Текст книги "Жизнь и смерть в тропических и ледяных морях"

Автор книги: Владимир Коркош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

–Братцы, – чуть донеслось до них его невнятное бормотание,– простите...

Но этих слов его никто уже не услышал. Младший лежал уже на палубе в беспамятстве. Двое других, оторвавшись, наконец, от своих мест и сбив стоявшего на коленях, дрожащего от страха Серегу, выбросились на палубу. Отчаянно завывая, они бросились к жилым помещениям, переполошив весь экипаж. Их быстро “успокоили” и закрыли в каютах. Антошу еще долго откачивали в лазарете, пока он не отошел.

А засланный казачок в себя так и не пришел. Он перед каждым членом команды бросался на колени, бился головой об пол и что-то бормотал, вроде как просил прощения. В конце концов, его заперли в отдельную каюту, пока судно не пришло в родной порт. Скоро их всех положили в психбольницу. Прошел слух, что и там Гришаня и Герасим пытались привести в исполнение свой приговор. Однако условия в больнице совсем другие. Там за ними строго приглядывали. Так что их преступная акция в больнице провалилась. А Серегу скоро выпустили.

Я видел его молчаливым, голодным и обнищавшим. На этом этапе новой жизни, со своими стукаческими талантами он оказался невостребованным, из-за отсутствия рыбопромысловых судов. А Гришаня и Герасим, после освобождения, быстро нашли себе место в какой-то бандитской группировке. Впрочем, говорят, что их посадили. Времена уже пришли другие.

И в море выходят замуж

Все женщины хотят замуж. Ну, почти все. Красавицы, уродливые, симпатичные и не очень – злые, добрые, холодные, темпераментные. Выходят замуж, разводятся, снова выходят, опять разводятся... Воистину неистребима тяга

к замужеству, к продолжению рода, генетически заложенная в них мудрой матушкой природой. Вот только разводятся, как полагают они, из-за несовершенства мужской половины человечества. Мужики в глазах разведенной женщины гадкие, грубые, пьяницы, бабники ит. Конечно, не без исключений. Но их так мало... А вот мы, хорошие, ну что им еще надо! Так рассуждают одинокие молодые женщины, уже испытавшие горечь неудачного замужества. В этом твердо была уверена героиня нашего рассказа, молодая смазливая женщина, от которой к другой недавно ушел муж

– И чем она его приворожила, уж не медом ли смазала одно место? – грустно размышляла она. – Стерва, одним словом, а он сволочь, как и все мужики. Впрочем, нечего унывать. Поищу другого. Мужики, хоть и сволочи, а без них не обойтись. И в материальном смысле и в другом. – Эх, бабья доля...– горестно вздохнула Люся (так звали нашу героиню) и записалась посудомойкой или камбузницей, как их еще иногда называют, на рыболовный сейнер в океанский рейс, где работают одни мужики. Исключение составляют кок, то есть повар и камбузница, то есть посудомойка (по совместительству – уборщица). По этой специальности разрешалось брать женщин.

Сейнер, куда устроилась Люся, был не совсем рыболовный. По договору с управлением судно работало в научно-исследовательском варианте, с группой научных сотрудников, начальником которых являлся я. Ихтиологи резали выловленную рыбу, делали биологические анализы, подсчитывали ее численность, а океанологи изучали водную среду, в которой она обитала, пути возможных миграций рыбы, в общем, все, что интересовало рыбаков.

После долгих проволочек, вполне обычных для уходящего в рейс судна, мы

наконец вышли в море. Начались морские будни. Люся выполняла свои обязанности с ленцой, то есть работала не ахти как. Уборку на судне делала “спустя рукава”. Кок, уже пожилая женщина, была недовольна ее работой на камбузе и часто после нее перемывала посуду. В конце концов, она не выдержала и пожаловалась старпому. Но старпом после “разбора” с Люсей отмолчался и все оставил как есть.

Скоро мы пришли в промысловый район. Работы было много. Трюма заполнялись рыбой, а научные журналы материалами о ее биологическом состоянии и режиме водной среды. На третьем месяце рейса Люсенька, как ласково называли ее на судне, поняла, что пришел ее звездный час. Она навела тщательный марафет. В тесной и короткой юбке без конца вертелась, демонстрируя свою упругую попку. Остроконечная, с выпирающими сосками грудь, буквально выпрыгивала из прозрачной полурасстегнутой блузки в глаза ошалевшим от воздержания матросам.

Мужики “били копытами”. Старпом пускал слюни. Вот тут-то Люсенька и остановила свой выбор на Денисе, молодом ихтиологе, члене научной группы. Весь экипаж знал, что он не был женат, и лишь мне было известно, что у него есть девушка, которая училась в одном институте вместе с ним, и сейчас кончала четвертый курс. Моя супруга, его однокурсница, была в курсе его любовной истории. Причем, утверждала она, они любят друг друга и после рейса собирались расписаться.

Поэтому я был чрезвычайно удивлен, когда увидел, как она “клеится” к Денису, а тот благосклонно принимает ее ухаживания. Люсенька помогала Денису измерять рыб в нашей лаборатории, мыла инструменты, хотя это не входило в ее обязанности (лучше бы она на камбузе помогала коку). Они допоздна засиживались в лаборатории. Выходил Денис оттуда покрасневший, избегая встречаться со мной глазами, так как догадывался, что я все знаю о его невесте. Я забеспокоился, предчувствуя беду. И тут началось...

Вызывает меня капитан и говорит:

– Ты знаешь, о чем меня эта сучка спрашивала? Я сразу догадался, о какой сучке идет речь.

–Нет, не знаю,– ответил я.

–Правда ли, что я имею право регистрировать в вахтенном журнале браки и действительна ли эта запись?

– Ну и что вы ответили? – спросил я.

– Ответил то, что есть,– сказал капитан. – Да, имею право и запись действительна. Другое дело, что эти браки, как правило, недолговечны. И по приходу из рейса зачастую распадаются.

Я объяснил капитану, что у Дениса есть девушка, с которой он собирается регистрироваться после рейса и надо что-то предпринять, чтобы не допуститьошибки, которая исковеркает ему жизнь.

– Да,– согласился со мной капитан – надо что-то делать. Я ее, сучку, – закричал он,– заставлю сутками палубу драить, не разгибаясь, чтобы у нее не было сил не только соблазнять мужиков, но и разогнуться.

– А вот это зря,– глубокомысленно отвечаю я ему, – в такой позе она еще больше будет привлекать мужиков. Да и ночью не уследишь за ней. Тут надо что-то другое. А для начала я переговорю с Денисом.

Я вызвал к себе Дениса и стал, как говорится, читать ему мораль. Красочно обрисовал, что она из себя представляет и какая жизнь у него будет, если он на ней женится. Я напомнил ему, что его ждет девушка, точнее невеста, и выразительно посмотрел на него. Он покраснел, что-то пробормотал, промямлил, что все понимает и с Люсенькой больше встречаться не будет.

Довольный собой, я доложил о нашем разговоре капитану. Он почему-то засмеялся, сказал, что это чепуха, и что если женщина захочет мужчину, особенно в такой ситуации, как у нас, то обязательно своего добьется. И посмотрел на меня глазами мудреца, прожившего долгую жизнь.

Вечером я их снова увидел вместе. Они сидели на корме. Она в полу расстёгнутой кофточке и задранной до трусов юбке (и это при минусовой температуре). Он что-то еще пытался расстегнуть, хотя практически уже и расстегивать было нечего. Люсенька обнимала его, что-то шептала ему, целовала и мягко отводила его руки от дальнейших действий. Я плюнул с досады и пошел спать.

На следующее утро Денис появился у меня с виноватым выражением лица, стал извиняться и потом вдруг спросил, правда ли, что капитан может их с Люсенькой зарегистрировать.

– Иди к капитану и спрашивай – грубо отрезал я.– Я не регистрирую.

– Но... он...– с трудом вымолвил Денис, ... отказывает, говорит, что надо подождать месяц или два...

– Ну и правильно, – обрадовался я, по закону положено проверить чувства и подождать с месяц или два, а может три, я точно не помню, после подачи заявления.

– Вы ответите,– закричал он и выскочил из каюты. “Отвечу, отвечу...” про себя уже бормотал я и довольный вышел из каюты.

Шли дни, недели. Работали мы в открытых водах, без заходов в порты. Психологическая обстановка на судне ухудшилась. У многих были замечены нервные срывы. Взрывались, матерились буквально по пустякам. А Люсенька в их глазах была королевой, суперзвездой. Рыбаки с голодным блеском в глазах не сводили с нее глаз. Старпом зверел.

Капитан в сотый раз давал себе слово не брать больше в рейс молодых и красивых девок. И даже я при взгляде на нее чувствовал себя ну…не совсем адекватно, хотя и старался себя сдерживать. А ведь я взял себе за правило не давать себе в рейсах никаких расслаблений. Работа и только работа. Но это только теоретически. Попадется такая стервоза, которая трясет перед глазами голыми сиськами и вертит соблазнительной попкой, и вся твоя теория на пятый месяц вынужденного воздержания летит к чертям.

А что говорить о Дениске, который каждый вечер у нее пропадает и не только любуется ее прелестями, но и ласкает их. Мало ли что еще... А более, как мы поняли – ни, ни, ни... лишь после регистрации брака.

Ну, не стерва ли! Хотя, это с какой стороны посмотреть. Ну, в общем, у Дениса начала ехать “крыша”. Он подолгу смотрел на море отсутствующим взглядом, совершенно не реагируя на окружающих, автоматически выполнял заданную работу и зачастую с ошибками. Безразлично относился к моим замечаниям и снова не сводил глаз с моря. Я забеспокоился. И снова пошли бессмысленные консультации с капитаном и бесполезная воспитательная работа с Денисом. Мы с капитаном уже решили на все плюнуть и зарегистрировать их, как мне пришла в голову не совсем порядочная идея.

Дело в том, что кроме вахтенного журнала, который является официальным документом на судне, есть еще и научный журнал для тех работ, которые мы выполняем, где записываются координаты всех научных станций, результаты проведенных анализов и прочее. Этот журнал не является официальным, в него можно вносить изменения, исправления и даже вырвать лист, предварительно переписав записи. Он примерно такого же формата, как и вахтенный, и обложки практически не отличить. Вот я и предложил капитану зарегистрировать их в нашем журнале.

Капитан ничем не рисковал. Этот лист с записью, его подписью и судовой печатью мы просто вырвем и выбросим. И у капитана, а также и у меня останутся лишь угрызения совести за содеянный обман. Капитан колебался недолго. Я окончательно убедил его, когда нарисовал ему картину жизни на судне, если Денис выбросится за борт или свихнется, и последующего служебного расследования при возвращении домой.

Решили регистрировать их вечером, при свете тусклой настольной лампы в рубке. Мы сообщили им о нашем решении, чему влюбленные очень обрадовались. Капитан настоял лишь на одном условии, чтобы команда об этом не знала. Люся удивилась, но, в общем, ей было все равно, лишь бы была запись в вахтенном журнале. Ну а Денису тем более было безразлично, знает команда об этом или нет. Ему хотелось как можно быстрее дорваться до тела Люсеньки. Он согласен был на все условия.

Научный журнал мы предварительно подготовили, заменили надпись на обложке, подчистили... Положили журнал на вахтенный столик, убрав настоящий вахтенный журнал подальше от глаз, и пригласили их.

Невеста внимательно рассмотрела журнал лежащий на столике, и даже зачем– то потрогала его пальчиками, Жених, обалдевший, то ли от счастья, то ли от необычности ситуации молча стоял рядом,

–Это здесь? – тыкая пальцем в журнал, спросила Люся.

–Здесь, здесь,– грубо ответил ей капитан, – и открыл журнал.

–Будете расписываться или нет?

– Да, да... быстро ответила невеста, – конечно, будем, правда, Дениска...

Денис кивнул головой и, переминаясь с ноги на ногу, вожделенно поглядывал на Люсеньку.

– Расписывайте,– кивнула Люся капитану.

–Так, начал капитан,– сегодня… число...год..., регистрируются ф.и.о. невесты, так, жениха, свидетели, кто у нас тут, так. начальник рейса..., третий штурман... так. Ах, да... вы должны сначала сами расписаться, так. свидетели...моя подпись... так, вроде и все...

– а печать,– вскрикнула невеста, то есть уже почти супруга.

–Да, печать,– капитан со злобой посмотрел на нее и поставил печать.

Все,– со вздохом отрубил он. – Вы теперь муж и жена, с чем и поздравляю и прошу освободить рубку. Однако Люся не спешила уходить, перечитала написанный “приказ” капитаном, посмотрела внимательно на печать ... и вдруг говорит капитану...

– а мне...

– Что тебе,– не понял капитан.

– Да вот такую же бумажку, что вы написали, с печатью... Капитан чертыхнулся.

– А это уже нет, моя милая. По приходу в порт, третий штурман с журналом пойдет с тобой в загс, там посмотрят, поставят штамп в паспорт или куда ты захочешь...

Но Люся почему-то не уходила. По-видимому, почувствовала по напряжению в рубке, что здесь что-то не так. Мы замерли. Необычную и щекотливую ситуацию спас Денис. Уж очень хотелось ему затащить ее в постель.

– Люсь, а Люсь... ну, пойдем...,– и на правах уже законного супруга буквально вытащил ее из рубки.

Мы с облегчением вздохнули. Капитан обратился к третьему штурману:

–Ни при каких обстоятельствах в период рейса никому вахтенный журнал не давать. И если хочешь быть вторым штурманом, никому ни слова.

–А теперь, – он обратился ко мне, – ваши действия.

Я спокойно вырвал лист из журнала, разорвал его на мелкие кусочки и выбросил в море. Затем мы пошли в каюту капитана и “обмыли” содеянный грех.

Угостили третьего штурмана, посмеялись вдоволь и пошли спать.

На следующий день я дал Денису выходной, а еще на следующий день он сам себе взял отгул. Вышел он на третий день на работу весь измочаленный, как мартовский кот, но довольный – глаза блестят здоровым блеском и с энтузиазмом втянулся в работу. Я с горестью, но с облегчением вздохнул.

Люся стала появляться в кают-компании судна в более приличной форме, в блузке, застегнутой на все пуговицы, веселая, а тарелки так и летали в ее руках. Все уже знали, что она живет с Денисом. Такого не утаишь на судне. Дело житейское. Но рейс уже давно перевалил за половину, и многие рыбаки, особенно женатые уже мыслями были дома. Так что на них и внимания уже почти никто не обращал. Сунулась как-то Люся в рубку, еще раз удостовериться в написанном брачном свидетельстве, но третий штурман турнул ее из рубки и послал подальше. В порту, мол, будешь читать и перечитывать. На этом она и успокоилась.

Но мне снова не стало нравиться поведение Дениса. Опять он загрустил и в одиночестве на корме перечитывал какие-то радиограммы, рвал их на мелкие кусочки и снова подолгу не сводил глаз с моря. Я попросил капитана узнать, что за радиограммы он получает. Оказалось, что ему часто шлет их его девушка. Она сообщила ему, что скоро будет мамой и умоляет его ответить ей.

Положение снова осложнилось. На свою “жену” он уже глядел равнодушно и даже озлобленно, несмотря на все ее старания. Снова появились прозрачные блузки, короткие юбки. Но на Дениса они уже не действовали. Тут и ежу понятно, что когда любви нет, как ты не показывай свои прелести, которые знаешь вдоль и поперек, то, как говорят моряки, все это – на ветер. В конце концов, она успокоилась, даже тогда, когда он перестал приходить к ней. Мол, куда ты от меня денешься!

А с Денисом снова дела стали настолько плохи, что, посоветовавшись с капитаном, мы решили, не дожидаясь берега, рассказать ему правду. Он не поверил мне, побежал в рулевую рубку, откуда третий штурман вытолкал его в шею. Пришлось капитану самому взять вахтенный журнал и показать ему. Денис придирчиво изучил каждую строчку на той странице, где их в тот день должны быть зарегистрировать, но ничего, кроме обычных морских записей, не нашел. Он обнял нас с капитаном, что-то обещал, в чем-то клялся... Тут же побежал в радиорубку и оттарабанил своей ненаглядной радиограмму длиной в лист. Что он там написал, мы не знали, но догадывались.

И в тот же день Денис повытаскивал свои последние тряпки из каюты, где они с Люсей жили. Люся на правах “законной супруги” пыталась устроить ему семейную сцену, но капитан быстро успокоил ее, пригрозив, что снимет премиальные. Вот так и закончилась у них семейная жизнь. Все посмеялись и успокоились, тем более что скоро домой идти. Все ждали с нетерпением прихода в родной порт, даже Люся, чтобы поставить в загсе штамп в паспорте.

По приходу в порт Денис, оказывается, был уже папой. После жарких объятий со своими родными мы с удовольствием наблюдали, как Денис тискал своего первенца. А Люся, в сопровождении третьего штурмана и с вахтенным журналом пошли в загс, где долго искали запись о браке, но естественно не нашли его.

Люся никак не могла понять, почему нет записи в журнале. Уж не привиделось ли все это ей? Где она расписывалась? Третий штурман не дал ей вразумительного ответа. И, по-моему, она до сих пор ничего не поняла, впрочем, быстро успокоилась, утешилась и снова пошла в рейс в поисках мужа.

А Денис скоро пригласил нас с капитаном на свадьбу, долго благодарил и рассказывал какой у него замечательный первенец и какая чудесная жена.

Вот такая случилась история.

Как я бросил курить или нежданные встречи в океане...

В первый раз я закурил в седьмом классе. Во дворе школы здоровые парни из 10 класса всунули мне в рот горящую сигарету со словами: “Будь мужчиной”.

Но мужчиной я не стал. Я закашлялся, и меня чуть не вырвало. После этого я долго не мог переносить табачный дым.

По-настоящему я закурил в какой-то праздник уже после школы. Самоотверженно выкурил в компании сигарету, красуясь как петух, на шесте курятника... и потом пошло, поехало. Неоднократно я “бросал” курить, точнее забывал. Организм был еще здоровый, зависимости я не ощущал. Однако мне нравилось, как курили мои любимые герои фильмов. Я пытался подражать им, красуясь перед хорошенькой девчонкой из 10– го “Б” класса моей школы. И, как мне казалось, она благосклонно поглядывала на меня, особенно когда я небрежно крутил между пальцами болгарскую сигарету, закуривая и пуская дым кольцами. Ах, каким я себе казался неотразимым!

И каким был для меня удар, когда эта негодная обманщица (не такая же она была и красавица) ушла с другим парнем, причем некурящим.

С горя я хотел бросить курить. Но было уже поздно. Начался процесс привыкания. Правда, я всякий раз убеждал себя, что всегда могу бросить курить. Даже на какое-то время бросал, но потом снова в теплой компании за бутылкой вина, в клубах сигаретного дыма, я опять закуривал... Скоро я понял, что обманываю себя и родителей, когда говорил себе и им что могу бросить курить.

Выкуривал я обычно по одной пачке в день. Но позже, уже после окончания института, мне стало не хватать одной пачки, и я стал выкуривать по 1,5 пачки в сутки. Я со страхом обнаружил, что организм стал требовать никотина и ночью. Это было для меня ударом. Тем более что я стал кашлять, по словам матушки, как старый дед. Неоднократно я делал робкие попытки бросить курить, но все было бесполезно.

Жизнь шла своим чередом. Окончив институт, я влюбился, женился, и тут-то все и началось... Оказалось, что моя молодая любимая жена и на дух не выносит табачный дым. Началось с того, что сразу после свадьбы она отказалась целоваться со мной. Я сначала думал, что это шутка, веселился, пытался ее обнять. Ведь целовались же мы до свадьбы. Но шутка обернулась для меня бедой. Она перестала целовать меня, стала выгонять курить на балкон, потом в коридор, брюзжала, что я пропах весь табаком и что она этого не может переносить, что у нее аллергия на табачный дым.

В конце концов, это кончилось тем, что предложила спать в разных комнатах. Но поскольку свободной комнаты не было, я был вынужден спать на кухне – на раскладушке. К себе она меня подпускала один раз в неделю, предварительно заставляя хорошо чистить зубы пастой и полоскать рот лосьоном. И все равно при выполнении своей супружеской обязанности заставляла меня отворачивать лицо. Так начался мой медовый месяц. Горе и страдание обрушились на меня.

Я набрался мужества и не курил несколько дней. На третий день с гордостью сообщил ей об этом. Хорошо обнюхав меня, жена разрешила перенести постельное белье обратно к ней, и я, что называется “дорвался”до моей молодой и любимой жены. Она также со всем пылом любящей супруги горячо отдавалось мне.

Отчаянно мучаясь, на следующий день я втихаря от нее выкурил сигарету и хорошо прополоскал рот. Но жена, словно натасканная собака, тут же учуяла запах. Пришлось снова идти на кухню. Причем супруга пригрозила мне, что за обман вообще не будет подпускать меня к себе, даже раз в неделю. Я был в шоке и в сердцах сказал ей, что я уйду к любовнице (которой у меня не было). Да и какая может быть любовница, если я только женился и очень любил свою жену. При взгляде на нее у меня “пела” каждая жилка моего тела, кровь закипала, и я готов был заниматься любовью с ней где угодно и когда угодно. Но лучше бы не говорил ей о мифической любовнице. Она вытянулась как струнка, дернула голову и с презрительным взглядом и ледяным блеском в глазах произнесла:

– Забирай свои тряпки, сигареты, и чтобы духу твоего не было. Скажи своей любовнице, что она может поменять свой статус любовницы на жену, а мне такой муж не нужен, чтобы в первый месяц совместной жизни завел себе б..

Ее лицо выражало благородное возмущение, а глаза пылали дразнящим, темным от негодования огнем. Я не выдержал, бросился на нее, повалил на кровать, оборвал все пуговицы на халатике и с такой страстью овладел ею, как никогда со времени нашей короткой совместной жизни.

– Ты зверь, грубиян – в слезах прошептала она. – А.. у тебя, в самом деле, есть любовница?

– Дура,– в сердцах закричал я. – Я же люблю тебя... и вообще стал бы я тебя насиловать, если у меня была бы любовница.

– Ну, насиловать, это громко сказано,– ответила моя ненаглядная молодая супруга и лукаво посмотрела на меня. – Пусть бы другой кто-нибудь попытался изнасиловать,– это, во-первых, ...

–А что во-вторых? – спросил я.

–А во-вторых,– начала она. – Я просто жизни не знаю и вас мужиков тоже. Может у вас так принято, что едва успел жениться, как через некоторое время заводишь себе любовницу.

–Дура,– снова не выдержал я.

– Это если не любят.

– Ну, за дуру...– начала она. – Ладно, чтобы это было в последний раз. А насчет любви, не знаю и если ты действительно любишь меня, то выполнил бы мою просьбу и бросил курить.

–Может и пить совсем бросить и ...

–Не хами,– ответила она. – Тебе не идет, а насчет того чтобы совсем пить бросить, я не хочу, девчонки засмеют и тут же приплетут и третье, что ты сказал.

Она покраснела и продолжила свою мысль: – А вот курить ты действительно бросишь, а иначе в постель ко мне не ляжешь. И ты, в конце концов, действительно заведешь себе любовницу, и мы разведемся.

–В общем, выбирай,– категорично заявила она.

Грустный и несчастный от подобного ультиматума, я поплелся на работу.

Работал я в рыбразведке (не путать с внешней разведкой). В этот день начальник предложил мне пойти в рейс. Причем судно выходило буквально на днях. Однако он не настаивал, так как был прекрасно осведомлен, что у меня еще не кончился медовый месяц (сам был на свадьбе). Поэтому очень удивился, когда я согласился.

Я раздумывал недолго, так как был уверен, что курить так просто не бросишь. Это я уже знал точно, поскольку неоднократно бросал и снова начинал. Моя ненаглядная супруга вряд ли позволит каждый раз “насиловать” ее. И за время длительного рейса она соскучится и откажется от своего несуразного, как я считал, требования. Я сдал документы и пошел объявлять своей жене о неожиданной командировке. Она встретила эту новость сначала с удивлением, а потом, узнав, что рейс будет продолжаться полгода, с возмущением. Слезы лились ручейками из глаз. Начались упреки, жалобы...

– Можно,– спросил я ее. – Я буду курить до рейса, а ты не будешь возражать,

если, если...

–Можешь,– прошептала она,– нежно прижимаясь ко мне. Но, после рейса,– голос ее затвердел…

– Да, да... поспешил ответить я,– и начал обрывать только пришитые пуговицы халата.

Через три дня, попрощавшись с семьями, мы вышли в море. Сигареты, как правило, рыбаки в море не берут, так как их достаточное количество имеется в артелке, то есть провизионной кладовой, откуда каждый курящий имеет право брать по потребности. Деньги за них потом высчитывают с зарплаты.

Едва силуэт родной супруги скрылся с горизонта, как я сразу же взял в у артельщика блок моих любимых болгарских сигарет и, не видя ее недовольного взгляда, с удовольствием задымил.

Так началось мое грехопадение. Скоро я вошел в “норму” и выкуривал уже по полторы пачки сигарет в день, стараясь не думать о моем обещании супруге, да и некогда было. Работы в начале рейса навалилось очень много. Через пару месяцев стало легче. Просто пошло все по накатанной “колее”. Появилось время отдыха, время для раздумий и воспоминаний. Все чаще, во сне и наяву, передо мной стала появляться моя ершистая и любимая жена и укоризненно грозила пальчиком. Потом исчезала, снова появлялась, и с каждым последующим днем она казалось мне все более красивой и соблазнительной. Иногда, о ужас! Она показывалась мне в обнаженном виде. Я отгонял эти непрошеные видения, выбегал на палубу. Морской холодный ветер и соленые брызги на некоторое время успокаивали меня. Но ненадолго. Я готов был выполнить любое ее желание, лишь бы получить ее в свои объятия. Но бросить курить...

Эта мысль угнетала меня и ежедневно мучила. Я представил себе, как в первую ночь после прихода с рейса, услышав запах табака, моя ласковая и желанная супруга отсылает меня в холодную неуютную кухню спать на раскладушке. Брр-р.

Я загрустил и закурил сигарету...

И вдруг, в середине рейса, артельщик объявляет, что сигареты кончились. Такая ситуация иногда случается. В этом случае сигареты и вообще все ларьковые продукты добираем на базе или на проходящих промысловых судах, если, конечно, они там есть. Но в настоящем рейсе мы работали в отрыве от промысловых судов и базы, по научной программе. Артельщик в спешке, как часто бывает, не учел эту ситуацию. Капитан долго ему выговаривал и, забрав себе все остатки сигарет, собрал команду и объявил, чтобы экономили сигареты, поскольку их в ближайшее время не будет. Но как ты их не экономь, они все равно кончаются. В некотором выигрыше остались те, кто курил без фильтра и не выбрасывал окурки. Они собрали их из импровизированных пепельниц и затягивались самокрутками.

Наступили тяжелые времена. Ближе чем на 700 миль никого из промысловых судов не было, то есть до них двое-трое суток ходу. Это если при хорошей погоде. И сколько топлива надо сжечь, чтобы взять сигареты. Золотыми они окажутся.

Никто из начальства разрешения на это переход, конечно, не даст.

Да и я, как начальник рейса, не мог позволить совершить этот марш бросок, так как он сорвал бы нашу научную программу. Артельщик ходил расстроенный, боялся даже ночью выходить на палубу. Я очень тяжело переживал отсутствие сигарет. Меня тошнило, не хотелось работать, даже есть. Спал очень плохо, и даже супруга перестала являться в моих сновидениях.

Меня преследовал запах дыма. Я проклинал испанцев, перехвативших у индейцев Америки эту пагубную привычку и экспортировавших это зелье из Америки в Европу. Когда я проходил мимо каюты капитана, откуда чуть доносился запах дыма, у меня кружилась голова.

Как я жалел, что так неэкономно курил и выбрасывал за борт окурки. Мне было стыдно, но когда я ходил на палубе, то помимо воли высматривал затерявшийся где-нибудь окурок. Как я выдержал первую неделю, не знаю. Это могут понять только те, кто тоже бросал курить. Трудно и мучительно. В артелке не было даже сосательных конфет, чтобы как-то убить это проклятое желание.

Вторая и третья неделя прошли также очень тяжело. Далее я стал уже понемногу есть и скоро я почувствовал, что снова хочу... ну, хочу обнять свою жену. Курить по-прежнему хотелось, но перетерпеть уже было можно.

Но тут случилось такое...

Команда в буквальном смысле озверела без курева. Все со злобой посматривали на капитана, так как уже знали, что остатки сигарет выбрал он. Поэтому капитан курил у себя в каюте, закрывшись на замок. Появись он перед командой с сигаретой, навлек бы на себя большие неприятности. Матросы послали к капитану парламентариев просить, чтобы мы подошли к какому– ни будь японскому или южнокорейскому судну, работающих в автономном плавании недалеко от нас на лове тунца. Мы часто видели, как они выбирают свои тунцеловные порядки.

Подходить в те времена к иностранному судну, а тем более что-то брать или передавать на него категорически запрещалось. Капитан и вахтенный штурман сразу же лишались визы, а порою и должности. А еще раньше, как нам рассказывали старожилы, они могли отправиться под конвоем в места, не столь отдаленные от Камчатки.

Парламентеры во главе с боцманом предъявили капитану ультиматум: или мы идем к “японцу” и берем сигареты в обмен на сгущенное молоко (именно наше отечественное, очень ценилось у иностранных моряков), или команда прекращает работать, а дальше посмотрим..., и они грозно посмотрели на капитана. Короче назревал бунт.

Я пытался успокоить капитана, рассказывал, что в истории морских экспедиций, несмотря на большое количество бунтов, в том числе и у Магеллана, только один увенчался успехом, на английском бриге “Баунти”. И даже в этом случае капитан остался жив. Правда, ему пришлось с частью команды испытать множество горестей и проплыть тысячи миль на обыкновенной шлюпке, пока он не достиг гостеприимной земли и, в конце концов, прибыл на родину, в Англию. Причем он успел даже отправить на виселицу часть бунтовщиков. Мой капитан грустно посмотрел на меня и отвернулся, а парламентариям ответил категорическим отказом.

На следующий день команда не вышла на работу. Тут уже забеспокоился не только капитан, но и я. У меня срывалась океанологическая съемка, которую нельзя прерывать. Она должна быть непрерывной, и только в этом случае полученные данные можно будет использовать для научного анализа. Я предупредил капитана, что в случае срыва научно-исследовательских работ, экипаж лишится премии.

–Вот ты пойди и объясни это матросам,– ехидно ответил он мне.

–Нет – говорю я,– к команде я не пойду. Им надо сейчас только сигареты и на любое другое предложение они ответят отказом. И я предлагаю подойти к этому “японцу”, который у нас на горизонте ловит рыбу, и взять у него сигареты, то есть обменять на наши продукты.

Я не могу пойти на должностное преступление,– отвечает капитан. – У меня есть инструкции, которые я не могу нарушить. В противном случае мне визу закроют – раз..., должности лишусь – два... Дальше он не стал продолжать и отвернулся.