Текст книги "Бастионы русской славы"
Автор книги: Владимир Шигин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Строительство города и порта продолжалось, когда все общие постройки шли уже довольно успешно, то с разрешения и одобрения князя Потемкина, и также на случай приезда гостей, Макензи заложил и строил дом для начальника эскадры, у входа в бухту, на ее западном мысе. Сверх того, Потемкин, зная, что Мекензи был большим садоводом, отвел ему под хутор хорошее место, в глубине Инкерманского залива, на возвышениях за старой крепостью.
Григорий Александрович Потёмкин-Таврический
Инструменты и металлические предметы для всех строительных и портовых надобностей были потребованы в Севастополь из Таганрога, откуда портовое хозяйство уже начинало постепенно переводиться к Херсону. Но все предпринятые работы в архтиарском порту встречали еще и затем много препятствий.
В те дни Мекензи писал в адмиралтейство коллегию: «… Строение для житья штаба и обер-офицеров светлиц, а нижним чинам казарм и к поклаже материалов, припасов и провианту, магазины, некоторые приходят к окончанию, а другие начинаются, для которых лесов и материалов совсем мало, а других совсем нет – и одним словом, во всем при здешнем порте крайний недостаток. Плавание же транспортными судами по нынешнему глубочайшему осеннему времени прекратилось. По каковым обстоятельствам принужденным себя нашел, для исправления фрегатов, ровно и поврежденных гребных судов, просить через посланного от меня офицера, татарских начальников, для отыскания в их дачах годных деревьев, а напоследок вырубку и вывозку ихним коштом за сходную казне цену, позволения; который возвратясь объявил, что на все сие те начальники согласны. Но без позволения сей коллегии сам собою приступить не осмеливаюсь. При всем же оном, при вверенной мне эскадре, денежной казны наличия почти ничего нет». В городе и в порту, по-прежнему, чувствовался еще большой недостаток в пресной воде, для получения которой приходилось заботиться об устройстве водопроводов.
В течение первого года пребывания нашей военной эскадры в Инкерманском заливе, некоторые наши суда продолжали крейсерство на определенных дистанциях около крымских берегов; а один небольшой сторожевой отряд, под начальством капитана Козлянинова, оставался при входе в Керченский пролив у мыса Таклы.
В октябре месяце Мекензи получил от Клокачева приказ: Всю эскадру ввести в новую гавань, впрочем, окончательно не разоружая; а в полной готовности к выступлению в море иметь одних крейсеров. И потому в начале ноября все наши наличные черноморские военные суда располагались в Ахтьяре на первую зимовку; все они были теперь в сборе и в первый год приобретения нами Крыма именно они и составляли наш военный действующий флот на Черном море».
Решение о постройке города и порта на берегу лучшей из черноморских бухт было принято, как известно, Екатериной Второй в Санкт-Петербурге. Было ли это случайностью? На первый взгляд, вопрос весьма неуместный, где, как не в российской столице, мог родиться столь великий замысел.
Но не будем торопиться, ведь город святого Петра, прежде всего, восстановил историческую справедливость по отношению к земле, ставшей у истоков его собственного рождения…
Вспомним знаменитый посох Андрея Первозванного, водруженный апостолом на берегах Невы. Вспомним, что и само название города – Санкт-Петербург дано в честь младшего брата Андрея С святого Петра, апостола, так же в свое время пребывавшего в Херсонесе. Отметим и провидческий шаг царя Петра (чьим хранителем был святой Петр), ознаменовавшим основание своей будущей северной столицы тем, что вместе с закладной доской опустил на месте будущей Александро-Невской лавры в болотистую приневскую землю шкатулку с мощами Андрея Первозванного.
Может именно поэтому провидению было угодно, чтобы самодержец, основавший город, благословленный посланцем херсонесской земли обрел у потомков титул «Великий». Ибо, как сказано в писании: «да воздастся каждому по заслугам его».
Рождение Севастополя неотделимо от рождения российского Крыма. 2 февраля 1784 года было окончательно ратифицировано присоединение Крыма к России и учреждении Таврической губерни. А уже 10 февраля был издан высочайший указ об устройстве «крепости большой Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение.
А еще через двенадцать дней Севастополь был открыт «для всех народов, в дружбе с Империею НАШЕЮ пребывающих, в пользу торговли их с верными НАШИМИ подданными».
Князь Г.А. Потемкин-Таврический. Памятная медаль. Конец XVIII в.
Именно с этого момента Севастополь становится основным местом базирования, строящегося Черноморского корабельного флота, хотя юридически чисто военно-морской базой Севастополь станет только через 20 лет, когда Александр Первый подпишет указ:
«Начав в Севастополе быть главному военному порту, повелением находящуюся там таможню снять, которой действие иметь кончится в течение шести месяцев, считая с сего дня. По прошествии того срока купеческим кораблям вход туда не будет дозволен, разве, когда от шторма или других внезапных случаев какой корабль зайдет в порт для починки или для спасения, а не для торга; и коль скоро минет опасность или починка, иной не должен оставаться».
Екатерина Вторая подписала указ о присвоении новостроящемуся городу имени Севастополь 10 февраля 1784 года.
Совсем недавно из небытия бездонных хранилищ Российского государственного архива древних актов морским историком капитаном 1 ранга Владимиром Овчинниковым был извлечен чрезвычайно интересный документ. Озаглавлен он следующим образом: «Краткая идея об укреплении Севастопольского пристанища (НAVRE)». Ранее в научном обороте этот документ еще не был. Не совсем понятна датировка его. И хотя подпись гласит «1796 год», судя по содержанию, она ошибочка и более уместно говорить о 1786 году. Не совсем понятно и окончание в названии – НAVRE. Но при чем здесь французский Гавр? Быть может автор «идеи об укреплении севастопольского пристанища» просто-напросто взял за основу этой идеи устройство Гаврского порта.
В 1787 году состоялась знаменитая поездка императрицы Екатерины Второй в южные пределы Российской империи. Конечной точкой этой поездки стал только что основанный Севастополь.
Согласно плану Потемкина, во время путешествия Екатерины состоялась официальная закладка города славы Екатерины – Екатеринослава. Среди участников путешествия русской императрицы получила известность злобная острота (в кругу иностранцев) австрийского императора Иосифа Второй, которому Екатерина предоставила почетное право вслед за ней возложить камень, символизирующий начало нового города: «Я кончил в один день великое дело вместе с императрицей России: она положила первый камень города, а я – последний».
Памятная медаль на дозволение свободной торговли городам Севастополю, Херсону и Феодосии. 1784 г.
История посмеялась над этим незадачливым предсказанием – бурное развитие Екатеринослава в последующие годы стало еще одним подтверждением жизненности политики Екатерины Вторая и Потемкина по освоению Северного Причерноморья.
Херсон, также, как и Севастополь, детище и гордость Потемкина, заложенный в Днепровском устье девятью годами раньше, уже превращался в крупный торговый порт. Город был полон разноязычной публикой, изобилием товаров и продуктов. Особенно внушительным был вид крепости, корабельных верфей и арсенала с пушками – он убеждал каждого лучше любых слов. Все это доставляло большое удовольствие Екатерине, а австрийскому императору стало не по себе от триумфальной арки, установленной при въезде в город, – на ней на греческом языке было написано: «Дорога в Византию».
15 мая состоялись спуск на воду готовых кораблей и закладка новых. Для императрицы был подготовлен специальный паром с алыми парусами, покрытый богатым персидским ковром. Трон государыни, установленный в центре парома, удивил ее своим великолепием, хотя она давно уже привыкла к роскоши. По шипевшему и дымившему салу на воду благополучно сошли сначала линейный корабль «Владимир», а потом еще два фрегата – «Иосиф II» и «Александр». Екатерина поднесла мастерам-корабелам серебряные подносы, на которых горками лежали деньги.
После Херсона Екатерина побывала в Бахчисарае, где пожелала на ночь остановиться во дворце крымского хана. А на другой день перед путешественниками, как в сказке, возник ослепительный Севастополь.
«Все придавало Севастополю вид довольно значительного города. Нам казалось непостижимым, каким образом в 2000 верстах от столицы, в недавно приобретенном крае, Потемкин нашел возможность воздвигнуть такие здания, соорудить город, создать флот, утвердить порт и поселить столько жителей; это действительно был подвиг необыкновенной деятельности», – писал граф Сегюр.
В Севастополе гостям устроили демонстрацию флота с выходом кораблей в море. Иностранные наблюдатели передавали свои впечатления следующим образом: «Между тем как их величества сидели за столом, при звуках прекрасной музыки внезапно отворились двери балкона, и взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив верст на 12 вдаль и на 4 в ширину; посреди этого залива, в виду царской столовой, выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек…
Линейные корабли, фрегаты и бомбардирские суда не только салютовали императрице, но и вели затем прицельную стрельбу по специально подготовленным целям, разрушая макеты крепостей меткими попаданиями ядер и поджигая их брандскугелями. Екатерина побывала на флагманском корабле, ради чего для нее была сшита адмиральская форма. В кают-компании государыня провозгласила тост за господ офицеров и за русский народ, способный на все, даже «выплескать моря и сдвинуть горы».
Каждый день приносил что-то новое: росли стены зданий, стропила покрывались крышей, из печных труб валил первый дымок. Уже явственны были очертания города. Величину его можно было видеть по охвату земли, от Южной бухты до той, которая ныне именовалась Карантинной. По всему этому пространству уже намечался рисунок будущих улиц, берущих начало от площади у самой гавани. Уже набережная кое-где одевалась камнем, и радовала глаз свежеструганным деревом маленькая пристань на западном мысу…
Это был Севастополь, и пусть у него еще не было официального названия, но в душах и сердцах своих первых новых обитателей он уже обретал свое извечное сокровенное имя, то, что когда-то было дадено ему свыше…
Севастопольская бухта
Каждый день приносил что-то новое: росли стены зданий, стропила покрывались крышей, из печных труб валил первый дымок. Уже явственны были очертания города. Величину его можно было видеть по охвату земли, от Южной бухты до той, которая ныне именовалась Карантинной. По всему этому пространству уже намечался рисунок будущих улиц, берущих начало от площади у самой гавани. Уже набережная кое-где одевалась камнем, и радовала глаз свежеструганным деревом маленькая пристань на западном мысу…
Это был Севастополь, и пусть у него еще не было официального названия, но в душах и сердцах своих первых новых обитателей он уже обретал свое извечное сокровенное имя, то, что когда-то было дадено ему свыше…
* * *
Знаменитый херсонесский колокол. Сколько помню себя, столько помню и его. Перед ним бьет в камни пена прибоя, за ним раскоп древнего городища. Покрытый вековой патиной, покоится над обрывом на мощных каменных пилонах, как старый воин на своем боевом посту.
История колокола – это история возникновения Севастополя. Еще не было и в помине самого города, а ветер еще не развеял дым Чесменской победы, когда в 1776 году в Таганроге его отлили из меди захваченных турецких орудий. До сих пор, если внимательно присмотреться, можно различить полустертую надпись: «Сей колокол… вылит… святого Николая Чудотворца в Таганроге из турецкой артиллерии весом… пуд 1776 года месяца августа… числа». Испещренный трещинами еще виден лик Николая Чудотворца с сияющим нимбом над головой. На противоположной же стороне колокола другой святой попирает ногами турецкий полумесяц.
В 1783 году колокол возвестил о рождении нового города.
По ком звонишь ты,
колокол бессонный,
Кого зовешь
чугунными стихами…
Ныне колокол молчит. Лишь мальчишки да вездесущие туристы иногда бросают в него камни в надежде услышать его голос. И тогда колокол глухо, по-старчески, стонет. И щемит сердце, ибо, кажется, что это доносится до нас голос былых эпох, стонет сама севастопольская земля.
Голос былых эпох… Было время, когда херсонесскому звону внимали многие поколения черноморцев и горожан. В дни первой обороны он также был в общем строю, и англо-французы часто слышали его призывный набат, оглашавший улицы и слободки, балки и бастионы. Может, именно поэтому, сразу же после отхода наших войск на Северную сторону, колокол был немедленно захвачен французами, как самый настоящий пленник. Опутанный веревками, его засунули в темный трюм и повезли через четыре моря в далекий Париж как самый ценный трофей Севастопольской битвы. Распятый на колокольне знаменитого Нотр-дам-де-Пари, он, по мнению экзекуторов, должен был веселить победителей своим звоном. Увы, этого не случилось. Низкий бас пленника столь сильно дессонировал с хрупкими колокольцами собора и заглушал их, что ему велено было молчать. Лишь иногда к колоколу поднимались любопытствующие парижане, чтоб своими руками потрогать заморскую диковинку. Побывал у херсонесского колокола и работавший тогда над романом «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго.
Знаменитый колокол Херсонеса
Более полувека длится плен. Однако настали иные времена, и уже Париж стал искать расположения Петербурга – для совместной борьбы с Берлином и Веной. Так рождалась Антанта. «Верительной грамотой» этого союза предстояло стать молчаливому нотрдамскому пленнику. Решением французского правительства колокол был торжественно возвращен в Севастополь. Всех участников этого действа щедро вознаградили как российскими, так и французскими наградами, а севастопольцы вновь услышали медный бас своего патриарха.
Затем колокол стал свидетелем новых войн и новых испытаний. Мимо него пытался, крадучись, пробраться к спящему Севастополю вероломный «Гебен», чтобы своими пушками разбудить мировую войну на Черном море. Мимо него скорбно уходил в неведомую Бизерту российский флот в двадцатом году. А затем был ад второй осады, и у подножья старого колокола приняла последний бой горстка прижатых к морю моряков. К нему же спустя два года вновь пришли черноморцы, чтобы снова водрузить русский флаг над своей героической землей. И по сей день тело колокола-ветерана хранит на себе шрамы снарядных осколков.
Ныне колокол давно уже стал олицетворением единства древнего Херсонеса и славы нового Севастополя, местом паломничества и местом памяти.
Относительно обретения городом своего нынешнего названия существует легенда. Суть ее такова. Изначально императрица Екатерина Вторая, якобы, хотела назвать будущий Севастополь Херсоном (в честь средневекового Херсонеса), а будущий Херсон – Севастополем (как тогдашнюю главную базу Черноморского флота). Какая-то логика в этом была, но только внешняя и сиюминутная.
И вот курьеры получили засургученные пакеты с высочайшими указами о присвоении названий строящимся городам. Но пути господни неисповедимы! Отъехав от петербургских застав, курьеры завернули в один из придорожных кабаков и выпили лишку, а, выпив, попросту перепутали свои засургученные пакеты. Так Севастополь стал Севастополем, а Херсон – Херсоном. Когда об ошибке донесли императрице, мудрая Екатерина менять уже ничего не стала. – Как случилось, так, значит и должно быть! – якобы сказала она.
Однако это, скорее всего лишь красивая легенда. Как обычно бывает, в жизни все произошло куда более обыденно и прозаично. Вот точка зрения на этот счет историка Х1Х века В. Головачева: «…Порт носил все еще имя последней необитаемой татарской деревушки, забытой на северном берегу залива, – и потому Потемкин избрал для него, по выражению Дюбуа де-Монпере, фантастическое имя в греческом стиле – «Севастополь», что значит приблизительно – «почтенный город»; и имя это было утверждено за ним нашей императрицей в начале 1784 года.
Это новое название много упростило всю номенклатуру местности. Греческие ее имена, в описываемое нами время, никому у нас не были известны. Их восстановили только позднейшие археологи и нумизматы. Главный залив называли у нас тогда кто просто Ахтиаром, кто Ахтиарской гаванью. А южным его впадинам и вовсе не было никакого названия. С наименованием же адмиралтейской местности, то есть – местности, лежащей между нынешними Южной и Артиллерийской бухтами, «Севастополем» – дело несколько выяснилось. Многие уже стали называть главный залив, то есть самый Ктенус, рейдом, а большую его бухту Карабельной гаванью; и потом уже ориентировались от Севастополя, называя: «Первая бухта к востоку», «вторая бухта к востоку от гавани», «первая к западу от Севастополя», и так далее. Но так как первое впечатление бывает почти всегда прочнее, и притом запрета от Потемкина не было называть новое место, как кому угодно, то на всех картах и во многих официальных бумагах имя Ахтиара долго еще оставалось первенствующим, и было даже, на некоторое время при императоре Павле Петровиче, восстановлено за Севастополем официально».
С присоединением Крыма и основанием Севастополя существенно изменился и титул российской императрицы. Отныне она именовалась следующим образом: "Самодержица Всероссийская, Московская, Киевская,
Владимирская, Новгородская, царица Казанская, царица Астраханская, царица Польская, царица Сибирская, царица Херсонеса Таврического…" Много ли городов в императорском титуле, владение которыми было приравнено к целому царству? Всего лишь семь! Но если Москва, Киев, Владимир – былые великокняжеские престолы, Новгород – былое государство-республика, а Казань с Астраханью отвоеванные татарские ханства, то Херсонес Таврический явно выпадает из общего перечня. Он стоит особняком и по времени и по своему значению. Почему в титуле значится именно Херсонес, когда, казалось бы, правильнее сказать "царство Таврическое" или " царство Крымское", даже "земли Новороссийские", казалось бы, были здесь куда логичней. В этом, на первый взгляд, малообъяснимом факте видится сразу несколько возможных побудительных мотивов.
Императрица Екатерина II
Первый из них, состоит, видимо, в том, что именно этот титул носил особый сакральный смысл, как символ легендарной столицы древних русов Орса-Корсуни. С этой точки зрения, титул царицы Херсонеса весьма логичен.
Во-вторых, этот титул показывал всем на никогда не прекращавшееся духовное единство Херсонеса с Русью и Россией.
В-третьих, принятие такого титула подчеркивало закрепление господства России над Черным морем, ибо именно Херсонес-Севастополь и являлся ключом к этому господству.
Наконец, в-пятых, принятие этого титула было весьма дальновидным, обращенным в будущее, шагом. Нет, совсем не глупа была матушка Екатерина! Далеко глядела, многое предвосхищала! А потому и титул ее, как царицы Херсонеса Таврического, наглядно демонстрировал всем, что владение Киевом и Севастополем были для нее с самого начала понятиями одного порядка, что было официально закреплено в императорском титуле. Согласно решению Екатерины Второй, Севастополь подчинялся только и не имел ни малейшего отношения к равному ему по значению Киеву.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
