, вольному воля. Прошу об одном, подожди до первой августовской грозы.

     Ероши согласился.

     Через неделю огромные тучи налились мрачной чёрной тяжестью. Закапали первые капли дождя. Дариши вдруг вспомнил, что забыл закрыть овец в загоне, и они могут разбежаться в страхе перед громом. Айюшу собрала овец, заперла в крытом загоне, и уже первые ледяные струи ударили о землю. Она попыталась открыть дверь дома, но она была заперта. Тело пронзил холод от дождя, она барабанила в дверь, крича:

     – Отец, отец, открой мне. Я замерзаю, гроза пришла.

     Гулко ударил гром и Айюшу вздрогнула. Она с детства боялась грозы. По её щекам поползли слёзы вперемешку с водой.

     – Открой, отец! Я боюсь!

     Но дом молчал. И здесь женщина услышала, как кто-то подошёл к ней сзади. Она обернулась. Это был Ероши. Он стоял под дождём и смотрел ей в глаза. Айюшу замерла, не веря в такое чудовищное предательство. Отец, которого она безумно любила и посвятила всю свою жизнь, которого поклялась никогда не бросать, так подло предал её. Запер перед ней дом.

     Айюшу стояла, распахнув глаза, не в силах пошевелиться или вымолвить хоть слово. Ероши мягко взял её за руку и повёл в амбар. Она покорно пошла следом, не в силах сопротивляться. Вскоре они высохли и согрели друг друга.

     Дариши сидел в кресле и ухмылялся. Бормотал себе под нос.

     – Моя борода слишком седа для отцовства. Пришла пора быть дедом.

     Свадьбу сыграли в сентябре.

     Ероши, который провёл большую часть жизни в трактире не привык, чтобы женщина принадлежала ему одному. И не когда выпадет случай, а постоянно. Ему понравилось новая игра, хотя тяжело жить рядом с быстрым переменчивым ручьём, в котором столько слёз. Но она утоляла его жажду. Он любовался чистым ручьём, купался в его тёплых водах, иногда тот выливался ему за шиворот водопадом ледяных брызг. В мудрости мастера стало больше томного тёплого южного ветра.

     Айюшу первое время не хотела разговаривать с отцом. По-прежнему обшивала его, стирала, ставила перед ним тарелки с едой, но молчала в его присутствии, не слушала его речей. Она больше не находила мудрости в его словах. Но однажды она подошла к нему вместе с Ероши и сказала:

     – Я жду ребёнка.

     Ероши улыбнулся и подумал.

     – Спасибо, Омиши, за то, что игра может быть столь сладкой.

Игра в гнев

     Годы шли, и Ероши вдобавок к собственному искусству всё больше перенимал мастерство земли от Дариши и замечал, что его собственная мудрость стала более богатой и глубокой. Он мастерил деревянные игрушки для сына, работал по хозяйству, а по вечерам всё больше учеников приходило послушать его мудрость. Постепенно он стал одним из самых уважаемых людей в деревне. И во многих соседних деревнях.

     Однажды Ероши выехал во главе делегации арендаторов в замок местного владетеля, чтобы обсудить арендную плату на следующие годы. Он тепло попрощался с женой, поцеловал на прощанье сына. Его мудрость не подсказала, что он видит их в последний раз.

     Они отсутствовали две недели и задолго до возвращения увидели клубы дыма над селом. Ероши сел на землю и смотрел на свой пылающий дом. К вечеру пошёл дождь и затушил обугленные остатки жилищ. Вернулись те, кто успел спрятаться в лесу. Утром следующего дня живые начали хоронить мёртвых. Потом люди собрались в оставшихся домах. Сидели и смотрели в стены.

     Всё это время Ероши сидел на кладбище и смотрел на могилы. Не ел и не пил. Через три дня, он встал, выпил воды из широко листа могильного дерева и пошёл в деревню. Она молчала. Ероши поднял утерянное разбойниками копьё и подошёл к первому уцелевшему дому, где жил его ученик. Он постучал в дверь. Ученик открыл ему, но не приветствовал, а смотрел куда-то сквозь него.

     Ероши сказал:

     – Пошли.

     Ученик зашёл в дом и вернулся с топором. Затем они подошли к следующему дому и постучали. Человеку, который открыл, Ероши сказал:

     – Собирайся.

     Селянин зашёл в дом и вернулся с мотыгой.

     В очередном доме Ероши сказал:

     – Пора.

     Так они обошли все оставшиеся дома.

     Разбойники ушли за холмы, но местные жители знали места намного лучше и пошли напрямик, через болото. К вечеру они нагнали злодеев, которые готовились к привалу. Селяне терпеливо ждали, пока разбойники напьются и лягут спать. Когда полная маслянистая луна орошила землю мертвенным светом, Ероши ударил в шею ножом пьяного охранника. Кто-то взмахнул мотыгой, кто-то топором, кто-то цепом для обмолота, а силач Брумиши просто душил спящих могучими руками.

     Несколько минут в свете угасающего костра лилась кровь, но быстро впиталась в землю. Ероши пронзил копьём главаря разбойников.

     Когда всё было кончено, селяне быстро наносили веток из леса и соорудили огромный костёр. В небо взметнулось огромное алое пламя, очищая тела нечестивых от остатков гнилых душ.

     Селяне, молча, смотрели на пламя. А Ероши вспоминал всех, кто учил его мудрости. Омиши одарил его лёгкостью ветра, Дариши тяжестью земли, а жена мягкостью воды, а теперь жизнь опалила его мудростью огня. Мудрец почувствовал, что обрёл полноту и совершенство. Он развернулся и пошёл через лес, не оглядываясь. И потом ещё долгие годы бродил по королевству, уча людей мудрости. Но никогда больше не женился.

Игра в славу

     Слух о великом мастере распространился по всей стране. Мастер, который прошёл четыре ступени прозрения – редкий гость на Земле. Везде где был Ероши, ему сопутствовала удача, люди кланялись его мудрости, звери уступали дорогу, а фрукты падали к его ногам.

     Великий император прослышал о мудрости странника и приказал привести к себе Ероши, чтобы испытать его. Прежний мастер ушёл к Омиши, и двор пустовал без животворящей мудрости.

     Ероши предстал перед императором и всем двором. Он поклонился правителю и тот сказал.

     – Всё королевство говорит только о тебе, великий мастер, для которого открыты все тайны мироздания. Поделись с нами мудростью. Объясни суть Омиши.

     Ероши сказал:

     – Мастера всегда можно узнать по его шедевру. Что можно сказать об Омиши по его творению?

     Существует Вселенная, значит Он любит придумывать вещи, как гончар лепит из глины чашки и кувшины. Он же наполняет и опустошает их.

     Существует материя, из которой создана Вселенная, значит, Он владеет всей глиной мира.

     Существует живое и мёртвое. Значит Он повелитель живого и мёртвого.

     Существуют люди, значит, Он изваял нас на своём гончарном круге, чтобы мы думали. Думали о чём? Некоторые полагают о своём предназначении. Но когда гончар мастерит чашку, он делает её, чтобы наполнить водой, а не для того, чтобы чашка думала, для чего она предназначена. Может для вина, а может танцевать. Так и человек не создан думать о своём предназначении, а должен просто выполнять его. То есть думать. Зачем? Омиши знает зачем.

     – Говорят, Он создал нас, чтобы мы воздавали ему непрестанную хвалу, – сказал император.

     Ероши улыбнулся.

     – Если бы ему нужны были похвалы, он бы создал нас с душой собаки, и мы бы лаяли Его славу каждый день. Но хвала Омиши может быть частью нашей жизни, если мы хотим проявить свою благодарность Небесному Гончару.

     – Так зачем Омиши создал нас? – поинтересовался правитель.

     – Чашка наполнена водой, а люди жизнью. Омиши наполняет нас собой, то  есть жизнью. Это и есть наша судьба. Наполниться сущностью Омиши и насытить её своим вкусом. И каждый вкус индивидуален. А потом приходит время и Омиши берёт обратно свой дар, но уже пропитанный нашим вкусом, который радует Его или огорчает. А время – это процесс насыщения наших душ.

     – Говорят, – сказал визирь, – что мы теряем свою индивидуальность в Омиши.

     – Так говорят глупцы, – сказал Ероши.  – Если бы мы растворялись в Омиши, то тут же утрачивали свой вкус и все усилия пропадали бы даром. Нет. Омиши изысканный парфюмер. Никто не будет смешивать духи. Эти слухи пошли от того, что некоторые души добровольно смешиваются с другими душами, которые они любили при жизни, но даже тогда они сохраняют свою личность. Становятся два в одном, но с новым вкусом. Это называется любовь, особенно сладостный аромат.