Текст книги "Рог Изобилия (сборник)"
Автор книги: Владимир Григорьев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Штурман, куда девался наш главный любитель неточных наук? – спросил командир. – Арбузокактус плачет по нем.
– Главный? – на секунду задумался штурман. Все они, космонавты, специалисты в физике и математике, как и вое углубленные специалисты этих дисциплин, были любителями наук неточных. – Вы имеете в виду специалиста по мыслящим существам?
– Да, по мыслящим. Веществам, естествам, субстанциям, подлежащим, прилагательным, сказуемым, существам, наконец. И всемыслящим. – Командир выпалил все это единым духом и теперь остановился перевести дыхание. Разнообразие форм братьев по разуму сидело, видно, в капитанских печенках.
– Он снова ушел на диспут софистов, – ответил штурман, – хочет докопаться, мыслящие здесь или так, подкорковые.
– Да, загвоздочка, – отозвался командир, – но, знаете, все-таки приятно, что хоть существа, а не мыслящие грибы. Надоели грибы. Существо, пусть даже без шариков в голове, ей-богу, приятнее этих высокомыслящих веществ, соцветий, сублимаций неустойчивых. А, как по-вашему?
– Да, командир. Точно. Не могу забыть случай на Кассее. Этот обдумывающий что-то арбузокактус. Ну и мыслишки у него завертелись при нашем виде. Сразу понял, что течет в жилах человека. Калорийный продукт! И ведь едва увернулись.
– Да, увернулись. А вот практикант… Н-да… – И в морщинах лица командира легли траурные тени.
– А ведь это ужасно. Проглочен, а будет жить. Только вырваться из чрева не сможет. Ужасно жить проглоченным. Лучше уж… Да как?
– А помните этот чувственный суглинок? На Эрбунде. Прилег, понимаешь, только вздремнул – и готово. Прут в глаза видения. Гарем, да и только. Стыдно перед семьей. Гадость. Не-ет, существа нам понятнее.
– Да, на Эрбунде все могло кончиться полным моральным разложением. Тогда конец. – Командир поиграл желваками и сжал кулаки.
На самом деле штурман несколько иначе относился к приключениям на Эрбунде. В другой компании он рассказал бы о них смелее, с шутками и подмигиваниями. Но командир – нет. Он отвечал не только за материальную часть, но и за дух экипажа.
– Привет! – хлопнула дверь, и в рубку ввалился третий, крепкий парень с могучей шеей и какими-то прямо таранами вместо рук.
– Как диспут? – командир хозяйским взглядом окинул всю эту гору мышц.
– А! – Существовед безнадежно махнул рукой. – Схоласты. Кошмар. Не с кем перекинуться словом. Опять передрались.
Специалистов по мыслящим существам всегда подбирали в экспедиции из таких вот здоровяков, из тех крепышей, что живут без бюллетеня. Мыслящие существа на всех планетах – это мыслящие существа: вспыльчивые, а то и склонные к последним крайностям. Особенно те, что имеют дурную привычку прикидываться безмозглыми стволами, ручейками, игривыми дуновениями, недвижными арбузами. Так что, несмотря на геркулесовские возможности, существоведам приходилось частенько улепетывать. Но сегодня, видно, все кончилось сносно. Наметанный глаз командира отметил это сразу. Намял, видно, схоластам бока, и привет, до следующего выяснения.
– Вот, – искатель мыслящих существ показал мякоть руки, – укусил, мерзавец. «На китах, – говорит, – все покоится», а потом бац, и укусил.
Командир улыбнулся, а штурман захохотал.
– Нет, вот молодец. Надо же. Укусил. За правду стоял. За китов, – постанывая от смеха, выдавил из себя штурман.
– Я, правда, и сам малость начудил. Подхожу к ним, спорят они. Все в хитонах. Солнце, между прочим, вовсю печет. А я с факелом в руках. «Зачем, – спрашивают, – факел? И так светло». – «А я, – говорю, – освещаю, человека ищу. Здравомыслящего. Днем с огнем». Ну, они в амбицию. Мол, а мы что, не люди? «А вы схоласты», – говорю. Обиделись.
– Войдешь в эпос, – покачал головой командир.
– Войду, – радостно подтвердил здоровяк.
– Значит, ищешь человека? – Командир, видно, что-то уже обдумал. – Есть у меня на примете один человек. Есть. Схоласты, воины – это все не то. Понимаю, нужен кто-то другой. Вопрос перспективности мышления на схоластах не решишь. Но вот есть один, говорят, на днях, не выходя из ванны, он открыл закон плавания в жидкости. Вдруг этот парень и есть то, что нужно?
– Попробовать можно, – попытался согласиться специалист, – шанс есть шанс.
– Архимед не укусит. Предчувствие, – вставил словечко штурман.
– Погодите, – нахмурился командир, и штурман осекся. – По какой системе поведете опыт над Архимедом? Не забывайте, опыт должны вести мы над ним, а не он над нами.
– Я думаю так, – атлет задумчиво уставился в иллюминатор, – он только что открыл закон… Архимеда…
– Ну, ну, – подбодрил командир, – предположим, так этот закон и назовут.
– Так вот. Я сразу перескочу в другую эпоху. В эпоху других законов.
Я объясню ему, положим… Да, объясню радиотехнику, сразу транзисторную. Если он сможет понять, то… Понимаете меня? Своеобразный тест на умственную выносливость, взгляд вперед. Поиск их умственных пределов? Идет?
– Ну, радиотехника еще ничего, – облегченно вздохнул командир. – На Зигпопее вы объясняли кино. Жизнь забыта, развитие кончено, зигпопейцы смотрят кино. Ладно, радиотехника пойдет! – И командир хлопнул специалиста по спине. Он любил эту спину, покрытую пластами мышц. Он любил хлопать по ней. По ней можно было очень сильно хлопать.
4. ДЕЙСТВИЕ СНОВА ПЕРЕНОСИТСЯ В XX ВЕК– Да, не помогла Архимеду радиотехника, – печально сказал начальник отдела древних времен.
– Да, зарубили, – подтвердил аспирант лаборатории триплетного кода, – и Архимеда зарубили. И схему зарубили. Как на защите диплома.
– А может, триплетный код наврал? – смущаясь, спросил молоденький репортер вестника «Наука всегда».
– Триплетный код не врет никогда, – отрезал эксперт.
– А может, помехи в код ворвались? – смелея, наступал репортер. Он вспомнил, как однажды слякотной ночью ворвался в одну компанию и как оттого все перепуталось, смешалось…
– Может, может, – раздосадованно перебил эксперт, – все может быть. – Но тут эксперт вспомнил академика и покраснел, потому что академик собственной персоной появился в испытательном зале.
– Ну-с, друзья. Какие вести из Греции? Что от Архимеда? – академик сказал так, будто Архимед числился его соседом по заседаниям в академии. – Включите Архимеда, – кивнул он аспиранту, и на экране снова замерцала нашумевшая картина. Академик обошел экран, потрогал его рукой, простецки улыбнулся, развел руками. Все молчали. Весь вид академика говорил: «Вот, батенька Архимед. Неприятность. Будь я с вами, мы бы уж вдвоем что-нибудь придумали. Отбились бы от римских варваров. Будьте покойны! И в схемочках разобрались бы. А так абсурд. Непонятно. Архимед – и «Спидола»! Зачем?»
– Мы вот что тут думаем, – кашлянув в кулак, сказал эксперт, – сам Архимед схемы такой не изобрел. Не мог дойти он до этого в своем умственном развитии. В развитии своем он только дошел до закона Архимеда…
– Он его открыл, этот закон, – сухо усмехнулся академик, и все усмехнулись, хотя несколько иначе. – Запатентовал на века. А вы говорите: дошел, дошел. Как ученик шестого класса. Ну а что вы скажете, дорогой аспирант? – И академик всем корпусом повернулся к аспиранту.
– Что же, зарубили Архимеда, легенда не обманывает, – трудно было понять, смеется аспирант или серьезно это говорит. – И схему зарубили. А схему передали ему марсиане. Больше некому. – Аспирант выжидательно замолчал, твердо глядя в глаза академику.
– Марсиане! Негоже нам марсиан подшивать к делу. Да и кто видел этих ваших прекрасных марсиан? Вы видели? – сердито, но уже без прежней сухости возразил академик.
– Я не видел. Но… если марсиане передали схему Архимеду, мы их найдем. Увидим. – И во взгляде аспиранта мелькнула некая загадочность, да, обещающая загадочность.
– Так, – академик направился к выходу, – увидите, тогда докладывайте.
– Обязательно доложим! – крикнул аспирант, но дверь за академиком захлопнулась. – Мы найдем второе видение смерти Архимеда. Кто-то из детей пришел за телом отца и видел схему своими глазами.
Мы наткнемся на схему вторично. Картина, которая у нас уже есть, снята с триплетного кода праправнука римского легионера. Теперь нужно найти праправнуков Архимеда. Код Архимеда даст нам все, что нужно.
– Так, – подхватил эксперт, в отсутствие начальства он чувствовал себя увереннее и приобретал способность увлекаться, – найдя такой снимок, мы начнем трясти все генеалогическое древо Архимеда.
– Да, начнем трясти, – аспирант решил сам докончить свою мысль, – и вытрясем другой кадр. Архимед беседует с марсианином. Получает от него схему. В этот момент грек испытывает сильные переживания. Они не могли не врубиться в код. Тогда мы увидим марсиан.
– Вот, убивали, убивали, – вмешался вдруг паренек из газеты, – посмотрите, весь род этого итальянца – воины. А он отдыхает в кабачке на берегах Ривьеры, попивает натуральное винцо. – Репортер мечтательно задумался. – Будто его предок и не убивал Архимеда. Никакой ответственности.
– Сын за отца не отвечает, – убежденно сказал юрист лаборатории.
– Ну, этого мы еще не знаем, – возразил эксперт, – триплетный код тоже имеет свою чашу терпения. Пределы напряжения. Где-то переполнится чаша – и взрыв, вырождение. Неполноценное потомство. Новорожденный расплачивается за грехи отцов. Вот ведь и так может оказаться.
– Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина. Сказано в писании, – поддержал юрист. Он мыслил правовыми категориями почти всегда. – Впрочем, успел ли Архимед обзавестись детьми? Вдруг он был из стоиков? Что тогда?
– Дети, дети, дети, шкаф семнадцать, полка, ящик… – вдруг забубнил начальник древних времен, отбивая костяшками пальцев по столу. – Ага, есть. В манускриптах плательщиков налога за бездетность Архимед не значился. Припоминаю.
– Возможно, уклонялся, – репортер вспомнил, как один ответчик уклонялся, а потом попал в фельетон и выплатил сполна.
Начальник времен тихо и как-то осуждающе посмотрел на репортера. Веки начальника набежали на глаза. Он впал как бы в сомнамбулическое состояние, и только костяшки пальцев, как метроном, отстукивали по столу.
– Нет, не уклонялся, – наконец отозвался начальник. – Есть запись ходатайства Архимеда насчет яслей. Да, хлопотал.
И глаза начальника открылись до полного размера.
5. СНОВА III ВЕК ДО Н.Э– Ну, как постигаете? – спросил командир.
Человек в хитоне продолжал что-то чертить на песке, насыпанном в специальный ящик. Он не услышал вопроса, не заметил подошедших космонавтов.
– Неладно, – сказал существовед, – как только понял, о чем речь, все на свете позабыл. Лепит схему за схемой. Встряхнет ящик и снова за свое. Ничего не замечает. Хоть из пушки стреляй.
– Что же его убедило?
– Теоретическим предпосылкам отказывался верить, – объяснил существовед, – пришлось демонстрировать действие. Помните, уносил аппаратуру? Результат налицо.
Архимед по-прежнему сидел, согнувшись над ящиком.
– До самой смерти просидит. Хоть убивай, не встанет.
– Отлет назначен? – спросил существовед, отрывая взгляд от чертежа.
– Через два часа. Больше тянуть нельзя. Все ясно. Выяснено. – Командир кивнул на ящик со схемой.
– Не хочется мне улетать. Клад для экспериментов. – Существовед вздохнул, и легкие его зашумели, как мехи.
– Прощайте, Архимед. – Атлет положил руку на плечо человека в хитоне. – Прощайте.
– А! – Архимед очнулся. – Вот не знаю, как заземлить…
– Улетаем, – сказал командир, и Архимед все понял.
Брата четыре равны.
Соревнуясь как будто друг с другом,
Ровно и чинно бегут, и от века их труд неразделен.
Близко один от другого.
Коснуться ж друг друга не могут.
– продекламировал Архимед. – Правду говорите. Не боги ли вы посланные? – Он переводил взгляд с одного на другого.
– Увы, нет, – улыбнулся атлет, – мы – это вы, только потом, не скоро. И тебя с собой не возьмем. Здесь, в своем времени, ты нужнее.
– Да, я нужен им, – задумчиво согласился Архимед.
– И вот что. Обязательно обзаведись детьми. Говорю как друг.
Космонавты переглянулись.
– Дети? Для чего размышляющему наследники? Примут ли они от меня мое? Река впадает в море, река не разливается на ручейки.
– Это нужно. Нужно для будущего, – торопливо произнес специалист по поиску разумных.
– Вам верю. Обещаю. – Архимед сумрачно кивнул.
– Ну пора. – Командир бросил последний взгляд на ящик.
Космонавты медленно побрели прочь. Только штурман задержался на какое-то мгновение.
– Слушай, говорю не как друг, а как бог, – шепотом сказал он, – обзаведись. Обзаведись потомством.
– Уже обещано, – Архимед презрительно усмехнулся, – не я, тиран Гиерон изрек: «Архимед сказал – достоверно для всех».
«СЕРВИС МАКСИМУМ» – ТАКАЯ ПРОГРАММА
Он выхватил ее, можно сказать, из объятий спруторобота. Еще мгновение – присоски спрута сработали бы, как всегда, намертво. Но он все-таки выхватил ее и впоследствии долго жалел об этом.
Спруторобот, конечно, ни в чем виноват не был. Глупый спрут! Его послали, врубили код, задали порядок вакуума под присосками – выполняй! Теперь вот лежит, блок к блоку, на мешковине.
Да, он отдал команду поломать спрута. Распаять и пустить на комплекты детских конструкторов. Этого требовала инструкция: «…нападение на мужчину… карается… нападение на женщину… карается…»
Теперь он нес ее на руках, подальше от догорающей схватки.
– Где я? – спросила она, когда все уже давно кончилось, а он сидел на пеньке и потягивал сигаретку «Контакт».
– Да там же, – ответил он односложно и мрачно, – у кофейни «Три кванта».
Она привстала и осмотрелась. Потом бросила взгляд и на него. Нет, он внушал только расположение. Спокойные глаза, прямой взгляд, сигарета не дрожит в пальцах.
– А где спрут? – спросила она так, будто все было в сновидении, и только.
– Разобрали спрута, – он устало махнул рукой, – на части разобрали. Не о чем беспокоиться.
Она сидела на траве как ни в чем не бывало.
– А я не беспокоюсь…
Похоже было, что она и в самом деле ни о чем не беспокоится. Будто только что не лежала без чувств на его руках.
– А о чем вам беспокоиться? – сказал он грубовато, будто она и в самом деле не лежала на его руках.
– Ну уж только не о роботах. Я же человек. – Она уже стояла на ногах и стряхивала с платья прилипшие былинки.
– А если робот послан человеком? Вот как этот спрут. – Теперь в его взгляде заплясала насмешливость, он знал, что заставит ее поволноваться.
– А его послал человек? – Она широко открыла глаза, и волосы ее, уже было собранные в пучок, снова рассыпались по плечам.
Он промолчал.
– Кто этот человек? – нетерпеливо переспросила она, и он отметил про себя, как быстро остатки страха вытеснялись из души ее обычным любопытством. Тогда он почувствовал, что презирает ее и неизвестно почему испытывает к ней что-то вроде вражды.
– Ааюб Жареный Петух послал, – сказал он, чтобы кончить этот разговор, – тот самый, что прошлым летом плясал на потолке гаража. Тогда он и заприметил вас, с потолка. Он приглашал вас сплясать один кувырт, но вы еще не умели ходить вверх ногами.
– А-а… – откликнулась она с неожиданным безразличием и снова принялась за прическу.
И он понял, что не кончил этого разговора, а она его не начинала.
– А что, – сказала она, пронзая последней шпилькой воздушные глубины прически, – неплохая мысль. Несколько кувыртов на потолке. А? Вы умеете? – И она внимательно посмотрела на него, так, будто только теперь и увидела.
Он хотел ответить, что и не подавал такой мысли, что в принципе не мог подать такой мысли, но вдруг внутри его протяжно запела какая-то струна, что-то щелкнуло, и его тяжелые ботинки сами собой дробно ударили по шлифованному срезу пенька.
– Контакт! – рявкнул он и, не веря себе, подмигнул ей.
– Есть контакт! – просияла она и снова бросила на него взгляд.
Он нравился ей все больше и больше. Она вдруг вспомнила, как спокойно вошел он в самую гущу свалки, когда искровые разряды валили с ног одного за другим, вспомнила, как увидела во второй раз – прямая спина, легкие плечи, трепещущие колечки дыма… А теперь эта неожиданная, отработанная чечетка.
– Вы не подумайте, я уже научилась, – неуверенно заявила она.
А он только улыбнулся. И, уже ни о чем не говоря, они отправились туда, где в вечерней синеве мигали едва видные из-за деревьев огоньки, где, наверное, уже кончили вощить паркетные потолки и кабриолеты один за другим как вкопанные замирали у ворот.
– Вся надежда на этот образец, – сказал Конструктор.
– А что, он лучше других? – возразила жена Конструктора. – «Честняга-2», тот тоже был лучше других. До поры, до времени.
– Ах, ты ничего не понимаешь, – слегка закипая, ответил Конструктор. – «Честняга» оказался слишком рефлекторным. Ему везде чудилась неправда. И сразу кулаки в ход.
– Вот, вот, – перебила жена, – а что придумает этот? (Через каждые тридцать секунд пресс выбрасывал отглаженную штуку белья, она складывала его в стопку. Разговор как нельзя кстати скрашивал монотонную работу.)
– «Честняга» вышел из биокамеры идеальным парнем, – стараясь быть невозмутимым, продолжил Конструктор, – по крайней мере, идеально честным. Все ставилось именно на это главное качество. Мы полагали, что гипертрофированная честность убережет его от крайних поступков. Мы полагали, что, впустив его в человеческое общество…
– Вы полагали, – подлила масла в огонь жена (пресс выбросил шипящую, в клубах пара сорочку, и тридцать секунд было у нее в резерве), – а вот не могли предположить, что он сломает челюсть этому чемпиону, как его… У которого челюсть на вес золота.
– Но предыдущие модели прекрасно ведь ужились, – убеждал Конструктор. – «Работяга», «Стоматолог», «Советчик» – они и сейчас нарасхват. Конечно, им далеко до человека, их комплексы…
– Да в том-то и прелесть! – не выдержала жена. – Сразу видишь, с кем имеешь дело. А ведь «Честняга» – с ним говорили на «вы». Режиссеры приглашали на съемки. А ведь и этого ты создал не монстром, верно?
– Да, он ничего себе, – смущенно пробормотал Конструктор, вспоминая, что и правда «Честняге» навязывали какие-то ангажементы. – Но здесь все будет иначе. Ему мы придали возможности кибернетических машин. Считает как бог. Каждый поступок рассчитывается наперед. На пять, десять и даже двадцать минут. Ситуационное предвидение! Понимаешь, математическая шишка всего на пять миллиметров выше нормы, но мы туда столько закачали…
– Что же, видна шишка? – Жена наконец заинтересовалась разговором.
– Нет, не видна! – радостно, будто в этом и было самое главное, воскликнул Конструктор. – Копна волос у него, ух! А в шахматах силен. Дебют, миттельшпиль. Шах и мат! С эндшпилем незнаком, сдаются посреди партии.
– Ну вот, – омрачилась жена Конструктора, – «Честняга» не поладил с боксером, теперь жди неприятностей с гроссмейстером.
– Да в том-то и дело! – вскричал Конструктор, довольный, что разбудил наконец подлинный интерес к делу. – Гарантировано! Заблокировали парня по всем каналам. Цвет и музыка индексируют состояние.
Жена Конструктора, пораженная горячностью мужа, стояла, позабыв о прессе, и автомат выбрасывал горячие порции белья.
– Понимаешь, – Конструктор перешел на темпераментный полушепот, – это наш секрет. Он музыкален. Что не так – сразу музыка. Барабан, флейта, гобои – какофония! Едва слышно, но любой лаборант уловит. Кроме того, он меняется в цвете.
– Краснеет, что ли? – опередила жена. Она, не мигая, смотрела на мужа, окончательно позабыв обо всем на свете.
– Да, краснеет, – утвердительно кивнул Конструктор, – краснеет – значит, соврал. Дурно стало – зеленеет. Ярость закипает в груди – заливает белым.
– Прямо оперный герой, – засмеялась жена. – Да ведь кто не краснеет?
– Позволь, позволь, – запротестовал Конструктор, – любому из нас эмоции подвластны. У него же все на виду. К тому же он непорочен, как дельфин.
– Ах, дельфины, дельфины! – Жена опять была готова расхохотаться.
– А что, а что? – оправдывался Конструктор. – Помнишь, я отлавливал дельфина. Психика нового образца смоделирована по аналогу с дельфиньей.
– Кажется, тебя вызывают, – перебила жена.
Они замерли, прислушиваясь. Из соседней комнаты полз, стелился по полу монотонный шепот прибора: «…вызывают к аппарату Конструктора… вызывают к аппарату…»
– Слушаю вас, – бодро отозвался Конструктор, подходя к аппарату. – Что? Пляшет на потолке? В меру розовый? С девушкой пляшет? Молодчина! Не поняли? Говорю, мо-лод-чи-на! А? Нет, нет, партия шахмат не повредит…
– Все идет как по маслу, – потирая руки, сказал Конструктор жене. – Спас девушку от спрута, танцует с ней в «Трех квантах», цвет лица идеальный.
– Слушай, – жену будто осенило, – познакомь-ка меня с ним. Несколько лишних кувыртов не повредят ведь твоему эксперименту.
– Добрый вечер, дружище! – Кто-то протолкался к ним через весь зал. – Партию шахмат! Сегодня дебют «Броуновское движение».
– «Броуновское» описывается уравнениями газовой динамики. – Он улыбнулся подошедшему, как гроссмейстер улыбается разряднику, интеллигентно, чуть винясь за свое гроссмейстерство. – Смотрите, позиция распределена, казалось бы, хаотично. Однако давление равномерно во всех линиях и диагоналях. Но вот двадцать шестой ход… – Он раскрыл блокнот и мгновенно начертал ситуацию хода. – Слон, зеркально отражаясь от пешек, набирает критический запас скорости. Теперь рокировка бессмысленна. Понимаете меня?
– Тогда, может быть, квадрупольную разовьем? Где роторный момент ферзя… – начал было подошедший, не отрывая взгляда от записной книжки.
– Квадрупольную играю с отдачей ферзя. Так что его вращательный момент сразу сводится к нулю, – он на секунду замялся, как бы в смущении, – но понимаете, дело даже не в нуле. Сегодня мне вообще не хочется играть. – Он нажал на слово «вообще».
И он решительно пожал руку ошеломленного любителя, бесповоротно прощаясь с шахматными коллизиями вечера. Они вышли на улицу. Теплая мгла осела вокруг блистающего стеклами домика с вощеными потолками. Из невидимых в темноте кабриолетов смутно ворчали и тявкали дремлющие псы. Влажные ветерки тревожили их обоняние, и тогда то один, то другой зверь по-щенячьи взвизгивал и сразу замирал. Вверху, на самых купольных высотах, вздрагивали крупные мохнатые звезды. Там, среди мигающих звезд, неслись метеориты, расчерчивая вязкую, как болото, тьму на зыбкие квадраты и параллелограммы.
– Знаешь, – сказала она, – мне кажется, что я знаю тебя очень, очень давно…
– А мне – что не знаю тебя совсем, – он посомневался, – но тоже… очень давно.
– А вот бывает у тебя так? – таинственно спросила она и оглянулась кругом, точно в этой мгле можно было что-нибудь разобрать. – Бывает так, будто все это уже было? Все в точности.
– Нет, не бывает, – он вздохнул. – Так уж я устроен. Никакого прошлого. Начисто.
– А сны, тебе снятся сны?
– Ага, иногда я вижу очень интересную вещь.
Они незаметно подошли к широкому, как театральный занавес, дереву. Где-то вверху среди листьев вполсилы работали струи воздуха, и невидимая мощная крона то набиралась воздуха, то отдавала его, вздыхая.
– Мне чудится, будто кругом безграничная водная гладь. И я мчусь, режу водный простор, вылетаю в воздух, и в брызгах вспыхивает радуга. И рядом мчатся ловкие, веретенообразные существа. А впереди розовые острова. И мы мчимся, мчимся, обгоняя друг друга…
– Это дельфины, дельфины! – закричала она в восторге. – Я была у океана, я каталась на дельфине. В детстве. А ты катался в детстве на дельфине?
– Ах, мое детство, – засмеялся он, – знала бы ты о нем. Мои няньки – почтеннейшие на планете профессора.
– Сложное детство? – Ей захотелось сочувствовать, разделить тайные тяготы этого немного странного человека. – Муштра, режим. Тебя готовили в великие шахматисты.
– Да нет, – отозвался он из темноты, – никакой муштры. Вообще никакого детства.
– Говорят, раньше, в давние времена, у людей не было настоящего детства. Такого, как сейчас. – Она подошла к дереву и тоже прижалась плечом к мягкому, как надувная лодка, стволу. Теперь они стояли лицом друг к другу. – Я видела, как было раньше. В будке глубинной памяти. Часа два я видела то, что было вокруг моей какой-то прабабки. Ее глазами. Только электроды мешали. Холодные, прямо на лоб кладут.
– А роботов туда пускают, в эту будку? – осторожно спросил он.
– Роботов? Это мысль! Представляешь, на экране мир глазами автоматического снегоочистителя. Ой-ой-ой. – Она затряслась от беззвучного смеха, и по упругой коре пошли мягкие толчки. – А знаешь, – смех ее внезапно оборвался, а в голосе опять возникли таинственные, родственные нотки, – пошли в будку. Хочу увидеть твоих стариков. Например, как твой дед познакомился с твоей бабкой. А?
– Нет, нет, – спешно отозвался он, – понимаешь… Я не в ладах с родителями, бабками и так далее.
– И так до самого Адама? – коварным голосом спросила она. – Ну и что, не в ладах. Ты же ничего не боишься. Сейчас только и говорят, как ты подошел к спруту.
– Да нет, это не смелость. Очень точный расчет. За несколько мгновений я рассчитал стычку в деталях. Никакого риска.
– А рисковать ты умеешь?
(Он понял, что ему придется чем-то рисковать, и немедленно.)
– Ну! Ведь каждый имеет право на риск.
Она положила руку на его плечо. И он опять услышал, как внутри его что-то щелкнуло и струнно запело.
– Давай вот прямо сейчас пойдем на стартовую площадь, через час будем у океана.
Она не снимала руки с его плеча. Он слышал уже не одну, а несколько струн и будто бы саксофон или гобой вздохнул несколько раз где-то под ребрами.
– Музыка, – обрадовалась она, – я слышу музыку. Откуда это?
– Что риск? Событие! Каждый должен иметь право на событие, – сказал он, и к гобою прибавилась труба, и невидимый дирижер взмахнул палочками, сплетая звуки.
– Мы возьмем там большую лодку, возьмем паруса, а ветер там всегда есть. – Она обсуждала новую идею с подлинным энтузиазмом. – Паруса будут ставить роботы. Прихватим с собой парочку. Лучше всего типа «Сервис Минимум». – Она уже говорила деловыми интонациями хозяйки семейства, въезжающего в необжитую квартиру. (»Кофеварки – на кухню! Холодильник – в прихожую! Стиральную машину – в чулан. Роботов тоже в чулан!»)
– «Сервис Минимум?» – медленно произнес он.
Она увидела, как заплясал огонек его сигареты. (Дирижер споткнулся, и трубы, скрипки, барабаны на последней ноте набежали друг на друга.)
– Да, «Сервис». А не пригодятся, оставим на берегу. Сдадим в хранение.
– Я не могу лететь, – сказал он хрипло. – Сейчас я вспомнил, кто я такой…
– А кто ты такой? – запинаясь, медленно спросила она.
– Я последняя надежда лаборатории. Без меня не обойдутся.
– Но мы же вернемся. Их надежды оправдаются, – стараясь быть уверенной, сказала она. – А потом, как так, незаменимый? Незаменимых людей нет.
– Людей нет, – он глотнул воздух, – но я незаменим. Я робот. По программе «Сервис Максимум»…
– Он улетел, – сказал Конструктор, падая в кресло как есть, в комбинезоне, – стартовал на иные орбиты. Накал оказался выше его сил.
– Я же говорила… – начала было жена Конструктора.
– Ты говорила, что он повздорит с гроссмейстером, – жестко отрубил Конструктор.
– Но я имела в виду, что неприятности будут у тебя, – теряясь, пролепетала жена.
– Он пролетел над самой лабораторией, – не замечая ее слов, продолжал Конструктор. – «Почему он передает музыку?» – спросил меня начгруппы запчастей. «А ты уверен, что это только музыка?» – сказал я ему. Светоиндикаторы состояния пилота вели передачу его настроения в световом диапазоне волн. Это было потрясающе! Светосимфония загипнотизировала нас.
– А остановить не пытались?
– Я послал лаборантов на место старта. Опоздали… Только записку нашли. Вырезал на камне газовым резаком.
– Объяснение? – жена Конструктора замерла в своем кресле. Все-таки в экспериментах ее мужа было что-то по-настоящему интригующее.
– Отчасти, пожалуй, и объяснение. – Конструктор повертел в воздухе пальцами, будто ввернул в пространство невидимый болт. – А с другой стороны, наказ. Во всяком случае, в следующих конструкциях мы учтем эту мысль.
– Поправка в формулах биомоделирования? – понимающе вставила жена.
– Каждый имеет право на событие, вот что написано там. – Конструктор встал с кресла. – В его бегстве виновата эта девушка. Они вроде очень уж понравились друг другу. А потом он возьми да и шарахни всю правду! Представляешь, каково ему сейчас.
– Бедняжка, – сказала жена Конструктора, думая о чем-то своем. – Я понимаю ее. Все бы она сейчас отдала, чтобы тоже родиться у вас. Под крышей лаборатории…
