Текст книги "Добрая фея короля Карла"
Автор книги: Владимир Москалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Вот и славно! – с улыбкой одобрил будущие действия соломенной вдовы маршал де Вьенн и обернулся к советнику парламента: – Хорошо, что у короля нет такой пылкой подруги: он не тронулся бы с места.
– Только как же мы убежим? – заволновалась графиня. – А епископ? А охрана?
– Что касается епископа, то нет оснований думать, будто ему придет охота стоять у вашего ложа со свечой в руке.
– Это так, но охрана?..
– Среди солдат, можно быть уверенным, не окажется ни одного, кто отказался бы от кружки хорошего вина, которое будет у них в изобилии. В вино будет добавлено зелье, оно заставит стражу уснуть крепким сном.
– А они проснутся? Не отравленным ли окажется вино?
– Тот, кто взял на себя такой труд, хорошо знает свое дело. Будьте уверены, доза не смертельная.
– Кто же он, тот, кому ведомы тайны власти над человеческими жизнями?
– Когда-нибудь вы об этом узнаете, Мария.
– Ловлю вас на слове. Однако что же дальше, когда охрана уснет?
– Об этом вам расскажет аббат.
– Стало быть, моя миссия…
– …закончится, едва супруг на ваш вопрос, согласен ли он, ответит «да»!
Герцогиня молчала. Грудь ее бурно вздымалась, неподвижный взгляд был устремлен за окно, глаза блестели, выдавая готовность к безрассудствам и сладостные мечтания о будущей встрече. Она была согласна на эту авантюру, весь вид ее не просто говорил – кричал об этом, давая понять собеседникам, что всякие последующие вопросы излишни. Мария была молода, жажда приключений толкала ее совершать безумства, нимало не заботясь о последствиях. А тут речь шла о муже, сыне короля! Как тут позволить взять верх сомнениям или отказу, если под угрозой ее брак? И она будет бороться до конца! Она вырвет мужа из лап заокеанского пришельца, который задумал погубить его!
Уже не владея собой, графиня де Гиз едва ли не упала на скамью рядом с маршалом и вцепилась в его руки:
– Когда я должна выезжать? Кто даст сигнал?
– Праздник намечен на двадцать второе июля. Ждите известий от Ла Гранжа. Путь до Кале недолог: три – пять дней. Не сегодня завтра аббат выезжает.
– Господи, помоги нашему духовному отцу! – молитвенно сложила руки на груди Мария.
– Он поможет, Мать попросит Его об этом.
– Мы с Людовиком уедем в Бретань, к моей матери. Как ей, должно быть, тяжело бороться с Монфором!
– Дофин сделает все возможное, чтобы помочь герцогине де Пантьевр стать хозяйкой Бретани.
– Дофин? Странно… Вы говорите так, словно короля Жана уже нет в живых.
– Но ведь он отбудет в Лондон; кому же управлять королевством, как не его сыну Карлу? И от вас зависит, так ли все произойдет на самом деле. Хочу вот еще что сказать, мадам, дабы у вас перед глазами сложилась ясная картина. Дофину ровным счетом ничего не известно об этом предприятии; его друзья сочли долгом не посвящать пока что его высочество в свои планы. Просто мы решили спасти из заключения и от возможной смерти его брата.
– Вашего мужа, мадам. Вы долго страдали, а теперь, наконец, должны быть счастливы, но разве это возможно, если любимый супруг томится в неволе?
– Однако ходят слухи, что ему там не приходится скучать, – многозначительно прибавил д’Оржемон, не сводя глаз с молодой графини. – К его услугам всевозможные развлечения: игры, охота, женщины…
Мария де Блуа резко повернулась, вперив в советника судебной палаты парламента негодующий взгляд. Ноздри у нее раздулись, глаза округлились; казалось, ее взор в сию же секунду испепелит д’Оржемона.
– Но это всего лишь слухи, – поспешил ее успокоить маршал, отнюдь не желая компаньону столь скверной кончины. – Мало ли что болтают кумушки на рынках, им бы только почесать языком.
Но зерно ревности уже стало набухать. Рывком поднявшись, Мария Бретонская подошла к окну и, устремив пытливый взор на тянувшуюся вверх улицу Сен-Дени, с мольбой в голосе произнесла:
– Господи, скорее бы вернулся аббат!
Глава 9
Легко ли выполнить поручение короля?
И Мария дождалась-таки. Ей сообщили, что к дворцу только что подкатил экипаж, оттуда вышел аббат Ла Гранж и неторопливо направился в левое крыло, к покоям короля. Он был абсолютно спокоен: ему удалось выполнить поручение, и он сделал это с тем бо́льшим усердием, что совершил путешествие по приказу монарха. Никто не мог предвидеть, что тому внезапно придет в голову послать святого отца к своему сыну.
Вот как было дело. Аббат собирался уже выезжать, как вдруг Жан II позвал его к себе. Недоумевая и опасаясь самого худшего, Ла Гранж вошел. Король двинулся ему навстречу.
– Святой отец, я хочу дать вам поручение. Оно касается моего сына, который томится в Кале.
Аббат точно окаменел. Разнюхали-таки! Теперь конец. Уж не хочет ли Валуа посадить и его рядом с принцем? И это еще в лучшем случае; в худшем же, предъявив обвинение в заговоре…
– Как вам известно, – остановил вихрь его мыслей король, – скоро праздник, день святой Анны. Мой сын не виновен в том, что сидит в темнице, а потому он имеет полное право присутствовать в соборе на богослужении. Я говорю о Булони. Праздник этот, конечно же, отметят и в Кале, но это будет примерно то же, как если бы в постель к новобрачному вместо супруги положили вырезанную из дерева куклу.
Аббат заставил себя улыбнуться; он с тревогой ожидал продолжения, не понимая, почему король не отдает приказания заключить его под стражу. Вместо этого он услышал:
– Поезжайте в Кале. Людовик, конечно же, даст согласие. Однако необходимо испросить дозволение у епископа, он исполняет обязанности наместника города. Нанесите ему визит, думаю, он не откажет узнику в такой просьбе.
Аббат ждал. Сейчас король станет обвинять его в подготовке заговора, потом позовет стражу и… Перед глазами встала сцена в Руане, когда король казнил без промедления друзей Карла Наваррского. Проклятые шпионы!
– Да, вот еще что, – вполне миролюбиво продолжал Жан II. – Я отправлю в Булонь невестку, там они увидятся с Людовиком. Бедняжка совсем захирела в стенах дворца. Это будет радостный день для обоих; свидание несколько скрасит их печаль.
И замолчал. Ни слова больше. Аббату показалось, будто он поднимается из гроба: это была всего-навсего просьба отца, который вспомнил-таки о сыне. Значит, ему ничего не известно. Но как удачно все складывается, кто бы мог подумать!
– Это, пожалуй, всё, святой отец.
Аббат почувствовал, как за спиной у него словно вырастают крылья.
– А епископу скажите, что такова воля короля.
Крылья расправились; взмахнув ими, Ла Гранж собрался уже вылететь из покоев, но тут король прибавил:
– Будьте с ними и присматривайте за обоими: как бы принц не вздумал бежать с молодой женой. Вы привезете ее обратно.
Одно крыло, сломавшись, упало; следом торопилось другое.
– Да ведь он связан рыцарским словом, сир, разве посмеет он нарушить его?
– Вот вы и проследите за этим. Людовик молод, горяч, в объятиях супруги он легко может потерять голову.
Аббат чуть было не брякнул сгоряча: «Еще бы, ведь она уговорит его!» Но вовремя сомкнул губы.
– Упустите голубков – голову с вас сниму! – сдвинув брови, напутствовал на прощание монарх.
Коротко поклонившись, аббат вышел со сложенными за спиной крыльями. Теперь они ему стали не нужны. Первым же делом он отправился искать кого-нибудь из сообщников: легальность его миссии вовсе не исключала удара по шее топором. Ему повезло: в коридоре он встретил прево. Тот беседовал с судейскими о том, что касалось административных дел и нового ввода налогов. Подождав, когда он останется один, аббат потащил его за одну из портьер.
– Гуго! Ему, кажется, все известно, – оглядевшись вокруг, шепнул он на ухо собрату.
– Кому? – не понял тот.
– Королю! Я только что от него.
И аббат поведал о том, что с ним приключилось с четверть часа назад. Прево спокойно, без признаков волнения выслушал его. Помолчав немного, пришел к решению:
– Простое совпадение, вот что это такое, святой отец. Делайте свое дело и ни о чем не беспокойтесь.
– В своем ли вы уме? Ведь Людовик убежит!
– И ваша задача – помочь ему в этом. Сам король дает свое согласие, черт побери!
– Да ведь он велит запороть меня плетьми!
– Вы же не Аргус, у вас всего два глаза. И потом, кто вам сказал, что после побега вы обязательно должны предстать перед монархом?
– Как… но ведь я вернусь…
– Постарайтесь сделать так, чтобы остаться вне всяких подозрений и, повторяю, без надобности не лезьте ему на глаза. Принц Людовик один должен отвечать за побег. А вскоре король отбудет в Лондон; это будет его последняя поездка, если верить мадам де Монгарден. Я верю ей, а вы?
– И мне хотелось бы, разумеется, но…
– Не раскисайте, аббат, эта дама слов на ветер не бросает.
– Да, да, мне тоже так кажется. Значит, вы советуете мне…
– Немедленно отправляться в дорогу. Если удастся план, то останется недолго ждать печальных известий из Лондона. И вот тогда…
– Тогда, Гуго?..
– Не пройдет и года, как новый король Карл Пятый сделает вас епископом.
– Епископом… – пролепетал пораженный аббат.
– Ваши друзья замолвят словечко перед королем, будьте уверены. Но для этого, святой отец, вам надо постараться. О чем предупреждал вас король – чтобы герцог Анжуйский не сбежал? Так сделайте все для того, чтобы он сбежал. Его жену мы уговорили, теперь ей осталось уговорить мужа.
– И она сделает это, клянусь чревом Анны, матери Пресвятой Девы!
– К ней вы и отправитесь на поклон, святой отец.
И Гуго ушел; его звал к себе декан университета.
Оставшись один, аббат пораскинул умом. Его миссия закончится, едва узник даст согласие на встречу с женой. Значит, пока что опасаться нечего. Всем остальным займется супруга, а он, аббат, окажется, таким образом, всего лишь лицом, выполнявшим волю короля. Вот если пленник заупрямится, тогда уж придется вступать в игру, а до тех пор не стоит думать о Марии Бретонской хуже, чем она есть на самом деле. И аббат самодовольно улыбнулся, припомнив древнее изречение: «Где дьявол не сможет, туда пошлет женщину». И еще: «Мужчина берет силой, женщина – чарами и красотой».
Все вышло по задуманному. Людовику Анжуйскому (ему двадцать четыре года, у него крупный нос, волнистые русые волосы, большие глаза) уже порядком надоело сидеть в заточении. Он проклинал отца, его политику, битву при Пуатье и вообще войну, развязанную, как полагал он, да и все в то время, Плантагенетом. Не в пример братьям, Людовик отличался горячим нравом, принимал порой необдуманные решения. В битве при Пуатье, видя, что поражение неизбежно и французы бегут, он, не желая ни погибать бесславно, ни сдаваться в плен, развернул свой отряд и увел его под самым носом у англичан. Отец решил, что сын струсил, и продолжал сражаться уже едва ли не один, предпочитая прослыть бесстрашным воином, нежели оставлять поле боя. С тех пор он невзлюбил Людовика, к которому, собственно, никогда не испытывал нежных чувств. Сын хорошо видел это и отвечал отцу тем же. Стоит ли удивляться после этого, что уже несколько лет отца и сына разделяли стены тюрьмы в Кале? Людовик в данном случае был для Жана II всего лишь разменной монетой, и эта мысль вызывала в нем желание когда-нибудь отомстить – за свое унижение, за растоптанный медовый месяц.
Ла Гранж хорошо знал обо всем этом, потому и придерживался выбранной им тактики, рассчитывая как на Марию Бретонскую, так и на самого молодого герцога Людовика Анжуйского, сеньора де Гиза. А слово чести для вспыльчивого заложника, если это к тому же идет в пику отцу, ровно ничего не значит.
Аббат вошел в комнату к герцогу (принцу были предоставлены царские апартаменты, дабы он не чувствовал себя в чем-то ущемленным, умирающим от скуки узником) и, выступая пока что в качестве духовного отца, приступил к делу:
– Ваше высочество, я прибыл к вам как святой отец, призванный всякого сына своего вести к молитвам во славу Господа и поклонению Деве Марии, матери Его.
Людовик встал из-за стола, где предавался чтению «Парцифаля»[28]28
«Парцифаль» – эпическая поэма немецкого рыцаря-поэта Вольфрама фон Эшенбаха (ок. 1170 – ок. 1220).
[Закрыть].
– Аббат Ла Гранж? Вот новость! А я хотел было спросить, кто вас послал и зачем. Давно уже я не видел соотечественников – кругом мерзкие хари годонов. Вы словно луч, пронизавший тьму проклятого узилища.
Аббат окинул взглядом комнату.
– Не так уж темно здесь, сын мой, как я себе представлял. У вас убрано, вы хорошо одеты, а на столе я вижу Священное Писание; сие благотворно действует на душу и угодно Господу.
– Это по-вашему, святой отец, а по мне, так душа моя скорбит. Одному Богу ведомо, какие муки я принимаю вдали от родной земли.
Аббат глубокомысленно изрек на это:
– Терпя скорби, мы волей-неволей участвуем в страданиях Христа, а путем принятия мук человек достигает Царства Небесного.
– Как можно достичь его, если человек постоянно в печали?
Гость и тут нашел ответ:
– Как моль одежде и червь дереву, так и печаль вредит сердцу человека.
– Ничто не может навредить сильнее, чем нанесенная сердцу обида! – попробовал Людовик остановить поток теологических словоизлияний святого отца.
Однако Ла Гранжа не так-то легко было выбить из колеи, пока он сам не захочет выйти из нее. Но, похоже, он не собирался этого делать.
– Если по-человечески тяжело прощать обиды, то по-христиански гораздо тяжелее не прощать их, сын мой.
– Такое простить нельзя! – крикнул Людовик чуть ли не в самое лицо отпрянувшему аббату. – Или вам неведомо, по чьей воле я тут нахожусь? И давайте перейдем к делу, довольно ваших богословских высказываний. Ведь вы пришли сюда не затем, я думаю, чтобы кормить меня выдержками из Библии? Увольте, я этим сыт: меня регулярно навещает священник, мне уже опротивела его постная харя.
– Что ж, вполне согласен с вами. В чужом доме и исповедь идет не от сердца, и само духовное лицо не вызывает в душе умиления, словно ее не вдохновляет сам дух Божий. Но вы правы, принц, пора перейти к делу, а потому самое время отбросить молитвенные настроения.
– Я слушаю вас, святой отец, – со вниманием отозвался узник. – Изложите цель вашего визита.
Аббат немедля перешел на светский тон беседы.
– Я прибыл к вам с предложением и полагаю, что, как верный сын Церкви, вы не откажетесь принять его. Вам известно, конечно, о празднике в честь святой Анны, матери Девы Марии?
– Безусловно, об этом недавно говорил священник.
– Как вы намерены провести этот день?
– Как и все: пойти в церковь помолиться, потом прослушать мессу, вслед за этим епископ с кафедры будет приводить выдержки из жития святых, в том числе и Анны.
– Довольно скучно и утомительно, на мой взгляд. Предлагаю вам для этой цели отправиться в Булонь к самой Богородице. Ведь вы были там, принц, и не станете отрицать: посетить собор Богоматери в Булони – совсем не одно и то же, что любоваться на лик матери с дочерью в церкви Кале.
– Еще бы! Может ли идти об этом спор? Я с удовольствием дам согласие на такой вояж. Вы же понимаете, что, не говоря о прочем, это даст мне возможность хоть на время вырваться из этих проклятых стен.
– Я не сомневался в таком ответе, принц. Однако для этого следует получить разрешение губернатора города, а прежде этого – епископа.
Людовик поморщился:
– Губернатор – англичанин. Вообразите, аббат, чего мне будет стоить просить его сделать такое одолжение.
– Но Церковь сильнее светской власти, ваше высочество, не забывайте об этом. Получив дозволение епископа, губернатору останется только согласиться. В противном случае епископ может пожаловаться королю Эдуарду, который относится к заложнику вполне доброжелательно.
– Что ж, в таком случае надо обратиться к епископу. Но здесь не обойтись без посредников, ведь прелат не захочет появляться в моих апартаментах, а меня отсюда не выпустят. Словом, дело затянется.
– Вам не стоит беспокоиться, принц, это предприятие ляжет на мои плечи.
– Ага, вот и хорошо! – обрадовался узник. – Уверен, епископ даст согласие. Наконец хоть на один день я покину свою клетку.
Аббат решил раскрыть карты. Ему хотелось узнать, можно ли надеяться, что сын Жана II окажется в их лагере. И он вкрадчиво ввернул:
– Епископ тем более даст согласие, что получил на это приказ короля.
– Какого? – насторожился молодой герцог.
– Короля Жана, вашего отца.
– Что?! – выкрикнул Людовик и с кулаками двинулся на аббата, стоявшего у стола. – Так вы, значит, пришли ко мне по просьбе моего отца, этого глупого тирана, которого мне осталось лишь ненавидеть! И вы полагаете, я возьму из его рук подачку, которую он вздумал мне кинуть? Не выйдет! – Принц нервно забегал туда-сюда. – Он засадил меня в клетку, в которую сам же угодил по своей глупости, а теперь бросает мне, как голодной собаке, кость! Пусть подавится ею! Я никуда не поеду и останусь здесь, слышите, аббат? И никакие ваши уговоры не заставят меня изменить решение.
Теперь стало ясно, что на Людовика можно положиться. Весу добавляло еще и то, что отец – лишняя ступень к трону; весь вид его сына говорил об этом. Однако Ла Гранж понял, что поторопился: сказать об этом следовало не здесь, а в Булони. Теперь надо было исправлять ошибку. У него был сильный козырь, но пока есть масть, он, как хороший игрок, решил приберечь его.
– Вы меня очень огорчили своим отказом, сын мой, – скорбным голосом промолвил он, придав лицу соответствующее выражение.
Герцог Анжуйский бросил на него взгляд, полный презрения:
– Потому что вы получили от короля приказ?
Аббат, вздохнув, удрученно развел руками:
– Богородица будет недовольна, ведь я пообещал ей, что приведу вас в собор, где мы вместе прочтем молитвы во славу ее матери и Сына.
– Нет! – отрезал Людовик, останавливаясь и снова начиная бегать по комнате, швыряя направо и налево стулья.
– Что же я отвечу королю? – продолжал скулить Ла Гранж. – Что я совсем уже никуда не годный служитель Господа, коли не смог уговорить вас на поклонение матери Его?
– Я вас ни в чем не виню. – Остановившись у окна, узник обернулся. – Поручение выполнено, чего же вам еще? А уж это мое дело – соглашаться или нет.
– Но ведь вы сами говорили, что мечтаете хотя бы на день вырваться из клетки…
– Я не приму милостыню из рук короля! – донеслось от окна.
Аббат сделал последнюю попытку воздействовать на религиозное сознание прихожанина:
– А если вас попросит епископ?
– Я пошлю его ко всем чертям! Я выброшу его митру в окно, и он побежит за ней, избавив меня от своего присутствия.
Настал черед единственной оставшейся у аббата карты – козыря. Другого выхода не оставалось.
– А если я вам скажу, что просьба эта исходит не только от отца, но и… от супруги?
Людовик, безучастно глядевший в окно, стремительно обернулся.
– Моей супруги?.. – Он быстрым шагом направился к гостю, встал рядом, вперив в него полный радости взгляд. – Вы ее видели, аббат? Когда? Вы говорили с ней? О чем? Обо мне? И она просила вас… Она хочет, чтобы мы с ней увиделись в Булони? Так? Да отвечайте же, черт вас возьми, что вы молчите, как еретик перед судом инквизиции!
– Все именно так, как вы сказали, принц, – не мог не вздохнуть с облегчением Ла Гранж. – И она будет ждать вас. Ведь вы так долго не виделись, правда?
– Целую вечность!
– И еще она просила передать вам…
– Просила передать… Что же?! – Не владея собой, молодой герцог схватил аббата за грудки. – Говорите, черт побери, святой отец, не то я душу из вас вытрясу!
Ла Гранж позволил себе улыбнуться: то, что происходило, вполне отвечало его намерениям.
– Она сказала, что любит вас больше жизни, так что, если вы не придете, ей будет очень больно.
Принц отпустил его и смотрел не мигая.
– Мадам герцогине, полагаю, будет так плохо, что я опасаюсь, как бы она не наложила на себя руки…
– Что?! Да вы в своем уме, милейший?
– Да ведь ваша супруга только и твердит мне, что о своей любви. Как же ей не отчаяться, если ваш отказ от встречи она расценит как ваше угасшее чувство к ней… а ведь она так молода и полюбила, надо полагать, впервые в жизни.
– Черт бы вас побрал! – вскричал Людовик, снова начиная энергично шагать от стены к стене. – Будь моя воля, аббат, клянусь рукой Моисея, потопившего египтян, я бы вас повесил! Вот уже сколько времени мы с вами толчем воду в ступе, и вы только сейчас соизволили вспомнить о том, о чем надо было сказать в самом начале! У вас что, камень вместо сердца? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Воистину, всех церковников лепили из одного теста! Вместо души у вас Моисеевы скрижали, а вместо сердец – своды пещеры, укрывшей мать Иоанна Крестителя.
– Так вы, как я понимаю, согласны? – робко спросил Ла Гранж.
– Что? Согласен ли я? И вы еще спрашиваете, разрази вас гром! Нет, положительно, я забыл упомянуть о головах; они у святых отцов там, откуда у всех остальных людей растут ноги. Что вы смотрите на меня, будто я наконец-то вернул вам долг в тысячу экю? Бегите скорее к епископу, а потом возвращайтесь сюда! Получив позволение, мы выезжаем в Булонь рано утром двадцать второго июля. Ну, что вы стоите на месте, как гвоздями прибитый?!
Но аббату – хоть тресни! – захотелось еще раз понаблюдать за игрой чувств собеседника. Ему, духовному лицу, не так часто приходилось видеть, как горит у человека в глазах пламя страстей; все больше унылые физиономии да сгорбленные спины мелькали перед глазами. К тому же что-то ему подсказывало: Людовик согласится-таки; сноха возьмет верх над свекром. И он сам не заметил, как ляпнул:
– Король Жан останется доволен тем, что ему удалось сделать невестке такой желанный подарок к празднику.
– Как! – оторопел принц, уставившись на святого отца, словно перед ним стояла внезапно заговорившая Валаамова ослица. – Значит, это король собирается устроить нашу встречу? Ага, вот, наконец, когда заговорили в нем остатки совести! Выходит, мы с Марией должны принять из его рук подаяние? Я ему что, собака, чтобы кидать мне через каждые два часа по куриной косточке? Клянусь посохом Иоанна Крестителя, я никуда не поеду! Убирайтесь, аббат!
– Куда? – пролепетал вконец растерявшийся Ла Гранж.
– К чертовой матери!
– Но, ваше высочество, у демона, как известно, матери нет, зато она есть у Господа нашего Иисуса Христа, и Он просит вас поклониться той, что дала Ему возможность прийти к людям и отдать жизнь во искупление их грехов.
– Просит? – вскинул брови герцог, выжидающе глядя на собеседника.
– И не только Он, но и ваша супруга.
– Подчиняясь воле свекра?
– Не совсем так, ведь она сама собиралась ехать в Булонь, чтобы повидать вас.
– Повидать меня? Но как она могла знать, что я там буду?
– Я направил бы вас. Но все дело в том, что ваш отец высказал то же, что пришло в голову мне и мадам де Блуа.
– Кому же первому?
– Мысль возникла у меня, и я поделился ею с вашей супругой.
– И вы что же, действовали один?
– Никто не подумал о том, чтобы устроить таким образом ваше свидание. Вот так и вышло, ваше высочество, что наши желания – мои и короля – совпали.
– Зачем же вы напомнили об отце?
– Откуда мне было знать, что герцог Анжуйский выкажет бурный протест?
– Чего иного вы ждали от сына, которого запер в темнице собственный отец?
– Мне казалось, что действия его величества направлены исключительно на благо государства.
Людовик молчал, но недолго. По-видимому, пейзаж за окном – река, по берегам которой тянулись желтеющие нивы и луга с разнотравьем – подсказал ему верное решение.
– Хорошо, – повернулся он к аббату, – пусть будет так, раз вам первому пришло это в голову. Король, получается, всего лишь зашагал по уже проторенной дорожке. Но вы уверены, что Мария приедет? Если нет – я не двинусь с места.
– Уверен ли я? Разумеется, принц, ведь Мария Бретонская уже ждет меня. Я буду сопровождать ее до места назначения; двадцать второго утром мы будем в Булони.
– Действуйте, аббат, – милостиво кивнул Людовик, – и пусть ваш замысел увенчается успехом. Да только не опоздайте. Возьмите лошадь вместо мула.
– Внизу меня ждет экипаж.
– Прекрасно! Поезжайте к епископу, потом возвращайтесь – должен же я узнать о результатах вашего визита к прелату! – и тотчас отправляйтесь в Париж. Если все выйдет так, как вы устроили, я найду способ отблагодарить вас.
– Всегда рад служить супружеской чете герцогов Анжуйских, ваша светлость.
– Ступайте! И не медлите: я горю желанием услышать приятное известие.
Аббат поклонился и вышел. Вечером того же дня он вернулся и доложил узнику об успехе своей миссии.
