Текст книги "Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв"

Автор книги: Владимир Мавродин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава пятая. Народные движение в среднем Приднепровье и в Суздальской земле в XII веке

Восстанием 1113 г. классовая борьба в Киевской земле в период феодальной раздробленности древнерусского государства не закончилась. «Устав» Мономаха не в силах был упразднить причины, порождавшие классовую борьбу, и конец первой половины XII столетия ознаменовался новым взрывом социальных противоречий.

И на этот раз речь идет о движении "киян", т. е. в первую очередь "простой чади" Киева. О нем мы узнаем в связи с рассказами летописцев об опустошительных усобицах между "Мономашичами" – потомками Владимира Мономаха и его сына Мстислава – и "Ольговичами" – потомками Олега Святославича, князя новгород-северского. В этой борьбе, следуя заветам своих дедов, Мономашичи старались опереться на ремесленников и купцов, а Ольговичи на киевскую боярскую зпать и высшее духовенство, на монастыри.

На первом этапе борьба двух княжеских линий завершилась победой Ольговичей, и в 1138 г. в Киеве начал княжить Всеволод Ольгович, рассматривавший Киев вопреки решениям Любечского съезда как свою "отчину", которую он хотел передать по наследству брату своему Игорю.

Времена княжения Всеволода Ольговича в Киеве ознаменовались необузданным грабежом киевлян "княжими мужами" – тиунами. Летописец вкладывает в уста киевлян упрек, брошенный ими князю: "Ратша нам погубил Киев, а Тудор – Вышгород". Нет сомнения в том, что в данном случае имеются в виду именно киевский и вышгородский тиуны Всеволода Ольговича – Ратша и Тудор.

Волнения киевлян начались тотчас же после смерти Всеволода Ольговича, наступившей 1 августа 1146 г.

Город разделился на два лагеря. Брат умершего князя – Игорь Ольгович созвал киевлян на Гору, на Ярославов двор, где они "целовали крест", т. е. присягнули князю. Но большинство киевлян не было удовлетворено таким исходом дела. Они не могли примириться с тем, что Всеволод передал Киев брату по наследству. "Не хотим быть, как в наследстве", – заявляли киевляне. Это выступление киевлян, их взгляд на порядок престолонаследия свидетельствуют о стремлении жителей стольного города Руси решать все важнейшие дела на вечевых сходах.

Они считали, что вопрос о новом князе не может решаться без их участия, без созыва веча. Только вечевой сход может дать согласие на передачу киевского престола тому или иному князю, и уж кому-кому, а непопулярным в Киеве Ольговичам, опиравшимся на бояр и духовенство и с их помощью оказавшимся вершителями судеб Киева, не пристало рассматривать Киев как "отчину", которой они могут распоряжаться по своему усмотрению.

Недовольные киевляне – а недовольные составляли большинство мужского населения Киева – сейчас же собрались на вече у Туровой божницы, стоявшей вдали от Ярославова двора, на том самом Подоле, где бушевала "простая чадь" в 1068 г., память о чем была еще жива.

Игорь с братом своим Святославом во главе дружины направились к Туровой божнице. Игорь стал с дружиной в отдалении, а Святослав подъехал к киевлянам. Киевляне потребовали отстранения княжеских тиунов – Ратшу и Тудора, которых они обвиняли в разграблении Киева и Вышгорода, потребовали также, чтобы князь сам вершил суд и чтобы оба Ольговича принесли им, "киянам", присягу на кресте. Святослав исполнил требование киевлян. Сойдя с коня, он целовал крест за себя и за брата, и обещал киевлянам, что теперь и тиун будет "по их воле" и не будет им от князя "никакого насилья". После этого Святослав вместе с "лучшими мужами" из киевлян возвратился к брату, которому сказал, что он принес присягу киевлянам на условии отстранения ненавистных народу тиунов, восстановлении суда самого князя и создания "уроков", т. е. правил, которыми впредь должны будут руководствоваться тиуны. Игорь повторил церемонию присяги киевлянам: "целовал крест по всей их воле".

Но киевляне не успокоились. Они кинулись на двор тиуна Ратши, на дворы "княжих мужей" – мечников и разгромили их.

События в Киеве в 1146 г. говорят о возросшем значении киевлян – ремесленников и торговцев – в политической жизни Киевской земли. Большую роль начинают играть вечевые сходы "киян". Как равные с равными, договариваются киевляне с князьями, и князья "целуют крест", т. е. приносят присягу горожанам. Сам акт присяги происходит в торжественной и напряженной обстановке вечевого схода.

Роль веча в Киеве еще более усилилась после того, как 13 августа 1146 г. на киевское княжение вступил внук Мономаха Изяслав Мстиславич.

Киевляне охотно поддержали его в борьбе с ненавистными Ольговичами. Они вместе с сельским людом окрестных земель обрушились на сторонников последних. Дома и дворы дружинников и слуг Ольговичей были разграблены, имущество и скот захвачены. Пострадали и монастыри, поддерживавшие Ольговичей. После этих событий вече приобрело еще большее значение. Оно помогало князьям или отказывало им в поддержке. Так, например, киевское вече отказалось откликнуться на призыв Изяслава Мстиславича к киевлянам идти походом на другого Мономашича – Юрия Долгорукого. Киевляне заявили: "не можем на Владимирово племя руки поднять".

Так, описывая княжеские распри и войны, летописец невольно раскрывает нам картину могучих социальных движений, которые едва не сделали Киев таким же вечевым городом, какими стали Новгород и его "младший брат" – Псков.

Конечно, не следует полагать, что в этих событиях Мономашичами руководили симпатии к народным массам, а Ольговичами – к феодальной верхушке. И те, и другие были феодалами. Но одни, памятуя успех и популярность деда – Владимира Мономаха, искали сочувствия и поддержки у киевлян и добивались этого некоторыми уступками и социальной демагогией, умело играя на авторитете Мономаха, а другие продолжали грубую политику насилия и пренебрежения к массам, и только грозные августовские события 1146 г. заставили их считаться с "киянами". И среди сторонников Мономаха были представители духовенства и боярства, недобрым словом поминавшие "простую чадь", восставшую в 1068 г., и посаженного ею на престол в Киеве князя Всеслава. И сами Мономашичи не раз своими действиями вызывали справедливый гнев трудового люда.

В частности, это проявилось в день смерти Юрия Долгорукого, на которого за десять лет до этого киевляне отказались поднять руку. Киевский великий князь Юрий Долгорукий умер в Киеве 15 мая 1157 г. Как уже не раз бывало, смерть князя послужила поводом к восстанию в Киеве. Восставшие разгромили дворы Юрия и его сына Василька, расположенные в городе, и двор князя за Днепром. Летопись сообщает, что всюду по городам и селам Киевской земли избивали "суздальцев" и захватывали их имущество ("товар их грабяче") ("Летопись по Ипатьевскому списку", стр. 336). В этих "суздальцах" следует усматривать дружинников Юрия Долгорукого, приведенных им из Суздальской земли, получивших из рук князя земли в Поднепровье и пользовавшихся частью получаемых им от населения доходов. Естественно, что эти "суздальцы", не очень уверенные в завтрашнем дне, стремились, как участники и дольщики в княжеских доходах, сколь возможно, обобрать обитателей своих вотчин, изобретая для этого всякие "неправые виры" и "продажи". Это не могло не вызвать недовольства населения, и, когда умер Юрий Долгорукий, народ расправился с ними, разделив накопленное ими имущество.

Как мы видим, угнетенные и обобранные князем и его слугами народные массы после смерти князя всегда расправляются с его "мужами" – посадниками, тысяцкими, тиунами и прочими помощниками и соучастниками князя по произволу и грабежу. Так было не раз до этого, так не один раз случалось и после этого.

Выступление сельского люда имело место и во время убийства в 1175 г. в Боголюбове, под Владимиром, боярами Кучковичами князя Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого. Из рассказа летописи мы узнаем, что дом княжий разграбили "горожане Боголюбские и дворяне", забрав "злато и серебро, порты (одежды) и паволоки (парчу)". Летописец сообщает, что когда дворяне и горожане начали делить княжое имущество, то весть об этом дошла до окрестных сел и "грабители же и из сел приходяче грабяху".

Что же это были за "грабители", пришедшие в город Боголюбов из сел?

Прежде всего, нас не должен смущать термин "грабители". "Ворами" и "разбойниками" для господствующего класса феодалов, для царского правительства были и Степан Разин и Емельян Пугачев. "Злодеями" и "преступниками" в официальных документах именуются декабристы и народовольцы, жертвовавшие своею жизнью для блага народа.

В "грабителях", явившихся в Боголюбов из соседних сел, нельзя не признать смердов, принявших участие в движении горожан и дворян Боголюбова. Выступление боголюбцев явилось толчком к восстанию смердов по всей Суздальской земле.

Ряд летописей: Лаврентьевская, Ипатьевская, Воскресенская, Тверская и др. – сообщают, что много "зла" произошло в "волости" (княжестве) убитого Андрея Боголюбского. Посадников и тиунов, детских и мечников, т. е. княжеских слуг, взимавших поборы и штрафы, творивших суд и расправу, управлявших и вотчинами князя и самим княжеством, перебили, дома их разгромили, имущество захватили (ПСРЛ, т. I, стр. 157; ПСРЛ, т. II, стр. 114-115; ПСРЛ, т. VII, стр. 90; ПСРЛ, т. XV, стр. 252).

Нет никакого сомнения в том, что в данном случае мы читаем рассказ о движении сельского люда и горожан в "волости" Андрея, где действовала его княжеская и вотчинная администрация – все эти посадники и тиуны, детские и мечники. Движение охватило всю землю ("волость"), а не один Боголюбов, и ограблению подвергся не один княжеский дом в Боголюбове, но и "домы" его многочисленных приближенных.

"Велик мятеж бысть в земли той и велика беда, и множество паде голов" ("Новгородская I летопись", ПСРЛ, т. III, стр. 16), – сообщает Новгородская летопись.

Перед нами широкое движение смердов, вызванное тяготами княжеского управления, чрезмерными поборами с сельского и городского люда. Летописец по-своему объясняет причины восстания, как бы обвиняя восставших в непонимании того, что тяготы эти естественны и неизбежны: "не ведуще глаголемого: гдеже закон, тут и обид много" ("Новгородская I летопись", ПСРЛ, т. III, стр. 115).

"Обид много" было потому, что "виры и продажи", и при ртом "неправые", всякие поборы и повинности разоряли сельский люд, и "княжой закон" для смердов превращался в свою противоположность, в "беззаконие", творимое "княжими мужами".

Вот почему смерть князя Андрея Боголюбского, убитого боярами, тяготившимися княжеской властью и стремившимися вернуть свою полупатриархальную независимость времен "старых князей", послужила поводом к восстанию сельского и городского люда по всей "волости". Восставшие мстили за "обиды" и истребляли их конкретных носителей – "княжих мужей".

В событиях 1175 г. следует видеть движение, в котором принимали участие смерды, пострадавшие от "обид", т. е. от феодального гнета. В силу данного обстоятельства события 1175 г. в Суздальской земле нельзя не считать одним из звеньев в цепи первых крестьянских восстаний на Руси.

Глава шестая. Восстания в Новгороде в XII-XIII веках

У истоков Волхова, там, где могучая, полноводная река вытекает из Ильменского озера, на обеих ее берегах раскинулся Господин Великий Новгород, второй по величине город древней Руси. Волхов делит город на две части, на две стороны. На левом берегу, на Софийской стороне, высятся стены Новгородского Кремля – Детинца и сверкают позолотой купола Софийского собора – соперника Киевской Софии.

На правом берегу лежит Торговая сторона с Ярославовым дворищем, вьются улицы Плотницкого и Славенского концов (районов). По ту сторону Волхова, на Софийской стороне, раскинулись Гончарский, Загороский и Неревский концы.

Величественные соборы Юрьева и Антониева монастырей, собор Николы на Дворище, церковь Спаса-Нередицы близ Новгорода украшают город. Высокого развития достигло новгородское ремесло. Плотники и гончары, кузнецы и ювелиры, оружейники и кожевники, швецы (портные) и бондари составляют большинство населения Новгорода, Не случайно два конца города носят названия Плотницкого и Гончарского, не случайно киевляне дразнят новгородцев "плотниками". Изделия новгородских ремесленников, найденные археологами и хранящиеся в музеях, свидетельствуют о высоком развитии ремесла.

Новгород стоял на пути "из варяг в греки" – важнейшем торговом пути древней Руси. По Волхову плыли, причаливая к пристаням, многочисленные "заморские" суда. Плавали новгородцы на принадлежавший шведам остров Готланд и в Швецию, в Любек и Данию, приставали к берегам Финляндии, направлялись в города прибалтийских поморских славян и в сказочный город Леденец (Линданису) в земле чуди (эстов). А в Новгороде постоянными гостями были купцы – скандинавы, немцы, греки, камские болгары и другие, не говоря уже о гостях из разных земель, областей и княжеств Руси.

В Новгороде стоял Готский двор, где жили купцы, приезжавшие из Готланда. Потом появился и Немецкий двор – немецких, ганзейских купцов. И если большинство городского населения составляли "меньшие", "мизинные люди", т. е. ремесленники, работные люди, мелкие торговцы, то торг и ремесло в Новгороде фактически держали в своих руках богатые купцы вроде Сотко Сытинича, известного нам из новгородских былин под именем Садко, "богатого гостя новгородского".

Настоящими же хозяевами Новгорода были богатые и знатные, новгородские бояре. В самом Новгороде они владели огромными дворами-усадьбами, заселенными разного рода челядью; им принадлежали земли, пашни, угодья, луга, "ловы" в необъятных землях Новгородских, простиравшихся от Чудского озера до Северного Урала, до земли Югры (хантов и манси), от Бежецка до далекой Тре (Мурмана). Сюда, в эти земли, где только появлялись первые русские поселенцы, новгородские бояре посылали на свой счет, на свой страх и риск ватаги "удалых молодцов" – ушкуйников, которые, где охотясь, где торгуя с местными жителями, а чаще всего просто облагая их данью, добывали ценную пушнину, моржовую и мамонтовую кость.

Новгородское боярство занималось ростовщичеством, торговало, в этом отношении сближаясь с купечеством. В свою очередь купцы приобретали земли, обзаводились усадьбами ("житьи люди").

Как и на юге, в Приднепровье, на бояр и житьих людей трудились холопы, смерды, разного рода кабальные люди (изорники, половники), хотя здесь, на севере и северо-западе Руси, свободных смердов было больше, чем на юге. Крупными феодалами-землевладельцами были в новгородской земле и монастыри. На землях Новгорода стояли его "пригороды", т. е. города земли Новгородской – Ладога (ныне Старая Ладога), древнейший русский город на севере, "молодший брат" Новгорода Псков, Изборск и др. Но главную роль в политической жизни русского Севера играл сам Новгород.

Многолюдный, со сложной социальной структурой, с многочисленными классовыми группировками, Новгород являл собой картину постоянной классовой борьбы.

Новгородцы тяготились своей зависимостью от Киева и в процессе борьбы с киевскими князьями добились установления в Новгороде вечевого строя с весьма ограниченной княжеской властью. Новгород стал феодальной республикой, в которой господствовала боярская аристократия. Это была вечевая республика, причем на вече принимали участие все свободные люди – как новгородцы, так и жители "пригородов", т. е. городов Новгородской земли. Вече мог созвать кто угодно: князь, посадник, любой новгородец. Обычно по зову вечевого колокола вече собиралось на "Ярославле дворе" (Торговая сторона).

На особом помосте – "степени" – сидели правители Новгорода: посадник, тысяцкий и другие высшие должностные лица. Существовали веча уличанские (но улицам) и кончанские (по "концам" – районам), на которых часто те или иные вопросы обсуждались предварительно, и жители улицы или конца приходили на общее вече уже с определенным мнением, которое и пытались здесь провести. На вече обсуждались все важные дела: выбирались и смещались должностные лица, решались вопросы о войне или заключении мира, о приглашении того или иного князя, утверждался "ряд" (договор) с ним и т. д. Голосования не было: дела решались в зависимости от того, за какое предложение стоит большинство. Нередко вече раскалывалось, и дело доходило до кровавых столкновений, а бывало и так, что одновременно собирались два веча – на Софийской и на Торговой стороне, и спор между ними решался схваткой на мосту через Волхов.

Буржуазные историки считали вече выражением "народоправства", т. е. действительного участия народа в управлении Новгородской республикой. Но на самом деле "худые мужики", "черные люди" не играли на вече существенной роли. За них решали и правили все дела бояре, часто использовавшие в своих целях отдельные группы простого новгородского люда. М. И. Калинин указывал: "Вспомните хотя бы древнюю русскую историю и Новгородское вече. С внешней стороны это была самая чистая демократия: ведь народ решал на площади коренные вопросы, и его решения проводились в жизнь". Но мы, говорил он далее, "великолепно знаем, что в Новгородском вече, в народном собрании Новгорода, по существу все важнейшие вопросы решали деньги. Богачи располагали физической силой, располагали "добрыми молодцами", которые, приходя на вече, кричали громче всех, а подчас и кулаки в ход пускали. Историкам известно, что в этом "золотом веке" вопросы очень часто решались кулаками. Новгородское вече, конечно, не было подлинным народовластием" (М. И. Калинин, О задачах советской интеллигенции, М., 1939, стр. 24).

И частая смена новгородских посадников и тысяцких, о которой сообщают новгородские летописи, выдавая эту смену за результат "мятежей" и восстаний, на самом деле отражала лишь борьбу внутри боярско-купеческой олигархии. Когда же доведенные до отчаяния простые новгородцы – "мизинные" люди предъявляли свои права и выдвигали свои требования, то, как правило, на вече они не могли найти удовлетворения, и тогда начиналось восстание.

Вся власть в Новгороде находилась в руках боярской олигархии. Новгородский князь уже с конца XII в. был ограничен во всем. Он не имел права покупать земли, иметь вассалов и зависимых людей на территории Новгорода, не мог судить без посадника, был ограничен даже в охоте и рыбной ловле. Он даже не жил в Новгороде; резиденцией князя было пригородное Городище. Но, несмотря на эти ограничения, князья все же шли в Новгород, так как связь с ним приносила выгоду купцам их княжеств и, кроме того, богатый город все яге давал князьям некоторые доходы. Новгороду же князь был нужен для защиты от врагов, для обеспечения торговли новгородцев с "Низом" и снабжения хлебом.

Подлинным правителем Новгорода был посадник, ведавший всеми сторонами его политической жизни. Помощником посадника был тысяцкий, ведавший ополчением и торговым судом. Кроме того, существовала "вечевая изба", возглавлявшаяся вечевым дьяком, и мелкая администрация: подвойские, биричи, пристава и т. д. Большую роль, подчас решающую, играл новгородский "владыка" (архиепископ). Концами ведали особые кончанские старосты, улицами – старосты уличанские; во главе сотен, куда входили купцы, стояли сотские. Вся новгородская администрация, таким образом, была выборной, но выбиралась она из числа богатых бояр. Несколько десятков боярских фамилий держали в своих руках всю власть. Из их среды выходили посадники, тысяцкие и вся высшая администрация.

Таким образом, ничего демократического в политическом строе Новгорода не было. Бояре наживались и богатели за счет своих смердов, холопов, половников, за счет грабежа северных народов, в земли которых устремлялись отряды боярских ушкуйников, за счет торговли и ростовщичества. Обогащались они и за счет доходов от занятия должностей ("поралье посадничье" и тысяцкого), в результате незаконных поборов и т. п. Окруженные многочисленной челядью – слугами, "молодцами", "паробками", бояре держали в руках и новгородский "черный люд" и смердов. Поэтому в Новгороде все время шла острая классовая борьба, бушевавшая там с исключительной силой.

И все же вечевой строй в Новгороде давал возможность "мизинным", "меньшим людям" вести классовую борьбу с "большими", "вячшими", "лучшими", т. е. с боярством и крупным купечеством – "гостями", в несколько лучших условиях, чем в других землях и княжествах Руси. Это объясняется в значительной мере тем, что сам этот вечевой строй явился результатом классовой борьбы. Советские историки – Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров и другие связывают установление вечевого строя в Новгороде с событиями, происходившими там в 1118-1136 гг.

В ходе этих событий, на бурных вечевых сходах устанавливался порядок избрания посадников и епископов самими новгородцами; в ходе этих же событий купеческие и ремесленные объединения, возглавляемые сотскими и старостами, освободились из-под контроля епископа, а князь был ограничен в своих правах.

Отзвуком этих событий явились не только записи в новгородских летописях, но и новгородские былины о Ставре Годиновиче, в котором следует усматривать новгородского сотского Ставра, вызванного Мономахом в 1118 г. в Киев и заключенного там в темницу.

В процессе бурных новгородских событий купеческая верхушка, объединенная в "Ивановское сто", т. е. в организацию вокруг церкви Ивана на Опоках, освободилась от опеки со стороны князя и епископа и получила право торгового суда, контроля над мерами (длины, веса и пр.), сношений с иноземными купцами и т. д.

Особенно острый характер социальная борьба в Новгороде приобрела в 1136 г., когда из Новгорода был изгнан князь Всеволод Мстиславич. Решение об изгнании Всеволода было принято новгородцами на вечевом сходе, созванном при участии ладожан и псковичей. Вечевой сход предъявил Всеволоду ряд обвинений, в частности в том, что он не заботится о смердах, "не блюдеть смерд".

За то, что это обвинение Всеволода в пренебрежении к интересам смердов исходило от самих смердов, косвенным образом говорит старинное предание, согласно которому Смердьи Ворота в Пскове не хотели пропустить гроб с телом Всеволода. Об участии смердов в новгородских событиях 1136 г. свидетельствует также "Устав" Святослава Ольговича, приглашенного в Новгород после изгнания Всеволода. Этот "Устав", датируемый 1137 г., говорит об известном регулировании поступающих в пользу церкви и князя поборов со смердов новгородских земель.

1136 г. обычно считают годом утверждения вечевого строя в Новгороде. В ходе событий 1118-1136 гг. Новгород сложился в вечевую боярскую олигархическую республику с избираемыми на вечевых сходах посадниками и тысяцкими, с приглашаемыми, ограниченными в своих правах, князьями, с боярской аристократией и т. п. Естественно, что, хотя б установлении вечевого строя в Новгороде, в ходе борьбы с князьями и их "мужами", огромную роль сыграли "меньшие", "мизинные люди" Новгорода и "пригородов" – Ладоги и Пскова, а также смерды новгородских земель, тем не менее, порядки, установившиеся в феодальной олигархической вечевой республике не только не устраняли причин классовой борьбы, а, наоборот, обуславливали ее обострение.

В 1161 г. новгородцы ("люди") выступили против князя Святослава Ростиславича. Князь был заключен в "избу", княгиня сослана в монастырь, дружина князя закована, а имущество его и дружинников разграблено. По свидетельству В. Н. Татищева, располагавшего не дошедшими до нас летописями, и в этих событиях принимали участие смерды (вину за изгнание Святослава новгородские послы возлагают "на смердь") (См. Ж. Н. Тихомиров, Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв., М., 1955, стр. 198).

Большое значение в истории Новгорода имело восстание 1209 г., в котором также, видимо, принимали участие смерды (М. Г. Бережков относит данные события в Новгороде к 1207 г. См. его статью: "О хронологии русских летописей". – "Исторические записки", т. 23). Поводом к восстанию послужило негодование, которое вызвал у новгородцев посадник Дмитр Мирошкинич, тесно связанный с приглашенным в Новгород суздальским князем Всеволодом Большое Гнездо. Новгородцы созвали вече на "Дмитра и на братью его". Дмитра Мирошкинича и "братью" его обвиняли в том, что они велели брать с новгородцев серебро, собирать "по волости" (т. е. по землям новгородским) со смердов кур, установили повозную повинность и обложили купцов "дикой вирой", т. е. обязали их платить штраф за найденное мертвое тело вместе с членами общины, на территории которой оно было обнаружено.

Вече переросло в восстание. Дворы Дмитра Мирошкинича и его отца – Мирошки Нездииича были разгромлены, имущество захвачено, села, челядь и сокровища конфискованы и распроданы, деньги от распродажи были распределены между новгородцами по 3 гривны на человека, вексели ("доски") отданы в казну князю ("Новгородская I летопись", ПСРЛ, т. III, стр. 30).

Как видно, часть обвинений была предъявлена Дмитру Мирошкиничу недовольным его социальной политикой новгородским купечеством; другая же часть (увеличение числа кур, собираемых "по волости", повозная повинность, взимание какого-то чрезвычайного побора – "серебра") исходила от новгородцев-горожан и от жителей новгородской "волости", т. е. смердов.

Видимо, с восстанием в Новгороде в 1209 г. связано создание так называемой пространной редакции "Русской Правды" (См. М. Н. Тихомиров, Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв., стр. 244).

Долго не утихает классовая борьба в Новгороде. В 1228 г. произошло выступление ремесленников против архиепископа Арсения, в результате которого огромное хозяйство Софийского собора ("Дома святой Софьи") оказалось под их управлением. Все чаще и чаще новгородцы требовали от своих князей, чтобы они правили "на всех грамотах Ярослава" (Мудрого). Все чаще и чаще предъявляется князьям требование возродить "уставы старых князей", "судей по волостям не посылать", признавать "всю волю" новгородцев.

Классовая борьба не утихает не только в городе, но и в "волости", т. е. по селам новгородских земель. Князья с трудом удерживают новгородский престол, вынужденные считаться с тем, что новгородцы "вольны" в своих князьях.

Этим объясняются, в частности, действия князя Михаила Черниговского. Начав княжить в Новгороде в 1225 г., он вынужден был пойти на уступки новгородскому сельскому люду и облегчить его положение. "Бысть легко по волости Новгороду", – сообщает Новгородская летопись, говоря о княжении Михаила. В 1229 г., вторично вокняжившись в Новгороде, он дал так называемую Смердыо грамоту. Эта грамота до нас не дошла, и о ее содержании мы узнаем из Новгородской летописи. Михаил Черниговский освободил от уплаты поборов на пять лет всех смердов, которые бежали в другие земли, те же смерды, которые оставались на своих местах, должны были платить не высокие дани, установленные незадолго до этого, возможно, во время Дмитра Мирошкинича, а более низкие, взимавшиеся при "передних", т. е. при старых князьях ("Новгородская I летопись", ПСРЛ, т. III, стр. 44, 45).

Льготы смердам во время Михаила Черниговского, бегство их в "чужие земли" при Дмитре Мирошкиниче указывают на участие смердов в классовой борьбе новгородцев-горожан в начале XIII века. К концу 30-х годов XIII столетия "меньшие", "черные люди" Новгорода добились известных успехов. Роль их в политической жизни Новгорода возросла. Но успех этот был кратковременным. Страшное Батыево нашествие и нависшее после него над Русью иго Золотой Орды подорвали политическое значение горожан.