Текст книги "На вершине власти"
Автор книги: Владимир Гриньков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
17
Всякий раз, когда до Хедара добиралось московское начальство, посольство разворачивало операцию под кодовым названием «Забить козла». К игре в домино это никакого отношения не имело, поскольку представляло собой набег вооруженных до зубов людей на стада джебрайских горных козлов – туранов, чьи великолепные витые рога, надлежащим образом обработанные, служили традиционным сувениром.
Хомутов попал в команду по «забиванию козла» впервые, и это для него оказалось неожиданностью. Только когда поздним вечером на посольском автобусе их доставили на аэродром к вертолету и он увидел, что за старшего с ними летит Уланов, он сообразил, что именно тот расстарался, замолвил словечко, где следует. И хотя между ними не все было ладно, Хомутов надеялся, что настроение Уланова переменится.
Летели трое: Хомутов, охранник посольства Баграев и инженер центра связи Онуфриев. Каждому выдали по «Калашникову» и по четыре рожка патронов. Уланов деловито растолковал, как надлежит действовать, и пока он их инструктировал, солнце окончательно скрылось за горами и наступила черная южная ночь.
– Спокойно, спокойно, – бормотал Уланов. – Подсветим, когда потребуется, видно будет лучше, чем днем.
К нему подошел какой-то малый в летной кожанке, поинтересовался:
– Ты, что ли, готов, Уланов?
– Я всегда готов. Как юный пионер.
Через минуту обнаружилось, что лететь им предстояло под прикрытием двойки боевых вертолетов. В прошлом году, во время аналогичной операции, посольский вертолет был обстрелян с земли, и с той поры «охотники» не вылетали без сопровождения.
Малый в кожанке побрел к своей машине, на консолях которой болтались авиационные пушки, смахивавшие на сигары. Уланов перехватил взгляд Хомутова, пояснил:
– Больше тысячи выстрелов в минуту. Сегодня этот недомерок покажет, как они работают.
И почему-то с остервенением сплюнул при этих словах.
Поднялись и летели в полной темноте довольно долго, внизу не было ни огонька, так что казалось – никакой земли и жизни на ней нет, и только одни они, заблудившись в пространстве, устремляются куда-то в еще более глубокий мрак. Это было странное чувство. Словно их души остались в прошлом и они за него уже не отвечали. Они исчезли, испарились, а с испарившихся – какой спрос?
Хомутов забился в дальний угол, ему хорошо было сейчас от плотно обволакивающего одиночества. В конце концов он не заснул, а забылся, когда же вновь осознал себя в реальности, в салоне происходило какое-то движение. Кто-то отодвинул боковые двери, ворвался упругий, все еще горячий воздух. Уланов включил прожектор, и Хомутов снова обрел систему координат: они летели над землей, совсем низко, и белый луч суматошно шарил по сухим склонам холмов.
Подобрался Онуфриев, прокричал Хомутову в ухо, стараясь превозмочь гром двигателя:
– Давай к дверям, Паша! Пристегнись карабином, чтобы не вывалиться.
Он помог Хомутову устроиться поудобнее, подал автомат. Луч прожектора наконец-то наткнулся на то, что искал, – стадо в полтора десятка туранов, ошалев от шума и ослепленное ярким светом, бросилось вниз по склону холма. Вертолет заскользил вслед за ними, словно привязанный.
– Они теперь так и будут бежать по лучу! – прокричал Онуфриев. – Подойдем ближе – бей очередями!
Вертолет опустился еще ниже и теперь хищной птицей болтался над горсткой обезумевших животных. Хомутов прицелился, и когда услышал выстрелы соседей, тоже нажал спусковой крючок.
Он не успел расстрелять второй рожок, когда их вертолет, заложив крутой вираж, развернулся и рванул обратно, к вершине холма, откуда они начинали атаку. Машины сопровождения летели рядом, держась позади. Онуфриев жестами показал: все, конец, охота завершилась.
– Как, уже? – удивился Хомутов.
Их вертолет опустился на землю. Теперь, в свете прожектора, Хомутов увидел трупы туранов. Их было с десяток, не меньше.
Онуфриев и Баграев направились по склону холма вниз. Появился Уланов, остановился рядом, спросил после паузы, стараясь казаться безразличным:
– Мы что – в ссоре?
– Нет, с какой стати?
Уланов вытащил сигарету.
– Это все из-за Люды?
Хомутов пожал плечами.
– При чем тут Люда?
– Но если она ни при чем – какого дьявола?
– Никто не виноват, Дима. Дело во мне. Знаешь, бывает ощущение, что ничего уже не исправить. Мне вот уже за сорок – и что? Все эти годы – псу под хвост. Я – никто. Понимаешь? Просто никто, пустое место.
– Брось, – поморщился Уланов. – Через это, по-моему, все проходят. Сорок – критический возраст. Оглядываешься по сторонам, пытаешься итоги подбить – и начинает казаться, что все время шел куда-то не туда, впереди – тупик, и никакой радости. Ты оглянись…
– Я уже оглянулся, и тошно мне стало.
– Ты что-то решил?
– Уеду, пропади оно все пропадом.
– Домой?
– Да.
– Что ж, – Уланов пожал плечами, отвернулся, носком тяжелого ботинка ковырнул суглинок.
Внизу, на склоне, Онуфриев с Баграевым копошились над телами животных.
– Разве не лучше охотиться днем? – спросил Хомутов.
– Нет, не лучше. Днем тураны бросаются врассыпную. А ночью бегут кучно, держатся в луче, – пояснил Уланов и сразу, без всякого перехода, спросил: – А Люда? Она с тобой?
– Откуда я знаю?
Больше они на эту тему не говорили.
Хомутов пошел помочь спутникам. Онуфриев яростно рубил головы злополучным туранам, весь перемазанный кровью.
– Варвары, – буркнул Хомутов. – Хотя бы мясо брали…
– Не годится, – ответил Баграев. – Жесткое, как подошва. И козлом разит. Его сутки вываривать надо.
Головы, управившись, побросали в вертолет.
Снова пришел малый в кожанке, задребезжал недовольно:
– Вы чего возитесь? Утро скоро.
– А тебе невтерпеж? – хмуро спросил Уланов. – Пострелять охота?
– Ага, – ухмыльнулся малый. – Есть такое дело.
– Не надоело?
– Не-а.
Уланов поднялся в кабину, зло хрястнул дверцей.
– Двинули, – сказал Онуфриев.
Вертолеты оторвались от склона, заскользили вниз. Тот, который пилотировал летчик в кожанке, вырвался вперед и врубил прожектор, как это делал Уланов. Семью туранов он нащупал минут через двадцать, опустился ниже, и внезапно от вертолета к испуганному стаду протянулись огненные нити.
– Пушка, – крикнул на ухо Хомутову Онуфриев. – Фарш делает.
– Зачем?
– Просто. Кайф у него такой.
Расстреляв боезапас, вертолет сыто отвалил в сторону, пропуская машину Уланова вперед.
Над горами уже розовело. Все, кроме пилотов, спали, утомленные охотой. Когда их вертолет пошел на посадку, Хомутов открыл глаза и увидел солнце – переход из ночи в день был таким неожиданным, что он непроизвольно зажмурился.
Их уже поджидал грузовик. Они побросали тураньи головы в кузов, потом Хомутов подошел к Уланову, взял его за локоть.
– Спасибо. Заходи завтра ко мне, посидим.
– Не могу. С сего числа мы на особом режиме. Круглосуточное дежурство у машин. Большой босс прилетает. Ты, поди, тоже слышал?
– А то, – кивнул Хомутов.
18
Самый большой стресс в своей жизни шеф госбезопасности испытал, будучи в ранге посла СССР в Венгрии. Тогда, в пятьдесят шестом, все началось с митингов и демонстраций, поначалу как бы безобидных, и власти, промедлив, упустили момент, когда произошел перелом. Уличные толпы стали неуправляемыми. И только когда прозвучали первые выстрелы, стало ясно, насколько серьезно происходящее. Каждые три часа Шеф слал депеши в Москву, а на улицах Будапешта уже валялись трупы коммунистов. Шеф видел эти фотографии: растерзанные тела, кровавые звезды, вырезанные на спинах убитых. Он пытался загнать панический страх вглубь, и это ему удалось – внешне он выглядел деловито-озабоченным, и лишь временами вздрагивал от близких выстрелов – нервы были натянуты как струны. И только когда в Будапешт вошли советские танки, он поверил, что спасен, что все обошлось. Но страх оставался, и чтобы заглушить его, он с упоением вчитывался в сводки, которые ложились на его стол: подавлен очаг сопротивления в районе городского рынка, захвачена большая группа контрреволюционеров, удерживавших здание гимназии… Тех, кого брали с оружием в руках, расстреливали на месте – расплата за все, что пришлось пережить.
Венгерские события стали для Шефа хорошей школой. Каждой клеткой своего тела он осознал, что нельзя запускать болезнь, ее следует лечить сразу, еще до того, как потребуется хирургическое вмешательство. Так устроен мир – есть две могучие силы, между которыми идет борьба, и эта борьба жестока и кровава. Ни мы, ни они – никто не хочет прямого столкновения, ибо последствия непредсказуемы, и поэтому схватка идет на чужой территории. Столкнувшись в Венгрии, затем в Чехословакии и Польше – везде мы взяли верх, и не потому ли, что научены действовать решительно, не давая болезни захватить весь организм?
Сведения, которые поступали к Шефу из Джебрая, заставляли его мысленно возвращаться к событиям в Венгрии. Фархад пока еще прочно удерживал власть, но события развивались так стремительно, что уже не везде он поспевал, приходилось местами отступать, эти отступления еще были незначительны, но Шеф помнил, что точно так же, с мелких отступлений, начинался венгерский кризис. Потребуется совсем немного времени, чтобы в Джебрае все рухнуло. Здесь идет все та же нескончаемая схватка. Американцы поддерживают восставших северян, и это означает, что Фархаду необходимо без промедления оказать помощь. Его беспокойство имело под собой почву, и к Генеральному он ездил неспроста.
Шеф думал об этом все время, пока самолет нес его в Джебрай. И когда они приземлились и в аэропорту навстречу ему шагнул президент страны, окруженный свитой, он требовательно взглянул в лицо Фархада, пытаясь прочесть на нем ответ на свой вопрос – понимает ли тот, какие тучи над ним сгущаются?
Президент выглядел торжественно-благожелательным, лицо его выражало полнейшую безмятежность и радушие. Однако Шеф наметанным глазом мгновенно отметил, как необычно суетлива свита Фархада. Он не ошибся в своих предположениях – здесь царит нервозность, первый предвестник грядущих поражений. Это открытие его не ободрило.
Ничем не выдав своей обеспокоенности, Шеф стоически выдержал пышную церемонию встречи, и только когда они сели в машину и кортеж направился в город, спросил через переводчика:
– Как обстоят дела, товарищ Фархад? Как обстановка в стране?
При этом взгляд его был участлив и дружелюбен.
– Обстановка стабильна, – отвечал Фархад. – Завтра состоится военный парад в честь Дня республики. Надеюсь видеть вас среди почетных гостей.
«О, разумеется, сейчас ему просто необходимо мое присутствие на торжествах, – отметил про себя Шеф. – Нет лучшего способа продемонстрировать, что Москва его поддерживает».
Он наклонил голову, выражая благодарность и согласие.
– Что на севере? Я слышал, на днях совершено нападение на армейскую колонну?
Фархад бросил на Шефа быстрый тревожный взгляд, сказал, выдержав короткую паузу:
– Мы держим ситуацию под контролем. Но нам, к сожалению, остро не хватает современных средств ведения боевых действий.
– Как вы понимаете, мы не можем направить в Джебрай людей, которые поднимали бы вертолеты в воздух и вели в бой танки. – Шеф пожал плечами. – Опыт Афганистана научил нас, что потери в таких случаях…
– Экипажи мы укомплектуем джебрайцами, – поспешно возразил Фархад. – Нам необходима техника.
– Что конкретно вас интересует?
– Танки, БМП, вертолеты огневой поддержки.
– Вертолеты в Джебрае уже есть, причем с нашими экипажами, – напомнил Шеф.
– Да, но единственное, чем они здесь занимаются, – охота на туранов, – усмехнулся президент. – У них нет приказа оказывать содействие нашим частям.
– На туранов?
– Да, горных козлов. Палят по ним из скорострельных пушек.
Шеф негромко рассмеялся.
– Ладно, – проговорил он, скомкав смех. – Я думаю, мы сможем перебросить их на север. А с бронетехникой следует разобраться детально. Полагаю, министр обороны представит нам развернутый доклад. Кстати, я до сих пор не знаю его имени.
– Бахир, – сказал президент. – Полковник Бахир.
Это имя он произнес так, что Шеф удивленно вскинул брови. Похоже, президент не очень-то жалует своего министра обороны. Соперник? Скорее всего – да.
Вопрос об отношениях Фархада и Бахира он задал полковнику Гарееву, когда тот, уже ближе к вечеру, докладывал высокому гостю о положении дел в стране.
– По имеющимся у меня сведениям, – говорил Гареев, – Бахир постепенно вытесняет с ключевых постов людей, обязанных президенту, и ставит своих. Подробности мне пока не известны – ни к одному, ни к другому не удается подобраться достаточно близко.
– Не беда, – хмыкнул Шеф. – День-другой, и мы будем в курсе всего. Фархад запросил помощи, так что придется ему раскрыться. Сразу после праздника приступим к работе. Кстати, как тут у вас в Хедаре? Я приглашен принять участие в военном параде. Это достаточно безопасно?
Гареев смотрел ему прямо в глаза, окруженные сеткой мелких морщин.
– Все меры по обеспечению безопасности приняты. Но стопроцентной гарантии дать не могу.
– Хитер ты, брат, – усмехнулся Шеф. – Меры приняты, а гарантий нету… Ловко!
– Должность такая, товарищ председатель. Всегда и во всем приходится сомневаться.
19
Гранатомет Абдул уложил в багажник, прикрыв сверху рулонами ткани. Было еще совсем темно, только над далекими горами небо слегка светлело.
Муртаза сел за руль, рядом с ним должна была ехать Амира. Абдул с Хусейном устроились сзади, положив автоматы под ноги.
– Вперед! – скомандовал Абдул.
Все они заметно нервничали, так что Абдулу пришлось подбодрить ребят:
– Сейчас бояться нечего. Полиция спит, служба безопасности еще не выставила посты.
Это, впрочем, не подействовало.
Выехали на площадь, где черной глыбой высился президентский дворец. Остановились у знакомой лавки, Абдул выскочил из машины и позвонил в дверь. Хусейн и Муртаза встали по сторонам так, чтобы их не было видно, и только Амира оставалась в машине. Она уже села за руль и поглядывала настороженно, не выключая двигателя.
Лавочник долго не появлялся, Абдулу пришлось позвонить еще раз, и только тогда за стеклом мелькнула полоска света и сонный голос спросил:
– Кто там, чего надо?
– Это я! Узнаете? – Абдул приблизился к окну, чтобы торговец мог его рассмотреть. – Я покупал у вас фитили.
– Помню. Но сегодня у нас закрыто. К тому же еще очень рано.
– Я знаю. Но у меня дело.
Щелкнул замок. Абдул с силой толкнул дверь и ввалился в магазин. Не давая лавочнику опомниться, следом влетели Хусейн и Муртаза, прижав его к стене.
– Тихо, – прошептал Абдул. – Веди себя правильно – будешь жить!
Оставив лавочника под присмотром Муртазы, они вдвоем с Хусейном перенесли в лавку гранатомет, автоматы и сумку с боеприпасами, после чего заперли наружную дверь. Амира тотчас отъехала.
– Кто еще в доме? – спросил Абдул.
Лавочник с ужасом смотрел на оружие в руках непрошенных гостей и молчал. Абдул повторил вопрос.
– Дочь, Фатима, – словно очнувшись, отвечал лавочник.
– Это все?
– Да.
– А жена?
– Жена сейчас у родственников.
Лавочника и его дочь заперли в подсобной клетушке, Муртазу оставили сторожить их. Поднявшись на второй этаж, Абдул с Хусейном устроились у окна. Солнце уже поднялось над хребтом и теперь заливало площадь и массивную, затянутую зеленой тканью трибуну на ней.
– Отсюда действительно все как на ладони, – сказал Абдул. – Даже не верится.
– Ты уверен, что сможешь попасть с такого расстояния?
– А мне не надо в него попадать. Достаточно попасть в трибуну. Она бронированная, и все произойдет так, как при попадании гранаты в танк. От удара с обратной стороны броневого листа, там, где будет стоять Фархад, отделятся сотни осколков. От них не укроешься. Продолжая двигаться с огромной скоростью, они поразят стоящих на трибуне. Но и это еще не все. Сама граната как бы прилипнет к броневому листу, прожигая металл раскаленной струей, и через мгновение на трибуне не останется ничего живого.
Абдул любовно погладил гранатомет.
– У предателя нет шансов. Ни одного.
На площади появились люди в форме. Суетясь, они перекрыли прилегающие улицы, растянулись цепью вдоль ограды дворца.
– Мы вовремя справились, – заметил Хусейн.
Минуло долгих два часа, прежде чем площадь начала заполняться. Штатских здесь почти не было, повсюду мелькали офицерские фуражки и каскетки полевой формы. С северной стороны площади выкатилось несколько армейских автомобилей и замерло – они должны были возглавить колонну войск.
– Сходи к Муртазе, – предложил Абдул. – Взгляни, как он там.
Ему хотелось, чтобы Хусейн немного отвлекся.
Заслышав шаги Хусейна, Муртаза встревоженно вскинул голову.
– Что там? – спросил он, кивнув в сторону площади.
– Готовятся. Полиции нагнали, шпиков из службы безопасности.
– Фархада нет?
– Трибуна пустая. А у тебя?
– Нормально.
– Не шумят подопечные?
– Сидят как мыши, – нервно рассмеялся Муртаза и повел стволом автомата. – Знают, что мы шутить не намерены.
– Ладно. Тогда я пошел.
Хусейн поднялся наверх к Абдулу.
– Спокойно? – спросил Абдул.
– Да.
И едва Хусейн проговорил, как внизу раздался грохот, словно кто-то настойчиво заколотил в дверь. Хусейн выглянул в окно и повернулся к Абдулу с испуганным лицом:
– Солдаты! Ломятся в лавку! Человек пять, не меньше.
Это была катастрофа. Абдул стремительно выпрямился, вскинул автомат. С их боезапасом они могут продержаться минут двадцать.
– Открывай! – орали на улице.
– К ним надо выйти, – подсказал Хусейн.
– И что потом?
– Не знаю. Но иначе нельзя – взломают дверь.
В комнату ввалился Муртаза. Его руки, сжимающие автомат, подрагивали.
– Там… там солдаты! – выпалил он.
Абдул уже принял решение.
– К ним пойду я. Аллах велик, все обойдется. А вы прикройте меня, если начнется свалка – открывайте огонь не раздумывая.
– Они захлопнут нас здесь, как в мышеловке.
– Нет, – Абдул покачал головой. – Здесь, в сумке, – противотанковая граната. Подорвете заднюю стену лавки и уйдете переулками к машине. Амира будет ждать до конца.
Он спустился вниз, выглянул в окно. Его заметили, один из солдат угрожающе поднял ствол, скомандовал:
– Открывай!
Абдул непослушными руками отодвинул засов, солдаты ворвались в лавку, столпились у дверей, озираясь.
– Ты что, дрыхнешь? – рявкнул один из них. – Оглох, да?
– Сегодня моя лавка не работает! – выпалил Абдул. – Не открывались даже.
– Ты хозяин?
– Я.
– Кто здесь еще, кроме тебя?
– Никого.
– Порядок знаешь? Дверей не открывать, из окон не высовываться, пока парад не закончится!
– Я понял, уважаемый, – закивал Абдул.
Солдаты, громыхая ботинками вышли, оставив его на пороге. Абдул снова запер дверь, поднялся наверх. Ноги были ватные.
– Что? – спросил Хусейн.
– Обошлось, – ответил Абдул хрипло, отирая рукавом пот с лица.
20
Президент Фархад ожидал высокого гостя в Голубом зале дворца – он хотел появиться на трибуне рука об руку с ним. Министр обороны находился здесь же, стоял в нише окна, рассеянно оглядывая дворцовую площадь.
Фархад прошелся по залу, повернулся на каблуках, и тут распахнулась дверь и вошел Шеф. Президент шагнул ему навстречу, слегка раскинув руки.
– Доброе утро!
– Доброе утро, товарищ Фархад! Рад поздравить вас со славным праздником – Днем республики.
Они обнялись. С Бахиром Шеф ограничился рукопожатием, и Фархад отметил это с удовлетворением – все, что умаляло персону Бахира, сейчас ласкало его сердце.
Спустившись на первый этаж, миновали длинный светлый коридор, устланный коврами, и на мгновение остановились перед массивной дверью – она тут же растворилась, и во дворец ворвались солнце, ветер и шум роящейся на площади толпы.
– Прошу, – Фархад величественно указал на ковровую дорожку, ведущую к трибуне, и вместе с московским гостем они двинулись, увлекая за собой свиту.
Шум на площади стих, как только они показались в дверях дворца. На трибуну руководители государства поднимались в благоговейной тишине.
– Есть! – выдохнул Хусейн и стремительно оглянулся, ища глазами Абдула.
Тот отложил в сторону гранатомет и приблизился. Фархад уже возвышался на трибуне, обмениваясь репликами с пожилым рослым человеком европейской наружности.
– Кто такой? – изумился Абдул.
– Гость, – пожал плечами Хусейн. – Не знаю его.
Абдул вынул из сумки ручную противотанковую гранату и спустился вниз. Муртаза торчал у окна, прикрываясь пестрой занавеской.
– Ты бы поменьше высовывался, – заметил Абдул. – Засекут – все сорвется.
Он протянул Муртазе гранату.
– Услышишь выстрел наверху – сразу рви стену, как договорились.
Муртаза кивнул. Углы его губ подрагивали.
На площадь уже вступали войска. Шеренги солдат маршировали мимо трибуны, нестройно раскачивались стволы карабинов, взятых на караул.
Возвратившись, Абдул поднял с пола гранатомет и попросил Хусейна:
– Ну-ка, помоги!
Полицейские и агенты службы безопасности стояли к ним спинами, наблюдая за парадом.
– Я сейчас прицелюсь, – сказал Абдул. – А ты прикладом выбьешь стекло. Так точнее.
Хусейн подошел к окну. Президент Фархад улыбался на трибуне, отдавая честь проходящим войскам. Его гость стоял неподвижно, с каменным выражением лица наблюдая за происходящим.
– Давай! – выкрикнул Абдул.
Хусейн ударил. Осколки со звоном посыпались на камни. Стоящим на трибуне этот звук не был слышен, но начальник охраны Шефа, ощупывая взглядом площадь метр за метром, заметил движение у дома напротив. Полицейские, стоявшие там, разом обернулись, глядя наверх. Начальник охраны перевел взгляд – в окне без стекла стоял человек с гранатометом, нацеленным на трибуну. Все это заняло считанные секунды, дальше он действовал в точности по инструкции: рванул к себе Шефа и сбил его с ног.
Почти одновременно с выстрелом Абдула внизу громыхнуло, посыпалась штукатурка, а за окном поднялась беспорядочная пальба.
Вдвоем с Хусейном они бросились вниз, Муртаза уже стоял у пролома в стене, пританцовывая от нетерпения. Завидев их, он истошно крикнул:
– Скорее! Бежим!
Они промчались через крохотный дворик, перелезли через забор. Вслед им летели пули, но Абдулу уже начинало казаться, что все обошлось, до машины с Амирой за рулем было рукой подать. Внезапно Хусейн, бежавший последним, коротко вскрикнул и упал. Абдул остановился. Хусейн лежал, беспомощно загребая руками, как неопытный пловец, а на его груди расплывалось бурое пятно – пуля прошла навылет. Абдул склонился над раненым.
– Встать сможешь?
Он смотрел не на него, а на ограду, из-за которой вот-вот должны были появиться преследователи. Хусейн застонал, перекатывая голову в пыли. В его глазах читалась мольба. Над забором появилась фуражка первого преследователя. Абдул выстрелил не целясь – голова исчезла.
– Хусейн, ты слышишь меня?
Раненый не отвечал. Похоже он был уже без сознания. Абдул приставил пистолет к виску Хусейна, выстрелил и, пригибаясь, бросился к машине.
Рухнув на заднее сиденье, он выдохнул:
– Гони, Амира!
