Текст книги "Повесть о Монахе и Безбожнике"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Дурбанский лес.

Опушка.

Монах и безбожник не дошли до леса нескольких десятков шагов. Они остановились перевести дух, перед тем как войти в неведомое – страшное для одного и любопытное для другого.

Отношение к лесу было написано на их лицах.

Лицо монаха было отрешенно и бледно. Лицо же Шумона выражало лишь скептическую настороженность. Большая дорога, та, по которой в лес пытались войти войска эркмасса, осталась далеко в стороне. Шумон считал, что идти по ней бессмысленно – опыт военных походов эркмасса наводил именно на эту мысль, к тому же по плану Хилкмерина выходило, что к болотам можно было пройти более коротким путем.

Собственно дороги там не было. Старый охотник дал только направление и неясное напутствие – «дня через два дойдете».

Не вполне уверенный в брате Таке, Шумон поставил дело так, чтобы Дьявол, если он вдруг заинтересуется двумя бедными путниками, первым попался на глаза ему, а не монаху. Уж на кого, на кого, а на себя он надеялся.

Последнее время, лет шесть, а то и больше, он уже не помнил точно, больше всего в жизни его интересовали два вопроса: в чем тайна полета и суть Саарского инцидента. До прошлого года его еще интересовал и третий вопрос – о природе нечистой силы, но его он успешно разрешил в упомянутой Старшим Братом Атари книге «Степень приближения», собственноручно написанной им во время работы в Императорской библиотеке.

Уже потом, позже, правда, выяснилось, что в книге он выстроил для себя изящную логическую ловушку, на которую и указывал в недавнем разговоре глава Гэйльской общины: развенчивая логические выводы и свидетельства очевидцев Братьев по Вере в пользу существования Дьявола он сам не мог привести иных доказательств, кроме опять же логических, ибо не существование чего-либо нельзя доказать фактом.

Обычно явления нечистой силы происходили где-то далеко и когда слухи об этом достигали Гэйля что-либо предпринимать было поздно – как объясняли Братья, приспешники Пеговы не любили задерживаться на одном месте подолгу и поэтому Шумон очень надеялся, что в этот раз ему улыбнется удача, и логические построения подтвердятся самым недвусмысленным образом.

Через несколько мгновений они двинулись вглубь леса.

Первым, спиной вперед, пятился Младший Брат Така не переставая бормоча молитву, а в двух шагах позади него, придерживая монаха за пояс шел сам бывший Императорский библиотекарь. Первые два поприща они прошли без приключений. Они шли, не разговаривая друг с другом, лишь изредка Шумон негромко направлял брата Таку в нужную сторону.

Чем дальше они уходили от опушки, тем спокойнее становился монах. Вскоре он уже перестал вздрагивать от каждого шороха и начал спотыкаться.

Прошло время, и они миновали ту часть леса, куда еще иногда заходили окрестные жители. Исчезли пеньки и следы порубок. Лес помрачнел. Мощные деревья возносились вверх, кронами загораживая тяготеющее к горизонту солнце. Все теснее и теснее обступаемые деревьями они все чаще обходили поваленные стволы и купы кустов. Дороги не было, но можно было хотя бы определиться с направлением. Охотничий домик эркмасса, судя по всему, был еще далеко и времени, чтобы дойти до него дотемна им могло не хватить.

Они присели на упавшее дерево. Шумон молча, а монах со вздохом облегчения.

– Ну и где твоя часовня? – спросил Шумон у него.

– Часовня-то на месте, – ответил монах, – да где мы?

– Вот именно это меня и интересует.

Брат Така разминая затекшую шею крутил головой. Посмотрев вверх, он задумчиво спросил сам себя:

– На дерево разве влезть?

В это время ветер донес до них ослабленный расстоянием грохот. Чистый, тягучий звук протек над ними и растаял в зелени деревьев. Путники встрепенулись.

– Часовня? – спросил Шумон.

Брат Така отрицательно мотнул головой, настороженно вслушиваясь в ветер.

– Нет. Это из города, из Карцерной башни.

Вытянув голову, монах ждал повторения и после второго удара расплылся улыбкой, но тут в шум ветра неизвестно откуда залетел еще один звук – тонкий, едва слышный свистящий шелест. Был он тих, но и Шумон и брат Така поневоле обратили на него внимания – звук был совершенно не знаком.

Брат Така вслушался, и лицо его сморщилось. Это отчасти походило на звук, издаваемый ручной мельницей. Похоже, но не то. Металл скрипел по металлу, но в нем не слышалось круговой завершенности, когда металлическая рукоять, поворачиваясь, возвращается на место и начинает движение снова. Казалось, что кто-то необычайно быстро открывает калитку, заставляя ее издавать противный скрежещущий звук.

Он шел откуда-то сверху, вместе со светом просачиваясь через кроны деревьев, и как все незнакомое таил в себе опасность. Брат Така быстро закрутил головой, но Шумон, догадываясь чем может обернуться для монаха неожиданность, остановил его.

– Спокойно. Встань лицом ко мне и молись.

Монах послушно зашептал молитву.

Ухватив его за рукав, Шумон задрал голову. Шум сделался явственней, выделившись из лесных звуков. Лес словно отказывался от него. Не желая прятать в шелесте листьев и щебете птиц, он отторгал его от себя как нечто чуждое этому миру.

Ждать прошлось недолго. Шум усилился. Теперь он показался Шумону похожим на шум устройства, что альригийские ювелиры использовали для огранки алмазов, но ему и в голову не пришло перепутать одно с другим. Альригийские ювелиры, как и их Имперские коллеги, летать не умели, да и не стремились этому научиться, а тут… Звук набегал волной откуда-то с неба, и он прищурился, чтобы разглядеть то, что его создавало. На миг над головой Шумона в просвете деревьев мелькнуло что-то большое, с изящными округлыми формами. Тень от него стремительно скользнула по земле и унеслась, захватив с собой шум. Несколько секунд он, все более и более слабеющий еще был слышен, однако вскоре затерялся и пропал.

Шумон ничего не успел разобрать – так стремительно было движение – только форму, и еще контур человеческого тела, сидевшего верхом на неведомом предмете остались в его памяти.

– Что это? – спросил монах.

– Не знаю, – ответил Шумон ошеломленный не меньше монаха. – Считай, что ничего не было. Пошумело, пролетело и все…

– Пролетело? – вскричал монах.

Шумон на секунду замешкался. Он не собирался рассказывать монаху то, что видел, понимая, что рассказ повергнет того в религиозный экстаз, который окончится либо продолжительной молитвой, либо пляской, а время терять не хотелось.

– Пролетело? – переспросил он. – Кто сказал «пролетело»? Прошумело… Просто какой-то шум был вот и все. Был и пропал.

Дурбанский лес.

Парные холмы.

Солнце у них над головами двигалась быстрее их. Это стало понятно, когда деревья расступились, и они вышли на обширную поляну, через которую шла гряда невысоких холмов. Они походили на хребет громадной змеи заползшей сюда в далекие времена и издохшей тут от приключившихся неприятностей. Теперь скелет рассыпался на части, зарос травой и кустами и каждый холм казался частью иссохшего позвоночника. Увидев их, брат Така обрадовался.

– Это же Парные Холмы! Нам теперь отсюда вправо взять нужно.

Определившись, брат Така заметно повеселел лицом и начал дергать Шумона.

– Давай, безбожник, шевелись. Нам еще идти и идти.

Подтягиваемый монахом экс-библиотекарь поднялся на первый холм. С него было видно, как где-то далеко, из гущи леса торчит шпиль часовни с фигуркой третьего воплощения Кархи на верхушке. Пока брат Така благоговейно рассматривал видение, Шумон оглядывал подходы к лесу, прикидывая, где лучше опуститься с холма и обойти заросли. Внимание его привлекли камни у подножья холма.

Что-то было там, в траве, что-то призывно блестевшее на солнце. Сверху и издалека Шумон не мог различить, что именно там лежит, но место запомнил очень хорошо – между двух камней, похожих на остроконечные шапки горцев.

– Ну что, будем стоять? – нетерпеливо спросил монах. – Шевелись, шевелись…

Поддерживая друг друга, они начали спускаться вниз по склону холма. Ноги брата Таки путались в траве и время от времени он шепотом вставлял в молитву слова, которые уместнее было бы произносить в харчевне. Слушая его, Шумон поневоле занервничал:

– Ты молись лучше, а не ругайся.

– Я и молюсь, – огрызнулся монах. – Послушал бы я тебя, безбожник, кабы стал ты на мое место.

– Ладно, ладно, – сказал Шумон, понимая неуместность спора. – Молись как хочешь, только иди.

– Да как тут пойдешь? Трава…

Окончить фразу он не успел. Зацепившись не то за куст, не то за некстати подвернувшийся камень брат Така опрокинулся навзничь, хватая руками воздух, покатился вниз. Посмеяться над неуклюжестью слуги Божьего экс-библиотекарь не успел. Не успев отпустить монаха, он тоже не устоял на ногах и полетел следом. Хотя склон был не очень высок, камней на нем оказалось предостаточно, в чем ему пришлось убедиться к собственному неудовольствию. У подножья холма Шумон оказался первым. Он едва успел снять с лица залепившие все глаза листья, как сверху навалился непрерывно ругающийся брат Така. На секунду у безбожника снова потемнело в глазах, но только на секунду. Когда сознание вернулось к нему, кругом была обычная лесная тишина, наполненная шумом ветра и щебетом птиц. Брат Така молчал. Шумон сбросил со своего лица его руку.

– Ну, брат… – ничего больше он сказать не смог. Слова застряли в его горле, словно превратились там в сухие камни. И было от чего.

Перед ним во всей своей мерзости стоял Дьявол.

Дурбанский лес.

Атмосфера.

Настроив автопилот на маяк заповедника, Сергей убрал руки в карманы, и, как мог низко, пригнулся к корпусу аэроцикла. Загороженный остатками лобового стекла, он лежал неподвижно, стараясь не дать заползти за пазуху струям холодного воздуха, продувавшим насквозь разбитую кабину.

Однако, пролежав так всего несколько секунд, он поднялся. Ветер с новой силой накинулся на человека, но Сергей предпочел мерзнуть, чем еще раз испытать ту тошнотворную дрожь, которой изнывала машина. Бесшумный, новенький аппарат, на котором он три часа назад вылетел с базы после неудачной посадки на вершину «Кривого пальца» издавал в полете какой-то недостойный механизма жалобно – всхлипывающий визг и мелко трясся.

У Сергея было две возможности: либо, продолжая мёрзнуть, как можно быстрее долететь до базы и там погреться, либо снизить скорость и с комфортом долететь до финиша.

Вне всякого сомнения, он предпочел бы второй вариант, но к несчастью фантоматическую установку аэроцикла постигла участь лобового стекла, и он был лишен возможности оставаться невидимым. Чтоб не давать туземцам поводов к суесловию приходилось смириться и терпеть.

Отвлекаясь от неприятностей, он начал думать о кружке горячего какао, которую выпьет, едва переступит порог базы, о теплом душе, о махровом халате, о каплях прозрачной воды на чистой коже. Представив себе все это, он почувствовал прилив энергии и даже забубнил что-то бодрое.

Проносившиеся под ним деревья слились в равномерно окрашенный зеленый фон. Далеко впереди зеленый цвет постепенно переходил в коричневый – там начинались знаменитые Замские болота, на краю которых и располагались жилые домики «Усадьбы».

Он поднялся повыше, разглядывая уже знакомый для него пейзаж: болото, усыпанное многочисленными островками копошащихся на мелководье драконов, и аккуратные белые домики на берегу. Болото было для него чем-то вроде старого знакомого. Два года назад он с друзьями продирался через Замскую трясину, правда, не тут, а севернее.

Сергей заложил крутой вираж и, заглушая визг аппарата веселым свистом, пошел на снижение. Какао из приятной гипотезы превращалось в реальность.

В этот раз приземлился он удачно, однако надеждам на приятный вечер сбыться было не суждено.

Прямо у посадочной площадки его перехватил Чен, и направил на разгрузку внепланового грузовика с базы на Мульпе – заповедник только-только строился, и грузы шли непрерывным потоком. Когда погрузка завершилась и челнок отбыл назад на Мульп он понял, что в какао и теплом халате уже не нуждается, разве что в душе… Но и тут его ждала неудача.

Возвращаясь к себе он так, на всякий случай, заглянул в ремонтный модуль, где киберы занимались его аэроциклом и задержался там на три часа, помогая бестолковым механизмам ремонтировать покалеченный аппарат. Закончив с этим, он пошел в жилую секцию, чтобы, как выражался друг-Давид, «предаться разврату сна», но не тут-то было. В конференц-зале, который по старинке все кругом еще называли кают-компанией, шла дискуссия, о законности их присутствия на землях Империи, в которой с небольшим риском для жизни он до полуночи принимал участие….

Дурбанский лес.

Парные холмы.

Первобытный, темный страх сжал шумоново сердце. Потом отпустил и трепыхнувшись, оно упало куда-то в глубину испуганного тела, словно в бездонный колодец. Холодный ужас волной прокатился от головы к ногам, парализуя всякое их движение…

Сколько времени продолжалось это ужасное забытье он не помнил. Придя в себя, Шумон осознал, что все еще сидит на земле и, поглаживая по спине брата Таку, шепотом приговаривает:

– Тихо, тихо, тихо….

Младший Брат, кстати, в этом совершенно не нуждался, ибо лежал без сознания, упершись головой в камень, остановивший его неодолимое движение вниз.

Три шага разделяло их – скованного страхом безбожника и Дьявола. Страх скрутил все оставшиеся мысли и забросил их куда-то на край сознания. Опустошенная ужасом голова, казалось, звенела на ветру тонким комариным звоном, и в этой оглушительной пустоте метался, почему-то, голос охотника Хилкмерина:

– Вспотеете ещё, ногой вас в грудь…

Парализованный страхом Шумон сидел, пока руки сами собой не потянулись к шее, где висел подаренный Старшим Братом оберег. Это движение наполнило его таким стыдом, что он скрипнул зубами. Стыд и неподвижность страшной фигуры привели его в чувство. Ему стало стыдно собственного страха.

– Тебя нет, – едва слышно сказал он. – Нет и быть не может!

Дьявол не ответил ему. Он просто стоял и смотрел прямо в душу.

– Нет тебя! – уже громче повторил Шумон. Он понимал, что пропадает, но ничего не мог поделать с собой. – Нет тебя и не было никогда!

Звук голоса дал смелость. Совершая над собой насилие, непослушной рукой он поднял с земли свою шляпу, и бросил её в сторону неподвижной фигуры. Порыв ветра подхватил ее и пронес на два шага больше, чем рассчитывал безбожник. Она упала дьяволу на ноги и тот… исчез.

Все осталось на своих местах: солнце в небе, деревья, камни, похожие на остроконечные шапки горцев, его шляпа между ними. Не было только Дьявола.

Шумон снял с плеча флягу и основательно приложился, унимая дрожь во всем теле. Мокрый от пережитого ужаса он расслабленно рассматривал свою чудесную шляпу. В том, что Дьявол не исчез, а сидит под ней, он был абсолютно уверен, как и был уверен, что Дьявола не существует. Это было очень странное чувство – быть уверенным сразу и в том и в другом, но так оно и было.

Встав на четвереньки, он осторожно подобрался к камням.

Сидя перед шляпой Шумон испытывал два прямо противоположных чувства. Ему очень хотелось посмотреть, что там, под шляпой, и в то же время очень не хотелось до нее дотрагиваться. Дремучий страх предков, что еще жил в нем под грудой знаний и научного скептицизма, всколыхнулся трясиной, куда как более опасной, чем Замские болота.

Наконец, решившись, он, глубоко вздохнув, сунул туда руку. Шаря пальцами в траве, безбожник не думал о том, что должен найти там. Подсознательно Шумон был готов к тому, что его укусят за палец, либо ухватят за руку, но ничего подобного не произошло.

Под шляпой было пусто.

Под пальцы попадались только трава, листья да неправильной формы камень.

Не поднимая шляпы, он подхватил и его и поднял над землей. Качнул, определяя вес, и удивленно вздернул брови – для своих размеров тот был слишком легок. Прижав шляпу к груди, он внимательно осмотрел место, где та только что лежала.

Земля была пуста. Логика подсказывала, что Дьявол либо ушел под землю, либо в камень, который он прижимал к своей груди. Шумон вздохнул глубоко, как мог, давая себе мгновенную передышку. Нужно было решаться. И он решился.

Напрягшись, он рывком сдернул шляпу с камня, и в ту же секунду от неожиданности выронил его. Вырвавшийся и небытия Дьявол качнулся, заваливаясь набок, полетел вниз и снова пропал. Уже не мешкая, Шумон наклонился за камнем и поднял его с земли. Снизу пальцы его нащупали ряд поперечных бороздок. Осторожно поворачивая камень, он увидел, как они вспыхнули ярким светом, и из камня возникла фигура Дьявола.

Стиснув зубы, и шумно дыша, безбожник держал камень на вытянутой руке, поворачивая его то в одну, то в другую сторону и от этого Дьявол послушно то появлялся, то исчезал.

Страха в человеке больше не было.

Раз сто он поворачивал камень то туда, то сюда, заставляя Дьявола то исчезать, то появляться вновь. Фигура на глазах возникала из небытия, вырастала и пропадала неизвестно где. С каждым таким поворотом на него накатывалась волна радости. В груди словно повеяло свежим ветром, и восторг гремел как прибой в береговых скалах.

Он не помнил, сколько простоял так, наполненный радостью победы и открытой истиной, но луч солнца, залетевший в глаза, привел его в чувство. Он вспомнил о монахе.

Убрав камень в мешок, вернулся к все еще бездвижному Таке. Его товарищ лежал, обнимая камень, и у Шумона мелькнула мысль, что стоит монаху пошевелиться, разнять руки, как камень, который он протаранил головой, развалится на части.

Сдернув капюшон, безбожник ощупал голову. Здоровенная шишка оказалась единственным повреждением, полученным монахом при падении.

Шумон перевернул своего спутника на спину и приложил к губам флягу. Вино оказало чудесное действие. Брат Така дернулся и рывком сел. Шумон отскочил от него – глаза у монаха были бешенные.

– Куда? – непонятно о чем спросил монах. Глаза его, оттолкнувшись от Шумона, быстро обежали окрестности. Пальцы сжались в кулаки. Он готов был постоять против кого бы то ни было. Но ни найдя врагов, расслабился, кулаки разжались. Ощутив боль, ощупал голову, немного успокоился и сел на землю.

– Кто это меня так? – спросил он у Шумона, поглаживая шишку. По тону, безбожник понял, что тот хочет спросить, не Дьявол ли его ударил, но не решается произнести имя вслух, боясь накликать неприятности.

– Это был добрый гранитный валун, – успокоил его компаньон. – Ребра целы?

Брат Така пошевелился. Кроме головы ничего не болело, и он утвердительно кивнул. Шумон оттянул монашеское веко, заглянул в глаза спутника. Тот безропотно позволил это сделать.

– Голова не кружится?

Така тряхнул волосами.

– Да нет.

Безбожник смотрел на монаха и видел, как бешенство уступает там место безмерному удивлению.

– Все живы и здоровы, – подвел итог приключению Шумон. Душа его пела. – Хватит сидеть, Божий угодник. Пойдем. Если мы не дойдем до часовни, и нас задерут черти, тебя разжалуют в Племянники.

– Не такого звания – «Племянник», – пробурчал сбитый с толку монах, все еще подозрительно оглядываясь. Он все искал гадость, которая привела безбожника в такое хорошее настроение.

– Для тебя выдумают. Вставай лежебока, вставай.

Подталкиваемый веселящимся безбожником монах, бойко пятясь, обошел холм и снова вошел в лес.

Шумон от возбуждения приплясывал. Он шел, улыбаясь, то и дело трогая свой мешок. Взвинченный случившимся он перестал настороженно вглядываться в окружавший их лес. Думая о загадочном камне, отыскивая место для него в своем видении мира, безбожник перестал следить за дорогой. Брат Така понял это, когда дважды наткнулся на здоровенные, в обхват, деревья, которые его поводырь никак не мог не видеть.

– Ты куда смотришь, чертов пособник? – раздраженно опросил монах, потирая отбитую после очередного падения спину. – Ослеп? Глаза проглотил?

И, не давая безбожнику прийти в себя, добавил:

– Сейчас они у тебя назад вылезут!

Обхватив ручищами Шумона, он легко повернул его спиной к себе и с наслаждением пнул ногой. Не устояв, безбожник покатился по траве, ломая молодую поросль.

С удовольствием оглядывая дело ног своих, брат Така, готовый к драке, уставив руки в бока, смотрел на копошащегося в кустах Шумона. Подняв одну руку вверх, он провозгласил: – «…ибо слаб каждый, в ком нет силы Братства…»

Возвращенный из заоблачных высот на землю Шумон сперва ошалело смотрел на спутника, прижимая мешок к груди, а, сообразив, что произошло, вскочил на ноги.

Первым желанием, которое испытал экс-библиотекарь, было желание схватить в руки палку потолще и расквитаться с ухмыляющимся монахом.

От взаимного истребления их спасло только то, что в первые горячечные мгновения ему ничего подходящего на глаза не попалось, а чуть поостыв он понял, что брат Така в какой-то мере прав: отвлекаться сейчас было никак нельзя. Неожиданности наверняка еще не кончились, поэтому месть следовало отложить на более подходящее время. Поквитаться с монахом придется чуть позже, когда ничто не сможет отвлечь его от этого занятия. А пока…

– Шутки у тебя… – совершенно естественным голосом сказал он, потирая отбитое место.

К своему удивлению брат Така не уловил ни злобы, ни раздражения в его голосе. Приготовившийся к потасовке монах расслабился. Необидчивость безбожника разоружила брата Таку. Некоторое время они молча стояли ожидая друг от друга извинений, но, не дождавшись их, пошли дальше.

Вновь и для одного и для другого потянулось время, наполненное напряженным ожиданием неизвестно кем приготовленных подвохов.

Посматривая за спину монаху Шумон размышлял о случившимся у «Парных холмов». В чудеса он не ветрил, и оттого ничуть не сомневался, что чудесный камень в его мешке дело рук человеческих, только вот где искать эти руки? Кому могло понадобиться разбрасывать такие камни по всему лесу? Для чего? Ответ вроде бы лежал на поверхности. Что подумает простой человек, или, что важнее, что сделает, увидев Дьявола, не нужно было гадать. Он просто сбежит. Сделает все то, что уже делали и Братья по Вере и эркмассовы наемники.

Камень вызывал страх. Ужас.

«Пугают, – подумал он, – пугают нас как детей. От леса отваживают… А зачем? Кому польза оттого, что в лесу людей не будет? Звери, конечно, вздохнут спокойнее, только куда зверям-то? Они твари неразумные…» Он представил себе лосиное копыто рядом с пугающим камнем и весело рассмеялся. Монах только головой покачал. Безбожник прикусил губу, оставляя смех за щекой.

«Дикарям вот еще тоже облегчение. Не будут их с двух сторон стегать… Только куда им…Альригийцам если только…»

Он почувствовал, что истина где-то рядом, замедлил ход.

«Эти, конечно, могут. По подлости характера они наших ничуть не слабее, только кто там у них такое сделать сможет? Работа-то уж больно тонкая….»

Он хотел сунуть руку в мешок, но сдержался.

«Хотя выгода-то, все же, прямая видна – если с нашей стороны в лес хода не будет, то весь лес к альригийцам отойдет…»

Шаги его становились все короче и короче. Он остановился. «Драконарий! Лесосплав! Это же все тогда, им достанется…. Страх, он лучше пограничной стражи держит!».

Монах дернулся и тоже встал.

– Что? – обеспокоено спросил он. – Опять?

Безбожник посмотрел сквозь него и толкнул рукой в грудь – иди мол, нечего стоять…

Имперский город Гэйль.

Монастырь Братства.

– Они ушли?

– Ушли…

Старший Брат Амаха с уважением посмотрел на хозяина и удовлетворенно потер ладони.

– Быстро у тебя это получилось…

Атари улыбнулся в ответ.

– Когда хочешь, что получилось быстро, то оно так и получается.

– Теперь бы захотеть, чтоб получилось хорошо…

Старший Брат говорил то, о чем думал и сам Атари.

– Пока это зависит от нас.

Амаха кивнул.

– Через пару дней пошлем первое письмо в Эмиргергер.

– А писать его начнем прямо сейчас!

Атари понимал нетерпение гостя, и подумав мгновение, согласился. Раз Карха измыслил все сущее, то он измыслил и то письмо, которое они должны написать Императору. Оставалось только принять его от Шестивоплощенного.

Дурбанский лес.

Разбойничий привал.

Через три или четыре поприща Шумон, шедший лицом к ветру уловил запах дыма. Он закрутил головой, стараясь определить, откуда он, но не смог – ветер налетал порывами и запах то появлялся, то исчезал. Прекратив молиться, брат Така обеспокоено спросил:

– Что, опять гудит?

– Нет, – успокоил его Шумон. – Дым. Дымом пахнет.

Брат Така остановился и принюхался. Налетевший ветер принес с собой запах гари и какого-то варева.

– Точно. Похлебку варят, – сообщил он Шумону. – Где-то рядом.

«Этого еще не хватало», – подумал Шумон. – «Неужели и впрямь альригийцы?»

– Постой тут, – предложил он монаху, – а я посмотрю, что там такое.

– Э-э-э нет, безбожник, – разом насторожившись, монах покачал головой. – Один ты никуда не пойдешь!

Шумон усмехнулся, вспомнив о камне в мешке, и пожал плечами.

– Ну, как хочешь. Пойдем вместе. Только имей в виду. Если Дьявол встретится, я с тобой не побегу и искать тебя не буду.

– Не пугай, – насупился монах. Упоминание о Дьяволе охладило его рвение. – Я с молитвой.

Не ответив, Шумон крадучись пошел вперед. Запах дыма становился явственнее. Вместе с ним сжали доноситься и звуки – металлический звон, смех.

Стараясь не шуметь, Шумон пробрался сквозь кусты. Их заросли сбегали в большой овраг, на дне которого журчал неширокий – в два шага перешагнуть – ручей. Снизу поднималась сырость, но те, кто бродил по оврагу не боялся сырости и холода… Прямо под ними четверо из них сидели у костра, над которым висел котелок с каким-то варевом. Ветер донес до Шумона обрывки разговора:

– А жрать я хотел – тут никаких слов не подберешь. Сорок поприщ с седла не слезая проскакал. Они из меня все вытрясли. Спрашиваю его: «Сколько стоит твоя тухлятина?» – «Пять монет» – говорит и интересуется – «А ты жрать– то сильно хочешь?» А по мне, наверное, видно было, что у меня на уме кроме еды нет ничего. «Конечно, – говорю – еще как хочу!» А он, собака, смеётся и говорит: «Ну, раз так, тогда семь монет!»

У меня аж дыхание сперло от такой наглости. «Что ж, ты, говорю, бандит, прохожих обираешь?» Смеется, собака, зубы скалит. Ну, думаю, смейся, смейся. И я с тобой посмеюсь. «Давай, говорю, весь лоток за золотой?» У него глаза заблестели – давай, говорит, согласен. Еще бы ему не согласиться! Ну и купил я весь лоток. Не пожалел нашего золотого.

Смех заглушил конец разговора.

Хрустнувшая позади ветка заставила безбожника отвлечься. В спину осторожно засопел брат Така.

– Что там? – неожиданно робко спросил он.

– Посмотри.

Шумон отодвинулся, освобождая место. Дав монаху насмотреться, он заметил:

– Это не лес, это черт знает что. Тут людей как у эркмасса на кухне в день тезоименинства.

– Может ловчие? – неуверенно предположил монах.

– С такими то рожами? – усмехнулся безбожник. – Скорее уж бродяги. Как это их гнев Божий обошел?

Люди внизу, казалось, ничего не боялись. И это не было похоже на браваду. Они держались совершенно естественно. Ни в разговорах, ни в их поведении Шумон не заметил никакой нервозности. Это заставляло думать, что перед ним либо ничего не боящиеся горожане, либо издревле живущие в этом лесу разбойники, почему-то понятия не имеющие о том, что твориться вокруг них.

Шумон не успел поделиться своими соображениями с монахом, как люди у ручья зашевелились – видно варево уже поспело, и потянулись к костру. Через мгновение из-за деревьев вышли еще двое. Глаза одного из них были завязаны черной тряпкой. Он медленно шел вперед, ведомый своим спутником.

– Слепой, – шепнул Шумону в ухо брат Така, а от костра кто-то крикнул:

– Эй, Хамада, Ефальтий, где вы там?

Эти два слова «Хамада» и «слепой» слились в голове Шумона в единый образ.

Конечно, это были разбойники. Мало кто из горожан не слыхал о Слепом Хамаде, вожаке шайки фальшивомонетчиков.

Дальнейшее сидение в кустах становились не только бессмысленным, но и опасным. Шумон пополз назад. Добравшись до брошенных мешков, он поднялся на ноги.

– Стражников бы сюда, – мечтательно сказал брат Така, – мы б их прижали…

Он тряхнул головой и улыбнулся своим мыслям, представляя, что тут начнется, если вдруг прямо с неба на разбойников посыплются стражники… Мысли Шумона были куда как менее радостными.

– А вот им, что нас с тобой прижать никакой помощи ненужно. Своими силами обойдутся.

Безлесный овраг еще щедро освещался солнцем, а в лесу потихоньку станови лось все темнее и темнее. Сумерки пока были ощутимы только у земли, глаза переставали отличать мелкие детали, и трава казалась ковром, стелящимся под ноги. Это означало, что скоро двигаться можно будет только на ощупь.

Дурбанский лес.

Часовня.

Осторожно пробираясь в сгустившихся сумерках они прошли еще два поприща и вышли на засеку, сплошь устланную поваленными деревьями. Она осталась в память о бунте приверженцев Просветленного Арги произошедшем пять лет назад.

Тогда фанатики из секты Просветленного подняли фермеров Внешнего Пояса Обороны, разоренных трехлетними недородами, и штурмом овладели Гэйлем. Этот бунт, обычный, рядовой по меркам Империи, какие случались чуть не ежегодно, был жестоко подавлен Императором.

Выбитые из Гэйля повстанцы отошли в лес, к городу Справедливости, построенному Аргой где-то в глубине леса, соорудив эту засеку, в надежде отгородится ей от Императорской кавалерии. Это, однако, не помогло. Город Арги после пятнадцатидневной осады был захвачен и разрушен. Сам Просветленный погиб. Отдельными вспышками восстание продолжалось еще около года, но к началу полевых работ постепенно сошло «на нет», оставив после себя скрытые где-то в лесу развалины города Справедливости и эту засеку. Стволы лежали на ней в беспорядке, топорщась щетиной хотя и полусгнившие, но все еще способные выполнить свое предназначение – задержать любого, кто попытается пройти через них. Засека была шириной шагов в сто и уходила в обе стороны куда-то в глубину леса

– Верно идем? – спросил Шумон.

– Вернее некуда. Перейти надо, а там упремся…

Брат Така не рискнул переходить преграду спиной вперед и, несмотря на приближающуюся ночь, в полный голос читая «Дневное покаяние», стал прыгать через стволы. Подгнившие деревья скрипели, грозили острыми сучьями, но остановить путешественников не смогли.

– Вот и дошли, – удовлетворённо сказал монах на другой стороне. – За засекой еще три поприща и все. Отдых!

Когда они вышли к часовне из-за кромки леса, отчетливо выделявшейся на сиреневом небе, показался Лао, добавив свой скупой свет к лучам заходящего солнца.

Часовня стояла внутри легкой решетчатой ограды. Ажур металлических прутьев окружал сад и несколько низких домиков расположившихся внутри неё.

Из-за деревьев виднелась крыла большого двухэтажного дома. Около ворот брат Така сбросил с плеч мешок и достал большой ключ. Запор щелкнул, монах плечом отодвинул створку, пропуская вперед Шумона: