Текст книги "Река не может молчать"

Автор книги: Владимир Возовиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Позже, возвращаясь к этой трудной минуте, Плотников понимал, что поступил он не так, как поступил бы профессиональный разведчик. Он просто перестал быть разведчиком, став только политработником, который в критическую минуту прибегает к последнему средству: подняться во весь рост перед цепью стрелков и увлечь их за собой – к смерти или победе. Еще не отдавая себе отчета, как поступить, но уже готовый на самый отчаянный шаг, он рвал из планшета карту, искал на ней седловинку ниже излучины, ставшую ориентиром переправы, и кричал водителю во весь голос:

– Заводи, Оганесов! Гони по течению во весь дух, гони!..

На его вызов «Туча» отозвалась мгновенно – он потребовал ответа, ибо сейчас непременно должен был знать, что его слышат.

– Вторая переправа в квадрате тридцать два, четырнадцать, девять, – заговорил Плотников открытым текстом, потому что кодировать уже не было смысла. – Тридцать два, четырнадцать, девять, – повторил он.

Когда перевел станцию на прием, услышал сверлящий визг, прерываемый всплесками дикого треска – «противник», знавший теперь его волну, включил помехи на всю мощь.

Плотников тотчас же перешел на запасную, но «Туча» молчала. Значит, услышала и не хотела выдавать вторую волну…

Машина вошла в тень прибрежного увала. Черная, как вороненая сталь, вода в стекле перископа неслась навстречу.

Однако Плотников скоро заметил: берега уходят назад слишком медленно, хотя двигатель выл с жалобным надрывом, словно просил пощады. Наверное, со стороны машина походила на выбивающуюся из сил рыбу, в спину которой мертвой хваткой вцепилась захлебнувшаяся скопа – камышовые «ковры» волоклись по воде, тормозя движение. У Плотникова вспыхнуло желание выскочить наружу, полоснуть ножом по связкам «ковров», как будто от того, доберутся они до переправы минутой раньше или позже, что-то изменится. Через сотню метров пути Алексей понял: одним яростным желанием вмешаться в происходящее изменить ситуацию нельзя. Их расстреляют и потопят, как только заметят. И не нырять же с гранатами на дно, чтобы остановить танк и закупорить трассу: невозможно, нелепо, бесполезно…

«Туча» молчит. Ей потребуется время подготовить точный удар, и «противнику», возможно, хватит этого времени, чтобы переправить танки. Плотников представил, как они расползаются по лощинам плацдарма, подходят в сумерках к переднему краю, скапливаются на исходных позициях, чтобы гигантской пилой врезаться в оборону «восточных». И пехота, словно текучий цемент, всосется в пробитые бреши, обложит опорные пункты, удушая их в глухом плену…

«Хорошая позиция важнее храбрости», – вспомнились слова командира. «Важнее храбрости»?

У него была превосходная позиция, а вот не помогло – проглядел. Значит, не все дело в позиции, еще и умение надобно, и храбрость – тоже. Теперь ставка на храбрость. Но велика ли ей цена, если очертя голову кидаешься на противника, сам не зная зачем? Зачем?..

Как же ему не хватало пока чисто командирского свойства: решать мгновенно!

Бежит через реку серый бурунчик за воздухопитающей трубой, оставляя на воде слабо мерцающий след – словно удав плывет, подняв настороженную голову. Еще одно стальное чудовище ползет по дну к холмам плацдарма. А другое ждет очереди на берегу. Танки выходят из густого сумрака лощины и становятся заметными лишь у самой воды. «Сколько их уже переправилось? И сколько таится в темном, сыром распадке?..» Сколько бы ни таилось, этот входит в реку последним.

Всегда остается что-то, что еще можно предпринять!

Ладони Плотникова легли на рукоятки пулемета.

Да, пулемет самого крупного калибра – игрушка против машины, одетой в броню, не боящуюся даже кумулятивных снарядов, протыкающих сталь жалом из пламени и свинцового пара. Но и пулемет – оружие, когда у тебя нет другого…

Пока он тащится по мелководью, этот стальной бегемот, люди, запертые в его утробе, не услышат шлепка твоей пули в броню. Но вода уже скрыла корпус, заливает башню, и только труба теперь торчит над плесом. Труба…

Вот где стальному бегемоту будет «труба»! Вот где годится обыкновенный пулемет и не нужны никакие «супербронебойные».

– Оганесов, видишь трубу?

– Вижу!

– Держи прямо на трубу, Оганесов! Он погружается, и мы утопим его, как котенка. Только еще чуть-чуть поближе, чтобы срубить ее наверняка. Надо срубить ее наверняка. Надо срубить первой очередью, Оганесов, на вторую они не дадут нам времени… Жми, Оганесов, мы устроим им хорошую пробочку на речном дне!

Труба косо набегала, и Плотников плавно поворачивал пулемет, уравнивая движения прицела и пенного, тускло серебрящегося «воротничка» вокруг трубы. Ему хотелось выждать еще полминуты, но острое чувство близкой беды кольнуло сердце, и он скомандовал себе:

– Огонь!..

Маскировка машины сослужила экипажу последнюю службу. Зенитчики, охранявшие переправу, не колебались бы ни мгновения, заметь они подозрительную машину, спешащую полным ходом к подводной танковой трассе. Но зенитчики видели только безобидный островок плывуна с такой же безобидной корягой на нем. И хотя в сумерках было заметно, что островок опережает течение и создает подозрительные волны, командир и наводчик установки с минуту совещались: долбануть по «лягушачьему континенту» или не стоит? Решили все же долбануть, и в тот момент, когда тревога охватила Алексея Плотникова, ствол автоматической пушки разворачивался в сторону островка и наводчик ловил его в кольцо коллиматора.

Зенитка еще молчала, когда на плавучем островке ярко вспыхнула и яростно затрепетала крыльями огненная бабочка. Глухой, злобный лай крупнокалиберного пулемета вплелся в гул канонады…

Плотников не отпускал гашетки, а воздухопитающая труба танка уходила все глубже – там, на дне реки, не подозревали, что не воздух, а вода должна хлестать в трубу и самое время браться за изолирующие противогазы. Но учение есть учение, и танки на учениях тонут условно…

Короткие бледно-зеленые огни ударили с сумрачного берега, башенка машины вздрогнула, и Плотников оторвался от пулемета. Огни ударили снова, и Алексей ясно различил на берегу очередной танк, фигуры регулировщиков, радийную легковую машину, похожую на дикобраза от обилия торчащих из нее антенн.

– Поворачивай к берегу, Оганесов! Воевать будем по-честному. Мы с тобой теперь тоже на дне. А вернее, в небе, вместе с паром и брызгами…

Люди на берегу с удивлением увидели, как на зыбучем плывуне поднялась в рост высокая человеческая фигура. Островок распался на части, в воду полетели клочья травы, обломки ветвей, и от уплывающего мусора отделилась округлая, приплюснутая башенка разведывательной машины с прямым росчерком пулеметного ствола. Машина круто повернула наперерез течению и скоро выползла на песчаный откос. Человек спрыгнул с ее брони и усталым шагом направился к радийной машине.

Навстречу Плотникову неторопливо шел невысокий офицер с нарукавной повязкой, на груди его мелко поблескивало стекло сигнального фонарика, пристегнутого к пуговице.

– Что еще за речные разбойнички объявились? – спросил он с неудовольствием. Плотников узнал голос одного из помощников руководителя учений.

– Товарищ майор, – официально доложил он, – командир разведгруппы старший лейтенант Плотников. Прошу остановить переправу: мы потопили танк на трассе.

– Вы уверены, что потопили?

– А вы разве нет?

Майор хмыкнул, покосился на очередную машину, уходящую в воду. Был он молод и, как все быстрорастущие люди, чуточку самовлюблен. Высокое положение посредника здесь, на переправе, конечно же, подогревало в нем самомнение, к тому же он в какой-то мере был организатором переправы и не знал, как отнесется к происшедшему руководитель учений. Второй раз форсирование реки танками срывается, и с кого-то обязательно спросят.

Несмотря на свою молодость, Плотников угадал настроение посредника и в душе испытал беспокойство.

Майор снова покосился на танки, потом на часы, глянул в небо. Сумерки быстро рассеивались, и отдельные пары низколетящих истребителей-бомбардировщиков со свистящим гулом проносились вдоль реки, высматривая добычу… Еще четверть часа, и они начнут разгром колонн, не успевших развернуться. На эвакуацию затонувшего танка потребуется, конечно, не меньше четверти часа… Однако у майора был свой долг, и он крикнул ближнему регулировщику, чтобы остановили переправу.

«Туча» ударила по переправе минут через десять, когда Плотников стоял около своей машины, привалясь плечом к броне. Он сделал сколько мог, он вышел из игры, и первым ощущением была усталость. Не хотелось гадать, хорошо ли его группа решила задачу, и думать ни о чем не хотелось. Он уже знал: половина танков пока на этом берегу, значит, им теперь придется переправляться по третьей трассе, если она существует, потому что две, обнаруженные разведчиками, под непрерывным обстрелом…

Глаза Алексея косели, уставясь в светлеющую воду, и он даже вздрогнул от голоса подошедшего майора.

– Тоже ваша работа? – спросил тот, кивнув на своих помощников, которые подрывали фугасы по сигналу из штаба учений.

– Наша, – равнодушно сказал Плотников.

– Всю ночь ловили диверсантов, целый взвод поймали, а оказывается, еще оставались.

– Так уж и взвод? – улыбнулся Плотников.

– Иной разведчик стоит полка, – назидательно сказал собеседник. – Вы-то обязаны знать.

Алексей внимательно поглядел на майора, вспомнив, что те же слова недавно говорил ему командир роты.

– Мне надо найти своих, – сказал он.

– Да, конечно. Они в комендантском взводе. Это близко: по дороге налево, потом направо. Возвращайтесь к своим. Я дам пропуск.

Какой-то истребитель, подкравшись, спикировал на открыто стоящую машину Плотникова и с громовым гулом ушел свечой ввысь. Алексей, придерживая фуражку, проводил его взглядом. «По своим бьешь, земляк… А впрочем, мы уже убиты и сочтем это салютом в нашу честь».

– Эй вы, земноводные! – раздраженно крикнул кто-то из танкистов. – Чего демаскируете! Убирайтесь, пока вас не убрали.

– Ну, Оганесов, – засмеялся Алексей, – нам действительно пора сматываться. Танкисты теперь злые как черти, а попозже еще злее станут…

Устало откинувшись на сиденье, он в последний раз глянул в перископ на реку, испытывая почти родственное чувство к ней. Целую ночь слушал ее голос, и она тоже, казалось, слышала его тревожные мысли – о разведке, об ушедших на задание солдатах и о тех двоих, далеких, что смущали его душу.

Заря горела над холмами, и вода в реке была розоватой, зеркальной, затаившей тихую вечную тайну. В нее хотелось заглянуть вблизи, увидеть сонные водоросли, спящих рыб и еще что-то, что можно увидеть в реке лишь на заре. Уши его привыкли к грохоту боя, в них сейчас стояла ватная тишина, и думалось: такая же тишина царит в розоватой воде. Тишина и тайна…

– Оганесов!

…В стекле перископа больше не отражалась река. Серая рассветная дорога бежала навстречу, по бокам качались холмы, покрытые грубой, потемневшей от росы травой. То ли дым, то ли туман стлался в ложбинах, и пахло холодно и горько августовской степью…

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

Машину сильно качнуло на ухабе, водитель охнул и засмеялся.

– Держите левее, Оганесов, вон к тем палаткам, наши «пленники» должны быть где-то там.

– Дрыхнут, наверное. Им что? Отвоевались…

Плотников открыл люк и вылез из него по пояс, освежая ветром лицо и разглядывая издали маленький полевой лагерь…

Машина подходила к палаткам, и навстречу ей бежали трое. Впереди мчался высокий, поджарый солдат, легко выбрасывая вперед пудовые сапожищи. «Молодцов!» – узнал Плотников. За Молодцовым, почти не отставая, бежал сержант Дегтярев и последним – Чехов, сильно прихрамывая.

Один за другим они остановились в двух метрах от затормозившей машины и молчали, тяжело дыша. Только смотрели в лицо командира, словно не веря в его приезд, и читались в их глазах сознание вины, беззаветная готовность на все и стыдливая, радостная влюбленность.

От бензинового дымка, полынного ветра и двух бессонных ночей у Плотникова вдруг защипало глаза и отхлынула, рассеялась тяжесть, что носил в душе последние дни.

Боясь глянуть на разведчиков затуманенными глазами, Алексей перегнулся через край люка, протянул руки и грубовато пошутил:

– Ну вот, и на этом свете довелось свидеться… Чего топчетесь? Лезьте сюда поживее – ехать пора.

И пожалел, что у него не хватает рук – помочь всем троим сразу.